CC BY
65
С-ПОРЫ ОБ ЭТНИЧЕСКОМ И НАЦИОНАЛЬНОМ
И ТРАНСФОРМАЦИЯ КУЛЬТУРЫ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
УДК 008(091):304.2
Е. В. Мареева, А. М. Анисимова
Московский государственный институт культуры
Статья посвящена методологическим спорам о природе этнического и национального, которые не прекращаются с «этнического ренессанса» второй половины ХХ века. Авторы показывают, что критика советской теории этноса с позиций социального конструктивизма и замена понятия этноса концептом этничности происходили в отечественной науке на фоне противостояния классической и неклассической (по сути, постмодернистской) методологических парадигм. Если в советской теории этноса к национальному прикладывали мерку этнического, то социальный конструктивизм проецирует на этнос и нацию особенности современной наднациональной культуры. По мнению авторов, именно на почве конкретного культурно-исторического анализа должна формироваться методология изучения трансформаций этнического и национального у народов постсоветской России.
Ключевые слова: методологическая парадигма, культурная идентичность, этнос, этничность, нация, советская теория этноса, социальный конструктивизм, примордиализм, нацизм.
E. V. Mareeva, A. M. Anisimova
Moscow State Institute of Culture, Ministry of Culture of the Russian Federation (Minkultiry), Bibliotechnaya str., 7, 141406, Khimki city, Moscow region, Russian Federation
DISPUTES ABOUT THE ETHNIC AND NATIONAL AND TRANSFORMATION OF NORTH CAUCASUS PEOPLE'S CULTURE
The article is dedicated to the methodological disputes concerning the nature of the ethnic and national which exist since the times of «the ethnic Renaissance» ofthe second halfofthe 20th century.
МАРЕЕВА ЕЛЕНА ВАЛЕНТИНОВНА - доктор философских наук, профессор кафедры социально-философских наук факультета социально-культурной деятельности Московского государственного института культуры MAREEVA ELENA VALENTINOVNA - Full Doctor of Philosophy, Professor of the Department of social and philosophical sciences, Faculty of social and cultural activity, Moscow State Institute of Culture
АНИСИМОВА АНАСТАСИЯ МИХАЙЛОВНА - аспирантка кафедры истории, истории культуры
социально-гуманитарного факультета Московского государственного института культуры ANISIMOVA ANASTASIYA MIKHAYLOVNA - doctoral student of the Department of History and Cultural History, Faculty of Social Sciences and Humanities, Moscow State Institute of Culture
e-mail: e.v.mareeva@yandex.ru
122 © Мареева Е. В., Анисимова А. М., 2017
^ Культурология if
Authors demonstrate that criticism of the soviet ethnos theory from the social constructivism point of view and the replacement of the notion of ethnos by the concept of ethnicity took place at the national science on the background of classical and nonclassical (in essence postmodern) methodological paradigms' opposition. While the soviet ethnos theory applies ethnical measures to the national, social constructivism projects modern supranational cultural peculiarities on the ethnos and nation. In authors opinion, methodology studies of transformations of ethnic and national of post-soviet Russian peoples must be based on the concrete cultural historical analysis.
Keywords: methodological paradigm, cultural identity, ethnos, ethnicity, nation, soviet ethnos theory, social constructivism, primordialism, Nazism.
Для цитирования: Мареева Е. В., Анисимова А. М. Споры об этническом и национальном и трансформация культуры народов Северного Кавказа // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2017. № 4 (78). С. 122-134.
Не безудержное новаторство, а противоположный вектор — внимательное отношение к традициям — стало в XXI веке импульсом культурного и политического подъёма субъектов Российской Федерации как многонационального государства. Возможно ли объединение народов России как «нации наций»? Чтобы обсуждение подобных тем не оставалось на уровне пропагандистской фразы, мы вновь возвращаемся к традиционной проблеме — соотношению национального и этнического, без методологического анализа которой невозможна адекватная национальная политика, в отношении народов Северного Кавказа в том числе. При безусловной актуальности для Российской Федерации так называемого на-циестроительства, что нашло отражение в основополагающих официальных документах - «Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года» (2012) и «Основы государственной культурной политики» (2014), очерченная выше проблематика нуждается в дальнейшей проработке.
Этнос и нация: различие подходов. Может показаться странным заявление философов МГУ о том, что понятия эт-
носа, нации, национализма «до сих пор не получали полного теоретически выверенного содержательного определения в рамках социально-гуманитарных дисциплин, использовались методологически произвольно и зачастую получали явную или латентную идеологическую нагрузку [17, с. 19]». Такая мысль выглядит, по мнению академика В. А. Тишкова, как «полное недоразумение» на фоне активного обсуждения этой проблемы в этнографии XIX века, этнографических исследований в СССР, этнологии и культурной антропологии XX-XXI веков [13, с. 12]. И тем не менее место вполне определённой «теории этноса» в советской науке действительно уже четверть века занимает нечто достаточно мозаичное, что во многом связано с попыткой сочетать различные понятия из советских источников и концепты, заимствованные из западной науки XX века, а также представления, привнесённые из разных социальных, гуманитарных и даже естественных наук.
В результате некоторые философы и культурологи манипулируют понятиями «этнос», «этничность», «этнический массив», «кросс-этнические коалиции», «этнонации», «надэтничность» и «надна-
циональность», не утруждая себя ясным определением этих понятий. «Этническое» и «национальное» применительно к сознанию и соответствующей самоидентификации зачастую фигурируют как синонимы, идут через запятую, что свидетельствует о «размытости» этих понятий даже у специалистов [10]. Но для науки важно не столько обобщать, сколько различать. И потому мы ещё раз уточним различие между этносом и нацией, без чего трудно будет разобраться с метаморфозами этнокультуры на современном Северном Кавказе.
Начнём с того, что обыватели обычно связывают этническую принадлежность с «кровью». Недаром в разговорном языке существует слово «полукровка», имея в виду тех, кто родился в смешанном браке. В данном случае, сами того не ведая, люди подходят к себе подобным как к животным. У животных «полукровки» рождаются при смешении чистой и простой породы.
Таким образом, за словом «полукровка» применительно к человеку стоит методологический подход из области естествознания. А когда этническое не отделяют от национального, то выходит, что национальная принадлежность передаётся по наследству и выражается в строении тела, чертах лица и многом другом, связанном с врождёнными особенностями человека.
Здесь нужно провести первое принципиальное различие между методологическими парадигмами естественных и социально-гуманитарных наук. Если объяснять этнические различия генетикой - перед нами крайность биологиза-торской трактовки этноса. Согласимся с тем, что «концепция чистоты крови ...
представляет не что иное, как исторический миф ... переоценка биологического критерия при установлении этноистори-ческой преемственности неправомерна, а её абсолютизация попросту реакционна как открывающая путь лишённому научной базы расизму [11, с. 11-12]».
Тем не менее старые мифы могут провоцироваться новыми успехами в развитии науки. И в этом свете особое внимание привлекает «этногеномика» [16]. Ведь уже в названии этой науки представлена интенция на отождествление этнического с генетическим. Но представление об этническом в генетике и медицине отражает лишь одну сторону дела, а суть этноса и его отличие от нации -предмет социально-гуманитарного знания. И потому, в свете будущих успехов генетики человека, понятие этнического в ней не должно быть двойственным, вливая новую «кровь» в старые мифы.
Сложность ситуации в том, что на уровне этноса мы имеем дело с аберрацией, когда культурное выглядит как биологическое. Аберрация - не субъективно-личностная, а объективная видимость, в данном случае культурно-исторического происхождения. По этой причине тем, кто привык ориентироваться только на внешнюю сторону дела, легко связывать личностные и социальные проблемы с недостатками рода в его кровнородственной трактовке. Потому в социальных науках сохраняется симпатия к социал-дарвинизму, в котором двигатель социального прогресса - естественный отбор, открытый Ч. Дарвиным в животном мире. И то же касается сохраняющейся симпатии к евгенике в том негативном смысле, который имел в виду двоюродный брат Дарвина Ф. Гальтон, пропагандируя се-
лекцию людей на фоне идеи врождённого превосходства англосаксов.
Но неприятие расизма и нацизма не повод впадать в другую крайность, когда как национальную, так и этническую принадлежность предлагают толковать как производные от личного выбора индивида. Гены или личный выбор — ложная дилемма в решении проблемы этнической принадлежности людей. И объяснительный принцип здесь нужно искать в истории человечества, где этносы возникли задолго до наций.
Этнографы XIX века, изучавшие племена Латинской Америки, Австралии и т.д., имели дело с этносами, которые консолидировала, прежде всего, кровнородственная связь. Но даже у дикарей природные различия уходят в основание трудовых функций и социальных ролей, закрепляемых этнокультурой.
Этнокультура имеет явно выраженные, зримые черты. И дикарь отличал «своего» от «чужого» в первую очередь по внешности. Но «своих» от «чужих» отличает не только цвет кожи, но и её раскраска, не только характер волос, но и причёска, а также бытовые привычки, наречия и многое другое. Природное единство здесь как бы «цементируется» культурой, когда её элементы трансформируют и «подменяют» природную связь в родовом коллективе. Об этом свидетельствует древний обряд братания через смешение крови, чтобы включить «чужака» в родовой коллектив.
Этническая культура изначально обращена к роду, а не к личности. Она формировалась стихийно, и в этом смысле её «автор» весь народ. Консолидирующую и одновременно этнодифференцирующую роль здесь играет культура, которая ещё
не требует ни личных усилий, ни развитой индивидуальности. Такая культура, как отмечает В. М. Межуев, будучи до-письменной, передаётся в прямом общении и в устной форме. При этом «... обряды, обычаи, мифы, поверия, легенды, фольклор сохраняются и передаются в границах данной культуры посредством естественных способностей каждого человека, его памяти, устной речи и живого языка, природного музыкального слуха, органической пластики, что не требует никакой специальной подготовки и особых технических средств хранения и записи [9, с. 39]».
Историческая трансформация этноса шла в сторону перенесения акцента с кровного родства на этнокультуру. Сдвиг от непосредственного родства к этнокультуре, а в ней от материально-телесных к духовным моментам по-своему фиксирует понятие народной культуры. Недаром многие современные националисты, в отличие от нацистов, пытаются представить в качестве основания нации уже не «кровь» и «почву», а язык, культ, обрядовость, то есть народную, а по существу — этническую культуру в её современном выражении.
Сводить национальное к этническому, как и этническое к генетическому, в методологическом плане есть редукционизм. Трансформация этносов, сплавляющихся внутри национального единства, получила своё завершение в Новое время в Европе. При этом важно иметь в виду, что развитие народа в нацию не механический и не природно-органиче-ский, а именно культурно-исторический процесс, в котором кровнородственная связь и этнокультура уходят в основание единства нации, консолидированной,
прежде всего, национальной экономикой и национальным государством. Вспомним тезис Наполеона Бонапарта - «Одна нация - одно государство» - как основание концепта политической нации. Национальная духовная культура представлена уже не обрядами и фольклором, а высокой культурой как продуктом сознательного творчества интеллигенции. Здесь мы имеем дело уже не с наречиями, а с литературным языком, не с эпосом, а с художественной литературой. Национальная принадлежность, в отличие от этнической, подчеркивает В. М. Межуев, формируется через освоение особой национальной культуры, включая гражданское самосознание. Можно спорить о том, как передаётся национальная психология и национальный характер, но безусловно то, что воспитание и образование создаёт ту культурную почву, на которой происходит национальная самоидентификация личности [8, с. 316-317]».
От этноса к этничности. Понятно, что в рамках высокой культуры этнокуль-тура может стилизоваться и имитироваться. Так или иначе, она влияет на высокую культуру, прежде всего - на литературу, музыку, изобразительное искусство, где интеллигенцией артикулируется национальное самосознание. Элементы этнокультуры могут превратиться в товар, что демонстрирует система туринду-стрии. Но всё это следует рассматривать конкретно - применительно к месту, времени, регионам и народам, которые проходят свою собственную эволюцию.
На этом моменте делает акцент И. В. Малыгина в своей концепции этнокультурной идентичности [6, с. 282]. Та форма этнокультурной идентичности, которая определяется автором как собственно
«этничность», не исчезает и не упраздняется в рамках гражданской нации. Этническое, добавим, выступает в данном случае как «этнический состав» нации и этническая принадлежность отдельных индивидов, а с другой стороны, элементы этнической культуры — обряды, фольклор и пр. - встраиваются в национальную культуру каждый раз особым образом. И. В. Малыгина отмечает «мно-гослойность структуры национальной идентичности», которая может проявляться «в самых разных актуальных формах - в зависимости от того, какой грани национальной целостности - политической, территориальной, языковой, конфессиональной или иной - угрожают деформация или разрушение [7]».
Сочетание пластов культуры, связанных с «идеей родства» в её мифологической, исторической, гражданской форме, подчёркивает автор концепции, носит «прецедентный характер», а значит, определяется теми конкретными обстоятельствами, в которых в данный момент пребывает нация [7]. Но культурно-историческая ситуация, которая актуализирует разные идентификационные основания, в концепции И. В. Малыгиной имеет вполне объективный характер, и это нужно подчеркнуть особо в свете того субъективизма и релятивизма, с позиций которого в наши дни ведётся критика советской теории этноса как одного из вариантов примордиализма.
Примордиализм (от лат. primordial — 'изначальный') исторически возник в середине ХХ века, когда американский социолог Э. Шилз ввёл в научный оборот понятие «примордиалистские связи» в качестве родственно-семейных уз, которые у антрополога и социолога К. Гирца
превратились в основание этнического коллектива. В наиболее грубом варианте примордиализм означает, что сплачивающей силой в этносе является именно генетическое родство, которое внеисто-рически проецируется на последующее развитие человеческих коллективов. Но и те учения, в которых изначальной объединяющей силой коллектива оказывается не генетика, а образ жизни и социальные связи, в современной системе координат характеризуется как примор-диализм в силу их «эссенциалистского» характера. Именно на этом основании в качестве примордиализма стала фигурировать советская теория этноса, автором которой принято считать академика Ю. В. Бромлея [3, с. 413].
По понятным идеологическим причинам понятие этноса у Ю. В. Бромлея является производным от характеристики нации И. В. Сталиным, который определил её как «исторически сложившуюся устойчивую общность людей, возникшую на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющуюся в общности культуры [12, с. 296]». Но «территория», «психический склад», «язык», «культура» и прочее, будучи в этом определении рядоположенными, не позволяют говорить о способе взаимосвязи этих сторон в рамках этнического и национального единства, о диалектике в каждом из них объективного и субъективного, стихийного и сознательного.
Введённые Ю. В. Бромлеем дополнительные признаки этноса в виде самосознания и самоназвания (этнонима) не добавили этому понятию конкретности и историзма. Именно описательность и абстрактность указанных признаков не
позволяли всерьёз разводить этнос и нацию. И хотя к 1960-м годам в советской литературе нацию обычно характеризовали как тип этноса, присущий классовому обществу, этот анализ, претендующий на марксистскую методологию, не доводился до всеобщих исторических оснований трансформации одного в другое. В этом смысле критику В. А. Тишковым уже в 1990-е годы бромлеевской парадигмы за проекцию на нацию характеристик этноса и игнорирование специфики национальной идентичности в современную эпоху можно признать правомерной.
Но у академика В. А. Тишкова и других пропагандистов социального конструктивизма в российской науке были и другие претензии к советской теории этноса, которые определялись постмодернистским отношением к марксизму и всей классической социальной науке, которая, по их убеждению, грешила тем, что исследовала «реально действующие группы людей» или «законы общественной жизни». Как писал в 1990-е годы академик В. А. Тишков, «наш подход не столь обременён установкой акцентировать субстанцию, то есть реальные группы [15, с. 7]». Речь, таким образом, шла о том, что нация и этнос - это не способ объединения людей, укоренённый в их жизнедеятельности и социальных связях, а тип их самосознания [19].
В рамках бромлеевской парадигмы, при всей её абстрактности, вопрос решался в пользу реальных связей - семейных, родовых, классовых и пр. Но с точки зрения социального конструктивизма, люди лишь верят в то, что связаны кровными узами, что у них одна культура и общее происхождение. На деле этнос и нацию «делает ощущение индивида своей при-
надлежности к ним». А значит этногенез - это не естественно-исторический процесс формирования социальных коллективов, а процесс конструирования идей, которые сплачивают людей на уровне осознания их общности, что позволило Б. Андерсону в известной книге 1991 года ввести определение «воображаемые сообщества» [18].
Указанный методологический сдвиг проявил себя в нашей науке во множестве терминологических нововведений, и прежде всего в том, что, вслед за западными коллегами, вместо советского понятия «этнос» В. А. Тишков и его последователи стали использовать западный концепт «этничность». И этот вызов, который бросила «этничность» «этносу», был вписан в более фундаментальное противостояние постмодернистской и классической методологии в искусстве, философии и других социально-гуманитарных науках.
Формирование этноса в рамках конструктивистской парадигмы - это «воображение», «конструирование», а по-другому - «сборка» представлений, которые всегда «ситуативны», из чего и следует, как пишет В. А. Тишков, «ситуативная (релятивистская) природа этнической идентичности [14, с. 53]». Тем не менее, подобно столпам социального конструктивизма, В. А. Тишков и его последователи вынуждены признать, что привносимые в умы и сердца людей идеи изобретаются идеологами и политиками, исходя из определённых целей, и доставляются туда системой образования и СМИ. И в этом смысле этничность, признанная «целенаправленно культивируемой иллюзией», оказывается неотделима от политической и пропагандистской дея-
тельности, в которой участвуют политические лидеры, журналисты и другие интеллектуалы, которые конструируют национальную культуру, изобретают традицию, распространяя затем национальное самосознание в народе.
В результате, избавившись от такой «эссенциалистской» опоры, как этническая община, теоретики социального конструктивизма были вынуждены опереться на столь же существенную опору в виде целей и задач государства и местных элит. «Гораздо чаще этнический фактор служит лидерам, а не лидеры служат этнической общности, - пишет В. А. Тиш-ков. - Именно поэтому элиты изобретают и конструируют историко-культурную традицию, чтобы утвердить свои статус и легитимность [14, с. 71]».
Как мы видим, технология и цели этнической «сборки» оказываются в этой теории не такими уж произвольными. «Наконец, ключевую роль в конструировании этничности играет политика этнического предпринимательства, - читаем мы у академика В. А. Тишкова, - то есть мобилизация членов этнической группы на коллективные действия со стороны лидеров, которые преследуют политические цели, а не выражают культурную идеологию группы или "волю народа" [14, с. 53]».
Итак, позиция теоретиков социального конструктивизма заключается в том, что в умы людей следует профессионально внедрять идеи, которые служат целям политических лидеров и при этом принципиально отличны от «воли народа». Расхождение между «волей народа» и целями элит - принципиальный пункт рассматриваемой концепции этничности. И в данном случае становится вполне
понятным неприятие «конструктивистами» советской теории этноса, в которой само собой разумелось, что политические лидеры выражают пресловутую «волю народа».
Пресловутой «воля народа» здесь названа потому, что отрицать её как основу государственной власти в демократическом обществе - дурной тон, но, с другой стороны, теоретическое обоснование её попрания в современных условиях дорогого стоит. И в этом смысле цинизм теоретиков социального конструктивизма превосходит даже идею «управляемой демократии», идущую ещё с начала ХХ века от Й. Шумпетера, в которой всё же не предполагается противоположность интересов политической элиты и «воли народа».
Особая тема - какое отношение указанная концепция этничности имеет к теории и практике «нациестроительства» в России. Здесь мы затрагиваем политические и экономические интересы определённых российских элит, а за спиной теоретических дискуссий оказывается борьба за власть не только над головами, но посредством их - над вполне конкретными ресурсами страны, в результате чего технологии сборки этнического сознания получают вполне «эссенциалист-ское» объяснение, связанное с вполне «приземлёнными» интересами тех, кто манипулирует сознанием и получает вполне материальные дивиденды от этих манипуляций, несмотря на стремление внедрить коллективную иллюзию о своих сугубо возвышенных целях.
Анализом того, как этническое сознание может стать мощной силой в политической мобилизации масс и организации социального контроля над ними,
с середины прошлого века активно занималась социология власти и политическая антропология. Особый интерес к этой проблематике, как известно, был связан с «этническим ренессансом» 70-х годов ХХ века. И наиболее интересные разработки в этот период дали именно социологи и психологи, которые разбирались не столько в прошлом, сколько в настоящем и в тех трансформациях, которые происходили с этническим и национальным измерением культуры на фоне формирования постиндустриального общества.
Обратим внимание на оценку финским учёным Сеппо Лаллукки «этнического ренессанса» 1970-х годов, когда, казалось бы, устоявшиеся к тому времени представления о тенденции ассимиляции народов через технологию «плавильного котла», стали нуждаться в пересмотре. «Следствием нового положения, - пишет по этому поводу С. Лаллукка, - явилось растущее количество научных исследований. Возросшая активность создала настоящие концептуальные джунгли вокруг понятия этничности [5, с. 16]».
Именно в этих «джунглях» стало формироваться представление об изменении роли и места этнокультуры в рамках наднациональной реальности новой эпохи. Определить эту реальность как над-, сверх- или транснациональную общность - спорная тема в современной науке. Ясно, однако, что самоидентификация многих людей сегодня связана не с «кровью» или принадлежностью к нации-государству, а с причудливым сочетанием элементов этнической и национальной культуры на основе личного выбора, который базируется в том числе на образцах, предлагаемых или навя-
зываемых СМИ, социальными сетями и другими атрибутами информационной цивилизации.
В странах «золотого миллиарда» налицо возрастание роли духовных и политических элит и их манипулятивных технологий. Понятно, что глобализацион-ные процессы создают почву для вхождения народов в «наднациональное» состояние с соответствующей формой коллективной и индивидуальной самоидентификации. Именно в этих новых условиях становятся возможны такие парадоксы самоидентификации, когда субкультура осознаётся как аналог этнической группы и национального сообщества. «В российских переписях 2002 и 2010 годов в ответах на вопрос о национальности, - приводит пример В. А. Тишков, - встречались ответы "скифы", "эльфы", "толкиенисты" и им подобные. Во многих странах подобные "субкультуры" создавали отдельные поселения-коммуны, обретали официальный статус и некоторые исключительные права, участвовали в политике и в культурной жизни гражданских наций [4, с. 14]». Тем не менее, в свете этих новых явлений, нельзя считать, что все кошки серы и что любую социальную группу в современных условиях на основе самоидентификации можно причислить к этническим и национальным образованиям. При этом нельзя забывать, что граница между этносом и нацией при таком подходе тоже растворяется.
Наука, повторим ещё раз, сильна тем, что не смешивает, а различает, и поэтому не стоит погружать всё и вся в безразмерную, в силу её абстрактности, «этничность». Тем более что и сама история в форме глобализации не стирает этнические и национальные различия, а
возрождает их в новом качестве. В этом смысле она вызывает интерес к элементам этнокультуры разных народов, и именно глобализация провоцирует формирование новых типов национальных сообществ.
Что касается социального конструктивизма, то он является как раз той методологией, которая отражает и выражает описанные процессы, и в этом плане она совсем не случайно возникает во второй половине ХХ века. Именно классический «эссенциалистский» взгляд на вещи позволяет видеть, что советское понятие этноса, как и его антипод - конструктивистский концепт «этничность», есть порождение своей эпохи. И если в советской теории этноса к национальному прикладывали мерку этнического, то в социальном конструктивизме действуют, по сути, наоборот, проецируя на этнос и нацию особенности современной наднациональной культуры, а именно - тех её тенденций, которые если и обозначились, то ещё не ясны итоги этих трансформаций.
Иначе говоря, социальный конструктивизм, претендующий на статус универсальной методологии, и советская теория этноса осуществляют две противоположные проекции. В советской науке на нацию смотрели через призму этноса, а сегодня склонны на этнос и этничность смотреть через призму наднациональной реальности. Но самосознание работников транснациональных корпораций и «креативного класса», дислоцирующегося в Силиконовой долине, не может быть ключом и объяснительным принципом для этнополитических конфликтов в регионах России. То же самое касается «этнического ренессанса», который пе-
реживают в постсоветском пространстве народы Северного Кавказа. У этих народов, как и в других регионах нашей страны, остро стоит вопрос возрождения традиций. Но одно дело возрождение традиций, а другое - их изобретение. При всех вариантах политической манипуляции этой идеей, векторы здесь противоположные.
Можно предположить, как отнесутся аксакалы к тому, что с точки зрения самой «продвинутой» методологии возрождение традиций - это «восстановление старых культов в формате социальных игр». И в этом свете вряд ли можно признать однозначно продуктивным применение к проблеме национального самоопределения адыгов методологии «современного гуманитарного образования и культурологической науки», то есть идей Б. Андерсона, Ф. Барта, Э. Хобсбау-ма и других, что мы находим в достаточно интересной диссертации А. А. Ахметова «Национальное сознание адыгов в контексте культурно-исторических процессов [2]».
Возьмём хотя бы вопрос, сохраняется ли у адыгов примат «традиционной культурной идентичности по отношению к национальному сознанию». Здесь можно предположить, что этнокультура адыгов в свете глобализации и в контексте национального самоопределения обретает новые функции, как и меняется их идентичность. И тем не менее весьма проблематично то, что, как пишет автор диссертации, этнокультурная идентичность адыгов и их национальное сознание, европеизируясь, способны переходить «из повседневной практики отношений в виртуальный дискурс воображаемого сообщества [2, с. 10]».
«Но нас интересует то, что распространению понятия об этническом изначально способствовала его антитеза национальному, - читаем мы в другом месте этой работы. - Различие национального от этнического заключается в аспекте идентичности: в отличие от национальности, этнос является носителем не политического суверенитета, а культурного. Это отчасти семиотическая игра смыслов, но за ней стоит, на наш взгляд, вполне обоснованная попытка отразить историческую реальность [2, с. 70-71]».
Возьмём на себя смелость заявить, что «семиотическая игра смыслов» и «дискурс воображаемого сообщества», спроецированные на судьбы кабардинского народа, вряд ли помогают лучше понять прошлое этого народа и определиться с его будущим. И причина заключается в конфликте между методологическим аппаратом исследования и собственно эмпирическим материалом. В некоторых случаях автор диссертации становится в критическую позицию по отношению к популярным в западной социальной науке методологическим изыскам, но основные позитивные результаты этой работы получены не благодаря, а вопреки этой методологии.
В заключение затронем актуальную проблему интеграции народов Северного Кавказа в социокультурное пространство постсоветской России. Как отметил в своё время Р. Г. Абдулатипов, федерализм является наиболее удачной формой разрешения этнических конфликтов, но он же способствует росту этнического национализма [1, с. 313]. В наши дни сепаратисты без всяких «семантических игр» активно используют в качестве рычагов
борьбы не только элементы этнокульту-ры, но и мусульманскую религию.
Что касается методологических вопросов, то в рамках современной этнопо-литологии идёт, хотя и не однозначный, теоретический поиск разрешения противоречия интеграции и дезинтеграции в таких многонациональных государствах, как Российская Федерация. Кризис российской государственности, который дал импульс националистическим движениям по всей России в 90-х годах ХХ века,
во многом способствовал возрождению биологизаторской доктрины этноса, которая была противопоставлена советской теории этноса, наравне с социальным конструктивизмом. Возрождение интереса к этнокультуре, как с биологизатор-ских, так и с конструктивистских позиций, и в наши дни имеет мощную политическую подоплеку. И вне конкретного исторического контекста анализ соотношения этнического и национального будет тяготеть к словесной эквилибристике.
Примечания
1. Абдулатипов Р. Г. Этнополитология [этнос и государство, этнополитика государственного устройства в России, этнополитические конфликты : причины и пути их разрешения] : учебное пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности 020200 «Политология». Москва и др. : Питер, 2004. 313 с.
2. Ахметов А. А. Национальное сознание адыгов в контексте культурно-исторических процессов : дис. на соиск. учён. степ. кандидата культурологии : 24.00.01 / Ахмедов Алим Артурович . Нальчик, 2014. 168 с.
3. Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. Москва : Наука, 1983. 412 с.
4. Культурная сложность современных наций / отв. ред. В. А. Тишков, Е. И. Филиппова ; Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН. Москва : РОССПЭН, 2016. 384 с.
5. Лаллукка С. Восточно-финские народы России : Анализ этнодемографических процессов / пер. с англ. Л. И. Леденевой, С. В. Голованова ; Академия гуманитарных наук, Финляндское отделение, Институт России и Восточной Европы, Хельсинки, Финляндия. Изд. перераб. и доп. Санкт-Петербург : Европейский Дом, 1997. 390 с.
6. Малыгина И. В. В лабиринтах самоопределения: опыт рефлексии на тему этнокультурной идентичности. Москва : МГУКИ, 2005. 282 с.
7. Малыгина И. В. Динамика этнокультурной идентичности: мировые тренды и российская специфика [Электронный ресурс] // Культура культуры : Электронный журнал Научной ассоциации исследователей культуры : [веб-сайт]. Электрон. дан. 2017. № 3. 1ЖЬ: Ьпр://сик-cult.ru/dinamika-etnokuliturnoj-identichnosti/ (дата обращения: 11.09.2017)
8. Межуев В. М. Идея культуры : очерки по философии культуры / Российская академия наук, Институт философии. Москва : Прогресс-Традиция, 2006. 406 с.
9. Межуев В. М. Классическая модель культуры: проблема культуры в философии Нового времени // Культура: теории и проблемы : учебное пособие для вузов / Т. Ф. Кузнецова [и др.]. Москва : Наука, 1995. С. 33-66.
10. Овсянникова Т. А. Соотношение национального и этнического в культуре адыгейского народа : дис. на соиск. учён. степ. доктора философских наук : 24.00.01 / Овсянникова, Татьяна Анатольевна ; Ростовский государственный университет. Ростов-на-Дону, 2004. 438 с.
11. Петрухин В.Я., Раевский Д. С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье : [учебное пособие]. 2-е изд., перераб. и доп. Москва : Знак, 2004. 415 с.
12. Сталин И. В. Марксизм и национальный вопрос // Сталин И. В. Сочинения. Том 2.
Москва : Государственное издательство политической литературы, 1954. С. 290-367.
13. Тишков В. А. От этноса к этничности и после // Этнографическое обозрение. 2016. № 5. С. 5-22.
14. Тишков В. А. Очерки теории и политики этничности в России / Институт этнологии и антропологии РАН. Москва : Русский мир, 1997. 532 с.
15. Тишков В. А. Этничность, национализм и государство в посткоммунистическом обществе // Вопросы социологии. 1993. № 1-2. С. 3-37.
16. Хуснутдинова Э. К. Этногеномика и генетическая история народов Восточной Европы // Вестник Российской академии наук. 2003. Том 73. № 7. С. 614-621.
17. Этнос, нация, ценности : социально-философские исследования / [К. Х. Момджян и др. ; науч. ред. К. Х. Момджян, А. Ю. Антоновский] ; Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, Философский факультет. Москва : Канон+, 2015. 439 с.
18. Anderson B. Imagined Communities. Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London-New York: Verso [1983], revised ed., 2006. 240 p.
19. Brubaker R. Ethnicity without Groups. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press. 2006. 296 p.
References
1. Abdulatipov R. G. Etnopolitologiya [Ethnopolitology]. Moscow, and others, PITER Publishing House, 2004. 313 p.
2. Akhmetov A. A. Natsional'noye soznaniye adygov v kontekste kul'turno-istoricheskikh prot-sessov. Diss. kand. kul. [National consciousness of Circassians in the context of cultural and historical processes. Cand. cult. st. diss.]. Nalchik. 2014. 168 p.
3. Bromley Yu. V. Ocherki teorii etnosa [Essays on the theory of ethnos]. Moscow, Akademizdatcenter "Nauka" RAS, 1983. 412 p.
4. Tishkov V. A., Filippova E. I., ed. Kul'turnaya slozhnost' sovremennykh natsiy [The cultural complexity of modern nations]. Moscow, ROSSPEN Publishers, 2016. 384 p.
5. Lallukka S. The east finnic minorities in the Soviet Union. Translated by L. I. ledeneva, S. V. Golovanov. St. Petersburg, Publishing house "European House], 1997. 390 p. (In Russian)
6. Malygina I. V. V labirintakh samoopredeleniya: opyt refleksii na temu etnokul'turnoy iden-tichnosti [In the labyrinths of self-determination: the experience of reflection on the topic ofeth-nocultural identity]. Moscow, Publishing house of Moscow State University of Culture and Arts, 2005. 282 p.
7. Malygina I. V. Dinamika etnokul'turnoy identichnosti: mirovyye trendy i rossiyskaya spetsifika [Dynamics ofethnocultural identity: world trends and the Russian specificity]. The Culture of Culture Journal. Scientific peer-reviewed electronic periodical. 2017, no. 3. Available at: http://cult-cult. ru/dinamika-etnokuliturnoj-identichnosti/ (accessed: 11.09.2017)
8. Mezhuev V. M. Ideya kul'tury. Ocherki po filosofii kul'tury [The idea ofculture. Essays on the philosophy of culture]. Moscow, Publishing house "Progress-Tradition", 2006. 406 p.
9. Mezhuev V. M. Klassicheskaya model' kul'tury: problema kul'tury v filosofii Novogo vremeni [Classical model of culture: the problem of culture in the philosophy of modern times]. In: Kuznetsova T. F., ed. Kul'tura: teorii i problemy [Culture: theory and problems]. Moscow, and others, Akademizdatcenter "Nauka" RAS, 1995. Pp. 33-66.
10. Ovsyannikova T. A. Sootnosheniye natsional'nogo i etnicheskogo v kul'ture adygeyskogo naroda. Diss. dok. filos. nauk [Ratio of national and ethnic in the culture of the Circassian people. Dr. philos. sci. diss.]. Rostov on Don, 2004. 438 p.
11. Petrukhin V. Ya., Rayevsky D. S. Ocherki istorii narodov Rossii v drevnosti i rannem sredneve-
lift ISSN 1997-0803 ♦ Вестник МГУКИ ♦ 2017 ♦ 4 (78) июль - август ^
kov'ye [Essays on the history of the peoples of Russia in antiquity and the early Middle Ages]. 2nd edition. Moscow, Publishing house "Znak", 2004. 416 p.
12. Stalin I. V. Marksizm i natsional'nyy vopros [Marxism and the national question]. Cochineniya. Tom 2 [Works. Vol. 2]. Moscow, State Publishing House of Political Literature, 1954. Pp. 290-367.
13. Tishkov V. A. Ot etnosa k etnichnosti i posle [From ethnos to ethnicity and after]. Etnograficheskoye obozreniye [Ethnographic Review]. 2016, no. 5, pp. 5-22.
14. Tishkov V. A. Ocherki teorii i politiki etnichnosti v Rossii [Essays on the theory and policy of ethnicity in Russia]. Moscow, Publishing house "Russkiy mir", 1997. 532 p.
15. Tishkov V. A. Etnichnost', natsionalizm i gosudarstvo v postkommunisticheskom obshchestve [Ethnicity, nationalism and the state in post-communist society]. Voprosy sotsiologii [Questions of Sociology]. 1993, no. 1-2, pp. 3-37.
16. Khusnutdinova E. K. Etnogenomika i geneticheskaya istoriya narodov Vostochnoy Yevropy [Ethnogenomics and the genetic history of the peoples of Eastern Europe]. Vestnik Rossiyskoy Akademii Nauk [Bulletin of the Russian Academy of Sciences]. 2003, vol. 3, no. 7, pp. 614-621.
17. Momdzhyan K. Kh., Antonovsky A. Yu., ed. Etnos, natsiya, tsennosti: Sotsial'no-filosofskiye issledovaniya [Ethnos, Nation, Values: Socio-philosophical studies]. Moscow, Publishing House "Kanon+", 2015. 439 p.
18. Anderson B. Imagined Communities. Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London-New York: Verso [1983], revised ed., 2006. 240 p.
19. Brubaker R. Ethnicity without Groups. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press. 2006. 296 p.
