CC BY
24Современное состояние и проблемы развития Южного федерального округа в контексте социальной консолидации
Узунов Владимир Владимирович,
доктор политических наук, доцент, Директор Крымского филиала ФНИСЦ РАН, Федеральное государственное бюджетное учреждение науки «Федеральный научно-исследовательский социологический центр Российской академии наук» E-mail: vladimir.uzunov@mail.ru
В статье осуществляется попытка анализа понятия «регион» в предметном поле социальной топологии. Учитывая особенности регионального развития Российской Федерации, автор приводит развернутую характеристику современного состояния и проблем развития Южного федерального округа в контексте социальной консолидации, которая является одним из важнейших условий развития полиэтнического социума, каким является российское общество. Автор анализирует связанную с рассматриваемой в статье проблемой концепцию физического и социального пространства Пьера Бурдье, и, на основе проведенного анализа, выстраивает логику своего видения связи социальной топологии и социальной консолидации на примерах Южного Федерального округа.
Ключевые слова социальная топология, регион, социальная консолидация, полиэтнический социум, социальное пространство.
Постановка проблемы исследования. Социологическое исследование, как правило, привязывается к определенному сегменту общества, рассматриваемого в качестве социальной системы. Это могут быть социальные общности, социальные отношения, социальные процессы, социальные институты. Также для обеспечения необходимого уровня достоверности исследования социологами, как правило, осуществляется пространственный анализ изучаемого объекта, при условии адекватной интерпретации понятий.
В социологии, как и в любой другой науке, крайне большое значение имеет интерпретация используемых понятий. По словам В.А. Ядова: «Интерпретация понятий в определенных терминах означает поиск эмпирических признаков, поясняющих их значение в некотором существенном для нашей задачи отношении. А существенное отношение, в свою очередь, будет определяться проблемой и предметом исследования» [1].
Беря за основу данное утверждение, автор статьи поставил перед собой цель: проанализировать в контексте социологии понятие «пространство», в том числе социальное и физическое, а затем в этом же контексте обратиться к анализу понятий «регион», «полиэтнический социум», «социальные практики».
Исходя из простой аксиомы, в соответствии с которой социальная реальность, во всех ее проявлениях, не может рассматриваться вне пространственной составляющей, пожалуй, трудно назвать социолога, который бы, в ключе поставленных перед ним задач, не анализировал возникновение, характерные черты, сущность, а также подвижность понятия «пространство». Однако, вследствие различия этих задач, различия сегментов социальной реально-
282
сти, наконец, различия методологических подходов представителей разных социологических школ и направлений, до сих пор ведутся споры по поводу того, что есть пространство и из чего оно состоит (конечно, при условии его делимости), а, вследствие этого нет четко сформулированного и устойчивого его определения.
Именно поэтому представляется возможным начать с теоретико-методологического анализа концепций, с той или иной стороны, касающихся проблем физического, социального, политического пространства.
В силу того, что наиболее близкой к теме настоящей статьи является концепция П. Бурдье, то анализ понятия «пространство» целесообразно начать именно с интерпретации взглядов Бур-дье, ибо именно он ввел в структуру социологии топологическую составляющую.
«Прежде всего социология представляет собой социальную топологию. - писал П. Бурдье. - Так можно представить себе мир в форме многомерного пространства, построенного по принципам дифференциации и распределения, которые конституируются через совокупность активных свойств в рассматриваемом универсуме, т.е. свойств, способных придавать его владельцу силу и власть в этом универсуме» [2]. В основе концепции пространства Пьера Бурдье лежит деление последнего на физическое и социальное. Такой принцип деления он поясняет утверждением, в соответствии с которым «социология должна действовать, исходя из того, что человеческие существа являются в одно и то же время биологическими индивидами и социальными агентами... Как тела и биологические индивиды они [человеческие существа - перев.] помещаются, так же как и предметы, в определенном пространстве (они не обладают физической способностью вездесущности, которая позволяла бы им находиться одновременно в нескольких местах) и занимают одно место» [3]. Исходя из этого утверждения, Бурдье четко отграничивает фи-
зическое и социальное пространства, отмечая, что «физическое пространство определяется по взаимным внешним сторонам образующих его частей, в то время, как социальное пространство - по взаимоисключению (или различению) позиций, которые его образуют, так сказать, как структура рядопо-ложенности социальных позиций» [3].
С одной стороны, данное деление вполне понятно, и, кажется, что здесь ничего сложного нет, однако за этой простотой скрывается довольно сложная и запутанная система взаимодействия этих двух пространств. К тому же, проблемы взаимодействия социального и физического пространств, как показывает анализ литературных источников, относящимся к разным эпохам, не всплыли только сейчас и, соответственно, не являются нововведением Бурдье в социологии. Его заслуга, как представляется, состоит в создании и формулировании своеобразного метода анализа взаимодействия указанных пространств.
Нужно отметить, что данные проблемы волновали ученых еще с древних времен. Причем, если одни мыслители шли к решению поставленных проблем через понимание и анализ социального пространства, то другие, соответственно, со стороны анализа пространства физического. Только в начале ХХ века были предприняты попытки объединения, или, хотя бы, сближения существующих точек зрения по данной проблеме. Однако выводы, сделанные на основании таких попыток, также не стали окончательными и бесповоротными, что снова и снова стимулировало ученых на поиск новых решений проблем взаимодействия социального и физического пространств.
Интерес подхода к социальному пространству П. Бурдье определяется выделением такой категории, как социальная дистанция, которая зачастую может не совпадать с пространственной, поскольку детерминируется той субъективной реальностью, которую конструируют люди в процессе социальных практик, социального взаимодействия
283
и восприятия объективной реальности. В данном контексте объясняется ситуация, когда географически близкие люди (к примеру, соседи) ощущают б льшую удаленность друг от друга, нежели те, которые реально далеко находятся друг от друга, т.е. наблюдаемое взаимодействие не всегда дает реальную картину пространственной близости и общности. В реальности в социальном пространстве выстраиваются конфигурации взаимодействий, иерархизирован-ных по типу, характеру и степени социальных дистанций, а само социальное пространство может измерять как явление объективное и субъективное, и при этом данные пространства практически никогда не совпадают, не бывают тождественными, поскольку второе - субъективное - всегда плод рефлексии объективного социального пространства [4]. Все зависит от того, какие смыслы, значения «включаются» в рефлексивный процесс, каким социальным капиталом обладает тот или иной субъект рефлексии, а потому пространственное измерение региона должно базироваться на изучении социальных пространств двух типов - объективного и субъективного.
Мы приводим эти позиции, ставшие ключевыми в теории социального пространства для того, чтобы обосновать последующую характеристику регионального пространства Юга России, в которой будут учитываться как объективная, субъективная, так и деятель-ностная составляющие социального пространства данного региона.
Значимость деятельностной стороны социального пространства региона, присутствующей во всех основных направлениях (в скрытом или явном виде) социологического исследования социального пространства, позволяет связать объективное и субъективное пространства как индикаторы социологического измерения социального пространства региона. Эта деятельностная сторона социального пространства проявляется в виде инновационных и повседневных социальных практик различных групп населения региона, на-
правленность которых может либо порождать социальные проблемы в его рамках, либо, наоборот, способствовать их разрешению.
Социологическое измерение региона в пространственном формате с учетом многообразия регионального социального пространства с точки зрения представляющих его социальных общностей, взаимодействие между которыми образует композицию и специфику социокультурных, социально-экономических, политических и иных социальных подпространств, предполагает выделение определенной совокупности социальных общностей, наиболее значимых и имеющих принципиальное значение для данного региона.
Следует отметить, что по данному индикатору - социальным общностям -регионы могут значительно отличаться друг от друга под влиянием ряда факторов климатического, природного, производственно-хозяйственного, демографического, образовательного и т.д., т.е. всего того, что составляет ресурсный потенциал региона и в его природной и в социокультурной составляющей. С этой точки зрения каждый регион России представляет уникальное социальное пространство, в котором геоклиматический и социокультурный ресурсный потенциал определяют особенности и перспективы регионального развития. Эти ресурсы, конечно же, не статичны - одни могут приобретаться, другие - утрачиваться, а потому само региональное пространство характеризуется как динамичное, подвижное в пространственно-временном континууме, в котором социальные общности тем сильнее и устойчивее, чем мощнее их ресурсная база.
В этом ключе целесообразно перейти к характеристике региона Юга России, который занимает уникальное геополитическое и геокультурное положение и характеризуется интенсивными этнокультурными контактами не только в современный период своего развития, но и на протяжении всей исторической траектории его формирования. В данном регионе всегда проживали
284
представители различных этнических культур, конфессий, включенных в систему мировых религий, и при всем этом населяющим этот регион народам удавалось сохранить культурную и этническую идентичность, собственную самобытность и неповторимость.
Сама суть и сущность жизни народов пограничного региона приобретает совершенно иные смыслы и коннотации, мировоззренческие особенности, влияя на общественные отношения, ценностные ориентации, модели социального поведения и, соответственно, на самоидентификацию людей [5], а также идентичность места, в котором эта самоидентификация реализуется [6].
Анализ эффективности регионов России по двенадцати показателям, условно сведенных в три ключевых блока, отражающих уровень развития экономики, социальной сферы (согласно данным статистики), и удовлетворенности населения (согласно опросам их мнения), позволяет выявить место регионов Юга России среди четырех основных группы:
1) регионы-лидеры, развитие которых характеризуется сбалансированностью экономических и социальных показателей в сочетании с оценкой удовлетворенности со стороны населения;
2) регионы «ближнего круга», имеющие некоторые отклонения от высоких значений индексируемых показателей;
3) регионы «среднего круга», занимающие срединное положение между регионами ближнего круга;
4) регионы-аутсайдеры (группа регионов с серьёзными отклонениями от показателей эффективного развития) [7].
Первую группу лидеров составили 20 регионов, из которых в нее вошли такие регионы Юга России, как Чеченская республика, Ингушетия, Краснодарский край, Астраханская область. В пространственном распределении группы лидеров Юг России как макрорегион не занял лидирующие позиции, но, тем не менее, два субъекта РФ из Северо-Кавказского федерального
округа попали в эту группу, и этот факт свидетельствует, по мнению В.В. Маркина об определенных результатах согласованной, хотя пока и избирательной, федеральной и региональной политики [7].
В группу второго плана, также представленную двадцатью регионами, из регионов Юга России попала только Ростовская область, которая развивается, в целом, в «кризисном тренде» всей России, что и зафиксировало проведенное сотрудниками Южнороссийского филиала ФНИСЦ РАН социологическое исследование на тему «Повседневная реальность в условиях кризиса в Ростовской области» 851). Этот кризисный индикатор развития области проявляется и в демографической ситуации (в снижении численности населения, активном приграничном миграционном обмене и т.д.). Кроме того он фиксируется в снижающемся уровне жизни населения области, а также в его социально-психологическом состоянии. Последнее, согласно данным указанного исследования, делится на три группы: с позитивным эмоционально-психологическим состоянием (43,7%), с негативным (28,5%) и пограничным (27,8%) состоянием [8].
В свою очередь, анализируя социальное пространство региона, следует отметить важность такой категории как «социальное самочувствие», формируемое на фоне социально-психологического состояния населения. Дело в том, что зачастую официальная статистика по ключевым позициям пространственного развития региона - экономическому, демографическому, политическому, культурному и т.д. не совпадает с восприятием населения, имеющим собственные индикативы оценки ситуации, которые формируются в той повседневности, которая выступает пространством жизнедеятельности социальных акторов.
Продолжая излагать результаты регионального рейтинга России, перейдем к третьей группе - группе среднего круга (также 20 регионов), в которую попала самая значительная часть со-
285
ставляющих Юг Росси регионов: Республика Дагестан, Ставропольский край, Кабардино-Балкарская Республика, Республика Северная Осетия - Алания. К ним в этой группе примкнули две республики Южного федерального округа - Республика Адыгея и Республика Калмыкия. Как отмечает В.В. Маркин, «разрывы показателей в данной группе особое влияние оказали низкие оценки удовлетворенности жителей деятельностью институтов социальной сферы, а в конечном итоге - региональной властью» [7].
В группе регионов-аутсайдеров (всего 23) Южнороссийский макрорегион представляет Карачаево-Черкесская Республика, в которой были зафиксированы наиболее значительные разрывы между экономическими и социальными показателями, а также оценками жителей, в которых доминирует высокая степень неудовлетворенности различными сферами жизнедеятельности и региональной властью, что и стало, как считают специалисты, причиной попадания этих регионов группу аутсайдеров [7].
Как видим, основная масса регионов Юга России находится в третьей группе, характеризующейся значительными отклонениями от показателей высокого и близкого к нему уровня регионального развития. При этом значительная их часть сосредоточена в Северо-Кавказском ФО (в том числе и регион-аутсайдер), что позволяет включить его в группу риска с точки зрения развития социального пространства. В российской социологии уже стало своего рода традицией представлять Северный Кавказ как проблемный регион, во многом, из-за уровня его межэтнической конфликтности, не прекращающихся, хотя и снизивших динамику, столкновений, в том числе вооруженных, террористической деятельности, и, конечно же, особенности этого региона требуют особого подхода к решению остро стоящих в нем проблем.
Особое место в пространстве Юга России занимает Крым как регион,
с 2014 года вошедший в состав Российской Федерации, а потому нуждающийся в отдельном рассмотрении с точки зрения региональной специфики и современной ситуации. Если говорить о региональной специфике, то здесь, среди пространственных характеристик обращают на себя внимание уникальные культурно-природные ландшафты Крыма, которые имеют свою историю формирования и развития в условиях современных глобальных процессов. Сравнительно небольшая территория полуострова (около 26 860 квадратных километров) является, как отмечает В.В. Новосельская, одной из самых «компонентонасыщенных» в России, включая как универсальные характеристики, так и уникальные с точки зрения культурно-природных ландшафтов, а проведенный ею анализ позволил выделить следующие пространственные особенности культурно-природных ландшафтов Крыма: [9]
- представление о Крыме как о некоей целостности с устойчивой системой культурно-природных ландшафтов вследствие его полуостровного и относительно автономного характера географического расположения;
- уникальное историко-культурное наследие Крыма, сформировавшееся на пересечении множества культур и традиций народов, населяющих и населявших когда-либо территорию полуострова, вследствие чего наблюдается ярко выраженная культурная эклектичность в сочетании с разнообразием самой природы полуострова;
- плотное расположение объектов культурно-природных ландшафтов вследствие, опять же, полуостровного положения Крыма и компактного проживания на его территории многочисленных народов, обусловившее синтетический характер крымских ландшафтов и их климатическую привлекательность;
- влияние исторического фактора на формирование культурно-природных ландшафтов Крыма,
286
в которых имеются различные историко-культурные пласты;
- полиэтничный и поликонфессиональный состав крымского населения с неявно выраженными культурными ареалами в силу непрерывного взаимодействия многочисленных народов и культур данного региона;
- наличие единых смысловых, духовных компонентов культурно-природных ландшафтов Крыма, разделяемых крымчанами как представителями целостной полиэтнической общности. Речь идет о том, что культурно-природные ландшафты Крыма выступают фактором формирования и поддержания крымской (региональной, территориальной) идентичности.
С точки зрения современной ситуации в Крыму значительное внимание исследователей привлекает демографический фактор как наиболее болезненный, определяющий, помимо демографического неблагополучия, неблагополучие региона в самом широком спектре общественных процессов и отношений - от социально-экономических и политических до социокультурных [10,11].
Выводы исследователей, как правило, неутешительны, поскольку, отмечая неблагополучие в ряде сфер функционирования крымского региона, характеризующее не особенно благоприятный формат демографического состояния Крыма, некоторые ученые приходят к выводам о негативных сценариях как наиболее вероятностных в развитии Крыма.
Значимой пространственной характеристикой Крыма, носящей проблемный характер, является влияние миграционных процессов, которые вносят серьезные изменения в половозрастную и этническую структуру ряда населенных пунктов республики [12, 13, 14,15].
Следует особо отметить в пространственной характеристике Крыма такой фактор, как значительная трансформация этнической структуры под влиянием крымско-татарского фактора, начавшаяся сразу поле распада СССР, когда
за первые десять лет, последовавшие за этим событием, доля крымских татар среди населения республики увеличилась почти в десять раз. Именно в этот период на территории Крыма фиксируется всплеск этноконфессиональных конфликтов, составляющих две трети всех конфликтов, происходящих в данном регионе, причем, в первую очередь, в тех районах, в которых доля крымскотатарского этноса составляет треть населения и выше [16].
Также пока что не решенной проблемой современного Крыма следует считать идентификационные процессы, которые развиваются неравномерно и противоречиво, поскольку в них пересекаются различные идентификационные поля, связанные с самоидентификацией по территориальному, региональному, этническому, этноконфес-сиональному, гражданскому (российскому) признаку. Это затрудняет формирование доминантной гражданской идентичности для более эффективного и интенсивного завершения процесса интеграции Крыма в Россию, в ее социокультурное пространство. Констатируем, что Республика Крым пока что выпадает из приведенной выше типологии регионов Юга России, хотя на деле входит в их число.
В связи с этим возникает вопрос: если на представленную выше картину пространственного развития Юга России влияют полиэтничность и по-ликонфессиональность составляющих его регионов, и это влияние усиливает проблемы социетального неравенства, а также становится фактором риска для пространственного развития Южного федерального округа, каковы же факторы и механизмы оптимального разрешения накопившихся ранее и вновь возникших проблем?
Отвечая на этот вопрос, полагаем, что со всей очевидностью перед региональным сообществом Юга России именно проблема социальной консолидации стоит особенно остро, поскольку показанные выше замеры четко фиксируют проблемы эффективной интеграции в социальное пространство России,
287
и причины, конечно же, пролегают в области региональных неравенств, в том числе и внутри Южного федерального округа.
Мы подчеркивали ранее, что к ресурсам и факторам социальной консолидации следует относить гражданскую, религиозную и этническую идентичность, традиционную народную культуру, человеческий и социальный капитал, субъектность индивидов и социальных групп. Одним из действенных факторов консолидации общества, в том числе регионального сообщества, является патриотизм [17], который в этих условиях позволяет населению сохраниться как социокультурное целое, солидаризироваться вокруг общих проблем и готовности их преодоления.
Таково сегодня состояние и проблемы развития регионов Юга России в контексте социальной топологии, а также предлагаемые нами пути совершенствования этого развития, формируемые на основе социальной консолидации.
Литература
1. Ядов В.А. Стратегия социологического исследования. Описание, объяснение, понимание социальной реальности / В.А. Ядов. - Текст: непосредственный. - Москва: Добро-свет, 1999. - С. 85.
2. Бурдье П. Социальное пространство и генезис «классов» / П. Бур-дье. - Текст: непосредственный // Вопросы социологии. - 1992. - Т. 1, № 1. - С. 17.
3. Бурдье П. Социология политики / П. Бурдье. - Текст: непосредственный / пер. с фр., общ. ред. и пре-дисл. Н.А. Шматко. - Москва: SocioLogos, 1993. - С. 35.
4. Бурдье П. Социология социального пространства / П. Бурье. - Текст: непосредственный. - Москва: Институт экспериментальной социологии; Санкт-Петербург: Алетейя, 2007. - С. 21.
5. Задорин И.В. Регионы «рубежа»: территориальная идентичность и восприятие «особости» / И.В. За-
дорин. - Текст: непосредственный // Полития. - 2018. - № 2 (89). - С. 103.
6. Дробижева Л.М. Этнические границы и этнические различия / Л.М. Дробижева. - Текст: непосредственный // Этносоциум. - 2005. -№ 2. - С. 20-23.
7. Маркин В.В. Региональное развитие Юга России: проблемы многомерной идентификации и моделирования / В.В. Маркин. - Текст: непосредственный // Гуманитарий Юга России. - 2015. - № 4. - С. 129, 130, 131.
8. Волков Ю.Г. Социальные настроения и адаптивные практики жителей Ростовской области в контексте российской повседневности в условиях кризиса / Ю.Г. Волков, Н.К. Бинеева, О.Ю. Посухова, А.В. Сериков. - Текст: непосредственный // Вестник Института социологии. - 2017. - № 21. - С. 76.
9. Новосельская В.В. Крымские ландшафты: единство культурного и природного / В.В. Новосельская. -Текст: непосмредственный // Теория и история культуры. - 2017. -№ 4. - С. 55-56.
10. Верещагина А.В. Демографические индикаторы развития Крыма и его интеграции в общероссийское пространство / А.В. Верещагина. -Текст: непосредственный // Ученые записки Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского. Серия. Социология. Педагогика. Психология. - 2018. - Т. 4 (70), Спецвыпуск-1. - С. 98-102.
11. Кузнецов М.М. Демографический аспект формирования человеческого капитала Республики Крым / М.М. Кузнецов. - Текст: непосредственный // Общество: политика, экономика, право. - 2015. - № 6. -С. 30-37.
12. Кучеров А.П. Типологизация сельских населенных пунктов Республики Крым по численности постоянного населения / А.П. Кучеров, Л.И. Супрычева, В.И. Засухина. -Текст: непосредственный // Крымский научный вестник. - 2015. -№ 6. - С. 169-180.
13. Черемисина С.Г. Концепция эффективной реализации и развития трудового потенциала Крыма / С.Г. Черемисина, С.С. Скараник // Региональная экономика. Юг России. - 2018. - № 2. - С. 83-93.
14. Шипицина Т.Ю. Современная миграционная политика Российской Федерации в пограничном пространстве с Украиной: особенности, тенденции и влияние на безопасность государства / Т.Ю. Шипи-цина. - Текст: непосредственный // PolitBook. - 2015. - № 1. - С. 57-68.
15. Чигрин В.А. Особенности интеграции этносов Крыма в российский полиэтнический социум / В.А. Чигрин. - Текст: непосредственный // Гуманитарий Юга России. - 2016. -№ 4. - С. 84-94.
16. Узнародов Д.И. Этносоциальные процессы в Крыму в постсоветский период: конфликтогенные факторы и исторические предпосылки / Д.И. Узнародов. - Текст: непосредственный // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Серия. Общественные науки. - 2016. - № 3 (191). - С. 60-66, 61.
17. Узунов В.В. Социальная консолидация в фокусе научно-исследовательского дискурса / В.В. Узунов. - Текст: непосредственный // Социально-гуманитарные знания. - 2019. - № 7. - С. 118-124.
CURRENT STATE AND DEVELOPMENT PROBLEMS OF THE SOUTHERN FEDERAL DISTRICT IN THE CONTEXT OF SOCIAL CONSOLIDATION
Uzunov V.V.
Crimean Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences
The article attempts to analyze the concept of "region" in the subject field of social topology. Taking into account the peculiarities of the regional development of the Russian Federation, the author provides a detailed description of the current state and development problems of the Southern Russian region in the context of social consolidation, which is one of the most important conditions for the development of a multiethnic society, which is the Russian society. The
author analyzes Pierre Bourdieu's concept of physical and social space related to the problem considered in the article, and, based on the analysis, builds the logic of his vision of the connection between social topology and social consolidation using the examples of the Southern Federal District.
Keywords social topology, region, social consolidation, multiethnic society, social space.
References
1. Yadov V.A. Strategy of sociological research. Description, explanation, understanding of social reality / V.A. Yadov. -Text: direct. - Moscow: Dobrosvet, 1999. -p. 85.
2. Bourdieu P. Social space and the genesis of "classes" / P. Bourdieu. - Text: direct // Questions of sociology. - 1992. - Vol. 1, No. 1. - S. 17.
3. Bourdieu P. Sociology of politics / P. Bourdieu. - Text: direct / trans. from the French, general ed. and preface by N.A. Shmatko. - Moscow: Socio-Logos, 1993. - p. 35.
4. Bourdieu P. Sociology of social space / P. Bourdieu. - Text: direct. - Moscow: Institute of Experimental Sociology; St. Petersburg: Aleteya, 2007. - p. 21.
5. Zadorin I.V. Regions of the "frontier": territorial identity and perception of "special-ness" / I.V. Zadorin. - Text: direct // Politi-ya. - 2018. - № 2 (89). - P. 103.
6. Drobizheva L.M. Ethnic borders and ethnic differences / L.M. Drobizheva. - Text: direct // Ethnosocium. - 2005. - No. 2. -pp. 20-23.
7. Markin V.V. Regional development of the South of Russia: problems of multidimensional identification and modeling / V.V. Markin. - Text: direct // Humanities of the South of Russia. - 2015. - No. 4. - pp. 129, 130, 131.
8. Volkov Yu.G. Social attitudes and adaptive practices of residents of the Rostov region in the context of Russian everyday life in a crisis / Yu.G. Volkov, N.K. Bineeva, O.Y. Po-sukhova, A.V. Serikov. - Text: direct // Bulletin of the Institute of Sociology. - 2017. -№ 21. - C. 76.
9. Novoselskaya V.V. Crimean landscapes: unity of cultural and natural / V.V. Novosel-skaya. - Text: non - direct // Theory and history of culture. - 2017. - No. 4. - pp. 55-56.
10. Vereshchagina A.V. Demographic indicators of the development of the Crimea and
289
its integration into the All-Russian space / A.V. Vereshchagina. - Text: direct // Scientific notes of the V.I. Vernadsky Crimean Federal University. Series. Sociology. Pedagogy. Psychology. - 2018. - Vol. 4 (70), Special Issue-1. - pp. 98-102.
11. Kuznetsov M.M. Demographic aspect of the formation of human capital of the Republic of Crimea / M.M. Kuznetsov. - Text: direct // Society: politics, economics, law. - 2015. -No. 6. - pp. 30-37.
12. Kucherov A.P. Typologization of rural settlements of the Republic of Crimea by the number of permanent population / A.P. Kucherov, L.I. Suprycheva, V.I. Zasukhina. - Text: direct // Crimean Scientific Bulletin. - 2015. - No. 6. - pp. 169180.
13. Cheremisina S.G. The concept of effective realization and development of the labor potential of the Crimea / S.G. Cheremisina, S.S. Skaranik // Regional economy. South of Russia. - 2018. - No. 2. - pp. 83-93.
14. Shipitsina T. Yu. Modern migration policy of the Russian Federation in the border area with Ukraine: features, trends and impact on state security / T. Yu. Shipitsina. - Text: direct // PolitBook. - 2015. - No. 1. - pp. 5768.
15. Chigrin V.A. Features of integration of ethnic groups of the Crimea into the Russian poly-ethnic society / V.A. Chigrin. - Text: direct // Humanities of the South of Russia. - 2016. -No. 4. - pp. 84-94.
16. Iznorodov D.I. Ethnosocial processes in the Crimea in the post-Soviet period: conflicto-genic factors and historical prerequisites / D.I. Iznorodov. - Text: direct // News of universities. The North Caucasus region. Series. Social sciences. - 2016. - № 3 (191). -Pp. 60-66, 61.
17. Uzunov V.V. Social consolidation in the focus of research discourse / V.V. Uzunov. -Text: direct // Socio-humanitarian knowledge. - 2019. - No. 7. - pp. 118-124.
290
