CC BY
97
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2007. № 6
ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
Л.В. Суркова
СОЗНАНИЕ В КВАНТОВОМ МИРЕ:
НОВЫЙ ДИАЛОГ ФИЛОСОФИИ И НАУКИ
Естественно-научное исследование сознания достигло своей высшей точки, высшей степени сложности в квантовом подходе.
Философское осмысление сознания подошло к такой точке в онтологическом подходе (сознание как бытие).
В настоящий момент возникает возможность и необходимость соотнесения этих подходов на основе дополнительности, результатом чего представляется возникновение новой, адекватной сложности мира концепции сознания (= новой науки и новой философии?) и концепции диалога философии и науки.
1. «Ускользающее» сознание
В своей известной монографии, изданной в 1989 г.1, английский физик и математик Роджер Пенроуз выдвинул революционную идею о том, что в квантовой теории не достает принципиального элемента — элемента, который позволил бы объяснить феномен сознания. С точки зрения Р. Пенроуза, феномен сознания тесно связан с физическими процессами, которые происходят на квантовом уровне, и, в частности с редукцией волнового пакета, которую он назытает Я-процедурой. Это наиболее сложное и «больное» место квантовой механики, область разногласий Н. Бора и А. Эйнштейна, источник «принципа дополнительности».
Феномен сознания, по мнению Р. Пенроуза, связан не с той «субъективной» редукцией, которую наблюдают физики, а с так называемой «объективной» редукцией. В этом случае квантовая система, когда ее не наблюдают, тем не менее может претерпевать «редукцию», т.е. может проявить макроскопические свойства и из множества возможностей выбрать одну. То есть возникает ситуация «сознательного выбора», «появления» или «обнаружения» сознания. Здесь и заложено мировоззренческое ядро революционной идеи Р. Пенроуза — идеи квантового «рождения» сознания.
Где и когда «рождается» сознание? По словам Р. Пенроуза, там и тогда, где и когда правила не были заданы заранее и необходимо отыскивать новые решения, формулировать новые суждения: «проблема становится еще менее ясной из-за того, что
все, для чего нам изначально требуется сознание, похоже, может быть со временем заучено и впоследствии выполняться уже автоматически... Кажется, что сознание требуется, чтобы справляться с ситуациями, где нам приходится высказывать новые суждения и где правила не были заданы заранее»2. То есть речь идет о действиях алгоритмической и неалгоритмической природы, о ситуации, когда алгоритм исчерпан, но надо каким-то образом идти дальше, и мы идем дальше.
Таким образом, очевидно, что, с точки зрения Р. Пенроуза, сознание возникает там (мы можем обнаружить его возникновение там), где оно проявляет себя как квантовый феномен.
Но, проявляя себя как квантовый феномен, оно вносит в свое понимание ситуацию неопределенности, вносит двойственность, дуальность, дополнительность уровней.
Сознание, по Р. Пенроузу, — это осознание: «я считаю слово "сознание", — пишет он, — в сущности синонимичным слову "осознание" (хотя, возможно, "осознание" немного пассивнее, чем то, что я понимаю под "сознанием")»3.
Но об осознании чего идет речь? По сути у Р. Пенроуза осознание есть осознание суждений. Сознание требуется для формирования суждения «здравого смысла», «суждения об истинности», «понимания», «художественной оценки». Сознание не требуется для «автоматического»; для «бездумного следования правилам»; для «запрограммированного»; для «алгоритмического»4.
Но при этом Р. Пенроуз пишет, что сознание есть «неалгоритмическая составляющая механизма нашего осознанного мышления»5.
Таким образом, согласно автору, выходит, что понятие сознания отражает более узкую область, чем область мышления. И что значит «осознанное мышление»? По Р. Пенроузу, это «четко осознаваемый ход мысли, который может быть разумно объяснен как нечто полностью логическое...»6 Но что тогда есть неосознанное мышление? Получается, что оно есть сознание.
Налицо путаница понятий мышления, сознания, осознанного и неосознанного.
В чем причина этой путаницы? Может быть, сам автор указал ее в следующих словах: «...я не требую, чтобы мы осознавали, как мы формируем наши сознательные впечатления и суждения. Это привело бы к смешению тех уровней, о которых я только что упоминал (уровень суждения и уровень неосознанных критериев суждения. — Л.С.). Таким образом, осознание самого процесса формирования наших сознательных суждений, по Р. Пенроузу, невозможно без того, чтобы не внести путаницу.
Вот он — перерыв логики, ставящий в тупик Р. Пенроуза. Возникновение сознания «ускользает» от рефлексии. Образуется си-
туация «между», некая яма, «черная дыра», которую невозможно «перепрыгнуть» никаким образом.
Во второй части своей книги «Тени разума: в поисках науки о сознании» Р. Пенроуз подходит к этому вопросу с другой стороны — со стороны проблемы времени. Он отмечает, что, согласно результатам опытов, существует неустранимый временной интервал между сознательным актом и обусловленным им действием7. Отсюда автор делает вывод о том, что проблема сознания не будет понята до тех пор, пока не изменятся наши сегодняшние представления о пространстве, времени, материи, все наше физическое мировоззрение8.
К аналогичному выводу, по сути, пришли американские исследователи Р. Джан и Б. Данн (лаборатория Школы инженерных и прикладных наук Принстонского университета), работая в 80-е гг. в рамках программы изучения взаимодействий системы «человек—машина». Ими была сформулирована новая теоретическая модель — «квантовая теория сознания»9.
В результате экспериментов было установлено значительное влияние сознания оператора на протекание физических процессов. Постулатами новой модели квантовой теории сознания стали геометрия реальности, волновая природа сознания и квантовая механика человеческого опыта.
Сознание человека оказалось участником фихтеанского диалога «Я» и «Не-Я», понимаемого с учетом современных представлений об информации. Такой подход позволил использовать формализмы квантовой теории в качестве метафор для исследования сознанием самого себя.
Выводом американских исследователей стало изменение физических представлений о сознании как отказ от корпускулярных представлений, основанных на принятии локальности сознания, и переход к волновым представлениям, основанным на принятии нелокальной природы сознания. То есть, если с точки зрения традиционных корпускулярных представлений о сознании предполагалось, что оно локализовано в физическом пространстве и времени, в материальном теле и в каждый данный момент времени взаимодействует лишь с частью окружающего мира, то сознание, представленное волновой функцией, удовлетворяющей уравнению Э. Шрёдингера, нелокально по природе и способно давать информацию, не имеющую пока объяснения в современной науке. Условием получения такого рода информации становится установление резонанса оператора и системы и использование на этой основе механизма квантовых корреляций. Таким образом, сознание становится способным давать волновую картину, характеристики которой отличаются от простой суммы их индивидуальных проявлений.
Однако выход на нелокальность привел далее авторов к радикальным выводам о том, что объяснить сознание с помощью физики невозможно, так как не существует абсолютной физической реальности и наблюдение формирует реальность только для самого наблюдателя, и вообще невозможно провести четкую грань между живыми и неживыми системами. Квантовая механика может, по мнению авторов, использоваться для объяснения сознания лишь как комплекс метафор.
Аналогичные вытоды1 мы находим в недавно вышедшей работе И.В. Данилевского «Структуры коллективного бессознательного: Квантовоподобная социальная реальность»10. Автор, как видно из названия, рассматривает квантовую теорию как определенную аналогию для объяснения коллективного бессознательного. Он пишет: «Несмотря на то что поведение людей, особенно больших коллективов, демонстрирует, что важнейшие детерминанты их восприятия и поведения должны описываться с помощью теории, аналогичной квантовой механике, в настоящее время нет такой ее интерпретации, которую можно было бы непосредственно начать переносить на изучение человеческой психики (и в первую очередь на изучение коллективного бессознательного). У каждой из наиболее известных и разработанных неортодоксальных интерпретаций есть существенные достоинства (особенно у многомировой интерпретации и теории Д. Бома), но есть и существенные недостатки»11. Но далее автор все-таки оставляет надежду читателям, обращая их внимание на то, что для решения проблемы сознания физикой ей «придется признать правоту пифагорейско-платоновской метафизики. Иными словами, придется признать, что наш мир, словно обручами, скрепляется определенным образом какими-то структурами математического характера, которые сами по себе к нашему миру не принадлежат»12. Автор объединяет эти структуры понятием «трансцендентное». Он пишет: «Как выясняется, все известные из истории культуры вообще и истории философии в частности рассуждения о "трансцендентном" и его проявлениях в психологии имеют под собой весьма и весьма заслуживающие внимания основания»13.
Оставляя без критики некоторые моменты, обратим здесь внимание на главное. Квантовая механика рассматривается как аналог реального мира, как наиболее глубокое его выражение в науке. Она выступает своего рода инструментом познания этого мира. И аппарат квантовой механики, собственно говоря, становится большим, чем аппарат физической теории в традиционном понимании. Он становится аппаратом междисциплинарного («трансдисциплинарного»), целостного, холистического видения мира.
Но опять что-то мешает прямому применению этого аппарата. Опять видится препятствие. На возможный способ его преодо-
ления как бы намекает введение понятия «трансцендентность». Но мы можем сказать, что на самом деле речь идет снова о фиксации факта своеобразной «недосягаемости» сознания для целостной рефлексии с помощью аппарата физической науки, о его «ускользании» от анализа куда-то в область «трансцендентного».
Где же искать точку опоры?
2. Философия и физика: радость и трудность новой встречи
Оказывается, в самой физике такая точка может быть найдена, и она связана не с известной копенгагенской интерпретацией квантовой механики, а с другой, самой «загадочной» ее интерпретацией — так называемой многомировой интерпретацией Хью Эверетта14, идеи которой были в свое время активно восприняты Уилером и де Виттом15. Эта интерпретация, считавшаяся ранее слишком фантастической, активно обсуждается в последние два десятилетия и принимается многими физиками16.
Согласно интерпретации Эверетта, если говорить нефизическим языком, имеет место равноправное существование различных классических реальностей, или классических миров. При этом сознание наблюдателя как бы расщепляется, расслаивается, и он оказывается способным видеть то, что происходит в каждом из классических миров. Этим интерпретация Эверетта отличается от обычной (копенгагенской) интерпретации, в которой в результате редукции остается только одна альтернатива или один из возможных миров17.
В концепции Эверетта, как отмечает М.Б. Менский, «каждый классический мир представляет собой лишь одну "классическую проекцию" квантового мира. Эти классические проекции создаются сознанием наблюдателя, тогда как сам квантовый мир существует независимо от какого бы то ни было наблюдателя»18. При этом, согласно Эверетту, «все альтернативы реализуются, и сознание наблюдателя разделяется между всеми альтернативами. В то же время индивидуальное сознание наблюдателя субъективно воспринимает происходящее так, будто существует лишь одна альтернатива, в которой он живет. Другими словами, сознание в целом разделяется между альтернативами, но индивидуальное сознание субъективно осуществляет выбор (селекцию) одной аль-тернативы»19.
Таким образом, в интерпретации квантовой механики Эверет-том мы находим ту «точку опоры», которая указывает на реальную связь, реальное тождество между сложностью мира и сложностью сознания.
Соответственно обнаруживаются основания для того, чтобы переосмыслить возможности использования аппарата квантовой
механики как инструмента для исследования сознания. Хотя у Эверетта постулируется объективное, независимое от наблюдателя существование квантового мира, на деле и сознание, и мир предстают как бы в единой связке, неразрывно (мир у него по сути предстает как сознание мира; они реализуются одновременно). Их многомерность проявляется в постоянном наличии и воспроизводстве двух компонентов — явного и неявного (явленного и неявленного). Однако встает вопрос о механизме этого воспроизводства.
В объяснении этого механизма наиболее актуальной (не только по времени своего появления, но и по теоретическому потенциалу) представляется концепция М.Б. Менского20. Он предложил, действуя более последовательно, «не просто признать, что селекция связана с сознанием, но отождествить селекцию альтернатив с работой сознания. Говоря точнее, селекция альтернатив отождествляется с актом осознавания, переходом от состояния, когда результат измерения еще не осознан наблюдателем, к состоянию, в котором результат измерения осознан»21.
Это важно прежде всего потому, что, как отмечает автор, «присущие квантовой механике концептуальные проблемы если и можно решить, то лишь в том случае, если при рассмотрении полной теории сознание наблюдателя непосредственно включается в рассмотрение»22.
Но тут с неизбежностью встает вопрос о том, в чем же суть указанного перехода (осознавания как перехода)? Каков его механизм и что можно сказать о его субстрате или о его носителе?
Радикально преобразуя постановку вопроса, М.Б. Менский, на наш взгляд, по сути, «закрывает», или прерывает, логику дальнейшего исследования проблемы в данном контексте, т.е. в контексте принятой физической традиции (он закономерно предлагает обратиться к восточной философской традиции, которая разрабатывает свое видение перехода как состояния «между сознанием и отсутствием сознания»23). Автор доводит до логического конца и исчерпывает возможность дать ответ на вопрос о способе включения сознания в квантовую теорию, опираясь на классическое понимание субъекта, носителя сознания. И он же тем самым «открывает дверь» для встречи с новой философией сознания.
Здесь действительно требуется новая философия сознания. И мы можем сказать, что такая философия существует. Но новой она выступает прежде всего с точки зрения восприятия наших современников, уходя на самом деле корнями в античную философскую традицию24.
Это не традиционный для учебников и многих современных книг по философии пласт философии сознания. Это подход к сознанию с точки зрения бытия, как к форме бытия.
3. Путь к встрече
О бытии громче всех сказал свое слово в Новое время М. Хайдеггер. И о науке тоже. «Наука — способ, притом решающий, каким для нас предстает все, что есть»25. Но наука Нового времени, которая осознает себя «теорией действительного», «коренится в греческой мысли, со времен Платона носящей название философии»26. Но действительное составляет сферу действия. А что значит «действовать»? Это значит «делать». «Действительное есть действующее или сделанное: про-изводящее или про-из-ве-денное в присутствие»27.
А что означает слово «теория»? В греческом языке соответствующее существительное звучит как «феория». Оно объединяет два смысла: «видеть явленный лик присутствующего и зряче пребывать при нем благодаря такому видению»28. Но греки в двух корнях этого слова были склонны находить еще два значения. Первое — «богиня». Богиней Пармениду является «Алетейя» — непотаенность, благодаря которой и в которой при-сутствует существующее. «Алетейя» переводится Хайдеггером также как «истина». Второе — осторожность, почтение и внимание. Таким образом, исконным значением слова «феория», по Хайдеггеру, является «оберегающее внимание к истине»29.
Многозначное и высокое существо по-гречески понимаемой «теории» «затемняется», как считает Хайдеггер, современной наукой, будь то теория относительности, теория наследственности или теория общественного права. Но тем не менее еще сохраняется слабый силуэт ранней «феории».
Латиняне перевели это слово как «contemplation», смысл которого связан с дроблением на отрезки. В немецком переводе «Betrachtung» — теория становится уже «рассмотрением», «созерцанием», а вместе с тем исследовательски устанавливающей обработкой действительности. С точки зрения Хайдеггера, современная наука «как теория в смысле рас-смотрения есть "до жути решительная обработка действительности". Именно благодаря этой обработке теория и начинает соответствовать основной черте теперешнего действительного как такового... Наука соответствует предметной противопоставленности всего присутствующего потому, что она со своей стороны в качестве теории собственно и доводит действительное до предметного противостояния»30.
Какое же «неприметное положение вещей» таится, по Хайдеггеру, в переходе к современной ступени развития науки?
«Предметное противостояние материальной природы обнаруживает в современной атомной физике совсем другие основные черты, чем в классической физике. Классическая физика прекрасно может быть встроена в атомную физику, но не наоборот. Ядерную физику уже нельзя вернуть или свести к классической
физике. И все же современная физика ядра и поля тоже остается еще физикой, т.е. наукой, т.е. теорией, которая устанавливает предметы действительности в их противопоставленности, фиксируя их в единой картине этой противопоставленности»31. В современной физике «речь тоже идет о фиксации тех элементарных предметов, из которых состоят любые другие предметы всей области. Представление природы, осуществляемое современной физикой, тоже стоит на том, чтобы в перспективе «суметь написать одно единое определяющее уравнение, из которого вытекали бы свойства всех элементарных частиц и тем самым поведение материи вообще (Гейзенберг В. Основные проблемы современной атомной физики. Ср. его кн. "Перемены в основаниях естествознания". 8-е изд. 1948. С. 98)»32.
Имеет ли предел наука как теория? Наука, выраженная в форме теории? И как можно определить такой предел?
На наш взгляд, его можно определить как существование теории «на грани метафоры», или достижение теорией грани метафоры. То есть теория задействует весь возможный потенциал рацио, но она уже вынуждена опираться также на понятия иного плана. На такие понятия, которые не принадлежат области науки. В современной физике очень хорошим примером этого, с нашей точки зрения, является недавно появившаяся теория, известная под названием теории суперструн. Автор мирового научно-популярного бестселлера на эту тему Брайан Грин33 в своей книге описывает возможности, которые дает эта теория для объяснения физического мира: «Теория суперструн забрасывает широкий невод в океан мироздания. Это обширная и глубокая теория, охватывающая многие важнейшие положения, играющие центральную роль в современной физике. Она объединяет законы макромира и микромира, действие которых распространяется в самые дальние дали космического пространства и на мельчайшие частицы материи... Эйнштейн показал всему миру, что пространство и время могут вести себя совершенно необычным образом. В наши дни исследования, ведущиеся на переднем крае науки, позволили применить открытия Эйнштейна к идее квантовой вселенной, имеющей многочисленные скрытые измерения. Эти измерения свернуты в крохотные петли, спрятанные в ткани мироздания, а их причудливая геометрия может содержать ответ на некоторые из самых глубоких вопросов, когда-либо ставящихся учеными»34.
Но далее автор отмечает, что некоторые из новых понятий слишком «трудноуловимы». А потому их суть можно понять только «с помощью вполне осязаемых аналогий». Тогда «эти идеи дадут совершенно новый, поразительный взгляд на нашу Вселенную». Б. Грин и далее не раз выявляет в своей книге плодотвор-
ность аналогии и метафоры. О метафоричности говорят и сами названия разделов книги: «Связанные струной», «Космическая симфония», «Только музыка, или Суть теории суперструн» и др.
Остается ли в данном случае метафора только внешним атрибутом или она действительно отсышает к чему-то важному, глубинному?
Если мы посмотрим часть V, главу 15, раздел «Приведет ли теория струн к переформулировке квантовой механики?», то увидим здесь наряду с надеждой на рождение в рамках теории струн нового мощного квантово-механического формализма, который позволит понять, как рождалась Вселенная и почему есть такие сущности, как пространство и время (этому я не берусь давать оценку), есть уверенность в продвижении «на шаг вперед к ответу на вопрос Лейбница: почему есть "что-то", а не "ничто"»35.
Вот и вернулись. Вернулись к проблеме бытия и к Хайдегге-ру. Ведь именно оно и только оно по-настоящему «есть». Истинно «есть». И есть истина. Об этом и поведал, «рас-сказал» нам Хайдеггер.
Но сейчас хайдеггеровское Бытие видится уже в ином свете, в свете того, с чего начался наш разговор и в свете той загадки, которая еще не решена нами. Это загадка «ускользающего сознания» и возможностей «ухватить» его. С помощью чего? Науки? Философии? Чего-то иного, нового?
Наш ответ: с помощью того, что адекватно бытию. Адекватно понятию быггия. А это понятие квантового мира.
Почему приходит на ум именно это сравнение?
Обратимся к Хайдеггеру. На самом деле бытие имеет у него те же самые характеристики, которые присущи квантовой реальности: неопределенность, вероятностный характер, флуктуации и т.д.
В статье «Европейский нигилизм»36, анализируя стихотворение Гёте, он обращает внимание на то, что «есть» (бытие) пусто и неопределенно, не поддается «уловлению»37. Далее. Если сущее — это человек, книга, Бог — все то, что существует в многообразных формах, то быгтие — это только наше восприятие мира как того, что «есть». Возможно, неопределенность и пустота важны, чтобы «быть наготове для разнообразного наполнения»38? При этом «бытие и должно держаться совершенно неопределенным в своем значении, чтобы принимать определенность от того или иного разнообразного сущего»39.
Хайдеггер дает одновременно такие противоположные характеристики бытия, которые создают мощнейшее поле неопределенности и дополнительности. Он характеризует его как «пустейшее и одновременно сокровище»; «общайшее» и «уникальнейшее»; «понятнейшее» и «менее всего понятное», «и, по-видимому, не поддающееся пониманию»40. При этом Хайдеггер как бы пыта-
ется избежать неопределенности бытия, уйти от нее в сторону определения понятия. Он задается вопросом: «Что имеется вне его, из чего можно было бы наделить его определением? Ибо "ничто" всего менее годится быть определяющим, поскольку оно "есть" неопределенное и сама неопределенность. Понятнейшее противится всякой понимаемости»41.
Бытие — «употребительнейшее» и «вместе с тем каждый раз, в каждый момент оказывается не осмысленным в своем пребывании»; бытие — «надежнейшее, никогда не беспокоящее нас поводом к сомнению», то, «чья степень надежности ни в каком направлении не дает себя превысить»; «и все же — бытие, в отличие от сущего, не предлагает нам никакого основания и почвы, к которым мы обращались бы, на которых бы строили и которых держались»42.
Бытие — «самое забытое, так безмерно забытое, что даже эта забытость оказывается еще и втянутой в свой собственный водоворот. Все мы постоянно гонимся за сущим; едва ли кто один задумывается когда-либо о бытии... Но забыгейшее есть одновременно памятнейшее, что единственно допускает вникнуть в былое, настоящее и наступающее и устоять против них»43.
Бытие — «самое высказанное», ибо любое слово и словообразование «высказывает бытие». Но «это высказанное есть одновременно несказаннейшее в том подчеркнутом смысле, что оно умалчивает свое существо и есть, возможно, само умолчание»44.
То, что бытие открывает нам себя «в какой-то многообразной противоположности», не может, по Хайдеггеру, быть случайным, поскольку «само перечисление этих противоположностей указывает на их внутреннюю связь»45.
И дальше он ставит, по сути, главный вопрос: но разве это противоположности в самом существе бытия? «Не противоположности ли они лишь в том способе, каким мы относимся к бытию, в представлении и понимании, в употреблении его и в нашем полагании на него, в удержании (забывании) и высказывании?»46 Речь идет, таким образом, о нашем отношении к бытию, мышлении о нем, осознании его, опоре на него и о языке, в котором мы это выражаем.
Хайдеггер видит это отношение «двусложным»47. Но непонятно, в нас ли или в самом бытии заложена эта двусложность?
С его точки зрения, двусложность выражена в принятии только первой части любого из названных противоречивых определений. То есть бытие мы принимаем как «пустейшее, обобщенней-шее, понятнейшее, употребительнейшее, надежнейшее, забытей-шее, высказаннейшее. И даже на такое мы едва ли обращаем внимание и потому не принимаем во внимание как противоположное другому»48.
Именно поэтому в своем «Письме о гуманизме» он пишет о том, что человек есть сущее, чье бытие, будучи экзистенцией, «заключается в обитании вблизи бытия. Человек — сосед бытия»49.
С точки зрения Хайдеггера, человек не может обычным образом полностью охватить Бытие. Но имеет возможность «заглянуть» в него через экзистенцию. «Человек существует таким образом, что он есть "вот" Бытия, то есть его "просвет". Это — и только это — "бытие" светлого "вот" отмечено основополагающей чертой экзистенции, т.е. экстатического выступления в истину бытия»50.
Как можно понять «просвет» в контексте квантового мира?
Не уход ли это в иное измерение, спрятанное в ткани мироздания, описываемое в теории суперструн? Да, это уход в другое измерение. Но не в смысле теории суперструн. В данном случае измерение становится метафорой, указывая на выход в квантовый мир.
Ведь хайдеггеровское Бытие — это такое измерение, которое он сравнивает со светом, дающим нам понятие тени. Это то, что стоит за тенью. «Обывательское мнение видит в тени только нехватку света, если не его отрицание. На деле, однако, тень есть явное, хотя и непроницаемое свидетельство потаенного свечения. В согласии с этим понятием тени мы ощущаем не поддающееся расчету как то, что ускользнуло от представления, но явно есть в сущем и указывает на потаенное бытие51.
Квантовый мир есть мир истинный, но это мир неуловимого обычным способом. Характерен вопрос Хайдеггера: «А что если сама эта неуловимость призвана стать высшим и суровейшим откровением бытия?»52
«Потаенное» существо бытия, его «ускользание» не есть просто не-сущее, не есть «ничто». Ничто не ничтожно, оно и не есть нечто в смысле предмета. Оно есть само бытие. И, чтобы обрести истину бытия, человек должен преодолеть себя как субъекта (когда и сущее уже не будет представляться как объект)53.
Квантовый мир — это мир неопределенного «между». По Хайдеггеру, «это открытое "Между" есть бытие — вот, понятие в смысле той экстатической области, где бытие выступает из пота-енности в своей тайне»54.
Но есть понятие «событие», которое у Хайдеггера «перекрывает» понятие бытия. «Поскольку бытие и время имеют место только в событии, этому последнему принадлежит та особенность, что им человек как тот, кто внимает бытию, выстаивая в собственном времени, вынесен в свое собственное существо. Так сбывающийся, человек принадлежит событию»55.
Поскольку же человек «впущен» в событие, то он никогда не может поставить событие перед собой в качестве объекта, даже в
качестве объемлющего все. Поэтому событие не может быть понято в терминах «представляющего—обосновывающего» мышления.
Таким образом, мы можем предположить, что через «событие» человек как бы «вписывает» себя в мир и мир в себя. Он объединяется с миром, оставаясь самим собой. Он осуществляет самую «странную», самую непонятную вещь — такую, которая не может быть понята и описана в рамках классического мышления, но может быть соотнесена с квантовой картиной мира и понята через призму дополнительности.
Однако «событие» всегда реализовано в сознании. Оно есть способ реализации сознания. И квантовая природа события по сути выступает одновременно как квантовая природа сознания. Даже речь в виде доклада о событии Хайдеггер считает «помехой» для того, чтобы «отпустить себя в событие».
На наш взгляд, очень хорошо «схвачен» «квантовый» характер хайдеггеровского учения о бытии в предисловии к цитируемой выше книге М. Хайдеггера «Время и бытие», написанном В.В. Би-бихиным (хотя сам В.В. Бибихин об этом нигде, конечно, не упоминает).
Он акцентирует сложность, многомерность (явленность—не-явленность) бытия—события—сознания у Хайдеггера.
В.В. Бибихин называет «эту постоянную и по существу единственную мысль Хайдеггера. Что бы ни понял, что бы ни увидел своим умом, что бы ни открыл, что бы ни изобрел, чем бы ни был захвачен человек, пространство, в котором он так или иначе ведет себя в своей истории, устроено не им»56.
Но просто ли это «объективная реальность»? На наш взгляд, акцент здесь делается не на «не им», а на «устроено». Да и как же «не им», когда сознание уже там, впереди, в нем уже есть осознание ясности и неясности. Но оно еще не проявлено, не «явлено». «Раньше самой ранней мысли, — пишет В.В. Бибихин, — ясность или неясность того, о чем она: просвет (Lichtung), в котором имеет место всё. По-русски можно было бы сказать просто свет в смысле мира, белого света. В санскрите loka (от lok, смотреть) то же значит и просвет, открытый простор, и мир, человечество. Сходная связь понятий — во французском monde, мир. Во всяком случае, сцена, на которой человек каждый раз выступает, думая и поступая, всегда заранее уже есть»57.
Да, она есть, можем мы сказать, как весь «фон» других возможных эвереттовских миров, «фон» того классического мира, «выведенного из непотаенности», «чья непотаенность уже осуществилась, коль скоро она вызвала человека на соразмерные ему способы своего открытия»58.
Конечно же, человек попадает только в «соразмерный» ему эвереттовский мир. Но этот мир уже есть. Вернее, он тоже есть.
И человек, постоянно меняющий свои «размеры», или свою мерку, свою меру, «востребует» разные миры, он их «пригягива-ет», «вытодит из потаенного» через «просвет» Быгтия, или Быгтие — «просвет».
«Бытие» у Хайдеггера — это свет, который сияет за тенью. Это почти то же, что свет за стенами «пещеры» Платона. Это «трансцендентное», которое предстает в квантовом мире как такая «непроявленность», которая чревата «явлением» и вероятностным образом «является», но никогда полностью. В этом суть сознания, поскольку оно «есть», поскольку оно бытие.
Сознание как бытие есть сознание квантового мира. И как этот мир оно неопределенно, вероятностно, многомерно.
Выделим на фоне многих попыток в современном мире еще одну попытку «квантового» видения быгтия и сознания — в философии Мераба Мамардашвили.
Сознание, согласно Мамардашвили, не просто многомерно, реализуясь через явленное и неявленное состояния (хотя в известной работе «Классический и неклассический идеалы рацио-нальности»59 он блестяще развивает идею многомерности, продолжая феноменолого-экзистенциальную традицию М. Хайдегге-ра, Э. Гуссерля, обращая внимание на феноменологическое видение сознание как неклассическое его видение, останавливаясь на проблеме принципиальной невозможности полной рефлексии сознанием самого себя в качестве наблюдателя60).
Сознание, с точки зрения Мамардашвили, рождается из особой связи явленного и неявленного. Эта связь «живет» в вещах, в состояниях и структурах. Он пишет о существовании определенных «матричных» состояний и структур человеческого действия и сознания («техносов», «третьих вещей»), которыми мы мыслим, после обращения к которым мы как бы рождаемся «вторым рож-дением»61. В терминах квантовой теории мы выходим в новый эвереттовский мир через опосредующее звено, через «зазор» между бытием и пониманием. В чем его суть?
Это (феномен «третьих вещей», заполняющих «зазор») есть, по словам Мамардашвили, «континуально действующие предметно-вещественные механизмы сознания»62. Здесь мы следуем не классическому принципу понимания вещей как «понимания сделанного», а неклассическому принципу «понимания сделанным». Мы видим мир предметами, еще не понимая сами предметы. Мы при этом можем знать и понимать, не зная собственное состояние нашего ума. Мамардашвили приводит известный пример с натюрмортом Сезанна, изображающим яблоки. Он, безусловно, не о яблоках, но «яблоками о чем-то». И на вопрос, как именно входит в яблоки что-то другое, мы не можем дать ответа, или это вопрос другого уровня сознания63. Можно сказать, это вопрос квантового подхода к сознанию.
Итак, мы попытались взглянуть на путь Мартина Хайдеггера как на наиболее глубокое, с нашей точки зрения, философское прояснение мысли о Бытии. Прояснение, ведущее нас к феноме-нолого-экзистенциальному видению сознания как сознания в мире, естественно дополняемому, на наш взгляд, современной квантовой формой видения мира. В этом убеждает и философия сознания М. Мамардашвили64.
В данной статье я сознательно оставляю в стороне большой пласт современных западных теорий сознания, которые хорошо отразил в своей книге Стивен Прист65. Это именно теории, которые укладываются в это понятие без всяких претензий и развиваются в логике теории. Да и заключительное «радикальное предположение» автора о том, что «сознание не существует», а существуют лишь различные виды опыта, представляется не столь уж радикальным, а уже давно слышанным и критикованным в известной классической работе. Хотя само это положение, я думаю, не беспочвенно, как, безусловно, не беспочвенна вся философия Э. Маха.
Свой путь к соотнесению онтологической и квантовой интерпретации сознания прошли и философия, и, по-своему, физика в лице ее великих представителей — М. Планка, М. Борна, А. Эйнштейна, В. Гейзенберга и др. оставила нам в наследство не только теории, но и философские труды, по которым мы можем судить о взглядах этих ученых на сознание66.
На наш взгляд, тем не менее, теории этих физиков сделали все-таки больше в осмыслении указанной проблемы, чем их философские труды. Нисколько не умаляя значения последних, хотелось бы сказать, что, видимо, есть своя внутренняя логика философии, в которую они каким-то образом входили со своими произведениями. И эта логика тогда еще не привела к тем выводам, к которым мы выходим сегодня67. И в этом ключе необходимо вернуться к концепции М.Б. Менского.
Автор концепции, на наш взгляд, впервые с точки зрения физики понял и объяснил сознание именно в форме бытия, и сделал это таким образом, что при этом не порвал с физическим контекстом всей работы. К этому, собственно, привела вся логика развертывания и интерпретации им концепции Эверетта. Квантовый мир в этой логике мог быть соотнесен только с онтологическим (=квантовым) видением сознания, и никак иначе.
В чем выразился онтологический характер подхода М.Б. Мен-ского?
Сознание у него по сути охватывает и акт сознания (разделение альтернатив)68, и содержание сознания (оно охватывает «весь квантовый мир, а не только одну его классическую проек-цию»69). То есть сознание предстает в своей сложной, многомер-
ной форме (в форме явленного и одновременно неявленного, в форме неполной «прозрачности» сознания для самого себя).
И поэтому не вполне последовательным представляется утверждение автора о том, что сознание тождественно только разделению альтернатив. По логике самого автора, оно тождественно, скорее, квантовому миру в целом, который оно при этом (т.е. существуя в качестве тождественного ему) разделяет на альтернативы (или, можно сказать, сознание, тождественное миру как квантовому миру, есть «разделяющее» сознание). Момент тождества, на наш взгляд, не существует здесь отдельно от момента разделения. В этом проявляется единство содержания и акта сознания. В «схватывании» этого единства — проявление «бытий-ности» сознания, или его «квантовости».
Сознание у М.Б. Менского разделяет альтернативы, одновременно существуя в квантовом мире как в «горизонте». Квантовый мир становится универсальным «горизонтом», целостностью, той сферой неявленного, из которой рождается, видится «просвет». И «просвет» здесь — это обнаружение Бытия как «фона» данного классического мира, это как бы «молния» сознания, обнаружение «вдруг» источника света позади тени.
Концепция М.Б. Менского — точка схождения, соединения, а точнее, соотнесения интерпретации квантовой теории и онтологической философской интерпретации сознания. Они соотносятся здесь уже как формы Бытия.
Здесь можно, на наш взгляд, увидеть основание для рассмотрения двойственного (корпускулярно-волнового; локально-нелокального) видения сознания сквозь призму образующейся «квантовой метафоры» (=«квантовой рациональности»?).
Что же мы получили в результате предпринятого анализа и можно ли сказать, что путь к новому диалогу физики и философии найден?
4. Диалог (на каком языке будем разговаривать?)
На наш взгляд, возможны три языжа науки. Это собственно научный язык, язык науки как феномена культуры и язык науки как формы Бытия.
Так вот, третий язык и выступает своего рода «общим знаменателем», он охватывает первые два через соотнесение на основе дополнительности, их локальности—нелокальности, их взаимного перехода, их «ухода—возврата» (в терминах А. Тойнби) друг от друга, в чем, на наш взгляд, и заключается глубинная суть диалога «сознаний» как диалога концепций, парадигм, теорий, научных и художественных картин мира — и все это в контексте диалога человеческих чувств и страстей.
На эти размышления выводит конечно же внутренний диалог (в контексте культуры) с В.С. Библером70. К сожалению, это диалог с уже ушедшим от нас мыслителем. Но все равно это диалог (именно такой, каким он его и описывал в своих произведениях), изменяющий, с одной стороны, наше сознание, а с другой — осознание его идей. Это «диалог логик» внутри нас, по большому счету двух логик — логики науки и логики культуры. В чем он видел их различие?
В науке, писал он, «каждая следующая ступень выше предыдущей, вбирает ее в себя, развивает все положительное...»71 В этом восхождении все предшествующее теряет собственное бытие «в знании и умении высшем, более истинном»72. Культура же строится и развивается совсем по-другому. Здесь «Софокла нельзя "снять" Шекспиром, и вообще, Шекспир невозможен без Софокла, как и наоборот, Софокл без Шекспира, без внутренней переклички, отталкивания, переосмысливания»73. В культуре «раньше» и «позже» соотносительны, одновременны, предшествуют друг другу, наконец, это есть «корни» друг друга74. Культура развивается по принципу драматического произведения: «Явление четвертое... Те же и Софья». С появлением нового персонажа значение старых не утрачивается. Наоборот, новый персонаж (новое произведение искусства, новая научная теория) выявляет в ранее вышедших на сцену новые свойства75.
Мир культуры В.С. Библера похож на квантовый мир. Но это, если верить Хайдеггеру, все же мир сущего, а не Бытия. Это мир того, что «существует» как вещи, явления, звуки, краски... Это «тень», но еще не свет, выступающий из-за тени.
Тем не менее мир культуры создает ситуации и формы, из которых может явиться «просвет», обнаружиться связь с Бытием.
Но ведь чтобы выйти в мир культуры, быть понятой как феномен культуры, наука прежде должна пройти свой путь — путь науки, осуществиться как наука (как в целом, так и во всех своих конкретных формах)! И причем продолжать осуществляться постоянно, чтобы не стать анахронизмом, в лучшем случае, не остаться только в форме феномена культуры, но не в форме пути человеческого познания, не в форме деятельного разума. В этом пункте, на наш взгляд, и заключается для нас необходимость, отталкиваясь от В.С. Библера, все же пойти дальше.
И дальнейший наш шаг, очевидно, может состоять в том, чтобы посмотреть на взаимосвязь науки и культуры (логики науки и логики культуры) как на диалог форм Бытия, который, собственно, становится уже не только диалогом в «синергетиче-ском» понимании «диалогистов» (как саморазвивающимся процессом взаимного изменения сторон), а квантовым феноменом, за которым стоит «уход» в нелокальность и «возврат» из нее.
5 ВМУ, философии, № 6
Представляется, что «уход» в нелокальность и «возврат» уже в другую локальность (другой «классический мир», согласно концепциям Эвереста и Менского) — это есть моменты «схватывания» сознанием истины, или «моменты истины», характеризующие Бытие человека.
На каком же языке можно вести разговор философии и физике, философии и науке вообще?
Очевидно, на разных, т.е. ситуационно изменяющихся языках в диапазоне от строго логического (пока наука существует и, очевидно, в обозримом будущем будет существовать как «теория действительного») до языка «пограничных состояний», т.е. состояний «между» осознаваемым и неосознаваемым.
Талант такого общения, очевидно, не дан всем и сразу, но его задатки можно и нужно развивать в процессе разумной практической деятельности человечества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Пенроуз Р. Новый ум короля: о компьютерах, мышлении и законах физики / Пер. с англ., Общ. ред. В.О. Малышенко; Предисл. Г.Г.Малинецкого. 2-е. изд. М., 2005. Он же. Тени разума: в поисках науки о сознании. М.; Ижевск, 2003—2005.
2 См.: Пенроуз Р. Новый ум короля...
3 Там же. С. 348.
4 Там же. С. 352.
5 Там же. С. 353.
6 Там же. С. 352.
7 Там же. С. 256—263.
8 Там же. С. 268.
9 См.: Джан Р., Данн Б.Дж. Граница реальности. Роль сознания в физическом мире. М., 1885.
10 См.: Данилевский И.В. Структуры коллективного бессознательного: Квантовоподобная социальная реальность. 2-е Изд., испр. и доп. М., 2005.
11 Там же. С. 222.
12 Там же. С. 222—223.
13 Там же. С. 223.
14 Everett H. III Rev. Mod. Phys. 28 454 (1857), reprinted in 1858.
15 The many-Worlds Interprétation of Quantum Mechanics/Ed. by B.S.De Witt, N.Graham. Princeton (NJ), 1873
16 Vaidman L. The many-worlds interpretation of quantum mechanics // Stanford Encyclopedia of Philosophy (Electronic Recourse) / Ed.by E. N. Zalta). Stanford (Calif.), 2002 (http://plato.stanford.edu/archives/sum2002/ entries/ qm-manyworlds/).
17 См.: Менский М.Б. Концепция сознания в контексте квантовой механики // Успехи физ. наук. 2005. Т. 175, № 4. С. 424—425.
18 Там же. С. 424.
18 Там же.
20 См.: Менский М.Б. Квантовая механика, сознание и мост между двумя культурами // Вопросы философии. 2004. № 6; Он же. Концепция сознания в контексте квантовой механики; и др.
21 Менский М.Б. Квантовая механика, сознание и мост между двумя культурами. С. 69.
23 Там же. С. 64.
23 Менский М.Б. Концепция сознания в контексте квантовой механики. С. 431.
24 См.: Брысина Т.Н. Сознание в современном мире. Саратов, 1992. С. 30—42.
25 Хайдеггер М. Наука и осмысление // Хайдеггер М. Время и бытие / Пер. с нем. М., 1993. С. 239.
26 Там же.
27 Там же. С. 41. 29 Там же. С. 243. 29 Там же.
3° Там же. С. 244.
31 Там же.
32 Там же. С. 247.
33 Грин Бр. Элегантная Вселенная: Суперструны, скрытые размерности и поиски окончательной теории / Пер с англ.; под ред. В.О. Малышенко. 2-е изд. М., 2005.
34 Там же. С. 9. 36 Там же. С. 246.
36 См.: Хайдеггер М. Время и бытие.
37 Там же. С. 172. 39 Там же. С. 173.
39 Там же.
40 Там же.
41 Там же.
43 Там же. С. 174.
43 Там же.
44 Там же.
45 Там же.
46 Там же.
48 Там же. С. 175.
48 Там же.
49 Хайдеггер М. Письмо о гуманизме / Хайдеггер М. Время и бытие. С. 208.
50 Там же. С. 199.
51 Хайдеггер М. Время картины мира / Хайдеггер М. Время и бытие. С. 625.2
52 Там же.
53 Там же.
54 Там же.
55 Хайдеггер М. Время и бытие. С. 405.
56 Бибихин В.В. Дело Хайдеггера // Хайдеггер М. Время и бытие. С. 6—7.
57 Там же. С. 7.
58 Там же.
59 См.: Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. М., 1994.
60 Там же. С. 55; и др.
61 Там же. С. 65-66.
62 Там же. С. 73.
63 Там же. С. 74.
64 См. также: Мамардашвили М.К. Стрела познания. М., 2004.
65 См.: Прист Ст. Теории сознания / Пер. с англ. А.Ф. Грязнова. М., 2000.
66 См.: Эйнштейн А. Мир и физика. М., 2003; Гейзенберг В. Философские проблемы атомной физики / Пер с англ. М., 2004; Он же. Физика и философия: Часть и целое / Пер. с нем. М., 1989, и др.
67 Хотелось бы сказать о замечательных, на наш взгляд, работах последних лет наших известных физиков-философов В.И. Аршинова, В.Г. Буданова, Ю.С. Владимирова, на которые, к сожалению, в данной статье не хватило времени, но о взглядах которых очень хотелось бы написать в следующих статьях.
68 См.: Менский М.Б. Концепция сознания в контексте квантовой механики. С. 425-426.
69 Там же. С. 426.
70 См.: Библер В. С. От наукоучения — к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. М., 1990; Он же. Культура. Диалог культур (Опыт определения) // Вопросы философии. 1989. № 6.
71 Библер В.С. Культура. Диалог культур (Опыт определения). С. 33.
72 Там же.
73 Там же.
74 Там же.
75 Там же.
