Научная статья на тему 'Современный театр кукол'

Современный театр кукол Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

CC BY
2919
362
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
КУКЛА / ТЕАТР / ПЕРФОРМАНС / МОДЕРНИЗМ / АВАНГАРД / PUPPET / THEATRE / PERFORMANCE / MODERNISM / AVANT-GARDE

Аннотация научной статьи по искусствоведению, автор научной работы — Уварова Ирина Павловна

Представлен материал о творчестве яркого театрального режиссера и художника Питера Шумана. На примере его постановок раскрывается органическая связь авангардного искусства с древнейшими эстетическими формами, восходящими к архаическим ритуалам. Ритуальная основа нонконформизма обеспечивает процесс реализации в современных условиях модернистской идеи преобразования жизни средствами искусства.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Modern Puppet Show

The article considers the creativity of the bright theatrical director and artist Peter Schuman. By his performances the organic relation of avant-garde art with the most ancient aesthetic forms which are going back to archaic rituals is revealed. The ritual basis of nonconformism provides the realization process in modern conditions of the modernist idea of transformation of life with art means.

Текст научной работы на тему «Современный театр кукол»

ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

УДК 792.9 И.П. Уварова

СОВРЕМЕННЫЙ ТЕАТР КУКОЛ

Представлен материал о творчестве яркого театрального режиссера и художника Питера Шумана. На примере его постановок раскрывается органическая связь авангардного искусства с древнейшими эстетическими формами, восходящими к архаическим ритуалам. Ритуальная основа нонконформизма обеспечивает процесс реализации в современных условиях модернистской идеи преобразования жизни средствами искусства.

Ключевые слова: кукла, театр, перформанс, модернизм, авангард.

Пока театр нашего времени вот уж которое десятилетие предается мечтам о технических совершенствах, которые должны обогатить сценическое искусство, а также наши чувства и ощущения, режиссер и художник Питер Шуман, шаман-авангардист, создатель театра «Бред энд Паппет» твердо стоит на противоположной позиции. Ухищрения техницизма для него подозрительны, в их пользу для повышения и усиления художественного эффекта он категорически отказывается верить. И уж тем более не верит в пользу всех этих достижений нашей рациональной цивилизации; для нормального и неиспорченного человека все это вредно или, в лучшем случае, бессмысленно.

И когда сценографы всего мира прививают компьютерную графику к искусству сценографии, а то и намерены его этой самой компьютерной графикой заменить, Питер Шуман рисует широкой косматой кистью домик на куске полотна (нужно ли говорить, что в том полотне нет и не может быть ни одной нейлоновой нити?). Рисует в той манере, какая свойственна детям. Но не всем подряд детям, а только серьезным и ответственным за свои поступки. Такие серьезные и ответственные встречаются и среди взрослых.

Спешу уведомить - Шуман отказывается от новейших технологий не в силу культурной отсталости, скорее напротив. По какой причине - постараюсь объяснить в дальнейшем.

Предварительно же скажу: помимо прочего он насторожен по отношению к спекуляциям, которые способны затуманить истинное назначение театра кукол, - его собственный театр даже называется «Бред энд Паппет», а кукла оказалась в эпицентре его творчества и его философии.

Немец, художник-авангардист. Нонконформист по самой своей природе. Живет в Америке, которую считает непригодной для того, чтобы здесь жить. Не покидая страны, умудрился организовать себе эмиграцию - эмигрировал на ферму в штате Вермонт, где он, его жена и его театр живут так, как находят нужным, не считаясь по мере возможности с... но, собственно говоря, затрудняюсь определить, с чем он не считается. Вряд ли он смотрит сотни телепрограмм, однако читает газеты и даже умеет пользоваться газетным языком. Вряд ли он в курсе дел, которыми живет ближний мир, зато он внимательно отслеживает мировое зло: где оно особенно сильно свирепствует в данный момент. Совсем недавно он именно в такие горячие точки выезжал со своим театром, но не с той целью, какая была у наших фронтовых актерских бригад, цель у него стратегическая: устроив именно такую, свою, художественную акцию, он надеется мировое зло если и не уничтожить, то по крайней мере усмирить.

Даже по этому беглому наброску можно понять, что по какой-то причине он определил себя в хранители самых давних заветов древности, поверив в магию искусства с такой беззаветностью, на которую способен лишь трезвый и рациональный рассудок. Хотя причина подобной позиции достаточно прозрачна: именно ярый авангардист, если он откровенен, не ведает лукавства и совершенно неистов, рано или поздно заглянет в бездну, где перед ним обнажатся корни всего сущего. Известно, что в колыбели авангардиста может оказаться первобытный идол. У Шумана так и случилось, только не идол это, но его авторская, неповторимая и не поддающаяся тиражированию Шуманова Кукла. Поначалу скульптор, он стал режиссером своих скульптур, он приводит их в действие и сам им аккомпанирует на горнах.

«ХЛЕБ И КУКЛА» - кукла его акций, претендующих на самую активную действенность, на свое воздействие на мир, - возведена в величественный ранг библейских ценностей, поставлена рядом с хлебом нашим насущным. Хлеб же в его театре реален, он его сам выпекает, и это удвоенная действенная акция, которую человечество назвало уже после библейских времен спектаклем и лекарством.

Он добирается до начала начал, туда, где могла таиться подлинная сущность искусства, а самого искусства еще не было на свете. Но тот, кто «подлинной сущностью» овладевал, общался с высшими силами, от которых зависела жизнь на земле, а она всегда висела на волоске. И если волосок до сих пор не оборван, значит, посредники, поставленные между небом и родом людей, ели свой хлеб не даром. Именно от них пошло племя ответственных художников. Точнее сказать - художников, добровольно принимающих на себя ответственность за судьбы мира.

«Я завидую временам, когда искусство было всесильным», - сказал он нам при общении, отвечая на наши осторожные расспросы. К тому времени, как произошла наша первая встреча в Москве, мы о нем уже были наслышаны. «Мы» - это те, кто в конце семидесятых и в восьмидесятые годы были так или иначе связаны с театром кукол: наш кукольный театр в ту пору прорвался в авангардисты, пережил крупные эстетические потрясения и претендовал на репертуар, не рекомендуемый начальством и даже подозрительный, поскольку провоцировал всевозможные аллюзии.

Итак, мы о Шумане знали, но всем другим приходилось объяснять, кто он такой. И объяснять подробно и долго, поскольку просто сказать «режиссер кукольного театра» - это все равно, что про Матфея сказать - сборщик податей.

А мы уже держали в руках книгу о его театре, великим чудом достигшую нас и окольными путями отправленную с «дикого Запада», еще большим чудом была черно-белая кинолента, вернее, чудом была не только она, но и то, что она к нам в руки попала. По большой лужайке бежали люди с длинными флагами, флагами были исполинские крылья бумажных птиц, и было совершенно понятно: происходит нечто важное, хотя и простое, нечто счастливое и непритязательное. И - важное очень.

Итак, как-то стало понятно, что этот театр имеет дело с высшими целями, цели - озадачивающе важные, а средства столь же озадачивающе простые. Еще мы стали тогда уже догадываться - при всей непритязательности выбор средств, именно самых простых, чрезвычайно важен.

В 1993 г. вышел первый номер журнала «Кукарт», предназначенный изучить феномен куклы в человеческой культуре. Для журнала Шуман во время своих гастролей по Сибири написал текст «Радикализм в театре кукол». Десять лет спустя он стал еще более актуальным, потому я часто буду прибегать к нему.

«Я написал это эссе по просьбе Ирины Уваровой и Виктора Новацкого во время первых гастролей театра «Бред энд Паппет» в Сибири в перерывах между репетициями в Томске, Новом Васюга-не и Абакане, где меня переполняли впечатления совсем другого рода. Конечно, мои наблюдения и выводы сделаны с чисто западной перспективой. Но хотя театр кукол в коммунистических странах и был до сих пор официальным направлением государственной культуры, его беды, прошлое его и будущее по сути дела одни и те же в обоих наших мирах. Когда споры ни к чему не приводят, они во всяком случае могут послужить предупреждением о том, какие побочные продукты неизбежно сулит процесс культурного освобождения».

Питер Шуман

Но возвращаюсь к той поре, когда мы еще не были знакомы с Шуманами, с Питером и Элкой, но уже и тогда в нашем узком кругу, впрочем довольно обширном, Шуман уже был как родной. После знакомства и совсем родной: по закону джунглей, по крайней мере.

- Мы с тобой одной крови, ты и я, - заявляет его величеству льву не лишенный скромности кролик. Соотношение величин от моего внимания не укрылось, прошу об этом помнить. И все же, что нас роднит, если:

а) нас разделяет половина мира;

б) мы принадлежим к различным цивилизациям;

в) к тому же он, Шуман, и по сей день верит в то, что страна Советов всегда кругом была права, отняла все у богатых и раздала бедным; его послушать, это не государство - Робин Гуд какой-то! У меня же о собственной отчизне собственное мнение, с Шумановым не совпадающее;

г) к тому же он гений, как уже было сказано, а если ты это осознаешь, так о какой дружбе может идти речь?

И все же. И все же, первое - это куклы. Известно, что куклам свойственны нити, чтоб управлять ими. Но лишь посвященные знают про нити невидимые, от кукол исходящие, и некоторых представителей рода людского куклы этими нитями к себе привязывают. Одна такая метафизическая нить

припутала к театру кукол нас, в частности меня, на том основании мне достался пропуск в театр Питера Шумна «Хлеб и куклы». Куклы вообще благосклонно допускают порою кого-нибудь заниматься ими. Вопрос в том, какие куклы у Питера Шумана: они, по эстетике своей, древние, первобытные или же вечные, однако их художественная сущность содержит в себе нечто большее, чем анахронизм. Может быть, самое главное как раз в том, что куклы Шумана несут в себе действенный заряд, они энергетически активны.

Смею допустить - я понимаю кое-что в этих шумановых куклах. И понимаю также, что для него кукольный театр.

«Жива ли по-прежнему идея о том, что искусство способно превзойти самое себя? Интересно ли ему что-то кроме себя? Сможет ли театр кукол возвыситься над собой, вернуть цель и напор искусству и вновь заставить богов говорить с людьми?»

Питер Шуман

Второе: он - самый настоящий шестидесятник, истинный и типичный. Я же лишь из поколения шестидесятников только, но «своих» узнаю. Истинные, это которые неугомонны, энергичны и недовольны. Истинный шестидесятник - протестант, в том смысле, что он протестует главным образом против установленного порядка вещей. Установленный же порядок вещей всегда упирается в политику, это уж на любом полушарии всей нашей земли. В этом смысле Шуман подобен нашим протестующим, тоже шестидесятникам. Они и внешне похожи. Всклокочены, ершисты и обаятельны, сами того не желая. Мне хочется найти хорошего астролога, может быть, он объяснит, было ли при появлении того поколения (это, как я понимаю, десять лет примерно, от 1925 до 1935) какое-либо особое расположение звезд. Похоже, они появились повсюду, для того чтобы в свое время уличать мир в социальных пороках.

Каждому свое. У нас шестидесятники выходили к памятникам поэтов для того, чтоб проводить первые неумелые демонстрации против притеснений. Тем временем Шуман обвинял Америку в равнодушии к простому человеку. У нас шестидесятники вышли на Красную площадь, протестуя против оккупации советскими войсками Чехословакии. Шуман устроил театрализованную демонстрацию перед Белым домом: «Нет войне во Вьетнаме!». Театр двигался по площади, актеры в восточных масках несли гроб, набитый похоронками.

Нужно ли говорить, что деяния шестидесятников вели к разным последствиям в разных странах? Будем, однако, точны: хотя у нас демонстрантов посадили, а Шумана никто не трогал, но: и войну во Вьетнаме не кончили и войска из Чехословакии не вывели.

Сейчас не время писать о ситуации, в которой оказался в Москве мой муж, а попутно и я, но к нам явился Доброжелатель и предупредил - ему точно известно, нас будут высылать. В Америку. Место для ссылки отнюдь не худшее, только мы не хотели из окаянной России, тогда еще безнадежно советской. Да ведь своей.

- И что нам там делать, спрашивается?!

- Ну, если уж случится, что ж, поедем в Вермонт.

- К Солженицыну что ли?!

- Что ты! К Шуману, конечно. Я тысячу раз рассказывала про тот театр. Для меня так он вообще единственный на всем белом свете. Да я ведь уже говорила, у них вроде коммуны, мы бы попросились к ним делать кукол и маски.

О том, что мне было сказано по поводу коммуны - американского колхоза, здесь опускаю. Но то ли Доброжелатель оказался трепачом, то ли где-то в неведомых верхах что-то отменили, но не выслали нас по комфортному этапу из пункта А в пункт Б, СССР - США.

Кто бы тогда знал, что случится время, когда я добровольно отправлюсь в Штаты? И три дня буду жить в самом театре «Бред энд Паппет». Потрогаю кукол и преломлю тот самый хлеб. Сбылась мечта идиота, могу объяснить, почему так говорят: лишь круглый идиот может быть так счастлив, когда сбывается и когда все оказалось именно так, а не иначе. Только Юлия уже не было на свете. Только в деревенском доме Шуманов стоит на сосновой полке его книга «Говорит Москва», вот мы и попали сюда. Оба.

До того я с Элкой и Питером успела подружиться - они уже раза три приезжали в Москву. Первый приезд их был странен: мы теснились в ВТО, какое-то руководство принимало Шуманов, они

не поняли, что их принимают. Никто не знал, как и о чем их спрашивать. Они тоже не знали, о чем их могут спросить чиновники от театра. Виктор Новацкий подошел к ним и сказал: «Пошли ко мне, это через дорогу». И они пошли. Новацкий сказал нам: «Ладно, вы тоже идите». Мы тоже пошли. В Гнездниковском переулке, что напротив бывшего ВТО через бывшую улицу Горького, в одной-единственной комнате, созданной для того, чтобы в нее набивалась немереная куча народа, Шуманы тотчас поняли, что они дома. С ними возможно было общаться или дома, или на улице. Под небом. Но никак не в учреждении.

Все же мы не знали, о чем спрашивать, нет, знали, но не решались, как спросить: расскажите про ваш театр? или - как вы делаете своих кукол? или...

Вопросы и для нас звучали нелепо, потому стояло неловкое молчание до тех пор, пока в дело не вмешался сам Питер, но весьма неожиданно. Он вдруг решил отрекомендоваться. Встал. Произнес краткую речь. Элка (наполовину русская) переводила:

- Я фермер. Я фермер и развожу овец. У меня ферма под Вермонтом, ферма и овцы.

- А. театр?

- Да, и театр.

Чтобы покончить с фермерским сюжетом, скажу сразу, что, оказавшись у них в гостях и припомнив столь озадачившее нас заявление, спрашиваю:

- Питер, а где овцы?

- Ушли куда-то.

- А сколько их?

- Одна. Нет. Было больше. Не на много, но больше, только койоты унесли.

- Как жаль!

- Почему жаль? Это природа.

Больше к проблемам фермерства мы не возвращались.

Переселившись из Европы, ставшей тесной, в Америку, так и не ставшую любимой, он и Элка поначалу пробовали заняться театром в Нью-Йорке, это оказалось им совершенно не под силу. И главное не по душе. Все раздражало. Толкаться локтями на Бродвее? Нет, конечно! Ни с чем не считаясь, он упрямо сотворял своих кукол, идолообразных и первозданных, уставших вечно жить на земле, лики их были скуласты, глаза закрыты и поверхность картонных щек изрыта - так камень может быть выщерблен временем. При чем тут Бродвей? Но, видно, ответственная миссия, которую он в себе упорно выращивал, была замечена на небесах, потому что ему досталась ферма - это по американским меркам, а по-моему, нечто вообще неимоверное с лесами, полями, лугами и главное - с природным амфитеатром, о чем речь впереди и совершенно отдельно. Но также не могу исключить, что высший промысел с угодьями осуществился благодаря родственникам Элки, они им эту землю подарили, бывает же так. Кто эти таинственные дарители - не знаю. Знаю лишь, что отцом ее был американский инженер, «спец», в молодые годы успевший поработать на Магнитке, жениться на русской учительнице, вывезти ее в Америку, а заодно своевременно уехать и самому. Учительница из Магнитогорска дожила в Америке почти до ста лет. В Магнитогорске в семидесятые годы возник замечательный театр кукол (все собирались повесить в фойе портрет жены Шумана, собрата-кукольника), а Элка два года назад посетила Магнитогорск, с волнением предаваясь воспоминаниям детства.

В отличие от американских городов Магнитогорск ей понравился. Поверить в это невозможно.

Элка состоит неизменно в труппе театра «Хлеб и куклы», по-нашему она называлась бы завмуз. Музыке же в своих акциях Шуман придает особое значение. И речь, конечно, не только о его собственных акциях. Это настолько важно для понимания его концепции театра кукол и его философии, что позволю себе привести чрезвычайно развернутую цитату, не увидев, что в ней возможно сократить.

«Радикализм театра кукол еще более очевиден в его отношении к музыке как таковой - звуко-производству в своем праве, действующей в собственной сфере, параллельно с визуальным театром, а не в подчинении у него. Навыки восприятия музыки, которым учит кукольный театр, диаметрально противоположны современному к ней подходу, когда музыка служит лишь подручным инструментом во время отдыха и работы потребителя и является чем-то средним между «музычкой» и шумовым эффектом, призванным стимулировать то или иное настроение в опустошенных мозгах. Именно это несерьезное отношение, которое приводит к очевидному раздвоению зрительного и звукового ряда, или скорее к искажению второго ради первого, и не дает музыке быть собой во имя более высокого художественного синтеза.

Современный кукольный театр страдает от магнитофона не меньше, чем от пенопласта. Как и в других случаях изобретательская деятельность, характерная для ХХ столетия, инженерный гений несут в себе и вирус распада. На что только не годен разносторонне одаренный кассетный магнитофон, под завязку начиненный чудесами, но именно он и вредит современному кукольному искусству как никто другой. Через это маленькое приспособление в мир кукол проникает вездесущий дух современной цивилизации. Он воняет и лишает наше ремесло воли к жизни.

Музыке больно, как больно и миру животных. Отчего же? От бездуховного отношения к ее существу, от эксплуатации ее расой вредителей и манипуляторов, от препятствий, чинимых ее развитию и жизни.

Я считаю кукольный театр одним из возможных музыкальных контекстов, местом, где музыка могла бы принести истинную пользу, не разрушая себя».

Питер Шуман

Нет необходимости комментировать это положение, и все же следует указать на то обстоятельство, что взгляды Шумана на искусство, на современное положение дел в художественной культуре, особенно массовой, сфокусированы в принципиально важной для него точке, но, безусловно, гораздо шире. Хотя, конечно, две внушительные угрозы - магнитофон и пенопласт, да еще и поставленные рядом, относятся, в первую очередь, к положению дел именно в театре кукол.

Поскольку мое собственное техническое развитие находится в весьма отсталом состоянии, моя душа с повышенной чуткостью отзывается на эстетику Шумана. Собственно, необходимо сначала сказать о технологии, о том, как он делает свои маски и своих кукол, техника изготовления неизменна, и, естественно, крайне проста.

.Глина, замешенная прямо на дворе, прямо на земле, она и есть Земля. В глину вмешивают грубую солому, она потом обеспечит маске эту исключительно выразительную, неровную, изрытую поверхность. С глиняной формы будет снята маска - папье-маше: клейстер, старые газеты, та первобытная простота, которую мы осваивали в детстве, готовя новогодние игрушки.

У Шумана в ходу картонные ящики-упаковки, они тоже могут стать масками: маски-домики, надетые на плечи, маски-небоскребы, надетые на тело, как жесткое платье.

Животные - это маски и балахоны из мешковины, фломастером нанесены штрихи - это шерсть.

Парою недель раньше в Нью-Йорке меня водили в студию мультфильмов, где производились кукольные ящеры: из первосортных американских пластиков, мягкие, гибкие, податливые, чудо, а не пластик. И возможность делать мимирующие лица - мечта наших кукольников, впрочем, уже вполне осуществимая.

Нужно ли говорить, что Шуману все это и даром не нужно?

Он видит свою задачу в ином измерении, потому верен, как он пишет, к «верным или истинным исходным материалам».

«Кукольное искусство - это концептуальная скульптура, дешевая, близкая к своему народному источнику, непрошенная для власть предержащих, ноги ее в грязи.

Экономически она на краю общества, технически - это искусство коллажа, превращающее бумагу, тряпки и древесную стружку в кинетические, плоские или объемные, тела».

Питер Шуман

Наконец, Шуманы появились в Москве уже не как гости, а со своим театром. Театр - одна лишь часть его программы, основная, но все же часть. Шуман дорожит статусом своего театра, это театр подвижный, легкий на подъем и по природе своей уличный. Или, по крайней мере, бродячий. В Америке они выступали на площадях, иногда перебирались в студенческие столовые, но, по-моему, никогда не разворачивали представление в помещении театра. Кажется, только в Москве однажды дали спектакль-акцию на Таганке. Но до того должно было состояться обязательное уличное шествие. Как и все изначальное, а значит, и самые надежные формы уличных выступлений, выступление театра Шумана подчинялось крепкой и неизменной структуре. Уличная версия появления Шумана и его гистрионов состояла из шествия, оркестра и акции, то есть самого действа.

Происходило все на старом Арбате, который уже не был старым, но еще не превратился в коммерческую ярмарку. Но уличные музыканты и не менее уличные художники уже тут утверждались.

И все же появление гостей оказалось непривычным. Да иначе и быть не могло. Все состоялось на Арбате: и шествие, и акция, и оркестр. В ту пору шел в Москве фестиваль театров кукол, так что кукольники, съехавшиеся отовсюду, сбежались, и, конечно, все мы, «партия Шумана», были здесь задолго до начала. Когда же все началось, случайные прохожие, ничего о таком театре не знавшие, тоже, позабыв свои дела, пошли за шествием, поскольку не пойти за ним было просто невозможно, хотя, разумеется, Шуман не собирался нравиться публике. Он просто делал свое дело, а плохо заниматься таким делом нельзя по определению.

Стояла холодная московская осень, а он сидел на строительном заборе у Вахтанговского театра и отвязывал ходули. Борода, рубашка мокрые совершенно. Ему предлагали куртку, он не взял. Уличные клоуны не простужаются, поскольку немного не люди. Был он вовсе не гигант, даже скорее напротив, в курьезном контрасте с собственным образом на высоченных ходулях. На ходулях он вырос так, что, заглянув в окно второго этажа, где старушка, увидев бороду над горшком с геранью, перекрестилась, он церемонно снял шляпу. Не шляпу, конечно, а картонный цилиндр, поскольку он изображал «дядю Сэма» в цилиндре и полосатых красно-белых штанах.

Следом за полосатыми штанами шел его оркестр, играл истово и самозабвенно - так в былые времена у нас играли на танцплощадке захудалого города Урюпинска, подражая музыке ранних американских фильмов, где яростно трудился барабан и отчаянная валторна оставляла в душе вкус меди. Но музыка Шуманова оркестра была еще и замечательно свободна. В этом был стиль. В оркестре крепко шагала Элка Шуман: мужские башмаки, очки и стрижка скобкой.

Шуман шел далеко впереди, приплясывая на своих невозможных телеграфных столбах - двух узких и бесконечно длинных американских флагах. Далеко вверху покачивался бутафорский цилиндр. Несколько озадачивало то обстоятельство, что он был как две капли воды схож с теми карикатурами, которые мы со времен пионерского детства познали из популярного журнала «Крокодил». Оказалось, это не Кукрыниксы придумали «дядю Сэма», он уже был придуман до них и как раз в Америке. Только наш дядя, как помню, держал в руках омерзительный предмет, называемый доллар, словом, образ врага. Враг не дремал. Наши карикатуристы не дремали тоже. Удивительно было, однако, что и Шуман его, этого богатого дядюшку, тоже не жаловал. И как-то смыкался с лексикой журнала «Крокодил» образца начала пятидесятых. Удивляло же вот что: отчетливый и как бы принципиальный анахронизм и в выборе старого знака, и в старомодных звуках музыки, во всем этом он не собирался искать новизны.

Но его рисунки, напротив, могли бы сделать честь любой современной выставке графических работ, то были его изображения птиц, нанесенные на флаги, нам флаги раздали, и мы бежали с ними по Арбату. Начиналась акция. Она была достойна практики дадаистов, если они еще где-нибудь сохранились, ее вполне можно было показывать в детском саду. Или самой искушенной в искусствах избранной публике. Или в стойбище, где шаман учиняет публичное действо, так похожее на театр и так полезное для общества и природы. Прямо на улице, рядом с Вахтанговским театром, выставили стенд с картинками. Картинки работы Питера, разумеется, простые до невозможности, изображавшие нечто домашнее, сам дом, комнату. еще что-то. Рука же чувствовалась сильная, так может себе позволить рисовать только очень хороший художник. Актеры Шумана встали непринужденно и без намека на мизансцену с двух сторон, им предстояло работать античным хором. Перед картинками встал актер Майкл Борятински, смуглый, тонкий, непринужденный. Несмотря на относительно российскую фамилию, Майкл знал по-русски «Здравствуйте» и «Как дела», потому нашли переводчика-волонтера. Майкл объявил очень громко: ВЫСТУПАЕТ ТЕАТР БОРЬБЫ ПРОТИВ КОНЦА СВЕТА!

В ту пору в нашей культуре, в отечественном искусстве, нарастали эсхатологические настроения, конец света предполагался сам собой, чернуха воспользовалась гласностью, а тут - этот, с позволения сказать, актер в помятом гаерском цилиндре и с указкой в руках, как учитель воскресной школы! Господи! Чтобы театр боролся с концом света! Майкл же, водя указкой по картинкам, объяснял:

- Если мы построим дом, сварим суп, нарожаем детей. Если Большая Нога решит все это растоптать, мы просто не дадим свершиться такому делу. «Хор» подтверждает? - «Не дадим Большой Ноге.», - кричат разом да так убедительно, что моментально успокаиваешься, хотя эта самая загадочная Большая Нога изображена на картинке весьма устрашающе, нет, чего-чего, а конца света Питер Шуман нипочем не допустит.

В тот же вечер в малом зале на Таганке Питер Шуман показывал спектакль о Жанне д'Арк. На Таганку он пришел на ходулях, плясал перед театром, потом, уже в театре, сидел на сцене сбоку, в

белых штанах и со скрипкой, в составе маленького оркестра. На сцене стояло простейшее, можно сказать, одноклеточное балаганное устройство из нескольких полотнищ. Белые полотна то открывали, то закрывали плоский задник, открывая и закрывая черно-белые картины. Играл оркестр, как-то по-марсиански. Шуман-протагонист объявлял содержание каждой картины.

На фоне черных холмов стояли белые домики, то были маски дома на коленопреклоненных фигурах. Шла беда - от домиков уходило прочь маленькое кукольное стадо. Надвигалось запустение войны, и порог родного дома покидали сиротские башмаки, светило солнце - появлялась белая фигура в маске из бородатых лучей. Жанна - фигура в белом и с белым намордником мыла мокрой тряпкой пол в кухне, звякало цинковое ведро.

Питер вышел из оркестра, у него оказались тряпичные крылья, он влез на лестницу. Ему подали трубу длиной в водосточную, и он подул в нее, извлекая на Божий свет утренний зов пионерского горна. И тогда консервные банки, что висели густо на кухонной бельевой веревке, вдруг дрогнули и подняли домашний шум. И Жанна перестала мыть пол, а поскольку услышала в кухонном шуме голоса святых, то на сцену вышел некто в маске, а маской было ухо.

Дело было не только в том, как это поставлено, но в магии балаганщика. Внутри полотняного коробка бушевали невидимые силы неслыханной напряженности. Здесь дело было не только в точном выборе средств, но в единственно возможном движением к цели. Цель видел Питер Шуман.

Через два года театр Шумана готовился к большой акции в Москве. До его приезда велись долгие переговоры - Питер с жесткостью и непреклонностью выбирал место для выступления, категорически отвергая весьма престижные сценические площадки. Его требования свелись к тому, что он, и при том заочно, добился того, что ему выделили некий огромный пустующий ангар неподалеку от метро «Сокольники». В пространстве бесконечном и безрадостном, как пустыня, Шуман совершил акцию, именно акцию, а не спектакль «Восстание зверя».

Потребовалась массовка, человек восемьдесят, не меньше, сбежались охотно. Элка обучала волонтеров петь. Еще пел ансамбль Дмитрия Покровского, нечто славянское и совершенно древнее, теми особыми «нутряными» голосами, которым Покровский обучился в русских деревнях, а Элка про такое пение сказала: «Совсем как наши индейцы». Массовка изображала живую природу вроде лягушек, были обезьяны и птицы, были еще люди-деревья - это был лес, лес находился в одном крыле павильона. Маленькая труппа театра Шумана изображала коз. Стояли картонные домики, козы выходили из домиков, каждая кричала: «Это я!».

С улицы вошли динозавры (Шуман говорил - драконы). Наклонившись, они выронили из зубастых пастей маленьких кукольных ягнят. Ягнята и козлята болтались на веревках. Веревки перерезали ножницами. В другом конце ангара стоит длинный стол, где готовится трапеза. Пожрут детей природы, этих козлят и ягнят. Стоят палачи в кровавых фартуках. Существа в масках и цилиндрах (сразу видно - скверные твари) готовят детенышей к ритуальному обеду. Очень страшно и тихо. Козлят ужасно жалко, только зло не насытится козлятами, пойдет дальше, прирежет все, что есть. Солнце потухнет, и вообще - а с нами со всеми что будет?

Спокойно. Обойдется. Кажется, Шуман знает, как это предотвратить. Шуман влез на ходули, красно-белые полосатые штаны уходят в потолок. С божественной вышины Шуман трубит в два горна. Если это трубный глас Страшного суда, то не исключено, что козлята побегут прямо со стола на зеленый луг. Если это иерихонская труба, то она разрушит. Обязательно что-нибудь скверное и опасное - разрушит.

На многих веревках с пола под своды взмывает Бог. Утвердившись вверху, Бог шевелит громадными руками - готовит объятья наломавшему дров человечеству. У Бога прекрасное лицо индейца. По губам скользит улыбка, и однажды набежавшие тени горько искривили его рот.

Где-то наверху висит транспарант с текстом. Текст очень политический, участники читают его хором. Про планету, которая и есть неукротимый зверь, про тех, кто ее укрощает, и, мы надеемся, тщетно. Торжество маски Бога.

Все время нужно было толпе зрителей перемещаться. Оценив мою прыть в беганье по пустыне, зрители спрашивают как у посвященного:

- Почему в спектакле многие ничего не могут увидеть?

- Потому что этот спектакль не для людей, а для богов.

Не было сомнений в том, что мы только что оказались свидетелями и участниками ритуала. Однако не все так просто: Шуманы повесили тут же транспарант с длинным текстом, который за пару

дней до того попросили нас перевести. Текст был совершенно газетный, разоблачающий происки капитализма в той самой лексике, которая применялась к уличению капитализма в советской прессе, память о том была еще слишком жива. Мы с Людмилой Улицкой попытались придать этому некоторую литературную форму, но Шуманы наши опыты отвергли. Кончилось тем, что Элка переводила сама. Такая примитивная агитка не только уживалась с ритуалом, она была Шуману необходима и непостижимым для нас образом входила в состав великолепной художественной акции. Вспомнился чум шамана, описанный в каком-то старом рассказе, где висел бубен и колотушка, и икона Николая Угодника, к окладу которой были пришпилены мопровские значки.

Но, может быть, для того чтобы понять, почему и зачем у Шумана постоянно возникает мотив жертвенного животного, следует сказать о том, как важны для него образы зверей именно в театре кукол.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

«Лик современного кукольного искусства зачастую являет собой грустный пример этой бессильной серьезности, особенно когда животные изображаются с веселенькой глуповатостью рекламы жевательной резинки. Несчастные твари множат собой набор человеческих стереотипов, мертвенных личин с претензией на милое кокетство, за которым скрыто отчаяние и сарказм».

Питер Шуман

Тем не менее для тумана необходим элемент политический и злободневный для того, чтоб утверждать политическую неангажированность своего театра, театра, избранного им: театра кукол, о котором он говорит, объединяя крайности его существования:

«Его исторические корни скрыты мраком неизвестности, но связь их с шаманством и иными таинственными и малоизученными социальными явлениями не вызывает сомнений. В своих наиболее характерных проявлениях это также искусство анархическое, подрывное и неукротимое, которое скорее можно изучить по полицейским протоколам, чем по театральным летописям. Это искусство, которое и по судьбе своей, по духу не стремится вещать от лица правительств или цивилизации, но предпочитает свое тайное и самоуничижительное место в обществе, в какой-то мере олицетворяя его демонов, но уж никак не общественные институты».

Питер Шуман

В 2000 г. на всемирной выставке в Кельне Шуману выделили отдельный павильон. Полчища кукол, сонмы масок, инсталляции: буржуи с жуткими харями, безжалостно деформированными, ангелы с бумажными крыльями, хищные маски восточных демонов, волхвы и агнцы - все, что годами копилось в музее на ферме в Вермонте, все это, собранное вместе, выявило фигуру Шумана как одного из самых сильных представителей авангарда, модернизма, как он говорит. Может быть, он и остался бы скульптором, только если бы не ждал от модернизма гораздо большего, чем он смог достичь со всеми своими волнами и спадами, во всем своем существовании на протяжении ХХ в. Читая горькие слова о модернизме, о котором Шуман не перестает думать, становится отчасти понятно, почему он осмыслил авангардистскую скульптуру как куклу, почему ушел в кукольный театр, поверив в его абсолют.

«Чего же достиг модернизм? Он расширил табу восприятия. Он освободил те силы в наших руках и головах, о которых мы и не догадывались сами. Трагедия модернизма - его политическая и общественная неудача, неспособность использовать в исторической ситуации нечто большее, чем формальное открытие. Процесс модернистского освобождения был ограничен искусством и связанным с ним производством. Высокие идеалы модернизма не вышли за пределы социально привычного или из-под организационного гнета власти. Возможно, вопрос заключался в том, как далеко собирался шагнуть модернизм. Простирал ли он свои мечты дальше русской революции, в которой ему не удалось выжить? Кандинский и Шенберг верили в возвышенные, почти религиозные цели модернизма, но фашистская Германия и современный капитализм превратили эти надежды в узкоспециальную эзотерическую практику, которую мы и называем нынче «модернистским искусством». Бездомные заглядывают в элегантно-простые, сверхдорогие галереи Сохо и сомневаются в том, что искусство может быть прогрессивным».

Питер Шуман

Можно не сомневаться в том, что никакой триумф в Европе, который прежде ожидал его театр, а потом и его скульптуры, решительно ничего не изменит в образе его жизни и в его труде.

Раз в год он устраивает у себя на ферме «Домашний цирк» - очередную акцию, еще одно явление концептуального искусства. В этот день на ферму съезжаются множество зрителей, а до того множество участников, с ними Питер проводит репетиции, ему нужны массовые шествия, участники пройдут если и не очень стройно, но в масках. Приезжают с детьми, палатками и собаками. Райское это место, все улыбаются, включая собачек, которые не лают. Не плачут дети, свалившись с маленьких ходулей.

В день События зрители размещаются на пологих склонах природного амфитеатра. Как в Греции, действие происходит ниже, на огромной овальной сцене амфитеатра, да и всюду. Сюжет уже в общих чертах нам известен: может произойти злодеяние, но не произойдет - ежегодное заклинание Добра. Точка для этой акции выбрана безупречно, высшим силам удобно наблюдать это зрелище, поучительное для них.

Вообще-то, в том, как шестидесятники, опять же повсеместно, общаются с природой куда охотнее, чем с культурой, тоже свой глубинный смысл; мне импонирует то обстоятельство, что политический окрас различных частей света в данном случае силы не имеет. Но повсеместно художникам шестидесятых вдруг стало открываться пространство. Во всех причем направлениях: и в высоту, и в глубину. Не вижу я случайности в том, что наша группа КД производила свои коллективные действия, столь связанные с землей, в то самое время, когда Шуман на благословенной почве своей театрализованной фермы устраивал акции - свои; свой «Домашний цирк»; он тоже пригоден для борьбы против конца света, а вселенская акция не может обойтись без неба и земли.

Потом Питер печет хлеб, его необходимо раздать каждому, иначе ничего не получится. Выпекать хлеб может только сам хозяин, печка, мельница для помола муки, противни - сакральные предметы, «чуринги», как сказали бы собратья Питера по ремеслу, - австралийские колдуны, умеющие вызывать дождь и обеспечивать благополучное вечное существование своим соплеменникам.

Один наш писатель, проживающий ныне в Соединенных Штатах, посетил «Домашний цирк», вкусил хлеба, отозвался тепло и с похвалой обо всем, вот только назвал театр «Хлеб и зрелища». Хорошо, что Шуман об этом не узнал.

Вообще же именно с хлебом в нашей стране у них произошла неувязка. Во время выступления в Сокольниках пожарники печку перед ангаром запретили.

На всемирный фестиваль театров кукол в Москве в 2001 г. к приезду театра «Хлеб и кукла» театр им. С.В. Образцова заготовил огнеупорные кирпичи - железной печке было бы удобно. Только по совершенно непонятной причине в день вылета на фестиваль Шуман получил загадочную телеграмму, оповещающую о том, что его приезд нежелателен. Так что на этот раз не повезло не только хлебу, но и куклам, а более всего - нам.

За пятнадцать лет, которые миновали от его первого выступления в Москве, наши театры прошли трудные испытания. Кукольные театры особенно. Нет основания сейчас говорить о том подробно, но кстати вспомнить:

«Несмотря на общую готовность нашей культуры подчиняться законам рынка и наживы со всей той шелухой, которую они несут для души, несмотря на то, что кукольный театр в основном послушно ковыляет в обозе бизнеса развлечений, он все же представляет собой радикально-новаторское и смелое искусство. Новаторское - не в смысле неслыханной новизны, а в смысле неприкрытой правды, которая всегда с нами, но настолько проста и привычна, что трудно себе представить, что это она и есть. А радикализм его не только в том, что оно сторонится общепринятого, но и одновременно открывает сердце навстречу и более современному и древнему искусству, тем самым обогащая древнее искусство кукольного театра».

P.S. Как говорила одна старая женщина в годы моей молодости: «техникум идет вперед». Все же мысль ее была правильна. Век техницизма открывает пред нами новые горизонты и уходит все дальше, уже за линию горизонта.

Но я не исключаю, что где-то совсем впереди прогресса окажутся необходимыми как раз те вещи, которые сберег в своем театре Питер Шуман.

Поступила в редакцию 11.10.10

ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ

I.P. Uvarova Modern Puppet Show

The article considers the creativity of the bright theatrical director and artist Peter Schuman. By his performances the organic relation of avant-garde art with the most ancient aesthetic forms which are going back to archaic rituals is revealed. The ritual basis of nonconformism provides the realization process in modern conditions of the modernist idea of transformation of life with art means.

Keywords: puppet, theatre, performance, modernism, avant-garde.

Уварова Ирина Павловна, кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник Г осударственный институт искусствознания 125009, Россия, г. Москва, Козицкий пер., 5 E-mail: boite1@mail.ru

Uvarova I.P., candidate of art criticism, the senior research assistant State institute of Art Studies 125009, Russia, Moscow, Kozisckiy str., 5 E-mail: boite1@mail.ru

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.