CC BY
163. Григорий Нисский свят. Толкование к надписаниям псалмов. - Режим доступа: http://www.frateroleg.name/library/gregniss.htm
4. Киселев Сергий, иерей Архив песен. - Режим доступа: http://predanie.ru/muz/pesni-kanty/ierrei-sergii-kiselev/
5. Копылова С. Архив песен. - Режим доступа: http://azbyka.ru/audio/muzyka-i -pesni/svetlana-kopylova-pritchi.html
6. Кураев А. дьяк. Рок и миссионерство. - М.: Эксмо, 2004. -384 с.
7. Кураев А. дьяк. Школьное богословие. - М.: Благовест, 1997.- 312 с.
8. Скобля Олег, прот. Архив песен. - Режим доступа: http://predanie.ru/muz/avtorskaya_pesnya/oleg_skoblia/
9. Славянская Ю. Архив песен. - Режим доступа: http://predanie.ru/muz/estradnaya_pesnia/yulia_slavianskaya/
10. Трахзель-Паули Э. Духовная музыка. - Режим доступа: http://www.pukhovachurch.org.ua/library/Library/Collection/Duhovnaja% 20muzyka.htm
11. Тертуллиан К.С. Апология. - Режим доступа: http://www.biblestudy.ru/lib/patrologia/27383-apologiya-tertullian
12. Фатопулос Иоанн, свящ. Византийское пение сегодня. - Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/put/1870.htm
Колесников Сергей Александрович, доктор филологических наук, проректор по научной работе Белгородской Православной Духовной семинарии (с миссионерской направленностью), профессор Белгородского юридического института МВД России имени И.Д. Путилина
Россия, г. Белгород skolesnikov2015@yandex.ru
Современная теология: быть или не быть... (аспекты богословской миссии в диалектической парадоксологии Карла Барта)
Аннотация. В статье рассматривается проблема теологического существования на материале философско-богословских исследований Карла Барта. В контексте заявленной проблематики выявляется параметрический комплекс теологического исследования, который являлся ведущим для профессиональной деятельности К. Барта. Органическое слияние теологии и экзистенции, которое осуществил в своей профессиональной деятельности К. Барт, определило систему ценностей "теологического существования":
созидательно-взрывчатый характер богословского исследования, парадоксальность, серьезность, способность к сакральному вслушиванию, метафизическое удивление, верность теологическому призванию, готовность к риску теологического поиска. "Теология взрыва", ставшая методологическим принципом подходов К. Барта, обусловила динамику его научной и профессиональной эволюции. В основе этого подхода лежит созидательная стратегия построения радикальных смыслов-взрывов, выстраивающихся в концептуальную цепь теологических исследований. Весь параметрический комплекс складывается в понятие теологической миссии, основанной на благодати и самом праве быть теологом.
Ключевые слова: теология Карла Барта, диалектическая теология, теологическая миссия, парадокс и теология, параметры теологического существования, университетская теология.
Kolesnikov Sergey A., doctor of Philology, Vice-rector for research of the Belgorod Orthodox theological Seminary (with missionary orientation), professor of Belgorod law Institute of the Ministry of internal Affairs of Russia
Modern theology: to be or not to be... (aspects of theological mission in Carl Earth's dialectical paradoxology)
Abstract: the article deals with the problem of theological existence on the basis of Carl Barth's philosophical and theological studies. In the context of the stated problems, the parametric complex of theological research, which was the leading one for K. Bart's professional activity, is revealed. An organic fusion of theology and existence, which Bart carried out in his professional activity, determined the system of values of "theological existence": the creative-explosive nature of theological study, paradoxicality, seriousness, the ability to sacral listening, metaphysical astonishment, loyalty to a theological vocation, readiness to the risk of the theological search. "Theology of the explosion", which became the methodological principle of K. Bart's approaches, determined the dynamics of his scientific and professional evolution. This approach is based on a creative strategy of building of radical senses-explosions, which are built into a conceptual chain of theological studies. All parametric complex formed in the theological concept of mission, based on grace and on the right itself to be a theologian.
Key words: Carl Barth theology, dialectical theology, theological mission, paradoxicality and theology, parameters of theological existence, University theology.
Взрывотехника парадокса
ХХ столетие, проходящее под метафизическое эхо кровавой эстафеты взрывов (1914: промахивающе-фатальный взрыв ручной гранаты в Сараево...; 1945: ядерно-апокалипсические детонации в Хиросиме и Нагасаки) - закономерно породило многоликую "культурологию взрыва": от марксистской теории революционных взрывов и взрыво-теософической психоделики Андрея Белого (".взрывы в мире происходят от взрывов в самом Андрее Белом" [1, а 63]) до концепции "культурного взрыва" Ю. Лотмана и идеологии транснационального "бомбизма" радикально-террористических группировок.
В этой непрекращающейся канонаде сложно распознаваемой артподготовки (кого - к чему?), в мозаичных детонациях "разрушений, уплотнений и перемещений окружающей среды" [2, а 6], в интеллектуально-хаотическом ландшафте "взрывов невнятиц и взрывов пустот" (Андрей Белый) особой "взрывотехнологической" - взрыво-теологической! -тональностью резонировал во втором - кардинально переработанном -издании 1922 г. богословский трактат Карла Барта (1886-1968) "Послание к Римлянам", названный "бомбой в богословской песочнице" (К. Адам) [3, а VIII]. Взрывная мощь этого трактата, критическое выделение энергийности -в случае К. Барта интеллектуально-богословской - в сжатом пространстве европейской теологии ХХ века разорвала классический жанр евангельского комментария, создав особую среду "ни с чем не сравнимой энергии" (Х. Царнт) [4, а 39].
Фугасный эффект комментирующего текста К. Барта был четко обозначен как "удар по основной концепции буржуазной культуры конца XIX века - представлению об индивидуальном человеке в качестве творца культуры и истории" (Б. Мак-Кормак) [5, а 141]. Если развить метафору взрывоподобия теологической концепции К. Барта, то его первый публично заявленный текст сформировал максимальное "ударное сжатие конденсированных сред", в результате которого возникли "экстремально высокие концентрации энергии, превосходящие энергии связи, перестройка и возбуждение структур, фазовые превращения, высокоскоростная деформация и разрушение материала" [6, а 12]. И таким разрушаемым материалом стала "модерн-теология" в лице Ф. Шлейермахера и Э. Трёльча: зона максимального поражения ударного воздействия трактата Барта приходилась на идеи западной либерально-модернистской теологии о соотнесенности "коммуникаций" Бога и человека, а также о возможностях и перспективах богословской миссии в современном мире.
Но вместе с разрушительным импульсом концепция К. Барта явила уникальный пример нового типа богословия - созидательного "богословствования взрывом". Консонансный принцип "философствования молотом" (Ф. Ницше) здесь можно рассматривать как запал для первого "взрыва" Барта (показательно, что запал этот для позднего Барта уже
оказывается полностью сожженным: в "Церковной догматике" имя Ницше практически не встречается, уже сама ономастика этого многотомного трактата постулирует испепеление любого поминания автора "Заратустры"). Взрывотехнология Барта формирует и его собственную теологию, ведь во втором издании "Послания к римлянам" (1922) он четко заявляет о подрыве первого (1919): "...мне нет нужды оправдываться в том, что сегодня я предлагаю эту книгу в новой обработке - в ней от первого издания практически не осталось камня на камне" [3, c. Iii]. Преображение разрушительности взрыва в созидательное действо - ключевой метод теологии Барта. Технология его теологии подобна "сварке взрывом": разве диалектическая теология, основателем которой считается К. Барт (С.С. Аверинцев: "Манифестом диалектической теологии явилась книга Барта "Der Rodmerbrief' [7, c. 95]), не есть приведение в движение контролируемым "взрывом" концептуально-теологических пластов, что приводит к их пластично-диалектическому сращению?
Но и на этом взрывчатая энергия, активированная Бартом, не останавливается. Уже в период написания "Церковной догматики" диалектическая теология как концептуально-единое направление разлетается - в соответствии со своим внутренним запущенным таймером-взрывателем -на осколки "демифологизирующей теологии" Р. Бультмана, "систематической теологии" П. Тиллиха, "естественной теологии" Э. Бруннера.
"Взрывотехнический" резонанс определял и внешнее восприятие трудов К. Барта. Когда Дж. Франк настаивал на актуальности теологии Барта: "Барта читают - и читают in extensio" [3, c. XII], то именно взрыво-расширительная экстенсивность, т.е. внешнее распространение богословско-интеллектуальной энергии, становится главным средством воздействия на сознание читателя/паствы. Как раз виртуозность в контроле над процессами взрывания/разрывания и соединения/сращения теологических идей придают концепции К. Барта формат профетического документа эпохи и формируют особое понимания миссии теологии и теолога в современном мире.
Метафора взрыва позволяет увидеть еще один важный аспект теолого-миссиологической позиции К. Барта: предельно-серьезнейшую детонацию парадокса. Одно из имен-призываний диалектической теологии -теология парадокса (и это не "Theologica Paradoxa" М. Лютера, не тео-логика парадокса, где семантическое ударение зависает над парадоксальностью ("Для Лютера суть веры — это парадокс, неразрешимое противоречие." [8, с. 19] - Барт акцентирует прежде всего теологический аспект при вторичности парадоксальности). С помощью направленного "взрыва" своей теологической методики Барт добирается до мета-глубин парадокса, взрывая и сам парадокс, преодолевая его "скандальность" ("Познание, сообщаемое парадоксом происходит внезапно, в модусе буквально и переносно понимаемого GKavöaXov (пио^л vü Цвушке)" [9, с. 14]), уловленность парадоксом-ловушкой.
Парадокс превращается в пара-докс, лара-бокею - кажущееся, призрачное, испаряющее и само испаряемое под ударом взрывной волны теологической мысли. В "Послании римлянам" Барт, говоря о взрывно-прорывном призвании теологии, формулирует: "Здесь заключается трагический парадокс: то, чем мы здесь и сейчас, в психолого-исторической действительности этого человека в этом мире, могли бы менее всего пренебречь как актом обращения к чужбине. именно это как акт, как установка вершина человеческих возможностей есть прорыв, катастрофа человеческой невозможности по отношению к Богу, именно это - то, что, с точки зрения Бога, должно быть оставлено" [3, а 231]. Изничтожаемость заповеданного, взрываемость самого парадокса, возлетание над духовной "чужбинностью" - все это объединяется Бартом в богословствовании взрывом. Разрыв, создаваемый управляемой детонацией парадокса, превращается в просвет, на который и предлагает двигаться Барт. Как взрыв возможен только в процессе безостановочного движения, так и "парадокс держит наблюдателя в постоянном движении" [9, а 14]. Такой тип "движения", согласно Барту, и формирует миссию теолога.
Всепронизанность христианской теологии парадоксальностью для К. Барта сопоставима только с ее взрывным характером, и данная позиция концептуальна как для раннего (периода "Послания Римлянам", так и для позднего (времени "Толкований посланий к Римлянам и Филипийцам") Барта. Теолог, принимающий "картину мира без парадокса и без вечности, знание без фона незнания. без воспоминания противостоящего нам "нет!"" [3, а 22], теолог без-парадоксальный и, тем более анти-парадоксальный, уподоблен псевдомудрецам-глупцам апостольского "Послания" (Рим.: 1-22). Теологическая система, не принимающая парадокса, близорука: теологический "метод видит веру, ибо обладает верующими очами, ибо он знает, что такое вера: невозможное, которое возможно. парадокс, которым непосредственно видимое бытие, обладание и действие человека ограничено, поставлено под вопрос и в конце концов - утверждено и основано" [3, а 95]. Парадоксальность христианства - "Он всегда убивает, чтобы оживотворить" [10, а 36], "чем удивительнее факт, тем он определеннее, поскольку он превышает всякий разум, он есть истинный мир" [10, а 55] (цитирование можно продолжать), - определяет для Барта парадоксальность христианского богословствования.
Траектория теологического "движения", теологической миссии определяется взрывообразным ландшафтом парадокса, по которому продвигается христианская мысль. В "контекст" этого рельефа включены подчас принципиально несопоставимые пространства: это может быть и "путь глубокого исследования и рассмотрения", в соответствии с которым движутся первые части "Послания к Римлянам", но также и "нечто подобное движению по пересеченной местности, где мы более не можем понять принцип выбора и последовательности обсуждаемых или всего лишь затронутых вопросов" [10, а 151]. Архитектоника парадокса определяет
траектории теологического поиска, Барт говорит об архитектонике богословского наития, которая именно в парадоксальности находит подтверждение своей истинности. Истина христианства не вписывается, настаивает Барт, в одномерность вне-парадоксального морализаторства, она требует "параллельного" мира, где "параклесисно" преображаются "вещи этого мира": "Павел хочет поставить свое апостольское параклесис ("увещевание") в свет его источника, в котором оно отличается от всякого морального поучения" [10, с. 238]. Семантика приставки "пара-" (пара-), Р рР^ег рбуонимичности ино-бытийности, маркирует вопрошание о принципиальной возможности парадоксального богословия, которое для Барта и начинается с онтологической всепронизанности парадоксом, с пересечения параллельных линий в оптическом прицеле направленного теологического взрыва/прорыва между мирами - мирским и небесным.
Так моделируется "геометрия" богословствования взрывом: реально-реализованное парадоксальное богословие выдает координаты точки, с которой начинается главное дело теологии ("Есть одна точка, которая несравненно выше всей земной проблематики, и там - радость... Только делом можно обрести эту высшую точку. Павел показывает своим читателям, что его намерение, так сказать, - втянуть их в это дело" (Толкование Послания к Филипийцам [10, с. 262]). Нахождение-прохождение по пара-ХХеХоуиц - уеслиянным и единосущным! - струнам теологического "делания" придает богословию взрыва/разрывания тональности возрадования; богословствование взрывом отзывается трансцендентным эхом, при котором "теологией ее делает не ее собственное слово ответа, а то Слово, которое она слышит и на которое отвечает" [11, с. 19]. Акустика богословского взрывания обретает филолого-гармонические параметры, в пара-церпбпцв которых и определяется специфика теологической миссии как особого слышания, особой звуко-хроматической темперации, выстраивающей богословствование в унисон с отыскиваемым Словом.
...и "пренатология" теологии
Такое понимание глубинно-корневой (с обертонами акустики "прорастающего зерна" (В. Ходасевич)) филологичности теологической миссии, точнее ее филологосности, выводит Барта к проблеме пара-нормальности и пара-нормативности теологии.
Концепция Барта, выступившая антитезой модернистской теологии, выдвинула парадокс как импульс богословской мысли, но и одновременно обозначила генетическое родство парадокса - прежде всего в области теологии! - с доксой, с догматикой. Глубинный "эндоксальный фон, являющийся условием для парадоксального "скандала"" [9, с. 16], для теологии служит гарантией ее состоятельности, ее укорененности в особом нормативе. Радикальный (или даже сценично-срежиссированный: случай "пара-(около)-христианства") отказ от нормативности церковной догматики
превращает парадоксальное богословствование взрывом в пародию, что совершенно неприемлемо для Барта.
Противопоставление пара-докса и паро-дии, обнаруживающее себя в диаметрально противоположном истолковании префиксальной семантики (ларш^а: "о8У08 уйб^нанку"), связывает, "религизирует", мысль Барта с идеей антипародийности С. Кьеркегора. В "Философских крохах" Кьеркегор фиксирует: "Человек, который пародирует другого, не изобретает ничего, а только копирует "наоборот". Чем сильнее страсть, тем ярче видна парадоксальность. Вера — это особое измерение мышления, которое "нормальному" рассудку представляется безумием. Именно парадокс ведет к разрыву бытия. Вера открывается человеку, дошедшему до края, когда не остается никакой другой возможности" [12, а 87]. Парадоксальная нормативность - то, что верифицирует теологию. Пародийность же в теологических построениях, превращение в теологический симулякр, в "как бы" теологию лишает такой подход права на теологический статус.
Как нельзя спародировать взрыв, не будучи взорванным, как невозможно сценографировать святомученические страдания, не став мучеником, так и нельзя спародировать парадокс, прежде всего в теологии. Драматургия миракля раннего Возрождения, даже с применением самых экстравагантных "сценических чудес" - ".в сцене сожжения Варнавы запах жженого человеческого тела от манекена, наполненного костями и кишками, давал полную иллюзию ужасной казни" [13, а 76] (это, видимо, один из самых ранних вариантов 4D-сихронизации), - никогда не могла претвориться в литургичность именно в силу своей принципиальной пародийности. Титанические усилия по приданию жизненности религиозным фрагментам приводили в своем радикально-лицедейском экстриме только к несчастному случаю: реально обгорающие, истекающие настоящей кровью, получающие серьезные ранения (сцены вырывания языка св. Аполлонии огромными железными щипцами, зафиксированные на гравюрах Жана Фуке (1420-1481)), с вывернутыми в плечевых суставах руками (средневековый священник Николь из Эльзаса висел на кресте во все время произнесения 3400 стихов) актеры все же оставались только пародистами, но не мучениками. Несчастный случай, тем более, возникающий в результате пародии, не становится залогом теологического истолкования мира. Настаивая на инородности пародии, пусть даже осуществляемой с титаническими усилиями, в теологических текстах, К. Барт реанимирует традицию противопоставления титанизма подлинно христианскому мироощущению: "Насколько мы не в состоянии бодрствовать с Христом всего лишь час, настолько мы не в состоянии перенести парадоксальность нашего жизненного положения, постоянно пытаясь удовлетворить наше желание равновесия с помощью того или иного титанизма" [3, а 340]. Христиански выверенное мировидение, как и христианско-теологический фрагмент, отторгают сценографическую игривость, даже в самых жестких формах, и залогом этой серьезности становится парадокс.
Проблема серьезности теологии, категориальный аппарат теологической серьезности включает особый алгоритм построения нового в теологической мысли. А.Л. Устименко, описывая параметры "серьезности", фиксирует: "Точка крайней озабоченности знаменует собой начало того, с чего все начинает быть, жизнь человека окутывает состояние предельной "серьезности". Именно из глубины "серьезности", из места равнопротивостояния жизни (что "есть") и вопроса "что" есть появляется подлинное движение внутри проблематичного, всегда заканчиваемого появлением "нового". Серьезность задает основу перемен, предполагает и предопределяет их, выступает единственно должным фоном любого "открытия", являясь экзистенциальным ответом на "ложность" существующего знания." [14, с. 75]. Антитеза серьезность/ложность, обретающая буквально антифонное (а упфюуор - ответный, откликающийся) звучание, переводит в теологическом регистре категорию серьезности в разряд эпистемологического инструментария, позволяющего теологии развиваться, двигаться к открытию нового. Теологическая серьезность вытекает из апостольского призыва ("Трезвитесь." 1 Пет. 5:8) к бдительности, и именно этот аспект богословской внимательности подчеркивает Барт в своих теологических изысканиях.
Теологическое трезвение, являющее себя в серьезности, не есть "веселая наука" (Ницше), не вписывается в "смеховую культуру"; только серьезность способна выступить инструментальным медиатором между верой и разумом: "Серьезность переводит состояние веры в состояние разума, утвердительную форму жизни в вопросительную плоскость, неосознаваемое в осознаваемое. Она вызывает проблематичность бытия и прежде всего проблему личностного бытия открытого для открытий. Серьезность бодрствует, побуждает, заводит. Открывая путь "новому", она ничего не разрушает из старого, не вредит известному, а, наоборот, задерживаясь на нем, созидает его иное, чтобы затем правильно разместить это иное в системе координат всего, что "есть" и дано верой" (А.Л. Устименко) [14, с. 76]. В контексте такого понимания серьезности Барт постулирует парадоксально-взывающий метод серьезной, вне-игрового богословия: "Как богословы, мы обязаны говорить о Боге. Но мы люди, и значит, говорить о Нем не можем. Мы должны сознавать и эту нашу обязанность, и эту нашу неспособность, и этим воздавать славу Богу. Вот какой груз лежит на наших плечах. По сравнению с этим все прочее -детская игра" [3, с. XIX]. Для Барта вне-игривость теологии принципиальна, пляска разума, порождающая анти-нормативную, анти-нормальную, антитрезвую скандальность, окаубаХоу, неприемлема. Трезвенный и отрезвляющий взрыв-парадокс в своей серьезности формирует контуры теологической нормативности, выводит к проблеме богословской нормы.
Апостол Павел в презентациях Барта предстает в виде антискандальной стратегии в органическом единстве серьезности, взрывчатости и парадоксальности. При этом "абсолютное" апостольство не есть теология;
для Барта апостольство в своей глубинной пара-нормальности становится воплощением того Божественного парадоксального "Нет" (""нет" Бога -абсолютно, оно есть и Его "да"" [3, c. 12]), теологическое рассмотрение которого невозможно.
Но уникальность фигуры Павла состоит еще и том, что он сочетал как апостольство, так и теологичность, причем, если апостольство не может быть сведено к проблеме нормативности, то теологичность, т.е. характеристика особого образа реальности, основанного на признании Божественного творения как базисного принципа мироустройства и на признании интенциональности (смыслоформированности) бытия по отношению к целям, определенным Божественной волей, неизбежно требует такой нормативности, пусть даже и с включением парадоксальности.
Проблема нормативности теологии тесно связана как с нормой истины, так и с истинностью нормы. В контексте этой проблематики расширяется эпистемологический горизонт Барта, в котором интегрируются идеи Б. Паскаля и С. Кьеркегора ("Объединяющий Паскаля и Кьеркегора исходный пункт - "парадокс человеческой природы". Он задает вектор их исследовательского проекта и ставит под вопрос норму истины (veritatis norma) современного обоим мыслителям знания" [15, c. 65]). Именно в поле "veritatis norma" Барт формулирует проблему нормативности теологии, перерастая/прорастая эпистемологическое "отступничество" Кьеркегора и Паскаля. Признание за нормативностью самого права на существование - тот первоимпульс, с которого начинается построение Бартом аргументации о нормативности теологии. Если Кьеркегор говорил о разрушительном скептицизме эпохи - "Новое время, модернизировавшее христианство, модернизировало также и вопрос Пилата, заменив его вопросом: "Что есть сумасшествие?" [16, c. 113], - то Барт, развивая эту мысль, стремится доказать необходимость возращения нормативности в сферу христианской теологии.
Теологический метод апостола Павла может стать примером органического единства открывающей новое знание парадоксальной эпистемологии и богословской нормативности. Задачей для современной теологии Барт видит в возвращении в точку, предшествующую вопросу Пилата, в точку отсчета "модернизирующего" процесса, по своему существу обратного взрыво-открывающему методу Павла и - через тысячелетия -Карла Барта. Серьезная взволнованность Барта различием между современностью и апостольскими временами вытекает именно из стремления прокрутить назад теолого-эпистемологический таймер и увидеть тот момент начинающегося расхождения между взглядом апостолов и "модернизаторов" христианства: "Разница между нашим и апостольским мышлением - не потому, что то было древним, а наше является современным, но потому, что мы вместе с предметом апостольского мышления должны вновь обрести и его категории" [10, c. 54]. Категориальность апостольской теологии как раз и определяет структуру
нормативности теологичности в целом. Скандальность - как пародия, как претензия на модернизацию, как процедура/ловушка о-современивания, в результате как анти-нормативность - недопустима для теологии Барта. Ситуация, когда GKavöaXov, клюх^к "ц^берна" a-la Пилат, захлопнул ловушку скептической а-нормативности, должна быть "разрушена" взрывом нормативной теологии, стремящейся воскресить теологический метод апостола Павла.
Векторная геометрия - "геометрическое подобие кумулятивных зарядов" [6. с. 187] - направленно-эпистемологического взрыва теологии Карла Барта формируется из "атмосферы" серьезности, парадоксальности, нормативности и зарождается в глубинах субъективной личностности. Теологическая истина, порождаемая богословствованием взрывом, когда "истина становится присвоением, внутренним, субъективностью, и главное здесь - экзистируя, полностью погрузиться в субъективность" (С. Кьеркегор) [17, с. 209], становится таковой только соединившись с парадоксально-субъективной потаенностью, личной прикрепленностью к тайне. Сам Барт так фиксировал траекторию приближения к истине: "Как понимающий я должен дойти до той точки, где я нахожусь практически только перед загадкой предмета, а не перед загадкой документа как такового, где я почти забываю, что я - не автор, где я практически полностью понял, что могу дать автору говорить от моего имени и сам могу говорить от его имени" [3, с. XXXV]. Именно в этой хроно-точке происходит созидательный взрыв: взрыв рождения подлинного теолога.
Библиография
1. Валентинов Н. Два года с символистами. - Нью-Йорк, 1965.
2. Вовк А.А. Укрощение взрыва. - Киев: Наукова думка, 1979.
3. Барт К. Послание к Римлянам - М.: ББИ, 2016.
4. Zahrnt, Heinz. The Question of God. - New York: Harcourt, Brace & World, 1966.
5. McCormack, Bruce. Karl Barth's Critically Realistic Dialectical Theology.
- Oxford: Clarendon Press, 1995.
6. Даниленко В. В. Взрыв: физика, техника, технология. — М.: Энергоатомиздат, 2010. —784 с.
7. Современная западная философия. - М.: Политиздат, 1991.
8. Душин О.Э. Мартин Лютер и средневековая схоластика. Pro et contra. // Вестник ПГУ. Серия: Социально-гуманитарные науки. Вып. 3. 2016.
- Псков, Изд-во ПГУ, 2016.
9. Шмид В. Заметки о парадоксе / Парадоксы русской литературы: сб. статей / под ред. В. Марковича, В. Шмида. - СПб. : ИНАПРЕСС, 2001.
10. Барт К. Толкование Посланий к Римлянам и Филиппийцам. - М.: ББИ св. апостола Андрея, 2010.
11. Барт К. Введение в евангелическую теологию. - М.: Центр Нарния, 2006.
12. Бесс Ж. М., Буассьер А. Философия. — М: ACT: Астрель, 2005.
13. Боянус С.К. Средневековый театр. - Петербург: ACADEMIA, 1924.
14. Устименко А.Л. О смысле и бессмысленности // Философия права. -2010. - № 2. - C. 65-75.
15. Цыпина Л.В. Отступники разума: Паскаль, Кьеркегор и диалектический парадокс человеческого существования // Вестник СПбГУ. Серия 17. Философия. Конфликтология. Культурология. Религиоведение. 2016. Вып. 2. С. 60-70.
16. Быховский Б.Э. Кьеркегор. - М.: Мысль, 1972. - 238 с.
17. Кьеркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к философским крохам. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-т, 2005. - 679 с.
УДК 27-75
Протоиерей Сергий Иванович Рубежанский, кандидат философских наук, заведующий кафедрой миссиологии Белгородской Православной Духовной семинарии (с миссионерской направленностью), Россия, г. Белгород, rubej31@mail.ru
Методы миссионерской деятельности в раннехристианской и современной Церкви
Аннотация. В данной статье рассматриваются методологические особенности миссионерской деятельности раннехристианской и современной Церкви. Акцентируется внимание на то, что не все методы миссионерской работы раннехристианской Церкви применимы в настоящее время в полной мере. Но эти ограничения обусловлены преимущественно субъективными причинами. Методы миссионерской деятельности раннехристианской Церкви не устаревают, а остаются основополагающими примерами для современных миссионеров.
Ключевые слова: миссия, методы, жизнь Церкви.
Archpriest Sergei I. Rubezhanskiy
PhD,
head of the department of missiology of the Belgorod Orthodox Theological Seminary (with missionary orientation) Russia, Belgorod rubej31@mail.ru
