CC BY
78
15 Соловьев Владимир. Чтения о Богачеловечестве; Статьи; Стихотворения и поэма; Из "Трех разговоров...": Краткая повесть об Антихристе. Спб., 1994. С. 139.
16 Торчинов Е.А. Доктрина происхождения зла в лурианской и сабба-тианской Каббале и в буддийском «Трактате о Пробуждении веры в Махаяну» // Религиоведение №1, 2001. С. 42
17 Козырев А.П. Парадоксы незавершенного трактата // Логос №2, 1991. С. 156
18 Руткевич A.M. Жизнь и воззрения К.Г. Юнга // Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991. С. 8.
19 Юнг КГ. Воспоминания, сновидения, размышления. Минск, 2003. С. 185.
20 Юнг КГ. Воспоминания, сновидения, размышления. Минск, 2003. С. 198.
21 Юнг К.Г. Божественный ребенок. М., 1997. С. 396
22 Юнг К.Г. Ответ Иову. М., 1998. С. 148
23 Там же. С. 149
24 Там же. С. 143
25 Там же. С. 154
26 Там же. С. 163
27 Соловьев В. Соч. Т. XI. Брюссель, 1969. С. 271
28 Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995. С. 82
СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ И ФИЛОСОФИЯ ПРАВА B.C. СОЛОВЬЕВА
Е.А. ПРИБЫТКОВА
Институт государства и права Российской Академии наук
СПОР О СПРАВЕДЛИВОСТИ
1. Этика справедливости и этика сострадания В истории философско-правовой мысли издавна существуют два подхода к пониманию соотношения справедливости и сострадания. Один из них, нашедший своих наиболее известных выразителей в лице И. Канта и его последователей, настаивает на подчиненном положении сострадания по отношению к справедливости. Сострадание, по И. Канту, - это «заблудившаяся», «этически неграмотная» доброта. Отторгнутая от справедливо-
сти, она способна взрастить худшие из пороков1 Именно поэтому сострадание, в отличие от справедливости, не может быть принято в качестве универсального закона взаимодействия между людьми. Среди ближайших оппонентов Вл. Соловьева такого рода взгляды разделял Б.Н. Чичерин. Другой подход, развиваемый подвижниками солидаризма, коммунитаризма и различными направлениями социального христианства, провозглашает милосердие или заботу как основное правило отношения к себе подобным. Сострадательная любовь к ближнему поглощает справедливость, делая неуместной апелляцию к ней в подлинно нравственном общении людей.
Некоторые важные особенности этики справедливости и этики сострадания (заботы) отмечает (доклад на XXI Всемирном конгрессе Международной ассоциации философии права и социальной философии (1УЯ)) заслуженный профессор философии университета Нью-Йорка В. Хельд2.
1) Этика справедливости представляет людей свободными, равными и самостоятельными создателями собственного окружения (теория общественного договора), тогда как этика сострадания подчеркивает их фактическое неравенство, зависимость друг от друга, обусловленность их поведения социальной реальностью, частью которой они являются.
2) Этика справедливости руководствуется беспристрастной абстрактно-рациональной моралью, предписывающей воздаяние каждому того, что ему принадлежит (свободных существ не могут не тяготить снисходительные попытки филантропов компенсировать реальное неравенство). Этика сострадания в большей степени полагается на эмоциональное отношение к человеку (жалость, симпатию) и предлагает расширить заботливое участие за рамки семейной и частной жизни.
3) Первая предстает как «юридическая этика», отстаивающая индивидуальные права и не допускающая неравного отношения к субъектам (судья не должен быть милосердным). Вторая - хотя и утверждает, что не только не отказывается от справедливости, но предполагает ее, все же рассматривает сострадательное поведение как альтернативу правовому и обосновывает необходимость сокращения правового регулирования
отношений (зачем прибегать к правилам справедливости, если можно проявить заботу?).
Философско-правовая концепции Вл. Соловьева предлагает один из вариантов примирения обоих подходов. В «споре о справедливости» с Л.А. Тихомировым в 1894 г. философ говорит о справедливости и милосердной Любви как о двух степенях нравственности. «Всеобщую, абсолютно необходимую и безусловно обязательную норму всех человеческих отношений» образует, по его мнению, «единый, неизменный принцип справедливости: не делайте другим, чего себе не желаете», который есть вместе с тем и «необходимое требование христианства»3. Развивая идею о нераздельности двух альтруистических правил в «Оправдании добра» (1897 г.), он указывает: «справедливость не есть какая-нибудь особенная добродетель, а только логическое объективное выражение того самого нравственного начала, которое субъективно, или психологически, выражается в основном чувстве жалости (сострадания, симпатии)» 4
Как некогда Фома Аквинский, Вл. Соловьев признавал милосердие большей из добродетелей, которая делает человека через его действия подобным Богу («Сумма теологии»). Но при этом он отстаивал и собственное значение и нравственное призвание права. Вслед за И. Кантом он считал, что формула, требующая не относиться к себе и другим «только как к средству, но всегда в то же время как к цели», является верховным постулатом одновременно для морали и права.
Поскольку Вл. Соловьева не удовлетворял исключительно формально-рациональный аспект взаимосвязи справедливости и милосердия, он стремился показать роль глубинных интуитивно-воспринимаемых свойств справедливости и милосердия в их взаимном влиянии на поведение людей.
2. «Право на мою любовь»: Вл.С. Соловьев contra Л.И. Петражицкий
В исследовании интуитивных основ права и нравственно-
сти заслуженное всемирное признание получил незаурядный русский правовед, основатель психологического подхода в философии права, профессор Санкт-Петербургского Императорского университета Л.И. Петражицкий.
Как и Вл. Соловьев, он указывал на эмоционально-интеллектуальный состав права и нравственности и добавлял, что действительное их различие определяет не интеллектуальный элемент, а эмоциональное составляющее (особый характер переживания). Согласно его оригинальной концепции, право -это двусторонние императивно-атрибутивные эмоции. Права и обязанности, правовые нормы, правоотношения, которые изучает юриспруденция, представляют собой, с точки зрения Л.И. Петражицкого, лишь продукты «эмоциональной проекции» или «эмоциональные фантазмы». Реально существуют только переживания. Л.И. Петражицкий выделял два вида эмоций: императивные (нравственные) и императивно-атрибутивные (правовые). Императивные самообязывающие переживания, или эмоции «неправового типа», не заключают в себе связанности по отношению к другим лицам. Императивно-атрибутивные эмоции, или «интуитивно-правовая совесть», наоборот, есть такое переживание долженствования, по которому другой стороне принадлежит все исполняемое нами как ее неотъемлемый атрибут, т.е. то, что она всегда может от нас потребовать. Наши права, пишет Л.И. Петражицкий, представляют собой закрепленные за нами как наш актив, нам причитающиеся долги других лиц. В этом смысле управомоченный - это господин нашего долга перед ним.
Справедливость (в терминологии Л.И. Петражицкого «интуитивное право») - это «интуитивные этические переживания императивно-атрибутивного типа»,5 - то, что следует от одного субъекта и принадлежит другому. Именно притязание является отличительным признаком справедливости, или интуитивного права. Здесь Л.И. Петражицкий близок И. Канту, который также определял правомочие как характерную черту справедливости: «тот, кто требует чего-то на основании справедливости, опирается на свое право»6.
Итак, нравственные и правовые переживания, а следовательно, милосердие и справедливость, по Л.И. Петражицкому, -это принципиально разные явления. Если милосердие только просит или ожидает, то справедливость требует и повелевает. Для пояснения своей мысли правовед приводит пример, который встречается и у Вл. Соловьева, о милостыне, подаваемой нище-
му во исполнение нашего христианского долга и об обязательствах перед кредитором и обращает наше внимание на различие чувств, испытываемых в этих случаях. Сознание справедливости, по мысли Л.И. Петражицкого, благодаря своей атрибутивной природе, оказывает более сильное воздействие на поведение субъектов, чем чувство сострадания, и обладает характером обязательности.
Неужели Вл. Соловьев был абсолютно нечувствителен к тем различиям между правом и нравственностью, о которых говорил Л.И. Петражицкий? Казалось бы, об этом красноречиво свидетельствует его готовность выразить нравственные отношения в правовых терминах, а также рассуждения о том, что если высший нравственный закон обязывает меня любить врагов, то они имеют «право на мою любовь» 1. С точки зрения Л.И. Петражицкого, выражение «моральное право» - это метафора, не имеющая референта; Вл. Соловьев же пишет о «нравственном праве» и праве в собственном «узком смысле», находит между ними отличия, но не видит того непреодолимого противоречия между нравственными и «юридическими» требованиями, которые акцентировал Л.И. Петражицкий. Эти измышления вызвали многочисленные упреки в смешении права и нравственности (см. отзывы Б.Н. Чичерина, E.H. Трубецкого, A.C. Алексеева, A.B. Полякова и др.).
Если бы дискуссии между выдающимися русскими философом и юристом суждено было состояться, она бы выявила несколько существенных разногласий между ними.
Не соглашаясь с Л.И. Петражицким, Вл. Соловьев подчеркивает родство права и нравственности, указывая на то, что эмоции справедливости и милосердия имеют общий корень. Нравственный мотив для справедливости и милосердия один и тот же - чувство жалости или сострадания, выражающееся в признании чужого права на жизнь и благополучие8.
Л.И. Петражицкий делал вывод о том, что из нравственных положений не может вытекать ни правовая обязанность, ни правовое притязание. Императивность правовых эмоций является не основанием, а следствием или «рефлексом» их атрибутивности. Вл. Соловьев, напротив, утверждал, что именно религи-
озно-нравственный долг является основой правомочий и обязанностей лица.
Причина подобного расхождения кроется в различии мировоззренческих установок двух мыслителей. В концепции Л.И. Петражицкого мы встречаем положение, с которым Вл. Соловьев никогда бы не согласился: это высказывание о том, что христианская этика «беспритязательна»9. Произведения В л. Соловьева пронизывает идея о том, что христианское сознание воспринимает в качестве непременной принадлежности, или атрибута, (если выражаться словами Л.И. Петражицкого) каждого лица его право на существование и нравственное совершенствование, которому соответствует юридическая обязанность способствовать их реализации. Можно утверждать, что атрибутив, в основе которого лежит осознаваемый человеком религиозно-нравственный долг, имеет сложный состав: источник требования не сам управомоченный субъект, а нравственная норма, но в связи с предписанным ей правилом поведения именно субъект обладает правом притязать. Приведенный ход рассуждений Вл. Соловьев применяет при объяснении незыблемости права на жизнь (неприемлемость смертной казни) и права человека на достойное существование (обеспечение минимума благ и свободного времени, необходимых для интеллектуального и нравственного развития личности).
Логика Л.И. Петражицкого, которую он использовал при анализе примера с должником и кредитором, не годна при обсуждении естественных неотчуждаемых прав человека. Притязающий на обеспечение права на жизнь, честь и достоинство не является нашим кредитором - мы ничего не брали у него взаймы. И, тем не менее, мы должны уважать эти его абсолютные права и воздерживаться от посягательств на них. Безусловно, прав был Г. Радбрух, когда говорил о том, что только мораль может служить основанием обязывающей силы права, а право, в свою очередь, служит нравственным целям не посредством возложения обязанностей, а посредством правомочий, исполнение которых оно гарантирует10. О том, что фундаментом естественных прав являются религиозно-нравственные обязанности человека, следуя Вл. Соловьеву, писали H.A. Бердяев, СЛ. Франк и С.Н. Булгаков. Интересно, что и Л.И. Петражицкий соглашался с
тем, что милосердное отношение может осознаваться как «правовой долг», если признается право лица притязать на доставление ему помощи11.
4. Связь справедливости и милосердия в концепции Вл. Соловьева
Итак, по Вл. Соловьеву, справедливость в ее подлинном религиозно-нравственном понимании предполагает определенную долю милосердного отношения к ближнему. В то же время сострадательная помощь и забота о других - это одно из проявлений справедливости. В этом смысле милосердие справедливо, а справедливость милосердна.
Проводя грань между двумя явлениями, Вл. Соловьев указывает следующие характерные черты справедливости.
• Обязательность. В статьях «Спор о справедливости» и «Конец спора» философ впервые говорит о справедливости как об обязательном «минимальном требовании нравственности» 12. Со временем этот тезис будет развит в определение права как «минимума добра».
• Реализуемость. В «Критике отвлеченных начал» Вл. Соловьев обозначал справедливость как христианское милосердие в своем практическом выражении или «объективную форму любви» 13. Основная цель права заключается в осуществлении в действительности минимального добра, в том числе благодаря принуждению как альтернативе добровольной реализации правовых предписаний.
• Рационализируемое™. В «Оправдании добра» справедливость показана как логически осмысленное выражение интуитивно ощущаемого чувства жалости (сострадания). Ранее похожая идея была высказана И.Г. Фихте. Солидаризируясь с немецким философом, правовед и социолог Г.Д. Гурвич полагал, что «справедливость находится где-то на полпути между моралью и логикой» 14 У Вл. Соловьева, на наш взгляд, есть более удачное определение: справедливость - это «жалость, равномерно применяемая»15.
Концепция Вл. Соловьева о взаимосвязи справедливости и милосердия убеждает в том, что с развитием нравственного сознания в истории безатрибутивные моральные переживания при-
обретают атрибутивность. Современник Вл. Соловьева, Г. Елли-нек писал, что представления о наличии правомочия служат его основным источником16. Условием такого рода изменений становится осознание субъектами этических обязанностей как общеобязательного минимума, без которого общество не мыслит своего дальнейшего существования («existenz-minimum этических норм»). Правовые требования включают в себя ступени, пройденные моральным сознанием и ставшие достоянием нравственной жизни общества. «Меняются понятия о справедливости, меняются права и законы, но остается неизменным одно: требование, чтобы права и законы были справедливы. Следовательно, независимо от всяких внешних условий остается внутренняя обусловленность права нравственностью»11.
1 См. об этом: Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. M., 1992.
2 Held V. Саге and Justice in the Global Context // Ratio Juris. Vol. 17. № 2. June 2004. P. 141-155.
3 Соловьев B.C. Конец спора // Сочинения. В 2 т. / Под ред. В.Ф. Асмуса. Т. 2. M., 1989. С. 542-543.
4 Соловьев B.C. Оправдание добра // Сочинения. В 2 т. Т. 1. М., 1988. С. 188.
5 Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000. С. 404.
6 Кант И. Метафизика нравов // Собрание сочинений. В 8 т. Т. 6. М., 1994. С. 257.
7 См.: Соловьев B.C. Право и нравственность. Минск., 2001. С.30.
8 Соловьев B.C. Оправдание добра. С. 88.
9 Петражицкий Л.И. Указ. соч. С. 64.
10 Радбрух Г. Философия права: пер. с нем. М., 2004. С. 56-58.
11 См.: Петражицкий Л.И. Указ. соч. С. 58-59.
12 Соловьев B.C. Спор о справедливости // Сочинения. В 2 т. / Под ред. В.Ф. Асмуса. Т. 2. С. 521.
13 Соловьев B.C. Критика отвлеченных начал // Сочинения. В 15 т. Т. 3. М., 2001. С. 167.
14 Гурвич Г. Д. Идея социального права // Философия и социология права: Избранные сочинения / Пер. М.В. Антонова, Л.В. Ворониной. СПб., 2004. С. 130.
15 Соловьев B.C. Оправдание добра. С. 526.
16 См.: Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 2004. С. 332.
17 Соловьев B.C. Оправдание добра. С. 528.
