CC BY
613
УДК 340:2(470)
СОВРЕМЕННЫЕ КОНЦЕПЦИИ ГОСУДАРСТВЕННО-КОНФЕССИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ. «СУЩНОСТНЫЕ» МОДЕЛИ
© Кардашевский А. В., Тирских М. Г., 2009
Статья посвящена проблемам определения моделей государственно-конфессионального взаимодействия. Государственно-конфессиональные отношения рассматриваются в контексте их сущностной составляющей. Авторы приходят к выводу о возможности определения конечного числа моделей взаимодействия государства и конфессий.
Ключевые слова: государственно-конфессиональные отношения; религиозная политика; государственное управление; конфессия.
Все, что существует, находится в отношении, и это отношение есть истина всякого существования.
Взаимодействие между государством и конфессиями всегда являлось одним из важнейших аспектов существования общества. На современном этапе развития человечества эта проблема становится особенно актуальной, в том числе и для нашей страны. Но прежде, чем перейти непосредственно к вопросу взаимоотношений, необходимо уточнить, что именно мы будем понимать под категориями «государство» и «конфессия». В данном случае государство рассматривается в формальноюридическом смысле как особого рода политико-территориальная организация, являющаяся носителем и выразителем власти господствующего социального субъекта. Под термином «конфессия» подразумевается организованная религия, воплощенная в каких-либо социальных институтах [2]. Государство и конфессия — это сложные, исторически обусловленные социальные системы, оказывающие огромное влияние как на человечество в целом, так и на всех и каждого в отдельности. Они способны формировать законы поведения и образ мыслей людей, их отношения друг к другу и к окружающему миру, диктовать порядок человеческой деятельности и создавать условия для такой деятельности. В зависимости от степени и качества их взаимной интегрированности отношения между государством и конфессиями могут носить созидательный характер или же наоборот обладать деструктивными свойствами. Конфессия, как и государство, имеет социальную природу и в
Г. В. Ф. Гегель [1]
своем историческом развитии проходила множество стадий и принимала множество форм, начиная от самых простых и архаичных (например, сословие жрецов еще в до-государственный период) и до самых утонченных и дифференцированных. Институциональные структуры разных религий и сейчас являются участниками политического процесса как мирового, так и внутригосударственного характера, выступая при этом как аналог неправительственных организаций. Влияние конфессий может быть выражено не только посредством религиозного мировоззрения, культа и опыта в идеологической сфере, но и с помощью идеологии во влиянии самих религиозных организаций в политико-управленческой сфере, в том числе и на государственные структуры. Конфессия, принимая на себя решение некоторых политических задач и функций, становится уже политическим институтом. Религиозные организации часто используют свой авторитет для поддержки политики государства, для достижения политических целей, выгодных государственным органам.
Таким образом, государственно-конфессиональные отношения (далее — ГКО) определяются как исторически обусловленная объективная взаимосвязь между государством и конфессией, возникающая главным образом в политико-управленческой и идеологической сферах общественной жизни через негативное, нейтральное или позитивное взаимодействие.
Проведя анализ научной литературы, непосредственно связанной с проблемами государственно-конфессиональных отношений, можно прийти к выводу, что для обобщения и систематизации накопленного эмпирического материала в основном используется логический прием деления, который заключается в выявлении некоторого числа «типов» или «моделей» таких отношений. Любопытен тот факт, что сами авторы по-разному именуют объект своего исследования. Так, одни говорят о государственно-конфессиональных отношениях (М. О. Шахов, О. С. Шутова), другие — о государственноцерковных отношениях (А. Ю. Григоренко, С. В. Джораева, М. Н. Фомина), третьи — о статусе церкви в государстве (Л. А. Морозова), четвертые — о типах правового регулирования статуса религиозных объединений (И. А. Куницына. О. Н. Четверикова) и т. д. Однако, по сути, во всех случаях речь идет именно о выделении нескольких видов отношений государства и религиозных объединений, каждый из которых отличается некоторой совокупностью характерных признаков. Проблема унификации понятий относится не только к объекту исследования, но и к терминам, используемым авторами для описания самих государственно-конфессиональных отношений: модель государственно-церковных отношений (С. В. Джораева, М. Н. Фомина), тип государства (М. И. Одинцов), наиболее типичные ситуации (М. Г. Писманик), вид статуса церкви в государстве (Л. А. Морозова) и др. При этом, с одной стороны, ученые используют идентичные понятия, вкладывая в них разное содержание; с другой — для описания одного и того же предмета применяются разные дефиниции.
Самые простые варианты классификации государственно-конфессиональных отношений сводятся к дихотомическому делению по признаку наличия или отсутствия принципа отделения религиозных объединений от государства. Среди исследований, в которых используется соответствующий прием, можно выделить работы С. В. Джо-раевой, Л. А. Морозовой, М. И. Одинцова, О. Н. Четвериковой.
Так, по мнению С. В. Джораевой [3], в мире существуют две модели государственно-церковных отношений. Первая — симфония — рассматривается как союз государства и церкви, берущая начало с момента официального признания христианства го-
сударственной религией в IV в. и нашедшая свое практическое воплощение в папизме и цезарепапизме. В отличие от нее вторая модель характеризуется отделением церкви от государства, при котором церковь существует как социально-политический институт, относительно независимый от светских властей с предоставлением ей свободы в реализации своих специфических задач. По мнению автора, данная модель на практике воплотилась в двух формах: французской (революционное государство, принявшее на себя функции, ранее относившиеся к компетенции церкви, тем самым, создавая предпосылки вытеснения религии из всех сфер общества) и американской (существование церкви как социально-политического института, относительно независимого от светских властей с предоставлением свободы в реализации своих духовных, моральных и воспитательных задач).
Другой исследователь Л. А. Морозова [4], также используя дихотомическое деление, в своей работе обращается к понятию статуса церкви в государстве и выделяет: государственную церковь, где какая-либо конфессия официально признана доминирующей над остальными; и режим отделения церкви от государства и школы от церкви, согласно которому признается юридическое и фактическое равенство всех существующих конфессий.
М. И. Одинцов [5] полагает, что история отношений государства и мировых религий на протяжении последних двух с половиной тысячелетий может быть осмыслена через призму возникновения и эволюции двух типов государств: клерикального (конфессионального) и светского. Клерикальное государство жестко привязано к конкретной религии, и в связи с этим имеет смысл рассматривать «христианское», «мусульманское», «буддийское» и иные государства. В то же время в рамках клерикального типа государства, по мнению ученого, складывались такие формы государственно-конфессиональных отношений, как папоцеза-ризм, цезарепапизм, теократия, симфония, государственная церковь, веротерпимость, свобода религий и т. д. Исторически более поздний тип государства — светский — оформляется в правовом отношении на рубеже XVIII—XIX вв. в большинстве случаев как результат революционного преобразования клерикального государства. Данный тип исторически был представлен
двумя формами: «внеконфессиональное» и «атеистическое» государство. В рамках светского государства государственно-конфессиональные отношения выстраиваются на принципах свободы совести, отделения де-юре или де-факто религиозных организаций от государства, равенства правового положения религиозных объединений.
О. Н. Четверикова [6] выделяет два типа регулирования церковно-государственных отношений. Первый тип — дифференцированный, наиболее распространенный, который включает в себя следующие виды партнерства. Первым из них выступает статус государственной церкви, который характеризуется привилегированным положением государственной религии, однако деятельность которой полностью подконтрольна государству. Второй вид партнерства — статус официальной или традиционной церкви, где теоретически законодательство признает равенство между всеми религиями, но ввиду социальной значимости какая-либо конфессия обладает приоритетом над всеми остальными. И последний вид — соглашение и конкордат, особенностью которых является наличие договорных отношений между государством и конфессиями, которые строятся на основе двусторонних соглашений. Второй тип регулирования церковно-государственных отношений — универсальный, соответствующий сепарационной модели церковно-государственных отношений, основывающийся на отделении церкви от государства с наделением всех церквей равными правами.
В связи с тем, что рассмотренное выше дихотомическое деление имеет слишком общий характер, исследователи вынуждены вводить дополнительные критерии деления. Поэтому в научной литературе также можно встретить работы с тремя и четырьмя моделями отношений государства и религиозных организаций
Трехчастное деление используют такие исследователи, как А. Ю. Григоренко, И. А. Куницын, Ю. А. Розенбаум, В. Г. Фу-ров, В. И. Нечипуренко.
А. Ю. Григоренко [7] в своей работе рассматривает три основные модели государственно-церковных отношений. Сепарацион-ная модель обычно характерна для демократического режима, при которой общество, исповедуя идеалы свободы, в том числе и религиозной, стремится во имя равенства всех религий перед законом отгоро-
диться от церкви. Государство не вмешивается в процессы религиозной жизни в обществе, не осуществляет контроль над деятельностью религиозных организаций. При сегрегационной модели в государстве и обществе исповедуется атеистическая идеология, а все ее духовные противники, прежде всего религия, рассматриваются обреченными на исчезновение, вымирание. Церковь чаще всего лишается статуса юридического лица и фактически находится под запретом. И последняя, третья модель, которую выделяет автор, — интегративная. В данном случае государства, лидеры которых исповедуют определенные религиозные идеалы, рассматривают церковь как своего союзника, рассчитывают на его поддержку и используют его в своих политических и идеологических интересах, интегрируя тем самым церковь в общественно-политическую жизнь в качестве официально признаваемого и поддерживаемого властью государственного института. Для этой распространенной модели, по мнению А. Ю. Григорен-ко, характерно большое многообразие ее конкретно-исторических форм, обычно сменяющих друг друга: тоталитарная (была обязательной стадией в истории взаимоотношений власти и церкви практически всех европейских государств); авторитарная (позднее после демократических преобразований в ХК—ХХ вв. во взаимоотношениях власти и церкви на место тоталитаризма приходят авторитарные формы государственного управления религией, которые существенно урезают размеры вмешательства государства в церковную жизнь, увеличивают степень свободы церкви, которая, однако, по-прежнему остается государственной); модель социального партнерства государства и церкви (государство и церковь являются равными партнерами, отношения между ними регулируются системой договоров, подробно описывающей права и обязанности каждого партнера).
В работе И. А. Куницына [8] классификация осуществлена по критерию правового регулирования статуса религиозных объединений. Первый тип такого регулирования — моноконфессиональный, который, как правило, характерен для теократического государства, на территории которого допускается официальное существование религиозных объединений только одной конфессии. Универсальный (второй тип) предполагает наделение религиозных объединений рав-
ными правами и обязанностями независимо от их конфессиональной принадлежности. Существование третьего, дифференцированного типа правового регулирования статуса религиозных объединений, объясняется обладанием различными религиозными объединениями разным объемом прав и обязанностей, установленных государством. Внутри дифференцированного типа И. А. Куницын выделяет три вида правового статуса религиозных объединений: государственное религиозное объединение, консенсуальный статус (основанный на соглашении, конкордате с государством) и статус официально признанных (традиционных) религиозных объединений.
Советские исследователи Ю. А. Розенбаум и В. Г. Фуров предложили типологию «взаимоотношений церкви и государства в буржуазных странах» (Ю. А. Розенбаум [9]) и типологию «буржуазных моделей свободы совести» (В. Г. Фуров [10]). Согласно своим концепциям авторы выделяли: государства, где имеется государственная церковь; государства, где узаконено равенство религий; и государства, где узаконено отделение церкви от государства и школы от церкви.
К трехчастному делению государственно-конфессиональных отношений также можно отнести работу авторского коллектива: С. И. Самыгин, В. И. Нечипуренко, И. Н. Полонская [11]. Среди форм взаимоотношений религиозных институтов и политических структур в рамках христианской традиции они называют следующие: теократическую монархию, где государственная власть и господствующая религия нераздельно слиты, а монарх является духовным лидером; автономность церкви и государства, характерную для демократических стран; принудительный атеизм, ставший в ряде стран в ХХ в. государственным мировоззрением, обязательным для всех граждан.
Четырехчастное деление используется М. Г. Писмаником [12]. Учитывая опыт политической истории разных стран при анализе конкретного соотношения религии и политики, он выделяет четыре наиболее типичные ситуации, в первую очередь, зависящие от места и положения религии и церкви в государственной жизни. Деспотическое подчинение и подавление церкви, по мнению автора, может наблюдаться в стра-
нах с тоталитарным политическим режимом, где государственный аппарат не терпит и буквально уничтожает конкурентов в политической сфере общественной жизни. В государствах, где властный государственный аппарат и конфессиональная организация нераздельно слиты находит свое выражение ситуация теократии. Ситуация государственной церкви, немногим отличающаяся от предыдущей, характеризуется наличием широких прав и возможностей у какой-то одной, привилегированной конфессии. И последняя ситуация, которая возможна, по мнению исследователя, — это последовательно проведенный принцип разделения властей и правового равенства конфессий.
В следующую группу можно отнести работы авторов, использующих при описании отношений государства и религиозных организаций выделение пяти и более моделей ГКО.
Так, по мнению российского религиоведа
В. И. Гараджи [13], отношения между религией и обществом, церковью и государством на протяжении истории принимали различные институциональные формы. Они представлены следующими моделями: теократическая модель; модель государственной церкви; модель сосуществования церкви и государства как двух независимых величин; модель тоталитарного государства, для которого церковь перестает существовать в качестве самостоятельной величины; модель, разработанная католицизмом, нацеленная на преодоление прошлого политического клерикализма.
В своей работе М. Н. Фомина [14], говоря о государственно-церковных отношениях, выделяет пять потенциальных моделей. Первая модель характеризуется слиянием церковной и государственной власти и представляет собой теократическое государство, где церковная власть включает в себя светскую. Вторая модель — наличие государственной церкви, при которой определенная религия официально является государственной. Третья модель — отделение церкви от государства, особенностью которой является равенство всех конфессий перед законом и ни одна конфессия не имеет предпочтения перед другой. Четвертая модель — частичное отделение церкви от государства, где официально все конфессии признаются государством равными перед законом, однако одна имеет преимущест-
венное положение. Пятая — наличие церкви в квази-светском государстве, когда церковь лишается статуса юридического лица и фактически находится под запретом.
Исследователь И. В. Понкин [15] приводит типологию моделей государств по критерию, который, по его замыслу, должен характеризовать наличие или отсутствие отделения религиозных объединений от государства и различные аспекты их взаимодействия. Автор выделяет шесть моделей, наделяя каждую некоторым набором существенных признаков. Теократическая модель возможна, если полностью отсутствует факт отделения религиозных объединений от государства (Иран). Если отделение религиозных объединений от государства понимается в контексте задач искоренения религии вообще и замещения ее общеобязательной идеологией, то выделяется модель секулярной квазирелигии (нацистская Германия, КНДР и отчасти современные США). Эквипотенциальная модель внерелигиозного государства, показывает всемерное стремление государства к достижению максимально возможной вне-религиозности и изоляции религиозных объединений от государственной жизни. Государство проводит императивную политику строжайшей изоляции от себя всех религиозных объединений, низводя их деятельность до уровня частной жизни лиц (Япония, КНР, Южная Корея, отчасти США). Основным характерным признаком преференциальной модели является доминирование исторической обусловленности среди причин реализации государством выделения одной или нескольких религий и наделения их преимущественным режимом (Германия). Контаминационная модель определяется восточным («азиатским») путем возникновения, становления и содержания деятельности государства. Подобная модель свойственна для государств исламского мира (Индонезия, Марокко), для Израиля, для стран, где религия в соответствии с конституционными положениями отделена от государства, но, по сути, является государственной, — страны буддизма (Лаос, Мьянма, Шри-Ланка, Таиланд), индуизма (Индия, Непал). Для идентификационной модели одним из основных характеристических признаков является, как и в преференциальной модели, расширенное сотрудничество государства с несколькими религиозными объединения-
ми. Среди причин и оснований расширенного сотрудничества с выделенными религиозными объединениями доминирует учет современной национально-культурной и иной идентичности граждан (Франция, Россия, Украина).
Исследователи М. О. Шахов и О. С. Шутова [16], занимаясь вопросами взаимоотношений государства и религиозных объединений, разработали свою концепцию государственно-конфессиональных отношений, которую условно обозначили как «силовая» модель. Учитывая фактор общественно-политического влияния государства и конфессии, факторы направленности их взаимодействия друг с другом, а также их стремление к доминированию, авторы даже при максимальном упрощении и обобщении выделяют 108 теоретически возможных механически составленных комбинаций моделей ГКО, ряд из которых оказывается малоправдоподобным в реальной жизни.
Приведенные выше типологии и классификации изложены в порядке перехода от простых к более сложным. По мере соответствующего увеличения количества типов государственно-конфессиональных отношений в классификации в некоторой мере происходит углубление в структуру изучаемого объекта. И действительно, чем больше выделяется оснований, характеристик и признаков отдельных типов, тем конкретнее, четче становится модель, направление, режим отношений и т. д. Однако если следовать данной логике, можно дойти до абсурда, придумывая модели для каждого конкретного государства, каждого периода его истории и каждого религиозного объединения на его территории. Но в любом случае каждая из перечисленных типологий и моделей, в основании которых лежат различные критерии, обладая определенными достоинствами и недостатками, имеет право на существование.
Уникальность религиозной и политической ситуации в каждом конкретном государстве объясняет объективную условность деления ГКО на модели. При принятии за основу классификации норм законодательства, действующего в стране, не учитывается, что буква закона может существенно корректироваться реальной практикой его применения и степенью соблюдения. Формальная конституция не может упразднить «социальную конституцию», то есть поломать исторически сложившиеся и глубоко
проникшие в общество традиции. Все это говорит об ограниченности формально-юридического подхода и его неспособности показать всю сложность реальных отношений. При принятии за основу эмпирических данных о реальном положении дел в конкретном государстве велика погрешность из-за влияния субъективного фактора при сборе сведений и вынесении оценок.
Реальная картина ГКО в любой стране характеризуется полисубъектностью, наличием большого числа участников отношений, которые в свою очередь, не являются изолированно бинарными, но оказывают взаимное влияние друг на друга. Кроме того, каждый из «условно элементарных», «атомарных» субъектов ГКО нельзя рассматривать как монолит, на деле он не представляет собой единого целого, а состоит из той или иной совокупности «подсубъ-ектов». Например, «церковь» — это и высшая иерархия, и клир в целом, и миряне, причем социальные позиции их могут существенно отличаться. В зависимости от степени демократичности или тоталитарности конкретной церкви, она будет в качестве условно единого субъекта ГКО отражать либо некую сумму (усреднение) позиций своих членов, либо предписанную всей церкви позицию иерархии [17]. Ввиду того, что попытка учесть полисубъектность ГКО и все многообразие факторов, влияющих на их формирование, сделала бы попытку построения некоей схемы сочетания сил заведомо невыполнимой, единственно возможным представляется начать с предельно упрощенной ситуации. Поэтому для чистоты мысленного эксперимента мы ограничимся лишь двумя субъектами: «государство» и «конфессия».
Очевидно, что большинство предлагаемых в научных исследованиях систем ГКО характеризуется описательно-классифици-рующим подходом, выделением нескольких типов государственно-конфессиональных отношений. И как справедливо замечается в Философской энциклопедии, «в результате формальной классификации может устанавливаться некоторый порядок в расположении самих групп, однако, как правило, этот порядок носит внешний, нередко искусственный и произвольный, а главное — предварительный характер» [18]. Таким образом, подобный описательно-классифици-рующий подход не может претендовать на раскрытие сущности, установление законо-
мерных связей объектов, он ограничивается перечислением некоторых свойств объектов, группировкой по их внешним признакам. Познавательная способность таких систем невелика — они ограничиваются внутригосударственными рамками и лишь констатируют место данного типа ГКО среди других выделяемых автором той или иной классификации, но не обладает возможностями объяснения причин того, почему тот или иной тип ГКО сложился данным образом. В этих типологиях систематизируется данность, описывается то, что есть, что сложилось, но вопрос о том, почему возник, установился именно наблюдаемый в данной стране, а не иной тип ГКО, остается вне рассмотрения. Для объяснения причин того, почему тот или иной тип ГКО сложился данным образом, необходимо учитывать способ взаимодействия государства и конфессии, исходя из сущностей, самой природы этих двух социальных явлений.
Вопрос о сущности тесно связан с вопросом о понятии явлений, но не тождествен ему. С точки зрения философии, явление — это форма проявления сущности, внешнее обнаружение сущности, отражающее наиболее важные признаки и свойства явления. Под сущностью понимают главное, основное, нечто определяющее в содержании системы, смысл явления. Категория сущности служит для выделения в системе таких ее свойств и отношений, которые обусловливают другие ее свойства и отношения [19]. Иными словами, определив сущности таких общественных явлений, как государство и конфессия, нам удастся определить остальные их свойства, и, следовательно, — взаимоотношения. Это и будет ключевым моментом во всей концепции, так сказать, точкой отправления.
Не вдаваясь в подробности различных теорий и подходов на определение сущности государства, хотелось бы отметить два ключевых момента. Во-первых, сущность государства, как и сущность любого другого явления, неизменна и едина, она всегда инвариантна независимо от внешних преобразований явления, и поэтому государство не может обладать ни синхронически, ни диахронически несколькими сущностями; а во-вторых, как справедливо замечает профессор Н. А. Пьянов [20], так уж сложилось, что государство принято рассматривать в общесоциальном и формально-юри-
дическом аспектах, и раз уж существует два подхода к вопросу о понятии государства, то логичнее и правильнее было бы использовать его применительно и к вопросу о его сущности, поскольку государство в широком смысле и государство в узком смысле — это разные социальные явления. Выше уже отмечалось, что в данном случае речь будет идти о государстве с точки зрения его узкой трактовки. Сущность государства в формально-юридическом смысле обнаруживается не сразу, она скрыта за множеством других его сторон. При внешнем подходе кажется, будто государство всецело надклассово, общенародно, будто оно исполняет функции по регулированию, координации и управлению социальной жизнью. Таковые действительно имеются. Но принцип историзма помогает глубже разобраться в явлении, он показывает, что сущность государства — быть орудием в руках господствующего социального субъекта по осуществлению политической власти. В то же время, вновь применяя принцип историзма, обнаруживаем, что сущность конфессии — быть орудием определенного социального субъекта (религиозного объединения) по осуществлению духовной власти. И действительно, проанализировав мировую историю, замечаем, что государство всегда осуществляло политическое руководство обществом, причем это руководство всегда исходило из господствующего социального субъекта, будь то один человек, группа лиц или большинство народа. Однако государство, будучи территориальной организацией, осуществляло преимущественно именно территориальное управление, а властные аппараты попутно применяли и идеологическое воздействие для осуществления своих целей. В свою очередь любая конфессия всегда в той или иной мере стремится воздействовать на сознание людей и в этой связи осуществляет главным образом духовное, идеологическое управление, тем самым зачастую интегрируя себя в политикоуправленческую сферу общественной жизни, в вотчину государства. Арсенал средств и методов по осуществлению политической власти государством не позволяет изолировать свою деятельность от иных сфер общественной жизни, государство так или иначе, намеренно или нет, вмешивается в духовное управление обществом. То же самое происходит и с конфессиями: осуществление духовной власти всегда сопровождается вне-
дрением в политическую сферу жизни общества. Именно поэтому государство и конфессию нельзя рассматривать как независимые величины, даже самое глубинное — их сущности — не позволяет отграничить их друг от друга. Таким образом, определив степень и качество сопряжения сущностей государства и конфессии как двух важнейших институтов управления обществом, мы узнаем, каков природный характер отношений этих организаций.
Исходя из всего вышесказанного, можно предложить сущностные модели государственно-конфессиональных отношений. Таких моделей, как представляется, можно выделить семь.
В рамках сепарационной модели ГКО сферы сотрудничества государства и религиозных объединений максимально ограничиваются, устанавливаются достаточно жесткие пределы их взаимодействия. Государство и конфессия стараются существовать независимо друг от друга и таким образом реализовывать свои задачи и цели. Согласно этой модели государство признает юридическое и фактическое равенство всех существующих конфессий так же, как и для конфессии не существует приоритетного государства. Если обнаруживается взаимодействие, при котором одна из систем (слабый субъект) извлекает пользу (выгоду) из возможного объединения, так называемого, одностороннего сотрудничества, а для другой (сильный субъект) это объединение безразлично, то выделяется кооптационная модель 1. Стороной, заинтересованной в сотрудничестве, может быть независимо как государство, так и конфессия, и, как правило, «слабый» субъект в такой модели, являются инициатором объединения. Следующая модель, кооперационная, выделяется, когда государство и конфессия получают взаимные преимущества из объединения, но их связь не подкрепляется обязательствами. Формально может сохраняться равенство между государством и всеми существующими конфессиями, но фактически государство в своих практических отношениях с какой-либо конфессией старается оказывать поддержку последней. В отличие от кооперационной конвергенционная модель возникает в случае, когда связь между государством и конфессией достигает такого уровня, что она становится благоприятной для их дальнейшего существования, которое в конечном итоге может привезти к
фактическому слиянию этих институтов. В случае, когда каждая из систем неблагоприятно действует на другую, испытывая при этом попеременно то позитивное, то негативное воздействие — речь идет о модели пассивной конфронтации. Но если такая конкурентная борьба перерастает во взаимное систематическое подавление, при котором наблюдается исключительно негативное влияние государства и конфессии друг на друга, то это уже модель активной конфронтации. Если одна система (сильный субъект) подавляет другую (слабый субъект), но сама при этом не испытывает ни отрицательного, ни положительного влияния, то это сегрегационная модель.
Такой перечень моделей государственноконфессиональных отношений может быть предложен исходя из критерия сущности такого социального явления как государственно-конфессиональное взаимодействие. Описанная выше концепция обладает рядом преимуществ. Во-первых, хотелось бы обратить внимание на саму терминологию. Мы используем понятие «государственноконфессиональные отношения», а не «государственно-церковные», как это делают некоторые исследователи [21], именно потому, что церковь — это, прежде всего, христианская организация, объединенная единством догматов и обрядов, в числе которой выделяют православную церковь, католическую церковь, протестантскую церковь (например, лютеранскую, англиканскую) и т. п. Поэтому говорить о государственно-церковных отношениях можно только применительно к христианской религии. Конфессия же — это самый общий термин, категория, объединяющая в себе институциональные организации разных религий: и христианства, и ислама, и иудаизма, и буддизма и иных. Поэтому использовать термин «государственно-конфессиональные отношения», на наш взгляд, было бы корректнее, это не вносило бы путаницу в терминологию и адекватно отражало бы содержание и объем понятия. Во-вторых, такая классификация отражает саму суть государственно-конфессиональных отношений, их природу, потому что за основу взяты сущности государства и конфессии. В-третьих, «сущностные» модели имеют одновременно достаточно общий и в меру конкретный характер, что позволяет мысленно перенести их на отдельно взятое государство, конкретную конфессию и в
любой исторический период, независимо от самого устройства государства и конфессии. В-четвертых, само количество приведенных моделей относительно невелико (всего семь), и их перечень является исчерпывающим и дальнейшему расширению и дроблению не подлежит. Однако, проецируя ту или иную модель на практику конкретного государства, необходимо учитывать, что внешнее состояние ГКО может несколько преломляться. Это обусловлено тем, что в отношениях между государством и конфессией в разных странах существует множество особенностей и нюансов, которые порождают уникальность политической и религиозной ситуации в государстве. Однако в своей сущности модели остаются такими, какие они есть. В-пятых, приведенная концепция позволяет отразить характер не только государственно-конфессиональных, но и межконфессиональных, межгосударственных отношений. В-шестых, «сущностные» модели обладают «гибкостью». Одна модель может существовать параллельно с другой, одна модель может сменяться другой, быть причиной появления третьей. В конкретном государстве может существовать разное количество моделей и в любом их соотношении. Поскольку одно государство имеет связь со множеством конфессий различного уровня, и одна конфессия также по-разному связана со множеством государств, то разные модели могут существовать по отношению к конкретной конфессии и конкретному государству сразу и синхронно, и последовательно. К примеру, государство может заключать сотрудничество с какой-либо конфессией, чтобы избавиться или подавить другую, или же конфессия объединяется с каким-то государством, чтобы уже совместными усилиями направлять свою деятельность против иного государства. Таким образом, в обоих случаях синхронно прослеживаются сразу две модели ГКО. А их может быть и десятки. Это дает возможность «сущностным» моделям не ограничиваться внутригосударственными рамками, а позволяет вывести их на глобальный, мировой уровень.
Из всего вышесказанного очевидно, такая классификация более верно, с научной точки зрения, позволяет определить особенности отдельных моделей государственноконфессиональных отношений. Однако анализ современных подходов к вопросу государственно-конфессиональных отноше-
ний показал, что взаимоотношения между государством и конфессиями обусловлены исторически, проблема политико-духовного взаимодействия государства и конфессии существует по сей день, и она требует не только практической, но и научной обоснованности и разрешения. ^
1. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. М., 1975. Т. 1. С. 301.
2. Митрофанова А. В. Религиозный фактор в мировой политике и проблема «цивилизаций» / / Век глобализации. 2008. № 1. С. 109.
3. Джораева С. В. Государственно-церковные отношения в России (опыт философско-исторического анализа). М., 1997. С. 37—45.
4. Морозова Л. А. Государство и церковь: особенности взаимоотношений // Государство и право. 1995. № 3. С. 92.
5. Одинцов М. И. Двадцатый век в российской истории: государство и религиозные организации // Вступая в третье тысячелетие: религиозная свобода в плюралистическом обществе : материалы междунар. конф. (Москва, 23—24 марта 1999 г.). М., 2000. С. 36.
6. Четверикова О. Н. Религия и политика в современной Европе. М., 2005. С. 18—33.
7. Григоренко А. Ю. Церковно-государственные отношения в современной России и проблема религиозной свободы и нетерпимости // Вступая в третье тысячелетие: религиозная свобода в плюралистическом обществе. М., 2000. С. 107.
8. Куницын И. А. Правовой статус религиозных объединений в России. М., 2000. С. 94—101.
9. Розенбаум Ю. А. Советское государство и церковь. М., 1985. С. 54-74.
10. Фуров В. Г. Буржуазные конституции и свобода совести. М., 1983. С. 28.
11. Нечипуренко В. И., Полонская И. Н., Самы-гин С. И. Религиоведение: социология и психология религии. Ростов н/Д, 1996. С. 532.
12. Религия в истории и культуре / под ред. М. Г. Писманика. М., 2000. С. 128.
13. Гараджа В. И. Социология религии. М., 1996. С. 159.
14. Фомина М. Н. Природа государственно-церковных отношений в современной России // Изв. Иркут. гос. ун-та. Сер. Политология. Религиоведение. Иркутск, 2007. Вып. 1. С. 15-16.
15. Понкин И. В. Правовые основы светскости государства и образования. М., 2003. С. 143-204.
16. Шахов М. О., Шутова О. С. Государственно-конфессиональные отношения: анализ типологий и «силовая модель» // Полития. 2003. № 3. С. 158-179.
17. Там же. С. 171.
18. Философская энциклопедия. М., 1962. Т. 2. С. 532.
19. Алексеев П. В., Панин А. В. Философия : учебник. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1998. С. 397.
20. Пьянов Н. А. Консультации по теории государства и права : учеб. пособие. Ч. 1. 2-е изд., перераб. и доп. Иркутск, 2005. С. 55.
21. См.: Фомина М. Н. Указ. соч. С. 15.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Под «силой» подразумевается совокупность возможностей производить в обществе определенные желаемые изменения.
Modern Conceptions of State-confession Relations. "Essence" Model
© Kardachevskiy A., Tirskich M., 2009
This article is devoted to the problems of determining the pattern of state-confessional interaction. Public-confessional relations are discussed in the context of their substantive content. The authors come to a conclusion about the possibility of determining a finite number of models of interaction between the State and religious denominations.
Key words: state-confessional relations; religious politics; government; religion.
