CC BY
224
3.2. СПЕЦИФИКА ПРАВОТВОРЧЕСТВА В КОММУНИКАТИВНОЙ ТЕОРИИ ПРАВА
Лепешко Александр Борисович, аспирант Белорусского государственного университета
borys_lepieszko@tut.by
Аннотация: В статье рассматривается характерные черты теории правотворчества, изложенные в работах представителей коммуникативной концепции в праве. На основе анализа специфики права в коммуникативной теории, формулируются базисные принципы правотворчества: правотворчество не может быть сведено к деятельности государственных органов, более того, эта деятельность не является исключительной. Внимание привлечено к интегративному подход, который является приоритетным в методологическом аспекте. Правотворчество - именно интегративный процесс, причём интеграция достигается на основе реализации принципов герменевтики, феноменологии, семиотики и иных достижений ряда наук. В целом привлечено внимание к проблематике, связанной с использование в правовых исследованиях достижений постнеклассической науки. Анализируется тезис «борьба за право» в том виде, как это представляется адептам коммуникативной теории. Доказывается, что здесь борьба интересов, в целом прагматический аспект носит второстепенный характер. Показаны возможности теории правотворчества в рамках коммуникативной концепции для правовой практики.
Ключевые слова: право, правотворчество, коммуникация, герменевтика, постнеклассическая наука, феноменология, семиотика.
SPECIFICS OF LAW-MAKING IN THE COMMUNICATIVE THEORY OF THE RIGHT
Lepeshko Alexander Borisovich, graduate student of the Belarusian state university
borys_lepieszko@tut.by
Abstract: There is considered characteristic features of the theory the law-makings stated in works of representatives of the communicative concept in the right. There are formulated the basic principles of law-making on the basis of the right specifics analysis in the communicative theory: law-making can't be reduced to activity of government bodies, moreover, this activity isn't exclusive. The attention is drawn to integrative approach which is priority in methodological aspect. Law-making - integrative process, and integration is reached on the basis of realization of the principles of a hermeneutics, phenomenology, semiotics and other achievements of a number of sciences. As a whole the attention is drawn to a perspective connected about use in legal researches of achievements of post-nonclassical science. The thesis "fight for the right" in that look as it is represented to adherents of the communicative theory is analyzed. It is proved that here fight of interests, as a whole pragmatical aspect has minor character. Possibilities of the theory of law-making within the communicative concept for legal practice are shown.
Keywords: right, law-making, communication, hermeneutics, post-nonclassical science, phenomenology, semiotics.
Здесь, очевидно, основной первичный вопрос - о специфике права. Поскольку именно понимание права как такового определяет дальнейшие шаги в юридическом процессе, в том числе и в правотворчестве. Если мы обратимся к концептуальным основам коммуникативно-феноменологической теории в праве, то заметим, что здесь целесообразно выделить следующие основные моменты.
Первый из них - это теоретический протест против понимания права как исключительно принудительного государственного порядка. Или против того, чтобы право рассматривалось как система правовых норм, отождествляемых с волей государства. Для одного из ведущих адептов теории коммуникации в праве,
А.Полякова очевидно, что мы можем «усмотреть право не только в государстве, но и за его пределами, связать правогенез не только с нормативногосударственным волеизъявлением, но и с необходимостью социального признания принятых государством актов; понять право не только как логически взаимосвязанную систему правовых норм, но и как становящуюся систему, как подчас конфликтный процесс взаимодействия правовых норм различных подсистем» [1,252]. Обратим здесь внимание на два основных тезиса: «замена» логического подхода к правовым явлениям (дефинициям) описательным подходом, что исключает, по мнению А.Полякова стагнацию, догма-
тизм и подразумевает развитие теории. И, во-вторых, «выход» права за пределы государства, поскольку «возникновение «правового» тесно связано с коммуникативным процессом интерпретации, то есть, осмыслением объективированных правовых текстов (первоначально - мифов и обычаев) как источников прав и обязанностей человека и общества» [1, 209210]. То есть, вне интерпретации право вообще не существует. В конечном счёте, право - это некая независимая от человека объективная реальность. Право есть то, что интерпретировано как право. Таким образом, в частности, поясняет А.Поляков, возникло древнее архаичное право.
Второй момент связан с тем, что вне общества право не существует. Эта, в принципе широко распространённая констатация интерпретируется сторонниками коммуникативной теории следующим образом. Право коммуникативно, то есть, обязательно предполагает диалог, предполагает Другого. Однако и диалог возможен лишь в том случае и лишь тогда, когда появляется третий элемент структуры коммуникации, это, по выражению А.Полякова, Инстанция. Инстанция - это и есть общество, третья сторона диалога (полилога), обязательность которого определяется тем, что права и обязанности субъект правового процесса имеет не только по отношению к другим участникам диалога, но и к обществу в целом. Чтобы появилось «правовое»,
недостаточно двух субъектов, важно наличие общего жизненного пространства, общих интересов, иерархии ценностей, словом, Инстанция в этом аспекте выступает своего рода гарантом правового характера совершаемых действий. Здесь важно подчеркнуть следующее: право определяется и зависит от общества, а лишь затем от государства. В паре категорий «общество» - «государство» авторы коммуникативной теории всегда отдают приоритет первому. Хотя понятие Инстанция может трактоваться и как общество, и как государство.
Третий аспект связан с пониманием того факта, что «нет нормы права без субъектов, включённых в реализацию права», а это означает также, что «нет права без правосубъектности конкретных лиц» [1, 282]. По сути это означает, что человек постоянно включён в систему правовых коммуникаций, он носитель прав, правовой деятель. Акцент именно на правоотношениях, подчёркивание того факта, что субъект вне правоотношений не может называться субъектом права означает скрытый протест против объективирования, преувеличения, абсолютизации роли государства в юридическом процессе вообще, правогенезе - в частности. А вот для того, чтобы быть субъектом права (и субъектом правовой коммуникации) необходимо понимать смысл существующих в обществе правовых норм, уметь оценивать их социальную значимость, иметь возможность своими действиями приобретать эти права и обязанности, быть способным самостоятельно реализовывать свои субъективные права и обязанности и своими действиями порождать новые права и обязанности. То есть, роль субъекта права многократно возрастает. Вообще стоит заметить, что попытка выдержать некий баланс между «субъектом» и «объектом» добиться гармонизации правовых отношений часто приводит авторов коммуникативной теории к подчёркиванию, выделению именно «субъекта», что можно объяснить разве что желанием разрушить сложившийся с советских времён «объективистский» стереотип понимания сути права.
Четвёртое положение имеет следующий вид: «При этом не разум человека должен создавать систему права, а, наоборот, идея права, как часть социального опыта, должна находить отражение в человеческом разуме» [1,252]. Здесь, в этом небольшом положении скрыта целая система взглядов представителей коммуникативной теории. Очень кратко её суть можно выразить следующим образом. Мы имеем переплетение таких идей, как феноменологический поиск «чистой» сущности права (пресловутый эйдос права); эй-дос (сущность) права, выражая абсолютную, умозрительную характеристику, «отражается» в и в человеческом разуме, и в социальных отношениях; подчёркивается, что рационалистические концепции правогене-за ограничены, в том числе и «абсолютизацией рациональности» (здесь стоит упомянуть важность и необходимость дополнения рациональных средств познания иррациональными). Правда не совсем ясно, каким образом можно вычленить, выделить эту абсолютную сущность права и каким образом можно аргументировать именно данную её форму, а не какую-либо иную. Сторонники коммуникативного подхода достаточно подробно рассуждают о диалектике объективного и субъективного в этом процессе, но здесь существуют некоторые проблемы для понимания. Приведём лишь один пример. В процессе типизации - утверждают в своей работе «Общая теория права» А.Поляков и
Е.Тимошина -- создаются социальные институты (суд, право и т.д.). С обретением историчности социальные институты обретают новое качество - объективность. Институты теперь воспринимаются, как обладающие собственной реальностью, они имеют над ним принудительную власть. Но при этом важно иметь в виду, что объективность институционального мира «создаётся» самим человеком в процессе его коммуникативной деятельности и в этом смысле есть «сконструированная объективность». Типичный пример противоречия: «сконструированная объективность» есть нонсенс, это круглый квадрат. Однако авторы говорят о том, что здесь именно диалектика: поскольку «объективный продукт» оказывает действие на своего «производителя», то оба объективны.
В-пятых, каким же образом определяется в итоге право? Один из авторов коммуникативнофеноменологической теории предлагает следующую дефиницию (заметим в скобках, что при всём критическом отношении к определениям разного рода избежать их в тексте работ и ограничиться «описанием» не удаётся): «Право можно определить как основанный на социально признанных и общеобязательных нормах коммуникативный порядок отношений, участники которого взаимодействуют путём реализации своих прав и обязанностей» [5, 276-277]. Отсюда основные признаки права: наличие субъектов права и наличие норм права. Первый (и основной) признак указывает на то, что оно имеет коммуникативную природу, а правовая норма как таковая есть лишь «промежуточное звено» результатов правовой коммуникации. Нет правовых норм без правовых отношений, поэтому правовая норма становится таковой лишь в результате коммуникации, возникающих отношений. Следовательно, право есть там, где можно сказать, что оно есть. Право есть там, где сказанное может быть понято Другими. Право есть там, где возникает возможность и необходимость коммуникативно действовать в соответствии со сказанным. Вот здесь стоит обратить внимание на ключевое слово - «сказать», «сказано». Попутно заметим, что сразу же вспоминается библейское - «В начале, было Слово». Авторы коммуникативной теории не говорят (не вспоминают) этой цитаты в связи с подчёркнутой вне теистичностью концепции. Итак, в начале, надо сказать, затем понять, затем действовать. Комментировать это сложно, так как данное - очень широкое - по сути космическое - определение права есть производное методологической позиции, соответствующих постулатов. В этом аспекте всё последовательно и определённо. Здесь критический анализ возможен не по адресу «частных» определений, а в связи с возможностью пересмотра основополагающих дефиниций собственно методологии.
Всё сказанное, вместе с тем, позволяет перейти к следующему вопросу: какое место в коммуникативной концепции права имеет теория правотворчества и какова её (правотворчества) роль в формировании системы права в целом? Как представляется, вначале следует остановиться на понимании специфики правотворчества в коммуникативной теории права. Один из упоминавшихся нами адептов этой теории, А.Поляков первоначально исходит из стандартных, общераспространённых посылок. В его понимании «Государственная власть может инициировать возникновение права, и такая творческая деятельность государственного аппарата называется в широком смысле правотворчеством (под которым понимается создание нормативно-
правовых актов), а в узком смысле - законотворчеством (создание законов)» [1, 509-510].
Но возможности государства не безграничны: «парламент может всё, кроме одного, он не может заставить мужчину вынашивать детей». Именно поэтому, развивает свою мысль автор коммуникативнофеноменологической теории, речь идёт не только о творческом процессе, не только о творении нормативно-правовых актов, права. В правовой жизни любого государства существует момент консервативный, связанный с необходимостью признания уже сложившихся общественных отношений, органичных для данного общества, в качестве отношений правовых и придания отражающим им нормам статуса норм официального права. Но и этой констатации недостаточно. Ведь определённые общественные отношения могут иметь правовую норму независимо от государства, они могут возникнуть в догосударственный период, но раз это так, то государство может санкционировать уже существующие правовые нормы и правовые тексты, также придав им статусу норм официального права. То есть, перед нами - в данном контексте и в данной части -право постфактум.
Эти мысли необходимо рассмотреть, сопоставив их с пониманием права как коммуникативного феномена, о чём мы говорили выше. В этом контексте сразу же формулируются следующие положения. Правотворчество никак не может быть сведено к деятельности исключительно государственных органов. Если право существовало до государства, то, понятное дело, оно формулировалось, творилось и не государственными структурами, и в ходе догосударственной деятельности тех или иных субъектов. Ни разу, ни в одной работе авторы коммуникативного подхода не подчёркивают по преимуществу «государственный» характер правотворчества, что составляет характерную особенность теорий, рассматриваемых иными современными авторами (об этом несколько ниже).
Далее, правотворчество - интегративный процесс, в том смысле интегративный, что подразумевает, в частности, участие в правовом процессе нескольких сторон: собственно, представителей государства, представителей общественности (вплоть до «всего» народа), а также организованных не государственных структур (научных, политических и иных). Причём ин-тегративность выражается в нескольких «этажах» понимания. Это не только, в частности, интеллектуальный или собственно юридический «срез» проблемы. Правотворчество представляет собой сложный механизм правового регулирования жизни общества, в основу которого не может быть положен некий один основополагающий принцип - например, интерес, воля того или иного класса, соответствие абстрактным требованиям морали. Здесь действуют всё те же ключевые принципы коммуникативной теории: многоединст-во, интегративность, герменевтический и феноменологический принципы, коммуникация и некоторые иные. Акцент делается не столько на «определении», сколько на «описании»: не фокусировать внимание на чём-то определённом, а подчёркивать движение, развитие, изменчивость, возможность влияния случайных факторов.
С советских времён мы привыкли к формулировкам, в которых утверждается: правотворчество начинается с понимания объективных потребностей в том или ином нормативно-правовом акте. Типичный пример -
точка зрения коллектива авторов труда «Теория права и государства» под редакцией профессора
В.Лазарева: «Начальная стадия в процессе правооб-разования - возникновение объективно обусловленной потребности в юридическом регулировании общественных отношений» [2, 130]. Сторонники коммуникативной теории не оспаривают этот тезис, он вообще не формулируется ими как некая отдельная норма в силу своей аксиоматичности, очевидно. Акценты делаются совершенно иные. Да, «просто так» ввести закон, сформулировать нормативно-правовой акт нельзя, как нельзя таким образом создать право. Необходимо чтобы текст закона соответствовал «условиям жизненного мира членов данного общества, необходимо, чтобы он был интерпретирован как ценностно значимый (легитимный), чтобы он вошёл составной частью в правовую коммуникацию». Только в этом случае возникает феномен права. Причём соответствие жизненному миру данных членов общества - это вовсе не парафраз тезиса об учёте «объективных потребностей», поскольку смысл первого намного более широк, чем второго положения. Как мы уже замечали выше, здесь речь идёт о третьей и существеннейшей стороне правового процесса в целом (общество, государство, словом, Инстанция). И эти термины - коммуникация, общество, социальный мир - могут и должны пониматься исключительно в единстве. Другими словами, если воля законодателя не вписывается в существующую систему ценностей, то она вряд ли будет востребована - даже в той или иной мере. Социальная ценность уже имплицитно содержит в себе норму права - и далее в процессе правовой коммуникации эта норма легитимируется. Но что важно: определить заранее, какие ценности (нормы) могут быть востребованы, а какие нет - достаточно сложная, непростая операция, противоречивый интеллектуальный процесс.
К слову, авторами коммуникативной теории в этом аспекте недостаточно чётко и последовательно продемонстрирована система правотворчества. Скажем, берутся (предлагаются) ключевые категории вопроса -закон, текст, информация, коммуникация, правоотношения, законодательство (законодатель), самооргани-зующая система и некоторые другие. Что здесь первично, какова иерархия (категориальная, в частности) основных положений? Ответом может служить такой пассаж: «Сказать заранее, какие тексты обязательно получат в обществе коммуникативно-правовое значение, можно лишь с определённой степенью вероятности. В том и смысл самоорганизующейся системы, что вводимая информация (например, закон) не может рассматриваться как причина, неминуемо вызывающая последствие - появление правовых коммуникаций» [3, 111-112]. Это зависит исключительно от параметров правовой системы, продолжается мысль, от того, как она «настроена». Очень примечательное замечание. Суть его в том, что коммуникативная теория, ориентированная на постнеклассический тип рациональности, только так и может «ответить» на чёткие и прямые вопросы, к которым мы привыкли в рамках различных школ позитивного права. То есть, если мы утверждаем приоритет случайности, интуитивности, изменчивости, динамичности, альтернативности - то сложно требовать чётких и ясных определений (к слову, и сами определения дезавуируются - в теоретическом ключе, во всяком случае, с практикой здесь дела
обстоят хуже).
Ещё один важный аспект правотворчества в коммуникативной теории - констатация тезиса о «борьбе за право», хотя идеи Р. Иеринга здесь не при чём. Речь идёт о том, что право всегда конфликтно. В том смысл конфликтно, что право не является законченной, замкнутой, остановившейся в своём развитии системой. Собственно, все правовые теории признают необходимость развития, совершенствования права, здесь нет никаких новаций. Однако сторонники коммуникативного подхода смотрят на эту проблему шире, усматривая в борьбе за право обязательный элемент права, его сущностную, характерную черту. То есть, вне конфликта, вне развития нет права в принципе. Да, диалогический компонент является обязательным условием коммуникации, следовательно, права, однако этот диалог конфликтен по своей сути, «на выходе» этого конфликта мы имеем конкретное изменение правовой системы каждого конкретного общества. «Борьба за право, -- пишет в своей известной монографии
А.Поляков, -- конфликтная по своей природе, является необходимым моментом, характеризующим функционирование системы права каждого конкретного общества» [1, 601]. Примечательно, что современная российская правовая мысль также и неоднократно возвращается к идеям Р.Иеринга, приведём конкретный пример, размышления профессора Даниленко А.Н. о термине «правовая стратегия». «Может быть, -- отмечает А.Даниленко, -- стратегия в праве - это война за право? Или война за права? Или же война за сферы влияния с помощью правовых средств?» [4, 3]. Мы не будем продолжать цитату, далее следуют апелляции к привычным, идеям пользы, целесообразности и т.д. Для нас важнее отметить разницу в подходах. Если классический подход к тезису о «борьбе за право» связан с конфликтом реальных интересов, если развитие этого тезиса связано с поиском (констатацией) и новых сфер противоборства, и поиском правовых средств разрешения возникающих проблем, то сторонники коммуникативного подхода видят в «борьбе за право» конфликт, отражающий сущность права. Можно сказать, употребляя привычную для сторонников этой точки зрения фразеологию, что право вне конфликта - нонсенс, право вне конфликта догматично, а потому это уже не право, а нечто иное, скажем, набор правил поведения. Причём принципиально важен тезис такого порядка: сам по себе конфликт есть предпосылка состояния неустойчивости в обществе, а это вовсе не является позитивным моментом. Многообразие, плюрализм ценностей, находящихся друг другу в оппозиции, далеко не всегда является само по себе ценностью. «Чем меньше единства в обществе, чем больше в нём имеется противоположных и конфликтующих между собой ценностей, тем больше «помех» создаётся в ходе социальных коммуникаций, тем ближе общество к состоянию неустойчивости» [3, 144]. Заметим, что здесь можно констатировать противоречие, связанное, с одной стороны, с констатацией негативного характера состояния неустойчивости в обществе и соответствующих конфликтов. Потому что с другой стороны состояние неустойчивости социальной системы есть предпосылка существования коммуникативной теории в принципе, да и иных теорий постне-классической рациональности тоже.
Далее следует отметить, что важнейший элемент правотворчества в том виде, как он понимается в рамках коммуникативно-феноменологического подхода,
связан с феноменологической теорией. О сути феноменологического подхода нами было сказано в специальной статье [5], здесь же важно остановиться на следующих моментах. Главный постулат здесь имеет следующую цепочку аргументов. Предыдущие (до феноменологические) системы права, страдают одномерностью - это исходный посыл. Избежать одномерности (недостатков того или иного порядка) можно исключительно на пути интегративной юриспруденции. Феноменология даёт возможность осуществить такого рода подход, поскольку не просто акцентирует внимание на эйдосе (сущности) права, но и апеллирует к личности, человеку, реальному субъекту, живущему в определённой системе общественных отношений, в реальном обществе. Как отмечают в одном из своих капитальных трудов А.Поляков и Е.Тимошина, «правовая теория должна в первую очередь сосредоточиваться на личности, а затем уже на поверхностных явлениях права - законах, судебных решениях, нормах, принципах и т.д. В рамках феноменологической теории право интерпретируется как специфический опыт человеческого взаимодействия. Такое взаимодействие есть коммуникативное и интерсубъективное» [3,53]. Закон - «поверхностное явление права» -- эта точка зрения особо резко критикуется сторонниками нормативистской теории [6, 110-125]. Однако мы обратим внимание на иной фактор: феноменологический подход кардинальным образом меняет сущность и характер правотворчества, прежде всего, в теории, теоретических подходах. Суть этого процесса можно охарактеризовать следующими положениями. Первое: баланс между объективным и субъективным факторами в процессе правотворчества смещается в сторону субъективного момента. Не объективные потребности развития общества (точнее, не столько объективные потребности) формируют основания для правотворческого процесса, сколько отношения в обществе, процесс коммуникации, непрекращающийся диалог между «я» и «Другим», а также «Инстанцией». Второе: понятие «закон» уходит на второй план, поскольку это есть «производное» социальных отношений, процесса коммуникации. Как уже подчёркивалось, закон - «поверхностное явление права». Поверхностное именно по отношению к диалогу, коммуникации, опыту человеческого взаимодействия. Третье: в процессе правотворчества первичен не закон, не учёт объективных закономерностей, сколько поиск пресловутого эйдоса права, его сущности. Определение такого рода сущности позволит выстроить и соответствующую систему правовых отношений. Правда, следует заметить, что до настоящего времени, насколько это известно, подобные попытки успехом не увенчались. Однако важно отметить и иное: эвристический смысл подобной попытки очевиден и может иметь, гносеологический эффект, поскольку не прекращаются поиски объективных предпосылок права. Карл Маркс, как известно, усмотрел такие предпосылки в «надстроечном» характере права, в том, что право определяется объективным базисом. Э.Гуссерль и его сторонники видят подобные предпосылки в возможности обнаружения «чистой» сущности права, сам же процесс поиска этой сущности отработан с помощью инструментария феноменологической редукции, «очищения» права от второстепенных факторов и явлений. И та, и другая попытка «объективировать» право имеет своих сторонников до сих пор.
Чтобы придать последнему тезису аргументирован-
ность, сравним высказанные соображения с позициями, которую не раз озвучивали российские и белорусские авторы. Скажем, российские исследователи
В.Г.Румянцева и Ю.Е.Ширяев обращают внимание на то, что сегодня «законодательный процесс рассматривается не только как способ обеспечения классовых целей и создания условий, выгодных господствующему классу, сколько как способ упорядочивания и стабилизации существования самого общества» [7, 4]. Акцент, как видим, сделан не на привычной ещё недавно марксистской конструкции, сколько на объяснимой нестабильности в постсоветских обществах государственных и социальных структур. Профессор Е.К.Сигалов обращает внимание на «синергетическую организацию права». По его мнению, в законотворческом процессе необходимо обращать внимание на нелинейные, полифакторные, даже случайные зависимости. Причём случайности надо отводить «ведущую роль» при объяснении тех или иных правовых явлений. Правоведы должны обратить сугубое внимание на пороговые, кризисные, переходные явления и состояния [8, 19]. Заметим сразу же, что эта точка зрения чрезвычайно близка сторонникам коммуникативнофеноменологической теории, однако за одним важным дополнением. Дело в том, что важно обращать внимание не только на синергетику, но и на герменевтику, феноменологию, семиотику и ряд иных актуальных направлений современных направлений науки. Именно этого требует «новая интегративная» концепция. Профессор Дробязко С.Г. обращает внимание ещё на один важный аспект темы - «стимулирование социально-полезной активности субъектов права», «понимания и практического воплощения принципов права и его генетических и функциональных закономерностей» [9, 245]. Здесь хотелось бы обратить внимание вот на какой момент. «Активность субъектов права» предполагает воплощение в жизнь такого принципа правотворчества, как «демократическое участие субъектов правотворчества в разработке проектов источников права» (Дробязко С.Г.), однако у сторонников коммуникативной теории этот принцип имеет и иной смысл. Речь идёт о достаточно широком понимании субъекта права. Чтобы было понятно, о чём идёт речь, отвлечёмся и процитируем А.Полякова и Е.Тимошину в контексте рассуждений о норме права. Авторы «Общей теории права» пишут: «Нельзя сказать, что в законе содержится норма права. Это некорректно. В законе как в правовом тексте может, строго говоря, содержаться лишь правовая информация (нормативная информация), а норма права возникает через интерпретационную и поведенческую деятельность субъектов как реализуемое в их наличном поведении должное» [10, 108]. Таким образом, интерпретационной и поведенческой деятельности субъектов придаётся принципиально новое значение.
И, в заключение, поставим такую проблему: чем может помочь коммуникативная концепция правотворческого процесса оптимизации правотворческой деятельности в Республике Беларусь? Здесь, на наш взгляд, возможны следующие подходы и решения. Первое. Представляет интерес точка зрения, согласно которой для процесса правотворчества важны не только собственно правовые инструменты, сколько наработки иных наук, в первую очередь, герменевтики, феноменологии, психологии, социологии. Для этого необходимо вводить в научный оборот те достижения
научной мысли, которые апробированы в различных сферах научного мышления и могут быть востребованы в праве. То есть, требует существенного расширения гносеологический арсенал правоведа. Это неизбежно не потому, что модно, а в связи с тем, что устранить влияние постнеклассического типа рациональности на развитие правовой науки вряд ли возможно. Второе. Подчёркнутое неприятие «определений» в пользу «описаний», стремление придать правотворчеству динамичный, непрекращающийся характер (обусловленный процессами непрерывающегося диалога в обществе) вызывает к жизни столь же непрекращаю-щийся мониторинг действующего законодательства, умение и желание осуществлять его стратегическое планирование, внедрять систематическую экспертизу на всех этапах правотворческого процесса. Третье. Научное обеспечение правотворческой деятельности предполагает наличие не только соответствующих учебных пособий, монографических исследований, но и привлечение внимания юристов к такой сфере знания, как методология и методы правового исследования. Дело в том, что коммуникативная теория недостаточно известна специалистам - юристам, её фактически не знают студенты юридических факультетов. Да дело ведь не только в коммуникативном подходе, недостаточно популяризуются феноменологическая, герменевтическая концепции в праве. Сегодня актуализирован реальный плюрализм методологического характера, хотя бы уже потому, что гносеологический ресурс марксистского, шире - позитивистского правоведения во многом исчерпан. Четвёртое. В рамках коммуникативного подхода не может не привлекать попытка увидеть именно в человеке субъект социальных, правовых коммуникаций и на этой основе представить право как феномен такого рода, который неотделим от человека. Право - это не формализованная, оторванная от человека сущность, а «человеческое, слишком человеческое» (Ф.Ницше) образование. Отсюда несколько выводов: в процессе правотворчества необходимо учитывать специфику жизненного мира человека, его ценностей, привычек, традиций. Причём не только нынешнего, но и предыдущих поколений людей. Далее, право и, соответственно, правотворчество достаточно сложно отделить от иных доминант социальной жизни человека - религии, морали, исторического прошлого. Лишь одно замечание: у нас фактически не исследовано влияние на процесс формирования права, правотворчества многоконфессионального характера сознания белорусского общества, недостаточно учтён идейный потенциал белорусской мысли. И пятое. Изучение, вовлечение в научный оборот коммуникативной теории позволяет расширить наше понимание механизмов правотворческого процесса. Смысл этого замечания в том, что мы можем и должны использовать не только привычный арсенал гносеологических средств, но и те возможности, которые предоставляет нам интуиция, герменевтическое толкование, та же феноменологическая редукция. Конечно, очевидны пробелы на этом пути, осознаются недостатки именно механизма применения тех или иных теоретических новаций. Но столь же очевидно и иное: если не пробовать, не применять новые методы, то каким же образом они появятся в нашем арсенале?
Список литературы:
1. Поляков А.В. Общая теория права: феноменологокоммуникативный подход / А.В.Поляков. - ПБ: Юридический пресс Центр, 2003.
2. Теория права и государства. Под ред. В.В.Лазарева // М.: Новый юрист, 1997. - 432 стр.
3. Поляков А.В., Тимошина Е.В. Общая теория права // А.В.Поляков, Е.В.Тимошина. - СПБ: издательство СПБ-го университета, 2005. - 472 стр.
4. Даниленко А.Н. Определение понятия «правовая стратегия» // История государства и права. - 2011. - №17.
- С. 10-13.
5. Лепешко А.Б. Сущность дефиниции «феноменология» в коммуникативном подходе // Сборник научных трудов Брестского госуниверситета им. А.С.Пушкина. - 2013.
- С. 98-101.
6. Байтин М.И.Сущность права. Современное нормативное правопонимание на грани двух веков // М.И.Байтин. - М.: Право и государство, 2005. - 544 стр.
7. Румянцева В.Г., Ширяев Ю.Е. Понятие принципа права в контексте законотворческого процесса /История государства и права. - 2006. -- №8. - С.4-5.
8.Сигалов Е.К. Синергетическая организация права: теория и реальность // История государства и права. -2011. - «19. - С.19-22.
9. Дробязко С.Г. Общая теория права // С.Г.Дробязко. -Минск: Амалфея, 2007. - 480 стр.
10. Поляков А.В., Тимошина Е.В. Общая теория права // А.В.Поляков, Е.В.Тимошина. - СПБ: издательство СПБ-го университета, 2005. - 472 стр.
Reference list:
1. Poles A.V. The common theory of law: fenomenologo-communicative approach / A.V.Polyakov. - PB: Legal press Center, 2003.
2. The right and state theory. Under the editorship of V.V.Lazarev/M: New lawyer, 1997. - 432 p.
3. Polyakov A.V. The common theory of law //A.V.Polyakov, E.V.Timoshina. - SPB: university SPB-go publishing house, 2005. - 472 p.
4. Danilenko A.N. Concept "legal strategy" defini-tion//History of state and law. - 2011. - No. 17. - Page 10-13.
5. Lepeshko A.B. The definition essence "phenomenology" in communicative approach//the Collection of scientific works of the Brest state university of A.S. Pushkin. - 2013 . -Page 98-101.
6. Baytin M.I. The right essence. Modern standard right understanding on the verge of two centuries//M.I.Baytin. -M: Right and state, 2005. - 544 p.
7. Rumyantseva V. G., Shiryaev Yu.E. Concept of the principle of the right of a context legislative state and right process/history. - 2006 . - No. 8. - Page 4-5.
8. Sigalov E.K. The synergetic organization is right: theory and reality//History of state and law. - 2011. - 19 . - Page 19-22.
9. Drobyazko S.G. The common general theory is right//This year Drobyazko. - Minsk: Amalfey, 2007. - 480 p.
10. Polyakov A.V. Timoshina E.V., The common theory of law//A.V.Polyakov, E.V.Timoshina. - SPB: Publishing house of University SPB, 2005. - 472 p.
РЕЦЕНЗИЯ
на статью аспиранта Лепешко А. Б. «Специфика правотворчества в коммуникативной теории права» Актуальность избранной автором темы определяется, главным образом, важностью исследования новых методологических перспектив в правовой науке и необходимостью привлечения внимания исследователей к использованию данных иных наук. Кроме этого, здесь на первом плане изучение их перспектив постнеклассического знания, которые могут способствовать качественному приращению правового знания.
В этом контексте автором представленного материала проделана необходимая работа. Исследована специфика коммуникативной теории права в той её части, которая относится к проблемам правотворчества. На основе анализа специфики права в коммуникативной теории, сформулированы базисные принципы правотворчества: правотворчество не может быть сведено к деятельности государственных органов, более того, эта деятельность не является приоритетной. Правотворчество - интегративный процесс, причём интеграция достигается на основе реализации принципов герменевтики, феноменологии, семиотики и иных достижений ряда наук. Анализируется тезис «борьба за право» в том виде, как это представляется адептам коммуникативной теории. Сделаны иные выводы, имеющие принципиальное значение для понимания специфики правотворчества в контексте коммуникативного подхода.
Практическое значение статьи связано с демонстрацией тех возможностей, которое имеет изучение поставленных автором проблем для правовой практики. В частности, важно обращать внимание в законотворческом процессе на нелинейные, даже случайные зависимости. Причём случайности надо отводить «ведущую роль» при объяснении тех или иных правовых явлений. Правоведы должны обратить сугубое внимание на пороговые, кризисные, переходные явления и состояния. Важно обращать внимание не только на синергетику, но и на герменевтику, феноменологию, семиотику и ряд иных актуальных направлений современных направлений науки. Именно этого требует «новая интегративная» концепция. Кроме этого, речь идёт о достаточно широком понимании субъекта права. Привлекает внимание и вывод о важности расширения гносеологического арсенала правоведа.
На наш взгляд, статья обладает элементами теоретической новизны и может быть рекомендована к печати. Отдельные недостатки, связанные, как правило, с недостаточной разработанностью ряда терминов, сложностью междисциплинарных характеристик не снижают общей положительной оценки представленной для рецензирования статьи.
Рецензент
кандидат юридических наук, доцент, заведующая кафедрой гражданско-правовых дисциплин Брестского государственного университета им. А.С.Пушкина
Т. А. Горупа
