12В. Н. Солнцева
СПОРЫ ЛАТИНСКИХ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ Ш—М ВВ. О ЧЕЛОВЕКЕ: ОПЫТ ХРИСТИАНСКОЙ АПОЛОГИИ АРНОБИЯ И ЛАКТАНЦИЯ
Говоря об «интеллигенции» сегодня, мы в основном подразумеваем те смыслы, которое этот термин получил в XIX веке в российском обществе. Однако само понятие уходит корнями в глубокую древность. Слово intelligentia принадлежит еще классической, цицероновской латыни: оно значило в ней «понимание», «способность к пониманию». За две тысячи лет это слово получило в европейской латыни много дополнительных оттенков, но сохранило общий смысл: «разумность»,
«бессмертное состояние человека как разумного существа». Понятие «интеллигенция» в первоначальном, этимологическом смысле означало «служба ума» и было обращено ко всему миру, как живому, так и неживому — ко всему, что могло потребовать вмешательства разума1.
Исходя из этого, нам кажется, что изучение такого феномена, как интеллигенция, невозможно без обращения к традициям античных интеллектуальных полемик. Кроме того, современный мир европейской интеллектуальной культуры тесно связан с христианским мировоззрением, именно в его трактовке мы воспринимаем главный объект и субъект всех культурных процессов — человека.
На ранних этапах христианства взгляд на человека складывался из многих составляющих — это и достижения эллинистической и античной философии, гностические учения и, наконец, тексты Священного Писания и труды первых Отцов
© Солнцева В. Н., 2011
Солнцева Виктория Николаевна — аспирантка кафедры истории Древнего мира и Средних веков Ивановского государственного университета. vs-85@yandex.ru.
Церкви. Решение антропологического вопроса в христианской мысли оказалось процессом достаточно долгим, и правомерно будет говорить о двух периодах: раннем, доникейском (до 325 г.), когда основной вопрос антропологии — о человеческой природе — только возник и были предприняты первые попытки его разрешения, и зрелом периоде классической патристики и раннего средневековья (IV—VIII вв.), когда этот вопрос получил свое разрешение в трудах Отцов Церкви и решениях церковных соборов2.
Стоит отметить, что со второй половины II в. насущной задачей христианства стала адаптация его к внешнему миру и, в первую очередь, к совершенно чуждой ему культурной среде языческого мира. Начинается процесс эллинизации христианства, в ходе которого постепенно меняется и само лицо новой религии, и представления о ней языческого общества3. Решающую роль в этом процессе сыграла христианская интеллектуальная элита, к которой прежде всего следует отнести апологетов и других представителей доникейской патристики. В задачу апологетов входило: отвести обвинения от христиан; добиться терпимого отношения к христианской религии со стороны государства; в сопоставлении греческой философии с христианским учением доказать истинность и преимущество последнего. Началом литературной деятельности апологетов был момент, когда христианство отважилось представить себя как высшее осуществление культурных стремлений общества. В этом смысле апологетика — это не «эллинизация христианства», а полноценный диалог с языческой философией, в котором христианство осваивало ее понятийный язык и трансформировало его в религиозно-богословском ключе. Кроме того, апологетика предлагала осмыслить всю предшествовавшую мудрость как ступень на пути к истине, которая была открыта Христом и которую воплотило христианство4. Нужно было найти параллели между греческой философией и христианской мыслью, но одновременно представить греческую философию предшественницей христианства, а его, в свою очередь, — откровением того, что предшествующая философия лишь предчувствовала5. Поэтому христианские апологеты в ключевых вопросах новой веры стремились подчеркнуть интеллектуальную
связь между Священным Писанием и идеями некоторых философов и поэтов Античности, добиваясь того, чтобы снять напряжение между христианством и наиболее значимыми греческими и латинскими учителями. В этой объемной проблеме культурно-исторического синтеза Античности и христианства мы для своего исследования берем один аспект — вопрос о человеке.
Большинство ранних Отцов Церкви, в том числе и апологеты, происходили из высших слоев общества и до обращения так или иначе были связаны с профессиональным философствованием. Для них противоречие между двумя культурами, иудео-христианской и языческой, стало противоречием внутренним. Именно в таком положении оказались христианские апологеты III — начала IV века Арнобий и Лактанций: будучи воспитаны в традициях языческой культуры и философии, оба долгое время оставались в пределах языческой культуры, приняли христианство в зрелом возрасте и, скажем так, изнутри решали проблемы адаптации собственного мировоззрения к качественно новой культуре.
Из всех ранних христианских писателей именно для них вопрос о человеке стал предметом пристального внимания. В этом проявилось изначальное своеобразие латинского направления христианской мысли. Если восточной патристике было свойственно внимание к высокой теологической проблематике и первостепенная ориентация на платоническую метафизику, то латинский Запад, объединенный римской культурной традицией, проявлял наибольший интерес к проблемам индивида и социума, т. е. к антропологии, этике и праву6.
Обращение именно к Лактанцию и Арнобию связано и с тем, что их точки зрения на человека резко противопоставляются друг другу. Не расходятся в определенных пунктах, а являются полностью противоположными по сути. Там, где Лактанций видел плюсы, Арнобий ставил минусы. Некоторые различия кроются уже в самой постановке проблемы. Если Лактанций посвятил антропологии специальное произведение — «О творении Божием»7 и впоследствии обращался к этой тематике в книгах «Божественных установлений»8, то Арнобий развивает антропологическую тему в первую очередь с целью развенчать
языческие заблуждения и умерить тщеславие античных философов в оценке человека и его места в мире9.
Задолго до того, как христианство вплотную занялось разработкой антропологической темы и достигло на этом поприще определенных результатов, Античность уже дала свои ответы на вопросы о сущности человека и его месте в мире. Тема человека была поставлена в центр философствования к середине V века до н. э. Сократом и софистами. Протагор объявляет человека «мерой всех вещей». Сократ этого не утверждал, но именно его метод извлечения скрытого в человеке знания с помощью искусных наводящих вопросов сконцентрировал греческую мысль на человеке, определении его достоинства, на познании человеком самого себя и жизни в согласии с нравственными нормами, диктуемыми разумом10. Философия Платона представляла весь существующий мир, космос как «живое существо, наделенное разумом» и человека — в качестве его крайнего звена. В «Тимее» Платон провел параллель между Космосом и человеком как между макрокосмом и микрокосмом. Согласно Платону, сам Космос представляет собой живое, разумное существо, вместилище космического ума, космической души и космического тела. Согласно его философии, объединяющим началом всего существующего является начало духовное, душа человека — часть мировой души. Поэтому человек, с точки зрения Платона, есть, прежде всего, душа. Она божественна по происхождению, нематериальна, вечна и бессмертна, в земном существовании она временно соединена с телом, но тело — темница души11.
Мысль об особом положении человека в мире развивал и Аристотель: определяя человека как «общественное животное», наделенное разумом, он тем самым подчеркивает его уникальность среди прочих творений. Аристотель вносит свои коррективы в платоновское учение о душе: определив типологию различных «уровней» души, самое высокое место он отводит душе разумной, которой обладает из всех животных один лишь человек. Она наделена высшей из способностей — рассуждением и мышлением. Разум открывает для человека путь к добродетелям, дарует бессмертие (в слиянии единичного разума с мировым заключается
бессмертие индивидуальной души), в способности к познанию Аристотель видит особое достоинство человечества как вида12.
В противоположность аристотелевскому «общественному человеку», чьи устремления направлены вовне, Эпикур и его последователи представляют индивидуалистическую концепцию человека. Индивид — первичен; все общественные связи, все отношения людей зависят от отдельных лиц, от их субъективных желаний и рациональных соображений пользы и удовольствия. Индивидуалистической трактовке человека вполне соответствует атомистическая натурфилософия Эпикура: реальным является бытие отдельных изолированных атомов, а то, что составляется из них — вещи и явления видимого мира, — это лишь вторичные образования, скопления атомов. Атомизм Эпикура распространяется и на представления о душе; в отличие от теорий Платона и Аристотеля здесь она лишена бессмертия и подвержена разложению, как все существующее13.
Эти идеи греческих философов не остались лишь элементом греческой культуры. Благодаря, прежде всего, Цицерону мысли Платона, Аристотеля, Эпикура о человеке зазвучали на латыни и стали важной составляющей римской культуры. Однако ко времени становления христианской антропологии сама античная философия заметно поменяла свой облик. Эллинистическая культура породила множество эклектичных по своей природе взглядов на мир, в том числе на человека и его место в мире. В III веке н. э. рождается неоплатонизм, связанный с именами Плотина, Порфирия, Прокла и Ямвлиха. Согласно Плотину, человек может вести существование как низменного существа, чьи устремления направлены на удовлетворение потребностей тела, так и возвышенного — для такого человека приоритетной является душа. Неоплатоники развивали теорию о предсуществовании души, о ее ниспадении на землю из божественного окружения, когда изначально совершенная, наполненная божественным светом душа подвергается испытаниям в отнюдь не идеальном земном мире14.
Противоречия между духом и плотью беспокоили и приверженцев гностического учения. Это сложное и неоднородное по характеру направление религиознофилософской мысли интересовалось в основном метафизическими, трансцендентальными проблемами и не имеет
систематизированной антропологии. Однако, противопоставляя духовное и мирское, гностики противопоставляют среди прочего плоть и дух, последний из которых также не совершенен, как и первая, происходит не от высшего божества, чем и обусловлена его средняя природа15. В противоположность гностицизму герметизм дает человеку гораздо более высокую оценку: хотя человек является двояким существом, приобщенным к высшему и знающимся с низшим16, в герметических писаниях он трактуется как существо универсальной природы, как образ Божий и владыка всех тварей17.
Используя весь накопленный опыт философской мысли, апологеты разрабатывали антропологическую тему, которая в их трудах переориентировалась с этико-космологической позиции Античности на личностно-ориентированную, заявленную христианством. На Западе в первые три века христианства над проблемой антропологии работали Минуций Феликс, Киприан Карфагенский и особенно Тертуллиан18. К концу III века мы можем наблюдать пеструю картину религиозно-философских взглядов, которые предоставляли достаточно аргументов как для возвышения человека, так и для его ниспровержения. Арнобий и Лактанций использовали оба типа аргументации, дополнив и расширив их сообразно со своим темпераментом, опытом и целями. Объединяет апологетов идея моральной ответственности человека и его спасения посредством христианской веры19, что напрямую вытекает из особенностей христианской апологии как жанра, равно как и круг антропологических проблем — свойства тела и души, их природа и соотношение. Двойственность человека, идущая еще от Платона, в равной мере осознается апологетами, они оба также видят приоритет души над плотью20. Однако конкретное решение поставленных проблем у апологетов противоположно. Если Лактанций рассматривает тело как мудро устроенный механизм, в котором видна рука Творца, восхищается красотой и продуманностью Божьего замысла21, то Арнобий уравнивает человека со всеми живыми существами, проводит с ними физиологические параллели и показывает телесную слабость человека22. Принципиальное различие в конечном итоге сводится к тому, что Лактанций, вслед за Овидием, Аристотелем, Цицероном и вместе со всеми
христианскими апологетами, ставит человека в центр мира, называет его венцом творения23. Арнобий же, напротив, предпочитает не выделять особо человека из животного мира, дабы умерить тщеславие людей, и собственно значение человека для мира сводит практически к нулю24. Уникальность и высокое положение человека подкрепляются у Лактанция утверждением бессмертия человеческой души и ее божественным происхождением25. Этот тезис, воспринятый у античных философов и закрепленный Священным Писанием, стал одним из неоспоримых догматов христианства. Но Арнобий и здесь не хочет дать человеку чрезмерно высокую характеристику, предпочитая наделить души «средней природой» и потенциальной способностью к разрушению, что позволяет некоторым исследователям утверждать влияние идей Эпикура на апологета26. Само утверждение о средней природе души напрямую связано у него с идеей спасения и призвано подчеркнуть, что только следуя заветам христианской веры, можно спасти душу, и только посредством Христа можно достигнуть бессмертия.
Столь различные подходы к решению антропологического вопроса могут иметь несколько причин. Например, понимание авторами своей апологетической задачи и форма использования риторических приемов: путь к христианскому Богу через
доказательство совершенства его творений и преодоление пессимизма и ничтожности человеческого бытия в устремленности к Богу27 — равно сильные по эмоциональному воздействию формы доказательства преимуществ новой веры и, несмотря на разницу в общем характере повествования, равно аргументированные. Могут быть также приняты во внимание эмпирический опыт и обстоятельства жизни апологетов. Предположим, более благополучная судьба Лактанция могла способствовать формированию его оптимистических взглядов, тогда как суровые условия жизни Арнобия28 придавали его суждениям мрачный характер. Так или иначе сами различия свидетельствуют прежде всего об отсутствии в начале IV века четкого, раз и навсегда определенного христианского взгляда на человека, его предназначение и место в мире.
Однако, несмотря на существенные различия в характере антропологии, на своеобразие трактовок принципиальных для христианства вопросов о происхождении и природе души, общий перечень решаемых ими антропологических задач, попытка связать фундаментальные вопросы человеческого бытия с его пребыванием в рамках новой веры делают Арнобия и Лактанция христианскими писателями. Становление христианской догматики проходило на фоне тесного взаимодействия христианства с многовековой и многоликой языческой культурой29. Это вынуждало апологетов не просто защищать новую веру, но и органично включать ее постулаты в формировавшееся веками языческое мировоззрение. Если учесть, что наши апологеты на момент написания своих трудов пребывали в лоне христианства весьма недолго и были не очень хорошо знакомы собственно со Священным писанием30, появление спорных суждений было неизбежным. Арнобий и Лактанций признаются, что по некоторым вопросам не только сами не могут дать точного ответа, но и сомневаются, что это вообще возможно (таким туманным оставался вопрос о происхождении души)31. Но сообразуясь со своими целями и взглядами на мир, апологеты систематизировали разнородные утверждения разнообразных авторов, создавая самобытные антропологические учения.
В рассматриваемый нами период можно условно выделить две группы интеллектуалов: собственно церковная
интеллигенция, чье мировосприятие проявлялось в большей степени в русле формирующейся «церковной культуры», и интеллигенция «светская», хотя и принявшая христианство, но не обладавшая сколько-нибудь специфическим христианским взглядом на мир. Конечно, степень знакомства Арнобия и Лактанция со Священным Писанием, время пребывания в лоне Церкви и некоторые особенности мировоззрения не позволяют в полной мере говорить об их специфически-христианском взгляде на мир. Но в то же время Арнобия и Лактанция традиционно включают в число Отцов Церкви. И действительно, они внесли свой, пусть и скромный, вклад в формирование христианского мировоззрения, в том числе — христианской антропологии. Концепция Лактанция, построенная на утверждении позитивного
начала в человеке, заняла прочное место в истории христианской мысли, к ней обращались авторы последующих эпох, особенно Возрождения. Арнобий со своим негативным отношением к человеку стоит несколько особняком в ряду апологетов, но именно его идеи мы слышим в словах средневековых критиков человека. И безусловно, концепции Лактанция и Арнобия представляют неоспоримый интерес как примеры интеллектуального осмысления античного наследия носителями новой религиозной культуры.
Примечания
1 Гаспаров М. Л. Интеллектуалы, интеллигенты, интеллигентность // Русская интеллигенция : история и судьба. М., 2000. С. 7—9.
2 Фокин А. Р. Соотношение души и духа в греческой и латинской патристике // Человек. 2009. № 3. С. 84.
3 Реверсов И. Защитники христианства (апологеты). СПб., 1898.
4 Столяров А. А. Патрология и патристика. М., 2001. С. 85—91.
5 Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви : в 4 т. М., 1994. Т. 2. С. 165.
6 Реверсов И. Очерк западной апологетической литературы II—III вв. Казань, 1892. С. 14.
7 Lactantius. De opificio Dei // CSEL / eds. S. Brandt, G. Laubmann. Vien, 1893. T. 27.
8 Lactantius. Divinae Institutiones // CSEL / ed. S. Brandt. Vien, 1890. T. 19.
9 Arnobius. Adversus nationes // CSEL / ed. A. Reifferscheid. Vien, 1875. T. 4.
10 Вальверде К. Философская антропология. Гл. II. URL: http://krotov.info/ libr_min/v/val/verde.
11 Там же.
12 Аристотель. О душе. III ; Вальверде К. Указ. соч.
13 Лукреций. О природе вещей. III. 784—829.
14 См. об этом: Лосев А. Ф. История античной философии в
конспективном изложении. URL: http://lib.ru/FILOSOF/LOSEW.
15 Ириней Лионский. Против ересей. V. 5 ; XXIV.1.
16 Асклепий. Божественная книга Гермеса Трисмегиста, посвященная Асклепию. 6 // Чаша Гермеса: гуманистическая мысль эпохи Возрождения и герметическая традиция. М., 1996.
17 Кудрявцев О. Ф. «Великое чудо человека» // Там же. С. 11.
18 Самые общие замечания об антропологии этих апологетов см.: Фокин А. Ф. Латинская патрология. М., 2005. Т. 1. С. 38, 103—110, 178—180.
19 Arnobius. Op. cit. II. 53, 60 ; Lactantius. Div. inst. VI. 15—16.
20 Arnobius. Op. cit. II. 13 ; Lactantius. Div. inst. II. 12.10—11.
21 Lactantius. De opif. Dei. 5—16.
22 Arnobius. Op. cit. II. 45, 76.
23 Ср.: Минуций Феликс. Октавий. 5 ; Овидий. Метаморфозы. I. 84—86 ; Цицерон. О природе богов. II. 56. 140. Об отношении Арнобия к трудам Минуция Феликса см.: Geffcken J. Zwei griechischen Apologet. Leipzig, 1907. S. 288—289.
24 Arnobius. Op. cit. 37.
25 Lactantius. De opif. Dei. 17. 1—4.
26 Arnobius. Op. cit. II. 53. См. об этом: Klussmann E. Arnobius und Lucrez, oder ein Durchgang Epikuräismus zum Christentum // Philologus. Bd. 26. 1867. S. 362—366 ; Голенищев-Кутузов М. И. Средневековая латинская литература Италии. М., 1972. С. 74 ; Дуров В. С. История римской литературы. СПб., 2000. С. 500—501.
27 Принижение человека как специальный прием «христианских скептиков» на примере Арнобия рассмотрен Э. Жильсоном: Жильсон Э. Средневековая философия. 1922. URL: http://www.lib.ua-ru.net.
28 Дроздов Н. М. Древнехристианский писатель Арнобий и его апология христианства // Арнобий. Против язычников. СПб., 2008. С. 9—14.
29 О заимствованиях апологетов из античных источников см.: Amata B. Problemi di antropologia arnobiana. Roma, 1984 ; Loi V. Lattanzio nella storia del linguaggio e del pensiero teologico pre-niceno. Zürich, 1970 ; Perrin M. Homo christianus. Christianisme et tradition antique dans l’anthropologie de Lactance. Lille, 1979. P. 99—102 ; Дроздов Н. М. Указ. соч. С. 37—40 ; Тюленев В. М. Лактанций и его «Божественные установления» // Лактанций. Божественные установления. Кн. I—VII. СПб., 2007. С. 16—24 ; Он же. Малые сочинения Лактанция // Лактанций. О творении Божием. О гневе Божием. О смерти гонителей. Эпитомы божественных установлений. СПб., 2007. С. 6—13.
30 О знакомстве Арнобия и Лактанция с текстами Священного Писания
см., напр.: Дроздов Н. М. Указ. соч. С. 4І ; Садов А. И.
Древнехристианский церковный писатель Лактанций. СПб., І895. С. 66—7І.
31 Arnobius. Op. cit. II. 47 ; Lactantius. De opif. Dei. 17. 4.
