CC BY
1409
УДК 37.01
СОВРЕМЕННЫЕ КОММЕМОРАТИВНЫЕ ПРАКТИКИ: ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ И ВОСПИТАТЕЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ
М.Л. Шуб
Челябинский государственный институт культуры, г. Челябинск
Настоящая статья посвящена рассмотрению такого пока ещё малоизученного феномена, как коммеморация. Коммеморативные практики, зародившись ещё в глубокой древности, особую актуальность и значимость приобрели в пространстве современной культуры, в эпоху, названную П. Нора, «коммеморативной». На сегодняшний день отсутствует какое-либо относительное единство в понимании сущности коммемораций. Каждый автор, интерпретируя её, делает собственный акцент: на функциональном, содержательном или структурном аспекте. Но все исследователи коммемораций сходятся в одном - в понимании их мощного воспитательного и образовательного потенциала, который реализуется через обряды публичного поминовения наиболее знаковых для общества событий и личностей. В статье приводятся концепции исследователей, так или иначе занимавшихся проблематикой коммемораций, в том числе и с позиции их воспитательного воздействия. В частности, анализируется работа Э. Дюркгей-ма, который феномен коммеморации исследовал в контексте архаичных «позитивных» ритуалов, и позиция А. Мегилла, видевшего в коммеморации, прежде всего, механизм социальной солидаризации. Рассматриваются идеи Э. Хобсбаума (его «изобретённые традиции») и П. Нора («места памяти»). При явной специфичности взглядов, все исследователи указывают, что в ходе коммеморативных действий прошлое предстаёт не как калька самого себя, а как особый феномен, сформированный, исходя из актуальных запросов общества и решающий значимые для него задачи, в том числе и задачи воспитания, формирования определённых ценностей и моделей поведения.
Ключевые слова: прошлое, память, коммеморация, педагогика, воспитание, ценности.
О значимости публичных мемориальных практик говорили и продолжают говорить многие исследователи, поскольку именно они позволяют перевести размытое содержание культурной памяти в действенно-практическое русло, репрезентовать её ключевые идеи. Кроме того, в основе коммемораций лежит глубокий педагогический, воспитательно-образовательный потенциал, реализация которого позволяет решать важные нравственные задачи, стоящие перед обществом в тот или иной период его развития. Когда общество или отдельная группа принимают решение о сохранении в коллективной памяти того или иного события или личности, они одновременно принимают решение и о формировании определённых ценностных ориентаций и моделей поведения у своих современников и потомков.
Ф. Арьес в своей работе «Время истории» время зарождения политики коммеморации (и отдельного направления исторического знания - истории политики коммемораций) связывает с 80-ми годами XIX века, поскольку именно тогда, по его мнению, начался процесс утраты «присутствия прошлого, его непосредственного ощущения в обществе, которое ранее чувствовало себя всецело погруженным в живую традицию» [1.С. 44].
Интерес к изучению феномена коммеморации во многом обостряется и в последнее время на фоне масштабных манипулятивных программ, осуществляемых в отношении к прошлому отдельными властными группами и целыми государствами (достаточно
упомянуть только антисоветский и антироссийский ажиотаж в Прибалтике и Польше, связанный с пересмотром результатов Второй мировой войны и роли в ней Советского Союза). В силу этого различные коммеморативные практики начинают рассматриваться как мощный агитационный и манипулятивный ресурс, используемый политическими силами для программирования желательного образа мыслей и поведения граждан. Ещё П. Рикёр указывал на то, что в ходе отправления коммеморативных актов происходит управление сознанием, «главным образом в форме исступленного стремления к празднованию памятных событий» [8. С. 130].
Хотя, пожалуй, сегодня, действительно, прошлое и на уровне содержания, и на уровне его ритуально-действенной презентации особенно активно подвергается «проработке» и «переработке», ради справедливости скажем, что такая ситуация не эксклюзивна и в любые напряженные исторические периоды власть (государственная ли, религиозная ли) всегда использовала прошлое в своих интересах, в том числе и в нашей стране (начиная от «заказной» «Повести временных лет» и заканчивая придуманными праздниками последних десятилетий).
Итак, о значении всестороннего осмысления коммеморации, особенно в наше время серьёзных трансформаций, галопирующих темпов изменений, повсеместного пересмотра истории, её свободных интерпретаций говорят все учёные, чьи интересы так или иначе связаны с проблематикой прошлого и памяти. П. Нора назвал даже современную эпоху «эрой коммемораций».
При этом смысловые рамки термина «коммеморация» остаются достаточно размытыми.
Приведём лишь несколько авторских определений.
А. Мегилл делает акцент на интеграционной функции коммеморации, полагая, что она «возникает в настоящем из желания сообщества, существующего в данный момент, подтверждать чувство своего единства и общности, упрочивая связи внутри сообщества через разделяемое его членами отношение к прошлым событиям, или, более точно, через разделяемое отношение к репрезентации прошлых событий... Коммеморация - это способ скрепления сообщества, сообщества коммемораторов» [2. С. 116].
П. Хаттон, говоря о политике коммеморации, определяет её как «идентификацию и описание тех событий, идей или личностей прежнего времени, которые избираются посредниками власти для хранения в памяти» [9. С. 30].
Можно отметить и определение итальянских исследователей Л. Мильорати и Л. Мори, которые пишут по поводу коммемораций: «Памятные мероприятия представляют собой периодически предпринимаемую попытку слияния с прошлым, которая сопрягает линейную репрезентацию исторического времени с ритмами его циклического движения» [6. С. 180].
Как видно из представленных определений, сущность коммемораций располагается в широком смысловом диапазоне - от инструмента поддержания коллективной солидарности и трансляции культурной памяти до конкретно-деятельностных форм воплощения этой памяти.
Ниже мы проанализируем наиболее значимые концепции, которые либо непосредственным образом посвящены коммеморациям, либо, так или иначе, относятся к ним.
Одним из первых мысль о значимости коммеморативных практик высказал Э. Дюрк-гейм. И хотя его работа «Элементарные формы религиозной жизни» посвящена архаическим обществам, многие высказанные в ней идеи актуальны до сих пор.
Он полагал, что для поддержания высокой степени консолидированности «общество нуждается в определенной степени не только интеллектуального и эмоционального конформизма своих членов, но и «конформизма мемориального» [3. С. 146]. Иными словами, члены группы в ходе ритуализированной деятельности должны подчиняться определённой консолидирующей коммеморативной программе.
Такой мемориальный конформизм заключается в некоей инициированной лидерами группы договорённости всех членов общества относительно того, что стоит забыть и то, что следует активно помнить, то есть постоянно воспроизводить в ходе ритуально-церемониальной деятельности.
Как показывает опыт антропологических исследований архаических сообществ, наиболее значимыми сегментами прошлого, а точнее сакрального, мифологического, внеи-сторического пра-времени, оказываются представления о происхождении, становлении группы, о действиях предков, поступках героев минувших времён.
И коммеморативные ритуалы древности (а некоторые - и современности) направлены на воспроизведение священных действий, совершенных в мифологическом пра-времени для реализации сопричастия к сакральному, для восстановления связи между когда-то бывшим и ныне происходящим, для поддержания, в конечном счёте, гармоничности, цельности, непротиворечивости мира: «Сущность ритуала заключается исключительно в том, чтобы воззвать к прошлому и в некотором роде вновь вернуть его в настоящее средствами истинно драматического представления» [3. С. 152]. И это свойство комме-морации актуально до сих пор.
Такие коммеморативные ритуалы Э. Дюркгейм относит к числу позитивных, отличая их от негативных, основанных на системе табуирования: «Они (то есть позитивные ритуалы - П. А.) действуют сами по себе, и их действенность не зависит ни от какой божественной власти. Они механически вызывают следствия, составляющие их основание. Они не состоят ни в молитвах, ни в подношениях, адресованных существу, благоволению которого подчинен ожидаемый результат; но этот результат достигается автоматическим действием ритуальной процедуры» [4. С. 214].
Э. Дюркгейм также вводит понятие «имплицитной коммеморации», то есть связи людей с их прошлым посредством «паломнических» ритуалов. Такие ритуалы, так или иначе, соотносятся с сакральными для группы местами прошлого - местами совершения подвигов, сотворения чудес, смерти героя и т.п. Таким образом, через пространственное сопричастие с прошлым происходит и духовное, эмоциональное взаимодействие с ним. По меткому замечанию А. Васильева, «поскольку первыми объектами поклонения и периодического воспоминания были предки, то первыми коммеморативными ритуалами оказываются поминальные обряды, а первыми "местами памяти" - могилы» [3. С. 152].
Подводя итог, можно отметить, что в целом для коммеморативных ритуалов, согласно концепции Э. Дюркгейма, свойственны следующие черты:
-Коллективный характер. Принципиально важно, чтобы в коммеморации принимали участие все члены группы, чтобы степень её разделяемости была максимально высокой, иначе она утратит свою значимость.
-Эмоциональность. Во время исполнения коммеморативных ритуалов, да и ритуалов вообще, человек не просто эмоционально реагирует на происходящее, но испытывает экстатические чувства, отрывающие его от повседневности и уносящие в пра-время к предкам и их свершениям. Участник такого ритуала должен именно верить в правдивость и значимость коммеморативного действа: «В случае ослабления связи между считающимися реальными событиями из истории племени и их ритуальной репрезентацией исполнителями обрядов, персонажами социально-космологической драмы, происходит постепенное превращение коммеморативного ритуала в обычное общественное развлечение» [4. С. 223].
- Сакральность. Это, пожалуй, главная черта ритуалов, проводящих чёткую границу между повседневностью («светским миром» по Э. Дюргейму) и пространством священного. Ритуалы потому приобретают особую значимость, что они приобщают человека к особому мистическому пространству, недоступному в обычной, деритуализованной жиз-
-Ретроориентированность. Как мы говорили выше, коммеморативные ритуалы символически погружают человека в героически или драматически насыщенное прошлое его группы, позволяя ощутить сопричастность к нему, обеспечить связь времён.
Смысл же коммеморативных ритуалов, реанимирующих в настоящем значимые для группы воспоминания, заключается в консолидации группы, в выработке идентификационной платформы. А. Васильев это называет «памятью-для-себя», которая отличается от архивной «памяти-в-себе» тем, что активно участвует в настоящем группы, солидаризи-руя её посредством обращения к общему прошлому [3].
Ещё одно концептуальное осмысление феномена коммеморации представил А. Ме-гилл. Прежде всего, подобно Э. Дюркгейму, он делает акцент на солидаризирующей, объединяющей миссии коммеморации. Кроме того, он говорит о её деятельностной природе: «Когда возникает поклонение, память в ее основном, опытном смысле превращается в нечто иное: она становится коммеморациями» [5. С. 152].
Принципиально важным, по мнению А. Мегилла, в понимании сущности коммемо-раций, является, с одной стороны, осознание их презентивности (их связь с настоящим, в отличие от памяти, которая, по мнению учёного, своей природой связана с прошлым), а, с другой, - их репрезентативности, иллюстративном по отношению к прошлому характере.
Учёный напрямую не указывает на отсутствие исторической референции в коммеморативных актах, однако констатирует, что в них проявляется не столько отношение непосредственно к прошлому как таковому, сколько к его актуализированным интерпретациям. Он даже вводит понятие «эстетизм истории» (благодарное отношение к историческим памятникам) [5. С. 157], в основе которого лежит не почитание реально уцелевших следов истории, а воссоздание следов утраченных: «Возможно, как это ни парадоксально, эстетизм истории в самой чистой форме может быть найден там, где объект эстети-ко-исторического исследования есть абсолютно сконструированный объект... Эстетизм истории отрицает историю, трансформируя физическую обстановку прошлого в красивые объекты, существующие в «наборе», в сущности, никакого отношения к истории не имеющего» [5. С. 158].
Некоторые исследователи не использовали по разным причинам само понятие «ком-меморация», но, по сути, писали именно о ней. Так, например, Э. Хобсбаум является автором термина «изобретённая традиция», который по смыслу почти в полной мере соотносится с сущностью коммеморации. Под «изобретённой традицией он понимал «совокупность общественных практик ритуального или символического характера, обычно регулируемых с помощью явно или неявно признаваемых правил; целью ее является внедрение определенных ценностей и норм поведения, а средством достижения цели - повторение. Последнее автоматически предполагает преемственность во времени»[10. С. 48].
Обобщая мысли Э. Хобсбаума, можно выделить следующие черты его «изобретённых традиций»:
-Искусственность. Эта черта явствует из самого названия. И именно она выделяет такие традиции в особую группу.
-Концептуальная ретроспективность: «Традиции», которые кажутся старыми или претендуют на то, что они старые, часто оказываются совсем недавнего происхождения и нередко - изобретенными... эти традиции представляют собой ответ на новую ситуацию в форме отсылки к ситуации старой» [10. С. 47-48]. Для того чтобы «изобретённые традиции» «работали» принципиально важно, чтобы они создавали иллюзию древности, наличия корневой связи с историей. Только тогда они будут иметь определённый статус в общественном сознании и необходимым образом регулировать его.
-Контрастность. Это черта генетически связана с предыдущей, поскольку ретроориентированность изобретённой традиции позволяет подчеркнуть контраст между настоя-
щим и прошлым, между бешеными изменениями и стабильностью, неустойчивыми актуальными ценностями и ценностями вечными, хаосом и гармонией. Не разрушая самой идеи прогресса, придуманные «традиции» позволяют обрести в нём островок покоя.
-Повторяемость. При этом «изобретённые традиции», хотя и противопоставляют прошлое и настоящее, не прокладывают между ними непреодолимой пропасти, а, напротив, выступают своеобразным мостом, соединяющим два хронологических пространства. Происходит это благодаря ритуальному повторению акта поминовения прошлого, непрерывного обращения к нему в формате отрепетированных церемоний. Как и для Э. Дюрк-гейма, для Э. Хобсбаума проникновение в сакральное прошлое через ритуал, позволяет людям быть сопричастными ему, перенести долю этой сакральности в настоящее.
-Предельный консерватизм. Поскольку эти традиции носят искусственный, «придуманный» характер и появились не благодаря естественному развитию человеческого сообщества, а скорее вопреки ему, под воздействием какого-либо властного импульса, то и спонтанно трансформироваться они не могут. Это принципиально отличает их от обычая традиционного общества, который является и «мотором, и маховым колесом»: «Он не препятствует изменениям и нововведениям до тех пор, пока они выглядят сопоставимыми с прежними изменениями и нововведениями или идентичными им» [10. С. 50].
- Фиктивность. Ключевым в словосочетании «изобретённые традиции» является слово «изобретённые». По мысли исследователя, в них связь с прошлым носит иллюзорный и конъюнктурный характер. Она определяется задачей момента, а потому такие традиции подгоняются под настоящее, иногда очень грубо и даже топорно. Миф из прошлого обретает форму мифа в настоящем.
Но именно фиктивность и не позволяет в полном смысле отнести «изобретённые традиции» к коммеморации, а делает логичным назвать их частью коммеморативной практики, поскольку последняя не исчерпывается исключительно искусственным моделированием своего содержания, но не исключает его.
Пожалуй, наиболее подробно о коммеморации в пространстве современной культуры писал П. Нора. П. Нора связывал столь активный интерес к феномену памяти с практически полной её утратой и попыткой заменить её разного рода коммеморативными си-мулякрами - местами памяти: «Места памяти рождаются и живут благодаря чувству, что спонтанной памяти нет, а значит — нужно создавать архивы, нужно отмечать годовщины, организовывать празднования, произносить надгробные речи, нотариально заверять акты, потому что такие операции не являются естественными» [10. С. 26].
Под местами памяти учёный понимал «всякое значимое единство, материального или идеального порядка, которое воля людей или работа времени превратили в символический элемент наследия памяти некоторой общности» [7.С. 79].
Места памяти, по мнению П. Нора, являются крайней формой существования комме-моративного сознания, порождённого процессом замены памяти историей. И хотя общество, спровоцировавшее эту замену, «ценит новое выше старого, молодое выше дряхлого, будущее выше прошлого» [7. С. 26], тем не менее, ощущая неуверенность в этом будущем, оно нуждается в неких точках опоры, в «иллюзиях вечности»: «Чем больше мы пытаемся всмотреться в будущее, тем стремительнее консервируем прошлое» [7. С. 143]. И места памяти, и политика коммеморации, их сопровождающая, такие опору и иллюзии обеспечивают.
Интересно, что П. Нора чрезвычайно тесно связывает футуристичность современного сознания с обратной стороной этой медали - коммеморативностью. Он говорит о том, что чем больше появляется институтов прогнозирования и предвидения, тем активнее становится политика консервации и сохранения. Чем интенсивнее мы заглядываем в будущее, чем острее ощущаем его непредсказуемость, тем больше усилий предпринимаем для сбережения вечного.
П. Нора неоднократно говорит о фиктивности и мест памяти, и коммемораций, их поддерживающих: «В отличие от всех исторических объектов, места памяти не имеют референции в реальности» [7. С. 48]. Они напоминают, скорее, выдуманные традиции Э. Хобсбаума или симулякры Ж. Бодрийяра, поскольку связаны не с самими фактами, а их следами, не с событиями, а их реконструкциями, не с прошлым, а его модернизированной версией. Поэтому П. Нора вместо понятия коммеморация предлагает ввести понятие ремеморация, понимая под ней особую стратегию управления прошлым в интересах настоящего [7. С. 84].
Безусловно, перечисленные нами концепции не исчерпывают круг авторов, поднимавших в своих исследованиях проблемы коммеморации. Но, по большому счёту, лишь названные нами оформили собственное концептуальное видение данного феномена.
Пожалуй, можно сказать, что роль коммеморативных практик в современной культуре ещё недостаточно изучена, хотя в этом направлении делается многое. В целом можно согласиться с А. Ассман, которая полагает, что «благополучие всякой культуры зависит от ее способности актами памяти и поминовения привносить свое прошлое в настоящее, причем не только чтобы приобрести необходимый опыт и ценное знание, получить образцовые модели и воспользоваться непреходящими достижениями, но и чтобы помнить о негативных событиях истории и не терять чувства ответственности перед ней. Без прошлого немыслимы никакая идентичность, никакая ответственность, никакая ориентация, никакое воспитание будущих поколений» [2].
Список литературы
1. Арьес, Ф. Время истории [Текст] / Ф. Арьес. -М.: ОГИ, 2011. - 304 с.
2. Ассман, А. Трансформации нового режима времени [Электронный ресурс] / А. Ассман // «НЛО»: Независимый филологический журнал. - 2012. - № 116. - URL: http:// magazines.russ.ru/nlo/2012/116/a4.html#_ftnref7.
Васильев, А. Воплощенная память: коммеморативный ритуал в социологии Э. Дюркгейма [Электронный ресурс] / А. Васильев II Социологическое обозрение. - 2004. -Т. 13. -№2. - С. 141-167. - URL: http://sociologica.hse.rU/data/2014/08/31/1313479548/l SocOboz_13_2_06_Vasilyev.pdf.
4. Дюркгейм, Э. Элементарные формы религиозной жизни [Текст] / Э. Дюркгейм II Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. - М.: Канон+, 1998. -С. 174-231.
5. Мегилл, А. Историческая эпистемология [Текст] / А. Мегилл. - М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2007. - 480 с.
6. Мильорати, Л. Тень классического наследия и её преодоление. Память о движении сопротивления и «конфликтность» памятных мероприятий [Текст] / Л. Мильорати, Л. Мори//СОЦИС.-2014.-№ 1.-С. 107-115.
7. Нора, П., Франция-память [Текст] / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок. -СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. - 333 с.
8. Рикёр, П. Память, история, забвение [Текст] / П. Рикёр. - М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. - 728 с.
9. Хаттон, П. История как искусство памяти [Текст] / П. Хаттон. - СПб.: Издательство «Владимир Даль», 2004. - 424 с.
10. Хобсбаум, Э. Изобретение традиций [Текст] / Э. Хобсбаум II Вестник Евразии. -2000. - № 1.-С. 47-62.
MODERN KOMMEMORATIV PRACTICIANS: EDUCATIONAL POTENTIAL
M.L. Shub
ChelyabinskStatelnstitute ofCulture, Chelyabinsk, [email protected]
This article is devoted to consideration of such still low-studied phenomenon as a kom-memoration. Kommemorativ practicians, having arisen still an extreme antiquity, special relevance and the importance were purchased in space of modern culture, during the era called P. Nora, "kommemorativ ". Today there is no relative unity in understanding of essence of kommemoration. Each author, interpreting her, places own emphasis: on functional, substantial or structural aspect. But all researchers of kommemoration meet in one - in understanding of their powerful educational and educational potential which is implemented through ceremonies ofpublic commemoration of the most sign events for society and persons. Concepts of the researchers who anyway were engaged in a perspective of kommemoration including from a position of their educational influence are provided in article. In particular, work of E. Durkheim which the phenomenon of a kommemoration researched in the context of archaic "positive " rituals, and a line item of A. Megill seeing in a kommemoration, first of all, the mechanism of a social solidarization is analyzed. E. Hobsbaum's (its "the invented traditions") and P. Nora ("place of memory") ideas are considered.. Two last authors are united by recognition behind modern kommemorativ practices of properties of fictitiousness and artificiality. In case of obvious specificity of views, all researchers specify that in the course the kommemorativnykh of actions the past appears not as a tracing-paper of himself, and as the special phenomenon created, proceeding from urgent requests of society and solving problems, significant for it, including tasks of education, forming of certain values and behavior models.
Keywords: : the past, memory, kommemoration, pedagogics, education, values.
References
1. Ares, F. (2011) Vremya istorii [=History Time], Moscow, OGI, 304 p. (In Russ.).
2. Assman, A. (2012) Transformatsii novogo rezhima vremeni [= Transformation of the new regime of time], in: «NLO»: Nezavisimyiyfilologicheskiy zhurnal [="UFO": independent philological magazine], no. 116, available at: http://magazines.russ.ru/nlo/2012/! 16/a4.html#_ftn-ref7, accessed 13.09.2016. (InRuss.).
3. Vasilev, A. (2004) Voploschennaya pamyat: kommemorativnyiy ritual v sotsiologii E. Dyurkgeyma [=Embodied memory commemorative ritual in sociology by Emile Durkheim], in: Sotsiologicheskoe obozrenie [=Sociological Review], Volume 13, no. 2, pp. 141-167, available at: http://sociologica.hse.ru/data/2014/08/31/1313479548/isoc0boz_13_2_06_vasilyev. pdf, accessed 13.09.2016. (InRuss.).
4. Dyurkgeym, E. (1998) Elementarnyie formyi religioznoy zhizni [=The Elementary Forms of Religious Life], in: Mistika. Religiya. Nauka. Klassiki mirovogo religiovedeniya [=Mystic. Religion. The science. Classics of world religion], Moscow, Kanon, pp. 174-231. (In Russ.).
5. Megill, A. (2007) Istoricheskaya epistemologiya [=Historical Epistemology], Moscow, Kanon, ROOI «Reabilitatsiya», 480 p. (In Russ.).
6. Milorati, L. and Mori, L. (2014) Ten klassicheskogo naslediya i eYo preodolenie. Pamyat o dvizhenii soprotivleniya i «konfliktnost» pamyatnyih meropriyatiy [=Shadow of the classical heritage and its overcoming. The memory of the resistance movement and the "conflict" commemorative events], in: SOTsIS [=SOCIS], no. 1, pp. 107-115. (In Russ.).
7. Nora, P., Ozuf, M., de Pyuimezh, Zh. and Vinok, M. (1999) Frantsiya-pamyat [= France memory], SPb., Izd-vo S.-Peterb. un-ta, 333 p. (In Russ.).
8. RikYor, P. (2004) Pamyat, istoriya, zabvenie [=Memory, history, oblivion], Moscow, Iz-datelstvo gumanitarnoy literaturyi, 728 p. (In Russ.).
9. Hatton, P. (2004) Istoriya как iskusstvo pamyati [=History as the art of memory], SPb., Izdatelstvo «Vladimir Dal», 424 p. (In Russ.).
10. Hobsbaum, E. (2000) Izobretenie traditsiy [=The invention of tradition], in: Vestnik Evrazii [=Herald ofEurasia], no. 1, pp. 47-62. (In Russ.).
Шуб Мария Львовна — доцент кафедры культурологи и социологии, Челябинский государственный институт культуры.
