CC BY
372
СОЗДАНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЯПОНСКИХ КОНЦЕССИЙ НА СЕВЕРНОМ САХАЛИНЕ В 1925-1944 ГГ.
Г.А. ШАЛКУС
После окончания гражданской войны и начала восстановления разрушенного хозяйства Дальний Восток одним из первых регионов страны привлек внимание советского руководства в качестве объекта концессионной политики. Еще на X съезде ВКП(б) в марте 1921 г. было указано, что «объектами концессий могут являться те отрасли народного хозяйства, развитие которых явно поднимет уровень развития производительных сил России» [11, с. 566].
20 января 1925 г. в Пекине была подписана «Конвенция об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией». Она свидетельствовала об окончании оккупации северной части Сахалина японскими войсками и восстанавливала действие Портсмутского мирного договора 1905 г. Известный американский историк Д. Стефан назвал данную Конвенцию «блестящей победой советской дипломатии. Русские добились вывода японских войск с Северного Сахалина без применения силы, хотя еще в 1924 г. многие политики полагали, что Япония либо аннексирует, либо выкупит эту территорию. Более того, они официально подтвердили суверенное право СССР на эту часть острова. Этот шаг развеял надежду некоторых японских кругов, что когда-нибудь весь остров Сахалин подобно спелой хурме, упадет в корзину империи" [20, с. 87].
Конвенция состоит из семи статей протокола «А», из пяти статей протокола «Б» и краткой декларации. Вопросы, которые долгое время тормозили ход переговоров в Пекине: эвакуация японских войск с Северного Сахалина, концессии, долги, - нашли свое отражение не в основной части конвенции, а в двух ее протоколах. В протоколе «А» в статье VI указывается: «В интересах развития экономических отношений между обеими странами и принимая во внимание нужды Японии в отношении естественных богатств, правительство СССР готово предоставить японским подданным, компаниям и ассоциациям концессии на эксплуатацию минеральных, лесных и других естественных богатств на всей территории СССР» [10, с. 16].
В протоколе «Б» нашли отражение все вопросы концессионных отношений двух сторон, которые должны разрешиться в течение пяти месяцев со дня полной эвакуации японских войск с Северного Сахалина, а также были сформулированы основные условия предоставления угольных и нефтяных концессий. Правительство СССР согласилось предоставить в эксплуатацию угольные месторождения на западном побережье Сахалина и нефтяные месторождения в северной части острова. Протокол «Б» устанавливал срок концессии на эксплуатацию нефтяных месторождений от 40 до 50 лет.
14 декабря 1925 г. были подписаны концессионные договоры сроком на 45 лет (две из них по добыче угля, и одна - нефти). От имени советского правительства договор подписал председатель ВСНХ Ф.Э. Дзержинский, с японской стороны - адмирал Шигецуру Накасато. Концессионные договоры были заключены между правительством СССР, с одной стороны, и японским обществом Северо-Сахалинских нефтяных предприятий «Кита Сагарен сэкию киге кумиай», с другой стороны. Кроме того, были подписаны договоры с японскими компаниями на разработку и эксплуатацию минеральных ресурсов Северного Сахалина. Среди них - фирма «Кита Карафуто когё кабусики кайся», образованная консорциумом «Хокусинкай» и являвшаяся дочерним предприятием фирмы «Мицубиси майнинг компани», получившая право разработки и добычи угля на Дуйском месторождении, а также фирма «Сакай Кумиай», которая получила угольную концессию в районе р. Агнево. Эти месторождения содержали около 15% всех запасов угля, разведанных на Сахалине к середине 20-х гг. [12, с. 96]. Согласно условиям концессионного договора, устанавливалась рента за эксплуатацию угольных месторождений, размер которой составлял 45% от общей добычи угля, и 4% - за эксплуатацию оборудования. Кроме этого, японские предприниматели должны были выплачивать 5 % за каждые добытые 100 тыс. т угля, а за добычу свыше 650 тыс. т - 8% [20, с. 112].
В июне 1926 года японцы образовали «Кита Карафуто секию кабусики кайся» (ККСКК) (СевероСахалинская акционерная нефтяная компания), которая являлась правопреемником общества СевероСахалинских нефтяных предприятий. Основной капитал компании составлял 10 млн. йен (двести тысяч акций по 50 йен), оплаченный капитал - 4 млн. йен. Акционерами общества были фирмы «Ниппон секию», «Кухара когио», «Мицубиси гооси», «Окура куми», «Накано когио», «Мацуро кодзан» [21, л. 2]. Все акции были именными. Держателями их являлись японские граждане и юридические лица с преобладающим капиталом японских граждан.
Общее наблюдение за работой концессионных предприятий было возложено на Дальконцесском. Предварительные условия концессии рассматривались в Дальконцесскоме, который представлял в Главконцесском проекты концессионных договоров, а сам договор заключался от имени правительства [9, с. 10]. Постановлением Главного концессионного комитета (пост. № 20 п. XII) от 8 мая 1926 г. на Дальневосточную концессионную комиссию возлагалось осуществление общего наблюдения за выполнением концессионных договоров. Кроме того, Дальконцесском должен был информировать Главконцесском о положении дел на Сахалине.
Для обеспечения действенного контроля над деятельностью концессионных предприятий на советском Сахалине была образована специальная комиссия. В состав данной комиссии вошли представитель от Сахалинского ревкома, начальник Сахалинского горного округа (Н. С. Абазов был первым начальником), два его заместителя, члены наркоматов иностранных дел, труда и земледелия. Представитель Сахревкома одновременно являлся председателем комиссии, а помощники начальника Горного округа осуществляли надзор за каменноугольными предприятиями на западном берегу Сахалина и за нефтяными предприятиями на восточном побережье острова, [19, с. 87]. В ведении комиссии находились вопросы охраны труда и организации доставки рабочих; контроль над ввозом оборудования и снабжения; наблюдение за правильным
освоением месторождений и организацией производства, техники безопасности; наблюдение за общим положением на концессии; организация помощи при взаимоотношениях с местными органами власти и т.п.
На концессиях создавались специальные технические комиссии, в состав которых входили представители от горного надзора и японских концессий - директора, геологи, инженеры по бурению и эксплуатации. На заседаниях комиссии, которые созывались периодически, рассматривались производственные вопросы по охране недр, организации буровых работ, ликвидации скважин и другие [6, л. 35].
Между концессионными предприятиями и правительством Японии установились прочные связи, которые выражались в праве правительства осуществлять через своих уполномоченных наблюдение за ходом производственных и коммерческих операций. К примеру, японское правительство получало отчисления от деятельности нефтяной компании в том случае, если размер прибыли превышал 15 % оплаченного капитала. Вся добываемая нефть сдавалась японскому морскому министерству, которое осуществляло контроль над предпринимательской деятельностью на Северном Сахалине.
Ежегодно, начиная с 1926 года, в Оху приезжали представители ряда ведомств Японии - морского, министерства иностранных дел, министерства торговли и промышленности, - которые очень подробно знакомились с работой концессионеров. Консул внимательно следил за работой концессий и за взаимоотношениями между советскими учреждениями и предприятиями концессий, а также за деятельностью советских нефтяных и угольных предприятий. Периодически на Северный Сахалин приезжали с инспекцией и председатели КСК, например в 1942 г. в течение месяца проводил проверку работы промыслов Председатель общества Араки Дзиро [2, л. 34].
В силу политического акцента концессионного дела по Северному Сахалину особая роль отводилась представителю наркомата иностранных дел. В Александровске располагалось агентство НКИд, а в Охе была введена должность уполномоченного Александровского агенства. Сохранившаяся переписка свидетельствует о том, что ни один вопрос не мог быть внесен на рассмотрение ревкома или освещен в печати без предварительного согласования с агентом НКИД.
Наркомат труда довел до сведения Дальконцесскома и специальных комиссий положение об организации строгого контроля исполнения концессией советского законодательства о труде, но, в то же время, указывал на необходимость осторожного подхода к концессионерам. Обследования концессионных предприятий проводились в плановом порядке и, как правило, всеми видами инспекций одновременно: горным надзором, технической инспекцией, профсоюзными органами, рабочей инспекцией труда, но все санкции в отношении концессионеров и иностранных рабочих могли быть осуществлены только с согласия НКИД [3, л. 93].
Политбюро ЦК ВКП (б) давало разъяснения местным властям, что арест японских служащих может производиться в необходимых случаях только с разрешения прокурора Союза ССР или наркома внутренних дел по согласованию с НКИД и НКТП [12, с. 189]. Недоверчивое, придирчивое, а иногда враждебное отношение местных органов власти к концессионерам сказывалось на практической деятельности японских предприятий. Администрация концессий обращалась за помощью к своему правительству, писала письма в НКИД и другие инстанции. В связи с этим в марте 1932 г. из Центра на Сахалин поступила телеграмма, в которой отмечалось, что «...исполком и другие представители власти ...ведут себя вызывающе в отношении японских концессионеров и вообще японцев. ЦК предписывает ...дать немедленное распоряжение органам власти на Сахалине не создавать поводов для конфликтов с японцами и вообще не вести себя вызывающе в отношении японцев. Не раздувать дело с вопросами об охране труда, строго наказывать провинившихся в нарушении директив советской власти и договоров с японцами» [1, с. 78].
Подписав в декабре 1925 г. концессионные соглашения на разведку и добычу нефти и угля на Северном Сахалине, японские предприниматели надеялись на быстрое развитие работ и поэтому они стали торопить органы местной власти с отводом участков. Перевод каменноугольных рудников Северного Сахалина в концессионное пользование был сопряжен с интенсивной работой концессионеров, касающейся тщательного обследования месторождений, реконструкции
рудничных построек, ввоза нового оборудования, жилищно-коммунального строительства. Этим объясняется тот факт, что в период 1925 - 1926 гг. добыча на крупнейшем концессионном предприятии - Дуйском руднике - резко сократилась. В первую очередь японские предприниматели провели здесь детальные разведочные работы. Вплоть до середины 1927 г. на территории концессий работала геологическая экспедиция Императорского университета под руководством профессора С. Шимидзу. На основании отчетов экспедиции были составлены подробные карты Дуйского и Агневского месторождений. Часть информации, собранной японскими исследователями, была передана экспедиции советских геологов во главе с профессором А. Н. Криштофовичем, в тот же период исследовавшим угольные запасы Северного Сахалина [14, с. 24].
Работы по межеванию нефтяных участков начались летом 1926 г. после прибытия на Сахалин специальной геологической комиссии во главе с крупным специалистом по нефти Н. С. Абазовым. В сезон
1926 г. по согласованию с японской администрацией на концессиях работы велись на трех участках. На Охинской нефтяной концессии отводами участков занимался отводчик Парахин, на Нутовском - Павлов, на Боатасинском - Н.К. Суревич [22, л. 176]. В 1926 г. японская нефтяная компания начала разведку отведенных ей участков. Однако темпы развития разведочных работ были крайне низкими. 21 февраля 1927 г. было
Таблица 1. Динамика добычи и вывоза угля с Дуйского рудника в 1929-1934 гг.
Годы Показатели
Добыча (т) Вывоз (т) % вывоза от добычи
1928 - 1929 115.500 110.551 95,7
1929 - 1930 116.500 118.866 102,0
1930 - 1931 131.700 120.683 91,6
1931 - 1932 127.700 130.335 102,1
1932 - 1933 135.100 125.455 92,9
1933 - 1934 130.000 116.623 89,7
Всего: 756.500 722.513 95,5
Таблица составлена на основании: ГАСО. Ф. 54. Оп. 1. Д. 175. Л. 289 - 302.
заключено дополнительное соглашение с японским нефтяным акционерным обществом «Кита Карафуто секию кабусики кайся» о выделении территории в 1000 кв. вёрст на восточном побережье Северного Сахалина. Концессионеру для проведения разведочно-поисковых работ выделялось в 1000-вёрстной полосе 11 разведочных районов, из которых только три (Северная Оха, Эхаби-2 и Катангли-1) были поделены и введены в эксплуатацию [17, л. 1]. Всего за 5,5 лет японскими геологами было разведано 100 км2.
В период с 1934 по 1936 г. японское правительство неоднократно поднимало вопрос о продлении разведочных работ. Так, в 1934 г. японским концессионерам предоставили право заниматься разведкой на восточном побережье Северного Сахалина на площади в 1000 верст. В июле 1936 г. Политбюро ЦК ВКП (б), рассмотрев вопрос о японской нефтяной концессии на Сахалине, приняло постановление, в котором предусматривалось, во-первых, «признать целесообразным в предстоящих переговорах с адмиралом Сакондзи согласиться с продлением срока разведочных работ на японской нефтяной концессии до декабря 1941 г.; во-вторых, разрешить производство разведочных работ на общих условиях на ... четырех маломерных участках японской нефтяной концессии; в-третьих, разрешить производство разведочных работ в трех еще не начатых районах концессии, а именно: Чемерни - Даги, Чакре - Нампи и Венгри - Большая Хузи [1, с. 128, 164]. В октябре 1936 г. было подписано дополнительное соглашение, продлившее срок проведения разведочных работ на 5 лет [15, л. 26]. В 1937 г. отводы площадей были прекращены. Таким образом, за период с 1929 по 1937 гг. было отведено всего 24 разведочных площади с общей поверхностью 233 км2, т.е. покрыто разведочными отводами около 20 %. Остальная территория районов геологами концессий считалось неценной в отношении промышленной нефтеносности. Наибольший объем работ по отводу разведочных площадей наблюдался в 1930, 1933, 1934, 1937 гг., когда в сезон отводилось по 3 - 5 площадей, включавших от 31,5 до 42 км2 территории [4, л. 4].
По свидетельству членов комиссии по наблюдению за концессиями, одновременно с исследовательской работой японские предприниматели приступили к подготовительной работе по добыче угля и нефти. 1925 -
1927 гг. явились подготовительными для начала добычи угля на японских концессиях. Из архивных документов следует, что в этот период на рудники было завезено большое количество шахтного оборудования, начались работы по механизации рудника, установлены два транспортировочных конвейера, совершенствовались погрузочные работы, началось строительство электростанции, жилья [16, л. 86]. Поэтому темпы добычи угля на концессионном руднике в эти годы были достаточно низкими, поскольку все производственные и административные помещения, а также склады и пристань, находились на реконструкции. Серьезной проблемой для японских концессионеров являлось отсутствие порта, позволявшего бесперебойно осуществлять погрузочно-разгрузочные работы, поэтому значительные средства концессионерами были направлены на реконструкцию порта.
В последующие годы объем добычи начал стремительно возрастать. Архивные данные свидетельствуют, что до 1931 г. концессионный рудник Дуэ опережал по добыче угля все рудники Советского Сахалина. Только с 1932 г. угледобывающие предприятия треста «Сахалинуголь» по суммарным объемам добычи минерального топлива начали превосходить концессионное предприятие.
С 1929 г. работа угольных концессий концентрируется только на Дуйском руднике. Добыча на другом концессионном предприятии - руднике Агнево - так и не была начата. Это объясняется тем, что организация производства здесь требовала значительных капиталовложений, что в тот период было невыгодным для японских предпринимателей. Ряд обстоятельств не позволили организовать работу по добыче угля на Агневском руднике. Во-первых, значительные капиталовложения целенаправленно направлялись на реконструкцию Дуйского рудника, а работы по добыче и строительству порта в Агнево откладывалось на неопределенное будущее. Во-вторых, активные поставки угля в Японию из колоний. Только с 1935 г. в Японии, в связи с активизацией ее внешнеполитического курса, возникли дополнительные потребности в угле, необходимом для стратегически важных отраслей промышленности. Тогда же руководство компании «Мицубиси майнинг компани» вернулось к рассмотрению вопроса о вводе в эксплуатацию Агневского месторождения. Однако советская сторона в октябре 1937 г. в одностороннем порядке объявила о ликвидации концессии в Агнево и переходе рудника в ведение Наркомата угольной промышленности [16, л. 117]. В 1939 г. он вошел в состав треста «Сахалинуголь» и в небольших объемах начал давать уголь.
С 1927 г. добыча угля на реконструированном Дуйском концессионном предприятии начала возрастать и в последующие три года составила 363.700 т, что превышало добычу на рудниках советского Сахалина более, чем в два раза. Рост объемов добычи, увеличение производительности труда горняков, повышение рентабельности концессионного предприятия свидетельствовали о достаточно успешной организации работы на Дуйском руднике. Это было достигнуто благодаря рационально организованному процессу добычи и отгрузки угля на Дуйский рейд. Внедрение технических приспособлений на концессионный рудник позволило наращивать производственные мощности, увеличивая производительность и объемы добычи угля. Благодаря успешной работе Дуйского рудника японские предприниматели смогли осуществлять бесперебойные поставки минерального топлива в Японию.
Динамика добычи нефти связана с активным ведением разведочного бурения. В 1926 - 1927 гг. работы по бурению почти не велись, если не считать того, что в 1926 г. закончилось бурение ранее начатых скважин. В этот период проводились организационные работы по развертыванию отводной деятельности и подготовки к бурению скважин на новых отводах. И только в 1928 г. началось бурение, которое во все возрастающих размерах продолжалось до 1937 г. (с 62,5 м по 2937,2 м). Начиная с 1935 г., работы по бурению сокращаются и в летний сезон 1937 г. полностью прекращаются по инициативе концессионеров [4, л. 6].
Из всех участков, предоставленных Японии по договору, нефтепромышленники вели добычу нефти преимущественно на Охинском месторождении, которое было самым перспективным. Управляющий Сахалинского треста «Сахалиннефть» В.А. Миллер в докладе «Основные мысли о работе «Сахалиннефти»» отмечал, что в 1925 г. на Охинском месторождении японцы добыли 832 т нефти [6, л. 40]. Японцы форсировали добычу нефти в районе особенно в первые годы своей деятельности [7, л.262 об.]. В 1926 - 1928 гг. было пробурено 22 скважины (в 1926 г. - 4 скважины, в 1927 г. - 7, а за 9 месяцев 1928 г. - 11), на которых
добывалось в среднем от 17,27 тыс. по 64,5 тыс. пудов нефти. В целом, увеличение количества нефти за 1926 -
1928 гг. составило 142 % [6, л. 43, 49].
Таблица 2. Динамика добычи нефти японцами на Северном Сахалине
Годы Добыча нефти (тыс. т) Удельный вес в общей добыче (%)
1927 77,0 100
1928 121,0 99,68
1929 150,0 85,2
1930 196,3 67
1931 200,0 58,8
1932 184,0 50,2
1933 195,5 49,3
1934 171,3 41,5
1935 157,8 39,8
1936 161,1 34,4
1937 127,3 28,1
1938 118,4 26,3
1939 57,4 13,5
1940 43,7 13,0
1941 51,7 13,4
1942 17.0 6,0
Примечание: составлено на основании: СЦДНИ. Ф. П-4. Оп. 1. Д. 11. Л. 124 - 125; НА СОКМ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 27. Л. 12.; ГАХК. Ф. 353. Оп. 1. Д. 714. Л. 24; Ремизовский В.И. К вопросу об объеме
добытой нефти //Вестник Сахалинского музея. Южно-Сахалинск,
2000. № 7. С. 401.
Приведенные выше статистические данные свидетельствуют, что действие концессионного договора предоставило широкий простор для добычи нефти японским нефтяникам, которые успешно эксплуатировали заарендованные участки, получая максимальную прибыль, не производя значительных затрат на техническую оснащенность нефтепромыслов. В 1936 - 1942 гг. наблюдался большой разрыв в удельном весе общей японской добычи нефти по сравнению с 1927 - 1935 гг., который был вызван сокращением производства из-за усиления репрессивной политики с советской стороны и позиций советского нефтяного треста. Причины снижения объемов японской нефтедобычи имели объективный и субъективный характер. Во-первых, к 1937 г. были прекращены разведочные работы, определявшие рост добычи нефти; во-вторых, не оправдались надежды японцев получить в концессию свободные русские нефтяные участки; в-третьих, осложнение отношений между СССР и Японией и требования советского правительства ликвидировать концессии; в-четвертых, разбились планы японских концессионеров создать совместный нефтяной трест на Северном Сахалине. Еще в 1927 г. от директора общества «Кита Карафуто секию кабусики кайся» Шимамура поступило в адрес треста «Сахалиннефть» предложение о создании смешанного треста. Объектом трестирования являлись советские и японские участки. От Главконцесскома поступила телеграмма, запрещавшая вести с японцами какие-либо переговоры по данному вопросу [8, л. 84, 86].
Начиная с конца 30-х гг. концессии стали служить предметом спора и трений как между концессионерами и администрацией советского Сахалина, так и между правительствами. Об этом свидетельствуют инициативы советской стороны от 1937 г. о расторжении концессионных договоров [5, л. 93]. В 1940 г. в связи с подготовкой к подписанию пакта о нейтралитете между СССР и Японией рассматривался проект ликвидации угольных концессий, однако, с началом войны между СССР и Германией обсуждение этого вопроса было временно прекращено. Коренной перелом в Великой Отечественной войне позволил советской стороне настаивать на ликвидации японских концессий. К концу 1943 г. производственная деятельность концессионных предприятий на Сахалине была законсервирована. 30 марта 1944 г. в Москве был подписан «Протокол относительно передачи японских концессий на Северном Сахалине», по которому нефтяные и угольные концессии ликвидировались. Советская сторона получила все производственные объекты и инженерно-техническую документацию к ним, оборудование и объекты гражданского строительства [10, с. 30]. В порядке компенсации СССР уплачивал японскому правительству 5 млн. руб. (950 тыс. амер. долл.) и обязался продавать Японии 50 тыс. метрических тонн сырой нефти с Охинских скважин в течение 5 лет после окончания войны [21, л. 93].
Таким образом, деятельность японских концессий на Северном Сахалине в середине 20 - начале 40 гг. способствовала поддержанию нормального функционирования угольной и нефтяной промышленности, подтолкнула к созданию государственных трестов «Сахалинуголь» и «Сахалиннефть». Япония получала с сахалинских месторождений большое количество нефти и угля, которые направлялись в основном на удовлетворение потребностей военного флота, авиации и японской промышленности. Добыча нефти, угля на Сахалине возрастала, в то время как собственные разработки и добыча сокращались. Наличие концессионных предприятий на Северном Сахалине являлась существенным подспорьем в жизнеобеспечении советской части острова. В определенной степени угольные и нефтяные концессии были важным источником поступления иностранной валюты, поскольку платежи государству осуществлялись в
японских иенах и американских долларах. Отношения между японскими концессионерами и местными органами власти сохранялись напряженными, так как обе стороны считали сложившееся положение временным и пытались укрепить свои позиции за счет ослабления противоположной стороны.
Литература:
1. ВКП (б), Коминтерн и Япония. М., 2001.
2. ГАСО. Ф. 132. Оп. 4. Д. 32.
3. ГАСО. Ф. 217. Оп. 1с. Д. 1.
4. ГАСО. Ф. 846. Оп. 2. Д. 218.
5. ГАСО. Ф.217. Оп. 4. Д. 1.
6. ГАХК. Ф. 353. Оп. 3. Д. 72.
7. ГАХК. Ф. 668. Оп. 1. Д. 13.
8. ГАХК. Ф. 668. Оп. 1. Д. 62.
9. Горные концессии. Хабаровск, 1925.
10. Документы по истории сахалинских концессий. // Краеведческий бюллетень. Южно-Сахалинск. 2000. - № 1.
11. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. 1. М., 1954.
12. Марьясова Н. В. Концессионная политика Советского государства на Дальнем Востоке в 1920-1930-е
годы. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Владивосток, 1992.
13. Марьясова Н.В. Иностранный капитал на Дальнем Востоке России в 20-е-30-е годы (Концессии и концессионная политика Советского государства). Владивосток, 2000.
14. Отчет о состоянии и деятельности геологического комитета Дальнего Востока за 1927 г. Материалы по геологии и полезным ископаемым Дальнего Востока. 1928. № 53.
15. РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 31. Д. 1472.
16. РГАЭ. Ф. 7297. Оп. 38. Д. 334.
17. РГАЭ. Ф. 7734. Оп. 3. Д. 42.
18. РГАЭ. Ф.7734. Оп. 4. Д. 60.
19. РГИА ДВ. Ф. Р-4536. Оп. 1. Д. 3.
20. Стефан Д. Сахалин. История // Краеведческий бюллетень. Южно-Сахалинск. 1992. №3. С. 87.
21. СЦДНИ. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 102.
22. СЦДНИ. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 39.
