CC BY
175
УДК 130.2:2
Оськин Владимир Алексеевич
Московская государственная академия делового администрирования
СПЕЦИФИКА «НОВОГО РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ»
В статье рационально изложены основные черты «нового религиозного сознания». Автор привлекает внимание к все еще недостаточно изученной русской культуре Серебряного века в части исследования вопросов философии и религии, имеющих сходство с современными культурными процессами. В работе прослеживается идея сопоставления концепций главных идеологов «нового религиозного сознания» — Д.С. Мережковского и Н.А. Бердяева. В результате, систематизация черт «нового религиозного сознания» позволила глубже осознать сущность религиозно-философских исканий.
Ключевые слова: «новое религиозное сознание», религия, культура, историческая церковь, человеческое творчество, мистика.
бщая неудовлетворенность безрелиги-
I ■ озной культурой, отсутствием реальных духовных ценностей в России конца XIX - начала XX века явила плеяду общественных деятелей из среды русской интеллигенции, единых в своей направленности и сплотившихся под эгидой «нового религиозного сознания» (понятие, воспринятое современниками, как «направление общественной деятельности людей, которых объединил интерес к обновлению церковно-общественных отношений») [6, с. 5].
Русской церкви предстояло отказаться от суеверий (чудеса, дьявол, загробный мир), стать активным участником социальной жизни. Для этого была необходима автономия церкви (отделение ее от государства) и скорейший созыв Поместного Собора.
«Религиозное сознание всегда было «важнейшим атрибутом, позволяющим человеку ориентироваться на главные, наивысшие ценности сущего и должного, восходящего к абсолюту Бога» [1, с. 219-220]. Поэтому вера в исцеление религией и духовное начало, сочетаясь с личными представлениями о Боге и морали, стали предметом обширных дискуссий, явивших множество мнений по поводу «нового религиозного сознания» (НРС). Среди них особенно привлекательны взгляды Д.С. Мережковского и Н.А. Бердяева, касающиеся специфических черт данного понятия. Они еще не достаточно структурированы в современной литературе. Поэтому систематизация таких черт, как недовольство «исторической» и современной церковью, необходимость религии, проблема соотношения «плоти и духа», антроподицея («оправдание человека»), мистическое начало, - представляется наиважнейшей задачей.
Итак, недовольство «исторической» и современной церковью во многом обусловило становление НРС. Рассматривая смысл жизни в канве религиозного поиска, Мережковский пытался выйти за рамки христианской догматики через соединение русской культуры и Вселенской Церкви. Безусловно, соединение это болезненно. Ортодоксальность русской церкви всегда была чужда философу. Историческая церковь, по его мнению, не выполнила социальной функции, «не смогла свести небо на землю», не осуществила Божьей правды. Мережковский критикует и современную церковь, выступая против ее пассивности. Ведь отказываясь от участия в решении насущных проблем, она способствует погружению мира во власть Антихриста. В его лице государственная власть заслонила власть Христа. Эта ошибка должна быть преодолена за счет установления Царства Божьего.
В этом ключе неоднозначным представляется тезис современного исследователя религиозно-философской мысли ХХ века в России И.В. Воронцовой, согласно которому социальная революция легко вписывается в НРС «как необходимый вид религиозного действа при смене эпох» [6, с. 58]. Но возможно ли «установление царства Божьего» через насилие и разрушение?! Как показала практика, - нет.
Критика церкви выразилась также в том, что цензура не хотела принимать нового взгляда на существующие таинства и догматы. Именно поэтому авторитет церкви не воспринимался Мережковским как нечто сакральное. Получается, что церковь борется с людьми, в которых «пылает религиозный огонь». Догматы не должны быть статичными, поскольку наша вера обращена к живому Христу.
© Оськин В.А., 2010
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2010
43
Проблема сущности Церкви, ее «материализации на земле» волновала и Н.А. Бердяева. В ходе исторического процесса подлинного критерия церковности найдено не было. Была сделана попытка повысить авторитет церкви, сделать ее носителем абсолютный религиозной истины, требующей полного подчинения. Но вот границ истинной Церкви определить не удавалось. Инквизиция, ставившая своей целью поддержание этого авторитета, парадоксальным образом способствовала его утрате. Религиозный путь был утерян, и обрести его вновь человечеству не удавалось. Таким образом, недоверие к самой Церкви и ее признакам усиливалось и, в конечном итоге, привело к тому, что человеческая культура как творческий акт развивалась вне церковных стен, оставаясь в «мистической церкви», в которой для Бердяева заключена истина.
Вселенские соборы, положившие начало разногласию между Восточной и Западной церквями, для Бердяева не были абсолютным постулатом любви к Христу. Часто они наполнялись неблагочестивыми людьми, которые посредством человеческих голосов «устанавливали» критерии религиозной истины, хотя авторитетность Соборов должна исходить из присутствия в них Духа святого. Истина открывается через членов Собора, которые «высказывают мнения не человечески субъективные, а сверхчеловечески объективные» [2, с. 194]. Для Бердяева же истинность Церкви определяется «религиозным восприятием», которое выше самой Церкви, выше самого Священного Писания. Он выступает против церковного принуждения: нельзя «организовать церковь», в нее можно войти лишь внутренне, мистически. Истинная церковь не уничтожает все то, «что лежит за пределами ее колпака». Ее органическое начало там, где Любовь, где Христос. Поэтому молитва должна произноситься везде (не только в храме). Вся жизнь для Бердяева есть Молитва, поскольку мир у него отождествляется с Божьим храмом. Именно этот постулат способен сделать религиозное возрождение Вселенским. Выступая против иерархического построения Церкви, философ утверждает, что в «Евангелии» ничего не говорится о принадлежности «Благодати священства» только избранным. Его идеал - свободная община, каждый член которой обладает правом на совершение таинств. Церковь, в которой таинства осуществляются «уединенно», мертва для него. Он отмечает, что в таин-
ствах языческих было гораздо больше соединения с миром, с людьми, и что нам очень дорого церковное величие, но нельзя не признать тот факт, что «историческая церковь» явила собой лишь богадельню, в то время как должна была бы стать и «рабочей мастерской, и ученым кабинетом, и художественной студией» [11, с. 150].
Нельзя не отметить, что желание оставаться в лоне русской церкви никогда не иссякало у Бердяева. Проблема «новой церковности», поставленная Мережковским в центр НРС, его не привлекала, поскольку он не верил в создание «новой Церкви», а главное, - не был убежден в верности понимания мережковцами того, что есть Церковь, и не принимал их «квартирных богослужений». Но во многом они были едины. Например, в неприятии существующей исторической церкви, которую считали мифом. Наконец, оба философа были уверены в том, что «приход новой религиозной эпохи знаменует объединение всех христианских церквей в одну Вселенскую» [2, с. 233]. Правда, теократия для Мережковского есть прямое правление Христа, для Бердяева же «царство всеобщего священства». К слову сказать, русская интеллигенция в полной мере не осознавала всей важности религиозных проблем. Религия интересовала ее «постольку, поскольку она связывалась с политикой или же с проповедью атеизма» [5, с. 67]. Российское общество, игнорирующее религиозные вопросы, обрекало себя на гибель.
Необходимость религии была осознана деятелями НРС. Мережковский, например, придавал религии огромное значение, усматривая ее связь с культурой. Это не случайно, поскольку начало ХХ века ознаменовалось мощным культурным всплеском в жизни России. Для представителей символизма культура вообще стала сакральна. Впоследствии она должна «соединиться с религией и занять свое место в Церкви, а потом и вовсе стать самой религией. Взаимосвязь культуры и религии должна быть отражена в сознании людей - только так «религия Троицы» Мережковского явится России.
Вопросы, связанные с необходимостью религии, стали сокровенными и для Бердяева. Он подчеркивает взаимосвязь религии и творчества. Признание божественной сущности творческого акта приводит философа к мысли о возможности культуры и религии заменять друг друга. Вообще в религии он видит неисчерпаемую силу,
способную в корне поменять социальную жизнь, сделать ее религиозной. Немаловажно замечание Бердяева о взаимоотношениях религии и философии. Он считает, что «философия, став служанкой религии» [3, с. 14], так и не стала носителем религиозной жизни. Именно поэтому философское знание, не подкрепленное религиозностью, становится опустошенным. Вот почему Н.А. Бердяев всегда отдавал предпочтение «философии церковной», в которой сохраняется проблема мирового смысла» [2, с. XVII].
Одной из главных черт НРС явилась проблема «плоти и духа», с вытекающим из нее вопросом «святой плоти». Ее разработка осуществлялась в ходе религиозно-философских собраний 19011903 годов. Аспект чувственной любви, ставший приоритетным у В.В. Розанова, явился важным для Мережковского в контексте «святости» пола, его преображения во Христе». Розановская чувственность для Мережковского лишь знамение «духовной любви». Он критикует Розанова за пренебрежительное отношение к личности, которую тот считает «функцией пола». Мережковский же считает ее сущностью. Пол интересует его только в контексте социальной проблематики, а именно в доминировании мужского над женским. В докладах философа («Гоголь и о. Матфей», «Н.В. Гоголь и православие») плоть была представлена как совокупность культурных ценностей, сакрализация которых обусловила неуклонное им следование. Поэтому плотское начало автономно для Мережковского. Объединение «духа» и «плоти» он видит в «тайне «Рождества», «тайне Воплощения» тайне «Воскресения Плоти», данных Христом. Дух и Плоть в «догмате о Богочеловеке» равны. Христианство не последовало этому догмату, обусловив противостояние плотского начала - аскетическому христианству. Но у Мережковского в «Смерти богов (Юлиан Отступник») «.. .изображения языческих богов ...считались изображением христианских святых» [8, с. 27] .
Вопрос о соотношении Духа и Плоти интересовал и Бердяева. В проблеме «освящения плоти» его интересовал аспект, связанный с религиозной значимостью пола. Человечество часто стыдилось пола, но между тем это «вопрос вечный», стоящий на одном уровне с категориями жизни и смерти. Это показывает, что Бердяев считает категорию пола более значимой, нежели Мережковский. Пол был ошибочно связан с «гре-
ховностью плоти», хотя сама плоть имеет метафизическую основу, как и дух. Бердяев полагает, что в церкви слишком много «плоти». Здесь он вновь противоречит Мережковскому, для которого церковь лишь «дух». Единство «плоти» и «духа» заключено для Бердяева в преобразующей творческой деятельности человека. Эта деятельность напрямую связана с плотью, которая есть мировое тело, требующее «воскресения».
Проблема единства «плоти и духа» интересует современного исследователя И.В. Воронцову. Ее рассуждения о «претворении человечества в Богочеловечество» [6, с. 51] неоднозначны, поскольку непонятно, смогут ли когда-нибудь «плоть» и «дух», будучи долгое время непримиримыми врагами, соединиться.
Таким образом, обвинения, адресованные Бердяеву другими представителями НРС о невнимании к «плоти», неправомерны, так как он рассматривал этот вопрос с другой точки зрения, а именно - творческой деятельности человека. Творческая деятельность, любимая Н.А. Бердяевым, нашла свое отражение в «антроподицее» (идее оправдания человека) - одной из существенных черт «нового религиозного сознания».
Н.А. Бердяев считает, что Бог - Иисус Христос заложен в человеке. В этой связи не случайно наделение человека божественной сущностью. Христос для философа есть человек «второго рождения в духе», совершенная личность, свободная от биологической сферы. И, если Христос, живущий в человеке, - «сын Божий», то и сам человек - «сын Божий». Творчество является требованием Бога от человека и обязанностью человека. Но для Бердяева Бог не является абсолютом и первопричиной всего. Здесь что-то выше, а именно бездна, в которой сосредоточен анархический идеал. Это и есть сотворение мира посредством свободы. В ней «.скрыта тайна мира. Бог захотел свободы, и отсюда произошла трагедия мира» [4, с. 224].
Мережковский, напротив, не был слишком увлечен проблемой человеческого творчества. Его волновал исключительно Христос, загадка Святой Троицы - Отца, Сына и Святого Духа. Именно во Христе он увидел возможность воссоздания великой гармонии на Земле - единение религии Отца (дохристианские религии) и религии Сына (христианство). Так мыслитель знаменует создание Третьего Завета, наполнением которого становится «религия Святого Духа» («Тре-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2010
45
тья ипостась божественной Троицы»). Даже в его художественном произведении из уст самодержца Павла I слышатся фразы: «Спи с Богом!., С нами Бог!..., Господи., Прости, Господи.» [9, с. 71-75]. В «Иисусе Неизвестном» он задумывается о подлинном лике Христа, через истинное восприятие Евангелия пытается прийти к Иисусу. Именно это может приблизить истинных христиан к «Церкви будущего века». Несмотря на все расхождения, Мережковского и Бердяева объединяла позиция признания изначального присутствия человека «во Христе».
Незыблемой чертой НРС была мистика, которая нашла свое отражение в философии Мережковского и Бердяева. Именно мистическое начало привело Мережковского к опыту декадентства и символизма. Русских декадентов он назвал «са-мозародившимися мистиками», отражением в искусстве того, что происходит в жизни. Они стали первым поколением людей, «взыскавшим тайны. Какой именно .? Божеской или дьявольской - это вопрос, который решается уже по выходе из декадентского подполья . в новое религиозное сознание» [10, с. 77-79]. Символизм, по мнению Мережковского, обречен быть внесенным в церковь и освященным ею. Культура через движение к мистической цели может стать религией, поскольку мистическое начало в ней очень сильно.
Н.А. Бердяев же рассматривает мистику через философию свободы. В ее основе он видит два типа: «мистический» и «магический». Мистика пребывает в сфере свободы, в ней - «транс-цедентный порыв из необходимости естества в свободу божественной жизни» [3, с. I—IV]. Требованием времени становится переход от скрытой мистики к выявленной. Именно универсальная мистика способна вернуть человечество к религии исповедания Бога. В то же время мистика, будучи таинственной, не несет спасения. Рассуждения о магии приводят его к заключению: «Магический путь - путь человекобожеский. Путь же мистический - путь богочеловеческий» [3, с. IV]. Магия, лежащая вне христианства, деструктивна. Здесь явно просматривается невозможность отречения от Бога, хотя Мережковский заключает, что никакой «белой» магии не существует. Любая магия демонична по сути своей, а сам маг обладает подлинной силой только в случае отречения от имени Божьего. В этой связи «новое религиозное сознание» не мыслится без гнозиса,
призванного перейти от христианства «исторического» к «мистическому».
Итак, проанализировав черты НРС, отметим, что это социокультурное явление не могло быть односторонним. Представители русской интеллигенции, обладая обширными знаниями в области религии, все же были наивны в вопросах понимания ее сущности. Поэтому динамически развивающаяся проблематика НРС требовала обязательного участия духовенства в ее обсуждении, поскольку и представители интеллигенции, и представители от Церкви хотели придать обществу новый религиозный импульс. Долгожданная встреча двух сторон стала возможной в рамках возникших религиозно-философских собраний, прежде всего, Петербурга и Москвы. Они дали огромный теоретический и фактический материал, который отображен в докладах, протоколах заседаний, в прениях видных деятелей культуры, «проповедников религиозно-философской мысли в начале ХХ века» [7, с. 3].
Библиографический список
1. Бачинин В.А. Религиоведение. - СПб.: Изд-во В.А. Михайлова, 2005. - С. 219-220.
2. Бердяев Н.А. Новое религиозное сознание и общественность. - СПб.: Издание М.В. Пирожкова, 1907. - С. 1-233.
3. Бердяев Н.А. Философия свободы. - М.: Путь, 1911. - С. 2-278.
4. Бердяев Н.А. Самопознание. - М.: Книга, 1991. - С. 5-445.
5. Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество // Вехи. - М.: Грифон, 2007. - С. 57-109.
6. Воронцова И.В. Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века. - М.: ПСТГУ, 2008. - С. 5-420.
7. Ермичев А.А. Религиозно-философское общество в Петербурге (1907-1917). - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007. - С. 3-333.
8. Мережковский Д. С. Смерть богов (Юлиан Отступник) // Христос и Антихрист. Т. 1. - М.: Правда, 1990. - С. 27-308.
9. Мережковский Д. С. Павел Первый // Царство зверя. Т. 3. -М.: Правда, 1990. - С. 7-91.
10. Мережковский Д.С. Не мир, но меч. -СПб.: Изд-во М.В. Пирожкова, 1908. - С. 3-208.
11. Семенкин Н. С. Философия Богоискательства. - М.: Изд-во политической литературы, 1986. - С. 3-172.
