CC BY
358
А. Д. Богатуров [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.obraforum.ru/Miro-
vaja_politika/section2.htm. - Загл. с экрана.
11. Молчанов М. А. Дискуссионные проблемы понятия «национальный интерес» / М. А. Молчанов // Полис. - 2000. — № 1. — С. 7 — 22.
12. Моргентау Г. Реалистическая теория международной политики / Г. Моргентау // Теория международных отношений. - Н. Новгород : Изд-во ННГУ, 2001. - С. 130-141.
13. О национальной безопасности. Послание Президента РФ Федеральному собранию // Независимая газ. — 1996. — 14 июня.
14. Поздняков Э. А. Нация, национализм, национальные интересы / Э. А. Поздняков. —
М. : Прогресс-Культура, 1994. — 128 с.
15. Сорокин К. Э. Государственные интересы как обобщение национальных / К. Э. Сорокин //
Полис. - 1995. - № 1. - С. 116-121.
16. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года // Рос. газ. -
2009. - 19 мая.
17. Фурман Д. Внешнеполитические ориентиры России / Д. Фурман // Россия и мусульманский мир. Бюллетень реферативно-аналитической информации. — 1995. — JSfe 12 (42).
18. Цыганков П. А. Теория международных отношений / П. А. Цыганков. — М. : Гардари-
ки, 2005. - 590 с.
19. Aron R. Paix et Guerre entree les Nations / R. Aron. - Paris : Calmann-Levy, 1984. -251 p.
20. Duroselle J.-B. Tout empire périra. Une vision theoriqu des relations scene internationale / J.-В. Duroselle. — Paris : Armand Colin, 1992. — 345 p.
21. Frankel J. International Politiks : Conflikt and Harmony / J. Frankel. — London : Academy Editions, 1969. - 396 p.
Поступила 09.06.10.
СОВРЕМЕННЫЕ РЕГИОНАЛЬНЫЕ КОНФЛИКТЫ: ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ
Д. В. Доленко
В статье анализируются региональные конфликты современного мира и политико-правовые проблемы их урегулирования. Рассматривается соотношение права народов на самоопределение и территориальной целостности государства, государственного суверенитета, гуманитарного и антитеррористического интервенционизма, а также другие аспекты урегулирования конфликтов.
Современный мир — мир после окончания холодной войны. Постбиполярный мир коренным образом отличается от мира второй половины XX в. с точки зрения природы и значения конфликтов в мировой политике.
Биполярный мир (холодная война) — это мир глобального конфликта. Сущность мировой политики в тот период составлял глобальный конфликт двух общественно-политических систем (капитализма и социализма, или свободного мира и тоталитаризма). Этот конфликт функционировал в широком диапазоне международных отношений: от мирного сосуществования до регио-
нальных и локальных вооруженных конфликтов, от идеологической борьбы до поддержки антисистемных, оппозиционных сил внутри этих систем, но суть этих отношений состояла в глубокой, непримиримой конф-ронтационности. Это был мировой конфликт альтернативных общественных систем, претендовавших на универсальный, общемировой характер, на повсеместное распространение и утверждение своих институтов и ценностей как единственно правильных и справедливых.
В современном постбиполярном мире глобального конфликта альтернативных общественных систем больше не существует.
© Д. В. Доленко, 2010
Этот конфликт окончился вследствие краха одной из сторон конфликта — системы социализма как мировой системы и утверждения в странах, к ней принадлежавших, ценностей и институтов противоположной системы — западной. От прежней мировой социалистической системы в начале нынешнего столетия остались лишь осколки — это прежде всего Северная Корея и Куба. Китай хотя и остается с точки, зрения политического устройства социалистической страной, в экономической сфере все в большей степени использует механизмы и институты капиталистической, рыночной экономики. Тоже самое можно сказать о социалистическом Вьетнаме.
Разумеется, и в современном мире по-прежнему немало других государств, чье общественно-политическое устройство далеко от либерально-демократических ценностей. И сегодня существуют традиционалистские системы восточно-деспотического типа, военные диктатуры и другие авторитарные режимы.
Однако, во-первых, даже в этих странах в результате догоняющей модернизации (добровольной или навязанной) в той или иной степени утвердились некоторые институты современного типа, прежде всего в экономической сфере (частная собственность, рынок). В результате даже эти страны оказываются в большей или меньшей степени втянутыми в процесс глобализации, в мировую экономическую систему. Во-вторых, и самое главное — эти страны не могут претендовать на универсализм своих институтов и ценностей, на роль глобальной альтернативы либерально-демократической системы. В наиболее отчетливой и агрессивной форме подобные амбиции (борьбы с западом, западной цивилизацией) сегодня демонстрирует исламизм, выступая за воссоздание единства исламской нации и единого исламского государства (Халифата), основанного на исламских нормах, т. ем пытаясь предложить некую исламскую альтернативу западной цивилизации. Однако влияние исламского радикализма даже в мусульманских странах является ограниченным, и более того политические власти ряда исламских стран ведут решительную борьбу с исламистами в своих странах. Тем более ограничены его возможности в мировом масштабе: радикальный исламизм может вести террористическую деятельность, причем даже в международном масштабе, но одержать глобальную победу он не может. Его возможности, ресурсы, тем более в условиях усиления борьбы международного со-
общества с международным терроризмом и экстремизмом, явно не позволяют рассчитывать на осуществление своего глобального политического проекта.
Однако современный мир, избавившись от глобальной конфронтации, отнюдь не стал бесконфликтным. Во-первых, он пока не сумел урегулировать многие региональные конфликты, доставшиеся ему от предшествующей эпохи, а во-вторых, приобрел новые конфликты — конфликты постбиполярной эпохи.
К числу самых крупных и острых региональных конфликтов, истоки которых уходят в эпоху биполярного мира, относятся:
— арабо-израильский;
— индо-пакистанский;
— корейский;
— тайваньский.
Все эти конфликты стали результатом сложных политических процессов в мировой политике, произошедших после окончания Второй мировой войны и начала холодной войны: образования новых государств (Израиля, Индии и Пакистана), внутриполитической борьбы (в Китае и Корее), соперничества СССР и США. Особенностью
_ ч
этих конфликтов в прошлую эпоху было то, что за спиной их непосредственных участников стояли две сверхдержавы. Наиболее ярким примером здесь является арабо-израильский конфликт, где главным союзником арабов был СССР, а Израиля — США. Участие в той или иной степени сверхдержав в этих конфликтах, безусловно, обостряло их, придавало им непримиримый характер и затрудняло процесс урегулирования. Принципиально новым моментом в этих конфликтах сегодня является то, что они больше не связаны с глобальной конфронтацией сверхдержав, перестали быть частью глобального соперничества. В этих конфликтах сегодня не сталкиваются непримиримые интересы глобальных соперников, и это, несомненно, создает более благоприятные условия для их урегулирования.
К числу новых региональных конфликтов постбиполярной, современной эпохи относятся две группы конфликтов:
1. Постсоциалистические конфликты, являющиеся результатом политических трансформаций в Центральной и Восточной Европе и распада социалистических федеративных государств, в их числе постсоветские и постюгославские конфликты.
2. Новейшие конфликты XXI в. — в Афганистане и Ираке.
Постсоциалистические конфликты были порождены прежде всего внутриполитиче-
ской борьбой в трансформирующихся государствах. Самые значительные и острые постсоветские конфликты, остающиеся неурегулированными (нагорно-карабахский, абхазский, южно-осетинский, приднестровский), были порождены политической борьбой, в которой одни политические силы стремились к сохранению территориальной целостности возглавляемых ими государств, а другие — к образованию новых самостоятельных государств. Природа постюгослав-ских конфликтов была аналогичной, и здесь, несмотря на массированную вовлеченность стран Запада, не удалось добиться окончательного урегулирования проблемы. Наконец, новейшие региональные конфликты порождены, с одной стороны, террористической и антиамериканской деятельностью, а с другой — стремлением США обеспечить свою национальную безопасность и свои национальные интересы, а также интересы и безопасность своих союзников с помощью вооруженного вторжения в Афганистан и Ирак и свержения правивших там режимов.
Все вышеперечисленные региональные конфликты с точки зрения их международ-но-правового статуса делятся на две группы: 1) международные; 2) внутренние.
По отношению к ним действуют разные международно-правовые принципы. По отношению к международным (межгосударственным) конфликтам действует принцип неприменения силы, запрещающий применение силы в отношениях между государствами. В случае же применения силы (агрессии) жертва агрессии имеет право на оборону и на помощь, в том числе военную, международного сообщества на основе соответствующего решения Совета Безопасности ООН. По отношению к внутренним конфликтам действует принцип невмешательства во внутренние дела.
Однако во всех этих конфликтах есть нечто общее: все они в конечном счете связаны с политико-территориальными проблемами, т. е. с вопросом о власти над определенной территорией. Отделение части территории от государства, присоединение территории к государству, восстановление власти на не подконтрольной территорией, претензии на власть по отношению к одной и той же территории, смена власти над определенной территорией — таковы проявления сущностной природы этих конфликтов.
При этом налицо две политико-правовые коллизии, затрудняющие урегулирование этих конфликтов или хотя бы выработку единого подхода к такому урегулированию:
— противоречие между правом народов на самоопределение и принципом уважения территориальной целостности государств;
— противоречие между государственным суверенитетом и политикой гуманитарного или антитеррористического интервенционизма, выражающегося во вмешательстве во внутренние дела государства с целью урегулирования гуманитарного кризиса или предотвращения террористической угрозы.
Противоречие между принципом территориальной целостности государства и правом на самоопределение на практике проявляется в связи с сепаратизмом — политическим движением, добивающимся отделения (сецессии) части территории государства и создания самостоятельного государства. Сепаратизм, как правило, оперирует правом народов на самоопределение, тогда как государства, где действуют сепаратистские движения, апеллируют к принципу защиты территориальной целостности. Оба эти принципа являются частью современного международного права. Суть их подробно изложена в Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН от 24 октября 1970 г., и сводится к следующему:
— территориальная целостность и политическая независимость государства неприкосновенны;
— каждый народ имеет право на самоопределение, способами осуществления которого являются создание свободного и независимого государства, присоединение к независимому государству, установление любого другого политического статуса.
Из вышесказанного, очевидно, что право на самоопределение предполагает право на сецессию — отделение от уже существующего государства, т. е. нарушение его территориальной целостности. По этому поводу вышеупомянутый документ содержит существенную оговорку, суть которой в том, что право на самоопределение не санкционирует и не поощряет действия, ведущие к расчленению или нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, действующих с соблюдением принципа равноправия и самоопределения народов и вследствие этого имеющих правительства, представляющие весь народ, принадлежащий к данной территории, без различия расы, вероисповедания или цвета кожи [3, с. 7-11].
Из этого положения можно сделать два противоречащих друг другу вывода:
1) право на сецессию не применимо к современным демократическим государствам, в которых все народы (или все граждане) обладают равными правами, в том числе в формировании государственной власти, тем более если они, как чеченцы в России, имеют свою национально-государственную автономию;
2) вышеприведенное положение относится к государствам, действующим на основе самоопределения народов (т. е. это самоопределение уже реализовано, и все народы входят в такое государство на основе своего свободного выбора). Другими словами, если тот или иной народ оказался в составе государства не по собственной воле, не на основе самоопределения (даже если это произошло в эпоху, когда такой международно-правовой нормы просто не существовало, как, например, в XIX в., когда чеченцев силой включили в состав Российской империи), то сегодня он имеет право добиваться своего самоопределения, включая сецессию.
Все эти, казалось бы, чисто юридические тонкости на практике проявляются в кровопролитных конфликтах. Раньше, чем Восточная Европа, с этой проблемой столкнулись многие страны Азии и Африки, боровшиеся за национальную независимость под лозунгом права на самоопределение, а затем столкнувшиеся с сепаратизмом под тем же самым лозунгом. Это, в частности, заставило Организацию африканского единства уточнить свою позицию по данной проблеме: согласно ей реализации права на самоопределение вправе добиваться созданная борющимся за освобождение от колониального господства народом организация. После создания независимого государства правом на самоопределение может воспользоваться лишь весь народ этого государства, а не его отдельные части.
В отечественной науке советского периода, когда вышеназванная проблема рассматривалась применительно к колониальным странам, борющимся за независимость, утвердился подход, признающий приоритет права на самоопределение по отношению к территориальной целостности, согласно которому изменения государственной территории возможны на основе реализации права на самоопределение, а территориальная целостность должна основываться на согласии входящих в его состав наций. В то же время следует отметить попытку теоретически разграничить национально-освободительные
движения, действующие на основе права народов на самоопределение, с одной стороны, и сепаратизм — с другой. В соответствии с этим подходом самоопределение путем отделения является прогрессивным явлением, обеспечивающим народам наилучшие условия для развития, а национально-освободительные движения имеют всенародный характер. Сепаратизм же имеет отрицательный смысл и реакционное содержание, не является массовым движением, выражает интересы небольших групп населения, осуществляется при активном участии внешних сил, действует вопреки интересам страны, других народов [2, с. 71—72]. Применить на практике вышеназванный подход и выработать на его основе эффективный, правовой подход к урегулированию конфликта, связанного с сецессией, вряд ли возможно, поскольку у участников такого конфликта и у внешних сил могут быть различные представления о прогрессивности, реакционности и коренных интересах народа.
В западной науке следует отметить либеральную концепцию сецессии, согласно которой правом на сецессию обладают народы, группы, которые систематически испытывают несправедливость: когда нарушаются гражданские и политические права членов группы, она терпит дискриминационное перераспределение, ее территория несправедливо захвачена, ее образ жизни оказывается под угрозой [1].
Эту концепцию можно признать .теоретически безупречной, соответствующей основным принципам либерализма (теории общественного договора, права на восстание и т. д.), при одном существенном допущении: однородности (этнической, конфессиональной, расовой или любой другой) населения той территории, о сецессии которой идет речь. В реальности такое случается очень редко, гораздо чаще население таких территорий является неоднородным (полй-этничным, поликонфессиональным и т. д.) и сецессия задевает права меньшинств.,, проживающих на данной территории. Так, провозглашение независимости Хорватии, Боснии, Герцеговины и Косова затрагивало интересы живущего здесь сербского меньшинства и приводило к его ответному самоопределению в виде создания сербских республик в Хорватии и Боснии. Точно также самоопределение и создание независимого национального государства Грузии и Молдовы подтолкнуло процесс самоопределения Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья.
Из всего сказанного можно сделать один принципиально важный вывод: по-
скольку территория является принадлежностью государства, т. е. в конечном счете граждан этого государства, то право самоопределения по отношению к той или иной части государства принадлежит всем проживающим на ней гражданам этого государства. Из этого как минимум вытекает
следующее:
— не имеют правового значения исторические аспекты — время проживания на данной территории тех или иных групп. Правовое значение имеют: а) гражданство, т. е. юридически зафиксированная принадлежность к данному государству; 6) постоянное проживание на территории, о самоопределении которой идет речь;
— самоопределение того или иного народа, т. е. определение политического статуса той или иной территории, которое предполагает и право на самоопределение меньшинства, проживающего на данной территории;
— самоопределение в виде сецессии территории затрагивает жизненно важные интересы государства, которому принадлежит данная территория. Из этого вытекает необходимость урегулирования, взаимоприемлемого или хотя бы наименее болезненного решения целого комплекса экономических, политических, этнокультурных и гуманитарных вопросов и создание механизма гарантий соблюдения всех договоренностей.
Современное международное право не регламентирует все вышеперечисленные аспекты, связанные с проблемой реализации права народов на самоопределение и стремлением государств к обеспечению своей территориальной целостности. Очевидно, что правовая неясность, незавершенность системы международно-правового регулирования этой проблемы в условиях, когда на территориях двухсот государств проживают несколько тысяч народов, которые по мере своего политического развития могут и, вероятно, станут стремиться к обретению того или иного политического статуса, к образованию собственной государственности, будут приводить к новым политическим конфликтам.
Сегодня очевидно, что выработанные в прошлом веке международно-правовые нормы права народов на самоопределение и территориальной целостности государств нуждаются в дальнейшей разработке, конкретизации, уточнении. Очевидно, необходимо принятие в рамках ООН специального международно-правового акта, регламентирующего условия, формы и механизмы реа-
лизации права народов на самоопределение.
Противоречие между принципом государственного суверенитета и гуманитарньш, и антитеррористическим интервенционизмом сегодня также является реальной проблемой международного права и мировой политики. Вся существующая система международного права и международных отношений основывается на суверенитете государств, предполагающем невмешательство во внутренние дела государства. Это невмешательство касается и .внутренних конфликтов, даже сопровождающихся массовым насилием и многочисленными жертвами. Тем более международное право не предусматривает такое вмешательство с целью свержения правящих режимов тех или иных государств, чья политика угрожает международной или национальной безопасности других государств. В этой связи представляется обоснованной точка зрения А. В. Торкунова о том, что имеет место отставание международного права от реальных процессов в сфере политики и морали, когда в условиях глобализации и демократизации вопросы соблюдения прав человека выходят за рамки исключительно внутренней компетенции отдельных государств [5, с. 61].
Этот подход применим не только по отношению к гуманитарным кризисам, но и по отношению к антитеррористическому интервенционизму. Сегодня характер угроз для международной безопасности со стороны государств-изгоев или международных террористических организаций, особенно в случае получения ими доступа к оружию массового поражения, таков, что международное сообщество и отдельные государства не могут позволить ориентироваться только на ответные действия после состоявшегося нападения. Причем это относится не только к США, не в меньшей степени это справедливо и для России. Характер и масштаб террористических угроз, обусловленный современным оружием, будут вынуждать международное сообщество и отдельные государства прибегать к превентивным мерам, к предупреждению угроз, в том числе и к ликвидации баз террористической деятельности на территории тех или иных независимых и суверенных государств. Очевидно, что и по отношению к этой ситуации необходима детальная, четкая проработка всех правовых аспектов, регулирующих возможность применения силы с целью предупреждения террористических угроз.
Помимо вышеназванных проблема уре-
гулирования современных конфликтов включает и ряд других аспектов — экономических, военных, политических и гуманитарных. Это касается, прежде всего, источников наращивания военной мощи. Очень часто на вооружение тратятся ресурсы, жизненно необходимые для общества. Нередко средства на вооружение добываются путем незаконной экономической деятельности — наркоторговлей, торговлей алмазами и др. Другая серьезная проблема — возможность приобретения современных видов вооружений.
Наконец, еще один аспект этой проблемы, относящийся прежде всего к конфликтам в Африке и некоторых других странах, — участие в них детей. В этой связи чрезвычайно важными являются инициативы «Группы восьми» («Большой восьмерки») по предупреждению конфликтов.
В этих инициативах сформулирована базовая концепция восьми ведущих государств мира в сфере предупреждения конфликтов. Наиболее важные положения заключаются в следующем:
— необходимо воспитывать «культуру предупреждения конфликтов» в мировом сообществе, поощряя международные и региональные организации, государства, неправительственные организации и других участников процесса к тому, чтобы свою деятельность и политику они рассматривали, прежде всего, с точки зрения предупреждения конфликтов, чтобы они обязались стремиться к достижению этой цели;
— усилия по предупреждению конфликтов должны основываться на соблюдении международного права, в том числе Устава ООН, принципов демократии, уважения прав человека, верховенства закона, рационального управления, устойчивого развития и других основополагающих ценностях, на которых строятся международный мир и безопасность.
В инициативах «Группы восьми» сформулирован комплексный подход к конфликтам, включающий в себя два аспекта: 1) хронологический комплексный подход,
предполагающий последовательные усилия по предупреждению конфликтов на всех стадиях — от стадий, предшествующих конфликту, до посткоифликтной стадии; 2) комплексный характер мер по предупреждению конфликтов, предполагающий, что на каждой стадии конфликта международное сообщество для его предотвращения должно избирательно использовать инструменты из широкого перечня политических, экономических и социально-политических мер. Кроме того, чрезвычайно важно уделять внимание вопросам прав человека и защиты гражданских лиц.
В отношении роли ООН в сфере предупреждения конфликтов позиция «Группы восьми» содержит следующие основные моменты:
— «Группа восьми» выступает за более широкое использование Устава ООН для целей превентивной дипломатии;
— «Группа восьми» рассматривает миротворческий потенциал ООН в качестве ключевого элемента глобальных усилий по предупреждению конфликтов;
— «Группа восьми» поддерживает существующий механизм ООН по обеспечению соблюдения международных норм в области прав человека.
«Группа восьми» предложила также комплекс конкретных мер по предупреждению конфликтов в следующих областях
[4]:
— противодействие дестабилизирующему распространению стрелкового оружия;
— предупреждение конфликтов в рамках стратегий развития (расширение сотрудничества в сфере экономики и развития в целях содействия процветанию, сокращению масштабов нищеты, становлению здорового общества);
— пресечения незаконной торговли алмазами (доходы идут на закупку вооружений и способствуют обострению ряда конфликтов в Африке);
— противодействие вовлечению в конфликты детей и оказание помощи затронутым войной детям.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Бьюкенен А. Ссцессия : право на отделение, права человека и территориальная целостность государства / А. Бьюкенен. — М. : Рудомино, 2001. — 238 с.
2. Волова Л. И. Нерушимость границ — новый принцип международного права / Л. И. Воло-ва. — Ростов н/Д : Изд-во Рост, ун-та, 1987. — 142 с.
3. Международное право в документах / сост. Н. Т. Блатова. — М. : Юр. лит., 1982. — 853 с.
4. Миядзакские инициативы «Группы восьми» по предупреждению конфликтов // Внешняя политика и безопасность современной России, 1991 — 2002. Хрестоматия : в 4 т. — М., 2002. — Т. 1. - С. 295-305.
ф
Поступила 29.06.10.
МОДЕЛЬ ДЕМОКРАТИИ
ДЛЯ ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ:
ОПЫТ МЕТАТЕОРЕТИЗИРОВАНИЯ И. А. ИЛЬИНА
И РЕАЛЬНОСТЬ
Н. И. Изергина
В статье рассматривается социально-политическое наследие великого русского философа И. А. Ильина (1883 — 1954) как показательный опыт метатеоретизирования в области модели демократии для будущей России. Подчеркивается, что дальнейшая демократизация может успешно осуществляться на основе органической парадигмы, т. е. учета культурно-цивилизационной специфики политического развития России и оценки состояния демократии не только с точки зрения западных «передовых» образцов, но в соответствии с внутренней логикой преобразования общества, увязывания общих принципов демократии с национальной духовной традицией.
В политической науке ведется обширная дискуссия по поводу проблем современной демократической теории, в частности, по проблемам определения и измерения демократии, ее основ. В настоящее время имеются теории, как оправдывающие российскую демократию, так и отвергающие ее. В арсенале и тех, и других достаточно веские аргументы. Значит, вопрос об органичности демократии в России неразрешим на уровне теории; он требует выхода на уровень метатеории, т. е. использования теорий по принципу взаимодополняемости.
Значение социально-политического наследия И. А. Ильина заключается в том, что оно представляет собой показательный опыт метатеоретизирования в области модели демократии для будущей России, хотя и не доведенного до создания непротиворечивой схемы. Реализацию принципа взаимодополняемости в метатеоретической системе философа блокировал ряд причин: классовый подход, лежащий в основе различных теорий; традиция русской политико-философской мысли искать главные закономерности и пренебрегать второстепенными данными в историческом развитии страны; общественный спрос на упрощающие объяснительные процедуры, построение
идеализированнои органической модели истории [7, с. 16]; личиое мировосприятие, убежденность в том, что духовность есть ключ к истинному счастью, трактовка любой темы с учетом религиозных истоков и аспектов [10; 12, с. 8 — 9].
Опираясь на аналитический опыт И. А. Ильина, можно определить структуру метатеоретизирования на тему органичности демократии. Представляется возможным и необходимым выделение в ней трех взаимосвязанных элементов: ретроспективного, ситуативного, перспективного. В рамках каждого названного элемента сосредоточено определенное понимание органичности. Ретроспективная трактовка органичности означает соответствие всякой политической формы, в т. ч. демократической, национальному историческому опыту развития в духовном, социальном, политическом и экономическом аспектах. Ситуативное осмысление органичности предполагает характеристику элементов демократического политического процесса и связей между ними, имеющихся в настоящем. Органичность в перспективном уяснении есть способность быть проектом конструирования будущего. Характер взаимосвязи между обозначенными структурными ком-
© Н. И. Изергина, 2010
