CC BY
68
© С.Э. Крапивенский, Ф.П. Косицына, 2006
СОВРЕМЕННОЕ ОБЩЕСТВОЗНАНИЕ: НЕОБХОДИМОСТЬ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО СИНТЕЗА
С.Э. Крапивенский, Ф.П. Косицына
Данной статьей мы продолжаем раздумья над проблемой, поднятой нами в ряде предыдущих публикаций 1. Как подчеркивалось в них, ни одно из течений современной социальной философии (географический и биологический детерминизм, психологическое направление, техницизм, материалистическое понимание истории) не вправе претендовать на абсолютную истину в последней инстанции. Уже сами названия этих течений свидетельствуют об их определенной односторонности, выпячивании, а то и абсолютизации ими какой-то одной грани человеческой природы, одного элемента (сферы) или условия жизни общества. Но поскольку эти стороны, элементы, условия действительно существуют и являются компонентом либо самой социальной системы, либо ее среды, то и течения эти при всей их односторонности содержат в себе довольно значимое рациональное зерно.
Сказанное полностью относится и к историческому материализму. При этом мы отнюдь не можем согласиться с теми, кто заявляет, что исторический материализм «сводит историю к борьбе классов и насильственной смене способов производства»2. В действительности Марксова историософская концепция гораздо богаче. Известно, что марксистское, материалистическое понимание истории возникло как открытая научная система, впитывая в себя все лучшее, что было достигнуто к середине XIX века философским, экономическим, социально-политическим, историографическим знанием. И все же историческому материализму не удалось избежать значительной односторонности. В силу разных причин это отчасти было заложено уже в первоначальный проект: поскольку новое понимание истории возникло и формировалось в противостоянии с социологическим идеализмом, главное внимание ее творцами обращалось на обоснование экономической стороны в каче-
стве материальной основы жизни общества, и в то же время не всегда хватало времени, сил и поводов для выявления активной роли внеэкономических факторов - духовно-психологических, технико-технологических, географических, биодемографических и т. д. Основоположники исторического материализма признавали эти конструктивные недостатки 3 и в какой-то степени пытались их компенсировать. Так, К. Маркс неоднократно ставил вопрос и о технологическом способе производства, и о технологических отношениях. Отмечая, что Дарвин интересовался историей естественной технологии, то есть «образованием растительных и животных органов, которые играют роль орудий производства в жизни растений и животных», Маркс сожалел
о том, что подобной работы не существует в отношении общественной технологии, которая в качестве «материального базиса» всех общественных отношений, и в первую очередь экономических, «вскрывает активное отношение человека к природе»4. Но в дальнейшем, по мере догматизации марксизма, «экономи-зировании» последователями концепции своих учителей, дело дошло до прямой конфронтации с неэкономическими парадигмами общественного развития. З. Фрейд и техницисты, психологисты и географисты вплоть до последних десятилетий подвергались, как правило, «зряшной», все отметающей критике. По своему методологическому обличью такая критика была метафизической, ибо имманентно присущие оппозиционным парадигмам рациональные моменты представляли собой точки приращения и дальнейшего развития социальной философии.
Аналогичным образом обстоит дело и в других составляющих обществознания, в частности в экономической науке. Если Маркса никто не превзошел в области сущностного подхода с его упором на причинно-следствен-
ные зависимости, то основанный только на таком подходе метод остается незавершенным, ибо задача науки заключается как раз в том, чтобы «вывести сущность на поверхность явления» (Гегель). На определенном этапе такого «выведения» сущностный подход хотя и не теряется из виду, но центр тяжести перемещается на позитивистский подход с его упором на функциональные зависимости. Тем самым научный метод «достраивается», приобретается способность органически уловить диалектику сущности и явления, обеспечить единство качественного и количественного анализа.
Заметим, что рассматриваемая нами возможность методологического синтеза не имеет ничего общего с попытками отторжения материализма из обществоведения. Это особо следует подчеркнуть, ибо с подобными попытками в последнее время мы встречаемся неоднократно.
Сошлемся на дискуссию по гносеологическим проблемам этнологии, в ходе которой ряд авторов поставили перед отечественным обществознанием задачу «преодолеть в основе своей позитивистские постулаты в гегельянско-марксистской упаковке о существовании научно отражаемой объективной реальности», поскольку, как пояснил В.А. Тишков, «если не вся объективная реальность, то по крайней мере общественно-экономические формации и этносы в действительности не существуют. Это - умственные конструкции, своего рода “идеальный тип”»5. Такая методологическая установка была поддержана И.С. Коном, усмотревшим «главную беду обществоведения» в том, что «мы постоянно онтологизируем собственные категории, приписываем им самостоятельное существование, тогда как в действительности все они -более или менее условные конструкты, имеющие прежде всего эвристическую ценность, помогающие нам осмыслить и организовать наш жизненный опыт и научный материал»6. Подобное сползание к идеализму прослеживается, хотя и в несколько иных вариантах, в социологии, где встречаются тезисы о «паритетности» материального и духовного, о «функциональной первичности» сознания в общественной жизни (В.Д. Попов), о «взаимодополнении» всеми факторами друг друга. Безус-
ловно прав М.Н. Руткевич, приходящий к выводу, что во всех этих случаях «никаких новых аргументов, способных поколебать идею материализма в социологии, вчерашние советские марксисты (а именно многие из них повернулись на 180 градусов. - С. К., Ф. К.) пока что не выдвинули; впрочем, и немарксисты тоже»7. Действительно: в рельефно обозначившихся поползновениях мы без особого труда распознаем и концепцию «идеальных типов» М. Вебера, и теорию «организации жизненного опыта» эмпириокритиков, и их же претензии подняться выше материализма и идеализма, и давно известную концепцию «равноправных факторов».
Что скрывается за этим «равноправием», наглядно демонстрируют некоторые представители политической экономии. Так, авторы учебника «Рыночная экономика», уверяя в своем стремлении «к сочетанию разных подходов», нередко начисто упускают либо материалистический подход в целом, либо важнейшие материальные факторы самой экономики. Например, при перечислении причин экономических циклов и, соответственно, различных позиций, встречающихся по данному вопросу в литературе, авторы находят место и «воздействию на людей пятен на солнце», и «соотношению оптимизма и пессимизма в экономической деятельности», и «избытку сбережений при недостатке инвестиций», и многим другим «равноправным» факторам 8. Не нашлось места лишь одному направлению, которое ищет причину в самой основе экономики: в характере производства и конституирующей его форме присвоения.
Сегодня ученые многих стран приходят к выводу о том, что необходимы «новые духовные синтезы» (П. Козловски). Однако подчеркнем - именно синтезы, предполагающие удержание всего ценного их противоположных идеологических и теоретических систем, а не простое хирургическое вмешательство типа «прощания с марксизмом»9. В каждую историческую эпоху синтез научного знания происходит на базе наиболее мощной в методологическом и эвристическом отношениях парадигмы. Сама же эта «мощность» объясняется тем, что именно данная парадигма более или менее полно отражает «самое основное», действительно присущее объективной
социальной реальности. На протяжении последних полутора веков такой парадигмой при всех ее недостатках и недомолвках остается материалистическое понимание истории. Известно, с каким огромным уважением относились к марксистской методологии многие выдающиеся представители западной науки (М. Вебер, Ж.-П. Сартр, Э. Фромм, Дж. Кейнс, Й. Шумпетер, Т. Парсонс и др.), хотя некоторых из них мы и квалифицировали как «антимарксистов». Примечательно в этом отношении высказывание Ф. Энгельса по поводу статьи В. Зомбарта «К критике экономической системы Карла Маркса». «Это первый случай, - пишет Энгельс, - когда немецкому университетскому профессору удается прочесть в сочинениях Маркса в общем и целом то, что Маркс действительно сказал, когда такой профессор заявляет, что критика системы Маркса должна заключаться не в опровержении ее, - “этим пусть занимаются политические карьеристы”, - а лишь в дальнейшем ее развитии»10. Вот почему терпят поражение за поражением попытки огульного и «зряшного» отторжения марксизма от современного обществознания. Как отмечает известный западный историк экономической мысли М. Блауг, «Маркс подвергался переоценке, пересматривался, отвергался, его хоронили тысячекратно, но он сопротивляется всякий раз, когда его пытаются отослать в интеллектуальное прошлое»11. Конечно, было бы наивно отрицать то, что многие его политические лозунги действительно безнадежно устарели, но парадокс состоит как раз в том, что понять их устарелость (а иногда и ошибочность) помогает метод научного анализа общественных явлений, созданный самим Марксом. Так что и в критике марксизма приходится сегодня опираться на марксистский метод.
Этот же метод может существенно помочь и западной экономической науке в преодолении методологической разноголосицы, существующей сегодня в ней. Экономическая наука Запада в целом имеет бесспорные методологические достижения, связанные с опорой на позитивизм и неопозитивизм, на анализ функциональных связей в экономике, на исследование преимущественно количественных зависимостей и использование ма-
тематики и методов математического моделирования, на учет новой ситуации в развитии мировой цивилизации и усиление интеграционных процессов в обществе. По многим этим моментам марксизм характеризуется хроническим отставанием и справедливо подвергается критике. Не учитывать сегодня методологические достижения западной экономической мысли - значит существенно обеднять и собственно марксистский метод. Но бесспорно и то, что множественность методологических направлений в западной экономической науке, в которой за весь послевоенный период в области методологии не просматривается, по словам М. Блауга, «ничего похожего на всеобщий консенсус», вряд ли способствует научному прогрессу, а тем более формированию «суперидеологии» (по Э. Тоффлеру).
Разумеется, речь идет не о том, чтобы отказаться от всякого инакомыслия: напротив, назревшая необходимость синтеза наиболее общих и фундаментальных методологических оснований диктуется именно задачей повышения плодотворности дальнейших методологических дискуссий. Не секрет, что именно методологическая разноречивость, напоминающая спор глухих, способствовала формированию у многих экономистов Запада пренебрежительного отношения к методологии, развитию у них своего рода «методофобии» (по выражению Ф. Махлупа), снижению уровня методологических навыков у большинства современных экономистов 12.
При осуществлении методологического синтеза важно не только не упустить «рациональные зерна», содержащиеся в каждом из методологических направлений обществоведения, но и понять их взаимосвязь, координацию и субординацию методологических положений, способствуя тем самым развитию научного метода как целостности, как системы. Называя это требование «принципом системного плюрализма», Л.Н. Столович совершенно справедливо призывает отличать системный плюрализм от того, с чем его недальновидно отождествляют, - от эклектики до релятивизма. Весьма плодотворным является и его замечание о том, что в системноплюралистической философии (и это относится, разумеется, не только к философской со-
ставляющей обществоведения) монизм и плюрализм не противостоят друг другу, а взаимодействуют и взаимодополняют друг друга. Но это не означает абсолютной «всеядности» системного плюрализма и совместимости в его построениях всего и вся 13.
Думается, что такое видение сегодня особенно актуально, ибо в различных подходах к осуществлению ставшего столь необходимым методологического синтеза не может не настораживать стремление сблизить полярные позиции на основе становящегося модным принципа исключительной относительности («голого релятивизма»). Согласно этому принципу, с одной стороны, никакая теория не может дать объективную истину, а с другой - «сколько теорий, столько истин». В нашей экономической науке похожую позицию отстаивает, в частности, Ю. Ольсевич. «Будущая теория, - считает он, - контуры которой начали частично вырисовываться на пути в XXI век, будет, скорее всего, общей теорией “экономической относительности” или релятивистской экономической теорией»14.
Признание относительности истины (не в смысле ее субъективности, а как неполной объективной истины) безусловно означает, что ни одна теория, как мы уже сказали выше, не может претендовать на абсолютно завершенную истину. Но в каждой сколько-нибудь серьезной теории обязательно есть «крупицы» объективной истины, и потому каждая из них -не «пустоцвет». И задача науки заключается вовсе не в том, чтобы на последующих этапах собрать под одну крышу и излагать друг за другом эти разрозненные крупицы, а в том, чтобы систематизировать их, поставить в одну общую связь, и здесь уже не поможет «методологический плюрализм» в его субъективноидеалистическом варианте.
Особо следует сказать о той философской основе, на базе которой и благодаря которой только и может быть осуществлен плодотворный методологический синтез. Такой основой, несомненно, остается диалектика, несмотря на продолжающиеся попытки заменить ее «альтернативными» концепциями взаимосвязи и развития, в том числе и под видом перехода к «новой форме диалектики».
В этих попытках стремление непременно отмежеваться от «революционности» и «ка-
тастрофичности» диалектического метода обнаруживает весьма характерный парадокс: критикуя марксизм, авторы зачастую на деле (умышленно или неосознанно) сражаются с вульгарными интерпретациями его метода. Так, В. Алтухов, отмечая «нарастающий драматизм» познавательной ситуации в марксизме, пытается доказать, что для Нового Мира устарела «идущая из глубины веков идея борьбы противоположностей», поскольку такая борьба-де непременно ведет к дезорганизации и разрушению старой системы еще до возникновения качественно новой. Вместо обращения к первоисточникам автор подкрепляет свой тезис ссылками на справочную литературу и приходит к выводу, что материалистическая диалектика возводит в абсолют лишь один ограниченный тип развития, а «современное системное мышление, системный подход опираются на иные представления о диалектике развития... Рост системной организованности (упорядоченности), становление целостности системы - вот кардинальная линия ее развития, качественных перестроек, перехода к новым условиям организации»15. Но, во-первых, становление целостности является неотъемлемым свойством любой развитой системы независимо от «старости» или «новизны» мира, а во-вторых, и по Гегелю, и по Марксу противоположности, их борьба, противоречие с самого начала присущи явлению, а не возникают лишь на определенном этапе в качестве «результата», и вся логика развития предмета развертывается только лишь из этих движущихся вперед противоположностей, их постоянного перехода друг в друга 16. Новый Мир (если таковой уже имеется) не отменяет единство и борьбу противоположностей в качестве основного механизма, источника развития, но все больше обеспечивает сознательный контроль над противоположными сторонами, свойствами, тенденциями, создавая условия для относительно безболезненного конфликта и «плавного» их перехода друг в друга 17. Не менее опасно (и в теории, и на практике) во имя «обновления» метода отказываться и от других категорий и законов диалектики 18, заявляя, как это сделал недавно Т.И. Ойзерман, что «диалектических законов, которые сформулировал Энгельс, не существует: нет законов, которые в равной
мере были бы законами и общества, и природы, и мышления»19.
Методологический синтез призван реализовать не только когнитивную, но и социальную функцию общественно-гуманитарного знания, то есть оказать помощь обществу в решении вставших перед ним практически-политических, в том числе глобальных, проблем. Речь идет об острых социальных проблемах, доставшихся человечеству от XX века и способных вызвать к жизни всевозможные потрясения и катаклизмы. И хотя для сохранения этих проблем все еще существуют объективные причины, не последнюю роль в их искусственном нагнетании играет известная закостенелость традиционно противоположных идеологических систем. Этот важный фактор, как правило, элиминируется при обсуждении глобальных систем современности, в то время как именно в него во многом упирается не только задача преодоления социальной нестабильности во всемирном масштабе, но и задача преодоления глобального кризиса духовности, дегуманизации культуры и деградации личности.
В современных условиях прежняя идеологическая конфронтация и враждебность превращаются в анахронизм, что обусловлено прежде всего движением всего мирового сообщества в направлении перехода в новое качественное состояние: складывется, вмещая в себя все многообразие и все исторически накопившиеся противоречия, новая форма жизни человечества. Подведение под цивилизацию информационно-компьютерного технологического базиса, а также сама логика экономического и геополитического развития усиливают взаимозависимость и целостность мира; это общее направление, какие бы повороты и зигзаги не испытывало оно в своем противоречивом развитии, диктует необходимость наращивания интегративных тенденций повсюду, в том числе и в науке. Интеграция здесь осуществляется во всех возможных измерениях, начиная с внутриотраслевой и межотраслевой интеграции в самой науке и кончая взаимопроникновением научного и вненаучного знания. Однако в об-ществознании можно констатировать существенное отставание в сближении противоположных систем взглядов, и поэтому тре-
буются более активные поиски точек соприкосновения и пересечения всех сколько-нибудь значимых теорий в плане формирования планетарного сознания.
Единое планетарное сознание стихийно формируется на психологическом уровне как первичное отражение новых для человечества характеристик социального бытия, но требует больших усилий для своего становления на более осознанном и (в этом смысле) идеологическом уровне. Но идея формирования единого планетарного сознания очень долго и болезненно пробивала себе дорогу в отечественном обществознании. Многие годы даже сама мысль о возможности и целесообразности такового воспринималась как крамольная, как своего рода идеологическая диверсия со стороны оппонентов из противостоящего социализму лагеря. Xотя, казалось бы, в возникновении планетарного сознания есть своя железная логика: как наличие важных национальных проблем находит свое отражение в национальном самосознании, так и система современных глобальных проблем порождает самосознание общепланетарное.
В формировании такого самосознания ведущая роль принадлежит философии. Будущее человечества всегда было значительной мировоззренческой и методологической проблемой, а социальный прогноз всегда выступал как мысленная модель предстоящего развития, то есть как философско-социологическое осмысление будущего. Если верно, что философия не может закончиться, пока продолжаются социальные изменения, то не менее верно и другое: сами эти социальные изменения нуждаются в солидном философском обосновании. Подчернем в связи с этим два момента. Во-первых, солидность этого обоснования не может быть достигнута без соответствующего синтеза всего того ценного, что достигнуто разными философскими направлениями и школами. Во-вторых, такое обоснование, будучи специфически философским и не стремящимся превратиться в политические решения и технологические рецепты, подводит соответствующую базу под наиболее целесообразные из возможных решения и рецепты.
Особая роль в этом важном процессе интегрции принадлежит экономической науке
как фундаментальной основе идеологических систем. При всем различии идеологии как превращенной формы общественного сознания и собственно научного теоретико-методологического содержания экономической науки «мы, тем не менее, - справедливо замечает А.В. Бузгалин, - не должны отбрасывать и наличие сложных диалектических прямых и обратных связей между научными парадигмами и их идеологическими спутниками»20. Речь поэтому идет не о «деидеологизации» (чрезвычайно модном утопическом лозунге на первых этапах перестроечных процессов в России), а о тенденции к сближению противоположных идеологий, к преодолению их конфронтации, к формированию своего рода «суперидеологии». Такая возможность обусловлена тем, что в самой объективной действительности эволюция современного капитализма, которую экономическая наука призвана отразить, направлена в сторону стирания резких антагонизмов и крайних форм отчуждения, наращивания процессов демократизации и элементов социальной справедливости.
Небезынтересно отметить, что к синтезу уже давно призывали и наиболее объективные и тяготеющие к методологии представители исторической науки. «Не будучи сторонником экономического материализма, - писал, например, Н.И. Кареев, - я, однако, взглянул на него как на одну из историологических теорий, которая вернее других выразила роль экономического компонента и элементы которой должны войти вместе с разными другими в общий социологический синтез»21. Н.И. Каре-евым верно схвачена стратегическая цель «внутриотраслевого» синтеза - преодоление одностороннего (в той или иной степени) подхода каждой из концепций посредством учета того рационального, что содержится в неприемлемых в целом концепциях. Наглядным образцом в этом отношении служит решение Ф. Броделем вопроса о факторах, генерировавших европейский капитализм. В своем трехтомном сочинении «Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVШ вв.», отвечая на вопрос о причинах, сделавших Западную Европу родиной капитализма, Ф. Бродель по сути дела использует и ответ, предложенный К. Марксом (генезис капитализма был предопределен достигнутым в этом регионе
уровнем развития производительных сил), и ответ, предложенный М. Вебером («дух капитализма» был вызван к жизни протестантской этикой). Действительно, как отмечается в литературе, «обе эти концепции значительно обогатили наше понимание становления капиталистических отношений, но обе они были односторонними, базируясь на данных методологии политэкономии, в одном случае, и социологии религии - в другом»22. В результате синтеза Ф. Броделю удалось эту односторонность в значительной степени преодолеть. Считаем, что подобный синтез необходим обществоведению и во многих других случаях, в том числе и для решения застарелых дискуссионных проблем - к примеру, извечного противостояния трудовой теории стоимости и теории предельной полезности 23.
Методологический синтез, для осуществления которого созрели все предпосылки, позволит адекватно отразить сущность нашей непростой исторической эпохи, понять пути выживания человечества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Крапивенский С.Э. Социальная философия: Учеб. для вузов. 4-е изд. М., 2004. С. 2730; Крапивенский С.Э., Косицына Ф.П. К синтезу социально-философского знания // Новые идеи в философии: Межвуз. сб. научн. тр. Вып. 3. Пермь, 1995; Косицына Ф.П. Марксизм и современная экономическая наука: проблема методологического синтеза // Философия и будущее цивилизации: Тез. докл. и выступлений IV Рос. филос. конгр. Т. 5. М., 2005.
2 См.: Марксово наследие и современная экономическая наука («круглый стол» журнала «Вопросы экономики») // Вопросы экономики. 2005. № 2. С. 127.
3 См., например: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 39. С. 175.
4 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 383. Примечание.
5 Тишков В.А. Советская этнография: преодоление кризиса // Этнографическое обозрение. 1992. № 1. С. 7.
6 Кон И.С. Несвоевременные размышления на актуальные темы // Этнографическое обозрение. 1993. № 1. С. 19.
7 Руткевич М.Н. Как поживает идея материализма в социологии? // Социологические исследования. 1993. № 1. С. 19.
8 См.: Рыночная экономика: Учеб.: В 3 т. / Отв. ред. Ю.Б. Губин. М., 1992. Т. 1, ч. 2. С. 158.
9 Из последних работ подобного рода см.: Коз-ловски П. Прощание с марксизмом-ленинизмом: О логике перехода от развитого социализма к этическому и демократическому капитализму: Очерки персоналистской философии: Пер. с нем. СПб., 1977; Вильчек Вс. Прощание с марксизмом. М., 1993.
10 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. Ч. II. С. 468.
11 Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе: Пер. с англ. 4-е изд. М., 1994. С. 207.
12 См. об этом: Блауг М. Несложный урок экономической методологии // THESIS. 1994. Т. 2, вып. 4. С. 53.
13 См.: Столович Л.Н. Плюрализм в философии и философия плюрализма. Таллинн, 2005.
14 Ольсевич Ю. К релятивистской экономической теории // Вопросы экономики. 1995. N° 7. С. 7.
15 Алтухов В. Диалектика целостного мира и новое мышление // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 9. С. 55-59.
16 См.: Гегель. Энциклопедия философских наук. М., 1974. Т. 1. С. 231; Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 18-19.
17 Об ошибочных представлениях о стадиях развития противоречий см.: Косицына Ф.П. Кате-
горию «диалектическое противоречие» - в действующее орудие перестройки // Философские науки. 1988. №> 11.
18 См. об этом: Крапивенский С.Э., Косицына Ф.П. Диалектический метод: устои и деформация // Диалектика - перестройка - человек: Тез. Всесоюз. конф. Минск, 1989. Секция 1. С. 21-23.
19 См.: Марксово наследие и современная экономическая наука («круглый стол» журнала «Вопросы экономики») // Вопросы экономики. 2005. №° 1. С. 100.
20 Бузгалин А.В. Постмодернизм устарел...: (Закат неолиберализма чреват угрозой «протоимперии») // Вопросы философии. 2004. N° 2. С. 5.
21 Кареев Н.И. Историология (теория исторического процесса). Пг, 1915. С. 10-11.
22 Цит. по: Методологический синтез: прошлое, настоящее, возможные перпективы / Под ред. Б.Г. Могильницкого, И.Ю. Николаевой. Томск, 2002. С. 34.
23 См. об этом: Косицына Ф.П., Козлова Н.А. Общее в трудовой теории стоимости и теории предельной полезности как основа их синтеза на современном этапе // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 3, Экономика. Экология. Вып. 6. Волгоград, 2001.
