CC BY
3
DOI: 10.25693/SVGV2023.45.4.016 УДК 398.21(=554)
Специфика сказочных сюжетов локальных групп юкагиров
*
о сестре-людоедке
П.Е. Прокопьева (0 [X]
Институт гуманитарных исследований и проблем малочислденных народов Севера СО РАН,
г. Якутск, Российская Федерация,
pproe@yandex.ru _
Аннотация. В статье впервые исследуется специфика юкагирской сказочной традиции, к которой в целом относим фольклор лесных и тундровых юкагиров, русифицированных юкагиров Нижней Колымы и чуванцев1, на основе сюжетов, соответствующих типу 315А «Сестра-людоедка» по международному указателю сказочных сюжетов Аарне-Томпсона-Утера. Цель статьи - выявление общих и частных черт юкагирских текстов о сестре-людоедке, их принципиального сходства с сюжетным типом из указанного каталога. Ставятся задачи проанализировать структуру сказочных сюжетов локальных групп юкагиров, рассмотреть содержательные особенности текстов, по возможности определяя их природу. Методами исследования стали описательный, структурный, сравнительно-сопоставительный и сравнительно-типологический. Структурно-содержательный анализ юкагирских текстов показал, что из 27 выделенных элементов сюжетов о сестре-людоедке в той или иной степени совпадают 17. Все локальные сюжеты сближаются с типом 315А в таких моментах, как: герой прячется от чудовища на высоте, множественность предмета укрытия или его составляющих, чудесный помощник (предмет). В юкагирских текстах преобладают мотивы старшей сестры-людоедки и ее младшей сестры, очевидна брачная тематика. Особенности сюжетов связаны с использованием кроильной доски как средства для полета, ножен как ловушки и др.
Ключевые слова: юкагирский фольклор, сравнительное сказковедение, сюжет о сестре-людоедке
Для цитирования: Прокопьева П.Е. Специфика сказочных сюжетов локальных групп юкагиров о сестре-людоедке // Северо-Восточный гуманитарный вестник. 2023. №4(45). С. 187-200. DOI: 10.25693/ SVGV2023.45.4.016
The Plots Specifics of the Local Yukagir Groups about the Cannibal Sister
P.E. Prokopyeva 0 [X]
Institute for Humanities Research and Indigenous Studies of the North, Siberian Branch of the Russian
Academy of Sciences, Yakutsk, Russian Federation,
pproe@yandex.ru _
Abstract. The article for the first time explores the specifics of the Yukagir fairy tale tradition, to which we generally refer the folklore of forest and tundra Yukagirs, Russified Yukagirs of the Lower Kolyma and Chuvans, on the basis of
'Исследования выполнены с использованием научного оборудования ЦКП Федерального исследовательского центра «Якутский научный центр СО РАН» в рамках реализации мероприятий по гранту №13.ЦКП.21.0016.
'Фольклорные материалы нижнеколымских русифицированных юкагиров и чуванцев ограничили самыми ранними известными записями к. 19 в. [Bogoras, 1918; Дьячков, 1992], так как эти образцы ненамного отстоят от времени, когда предки данных групп являлись частью юкагирских родо-племенных объединений.
© Прокопьева П.Е., 2023
plots corresponding to type 315A "Cannibal Sister" according to the international index of fairy tales of Aarne-Thompson-Uther. The aim of the article is to identify common and particular features of Yukagir texts about the cannibal sister, their fundamental similarity with the plot type from the specified catalog. The tasks are set to analyze the structure of fairy-tale plots of local groups of Yukagirs, to consider the content features of the texts, if possible determining their nature. The research methods were descriptive, structural, comparative-comparative and comparative-typological. Structural and content analysis of Yukagir texts showed that 17 of the 27 selected elements of the stories about the cannibal sister coincide to one degree or another. All local plots converge with type 315A in such moments as: the hero hides from a monster at a height, the multiplicity of the object of shelter or its components, a wonderful helper (object). The Yukagir texts are dominated by the motives of the older cannibal sister and her younger sister, the marriage theme is obvious. The plot features are related to the use of a cutting board as a means for flight, a scabbard as a trap, etc.
Keywords: Yukagir folklore, comparative fairy-tale studies, the story of a cannibal sister
For citation: Prokopyeva P.E. The plots specifics of the local Yukagir groups about the cannibal sister. In: NorthEastern Journal of Humanities. 2023. №4 (45). Pp. 187-200. DOI: 10.25693/SVGV.2023.45.4.016 (In Russian)
I. Введение. Сюжеты о людоедах представляют собой один из самобытных пластов устного народного творчества юкагиров. Из доступных нам около трехсот сказочных образцов и их вариантов, относящихся к юкагирской фольклорной традиции (куда относим фольклор не только лесных и тундровых юкагиров, но и русифицированных юкагиров Нижней Колымы и чуванцев1) в более чем пятидесяти текстах фигурируют персонажи-людоеды различной этиологии, среди которых великаны Сказочные Старики и Старухи, фантастические существа, питающиеся людьми, черти, женские образы вроде Яги, привнесенные из русского фольклора. В.И. Иохельсон, обращая внимания на заимствования в юкагирском фольклоре, писал, что сказки о Сказочных Стариках и чудовищах-людоедах носят «более самостоятельный характер», а сам герой - Сказочный Старик является «продуктом юкагирской демонологии» [Иохельсон, 2005а: 20]. Наибольшее количество текстов о людоедах - по нашим подсчетам, их свыше 30 (вместе с вариантами) - насчитывает фольклор лесных юкагиров, подавляющее большинство из них включает великана-людоеда Сказочного Старика.
В сказочной прозе разных локальных групп юкагиров существуют сюжеты о сестре-людоедке, соответствующие типу 315А «Сестра-людоедка» из международного указателя сказочных сюжетов Г.-Й. Утера по системе Аарне-
Томпсона (АТи). Всего зафиксировано четыре текста, из которых два записаны у верхнеколымских юкагиров в 1896 г. и 1989 г.2 [Иохельсон, 2005а, текст № 94; Жукова, Прокопьева, 1991, текст № 19; Прокопьева, 2018: 268-269] и еще два - у обрусевших юкагиров из числа старожильческого населения Нижней Колымы [Bogoras, 1918: 65-69]. Интересным представляется вопрос о сходстве данных сюжетов с сюжетным типом, зарегистрированном в названном международном классификаторе, и их автономных особенностях. Актуальность темы исследования вызвана необходимостью сравнительного изучения сказок для выявления универсальных, заимствованных и локальных сюжетов и мотивов, раскрытия специфики этнической культуры народа.
Целью статьи является выявление частных и общих черт юкагирских текстов о сестре-людоедке, их принципиального сходства с сюжетным типом 315А по международному указателю сказочных сюжетов Аарне-Томпсона-Утера. Поставлены задачи - проанализировать структуру сюжетов о сестре-людоедке юкагирских локальных групп, рассмотреть содержательные особенности текстов, по возможности определяя их природу. Теоретическая и практическая значимость исследования обусловлена возможностью использования его результатов при разработке проблем юкагирского фольклора, сравнительном изучении фольклорных сюжетов и мотивов.
'Чуванцы в прошлом считались одним из юкагирских племен [Юкагиры, 1975: 13].
2Текст записан от А.Е. Шадриной, 1930 г.р., на русском языке в 1989 г., на русском и юкагирском языках в 2000 г.
II. Материалы и методы. Источниковой базой послужили опубликованные и архивные материалы по устному народному творчеству юкагиров, в том числе русифицированных юкагиров Нижней Колымы и чуванцев. Методами исследования стали описательный, структурный, сравнительно-сопоставительный и сравнительно-типологический.
III. Результаты и обсуждение. Сказки о сестре-людоедке распространены у многих народов мира. Сказочный тип 315А по ATU заключает сюжет о девушке, пожирающей сначала животных, затем - своих братьев и родителей. Спасается только один брат. Пока сестра-людоедка, собирающаяся съесть брата, точит зубы, он должен играть на инструменте, демонстрируя свое присутствие; когда его место занимает мышь, он убегает. Юноша забирается от сестры на три дерева подряд, она грызет их. Его собаки (молодые львы, пантера) спасают его, убивая людоедку [Uther, 2004, Vol. 1: 203].
Разница по времени фиксации между двумя текстами лесных юкагиров о сестре-людоедке составляет почти столетие. Примечательно, что повествования номинируются и как «сказки», и как «рассказы». Так, в материалах В.И. Иохельсона в переводе на русский язык сообщается, что это - «рассказ», тогда как на юкагирском языке история обозначена как чуольэ-дьи Ссказка' [Иохельсон, 2005а: 231]. Информант А.Е. Шадрина, от которой в современное время был записан второй вариант текста, называла его то сказкой, то рассказом [Жукова, Прокопьева, 1991: 157; Прокопьева, 2018: 268269]. Важно заметить, что в юкагирском устно-поэтическом творчестве отмечается оценка отдельных нарративов как пограничных в жанровом отношении: в зависимости от восприятия рассказчиками фольклорной действительности одно и то же повествование может определяться как «сказка» либо «рассказ» или одновременно и как «сказка», и как «рассказ». Чаще всего межжанровый статус наблюдается у этиологических сказок о животных, различных повествований с выраженной мифологической составляющей.
Оба варианта текста о сестре-людоедке отличаются элементами сюжета. Первый вариант 1896 г. [Иохельсон, 2005а, текст .№ 94] повествует о следующем: у трех сестер умирают родите-
ли; старшая сестра ходит за дровами вместо сестер, которые чередуются, выполняя эту работу; сестры играют с живой мышью, смеются, замечают у старшей между зубами сырое мясо; младшие сестры надевают крылья, которые держат в специальных футлярах (прежде сжигают крылья старшей сестры), поднимаются вверх и видят, что сестра грызет череп отца; сестры говорят ей, что улетают от нее на ту сторону моря к сыну старика; старшая сестра бросает ножны, ловит среднюю сестру, но не может поймать младшую; людоедка грозится придти, когда начнет ходить сын сестры; младшая сестра выходит замуж за сына старичка, летающего на копье; когда их сын начинает ходить, приходят старшие сестры-людоедки; мать прячется с ребенком на шестиножном лабазе, старшие сестры грызут опоры лабаза; когда остаются два столба, прилетает муж, убивает людоедок.
Другой вариант текста о людоедке, зарегистрированный в недавнее время [Жукова, Прокопьева, 1991, текст № 19; Прокопьева, 2018: 268-269], также рассказывает о том, что, когда у трех сестер умирают родители, старшая сестра начинает постоянно куда-то уходить; она не разговаривает и не смеется, тогда младшие сестры, желая рассмешить сестру, зашивают мышке глаза и отпускают ее; сестра улыбается, в ее рту девушки видят волосы - она ходит на могилы родителей и грызет их головы; сестры бегут от людоедки, взяв свои кроильные доски; когда она почти догоняет их, они взлетают на своих досках и поют о том, что улетают за море к сыновьям старика. Вторая часть сюжета, где младшая сестра с ребенком прячется от людоедки на лабазе, по всей видимости, утрачена.
Очевидно, что общими местами в текстах являются наличие трех персонажей, из которых людоедка - это старшая сестра; начало и развитие действия, связанные со смертью родителей, постоянными уходами старшей сестры и игрой с мышью, посредством чего раскрывается сущность людоедки. Объединяет варианты и сегмент с полетом в ситуации побега, несмотря на то, что в них для бегства используются разные предметы - крылья в одном случае и кроильные доски в другом.
Семантика волшебного полета проливает свет на образы младших сестер и мифологическую основу сказки.
Обладание сестер крыльями позволяет сопоставить их образы с образами чудесных девушек-птиц - персонажами, широко известными мировому фольклору. Сюжеты о девах-птицах в юкагирском фольклоре в целом или частично соответствуют типам ATU 313 «Волшебный полет», 400 «Мужчина в поисках пропавшей жены», 413 «Украденная одежда» [Uther, 2004, Vol. 1: 194196, 231-232, 247]. Распространенным у юкагиров является сюжет, где юноша крадет крылья одной из девушек, снявших свое птичье обличье, и потом женится на ней.
Эта сравнимость сестер с девами-птицами указывает на магический потенциал девушек. Л.Н. Жукова усматривает в образах девушек шаманский аспект: «способность летать указывает на их орнитоморфность и шаманскую потенцию» [Жукова, 2012: 262].
Магическая сила девушек, соотносимая с возможностью полета, подтверждается другим вариантом сказки, где они улетают на кроильных досках. В юкагирском фольклоре кроильная доска является чудесным предметом и ассоциирована с женскими образами. Например, сверхъестественная женщина с помощью кроильной доски превращает оленей в красивых девушек, ударяя их доской по лбу [Иохельсон, 2005а, текст № 23]. Это действо в определенной степени схоже с частью из шаманского обряда, которую можно охарактеризовать как переход из одного состояния в другое, возвращение: по В.И. Иохельсону, жена шамана перед окончанием камлания ударяла мужа кроильной доской, «чтобы выгнать духов, которых вызвал шаман, так как они более не нужны» [Иохель-сон, 2005б: 270]. В юкагирских сказках о чудесном доска для кройки напрямую сопряжена с движением и конкретно с полетом: она вместе с наперстком, что тождественно нарте и ездовому животному, служит транспортным средством для старушки, готовящейся дать отпор великану-людоеду Сказочному Старику [Иохельсон, 2005б, 353-254]; когда больная женщина оборачивается кукушкой, чтобы улететь от непослушных детей, кожаные покрышки жилища становятся перьями для крыльев, кроильная доска - хвостовым опереньем [ФЮВК, 1989, ч. 1, текст № 21].
По каталогу фольклорно-мифологических мотивов Ю.Е. Березкина, Е.Н. Дувакина, мотив «B72d.Крылья из кроильной доски»: «Женщина делает себе крылья (клюв, хвост) из принадлежностей для изготовления одежды и превращается в птицу или летягу», - встречается, кроме лесных юкагиров, в фольклоре народов уральской языковой семьи - тундровых ненцев, эн-цев, северных ханты и селькупов, манси, а также у кетов и эвенов [Березкин, Дувакин]. Кроме эвенского текста, где белка становится летягой, мотив связан с женщиной, превратившейся в кукушку. В сюжетах ненцев, энцев, ханты и манси при преобразовании героини в птицу названа конкретно доска для шитья, скобления, кройки [Там же]. Примечательно, что, помимо кроильной доски, для трансформации в кукушку применяются другие швейные принадлежности, которые традиционно относятся к женским занятиям: наперсток, скребок, иголка, игольник, мешочек для рукоделий, мялка. В сказках лесных и тундровых юкагиров предметы для рукоделия соответствуют волшебным средствам передвижения: наперсток заменяет, как уже было сказано, ездовое животное или нарту1 [Иохельсон, 2005б: 353-254; ФЮВК, 1989, ч. 1, текст № 33]; иголка аналогична шесту для управления упряжкой [ФЮВК, 1989, ч. 1, текст № 33]. То, что предметы, посредством которых осуществляются магические перевоплощение или передвижение - женские, может говорить об отражении в повествованиях шаманской деятельности женщин. В.И. Иохельсон, говоря о женском шаманизме, указывал в юкагирском фольклоре другие женские предметы, которые употреблялись как имеющие сверхъестественные свойства. В частности, он обратил внимание на предание о ламутском шамане: «Когда коряк поранил руку шамана стрелой, тот взял передник своей жены и ударил по раненой руке передником, после чего рука исцелилась. Здесь, по-видимому, проступает представление о лечебной силе передника, потому что он принадлежит женщине» [Иохельсон, 2005б: 271].
В контексте вышесказанного в сказках полет посредством чудесных предметов, прямо и косвенно определяемых как крылья, свидетельствует о чудесной ипостаси и магических уме-
'РФ АЯНЦ СО РАН. Лаптев А.Н. Сказки верхнеколымских юкагиров. Ф. 5. Оп. 14. Ед. хр. 34. № 12.
ниях младших сестер. В.Я Пропп, подчеркивая, что в волшебной сказке «помощники, живые существа и волшебные предметы, принципиально функционируют совершенно одинаково» [Пропп, 2000: 161], писал: «...помощник есть носитель магических способностей героя» [Пропп, 2000: 300].
Сверхъестественное в сущности младшей сестры (младших сестер) подтверждается и другими сегментами сюжета: ножны сестры-людоедки, многократно брошенные вверх в качестве приклеивающейся ловушки, не могут настичь взлетевшую младшую сестру, но сразу прилепляются к средней сестре и сбрасывают ее вниз; младшая сестра выходит замуж за чудесного мужчину, который передвигается верхом на копье [Иохельсон, 2005а, текст № 94]; сестры, улетая, поют [Жукова, Прокопьева, 1991, № 19; Прокопьева, 2018: 268-269], песня же в юкагирском фольклоре часто наделена чудодейственными свойствами и используется в магических ситуациях. По поводу того, что младшая сестра избегает участи быть пойманной вещью людоедки, связываемым с оружием, отметим: Л.Н. Жукова обоснованно проводит параллель между ножнами людоедки и челюстью Сказочного Старика, который бросает ее с целью поймать убегающих от него детей [Иохельсон, 2005а, текст № 19], и обращает внимание на форму возвратной дуги чехла для ножа [Жукова, 2012: 262]. Что касается копья, в сказочной прозе юкагиров оно ассоциируется с движением и воспринимается как имеющая силу семейная реликвия (младший брат, отправляющийся на поиски невесты, по совету старшего брата использует его копье, чтобы узнать, в каком направлении идти [Иохельсон, 2005 а, текст № 23]). В несказочном фольклоре оно также сообразовывается с семейной ценностью, символизирующей единство и преемственность поколений (Эдилвей, у которого в детстве враги убили родителей, став взрослым, побеждает недругов и возвращает копье и лук отца [ФЮ, 2005, текст № 1]), и используется в описаниях фантастической ловкости и мощи воина-богатыря (он «мог по желанию очутиться под землей и, пронзая изнутри ее поверхность копьем, убивать врагов» [Иохельсон, 2008: 290]).
Перелет сестер на противоположную сторону моря представляется как пересечение про-
странственной черты: в мировой мифологии водная стихия является универсальным символом границы между мирами. По В.Я. Проппу, «. все виды переправы указывают на единую область происхождения: они идут от представлений о пути умершего в иной мир.» [Пропп, 2000: 171]. В сказках о сестре людоедке вода разделяет положительно и отрицательно маркированное. Принадлежность младшей сестры (младших сестер) к светлой, а старшей сестры - к темной сторонам отображает специфику юкагирского фольклора, обнаруживающего мотивы младшего и старшего.
В волшебных и социально-бытовых сказках лесных и тундровых юкагиров младшая сестра и младший брат, как и в сказочном фольклоре многих народов мира (см.: [Мелетинский, 2005]), выступают наследниками рода и хранителями его традиций, которые попираются и преступаются старшими. Младшие послушны, умны и удачливы. Старшие сестры и братья, напротив, показаны нарушителями традиционного семейного уклада: например, старшая сестра в открытой или завуалированной форме заявляет о своих притязаниях на мужа младшей сестры, что противоречит законам, регулирующим взаимоотношения внутри семьи. В сказке лесных юкагиров она утвердительно отвечает на вопрос младшей сестры, будут ли они ревновать друг друга к одному мужу, в сказке тундровых - просит у младшей сестры, вышедшей замуж, дать ей высушить одежду ее мужа [Иохельсон, 2005а, текст №2; Юкагиры, 1975: 197198]. По-видимому, появившаяся со временем неустойчивость прежних норм брачных и внутрисемейных отношений способствовала возникновению в сказочной прозе юкагиров темы противопоставленности старшей и младшей сестры и развитию негативного образа первой. Заметим, что фольклор тундровых юкагиров также обнаруживает в связи со старшей сестрой мотив людоедства: когда у младшей сестры рождается сын, старшая делает из трухлявого дерева ребенка, который говорит мальчику, что съест печени их мам [Юкагиры, 1975: 198].
Касательно двух текстов о старшей сестре, превратившейся в людоедку, интересно отметить, что при соответствии сюжетов типу 315А по АТи мотивы старшей и младшей сестер, которые они содержат, есть в фольклоре народов,
проживающих в определенных ареалах. Так, мотивы «L65C. Старшая сестра-людоедка» и «L65D. Младшая сестра людоедки», по каталогу Ю.Е. Березкина, Е.Н. Дувакина, кроме юкагиров, имеются у народов Дальнего Востока - эвенов, орочей, удэгейцев, чуванцев, коряков; второй мотив также распространен на острове Нуниваку берегов Аляски и среди индейских племен Северной Америки [Березкин, Дувакин].
Средняя сестра, как видим из повествования, записанного В.И. Иохельсоном, изображена слабым героем. В фольклоре лесных и тундровых юкагиров, русифицированных чуванцев средние сестра или брат показаны неуверенными, беспомощными персонажами, не способными оказать сопротивление, они не обладают умом, прозорливостью, силой и решительностью младших и потому (часто со старшими сестрами или братьями) терпят поражение. К примеру, младшая сестра, ищущая жениха, устраняет среднюю и старшую сестер как соперниц [Иохельсон, 2005а, текст № 2]; когда старшая сестра начинает претендовать на мужа младшей, средняя, видя это, от стыда убегает [Юкагиры 1975: 197-198]1; самонадеянный средний брат, не нуждающийся в советах братьев, отправляется на поиски невесты и погибает [Ио-хельсон 2005а, текст №23]; средняя сестра, без причины говорящая сестрам о скором приезде мужей, накликивает приход чудовищ, подменивших их, не верит младшей сестре, замечающей у них черные длинные зубы, и пропадает вместе со старшей сестрой и детьми [Bogoras, 191: 146-147].
Близкую по содержанию тексту В.И. Иохель-сона сказку зафиксировал у русифицированных юкагиров Нижней Колымы В.Г. Богораз2. Три сестры остаются без родителей; младшая сестра замечает у старшей во рту кусочки сырого мяса, застрявшие между зубами; младшие сестры обнаруживают, что могилы родителей разрыты, а их тела съедены; девушки просят пролетающих гусей кинуть им по перу; сестры зажимают перья между пальцами и летят за гусями; старшая сестра гонится за ними, молит их остаться; средняя сестра, пожалев ее, оглядыва-
ется, несмотря на предупреждения младшей сестры, и падает в пасть чудовищу; сестра-людоедка не может догнать младшую сестру, грозит придти, когда ее дети будут играть; девушка через дымоход жилища видит юношу, ему не хватает перьев для стрел, девушка кидает ему их, затем показывается в человеческом обличье; они женятся, у них рождаются сын и дочь; приходит старшая сестра, младшая сестра и сын бегут к амбару, где есть старый деревянный ящик; по заговору женщины он превращается в железный амбар с двенадцатью опорами, они прячутся в нем; старшая сестра, съев девочку, грызет опоры амбара, остаются только три из них; приходит муж младшей сестры, убивает людоедку, разрубает на кусочки, сжигает, при горении из ее тела выползают черви и паразиты, оставшиеся кости мужчина выбрасывает в море [Bogoras, 1918: 6769]. В данной сказке, помимо части, где младшие сестры узнают, что их сестра стала людоедкой, повторяются следующие сегменты: полет девушек в образе птиц, гибель средней сестры, угроза старшей сестры придти, когда подрастут дети младшей, укрытие младшей сестры с ребенком в многоногом амбаре и уничтожение людоедки ее мужем. Схожим является момент, когда людоедка разевает рот, чтобы проглотить жертву: в тексте В.И. Иохельсона муж младшей сестры говорит ей открыть рот, чтобы он мог броситься, в тексте В.Г. Богораза в пасть старшей сестры падает пожалевшая ее средняя сестра.
Кроме того, сюжет, записанный В.Г. Богора-зом, содержит мотивы, типичные для юкагирского фольклора: сожжение демона, хтониче-ские животные в атрибутике людоеда, утопление чудовища, железо как символ силы (см. на-пример3: [Иохельсон 2005а, тексты № 17, 20, 27; Bogoras, 1918: 10-12, 133-135; ФЮВК, ч. 1, текст № 25]).
Привлекает внимание тот факт, что железный амбар стоит на двенадцати опорах. Число 12 как магическое присутствует в повествовании лесных юкагиров (шаман, проводя обряд, кладет двенадцать щенков вместе с их матерью у входа в жилище, чтобы Большая Болезнь не смогла выйти оттуда [ФЮВК, ч. 2, текст № 47] и
'РФ АЯНЦ СО РАН. Лаптев А.Н. Сказки верхнеколымских юкагиров. Ф. 5. Оп. 14. Ед. хр. 34. № 29.
2Записано от Катерины Румянцевой, обрусевшей юкагирки, в деревне Охотск на Колыме в 1896 г.
3РФ АЯНЦ СО РАН. Лаптев А.Н. Сказки верхнеколымских юкагиров. Ф. 5. Оп. 14. Ед. хр. 34. № 12.
в еще одной сказке русифицированных юкагиров (муж девушки-Травинки убивает демона Ягишну двенадцатью стрелами [Bogoras, 1918: с. 52-54]). Это число является одним из часто встречающихся в русском эпосе [Вртанесян, 2018: 21-22].
Часть сказки, когда героиня скрывается от чудовища в амбаре на двенадцати опорах, встречается в еще одной юкагирской сказке о сверхъестественном противнике. Отец собирается выдать дочь замуж за того, кто угадает ее имя; чудовище, подслушав из проруби от уставшей служанки имя девушки, называет его; отец дарит дочери крылатого коня, она садится на него, и чудовище, держа коня за повод, уводит девушку вниз по реке; крылатый конь с девушкой улетают, чудовище не может догнать их, говорит, что девушка выйдет замуж, и, когда у нее будут дети, он снова придет; девушка выходит замуж за могучего охотника, у них трое детей; она наказывает мужу привязывать крылатого коня к старому сухому дереву; он, уйдя на охоту, забывает о предупреждении и привязывает коня к зеленому дереву; тем временем появляется чудовище, женщина идет за едой, за ней выходит старший сын; она говорит ящику, скрепленному двенадцатью железными обручами, стать амбаром с двенадцатью железными опорами; женщина с сыном забирается на этот амбар, зовет мужа, конь не может освободиться от дерева; чудовище съедает двух детей женщины, отрыгивает топор, рубит опоры; Лиса, предложив ему помощь, выбрасывает топор в море; чудовище снова отрыгивает топор, рубит с большей силой; Лиса, притворившись песцом, опять предлагает помощь и снова выбрасывает топор в море; чудовище отрыгивает копье; когда остается последняя опора, конь, вырвав с корнем зеленое дерево, прибегает, железными копытами ломает чудовищу спину; вернувшийся муж рубит его на мелкие кусочки, выбрасывает их в море [Bogoras, 1918: 58-61]. Сказка в целом носит заимствованный характер, и многие ее мотивы есть в схожих сказках разных народов о демоне, некоторые из которых повествуют о сестре-людоедке. Так, в завязке многих таких сказок присутствует чудовище, появившееся из
воды. В историях главному персонажу часто помогают различные животные, в частности Лиса. Например, у алтайцев она так же под предлогом помощи выбрасывает топор антагониста героя в озеро (см. мотив «150А. Оторванные ноги животного-помощника» в: [Березкин, Дувакин]).
Вместе с тем этот текст обнаруживает немало мотивов, традиционных для сказочной прозы юкагиров: вода как местопребывание чудовища-людоеда, движение вниз по реке как опасное направление, железная атрибутика людоеда, топор как ловушка, разрубание людоеда (см. например: [Иохельсон, 2005а, текст № 14, 19, 31; Bogoras, 1918: 67-69; Юкагиры, 1975: 231-232; ФЮВК, ч. 1, текст № 25]). Если, к примеру, мотив <^42к. Людоед отрыгает топор», имеющийся в фольклоре других народов мира [Березкин, Дувакин], очевидно, заимствован (мотив «топор как ловушка» соответственно с ним связан), то движение вниз по реке, как отрицательное направление, куда людоед ведет жертву или где герою грозит опасность, вероятно, исконен для юкагирских сказок. В сказочной прозе лесных юкагиров часто наблюдается мотив движения вниз и вверх по реке, где это два противопоставленных вектора: в первом случае, как указано, он потенциально опасный (так, поехав вниз по реке, парни попадают к людоедам [Иохельсон, 2005а, текст № 3]), во втором - благоприятный (юноша, пойдя вверх по реке, встречает женщину чудесного происхождения и женится на ней [Иохельсон, 2005а, текст № 23]). Данный мотив, как и в мифологии и фольклоре многих народов мира, кодифицирует пересечение частей вселенной, где вода - универсальная субстанция хаоса - отделяет или связывает, что не противоречит природе мифологемы, мир живых и мир мертвых. Фольклорно-мифологические мотивы юкагиров, связанные с движением вниз и вверх по реке и переправой на другую ее сторону, отражают представления о вертикальной и горизонтальной архитектуре мироздания.
К типу по АТи 315А «Сестра-людоедка» принадлежит 4-я сказка, которая также была сообщена В.Г. Богоразу информанткой из русифицированных юкагиров1. Живут муж, жена и сын; муж по просьбе жены приносит щуку, жена
•Записано от Анны Коркиной, обрусевшей юкагирской женщины из деревни Сухарное на Колыме, осенью 1896 г.
ест и, когда доходит до головы рыбы, видит, что у нее железные зубы; жена рожает девочку, растущую ежечасно; девочка говорит брату, что скоро съест их, брат сообщает родителям, они не верят ему; он убегает из дома; брат приходит в дом, который стерегут два волка и два медведя, видит там девушку, женится на ней; он хочет навестить родителей, жена дарит ему шестино-гого оленя; в доме родителей он видит, как девушка-Щука играет с их черепами; он убегает от нее на шестиногом олене, девушка-Щука отрывает и ест сначала одну ногу у оленя, потом - вторую и третью, олень не может бежать; стрела юноши превращается в железное дерево, он залезает на его вершину; девушка-Щука грызет дерево; юноша просит пролетающую Кукшу передать жене, чтобы она прислала своих собак, птица отказывается; просьбу передает пуночка; увидев двух волков и двух медведей жены брата, девушка-Щука превращается в горностая, но звери ловят его; юноша рубит горностая и сжигает части в огне [Bogoras, 1918: 65-67].
Сегменты и мотивы данной и указанной выше сказок (Конь-помощник, Лиса-помощница, отрывание демоном ног животного, многоногое животное-помощник, чертова рыба, просьба прислать на помощь животных, отказ одной птицы и согласие другой передать просьбу и др.) в разных контаминациях встречаются в сказках о чудовищ разных народов. Например, в тувинской сказке старуха-чудовище хватает за бороду богача, он обещает отдать ей сына; она преследует мальчика, когда тот едет на коне со старой стоянки, где отец оставил его лук и стрелы; чудовище перебивает коню ноги кожемял-кой, а когда он летит, рассекает его, голова коня закидывает мальчика на тополь; Лисенок предлагает помощь старухе и бросает кожемялку в море, она выпивает его и снова пилит; Ворон и другие отказываются передать просьбу мальчика, Орел сообщает собакам; они бьются с чудовищем в море; собака, у которой перебита нога, становится волком. В кетском фольклоре: юноша, несмотря на запрет отца, убивает седьмого налима, который оказывается дочерью чертовки; женится на Солнце, идет навестить родителей; чертовка съела их и сестру; она отрезает ногу его коню, он снова прилепляет ее, доезжает до колодца Солнца; юноша ныряет в колодец, чертовка вытаскивает его и съедает наполовину;
Солнце оживляет его, он становится Месяцем. В сказке эвенков: девочке понравился вкус крови, она съедает мать и младших сестер; старший брат убегает на десятиногом олене; брошенный сестрой топор отрубает оленю все ноги; брат оборачивается разными животными, когда превращается в мышь, сестра теряет его след; сломав свои скребки и кожемялки, умирает (пересказы даны по [Березкин, Дувакин]. См. мотивы «150А. Оторванные ноги животного-помощника» и «150. Многоногий зверь»).
Сказка о девушке-Щуке, практически как и все заимствованные сюжеты, переработана юкагирской фольклорной традицией. В повествовании дублируются образы, которые находят следующие аналогии в фольклоре юкагиров: шестиногий лось со своим Хозяином -представление о зооморфном воплощении Земли [ФЮВК, 1989, ч. 2, текст № 34]; восьми-ногий лось, символизирующий быстроту животного и охотника-богатыря, что его преследует [ФЮВК, 1989, ч. 2, текст № 34]; стрела как средство подняться наверх - она становится деревом с концом-невидимкой [Иохельсон, 2005а, текст № 5], ею можно прострелить небо, чтобы достичь его с помощью веревки [Ио-хельсон, 2005 а, текст № 24].
Упрочился в устном народном творчестве разных юкагирских групп (лесные и тундровые юкагиры, чуванцы, русифицированные юкагиры Нижней Колымы) сегмент о какой-либо птице, передающей просьбу героя о помощи, в отличие от другой птицы, затаившей на него обиду. Соглашается передать весточку «птичка» (пуночка, кукша), отказывается -кукша (канюк). К примеру, в сказке нижнеколымских обрусевших юкагиров девушка, унесенная ветром на скалу, просит кукшу принести от родителей клей и клейницу, ремешки и когти (эти предметы ей нужны, чтобы покинуть скалу), та отказывается, ссылаясь на обиду, вещи доставляет пуночка [Bogoras, 1918: 38-40]. В варианте сказки, также записанной на Нижней Колыме, девушке отказывает кук-ша, так как та ее раньше гнала, передает просьбу и приносит необходимое птичка [Богораз, 1901: 342-345]. В версии лесных юкагиров фрагмент с обиженной птицей отсутствует (утрачен?), героине также помогает некая птичка [Иохельсон, 2005а, текст № 2].
При общей непохожести сюжета о девушке-Щуке на другие три повествования о сестре-людоедке в них прослеживаются ключевые параллели: шестиногий олень - постройка на многих опорах; железное дерево - постройка (лабаз) на высоких опорах - железный амбар на опорах. В реальной жизни юкагиров помосты, лабазы, на опорах были многофункциональны: они применялись для воздушных захоронений, служили кладовыми для продуктов (помещение на высоте позволяло уберечь от животных), на них выставлялись часовые, которые должны были предупреждать о приближении врагов [Иохельсон, 2005б, с. 306, с. 555]. Не удивительно, что в
фольклоре героиня использует для укрытия традиционную постройку (правда, сказка, следуя законам волшебного жанра, наделяет ее большим количеством столбов), при этом разгрызание людоедкой опор лабаза иллюстрирует критичность и напряженность момента. Знакомый фольклору и мифологии юкагиров образ - ше-стиногий олень выступает в роли волшебного помощника, многоногость же животного, как и многоногость лабаза, подчеркивает его необычность и также усиливает драматизм ситуации.
Представим соотношение сходных и отличных элементов сюжетов о сестре-людоедке в табличном виде (таблица 1):
Таблица 1. Элементы юкагирских сюжетов о сестре-людоедке Table 1. Elements of Yukagir stories about the cannibal sister
№
Элементы сказки
Локальная этнографическая группа, название текста, источник
е
«
о
и
3 S
р
и агик юк
а н
н о с
■о
л
<D ___
к с с а Р
е
К s ро
5? 3
9 т
) с
ей W ке
а н„ ка,
с5 0 0 - 2
-т
ос рк
С S а,
в,
§£
а ев
опк
*
й ^ ыв ре
Н Л
о а ео ск
о р
S.
Н чо
» (N
-
W 00
^ сЗ ^
ра01
Ж О (N
« Ж
SJ £
¿5
■а &
•о
s й -0
е
н ^ в -6
о7
д6
^ ■ :
¡Г 00 а- 91
И -Н
® ел*
а s н or
<d ад o
^ m
§ 2
I
3 ж ж
а «
a „
Н
s
ra o
w ад Й О ^ W ш
<а <3 С± р
К ^
о
н ара
й £
а7
I ч
к5 с6
Три сестры, старшая из которых людоедка
+
Старший брат и младшая сестра-людоедка
Смерть родителей
Женщина ест щуку с железными зубами и рождает девочку-людоедку
Игра с мышью
Сестры замечают в зубах старшей
сестры мясо (волосы)
Младшие сестры (старший брат) видят (-ит), что сестра ест тела родителей (играет с их черепами)
Побег от сестры- людоед-
1
+
+
2
+
3
+
+
+
4
+
5
+
+
6
+
+
+
7
+
+
+
+
8
+
+
+
+
ки
9 Младшая сестра (младшие сестры) улетают от людоедки + + + -
10 Младшие сестры летят на другую сторону моря к сыну (сыновьям) старика + + - -
11 Младшие сестры, улетая, поют - + - -
12 Старшая сестра использует ловушку, чтобы поймать среднюю сестру + - - -
13 Средняя сестра поймана (погибает) + - + -
14 Старшая сестра грозит придти, когда подрастет ребенок + - + -
15 Младшая сестра выходит замуж, у нее ребенок (дети) + - + -
16 Чудесный муж младшей сестры (чудесная жена старшего брата) + - - +
17 Приход старшей сестры (вместе со средней, ставшей людоедкой) + - + -
18 Младшая сестра с ребенком или с одним из детей укрывается в постройке на опорах (брат прячется на дереве) + + +
19 Железное укрытие - - + +
20 Шестиногий олень - - - +
21 Чудовище грызет опоры лабаза, остаются последние опоры (отрывает несколько ног шестиногому оленю, грызет дерево) + +
22 Людоедку убивает муж сестры + - + -
23 Тело людоедки разрубают и сжигают (только сжигают) - - + +
24 Из тела людоедки выползают черви и паразиты - - + -
25 Брат просит одну, потом другую птицу передать жене прислать ее «собак» - диких зверей +
26 Людоедка превращается в горностая - - - +
27 Звери-помощники убивают людоедку - - - +
Как видно, к абсолютным совпадениям относятся следующие элементы: 1) младшие сестры (старший брат) видят (-ит), что сестра ест тела родителей (играет с их черепами); 2) побег от сестры-людоедки. 3) младшая сестра с ребенком или с одним из детей укрывается в постройке на опорах (брат прячется на дереве). Третий пункт включаем в полные схождения, так как поздний вариант лесных юкагиров утратил вторую часть, где сестра-людоедка возвращается и снова пытается убить сестру. Соответствия, обнаруживающиеся в трех текстах из четырех: 1) три сестры, старшая из которых людоедка; 2) смерть родителей; 3) сестры замечают в зубах старшей сестры мясо (волосы); 4) младшая сестра (младшие сестры) улетают от людоедки. С
Распространенность сюжета о сестре-людоедке, постоянство фабулы определяют его как «бродячий сюжет». Интересно заметить, что в указателе сюжетов сказок восточных славян [Сравнительный указатель..., 1979] тип 315А не выделен.
Все четыре сюжета о сестре-людоедке имеют свои специфические особенности. Так, у лесных юкагиров аналогом крыльев выступает кроильная доска, мотив которой в фольклоре
учетом отсутствия сегмента прихода людоедки в одном варианте (сказано выше) этот список можно было бы продолжить. В общем, в той или иной степени совпадают 17 элементов сюжетов о сестре-людоедке из выделенных 27, что равняется 63%.
Наиболее близка к описанному в международном указателе сказочных сюжетов типу 315А сказка о девушке-Щуке, записанная у русифицированных юкагиров Нижней Колымы. При этом все юкагирские локальные тексты о сестре-людоедке принципиально тождественны данному типу в следующих моментах - герой прячется от чудовища на высоте, множественность предмета укрытия или его составляющих, чудесный помощник (предмет):
данной локальной группы связан с полетом. У них же сестра-людоедка для поимки сестры использует ножны, близкие по форме ловушке-челюсти великана Сказочного Старика и по назначению топору, который этот персонаж также использует для ловли жертвы. В тексте русифицированных юкагиров акцентировано число 12, распространенное в русском фольклоре. Их сказка включает сегмент о птице-помощнице (который известен фольклору разных юкагир-
Таблица 2. Сходство юкагирских сюжетов о сестре-людоедке с типом ATU 315A Table 2. Similarity of Yukagir stories about a cannibal sister with type ATU 315A
Элемент ATU 315А юкагирские сюжеты
герой прячется от чудовища на высоте герой хоронится на дереве герой хоронится в высокой постройке, стоящей на опорах, или на дереве
множественность предмета укрытия или его составляющих герой забирается на три дерева подряд герой забирается на многоножную высокую постройку или убегает на шестиногом олене
чудесный помощник (предмет) мышь, собаки (молодые львы, пантера) крылья, кроильная доска, шестиногий олень, пуночка, собаки (волки и медведи)
ских групп), укоренившийся в устном народном творчестве русских старожилов.
Сюжеты о сестре-людоедке не только обладают своеобразным колоритом, но и дополняют друг друга, раскрывая отдельные детали. К примеру, момент ловли средней сестры в повествовании лесных юкагиров объясняет сказка русифицированных юкагиров, где девушка также становится легкой добычей людоедки: чудовище молит улетающих от нее сестер остаться, средняя жалеет людоедку и оглядывается, несмотря на предостережение младшей сестры.
IV. Заключение. Рассмотренные четыре текста о сестре-людоедке, принадлежащие к юкагирскому фольклорному наследию, обнаруживают разного рода схождения, которые численно превалируют над несоответствиями. Наиболее близкой к сюжетному типу 315А является сказка о девушке-Щуке, записанная у нижнеколымских русифицированных юкагиров. Все юкагирские сюжеты о сестре-людоедке находят следующие аналогии с указанным типом: герой прячется от чудовища на высоте, множественность предмета укрытия или его составляющих, чудесный помощник (предмет).
В юкагирских текстах преобладают мотивы старшей сестры-людоедки и ее младшей сестры, что, вероятно, имеет социально-культурные корни.
В нарративах проводится линия чудесной природы героини и ее мужа или жены героя. Брачная тематика, объединяющая все сюжеты, по-видимому, выдвинута с целью показа острого конфликта героя с сестрой-людоедкой как светлой и темной сторонами, созиданием и разрушением, жизнью и смертью.
Кульминационной частью является укрытие героини на многоногом лабазе и перегрызание большинства его опор сестрой-людоедкой. Эквивалентом этого выступает сегмент, где герой бежит на шестиногом олене, сестра отрывает и ест ноги животного, герой скрывается на железном дереве, которое чудовище также грызет. Многоногость лабаза (часто железного) или оленя и железо дерева указывают на укреплен-ность, прочность и устойчивость предмета, это метафора кратно представленной мощи людоедки, высокой степени исходящей от нее угрозы. Чем сильнее демон, тем выпуклее в сказке победа над ним. Последовательное уничтоже-
ние опор лабаза (ног оленя), разгрызание железного дерева - переломный момент в сюжете, где жизнеутверждающее начало берет вверх над смертоносной силой, персонификацией которой выступает людоедка.
Самобытность сюжетов локальных юкагирских групп о сестре-людоедке связана с внутренними фольклорными традициями. Так, у лесных юкагиров сестры, как и другие герои сказок, используют для полета-передвижения кроильную доску; людоедка, подобно другим чудовищам, имеет свою ловушку для поимки жертвы - ножны. Сказка русифицированных юкагиров включает сегмент о птице-помощнице, распространенный в их фольклоре.
К локальным особенностям сюжетов о сестре-людоедке следует отнести также тот факт, что в фольклоре лесных юкагиров история называется как сказкой, так и рассказом. Традиционный образ жизни этой этнолокальной группы, основанный на охоте и собирательстве, обусловил доминирование мифологических воззрений в их устном народном творчестве, вследствие чего для части повествований границы между достоверным и вымышленным остаются размытыми и подвижными.
Дополнительные источники:
ФЮ - Фольклор юкагиров. М.; Новосибирск: Наука, 2005. 594 с.
ФЮВК - Фольклор юкагиров Верхней Колымы Якутск: Изд-во ЯГУ, 1989. В 2-х ч. Ч. 1. 161 с. Ч. 2. 89 с.
Список литературы:
Березкин Ю.Е., Дувакин Е.Н. Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологи-ческих мотивов по ареалам: Аналитический каталог. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/berezkin (дата обращения: 20.03.2023)
Богораз В. Областной словарь колымского русского наречия. Санкт-Петербург: типография Императорской Академии наук, 1901. 346 с.
Вртанесян Г.С. Календарно-числовые особенности эпических текстов // Вестник Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосо-ва. Серия «Эпосоведение». № 3 (11). 2018. С. 20-40 Дьячков А.Е. Анадырский край / Жихарев Н.А. Повесть об Афанасии Дьячкове. Дьячков А.Е.
Анадырский край. Магадан: Книжное изд-во, 1992. 267 с.
Жукова Л.Н. Очерки по юкагирской культуре: в 3 ч. Ч. 2: Мифологическая модель мира. Новосибирск: Наука, 2012. 360 с.
Жукова Л.Н., Прокопьева П.Е. Фольклорные тексты юкагиров Верхней Колымы // Язык - миф -культура народов Сибири. Вып. II. Якутск, 1991. С. 146-167.
Иохельсон В.И. Народное творчество юкагиров // Север Азии в этнокультурных исследованиях: Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 150-летию со дня рождения В.И. Иохельсона (г. Якутск, 15-16 августа 2005 г.). Новосибирск: Наука, 2008. С. 285-308
Иохельсон В.И. Материалы по изучению юкагирского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. Якутск: Бичик, 2005а. 272 с.
Иохельсон В.И. Юкагиры и юкагиризированные тунгусы. Новосибирск: Наука, 20056. 675 с.
Мелетинский Е.М. Герой волшебной сказки. М.; СПб.: Академия Исследований Культуры, Традиция, 2005. 240 с.
Прокопьева П.Е. Устная несказочная традиция юкагиров. Новосибирск: Наука, 2018. 308 с.
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2000. 336 с.
Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказка. Ленинград: Наука, 1979. 438 с.
Юкагиры. Историко-этнографический очерк. Новосибирск: Наука, 1975. 244 с.
Bogoras W. Tales of Yukaghir, Lamut and Russianized Natives of Eastern Siberia. In: Anthropological Papers of the American Museum of Natural History. New York, 1918. Vol. XX. Part 1. 149 p.
Uther H.-J. The Types of International Folktales: A Classification and Bibliography ased on the System of Antti Aarne and Stith Thompson. Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 2004. Pts. 1-3. Pt. 1. 619 р.
References
Berezkin Yu.E., Duvakin E.N. Tematicheskaya klas-sifikatsiya i raspredelenie fol'klorno-mifologicheskikh motivov po arealam: Analiticheskiy katalog [Thematic classification and distribution of folklore and mythological motifs by areas: Analytical catalog]. URL: http:// www.ruthenia.ru/folklore/berezkin (date of the application: 20.03.2023) (In Russian)
Bogoraz V. Oblastnoy slovar kolymskogo russkogo narechiya [Regional Dictionary of the Kolyma Russian dialect]. Saint Petersburg: Publ. in Tipography of Imperial Academy of Sciences, 1901. 346 p. (In Russian)
Dyachkov A.E. Anadyrskiy kray [Anadyr Region]. Zhikharev N.A. Povest ob Afanasii Dyachkove. Dyachkov A.E. Anadyrskiy kray [Zhikharev N.A. The story of Afanasy Dyachkov. Dyachkov A.E. Anadyr region]. Magadan: Book Publ., 1992. 267 p. (In Russian)
Iokhelson V.I. Narodnoe tvorchestvo yukagirov [Folk art of the Yukagirs]. Sever Azii v etnokulturnykh issledovaniyakh: Materialy Mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii, posvyashchennoy 150-letiyu so dnya rozhdeniya V.I. Iokhelsona (Yakutsk, 15-16 av-gusta 2005 goda) [The North of Asia in ethno-cultural studies: Materials of the International Scientific and Practical Conference dedicated to the 150th anniversary of V.I. Iokhelson (Yakutsk, August 15-16, 2005)]. Novosibirsk: Science Publ., 2008. Pp. 285-308. (In Russian) Iokhelson V.I. Materialy po izucheniyu yukagirskogo yazyka i folklora, sobrannye v Kolymskom okruge [The materials for Yukagir language and folklore study collected in the Kolyma district]. Yakutsk: Bichik, 2005a. 272 p. (In Russian)
Iokhelson V.I. Yukagiry iyukagirizirovannye tungusy [The Yukagir and the Yukagirized Tungus]. Novosibirsk: Science Publ., 2005b, 675 p. (In Russian)
Meletinskij E.M. Geroj volshebnoj skazki [The hero of a fairy tale]. Moscow; Saint Petersburg: Academy of Cultural Studies, Tradition, 2005. 240 p. (In Russian)
Prokopeva P.E. Ustnaya neskazochnaya traditsiya yukagirov [The oral untold tradition of the Yukagirs]. Novosibirsk: Science Publ., 2018, 308 p. (In Russian)
Propp V. Ya. Istoricheskie korni volshebnoy skazki [The historical roots of the fairy tale]. Moscow: Labirint Publ. 1979. 336 p. (In Russian)
Sravnitelnyj ukazatel syuzhetov: Vostochnoslavyans-kaya skazka [Comparative index of plots: East Slavic Fairy Tale] Leningrad: Science Publ., 1979. 438 p. In Russian)
Vrtanesyan G.S. Kalendarno-chislovye osobennosti epicheskikh tekstov [Calendar-numerical features of epic texts]. Vestnik Severo-Vostochnogo federalnogo universiteta imeni M.K. Ammosova: Seriya «Eposovedenie» [Bulletin of the Northeastern Federal University named after M.K. Ammosov: Series "Epic Studies"]. 2018. № 3 (11). Pp. 20-40. (In Russian)
Yukagiry. Istoriko-etnograficheskiy ocherk [The Yukagir. The historical and ethnographic essay]. Novosibirsk: Science Publ., 1975. 244 p. (In Russian)
Zhukova L. N. Ocherki po yukagirskoy kulture: v 3 ch. Ch. 2: Mifologicheskaya model mira. [Essays on Yu-kagir culture: in 3 volumes. Vol. 2: Mythological model of the world]. Novosibirsk: Science Publ., 2012. 360 p. (In Russian)
Zhukova L.N., Prokopeva P.E. Folklornye teksty yukagirov Verkhney Kolymy [Folklore texts of the Yukagirs of the Upper Kolyma]. Yazyk - mif - kultura nar-
odov Sibiri. Vyp. II. [Language-myth-culture of the peoples of Siberia. Issues. II.)] Yakutsk, 1991, pp. 146167. (In Russian)
Uther H.-J. The Types of International Folktales: A Classification and Bibliography ased on the System of Antti Aarne and Stith Thompson. Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia. 2004. Pts 1-3. Pt. 1. 619 p.
Bogoras W. Tales of Yukagir, Lamut and Russianized Natives of Eastern Siberia. In: Anthropological Papers of the American Museum of Natural History. New York, 1918. Vol. XX. Part 1. 149 p.
Сведения об авторе:
Прокопьева Прасковья Егоровна - к.пед.н., в.н.с. отдела северной филологии Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН; г. Якутск, Российская Федерация;
https://orcid.org/0000-0002-9413-6093; pproe@yandex.ru
Information about the author:
Prokopyeva Praskovya Egorovna - Cand. Sci. (Pedagogy), Leading Researcher of the Institute for Humanities Research and Indigenous Studies of the North SB RAS, Yakutsk, Russian Federation;
https://orcid.org/0000-0002-9413-6093; pproe@yandex.ru
