CC BY
24
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2012. № 4
СЛОВО МОЛОДОМУ УЧЕНОМУ
СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ: МАТЕРИАЛЫ КРУГЛОГО СТОЛА АСПИРАНТОВ И МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ
На круглом столе обсуждались актуальные вопросы методологии исследования социально-политической мысли, политической текстологии, соотношение научных и мифологических аспектов социально-политических учений, утопического и реального в содержании социально-политических концепций, политические аспекты художественных, символически-аллегорических текстов.
Ключевые слова: история социально-политической мысли, политическая текстология, политические идеологии, политические мифы, политические аспекты в литературе.
25 апреля 2012 г. на факультете политологии МГУ имени М.В. Ломоносова в рамках ежегодной научной конференции «Ломоносовские чтения» состоялось заседание научно-практического круглого стола «Современные проблемы исследования социально-политической мысли». Научное направление с таким названием входит в число приоритетных тем, которые активно развиваются на факультете политологии.
В работе круглого стола принимали участие: Вархотова Вера Александровна, кандидат политических наук, старший научный сотрудник кафедры истории социально-политических учений факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова;
Прокудин Борис Александрович, кандидат политических наук, старший преподаватель кафедры истории социально-политических учений факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова;
Сетов Никита Романович, кандидат политических наук, ассистент кафедры истории социально-политических учений факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова;
а также аспиранты и соискатели факультета политологии: Авакян Дарья Айрапетовна, Акулова Дарья Алексеевна, Балкоев Магомед Султанович, Волошин Андрей Игоревич, Горохов Андрей Анатольевич, Гусева Ольга Александровна, Захватова Лидия Эдуардовна, Ибраев Марат Умербаевич, Ковтуненко Марина Константиновна, Козьменко Эвелина Алексеевна, Куликов Валентин Игоревич, Сорокопудова Ольга Евгеньевна, Чкоидзе Екатерина Давидовна.
87
Д.А. Авакян
ПРОБЛЕМА УРБАНИЗАЦИИ В ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ XIX ВЕКА
Город как особый феномен вызывал интерес мыслителей начиная со времен Античности. Сегодня город становится ведущим типом поселения, в котором наиболее полно представлены социальность, рациональность человека. Однако число политологических исследований проблем городской жизни, включая политические последствия урбанизации, очень незначительно, несмотря на то что политические процессы протекают в основном именно в городах.
Чаще всего город определяют как тип поселения, которое по функциональным признакам (управленческим, экономическим, социальным, организационно-хозяйственным и т.д.) противоположно сельским поселениям.
Сегодня практически отсутствует и единое определение термина «урбанизация». Согласно одной из распространенных трактовок, урбанизация — это многоуровневый процесс создания среды для максимально комфортного существования людей, включающий демографические, социально-экономические, политические, профессиональные, культурные факторы. Урбанизация начинается тогда, когда город становится основной формой поселения, что происходит на рубеже ХУШ-Х1Х вв., т.е. в период промышленной революции.
В конце XVIII — первой половине XIX в. за изменениями в сфере производства последовали и изменения в структуре социальных отношений. В этот период начали обостряться противоречия в городской жизни: возрос уровень смертности, преступности среди рабочих, ухудшились условия их жизни и т.д. Город как объект изучения вызывает все больший интерес ученых, общественных деятелей. Роберт Оуэн, Шарль Фурье, Анри Сен-Симон, Теодор Дезами, Этьен Кабэ осуществляли попытки поиска идеальной среды обитания, критикуя сложившуюся на тот период систему. Фридрих Энгельс в работе «Положение рабочего класса в Англии» рассматривал город как место концентрации капитала и централизации населения в одном месте.
Таким образом, только в XIX в., в период активного экономического развития, концентрации предприятий на определенной территории, город стал самостоятельным объектом исследования ряда научных дисциплин — географии, экономики, демографии и т.д.
Д.А. Акулова
ПОЛИТИЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ КАК СРЕДСТВО
ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
Политические мифы позволяют исследователю оценить уровень политической культуры того или иного общества. В настоящее
88
время в активную фазу вступили процессы глобализации, которые вывели на первый план общечеловеческие ценности. Несмотря на это, каждое общество все же сохраняет свою специфику. В его характеристики неповторимое своеобразие и национальную уникальность привносит совокупность мифов об идеальном правителе, наилучшем государственном устройстве, выстраивании властных отношений в обществе.
Проблемами мифологизации массового сознания, верований занимались многие отечественные теоретики. Особенно интересны рассуждения на этот счет К.Н. Леонтьева и Л.А. Тихомирова. Оба мыслителя сходятся в том, что мифология имеет определенную историческую преемственность. В частности, на протяжении истории русского государства сохранялась приверженность населения таким идеям, как «сильная государственность, национальный интерес, соборность, политическое и культурное предназначение России к лидерству в грядущем мире»1.
Интересна и точка зрения В.О. Ключевского, согласно которой легитимация власти невозможна без создания некоего мифологического образа идеального правителя. Ключевский обратил внимание на то, что самоопределение общественных групп осуществляется во многом благодаря политической мифологии.
Известный отечественный исследователь, занимавшийся проблемами мифологии, А.Ф. Лосев представлял мифогенез как «исторически единый процесс, который возможно разделить по фазам (античное, средневековое, новое мифотворчество) ради выявления взаимосвязи политической мифологии с явлениями политического процесса»2.
Данный аспект изучения политической мифологии наиболее ярко представлен в использовании мифологемы змееборчества, основанной на образе драконоборца Георгия Победоносца — персонажа христианской легенды о воине-мученике. Особенно показательной стала опора на данную мифологему в начале XX в., когда на политических плакатах стали появляться гигант-герой и огромный змей. Причем героем был не абстрактный человек, а конкретный политический деятель.
«Кстати, прикрепление мифа к определенному вождю является индикатором феномена лидерства как такового. Здесь выделяются два исторических репрезентанта — Троцкий и Ленин, змееборче-ские образы которых соответствовали культурному прототипу — Георгию Победоносцу»3. У Бухарина Ленин-змееборец надевает
1 Леонтьев К.Н. Избранное. М., 1993. С. 89; Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 115-120.
2 Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 1992. С. 14.
3 Щербинина Н.Г. Мифо-героическое конструирование политической реальности России. М., 2011. С. 162.
89
«кольчугу своей стальной воли», взаимодействует со своими оппонентами, «точно охотник», вооружившись при этом «мечом против изменников»4.
Политическая мифология способствует пониманию исторической специфики каждого этапа развития государства. «Изучение отечественной политической мифологии по отечественным источникам имеет то преимущество, что открывает возможность синхронизации изменений в качественных характеристиках российского политического процесса с изменениями в его идейном обеспечении»5.
М.С. Балкоев
ПОЛОЖЕНИЯ АНАРХО-СИНДИКАЛИЗМА
В ГИЛЬДЕЙСКОМ СОЦИАЛИЗМЕ
«Гильдейский социализм» — реформистское течение, возникшее в Великобритании в начале XX в. Его основателем был Дж. Коул (1889-1959) — английский историк, экономист, социолог. С 1908 г. данный вид социализма проповедовало Фабианское общество (созданная в Англии в 1884 г. организация английской буржуазной интеллигенции), пропагандировавшее постепенное преобразование капиталистического общества в социалистическое. В 1900 г. после создания Лейбористской партии фабианцы вошли в ее состав6. В начале ХХ в. ряд фабианцев (в том числе Дж. Коул) основали Национальную гильдейскую лигу, в рамках которой была сформулирована концепция гильдейского социализма.
Ряд положений гильдейского социализма, в том числе положения европейского и американского анархо-синдикализма о решающем значении производственных объединений трудящихся в устранении эксплуатации, характеризовали его как особое направление общественно-политической мысли. Эти положения наряду с традиционными построениями фабианского реформизма легли в основу «социалистической» доктрины гильдейского социализма.
Анархо-синдикализм — это часть международного анархистского движения, корнями которого являются идеи Пьера Жозефа Прудона и Михаила Александровича Бакунина. В основе анархо-синдикализма лежит идея о том, что только революционные организации трудящихся, базирующиеся на принципах взаимопомощи и коллективного самоуправления, должны и могут способствовать построению нового, действительно справедливого общества7.
4 Бухарин Н.И. Памяти Ильича // Избранные произведения. М., 1988. С. 118-119.
5 Шестов Н.И. Политический миф теперь и прежде. М., 2005. С. 20.
6 См.: Фостер У.З. Очерки мирового профсоюзного движения / Пер. с англ. М., 1993. С. 34.
7 См.: Дамье В. В. Из истории анархо-синдикализма. М., 2001. С. 23.
90
Важным моментом гильдейского социализма явилось требование национализации буржуазным государством промышленности и транспорта и передачи их в управление индустриальным объединениям рабочих и технического персонала различных отраслей народного хозяйства — так называемым национальным гильдиям. Предполагалось, что это вытеснит капиталистические монополии путем постепенного перехода национализированных предприятий под контроль национальных гильдий8.
Теоретики гильдейского социализма свою главную задачу видели не только в защите материальных интересов рабочего класса гильдиями, а шире — в преодолении бесправия человека на капиталистическом предприятии, его отчуждения от процесса и результатов труда. «Давнее настойчивое требование свободы, в определенной степени свободы от эксплуатации, в принципе верно: оно было сметено, поскольку толковало свободу лишь с точки зрения политического самоуправления. Новое понятие свободы должно быть шире. Оно должно включать идею человека не только как гражданина свободного государства, но и как партнера в обществе промышленного благосостояния»9. По их мнению, следовало передать предприятия в руки рабочих представителей гильдейского социализма, превратить рабочих в хозяев производства и позволить им участвовать в управлении предприятиями. Таким образом, через создание системы промышленной демократии на производстве и самоуправления во всех сферах жизни общества они рассчитывали преобразовать капитализм.
В.А. Вархотова
ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ЭВОЛЮЦИИ ИДЕИ МИРА
В ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ НОВОГО ВРЕМЕНИ
За много веков существования идея вечного мира в трудах мыслителей разных эпох эволюционировала, приобретая новые черты и содержание, отражающие культурные, исторические, политические особенности того или иного периода. Возникавшие концепции и проекты мира оказывали воздействие на последующее развитие идеи мира, создавая, таким образом, своеобразную традицию в истории политической мысли, изучение которой проясняет и общую эволюцию культуры общества. Исследование вектора развития идеи мира имеет и практическое значение, поскольку фиксирует переход от абстрактных схем к конкретным политическим проектам.
Идея всеобщего вечного мира появилась в политических учениях эпохи Возрождения на фоне, с одной стороны, процесса укрепления централизованных государств и формирования между-
8 См.: Лосев В.М. История экономических движений. М., 2002. С. 79.
9 Коул Дж. Гильдейский социализм / Пер. с англ. М., 1925. С. 47.
91
народной политической системы, с другой — становления новой гуманистической философии. Авторами ярчайших сочинений о мире того времени были Э. Роттердамский и С. Франк. Они провозгласили ценность мира для всех людей вне зависимости от их национальной и религиозной принадлежности, а возможность его установления связывали в первую очередь с добротой, стремлением к согласию, милосердием, свойственным природе человека. Таким образом, была сформирована этическая концепция мира.
В XVII в. мыслители пытались найти рациональные основы установления мира и разработать конкретные инструменты его реализации. Зародилась идея межгосударственного договора, чему способствовали особенности политического развития Европы данного периода: сложившаяся система суверенных государств создавала условия для заключения межгосударственного договора об учреждении общей власти для установления и сохранения всеобщего мира. Теорию договора разрабатывали, в частности, английские мыслители Т. Гоббс и Дж. Локк, Э. Крюссе, Г. Гроций, Я. Коменский.
В XVIII в. философы обратились к детальной разработке механизмов установления вечного мира. В целом проекты У. Пенна, И. Бентама, Ж.-Ж. Руссо, И. Канта составили рационально-правовую концепцию мира, поскольку возможность последнего связывали с урегулированием международных отношений на основе подчинения государств нормам права, вырабатываемым международным судом, а в обоснование его необходимости приводили доводы рационального, а не морального порядка.
Идея мира в политических учениях XIX в. отразила специфику эпохи промышленной революции и ее реалии. Особое осмысление проблема мира нашла в трудах представителей школы утопического социализма А. Сен-Симона, Р. Оуэна, Ш. Фурье. Была сформулирована экономическая концепция мира, поскольку необходимость прекращения войн связывалась с тем, что только бесконфликтное существование является оптимальным условием для развития промышленности, торговли и экономики всех стран, для материального и духовного развития человека, для социального прогресса. Основу всеобщего мира социалисты находили в организации производства и распределения в интересах всего общества и во всеобщем сотрудничестве.
Во второй половине XIX в. многочисленные концепции мира, разработанные гуманистами многих поколений, нашли свое преломление и отражение в программных документах общественных движений за мир, в частности в программе Женевской лиги за мир и свободу (1867). С началом формирования пацифистского движения идея мира вышла за рамки умозрительных теорий и стала частью политической жизни общества.
92
А.И. Волошин
К ВОПРОСУ О СОЦИАЛЬНОЙ ЗНАЧИМОСТИ
ТЕКСТОЛОГИЧЕОТИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Вместе с интенсивным развитием цифровых технологий с конца XX в. процесс создания и тиражирования информации (в том числе и печатной продукции) не только ускоряется, но и упрощается. Применительно к России начало цифровой революции исторически совпало с моментом падения советской власти, поэтому упразднение институтов государственной цензуры (таких, как Главное управление по делам литературы и издательств) дополнительно способствовало увеличению объема циркулирующих в обществе сведений. Вместе с тем параллельно с ослаблением идеологического контроля снизился также контроль за содержанием и языком печатных материалов. Компьютеры и принтеры вытеснили печатные машинки, Интернет постепенно вытесняет газеты и книги, а благодаря программным текстовым редакторам сам автор оказывается в состоянии лично осуществить функции набора, верстки и проверки своего же произведения. Не в последнюю очередь способствуют этому электронные системы проверки правописания (так называемые spell checkers), на первый взгляд позволяющие избавиться от значительной части ошибок в тексте. Эффективность этих систем достаточно высока в отношении языков аналитического типа10, в которых связь слов в предложении обеспечивается с помощью не склонения, а фиксированного взаимного расположения их и служебных частей речи. Жестко нормированный грамматический строй позволяет добиться его математической формализации и выражения основных правил в виде программного кода. Именно поэтому системы проверки правописания впервые появились в англоязычных странах11. В отношении же языков синтетического типа, к которым относится и русский язык, ситуация значительно усложняется. Возможности высказать одну и ту же мысль разными грамматически верными способами увеличивает языковое богатство, но вместе с тем и усложняет структурные особенности языка, что затрудняет формализацию правил выявления нарушения литературной нормы посредством компьютерных программ. Если орфографические особенности русского языка еще поддаются фиксации, то математически точное закрепление всех синтаксических построений и пунктуационных знаков, не говоря о стилистических правилах, оказывается нетривиальной задачей.
10 Например, английский язык.
11 Первая система проверки текста была разработана для IBM в Джорджтаунском университете (США) в конце 70-х гг. XX в. (Georgetown University. The Center for Language Education and Development. URL: http://cled.georgetown.edu/faculty/ (дата обращения: 20.09.2010)).
93
Однако подобные ограниченные возможности систем проверки правописания осознаются далеко не всегда. Соображения экономии наряду с иллюзорным ощущением безошибочности компьютерных текстовых редакторов привели к упадку институтов литературной правки текстов в последние двадцать лет. Этому процессу способствует и регулярное занижение литературной нормы на каналах массовой коммуникации, а также легкость передачи информации в Интернете. Проникновение же ошибок в наиболее значимые для общества политические тексты, к которым относятся и нормативные акты, зачастую ведет к множественности интерпретаций и как следствие открывает возможности для злоупотреблений.
В этой связи становится весьма актуальной задача выработки конкретных приемов и методов работы с текстами.
Классическая текстология, содержательно близкая источниковедению, документоведению и литературоведению, традиционно выступала филологической дисциплиной, изучающей литературные памятники прошлого. Однако современные достижения computer science формируют подчас принципиально новые методологические основания герменевтики, семиотики, палеографии и лингвистической экспертизы, а это позволяет существенно расширить возможности изучения текстов. Полный синтез гуманитарного и естественно-научного знания в этой области еще не осуществлен. Однако переосмысление текстологии с учетом возможности разделения парадигматической и синтагматической сторон текстов, более широкое обращение к вычислительным методам работы со знаковыми системами закладывают основания для трансформации исключительно теоретического и критического направления в эди-ционное и практическое, повышая его социальную значимость.
А.А. Горохов
К ВОПРОСУ О ФОРМИРОВАНИИ КОНСЕРВАТИВНОЙ
ИДЕОЛОГИИ В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.:
А.С. ШИШКОВ И БИБЛЕЙСКОЕ ОБЩЕСТВО
Консервативная идеология в России в начале XIX в. формировалась в большей степени не как реакция на буржуазную революцию во Франции, а как ответ на политические и религиозные инициативы императоров Павла I и Александра I. Среди таких инициатив можно выделить три наиболее значимые: 1) поддержка Павлом I Мальтийского ордена (духовно-рыцарский орден католической церкви); 2) реализация Александром I конституционных идей в Царстве Польском и в Финляндии, которые входили в Российскую империю; 3) учреждение Александром I в России Библейского общества. Остановимся подробнее на третьей инициативе.
94
Изначальная поддержка Александром I Библейского общества объясняется тем, что в Российской империи начала XIX в. очень остро стоял вопрос единства народов. Империя в XVIII-XIX вв. значительно расширила свое пространство, ее социальный состав стал еще более разнообразным. А Библейское общество предлагало идейную основу для единства — Священное Писание. Но особенность Библейского общества в России заключалась в том, что оно возникло не в результате развития религиозного общественного сознания и не по инициативе православного духовенства, а по инициативе зарубежных миссионеров. Как пишет историк Русской православной церкви П.В. Знаменский, Библейское общество в России возникло именно «по предложению английских методистов Патерсона и Пинкертона»12, а Александр эту инициативу активно поддержал.
Но занимаясь благим делом, распространяя Библию, зарубежные миссионеры параллельно стремились изменить религиозные взгляды народностей, проживающих в Российской империи, и прежде всего православного народа. Такая цель подтверждается мемуарными заметками упомянутого выше английского миссионера Р. Пинкертона, который видел в православной традиции религиозную отсталость. Описывая внутреннее убранство крестьянских домов в Псковской губернии, Пинкертон отмечал, что даже в самом бедном доме можно увидеть одну или несколько икон, и это, по его мнению, «немногим лучше капища идолов»13. Крестный ход миссионер описывает следующим образом: «Это было поистине впечатляющее зрелище — созерцать тысячи невежественных и суеверных жителей данного города [Пскова] и его окрестностей, которые крестились и падали ниц перед проносимым мимо них темным уродливым женским ликом... Что кроме света божественного откровения способно рассеять эту языческую тьму и указать. единственный объект поклонения, единственного посредника между Богом и человеком!»14 После прочтения таких заметок неудивительно, что у «общества» появились идейные оппоненты.
Одним из главных критиков и противников развития Библейского общества в России выступил консервативный мыслитель и патриот, адмирал и государственный деятель А.С. Шишков. Именно Шишков в письмах и записках сначала к графу Аракчееву, а затем к Александру I сформулировал аргументы, которые стали
12 Знаменский П.В. История Русской церкви. М.; Paris, 1996. С. 415.
13 Пинкертон Р. Россия: или разнообразные наблюдения о прошлом и нынешнем состоянии этой страны // Английский миссионер Роберт Пинкертон и его мемуарные заметки о Псковской губернии пушкинских времен (1818 г.). Псков, 2011. С. 30.
14 Там же. С. 42-44.
95
идеологической основой закрытия Библейского общества в России. Он считал, что главная цель Библейского общества — создание из многообразных политических образований (государств) и религиозных верований одной республики и одной религии. Россия может войти в этот глобальный политический проект, но при отрицании своего культурно-исторического и политического наследия. Шишков считал, что в России деятельность данного общества направлена на формирование отрицательного образа православной церкви и самодержавной власти, а именно «почитать Церковь нашу заблудшей, Первосвященников наших не верующими, всех Царей и Вельмож угнетателями народов»15. «Шишков верил, что Библейское общество и Революция есть одно». Такой политический вывод о деятельности Библейского общества заложил традицию в русской консервативной мысли — рассматривать развитие зарубежных общественно-политических организаций на территории России как фактор революционных процессов, направленных на трансформацию существующей политической системы и политической культуры. Этой идейной традиции следуют и современные консерваторы, крайне негативно воспринимающие попытки зарубежных правительственных и неправительственных политических институтов повлиять на социально-политические процессы в России.
Шишков, критикуя Библейское общество (инициативу зарубежных миссионеров, поддержанную Александром I), формировал консервативную идеологию государственного управления. При этом консервативная идеология в первой половине XIX в. становится актуальной не только для сохранения единства многообразной Российской империи, но и для идейной защиты от внешних идеологических конструктов, направленных на ее духовное расчленение, что является необходимым условием крушения геополитического образования на территории Евразии.
О.А. Гусева
«РАЗУМНОСТЬ ИСТОРИИ» И МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО
В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ КАНТА И ГЕГЕЛЯ
Проблематика международных отношений и войн как части этих отношений в политической философии Канта и Гегеля тесно соприкасается, а порой и находит решение в историко-философском контексте. В философии Канта и Гегеля прослеживается традиция Нового времени, в особенности в подробном рассмотрении проблемы «разумности истории» и ее всеобщих законов.
15 Шишков А.С. Письмо Александру I // Записки адмирала Александра Семеновича Шишкова. М., 1868. С. 71.
96
Очень спорным моментом в политической концепции Канта является проблема замысла природы и гарантии его исполнения в нелегком и непрерывном движении человечества к вечному миру. В сочинении «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» Кант рассматривает развитие человеческой истории с позиции естественно-антропологического объяснения. Здесь он высказывает идею об объективной закономерности, ведущей к установлению вечного мира. Гражданское объединение людей в государство под властью закона — это продукт всеобщей воли, сформированной практическим разумом. Создание республиканских конституций как основной гарантии мира внутри и вне государственных границ представляется выражением разумной воли человека. Однако Кант дает понять, что здесь замешана природа, причем вклад ее в этот процесс является довольно существенным.
Свободная воля человека подчиняется общим законам природы, а проявление этой воли способствует достижению определенной цели. Развитие человеческого разума проявляется в роде, при этом «старшие поколения трудятся, чтобы подготовить ступень, на которой можно возводить здание, предначертанное природой.»16. Цель человеческой истории заключается в достижении «всеобщего правового гражданского состояния», характеристикой которого является устранение войн.
Следует отметить, что Кант не считает волю государств заключать союзы и оценку войны как вредного явления достаточными основаниями для установления долгосрочного мира. Для этого, согласно его рассуждениям, необходим «замысел природы», некая гарантия мира со стороны природы, которая желает его и продвигает фактически против воли человека. Для чего необходима эта гарантия в кантовской концепции и какими средствами она приводится в исполнение? Антагонизм среди людей, противоречие между стремлением человека к свободе и желанием другого эту свободу ограничить Кант признает средством, которым пользуется природа. Война предстает побудительной причиной установления моральной системы взаимодействия государств. Природа «войной принудила людей вступать в отношения, в большей или меньшей степени основанные на законе»17. Природа, таким образом, становится виновной в том, что ей же предстоит исправить своими средствами. Данное противоречие следует рассматривать в связи с самим понятием природы и ее целенаправленности. Проблема от-
16 Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Кант И. Собр. соч.: В 8 т. Т. 8. М., 1994. С. 15.
17 Кант И. Метафизика нравов // Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 2. М., 1966. С. 282.
97
ношений между механическим ходом природы и ее целеполаганием берет начало еще в «Критике чистого разума» и является темой для отдельного исследования. Следует лишь указать, что Кант достаточно последователен в своем представлении человеческой природы в историческом контексте. Она, ведомая разумным замыслом природы, действует в истории для продвижения целей республиканизма и международного права.
Гегель, используя кантовское наследие, представляет свое понимание истории и с этой позиции обозревает проблемы политической философии. Такое историческое измерение в дальнейшем приобретает особую важность для политической мысли. Пытаясь ухватить самую суть истории и общества, Гегель предупреждает против поспешного оптимизма.
Для Гегеля, как и для Канта, мир не предоставлен случаю. За видимыми причинами войны всегда существует скрытый смысл, если только принять во внимание более широкий исторический контекст. Идеи Гегеля по вопросам международной политики представляются несколько противоречивыми, учитывая то, как философ представляет «разумность» мировой истории и логику развития, которой она следует. Всемирная история развивается в духовной сфере, а следовательно, имеет цель. Всемирная история начинается не с сознательной цели отдельных людей и даже народов, она начинается со своей общей цели.
Первые проявления духа «виртуально содержат в себе всю историю»18. Действуя согласно своим целям и страстям, бессознательному стремлению, народы оказываются тем, что воплощают их действия, а в конечном итоге лишь средствами мирового духа. История — это разум, который воплощается в форме событий как непосредственной действительности природы. Рассматривая народы на историческом поле как индивидуальности, Гегель не наделяет их стремлением к целостности, преодолению собственных эгоистических интересов, как он это делает по отношению к отдельному человеку. Он не представляет мировое государство, которое было бы последовательным ходом, с точки зрения его философской и политической логики.
В философии Канта и Гегеля прослеживается попытка глобального видения истории. Если Кант рассматривает человека и государство как части целостного организма, находящегося в движении к одной цели, то Гегель придает человеку значение только в рамках государственной целостности, не видя завершения развития человечества в международной системе права.
18 Гегель Г.В.Ф. Философия истории. СПб., 1993. С. 71-72.
98
Л.Э. Захватова
ИДЕИ СВОБОДЫ И РАВЕНСТВА В ПОЛИТИЧЕСКОЙ
ПРОГРАММЕ ОРГАНИЗАЦИИ «МОЛОДАЯ АРГЕНТИНА»
После освобождения от колониальной зависимости (1810) в аргентинском обществе существовали различные мнения по поводу дальнейшего развития. В историографии противостояние мнений получило название борьбы унитаристов и федералистов19. Федералисты были сторонниками консервативной модели развития, следования устоям периода испанского господства. В противовес консервативной модели оценки прошлого и будущего Аргентины формируется общественная организация «Молодая Аргентина», которая отстаивала либеральные принципы и ценности, провозглашенные французским Просвещением. В организацию вошли Х.Б. Аль-берди, В.Ф. Лопес, Б. Митре, Д.Ф. Сармьенто, лидером организации стал Э. Эчеверрия. Именно он написал программный документ организации «Кодекс принципов, составляющих социальное кредо Аргентинской республики». В 1846 г., уже в эмиграции, Эчеверрия дополнил «Кодекс» и создал «Социалистическое учение Майской ассоциации». (В 1846 г. «Молодая Аргентина» была переименована в «Майскую ассоциацию».)
Основная идея «Социалистического учения» заключалась в том, что после освобождения от колониального господства Испании Аргентина так и не стала свободной. «Нет у нас ни закона, ни прав, ни родины, ни свободы»20, — пишет Эчеверрия. Следовательно, задача каждого патриота — объединиться с таким же патриотом и бороться за завоевание свободы и равенства. Эти понятия Эчевер-рия определяет в духе идей Просвещения, они исходят из самой природы человека. В «Социалистическом учении» отмечено: «Для осуществления равенства необходимо, чтобы люди осознали свои права и взаимные обязанности»21. Они должны быть приняты всеми гражданами и исполняться ими. Закон должен гарантировать одинаковые для всех санкции за нарушение прав другого человека и неисполнение своих гражданских обязанностей. Еще одна характеристика равенства заключается в том, что каждый человек должен иметь возможность пользоваться плодами своей мыслительной деятельности и физического труда. Последовательно приводя примеры того, каким образом в государстве могут нарушаться принципы равноправия, Эчеверрия приходит к выводу, что «любая привилегия
19 История Латинской Америки в мировой исторической и общественной мысли XVI-XIX вв. М., 2010. С. 200.
20 Эчеверрия Э. Социалистическое учение Майской ассоциации // Прогрессивные мыслители Латинской Америки. М., 1965. С. 39.
21 Там же. С. 52.
99
есть покушение на равенство»22. Неважно, предоставлены ли они одному человеку, осуществляющему власть, или какому-либо общественному классу, или объединению, они нарушают естественный порядок вещей, установленный природой.
Исходя из этого основная задача властных институтов — обеспечение равенства. Сделать это можно посредством распространения просвещения, разъяснения гражданам их прав и обязанностей, предоставления им возможностей для достижения благосостояния. Однако при демократии общество тоже не лишено иерархичности, в ее основе — разум, добродетель, способности. Эта иерархия предопределена самой природой.
Переходя к характеристике человеческой свободы, Эчеверрия утверждает, что она является неотъемлемым правом каждого человека. Но ее реализация не должна нарушать прав других людей, в этом единственное ограничение. Эчеверрия отмечает: «Не делай другому того, чего ты не хочешь, чтобы сделали тебе. Человеческая свобода не имеет других границ»23. Свобода заключается в возможности в рамках закона реализовать свои способности для достижения своего счастья, а также самостоятельно выбирать средства для достижения этой цели.
Таким образом, политическая программа организации «Молодая Аргентина», опиравшаяся преимущественно на идеи Э. Эчеверрия, ориентирована на переустройство общества на принципах равенства и свободы. Эти категории рассматриваются как естественные для любого общества, а следовательно, необходимые для развития. Свобода и равенство становятся базовыми основами для реализации национального гения народа и строительства справедливого государства, в котором источником власти является народ.
М.У. Ибраев
К ВОПРОСУ О ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
КЛАССИЧЕСКОГО ЕВРАЗИЙСТВА
Евразийство — философское, социально-политическое и идеологическое течение, а также политическое движение, зародившееся в среде русской эмиграции в начале 20-х гг. XX в. Среди прочих направлений эмигрантской мысли евразийство выделяется не только своей масштабностью — с ним связаны имена нескольких десятков крупнейших мыслителей и ученых, вынужденных покинуть Россию после Октябрьской революции, — но также внутренней целостностью, сочетанием активной практической деятельности с плодотворной теоретической работой. Это позволило евразийской идее существовать на протяжении всего XX в. (в первую очередь
22 Там же.
23 Там же. С. 54.
100
благодаря творчеству Л.Н. Гумилева), а в современности трансформироваться в «неоевразийство».
Классическое евразийство существовало с 1921 (выход сборника «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев»24 в Софии) до 1929 г. («кламарский раскол»25, связанный с появлением под началом Л.Н. Карсавина левого крыла евразийства, и выход из движения по разным причинам значительного числа участников, включая одного из его основателей — Н.С. Трубецкого). У истоков евразийства стояли князь и ученый-лингвист Николай Сергеевич Трубецкой, экономист и дипломат Петр Николаевич Савицкий, богослов и священнослужитель Георгий Васильевич Флоровский, а также книгоиздатель и предприниматель Петр Петрович Сувчинский. Творчество Трубецкого и Савицкого представляет особый интерес, поскольку именно они предложили практически весь понятийно-категориальный аппарат классического евразийства (включая собственно категорию Евразии, а также категории автаркии, месторазвития, идеи-правительницы, идеократии и др.); именно они приняли участие в разработке наибольшего числа специфических для евразийства тем; и наконец, именно они создали внутренне непротиворечивую целостную политическую концепцию и специфическую евразийскую модель российской государственности. Последняя в свою очередь может рассматриваться как системообразующий каркас всего евразийства, связывающий основные мотивы классической евразийской мысли.
В идейно-теоретическом отношении социальная, политическая и географическая части евразийской концепции ближе всего к цивили-зационному направлению общественно-политической мысли России XIX в., представленному фигурами Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, В.И. Ламанского, причем в евразийстве можно найти мотивы, созвучные творчеству каждого из этих мыслителей. Так, классические евразийские принципы мультилинейности исторического развития, релятивизма общественных форм, концепция месторазвития П.Н. Савицкого и автаркических миров Н.С. Трубецкого напрямую восходят к концепции культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского, имея с нею множество общих черт. Скажем, характерный для политической теории евразийства нравственно-духовный элемент
24 Исход к Востоку: Предчувствия и свершения. София, 1921.
25 Евразия: Еженедельник по вопросам культуры и политики. Париж, 1928-1929. Материалы периодического издания, публиковавшегося под редакцией Л.Н. Карсавина, проживающего в Кламаре, близ Парижа, вызвали идейный протест со стороны лидеров движения (в частности, П.Н. Савицкого и Н.Н. Алексеева), поскольку в них поднималась тема ревизии основоположений классического евразийства — в основе своей правоориентированного движения. См. также: Алексеев Н.Н., Ильин В.Н., Савицкий П.Н. О газете «Евразия»: газета «Евразия» не есть евразийский орган. Париж, 1929.
101
в смысле государственно-церковной организации, проработанный П.Н. Савицким, перекликается с византизмом К.Н. Леонтьева. Термин «Евразия», предложенный П.Н. Савицким, дополненный Н.С. Трубецким, Г.В. Вернадским и др., в специфическом историко-географическом значении фактически дублирует так называемый «срединный мир» В.И. Ламанского. При этом если на творчество Н.С. Трубецкого большее влияние оказал Н.Я. Данилевский, то П.Н. Савицкий в значительной степени развивал идеи, выдвигаемые К.Н. Леонтьевым и В.И. Ламанским. Так, например, он прямо указывает на В.И. Ламанского как первого из мыслителей, сформулировавших содержание понятия, которое приняли на вооружение евразийцы: «Необходимость различать в основном массиве земель Старого Света не два, как делалось доселе, но три материка — не есть какое-либо "открытие" евразийцев; оно вытекает из взглядов, ранее высказывавшихся географами, в особенности русскими (например, проф. В.И. Ламанским в работе 1892 года). Евразийцы обострили формулировку; и вновь "увиденному" материку дали имя, ранее прилагавшееся иногда ко всему основному массиву земель Старого Света, к старым "Европе" и "Азии" в их совокупности»26. Не обходит своим вниманием Савицкий и таких мыслителей, как С.П. Шевырев, А.И. Герцен и К.Н. Леонтьев, приводя конспекты их рассуждений в подтверждение тезиса, согласно которому отмечаемые евразийством «черты обособленности и целостности Евразии имеют не только географическое, но также историческое значение», а «русская историософия дает к тому богатый материал»27. Однако сами евразийцы полагают себя учениками, в некоторых аспектах превзошедшими учителей, поскольку «формулировка... мыслей у евразийцев в некоторых отношениях точнее, чем была у их великих предшественников»28.
М.К. Ковтуненко
ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС В ТВОРЧЕСТВЕ И.И. ДУСИНСКОГО
Восточный вопрос играл важную роль во внешней политике Российской империи на протяжении нескольких веков. Начало XX в. ознаменовалось новой внешнеполитической ситуацией, в том числе и на Балканах, которая требовала теоретического осмысления. Попытки такого осмысления были предприняты русскими мыслителями в начале ХХ в.29 Свое видение восточного вопроса и способов
26 Савицкий П.Н. Евразийство // Савицкий П.Н. Избранное. М., 2010. С. 188.
27 Там же.
28 Там же. С. 191.
29 См.: Жигарев С. Русская политика в Восточном вопросе: В 2 т. М., 1896; Гориянов М. Босфор и Дарданеллы: В 2 т. М., 1907; Успенский Ф.И. Восточный вопрос // Успенский Ф.И. История Византийской империи XI-XV вв. М., 1997.
102
его решение предложил И.И. Дусинский, русский политический публицист панславянского направления, в своей работе «Основные вопросы внешней политики России в связи с программой нашей военно-морской политики».
Определяя предмет восточного вопроса, т.е. круг проблем, которые обозначаются этим общим понятием, Дусинский рассматривает трактовки Н.Я. Данилевского и С.М. Соловьева и анализирует исторические проекты решения восточного вопроса, например, Д.В. Дашкова и А.Н. Куропаткина. В отличие от Соловьева и Данилевского мыслитель определяет восточный вопрос довольно узко, как «вопрос о судьбах стран, входящих в состав турецкого государства». Анализируя современную ситуацию в регионе, Дусинский отмечает: «Восточный вопрос существует не со вчерашнего дня. некоторые части его давно уже нашли свое разрешение», а именно «освобождение Румынии, Болгарии, Сербии, Черногории и Греции»30. Однако он не считает, что таким образом восточный вопрос был окончательно решен. В рамках своей концепции политического панславизма Дусинский предлагает перевести восточный вопрос в иную плоскость — включить его в область общеславянской проблематики. Для такого перехода мыслитель предлагает ввести «некоторую промежуточную стадию» — Балканский союз.
Само понятие «Балканский союз», по мнению автора, неоднозначно. Под этим термином можно подразумевать как государственное образование — Балканскую федерацию, так и оборонительно-наступательный союз. Не менее проблематичным является и состав Балканского союза. От этих параметров зависит, каким будет Балканский союз для славян — благотворным или опасным. Так, по мнению автора, проект Балканского союза во главе с Турцией является опасным для славянства, поскольку конструируется не только российской дипломатией, но и враждебной английской.
В соответствии с концепцией политического панславизма Ду-синского Балканский союз должен ставить перед собой ряд ясных задач: «Во-первых, всестороннее братское сближение балканских автохтонов между собою и русским народом в видах последующего вступления в составе общего союзного государства, во-вторых, обеспечение Балканского полуострова от вторжения и утверждения внешних враждебных сил и влияний, и в-третьих, содействие дальнейшей ликвидации восточного вопроса». С этой точки зрения наиболее желательным для России будет Балканский союз, включающий Болгарию, Сербию, Черногорию и Румынию. Греция может быть включена в состав Балканского союза без потери его смысла, но
30 Дусинский И.И. Геополитика России. М., 2003. С. 226-230.
103
при условии, что ее идеал эллинизма будет примирен с интересами славянства31. Стоит отметить, что примерно в таком составе Балканский союз был оформлен при содействии российской дипломатии в 1912 г. (в него вошли Болгария, Сербия, Греция, Черногория), хотя изначально, как отмечает Дусинский, российская дипломатия предлагала идею Балканского союза во главе с Турцией. Сложно сказать, предвидел ли Дусинский в 1908 г. именно такое воплощение идеи Балканского союза или, напротив, российская дипломатия восприняла эти идеи, однако данный факт демонстрирует нам глубину анализа мыслителя.
Э.А. Козьменко
«ЭПОХА НООСФЕРЫ» Н.Н. МОИСЕЕВА
Никита Николаевич Моисеев (1917-2000) — выдающийся советский и российский ученый-математик, академик Академии наук СССР, а затем Российской академии.
Последние годы своей жизни Н.Н. Моисеев посвятил проблемам взаимоотношений человека и биосферы. Ключевую роль в его концепции играет понятие «коэволюция человека и биосферы».
Человек не может существовать вне биосферы. Принцип совместного развития или коэволюции общества и биосферы требует от Человека создания определенного порядка своих действий, которые позволят ему организовать то самое гармоничное развитие. Обеспечение коэволюции («устойчивого развития») требует от человека неукоснительного подчинения своей деятельности «экологическому императиву выработки новой системы нравственности, кардинального изменения существующих на данный момент базовых ценностей и принципов, стандартов и идеалов — самого бытия».
Множество острых противоречий, которые ныне существуют в мире, как то: противоречия между Человеком и Природой; опережающий рост потребностей Человека по отношению к возможностям, предоставляемым ему Природой; классовые и межгосударственные противоречия; социальное неравенство как таковое; дивергенция культур и различия в восприятии мира, свойственные представителям разных культур, — все это порождение человеческого Разума. Однако цивилизация способна найти средства и пути, необходимые для преодоления разрушительных тенденций развития.
Разрешить противоречия между Природой и Человеком, направить развитие биосферы в интересах Человека и его будущего возможно лишь с помощью Разума и Нравственности. Освоение биосферы Человеком, направляемым Разумом и высокой Нравственностью, будет означать переход общества в ноосферу. В этой связи,
31 Там же. С. 234.
104
как подчеркивал академик Н.Н. Моисеев, следует говорить не о ноосфере как таковой, а о процессе перехода к эпохе ноосферы.
В эпоху ноосферы «человек сможет разумно воспользоваться своим преимуществом и обеспечить такое взаимодействие с окружающей средой, которое позволит развиваться и обществу и природе в гармонии»32.
В.И. Куликов
СООТНОШЕНИЕ МОРАЛИ И ПОЛИТИКИ В НАСЛЕДИИ
И.А. ИЛЬИНА
Вопрос соотношения морали и политики в наследии И.А. Ильина имеет принципиальное значение, ибо он непосредственно связан с проблемами свободы, политического устройства государства, патриотизма и демократии. В определенном смысле здесь можно говорить о панморализме, поскольку нравственная оценка дается каждому феномену общественной жизни человека, а также нравственные ценности, определяемые Богом как наивысшей ценностью, являются сущностью государства, политики и управления. По сути, правосознание представляет собой целый комплекс идей, чувств и верований, которые определяют политическую зрелость и политические качества народа в целом и гражданина в частности. Для вопроса соотношения морали и политики концепция правосознания играет решающую роль, поскольку именно в праве, по Ильину, происходит своеобразный синтез мирского и божественного, временного и вечного. Цель любого политического явления имеет глубокий моральный, религиозный и даже сотериологический смысл.
Нравственные ценности являются неким ориентиром для человека в использовании своей свободы, как личной, так и политической. Более того, моральные императивы, по сути, внедрены в политические ценности, образуя с ними тесное и нераздельное единство. Свобода сама по себе ущербна и быстро перерождается в свою собственную противоположность — рабство греху, своим эгоистическим стремлениям, политическим аферистам. Ильин пишет: «Дело в том, что свобода совсем не состоит в "развязании" граждан или в "разнузда-нии" народа, но в замене "внешней связанности", идущей "сверху", — внутренней самосвязью, самодисциплиной»33. То же самое относится и к всенародным выборам, когда происходит выхолащивание таких понятий, как честность и справедливость. Он пишет: «Это есть слепой предрассудок, будто миллион ложных мнений можно "спрессовать" в
32 БорисенковЕ.П. Идеи Вернадского В.И. о ноосфере и биогеохимических циклах и их современное звучание при изучении процессов, происходящих в климатической системе и в обществе. URL: http://www.trinitas.ru/rus/doc/0203/001a/02030016.htm
33 Ильин И.А. Предпосылки творческой демократии // Наши задачи. Т. 1. М., 2008. С. 467.
105
одну "истину"; или будто "честно" сосчитанные "свободные" голоса способны указать истинное благо народа и государства: ибо надо не только "честно" считать, но считать-то надо именно честные и разумные голоса, а не партийные бюллетени»34.
Неотъемлемой частью концепций государства, патриотизма и настоящего гражданина Ильина является их моральная сущность. Каждый духовно верный интерес достоин того, чтобы быть общественным интересом, который разделяют все граждане. В этом суть концепции патриотизма по Ильину: «Вести политическую жизнь, или, что то же, быть настоящим гражданином, значит испытывать живое неразрывное тождество между интересом государства и своим собственным интересом и через это признавать своим собственным интересом — каждый духовно-верный интерес каждого из своих сограждан»35.
Что касается концепции государства, то на ее примере наилучшим образом видно то соотношение морали и политики, которое Ильин считал необходимым для того, чтобы личность и общество могли существовать в гармонии друг с другом и с Богом и реализовать свое предназначение. Сущность, цель и предназначение государства в политической философии Ильина выражаются в краткой, но емкой формуле: «Править должны лучшие». Ильин считает этот императив неотъемлемой частью природы государства: «Требование, чтобы правили лучшие, относится к самому естеству, к самой идее государства; строй, при котором у власти водворяются худшие, будет жизненно обречен и рухнет рано или поздно, с большим или меньшим позором»36.
Наконец, Ильин выдвигает собственную концепцию творческой демократии, которая вбирает в себя положительные стороны как демократического (участие народа в управлении государством), так и аристократического (правят лучшие) строя. По Ильину, «настоящее государство "демократично" в том смысле, что, оно черпает из народа свои лучшие силы и привлекает его к верному участию в своем строительстве. Это означает, что должен происходить постоянный отбор этих лучших сил, и что народ должен уметь верно строить свое государство»37. Собственно, в отборе лучших людей из народа, т.е. обладающих наибольшей нравственной силой, духовной волей и правильными моральными ориентирами, и состоит основа здорового государства и общества. Эти идеи сегодня весьма актуальны в свете дискуссий о возрождении России и выбора страной дальнейшего пути развития.
34 Там же. С. 398.
35 Ильин И.А. О сущности правосознания. М., 1994. С. 143.
36 Он же. Править должны лучшие // Наши задачи. Т. 1. М., 2008. С. 181.
37 Он же. Об органическом понимании государства и демократии // Наши задачи. Т. 1. М., 2008. С. 401.
106
Б.А. Прокудин
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ПРИНЦИПА
«ОСТРАНЕНИЯ» Л.Н. ТОЛСТОГО
В своей литературной деятельности Л.Н. Толстой использовал художественный прием, который в трудах литературоведа В.Б. Шкловского получил название «остранение». От слова «странный». Суть этого приема — посмотреть на привычные предметы как будто новыми глазами, глазами ребенка. Толстой не называет вещь ее именем, а описывает, как в первый раз увиденную, а случай — как в первый раз произошедший.
В «Войне и мире» этот прием применяется множество раз. Например, в одном из эпизодов романа повествуется о находке красивой палки среди военных трофеев. Ни вреда, ни пользы эта палка на вид принести не может, но выглядит чудно. Мы читаем и понимаем, что речь идет о французском маршальском жезле. У читателя работает ассоциативное мышление, мы вспоминаем фразу Наполеона, что плох тот солдат, который не носит в ранце маршальского жезла. В этот момент прием начинает работать. Наполеон вдохновляет солдат на смерть и в награду обещает им блестящую палку.
Привычка «выводить» вещи из знакомого их контекста привела к тому, что в последних своих произведениях Толстой, разбирая догматы и обряды православной церкви, также применил к их описанию метод остранения. Лучший пример — знаменитая сцена причастия в романе «Воскресение». Толстой начал подставлять вместо привычных слов религиозного обихода их обычное значение — получилось что-то странное, принятое многими за богохульство.
Мы тоже могли бы принять подобные описания за атеистический выпад, за злой нигилизм, если бы мы не знали суть толстовского нравственного учения, в соответствии с которым для спасения человеку нужно вернуться к первоначальным идеям христианства, изложенным в Евангелии, которые на протяжении многих веков подвергались «искажениям». Высмеивая церковь, Толстой навязывает верующему нравственную работу, заставляет думать о предмете веры, о ее сути, которая для многих вытесняется обрядом.
Основными мишенями толстовкой критики после религиозного кризиса и переосмысления христианства стали патриотизм, который, по его мнению, разделяет народы и питает национальную ненависть, официальная церковь и все «антихристианские» государственные институты, склонные к насилию и порабощению людей. И здесь ему на помощь снова приходит метод остранения.
Например, рассказ «Холстомер» Толстой вообще пишет от имени лошади. В одном из размышлений лошадь пытается понять, что такое частная собственность. И ее наивные размышления оказы-
107
ваются столь логичными, что собственность кажется чрезвычайно абсурдным явлением жизни людей. Так же описал Толстой суд в романе «Воскресение». Так он описывает в «Крейцеровой сонате» брак: если любовь — это «единство идеалов и духовное сродство», зачем «вследствие единства идеалов люди ложатся спать вместе?»
Таким образом, прием остранения обладает сильным художественным эффектом, расширяя видение читателя, и в то же время он совершенно анархичен с идеологической точки зрения. Он ставит под сомнение «неоспоримые» ценности, проверяет их на прочность. Но не это было основной целью Толстого. Он хотел изменить наше сознание. По его мнению, людям свойственно жить с «широко закрытыми глазами», возводить стены добропорядочного самообмана при решении самых простых нравственных вопросов. Он хотел найти способ открыть людям глаза.
Н.Р. Сетов
О КОНЦЕПЦИЯХ ВЛАСТИ К. УОЛЦА И Н. ЛУМАНА
При рассмотрении проблемы анархии в международных отношениях, на наш взгляд, необходимо провести демаркационную линию между понятиями «власть», «управление» и «принуждение». Для более четкого понимания данного вопроса нам представляется возможным обратиться к теории общества Никласа Лумана и попытаться сравнить некоторые ее аспекты с концепцией Кеннета Уолца.
Начнем с понятия «управление», так как оно является наиболее простым в данной терминологической триаде. Как следует из теоретических положений Уолца, анархия предполагает отсутствие управления как такового, т.е. отсутствие единого центра принятия решений, которые имели бы значение для всех без исключения акторов международной политики.
Иначе дело обстоит с понятием «власть»: в теории Уолца власть исходит от самих государств и не имеет никаких истоков в системе международных отношений или в структурном механизме. При этом власть каждого из акторов зависит только от его собственных возможностей, ресурсов. Уолц не делает заключений по поводу того, является ли количество власти в системе «нулевой суммой» (т.е. когда потеря преимущества одним актором автоматически обозначает приобретение этого преимущества другим актором), но исходя из основных теоретических посылок ученого можно сделать вывод о том, что вышеуказанное предположение верно.
Н. Луман понимает власть иначе. С его точки зрения, власть в социальных системах не может быть объяснена в терминах «нулевой суммы»: «Власть становится более могущественной, если она оказывается способной добиваться признания своих решений при
108
наличии привлекательных альтернатив действия или бездействия»38. На наш взгляд, Луман имеет в виду следующее: количество власти в социальных системах может возрастать, и этот процесс зависит от возможных альтернатив действия акторов. Иными словами, чем больше альтернатив действия (или бездействия), тем больше количество власти в системе. Таким образом, мы видим, что понимание власти в концепции Лумана отличается от теории Уолца и представляет собой исследование данного вопроса в терминах «ненулевой суммы».
Позиции Уолца и Лумана относительно понятия «принуждение» могут быть охарактеризованы как идентичные, хотя они исходят из разных оснований. Уолц считает, что принуждение никак не связано с властью и отталкивается от воздействия структурного механизма на поведение государств. С точки зрения Лумана, власть следует отличать от принуждения, поскольку «у того, кто подвергается принуждению, возможности выбора сводятся к нулю»39. Принимая во внимание тезис, согласно которому количество власти в системе зависит от количества альтернатив действия, можно сказать, что принуждение сводит набор этих альтернатив к нулю, что не позволяет нам ставить знак равенства между понятиями «власть» и «принуждение».
О.Е. Сорокопудова
В.В. РОЗАНОВ О БЮРОКРАТИИ В РОССИИ
В истории отечественной социально-политической мысли фигура Василия Васильевича Розанова (1856-1919) традиционно стоит особняком среди других мыслителей конца XIX — начала XX в. Действительно, творчество Розанова вообще и особенно политическая его составляющая представляют серьезную проблему для классификации и анализа в привычных категориях. Розанов зачастую писал противоречиво, «неудобно» по форме и на «неудобные» темы. Между тем его рассуждения истинно самобытны, парадоксальны, и многие из них не лишены удивительной глубины и верности и остаются актуальными до сих пор.
По политическим пристрастиям Розанова с некоторыми оговорками можно отнести к консервативному направлению мысли, к сторонникам и защитникам самодержавной монархии в России. Самодержавие для писателя имеет сакральный смысл, в царе Розанов видит «кусочек Провидения», которого стоит бояться, и поэтому ему необходимо повиноваться. Однако в своих работах мыслитель отчетливо разводит монарха и людей, в чьих руках находится непосредственное управление обществом, — чиновничество.
38 Луман Н. Власть / Пер. с нем. М., 2001. С. 18.
39 Там же. С. 19.
109
Если в монархе писатель видит живое творческое Божественное начало, то к определению чиновников он подходит инструментально, для него это техническое явление, а все техническое — умерщвление жизни40. Василий Васильевич так писал по этому поводу в «Опавших листьях»: «Чиновник съел все вдохновение на Руси. Чиновник дьявол»41. Если ослабляется государство, если истощаются его творческие созидательные силы, то именно чиновничество, по Розанову, начинает играть ведущую роль, а значит, душить все новое и ограничивать традиционное. «Чиновничество оттого ничего и не задумывает, ничего не предпринимает, ничего нового не начинает, и даже все "запрещает", что оно "рассчитано на маленьких"»42. Когда в обществе перестают действовать такие естественные регуляторы народной жизни, как доверие власти, святость Церкви, нравственные ценности, то «тут, здесь и там невольно поставишь чиновника».
Озабоченность растущим аппаратом чиновничества и его удушающим общество характером ярко выразилась в статье Розанова «О подразумеваемом смысле нашей монархии» (1895). Лейтмотивом этой работы стала идея, что верховная власть, сращиваясь с бюрократией, уже теряет в глазах подданных свое мистическое предназначение и священный характер. Власть воспринимается обществом не как что-то одухотворенное и живое, а приобретает механически-утилитарный смысл винтика большой машины, о пользе которой люди уже начинают судить критически.
Однако Розанов не был бы самим собой, если бы давал подобным явлениям единственное толкование и оценку. Негативно характеризуя чиновничество, Розанов в то же время замечает, что с ним невозможно бороться, поскольку оно обоснованно имеет право на существование, в некотором смысле даже необходимо. Мыслитель в свойственной ему парадоксальной манере указывает на органическую связь чиновника, писателя, адвоката, оратора. Этой связью выступает близость к такому социальному явлению, как проституция, поскольку в содержание всех перечисленных входит мысль «я принадлежу всем». Чиновничество — «к услугам государства», ученый — «насколько он публикуется», писатель — как он востребован. Розанов пишет, что в конечном итоге и «первые государства родились из инстинкта женщин проституировать»43. А если это социальное явление естественно, если с ним невозможно бороться, значит, оно должно существовать и оно нужно.
Подобные рассуждения о бюрократии как общественном и политическом явлении представляют собой яркий образец розановской
40 См.: Розанов В.В. Последние листья. СПб., 2002. С. 151.
41 Он же. Опавшие листья. М., 2004. С. 149.
42 Там же. С. 118.
43 Розанов В.В. Уединенное. М., 1991. С. 13.
110
мысли — интимной, антиномичной, местами провокационной, но психологичной и тонкой. Розанов схватывал и отражал многогранность и многоаспектность отечественной политической и социальной жизни, как никто другой. Свойственная Розанову парадоксальная манера изложения и письма характеризует его как своеобычного русского философа.
Е.Д. Чкоидзе
К ВОПРОСУ О «ВНЕШНЕЙ» РУСОФОБИИ (РОССИЯ
И ВЕЛИКОБРИТАНИЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.)
Впервые в истории российской социально-политической мысли «внешнюю» русофобию западноевропейского общества охарактеризовал в середине XIX в. Ф.И. Тютчев. «Европейцам, — писал он, — Россия представляется страной, культура которой радикально отличается от культуры европейской, и это порождает страх и враждебное отношение к ней».
Внешняя русофобия — это антипатия Запада к России, подогреваемая реакционной пропагандой. Каждый раз, когда по результатам договоров и мирных соглашений Россия получала территории, необходимые для защиты своих границ, у великих держав XIX в. начиналась истерия, выражающаяся в страхе перед усилением могущества Российской империи.
В 1950 г., спустя сто лет после того, как Тютчев попытался определить «внешнюю» русофобию, профессор Гарвардского университета Джон Говард Глисон опубликовал книгу под названием «Развитие русофобии в Великобритании. Исследование взаимодействия политики и мнения»44. В своем труде Глисон, опираясь на архивные документы, в том числе и на официальную переписку МИДа Великобритании с британским посольством в Санкт-Петербурге и с российским посольством в Лондоне, протоколы, дипломатические записи из МИДа Великобритании и посольства в Санкт-Петербурге, переписку с британской миссией в Париже, Константинополе и Тегеране и частные записи Блумфильда, Гранвиля и Стратфорда Каннинга, дает тщательный обзор англо-российских отношений и британской политики в отношении России в период с 1815 по 1841 г.
По мнению Глисона, русофобию следует разделять на две фазы:
1) 1815-1841 гг. — период яркого проявления русофобии, свидетельства которой можно найти в зарубежной прессе, произведениях, записках о путешествиях, письмах и памфлетах иностранных авторов;
2) 1841-1853 гг. — период регрессии в антироссийской пропаганде, исчезновения антирусской полемики из прессы, но вместе с тем роста
44 Gleason J.H. The Genesis of Russophobia in Great Britain: A Study in the Interaction of Policy and Opinion. Cambridge, 1950.
111
антироссийских настроений в общественном мнении, назревавших, подобно затишью перед бурей45.
Основные задачи внешней политики Российской империи в первой половине XIX в. (решение проблем национальной безопасности, защита границ государства и расширение своих территорий на Ближнем Востоке) были весьма актуальными в условиях ее продолжительного соперничества с Англией и Францией. Именно с учетом данного обстоятельства следует рассматривать русофобию Англии и Франции. Важным при этом становится анализ реакции политических лидеров мировых держав на действия России и отражение этих реакций в средствах массовой информации, публикациях, официальной и личной переписке.
Сферы интересов России неоднократно пересекались со сферами интересов европейских держав, в особенности Британской империи. Так, в период Наполеоновских войн, в которых победа европейских стран и Великобритании зависела во многом от военного союза с Россией, Российская империя породила страх перед своей военной мощью, что и стало одной из причин возникновения «русской угрозы» в западноевропейском общественном мнении. Укрепление Россией своих государственных границ на Черноморском побережье и ситуация, разворачивающаяся на Ближнем Востоке, — основные области соперничества России и Великобритании. Резкая негативная реакция средств массовой информации и отдельных политических лиц на политические действия Российской империи и привела к возникновению и развитию системной внешней русофобии в европейских странах. Используя печать как средство распространения антироссийского общественного мнения, отдельные политические лица не только стремились изменить порядок расстановки сил на международной арене, но иногда преследовали и свои личные цели. Враждебное отношение к России, порожденное соперничеством имперских амбиций, впоследствии стало одной из причин Крымской войны.
45 Ша. Р. 274-275.
