CC BY
471
УДК 1:316
СОВРЕМЕННАЯ РИТОРИКА КАК МЕТОДОЛОГИЯ УБЕЖДЕНИЯ
Н.А.Кащей
Гуманитарный институт НовГУ; [email protected]
Статья посвящена определению места риторики в современном гуманитарном знании. Автор исследует взаимосвязь между практической и теоретической риториками. Предметом анализа являются теории убеждения и консенсуса. Сделана попытка обрисовать контуры современного рационализма.
Ключевые слова: неориторика, убеждение, универсальная аудитория, перзуазивная компетенция
The paper is devoted to the definition of a position of rhetoric in modern humanitarian knowledge. The author investigates the interrelation between practical and theoretical rhetoric. Theories of persuasion and consensus are the subjects of analysis. An attempt to define a framework of modern rationalism is taken.
Keywords: neo-rhetoric, persuasion, universal audience, persuasion competence
Использование языка как средства убеждения и соответственно аргументации находят свои первые уточнения в системе античной теории риторики, однако этого явно не достаточно, чтобы обосновывать право на участие риторики в вопросах теории аргументации. Во всяком случае, это указание может оправдывать интерес к проблеме применения инструментария богатой традициями теории риторики и современной неориторики в аргументационном процессе. Последующий анализ представляет собой попытку выяснять возможные надежды на успех обозначенной коалиции, т.е. определить условия диалога между риторикой и теорией аргументации, выполнение которых, по мнению известного немецкого не-оритора Ё.Коппершмидта [1], позволяет говорить о персуазивной риторике как методологии убеждения в сфере гуманитарного знания.
Эти условия диалога нуждаются в разъяснении, так как риторика ни исторически, ни тематически даже в своих современных формах проявления никогда не сводилась к специфике аргументационного применения языка, а охватывает более широкое поле речевой коммуникации. Расширительное толкование предмета риторики предполагает, что язык и речь выполняют в общественной практике функцию убеждения и интенции. Классическая риторика, в которой эти параметры речи пытались определять аналитически, либо структурировала модели конфликта, либо ограничивала конвенциональный характер языковой коммуникации.
Этот специфический аргументационный интерес к риторике в широком смысле слова впервые находит свое выражение в концепции Х.Перельмана и Л.Ольбрехт-Тытека, которые понимают риторику как теорию эффективной аргументации. Введением понятия эффективности они пытаются не только преодолеть различие риторики и аргументации, но и перепрофилировать красноречие в «правильноречие». Их заслуженно можно считать основателями неориторики, во всяком случае того ее раздела, который исследует аргументацию в философии и гуманитарных науках, в юридической, журнальной и политической практике. Идеи о необходимости разработки логики гуманитарного знания и легли в основу теории аргу-
ментации Х.Перельмана и Л.Ольбрехт-Тытека, первоначальный замысел которой состоял в построении логического аппарата аргументации на основе обобщения реальных приемов философского, юридического, исторического изложения: «Действительно, развитие современной логики начинается с того момента, когда для изучения процессов доказательства логики стали исследовать приемы математического рассуждения; и именно из анализа рассуждения в формальных, математических науках возникает современная концепция логики; это предполагает, что аргументация, которая не применяется в математических науках, тем более не возникнет в формальной логике... Нельзя ли в гуманитарных дисциплинах ваять тексты, которые традиционно рассматриваются как модели аргументации, и извлечь из них опытным путем средства рассуждения, которые мы рассматриваем как убедительные? Правда, выводы к которым приводят эти построения, не обладают такой же принудительной силой, как выводы математиков, но следует ли из этого, что они вообще не имеют силы, что не существует средств различить весомость аргументов хорошего и плохого изложения, трактат первоклассного философа и диссертацию новичка? И нельзя ли систематизировать такие наблюдения?» [2].
Изучение процессов аргументации в гуманитарном знании и применение к ним формальных логических процедур, положений психологии и социологии не объясняют природу и состав аргументации. Изучая психологическую, социологическую, логическую, критическую литературу исследования по теории пропаганды, Х.Перельман и Л.Ольбрехт-Тытека обратили внимание на риторические работы, классические и современные, и на суждения философов об аргументации. Возникшая в результате этих поисков новая риторика, ориентированная на современные проблемы аргументации, видит свой предмет иначе, чем классическая.
На самом же деле риторика занимается средствами обоснования выдвинутых положений, ее предмет не истина, а то, что относится к мнению, правдоподобному. Центральным мотивом, на основании которого принимаются или отвергаются мнения, оказывается ценностное суждение. Понятие ценностного
суждения, оценки изменяет сам характер предмета риторики: именно оно позволяет в современных условиях изучать проблемы аргументации, не противопоставляя риторику философии и не подчиняя ее формальной логике. Рассматривая три ораторских жанра: совещательный, судебный и показательный (эпидейктический), Х.Перельман [3] приходит к выводу, что показательная речь представляется центральной в системе аргументации. Поскольку она устанавливает согласие, на основе которого становятся возможными и судебная и совещательная речь, тем самым вырабатывает ценностные суждения, выстраивает их иерархии, служит не для развлечения и утешения публики, а воспитывает аудиторию, и несомненно больше, чем другие жанры, связана со взаимодействием «человек — речевой поступок».
Показательная аргументация представляет собой учение о продолжаюшейся речи в неинституали-зированной аудитории, а развертывание такого рода аргументации предполагает стратегию замысла. Из этого следует, что аудитория в неориторике Х.Перельмана отличаются от традиционной, она своего рода теоретический конструкт — продукт прогноза оратора, и в зависимости от того, какие свойства человека учитываются в этом прогнозе, аудитория будет развертываться в процессе аргументации различным образом.
Основная цель аргументации, как известно, — присоединение аудитории к положениям оратора, которое возможно благодаря одинаковой разумности всех людей, различающихся лишь силой ума. Это допущение позволяет рассматривать аргументацию как универсальное свойство разума, и потому она обращается к универсальной аудитории. Универсальная аудитория может мыслиться как все человечество в целом или как интеллектуальная элита, но на самом деле представляет собой абстракцию отдельных человеческих качеств. Когда говорят о «разумном человеке» или «объективном наблюдателе», который непременно должен согласиться с выводом, то, по сути дела, вырабатывают представление о той разумности, которая позволяет с выводом согласиться.
Практика политической, философской, научной полемики показывает, что в любую дискуссию вмешиваются мотивы социального и личностного характера, побуждающие ее участников занять ту или другую позицию. Согласие достигается контактом оратора и аудитории. Контакт устанавливается применением специальной речевой техники, включающей говорящую личность в акт речи и соединяющей личность, речь и предмет. Согласие предполагает равенство и добровольность. Но на самом деле никакого равенства между отцом и детьми, учителем и учениками быть не может. Риторическая аргументация, поскольку она основана на согласии относительно личности говорящего, его нравственного авторитета, дающего право на речь, зависит в основном от аудитории, к которой оратор адресуется, и то, что принимается одной аудиторией, не будет принято другой. Частная аудитория — совокупность людей, на которых оратор стремится повлиять своей аргументацией, она разнородна, неопределенна в составе
и числе, ей принадлежит ведущая роль в определении качества аргументации и поведения оратора, и в аргументации существенно не то, что сам оратор полагает истинным и доказательным, а то, каково мнение тех, к кому он обращается.
Универсальная и частная аудитории в концепции неориторики Х.Перельмана представляют собой прогностические модели. Первый тип модели ориентирован на говорящего, второй — на получателя речи. Соответственно первая модель — логическая, вторая — риторическая. Если в логической модели аргументация ведется в определенной закрытой системе категорий, то в риторической модели сохранятся возможность включения новых категорий, изменения правил рассуждения, позиции меняются, а ранее принятые решения пересматриваются. В риторической аргументации возникает принципиальная многозначность выражения, поэтому одна из главных проблем теории аргументации — не просто определить смысл выражений, но с каждым новым ходом речи соотнести замысел говорящего и оценку слушающего.
Таким образом, неориторика ориентируется на современную коммуникативную личность, которая противопоставляется этическому идеалу классической риторической традиции, она должна формировать скорее судью, чем истца с его односторонностью, закрытостью для аргументов противника и занятостью их опровержением. В этом смысл ответственности и свободы в человеческих делах. Там, где нет ни возможности выбора, ни альтернативы, мы не осуществляем нашу свободу. Именно совещатель-ность отличает человека от автомата. Это обсуждение касается всего, что, в сущности, является творением человека, — ценностей и норм, которые он создал и которые позволяет выдвинуть дискуссия. Изучение приемов такой дискуссии может развить в человеке сознание интеллектуальной техники, которой пользуются все, кто вырабатывает его культуру.
Не подвергая критике философские и теоретические основания неориторики брюссельской школы Х.Перельмана, отметим вместе с А.А.Волковым [4] два основных достижения современной риторики как методологии гуманитарного знания в ее неоритори-ческом прочтении, поскольку именно они определили характер дальнейших исследований. Во-первых, разработаны приемы изучения семантики речи, исходя не из редукции реального произведения до уровня логической структуры отдельного и произвольно взятого предложения, но из его анализа как целого, причем в теоретически определенном социальном и культурно-историческом контексте. Концепция универсальной и частной аудитории, разработка понятия согласия, изучение общих мест речи, разделение процессов доказательства и убеждения и построение на этой основе теоретической модели общения оказались категориальным аппаратом, пригодным для продуктивного и строгого анализа сложных семантических явлений и процессов. Во-вторых, обоснование центрального положения эпидейктической речи в современных языковых коммуникациях а) связывает стили массовой коммуникации, деловой речи, политической и дипломатической речи, человеко-
машинного диалога, обучающей речи — всех видов продолжающегося, периодического общения, б) концентрирует внимание на способах композиции речи, связанных со стратегией аргументации, т.е. с языковой личностью — систематическим проявлением творческой индивидуальности в речи.
Из этого следует, что «риторика» не только название и соответственно программа междисциплинарных, но и трансдисциплинарных исследований, которые имеют дело — в отличие от систематизации и истории языка — с риторизацией языковой коммуникации в целом и лингвистической семиотики в частности. В этой альтернативе «риторика» выступает определенной и стимулированной историей ее развития методологией исследования проблем, благодаря которой различные занятые языком и знаком дисциплины удостоверяются в собственной научной истории и состоятельности.
Такое понимание риторики приводит к пониманию перзуазивной компетенции как важнейшего условия протекания перзуазивной коммуникации. Основными признаками этой коммуникации является косвенность достижения цели, что обеспечивается речевой коммуникацией. Семантическое различие между риторическими категориями «убеждать» и «уговаривать» (Шокиту и соответственно рейокиту) заключается в том, что «уговорить» в смысле «убедить» менее всего отображает работу по описанию или вербальному объяснению речевого акта, а является критической категорий, которая характеризует действенность речевого акта в специфических условиях. Речь идет о необходимом различении между «успешностью» речевого акта в специфических условиях (критикой), с одной стороны, и фактическим «успехом» в постижении намерений участников дискурса с целью разрешения этих специфических проблем, с другой стороны.
Это различение не должно искажать представлений о согласии, предпосылки, которые отображают условия возможности согласия, могут быть названы «конститутивными» (в отличие от «регулирующих») правилами. В теоретическом отношении эти правила речевого акта есть взаимное признание каждого нацеленного на согласие акта речи как условия ее возможности. К.-О.Апель, как и Ю.Хабермас, говорит об этой предпосылке как о диалектике реальной и идеальной коммуникативной общности [5]. Антиципации идеальных коммуникативных условий в любой реальной коммуникации призваны обеспечить содержательную независимость нормативного фундамента языкового соглашения, что позволяет обозначить функциональность понятийного различения между «элокуцией» и «перлокуцией», различения, которое любую сторону процесса «убеждения» и «уговаривания» выражает как критическую дистинкцию между удачным речевым актом и извращенным.
Такая риторика позволяет устранить многие трудности, которые оставались еще со времен аристотелевской риторики, поскольку нацелена как на эмпирический анализ персуазивного процесса, так и на такое понимание согласия, к которому можно прийти только критически. Конечно, проблемы, свя-
занные с критикой, существуют, поскольку успех рационализированного и аргументированного согласия увязывается с наличием так называемой идеальной аудитории. Поэтому необходимо рассматривать проблему идеальной аудитории как структурный признак персуазивной ситуации, конститутивные правила которой обращены к индивиду и не могут рассматриваться как интерсубъективные обязательства вне речевой ситуации.
Как бы основные риторические понятия не различались, будь то «убеждать-уговаривать» (Ё.Коппершмидт) или по Ю.Хабермасу и Н.Луману [6] «социальная технология-критика», если они используются в современной риторике как средство контроля над социальными технологиями, то риторика превращается в дисциплину позитивистского толка. Понимание риторики, как это представляется в данной статье, не подразумевает игнорирование теории персуазивности как теории речевого взаимодействия. Теория критики, если она рассматривает принципы понимания, словно квазиестественнонаучные законы, которые действуют вне их интерсубъективного признания и не предъявляют никаких обязательств участникам дискурса, оказывается пригодной в лучшем случае для контроля по поводу успешности применения собственного риторического инструментария. Квазиестественнонаучный статус этих законов генерализирует эмпирически наблюдаемые данные и приводит к утвердительной ратификации практики, критика которой может стать риторикой только тогда, когда она — аналогично логике — свои «законы» и соответственно правила понимает как стандарты, которые служат не только для описания практики, но и для ее критической оценки.
Мы попытались выделять две стратегии риторики, а также различие между направленным на согласие уговариванием и направленным на согласие убеждением, основанным на силе аргументации. При этом обнаруживаются не только контуры диалога между риторикой и теорией аргументации, но и, исходя из этого, была установлена взаимосвязь между целепола-ганием в персуазивной коммуникации и в теории дискурса; эта взаимосвязь позволяет говорить об общей теории коммуникативной деятельности, объектом которой является взаимозависимость между речью и ее дискурсивным функционированием, успех которого есть условие совместной осмысленной деятельности. Таким образом, рассмотренная нами современная риторика предстает как область гуманитарного знания, которая может быть охарактеризована как наука о речи, познающая законы речевой коммуникации. Это в свою очередь предопределяет выделение двух основных функций риторики: познавательной и социальной, в осуществлении которых она выступает методологией в познании не только речи, но также закономерностей развития и изменения коммуникативной деятельности, прежде всего в исследованиях коммуникации как специфического процесса осуществления общественных (в первую очередь политических) отношений между людьми и социальными группами.
1. Kopperschmidt J. Allgemeine Rhetorik, Eihfuhrung in die Theorie der persuasiven Kommunikation. Stuttgart: W. Kohlhammer, 1973. 21б S.
2. Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. Logique rhetorique // Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. Rhetorique et philosophic. Paris, 1952. P.8-9.
3. Перельман X. Из книги: «Новая риторика: Трактат об аргументации» // Язык и моделирование социального взаимодействия. М.: Наука, 1987. С.207-2б4.
4. Волков А.А. Неориторика брюссельской школы // Неориторика: Генезис, проблемы, перспективы: Сб. науч.-аналит. обзоров. М.: ИНИОН, 1987. С.4б-б9.
5. Apel K.-O. Die Idee der Sprache in der Tradition des Hu-manismus von Dante bis Viko. Bonn: Passagen Verlag, 19б0. 172 S.
6. Habermas J., Luhmann N. Theorie der Gesellschaft oder Sozialtechnologie. Frankfurt: Suhrkamp, 1971. 401 S.
Bibliography (Transliterated)
1. Kopperschmidt J. Allgemeine Rhetorik, Eihfuhrung in die Theorie der persuasiven Kommunikation. Stuttgart: W. Kohlhammer, 1973. 216 S.
2. Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. Logique rhetorique // Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. Rhetorique et philosophic. Paris, 1952. P.8-9.
3. Perel'man Kh. Iz knigi: «Novaja ritorika: Traktat ob argu-mentacii» // Jazyk i modelirovanie social'nogo vzai-modejjstvija. M.: Nauka, 1987. S.207-264.
4. Volkov A.A. Neoritorika brjussel'skojj shkoly // Neoritorika: Genezis, problemy, perspektivy: Sb. nauch.-analit. obzorov. M.: INION, 1987. S.46-69.
5. Apel K.-O. Die Idee der Sprache in der Tradition des Humanis-mus von Dante bis Viko. Bonn: Passagen Verlag, 1960. 172 S.
6. Habermas J., Luhmann N. Theorie der Gesellschaft oder Sozialtechnologie. Frankfurt: Suhrkamp, 1971. 401 S.
