Современная многоярусная экономика: монополизм и государство Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

оговоренных в соглашении условий эксплуатации: поддержание и приумножение рыночной стоимости компании, размер рентных платежей (переменных во времени) и страхование ответственности недропользователя.

В-третьих, после реализации извлеченных из недр полезных ископаемых добывающей организации возмещаются нормативно и технологически обоснованные затраты, связанные с добычей, хранением и реализацией минерального сырья, а также нормативная прибыль, размер которой устанавливается в договоре концессии по условиям торгов (аукционов, конкурсов).

В-четвертых, создание экономического механизма, принуждающего компании, не осваивающие полученные бесплатно месторождения, отказаться от права пользования ими: например, постановка на баланс предприятий активов в виде имеющихся запасов полезных ископаемых, оцененных по рыночной стоимости добытого сырья, и взимания налога на имущество с этой суммы.

Подводя итог сказанному, хотелось бы еще раз подчеркнуть актуальность и исключительную народнохозяйственную значимость разработки нового закона. Но он должен быть принципиально иным по сравнению с тем, что подготовило Минприроды. Активное участие в его разработке могли бы принять и сырьевые «капитаны». Но при этом они должны встать выше своих узколокальных коммерческих интересов и посмотреть на проблему недропользования с позиции интересов всего общества, а следовательно, в стратегическом плане и своих собственных.

Рукопись поступила в редакцию 14.09.2005 г.

СОВРЕМЕННАЯ

МНОГОЯРУСНАЯ ЭКОНОМИКА: МОНОПОЛИЗМ И ГОСУДАРСТВО*

В.А. Волконский, Т.И. Корягина

Неоклассическая теория, занимающая до сих пор господствующее положение в мировой экономической науке, основана на бескоалиционной модели конкурентного равновесия. В этой концепции, также как в классической политэкономии, существуют законы сохранения стоимости и принцип выравнивания нормы прибыли, согласно которым цена товара определятся количеством материальных, трудовых и капитальных ресурсов, затраченных на его производство. Эти принципы все меньше соответствуют реальностям мировой экономики. Важнейшим понятием, позволяющим адекватно описать структуру складывающейся экономической системы, является понятие «монополизм» (с близкими к нему категориями - «барьеры между рынками», «рента, связанная с ограничениями разнообразной природы»), В новейшей истории наиболее значимая линия конфронтации - борьба за статус и роль государства: будет ли оно выразителем интересов страны и ее экономики или инструментом в руках транснациональных корпораций и крупнейших финансовых групп.

1. КОНКУРЕНЦИЯ И СЕГМЕНТАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

Тот корпус знаний, который составляет главную часть мировой экономической науки и содержания учебников по экономике, базируется на исключительно красивой и логически совершенной концепции конкурентного рынка. Недаром модели конкурентного равновесия и

* Статья подготовлена при поддержке РГНФ, проект 04-02-00227а.

связанные с ними исследования часто рассматривают как математическую дисциплину, подобно математической физике. В основе классической политэкономии лежит теория цены, построенная по аналогии с естественно-научными законами сохранения. «Экономический закон сохранения» гласит, что, как и положено для любой замкнутой системы в состоянии равновесия, результат процесса (в данном случае результат процесса производства есть цена товара) равен сумме ресурсов, вовлеченных в процесс. Математически доказано, что модели конкурентного равновесия обладают великолепными свойствами. Состояние равновесия является устойчивым: будучи выведенной из состояния равновесия, система в него возвращается. В случае если общество рассматривать как единого потребителя, состояние рыночного равновесия совпадает с состоянием оптимума - ситуацией, когда наилучшим образом используются имеющиеся ресурсы.

Вполне возможно, что в ХУШ-Х1Х в., когда закладывались основы экономической науки, теория и модели конкурентного равновесия отражали главные черты экономической реальности. Очевидно, что в настоящее время и всегда их выводы будут справедливы ... если выполняются исходные предположения, аксиомы теории. Однако похоже, что неуклонно сужается то поле, где выполняются эти исходные постулаты (замкнутость системы, отсутствие барьеров, препятствующих свободному перетоку ресурсов, и т.д.). Реальность утекла из-под описывающей ее теории.

Чтобы рыночная конкуренция проявила свои оптимизирующие свойства, вырабатываемые ею цены должны приближаться к двойственным оценкам (или оптимальным ценам) соответствующей задачи оптимизации, т.е. тем ценам, которые соответствуют совершенной конкуренции. Это условие бескоалиционное™ соответствующей игры: цены выбираются игроками, независимыми от производителей и потребителей. Цены совершенной конкуренции нередко фигурируют в теоретических работах как нормативный уровень цены, от которого отклоняются реальные (в той

или иной степени монопольные) цены. Кажется, можно и в целом о концепции конкурентного равновесия сказать, что она сохранила свое значение как нормативная теория, но не как отражение реальности1.

Уже в начале XX в. Р. Гильфердинг и В.И. Ленин констатировали, что капитализм стал монополистическим капитализмом. Однако еще долгое время (в значительной мере и до сих пор) либеральная экономическая наука рассматривала монополизм скорее как досадное исключение, искажающее общее правило - правило свободной конкуренции, выравнивающей условия экономической деятельности. В реальности же правилом давно стало более сильное по сравнению с легальной конкуренцией влияние на финансовые результаты монополизма, ограничений, порождающих ренту или квазиренту, и барьеров, сегментирующих рынки («коллективный монополизм»).

Необходимое условие устойчивости состояния конкурентного равновесия и оптимизирующих свойств рынка - выравнивание норм прибыли. Проблема выравнивания норм прибыли в межотраслевом разрезе привлекала активное внимание экономистов уже в 30-х, а затем в 60-х гг. прошлого века (Волконский, 2002; Волконский, Крюков, 2005). На основе статистических и содержательных исследований было убедительно доказано, что такого выравнивания фактически не происходит. Отраслевые показатели рентабельности (и к капиталу, и к себестоимости) характеризуются большими (в несколько раз или даже на порядок) и устойчивыми различиями. Было доказано также, что более высокая концентрация производства и капитала в отрасли ведет к более высоким нормам прибыли. Отрасли с наи-

1 Дж. Робинсон пишет: «Исследование закономерностей экономической теории принято начинать рассмотрением условий совершенной конкуренции, трактуя затем монополию как особый случай... Правильнее начинать исследование рассмотрением монополии, трактуя затем условия совершенной конкуренции как особый случай» (Робинсон, 1986, с. 400).

высшими барьерами для вступления новых производителей (те отрасли, где даже повышение цен на 10% не приводило к появлению новых производителей) устойчиво имеют более высокие нормы прибыли, чем отрасли с более низкими барьерами.

Еще большие различия в средней норме прибыли, чем межотраслевые, характеризуют группы предприятий и компаний, выпускающих один и тот же товар, но локализованных в разных странах (диспаритет цен). В бедных странах существует огромный разрыв в рентабельности секторов, ориентированных на обслуживание внутреннего рынка и на экспорт (Волконский, 2002, разд. 4).

Согласно господствующей экономической теории главным орудием конкурентной борьбы является создание более совершенных и качественных изделий или применение более экономичных технологий производства. Однако возможности завоевать и поддерживать доминирующее положение на рынках, положение «вне конкуренции», приносящее часто более весомую добавочную прибыль, достигаются далеко не только этими «собственно экономическими» методами.

Барьеры, устраняющие конкурентов, могут иметь самую разную природу. Это может быть и близость к власти, и лоббирование определенных вариантов законодательства (вспомним принятие в России законов о соглашениях о разделе продукции в период правительства «младореформаторов» в середине 90-х гг.), и информационную асимметрию, способность воздействовать на массовый спрос, и неразвитость финансово-посреднических структур, не говоря уже о теневых и прямо криминальных методах.

В реальной жизни легальная, собственно экономическая конкуренция не играет главной, определяющей роли, не занимает того места, которое отводит ей экономическая теория. Она постепенно становится резким экзотическим цветком, который нуждается в специальных условиях с определенной температурой и влажностью. Она действует обычно лишь под крышей сильного государства, кото-

рое поддерживает эти условия и выращивает конкурентоспособные компании.

В настоящее время все более актуальным и главное более плодотворным как в теории, так и для практических приложений экономической науки становится исследование не экономики конкретных рынков и отраслей производства, а именно этих барьеров и механизмов их поддержания или устранения.

Отрасли и сектора хозяйства обычно устойчиво делятся на две группы: 1) отрасли монопольной или олигопольной структуры, где большая часть рынка контролируется одной или несколькими крупными компаниями, и 2) отрасли, состоящие из большого числа малых и средних фирм, для которых характерна совершенная или монополистическая конкуренция. Точнее, они устойчиво тяготеют к тому или иному полюсу. В отраслях первой группы, как правило, гораздо более высокий уровень рентабельности капитала и оплаты труда. К ним относятся отрасли, контролирующие основные финансовые потоки в стране. Отрасли второй группы, наоборот, часто оказываются низкорентабельными или даже убыточными. Их называют депрессивными, они пользуются государственной поддержкой, поскольку их товары и услуги необходимы населению или экономике страны2. В экономической науке такое различие обозначают как диспаритет цен.

В целом современная картина мировой экономической системы радикально отличается от картины XIX и тем более XVIII в., когда закладывались основы теории рыночной экономики. Экономика стала многоярусной. На верхнем уровне располагаются гигантские транснациональные корпорации (ТНК) и финансовые группы - субъекты высшего ранга, определяющие глобальную экономическую

2 Хрестоматийным примером служит фермерское сельское хозяйство. В последние десятилетия во всех развитых странах реализуется широкая программа поддержки малого и среднего предпринимательства в промышленности и секторе услуг (см., напр. (Волконский, Крюков, 2005)).

структуру мира. Сюда же относятся экономически влиятельные государственные образования - США, Япония, страны Западной Европы. На более низких уровнях иерархии располагаются крупные национальные компании. Затем идут средние и мелкие предприятия, вплоть до индивидуальных фирм и наших челноков.

Наиболее высокие барьеры - не межотраслевые или межстрановые, а именно барьеры между ярусами этой иерархии. Смешно говорить о конкуренции между «Дженерал Моторс» и владельцем автомастерской. (Смешно - если за спиной одиночки не стоит другая крупная компания или данную область деятельности не опекает государство.)

Именно крупные корпорации, образующие олигопольные или монопольные структуры в основных промышленных отраслях, и долгосрочные соглашения между ними (формальные или неформальные) составляют тот каркас, который совместно с государством играет основную роль в обеспечении экономической стабильности в развитых странах.

Если крупнейшие транснациональные и национальные компании и финансовые группы борются за экономический и политический контроль над миром (в частности, и с крупнейшими государствами), то малые (а в периферийных странах и средние) фирмы нуждаются в поддержке и покровительстве для своего выживания. Теперь уже всеми признана, если не в официальной идеологии, то на практике, необходимость совершенно разного отношения государства к крупным и малым предприятиям. Конкуренция действует лишь постольку, поскольку это допускают субъекты более высокого яруса.

Однако похоже, что, признавая этот факт, приходится расставаться с представлением о цене, величина которой определяется такими объективными факторами, как господствующие технологии производства, квалификация работников, географические условия и т.п. Соотношения важнейших параметров, определяющих систему цен и ее динамику, становятся в значительной мере результатом игры между относительно немногими иг-

роками высших уровней многоярусной экономической иерархии. Конкуренция все чаще становится конкуренцией за право быть монополистом, и ведется она часто вовсе не экономическими методами.

Огромные возможности крупнейших корпораций и финансово-промышленных групп позволяют им при необходимости преодолеть межотраслевые и межстрановые барьеры, внедряться в новые высокодоходные сферы деятельности или создавать новые предприятия в странах с низкими издержками производства. Их финансовое положение не определяется только тем сегментом рынка (отраслью, страной), к которому (которой) они «привязаны». Этого нельзя сказать о малых и средних фирмах. На низших уровнях монополистической иерархии фирмы (предприятия), как правило, не обладают такой мобильностью, и их рентабельность, их доходность в решающей степени определяется параметрами той отрасли и той страны (иначе говоря, того сегмента рынка), к которым фирма привязана происхождением своих руководителей, профилем своих производственных фондов и т.д. Способности и активность менеджеров и собственников играют второстепенную роль. Поэтому объяснение тяжелого положения, скажем, российского предприятия, не имеющего возможности выйти на экспортные рынки, неконкурентоспособностью его директора или собственника оказывается несостоятельным. Если уместно здесь говорить о неконкурентоспособности, то это скорее неконкурентоспособность государства или всего общества.

В XIX в., когда жил К. Маркс, он мог практически отождествлять разрыв между богатыми и бедными с различием в положении людей, имеющих капитал, - класса капиталистов - и работников. Сейчас положение изменилось (в частности, потому, что в незападных странах появился свой национальный капитал). Основные линии разрыва проходят теперь между крупными (в основном транснациональными) компаниями, с одной стороны, и мелкими и средними фирмами - с другой, а также между странами экономического центра и периферией.

Важнейшим последствием усиления монополистических структур становится неспособность рыночных, конкурентных сил обеспечить возвращение системы к состоянию равновесия и стабильности. Свойство конкурентной системы возвращаться к равновесному состоянию основано на постулате о выравнивании норм прибыли (в системе понятий А. Смита и Д. Рикардо). Согласно маржина-листской теории при превышении цены товара над предельными затратами на его производство (сверхнормативная прибыль) также увеличивается выпуск продукции, снижается ее цена (и предельная полезность для потребителя) и растут предельные издержки - до тех пор, пока цена не станет равной предельным затратам, т.е. пока не будет достигнуто состояние равновесия. Как говорят кибернетики, образуется контур отрицательной обратной связи.

В случае монопольного рынка этот контур разрывается: превышение цены над предельными затратами не ведет к росту выпуска, сверхприбыль просто изымается из сферы производства или направляется либо на укрепление барьеров, обеспечивающих монопольное положение компании, либо на стимулирование спроса и сверхприбыли (без роста производства). Выравнивание норм прибыли не происходит (контур обратной связи разорван) или даже сверхприбыль возрастает (образуется контур положительной обратной связи).

Большие различия между разными секторами экономики и сегментами рынка в нормах прибыли, предсказуемости и других условиях часто вызывают социальные конфликты и создают препятствия для экономического развития. Депрессивные отрасли экономики и целые страны нередко попадают в ситуацию неоднократно описанных в экономической литературе «институциональных ловушек», или порочного круга «бедность - неэффективность». Эти порочные круги можно схематически описать так: низкая рентабельность -отсутствие инвестиций, нехватка управленческих кадров - снижение эффективности -низкая рентабельность. В такие ситуации могут попадать отрасли, продукция которых не-

обходима населению и народному хозяйству (наиболее изученный пример - сельское хозяйство), а также целые страны. Чисто рыночные силы обычно не могут разорвать эти кольца, сковывающие развитие отрасли (по крайней мере в приемлемые сроки). Эту задачу должно выполнять государство.

Описанные факторы и положения приводят к следующему теоретическому принципу разграничения роли рынка и государственного регулирования. Государство совместно с крупнейшими финансовыми и промышленными компаниями отвечает за поддержание необходимых финансовых и ценовых пропорций между секторами и сегментами экономики, за создание нормальных условий деятельности малых и средних фирм и предприятий. Роль конкурентного рынка - отбор из фирм, действующих в пределах одного сектора (сегмента рынка), наиболее эффективных и стимулирование их к дальнейшему повышению эффективности.

Одна из наиболее значимых линий конфронтации, так сказать, главная «интрига» в драме новейшей истории - борьба за статус и роль государства: будет ли государство реальным представителем народа, выразителем интересов страны и ее экономики или окажется инструментом в руках крупных корпораций и мировой финансовой олигархии (необходимым им, в частности, для обеспечения их доминирующего положения и монопольных преимуществ)?

2. ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ ЛИ ЦЕНА ТОВАРА ЗАТРАТАМИ?

Все студенты начинают постижение экономической мудрости с графика, на котором пересекаются кривые зависимости величины спроса от цены и предельных затрат от объема производства. Точка пересечения (равновесия) соответствует объему производства, при котором предельные затраты уравняются с предельным доходом. Это фундаментальный постулат мар-жиналистской и всей неоклассической теории: на конкурентном рынке цена устанавливается на

уровне предельных затрат. Это одновременно и постулат теории оптимального планирования.

Если фирма производит товар с минимальными затратами, это означает, что она использует некоторый ограниченный ресурс, который является ее капиталом, и за счет этого получает дополнительный доход. На фондовом рынке стоимость этого капитала должна быть равна приведенной (с учетом дисконтирования) сумме этого дополнительного дохода. А сам дополнительный доход будет обеспечивать возмещение капитальных затрат. Таким образом, для всего объема производимого товара прибыль равна нулю, а цена равна затратам (с учетом возмещения капитала). Получаем «экономический закон сохранения»: прибыль равна нулю, цена равна затратам. Этот закон можно интерпретировать разными способами. Он имеет важнейшее эвристическое значение и служит основанием великолепных моделей конкурентного равновесия с оптимизационными свойствами. Однако он становится содержательной научной истиной только в том случае, если затраты можно представить как сумму однородных, хорошо измеримых ингредиентов (ресурсов). Причем цена каждого ингредиента формируется независимо от того, в какой отрасли и какими субъектами рынка он производится и используется. Такими ингредиентами (ресурсами) считаются земля, труд и капитал. Но практическое значение закона и моделей, описывающих распределение этих «хорошо измеримых» ресурсов, омрачается тем, что их затраты составляют все меньшую долю в цене продукции.

Текущие производственные затраты таких однородных и хорошо измеренных ингредиентов - это промежуточное потребление и оплата труда. Их сумма составляет себестоимость. Однако доля этой части цены с ростом эффективности производства становится все меньше. В последние годы в России эта доля согласно национальным счетам в среднем составляет 70-71 %, в США в целом по обрабатывающей промышленности - также около 70%.

Какими факторами и механизмами определяется современная структура остальной, «виртуальной» части цены, - эта проблема

становится наиболее актуальной для экономической науки.

На протяжении всей истории экономический мир неудержимо сдвигается от преобладания тяжелых форм физического труда сначала к труду индустриальному, затем к научно-техническому, а теперь уже - к деятельности и манипуляциям не в материальном, а в виртуальном мире. Этот процесс стал особенно заметным в последние десятилетия.

В экономической сфере неуклонно повышается удельный вес финансово-посредничес-кого сектора и управляющих звеньев за счет собственно производственной деятельности и производственных секторов. Исключительно плодотворным оказалось введение и систематическое использование теоретиками институционального направления понятия трансакци-онных издержек. В теории различают трансформационные издержки (затраты на трансформацию, изменение физических свойств продукции - размер, цвет, местоположение и т.д.) и трансакционные издержки (на определение, защиту, обеспечение прав собственности, принуждение к выполнению контрактов и т.д.) (Норт, 1997, с. 46). В число трансакцион-ных издержек следует включить, конечно, и все затраты на обеспечение контроля над рынком, и предотвращение входа на него новых участников, т.е. собственно затраты на поддержание монопольного господства в традиционном понимании. Поскольку в монополизированных (или олигополизированных) отраслях речь идет об огромных деньгах, то, естественно, и объемы этих затрат оказываются огромными.

Введение понятия трансакционных издержек оказалось исключительно плодотворным в отношении качественной теории. Эти издержки не являются затратами хорошо измеримого или однородного ресурса, и использование этого понятия не добавило содержательности (в традиционном смысле) постулату о равенстве цены сумме затрат. Однако само признание не ресурсной, а институциональной (в значительной мере конвенциальной) природы цены имело большое значение как указание главного направления развития теории.

Здесь надо сделать еще оговорку относительно оценки капитала. Постулат о выравнивании рентабельности норм прибыли на капитал можно считать приемлемым, если речь идет о кредитном капитале (и то со значительными оговорками и при специальной интерпретации). Действительно, обслуживание долгов - это та часть прибыли, которую можно интерпретировать как затраты на возмещение заемного капитала, и в условиях примерного равенства разных видов банковского процента она удовлетворяет требованиям к объективно необходимым затратам на производство. Себестоимость с добавлением единого процента на использованный капитал ближе всего соответствует понятию объективно необходимых затрат.

Однако когда речь идет о понятии капитала в комплексе, то следует признать, что указанный постулат резко контрастирует с наблюдаемой реальностью. Огромные различия норм прибыли по отраслям и регионам устойчиво сохраняются, а часто и усугубляются даже там, где юридически обеспечен свободный перелив капитала.

Капитал фирмы можно измерять затратами на строительство заводов, производство оборудования, обучение персонала и т.д. Но есть и другая оценка - его капитализированная стоимость, определяемая ценой его акций на финансовых рынках. Перелив капитала создает тенденцию выравнивания нормы прибыли на капитал, но на капитал, измеренный его капитализированной стоимостью. При этом сохраняется экономический «закон сохранения», согласно которому цена продукта определяется затратами на его производство и прибыль оказывается равной нулю.

Из-за указанной двойственности оценки капитала пришлось и вместо прибыли ввести новое понятие. Точнее, разделить слово прибыль, которым все пользуется в жизни, - цена минус материальные и трудовые затраты - и понятие прибыли, о котором пишется в экономических учебниках, - прибыль за вычетом платежей за использование фактора, дающего добавленный доход (т.е. процента от капитализированной стоимости фирмы). Вместо перво-

го понятия теперь следует говорить «бухгалтерская прибыль», второе - это «экономическая прибыль». Однако при таком определении экономической прибыли ее уже вовсе нельзя интерпретировать как затраты на возмещение объективно необходимого авансированного капитала (по его воспроизводственной стоимости). А объем капитала по его рыночной, капитализированной стоимости сам определяется величиной прибыли. В обоих случаях спасенный «закон сохранения» теряет свою содержательность. Понятие капитализированной стоимости позволяет распространить принцип выравнивания прибыли на капитал и на отрасли, где прибыль включает природную ренту. Для этого надо только включить природный объект в суммарную величину капитала по его стоимости на фондовом рынке.

Выше уже было сказано об устойчивых многократных различиях в отраслевых нормах прибыли. Примером отраслей, где превышение цены продукции над затратами особенно велико, служат топливно-сырьевые отрасли, в которых прибыль включает природную ренту и, как правило, экспортный доход. Статистические данные свидетельствуют, что нормативы отраслевой рентабельности по отраслям обрабатывающей промышленности как в США, так и в России различаются значительно - в 3-4 раза. Однако это все же менее серьезное различие, чем разрыв между рентабельностью, скажем, нефтегазового комплекса и средней рентабельностью всех остальных отраслей экономики.

В России в 2000-2004 гг. рентабельность к себестоимости (до уплаты налогов) нефтяного комплекса колебалась от 170 до 227%, газового комплекса - от 153 до 273%. В то же время средняя рентабельность по основным отраслям экономики составляла 28-37%. Чуть менее наглядное соотношение характеризует рентабельность к основным производственным фондам (Кузык и др., 2004; Волконский, Кузовкин, 2005).

Основную часть сверхприбыли нефтегазовый комплекс России получает благодаря огромному разрыву между экспортными и

внутренними ценами на сырую нефть и на газ (экспортному доходу), а еще больше - благодаря разрыву между экспортной ценой и затратами. Так, в 2003 г. средние затраты на добычу и транспортировку, перечисленные в рубли по официальному курсу, составили по сырой нефти 60 долл./т, по газу - 17,4 долл./ тыс. м3. Экспортная цена, соответственно, -186 долл./т и 79 долл./тыс. м3.

Саму возможность продавать часть продукции по более высокой экспортной цене можно рассматривать как своеобразный ограниченный ресурс, а экспортный доход - как ренту от использования этого ресурса.

Разрыв между мировыми (экспортными) и внутренними ценами нефти и газа - это следствие или часть общего и далеко не временного явления - огромных различий (диспаритетов), между средними уровнями цен на все товары и услуги (а следовательно, и доходов) на внутренних рынках богатых и бедных стран, подробнее об этом см. (Волконский, 2002, разд. 4).

Экономисту, воспитанному на представлениях теории экономического равновесия, описанные различия в уровнях цен в разных странах представляются парадоксом. Особенно поражает его разрыв в ценах на одни и те же товары, несмотря на успехи внешнеторговой либерализации, на минимальные таможенные барьеры или их практическое отсутствие. Объяснение этого парадокса состоит в разобщенности рынков этих стран. Они живут как бы в двух различных экономических мирах. И существует много факторов, создающих барьер между этими рынками, помимо «запрещающих» таможенных пошлин и других механизмов государственного регулирования внешней торговли. В результате оказывается, что большая часть товаров, производимых только в развитых странах (высокотехнологичные товары, информационные продукты и т.д. производятся компаниями лидирующих стран), только в этих странах и потребляется, поскольку они слишком дороги для населения бедных государств. Наоборот, большая часть товаров, производимых в бедных странах, не может, несмотря на относительно низкие це-

ны, по тем или иным причинам «пробиться» на более дорогие рынки развитых государств, хотя их качество не уступает зарубежным аналогам. В еще большей степени это касается производства и потребления услуг.

Экономические центры, индустриально развитые страны заинтересованы в получении от слаборазвитой страны той продукции, которая традиционно составляет предмет ее экспорта (и их импорта). Как правило, это продукция сельского хозяйства и добывающих отраслей промышленности. Они не заинтересованы в развитии сложных и высокотехнологичных производств, которые могут составить для них конкуренцию. Их интересам отвечает положение, при котором в бедной стране уровень цен на предметы экспорта гораздо выше, чем уровень цен на товары и услуги, предназначенные только для внутреннего рынка, включая цену рабочей силы, определяющую уровень доходов населения. Это достигается проще всего снижением курса национальной валюты по отношению к доллару. В этом же заинтересована та часть населения бедной страны, которая связана с экспортными производствами.

В результате победы идеологии либерализации и максимальной открытости экономики создана система, максимально благоприятная для сообщества богатых лидирующих стран, система движения доходов и ресурсов «снизу вверх», от бедных стран к богатым. Более подробно она обсуждается, например, в работе (Волконский, 2002, разд. 4). Эта система, по существу, аналогична барьеру, который обеспечивает монопольное или просто доминирующее положение производственных компаний или финансовых групп. Как всегда, практически очень трудно оценить, какую часть сверхдоходов они получают благодаря своему технологическому или организационному превосходству, а какую - благодаря специальным финансово-ценовым конструкциям и эффективной государственной политике.

Возможно, отрыв лидирующих стран по уровню богатства и доходов необходим для создания там таких условий, которые могут обеспечить концентрацию интеллектуальных

ЭНСР №4(3!) 2005

30

ресурсов - высококвалифицированных работников науки, культуры, медицины, журналистики. Концентрация этого «ресурса» обычно приносит богатым странам дополнительные доходы, которые можно назвать цивилизацион-ной рентой. Сюда же относится большая часть наукоемкой продукции (новые технологии, новые модели техники, цены которых содержат интеллектуальную ренту). Одним из «ресурсов», обеспечивающих приток цивилизацион-ной ренты, служит высокооплачиваемый государственный аппарат, в частности правоохранительные службы, поддерживающие безопасность, стабильность, предсказуемость, низкий уровень инвестиционных рисков.

Постулат «цены определяются затратами» означает, что они определяются господствующими технологиями производства и обмена, социальными, политическими и иными характеристиками общества в целом, его классовой структурой и т.п., не зависящими от внешнеэкономических действий отдельных групп и личностей. В этом отношении цена в рыночной экономике оказывается объективным параметром. Надо заметить, что объективный в этом смысле характер цены (если не считать случайных отклонений цен от их объективно сложившегося уровня), по существу, не подвергается сомнению не только у либеральных экономистов, но и у классиков. Но, очевидно, следует констатировать, что цена потеряла свою объективную основу в прежнем ее понимании (см. также (Теория капитала..., 2004)).

3. МЕХАНИЗМЫ ИЗЪЯТИЯ ФИНАНСОВЫХ СРЕДСТВ. ЦЕНОВЫЕ ДИСПАРИТЕТЫ И ИНСАЙДЕРЫ

В РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКЕ

О причинах беспрецедентного падения производства в России в 90-е гг. написано много работ. При разных подходах на первый план выдвигаются разные факторы. Это и разрушение государственной системы управле-

ния экономикой в отсутствие налаженного рыночного механизма, и «институциональный вакуум», связанный с потерей привычного жизненного уклада и духовных ориентиров.

Здесь мы проиллюстрируем с помощью межотраслевой модели, как возникновение ценовых и финансовых диспаритетов может привести к дезорганизации и разрушению всей экономической системы.

Матрица технологических коэффициентов А может быть использована для моделирования системы цен в виде

р=рА+с1, р> 0, (1)

где р - вектор отраслевых уровней, или индексов цен, и й - вектор, компонентами которого являются величины добавленной стоимости в единице отраслевой продукции.

Можно предположить, что компоненты вектора й? неотрицательны и даже положительны: ^ > 0 (/' - номер отрасли).

Предполагается, что каждая отрасль за счет тех или иных факторов может обеспечить себе величину добавленной стоимости, превосходящую некоторую стабильную долю от цены:

или в матричной форме:

а>р Д (2)

где В - диагональная матрица, в которой диагональ состоит из долей

Чтобы отрасль могла осуществлять простое воспроизводство, ее добавленная стоимость должна превышать определенный уровень. Мы предположим, что заданные доли Dj не ниже этого уровня. В условиях нормального функционирования экономики, при достаточно стабильных ценах система неравенств (1-2) имеет решение, и матрица Л + Б остается продуктивной. Если доли £>у (а, следовательно, и цены />у) оказываются чрезмерно высокими, то матрица А + И становится непродуктивной, и стабильных цен, обеспечивающих простое воспроизводство всем отраслям, не существует. Разрушительно высокими доли

могут сделать непосильные налоговые изъятия. Однако вполне аналогично налогам действуют и чрезмерно высокие цены на продукцию, и услуги таких «инфраструктурных» отраслей, как, например, топливно-энергетические. От покупки их продукции не может отказаться ни одна отрасль, как бы высоки ни оказались цены на нее.

В условиях советской экономики матрица А + £) (а тем более матрица А) оставалась продуктивной, несмотря на большую внеэкономическую нагрузку, обеспечивающую военный паритет с США. В первую половину 90-х гг. в России на фоне колоссальных темпов инфляции сформировалась совсем другая система межотраслевых ценовых пропорций (см. напр., (Волконский, 2002, разд. 4)). При этом доли Dj у ряда отраслей (в основном имеющих возможность экспортировать свою продукцию и не опасающихся сокращения продаж на внутреннем рынке) чрезмерно повысились. У другой группы отраслей (в основном ориентированных на внутренний рынок) доли О] понизились ниже уровня, обеспечивающего простое воспроизводство. Это создало диспаритет цен, который стал одной из главных причин инфляции, взаимных неплатежей (роста просроченной задолженности) и резкого сокращения производства преимущественно у отраслей второй группы3.

Для анализа современного кризиса российской экономики оказался важным еще один фактор, давно привлекающий теоретиков. Описывая картину механизмов выстраивания и поддержания иерархической структуры современной экономики, нельзя ограничиться только различиями в положении разных фирм на рынках и их внешними связями, обойдя вопросы их внутренних отношений, контроля собственников и инсайдеров, распределения доходов фирмы между участниками производства.

3 Такой вывод на основе анализа межотраслевой модели типа (3-4), (З^а), (3-6) был сделан в 1995 г. в статье (Волконский, Канторович, 1995).

С увеличением размеров компаний, числа входящих в них предприятий их внутренняя структура стала все чаще приобретать многоуровневый, иерархический вид со своими организационными механизмами поддержания иерархии и со своими социально-экономическими и институциональными проблемами.

С середины прошедшего века большое внимание стало уделяться феномену увеличения социального и экономического влияния слоя управляющих за счет снижения роли юридических собственников.

Важным результатом постоянно происходящего процесса увеличения размеров компаний и повышения сложности управления производством стало отделение собственности от управления в крупных компаниях. Повсеместно выделяются доминирующие группы, которые обладают реальным контролем над оперативной деятельностью фирмы, внутренними отношениями в трудовом коллективе, снабжением и сбытом продукции и т.п., -инсайдеры. Как правило, в крупных компаниях эти группы состоят преимущественно из менеджеров, не являющихся крупными собственниками. Собственники оставляют за собой только решение ключевых вопросов, определяющих структуру компании, руководящие кадры и стратегию развития (разделение труда!). Хотя номинально менеджеры обязаны действовать только в интересах собственников, у инсайдерских групп формируются собственные интересы, которые не совпадают с интересами собственников. Стремление инсайдеров расширить свой контроль, распространив его на решение ключевых, стратегических вопросов и, главное, контролировать финансовые средства компании - это неизбежный и объективный процесс, порождающий конфликтные ситуации.

Первоначальная постановка проблемы инсайдерского контроля - проблема защиты прав и интересов собственников, т.е. проблема по преимуществу микроэкономики. Однако в более общей постановке ее содержание выходит на институциональные проблемы макроэкономики, поскольку рынок капиталов и обес-

печение прав акционеров далеко не во всех странах являются достаточными условиями для эффективного решения макроэкономических и социальных задач, таких как поддержание межотраслевых и межтерриториальных пропорций, необходимой нормы накоплений и т.д. В разных странах при решении этих задач основную роль играют разные институты. При их решении эти институты воздействуют на инсайдерские группы, ориентируя их деятельность и направляя развитие контролируемых ими компаний в направлениях, необходимых для развития экономики страны. Успешность развития национального хозяйства в большой мере зависит от деятельности системы этих институтов, в частности от эффективности их контроля над инсайдерами.

Как показывают исследования (см. напр., (Корпоративное управление..., 1997)), наиболее близким к теоретической модели контроля акционеров над менеджерскими (инсайдерскими) группами является англо-аме-риканский вариант, основным элементом которого являются активные конкурентные рынки капитала, управленческих кадров и труда с большим количеством дружественных и недружественных поглощений компаний и смены собственников.

В Германии сильные позиции инсайдеров поддерживаются представительством наемных рабочих в наблюдательных советах и их участием в управлении, которое закреплено в акционерном законодательстве ФРГ. В то же время участие работников в управлении является также частью контроля аутсайдеров над деятельностью инсайдерских групп. Основную роль в «макроэкономическом» контроле аутсайдеров играют крупные универсальные банки, которые обычно имеют большую долю голосов в акционерных советах.

Наиболее сильные позиции имеют инсайдеры в Японии, где как контингент рабочих, так и управляющие крепко привязаны к своим компаниям (там долго действовал принцип пожизненного найма). В крупных промышленных объединениях действуют системы управления, до предела снижающие конфликтность интере-

сов между руководством объединения и компаниями-участниками. Можно сказать, что инсайдеры не теряют своего суверенитета и сами создают системы внешнего контроля, контактирующие с государственным аппаратом и оперирующие на рынке капитала.

В Китае не было массовой кампании по приватизации, как в России и странах Восточной Европы. Однако директорам государственных предприятий предоставлена широкая самостоятельность в области производства, ценообразования, продаж, закупок, международных торговых операций, инвестиций, использования нераспределенных средств, слияний и поглощений, внутренней организации и т.д. Как на госпредприятиях, так и в акционерных компаниях основной формой внешнего контроля остается назначение высших менеджеров правительством или территориальными органами власти (а не советом директоров). Официальный представитель предприятия, т.е. его директор (даже в специальных экономических зонах, таких как Шенжень), фактически назначается только орготделом партийного комитета4.

Принцип контроля над кадрами является также одной из особенностей организации японских фирм, где принятие большинства решений осуществляется децентрализовано, однако все кадровые решения централизованы (Корпоративное управление..., 1997, с. 303).

Новая структура и роль групп, управляющих крупными компаниями, сложившиеся в США в середине XX в., подробно описана и проанализирована Дж. Гелбрейтом (Гелбрейт, 1969).Он называет такую группу технострук-турой и показывает, что здесь представление о собственнике (акционерах) и менеджерах как его агентах не отвечает реальности. По сути, техноструктуру следует считать инсайдером. А проблема инсайдерского контроля полностью сводится к координации действий этих крупных инсайдеров в масштабах страны.

4 Номинальное назначение отраслевым министерством или ведомством осуществляется только после утверждения кандидатуры в парткоме.

Особую остроту проблема инсайдерского контроля приобрела в России в результате реформ 90-х гг. В книге (Дзарасов, Новоженов, 2005) подробно описана сложившаяся сейчас в России ситуация доминирования инсайдерского контроля. С точки зрения авторов, реальный собственник - инсайдер (в отличие от формального, юридического) руководствуется краткосрочными, а не стратегическими целями (максимизирует свой краткосрочный личный доход). И из этого обстоятельства вытекают такие негативные последствия для экономики России, как массовый вывоз средств с помещением их в западные банки или использование их на непроизводственные цели (покупка недвижимости, потребление выше западных стандартов), максимальное извлечение инсайдерской ренты без заботы о сохранении и развитии производственных мощностей и т.п. При этом все эти негативные тенденции авторы считают следствием сложившегося в экономике России инсайдерского контроля.

По нашему мнению, несмотря на содержательные и верные описания и анализ ситуации, сложившейся в российской экономике, такое утверждение методологически не верно. Как отмечалось выше, сам по себе инсайдерский контроль - объективное и неизбежное следствие укрупнения хозяйственных организаций и усложнения производства. Контроль юридических собственников над инсайдерами вовсе не является необходимым условием эффективности и долгосрочного роста современных корпораций. Это доказывают как эмпирические данные о результатах управления инсайдерских групп, управляющих крупными компаниями (в частности, в США, Японии, Европе), так и теоретический анализ их мотивации (в частности, техноструктуры Гелбрей-та). Дело в отсутствии (или слабости) вообще какого-либо внешнего контроля над действиями инсайдеров, а также координации этих действий в отсутствие аутсайдера - сильного макроэкономического субъекта (собственников, перераспределяющих капиталы через финансовый рынок, государства, реализующего программу долгосрочного развития, и т.д.).

Эта ахиллесова пята российской экономики сочетается с общей ненадежностью институтов, прежде всего институтов, обеспечивающих права собственников - не только юридические, но и реальные («институциональный вакуум»)5. Именно эта ненадежность институтов, недоверие к любым признакам стабильности - вот что является главной причиной нынешней краткосрочной ориентации инсайдеров и всех ее негативных последствий.

В странах Западной Европы и США решающую роль в создании и развитии капиталистической экономики сыграли семьи и кланы (в основном протестантской ориентации), на протяжении веков передающие по наследству свои капиталы и духовную устремленность на расширение и совершенствование своего дела. Они демонстрировали пример идентификации (термин Дж. Гелбрейта, который он применяет к членам техноструктуры) своих личных интересов с интересами компании. Многие из членов этих семей (собственников) участвовали в управлении на правах менеджеров. Иными словами, большинство наиболее устойчивых и успешных компаний обязано своими успехами именно тому, что в них не произошло разделение прав собственности и функций управления и образовались типичные инсайдерские группы, сосредоточившие в своих руках все инструменты контроля. Такие же свойства преемственности и идентификации личных интересов с интересами компании характерны для гелбрейтовской техноструктуры и японских сюданов.

В России вряд ли можно надеяться на возникновение (или возрождение) семейств и кланов купцов и промышленников. Более реальным представляется возрождение былой мощи советских индустриальных, научно-произ-водственных, строительных коллективов, которые вывели Советский Союз на высший уровень научно-технического прогресса. Инсайдерские группы, руководящие такими объеди-

5 Прочитать об этом можно также в работе (Корягина, 1997).

нениями, очень близки к описанной Гелбрейтом техноструктуре. Это были социальные образования, значительно отличающиеся от западных компаний, описанных в классических экономических теориях, нацеленных исключительно на максимизацию прибыли и технический прогресс. По отношениям внутри коллектива они были более похожи на японские фирмы, выполняющие многосторонние социальные функции. Возникновение в СССР большого количества трудовых коллективов передовых предприятий, хранящих преемственность, не утративших коллективистских и общинных традиций России, стало одним из наиболее значимых достижений советской эпохи в социально-экономической и институциональной сфере.

Надежда на стабилизацию и устойчивый подъем российской экономики во многом связана с перспективами возрождения таких инсайдерских групп на базе сохранившихся трудовых коллективов. Повторим еще раз: по нашему мнению, главная проблема в реализации этой надежды - не чрезмерный контроль над инсайдерами, а неспособность аутсайдеров (прежде всего государства) создать условия, при которых рациональная установка инсайдеров соответствовала бы долгосрочным интересам страны. Для этого государство должно восстановить доверие к институциональной системе в целом, разрушенное в результате слома механизмов экономического управления и отказа государства от ответственности за социальные результаты реформ, а также преодолеть межотраслевые и межрегиональные диспаритета и диспропорции, характерные для стран периферийного капитализма.

Подробное описание современного российского предприятия и его управляющей системы дано в монографии Г.Б. Клейнера (Клейнер, 2004).

4. ГОСУДАРСТВО В МНОГОЯРУСНОЙ ЭКОНОМИКЕ

Исторически государства всегда были самыми крупными и сильными корпорация-

ми. Государство устанавливает «правила игры», оно играет основополагающую роль в создании и поддержании ряда барьеров между сегментами экономического пространства, в поддержке тех или иных хозяйственных секторов. Но оно может также брать на себя задачу выравнивания норм прибыли и противостояния господству монополий.

В то же время государства являются экономическими субъектами и, как правило, имеют возможность обеспечить себе на ряде рынков доминирующее положение. Когда европейские страны устанавливают высокие таможенные барьеры на ввоз сельскохозяйственных продуктов или доплачивают экспортерам, чтобы подавить своих конкурентов и завоевать новые рынки, они действуют как типичные монополисты, монополисты, вступившие в сговор (коалицию) со своими партнерами -отечественными производителями, конкурирующими с монополистами иностранными.

Либеральная теория под экономической свободой понимает свободу частных фирм от государства, в частности и свободу крупных корпораций. Между тем, как уже отмечалось, транснациональные финансово-промышленные группы уже стали более сильными организациями, чем многие государства. Государства в настоящее время - лишь один из видов организаций, действующих в социально-экономической сфере, далеко не всегда способный противостоять финансовой олигархии, транснациональным корпорациям, мощным наркокартелям или сепаратистским террористическим организациям.

Однако государство - это особый вид организации в обществе. И его особенность не в том, что оно сильнее других организаций, а в том, что это единственная из организаций, которая призвана отражать интересы населения, интересы развития общества как целого. Важнейший «ограниченный ресурс», обладание которым позволяет государству поддерживать свое доминирующее положение как в экономической, так и в политической сфере, - духовное единство народа, способность сохранять свои героические и культурные традиции, пре-

одолевать цивилизационные, этнические, экономические расколы. По сравнению с другими экономическими субъектами государство обладает дополнительными средствами экономической борьбы. В то же время оно обременено и дополнительными ограничениями по сравнению с экономическими организациями. Это единственная из организаций, у которой есть шансы противостоять финансовым и экономическим гигантам, которые, особенно будучи транснациональными, становятся фактически неподконтрольными национальным государствам и в число целей которых вовсе не обязательно должны быть включены забота о благосостоянии той или иной страны, о ее будущем, решение ее социальных задач. Там, где государство не было достаточно сильно, чтобы служить противовесом экономической мощи и политическому давлению ТНК, деятельность корпораций приводила к тяжелым социальным последствиям.

Те страны, которые в XX в. выходили из тяжелых кризисов или достигли успехов в модернизации своей экономики (как восточно-азиатские «тигры»), добились этого благодаря мощному регулирующему и организующему воздействию государства. Идеология либерализации внешней торговли и внутренней экономики стала осуществляться в европейских странах и Японии только с конца 60-х - начала 70-х гг. XX столетия. До этого регулирующая роль государства и во Франции, и в Японии была очень сильной.

В 50-60-е гг. многие страны демонстрировали исключительно высокие темпы развития не в последнюю очередь потому, что благодаря индикативному межотраслевому планированию предвидели и своевременно предотвращали межотраслевые диспропорции. Роль государства в эти десятилетия достаточно наглядно демонстрируется увеличением доли государственных расходов в ВВП в развитых странах в послевоенный период (см. напр., (Мельянцев, 1996, с. 148)).

Экономическая роль государства неоднозначна, как и роль любого института. Одна ипостась его - защитник и гарант права, в част-

ности гарант прав собственности, защитник равенства возможностей и принципов справедливости, противовес власти и групповым привилегиям господствующих классов и олигархических слоев. Другая ипостась - инструмент в руках этих самых антиобщественных сил, используемый ими для защиты своего господствующего положения, своих социальных и экономических преимуществ. Третья его ипостась - защита собственных групповых интересов, интересов бюрократии как социального слоя, и поддержка (законодательством и практикой его выполнения) своего положения как сильной социально-экономической монополии.

Первым по времени, а может быть и по важности, в истории становления капитализма формированием барьера следует считать возникновение барьера, связанного с превращением собственности в работающий капитал. Этот барьер сохраняет свою актуальность и в наше время, в основном, в странах периферийного капитализма.

Несмотря на все горы исследований и дискуссий вокруг учения Маркса, кажется, Э. Де Сото (Де Сото, 2001) удалось пролить новый свет на старую проблему природы капитала. Согласно его концепции в настоящее время для периферийных стран именно распространение формально документированных, признанных и защищенных государством прав собственности (прежде всего на недвижимость) становится главным условием превращения неформальной собственности (омертвленный капитал) в работающий капитал. И это превращение принесет им процветание.

Де Сото убедительно показывает, что именно формальный, обеспеченный авторитетом государства институт права есть главный компонент того барьера (или «полупроницаемой оболочки»), который выделяет сообщество Западных стран и связанных с ними экономически и культурно анклавов капитализма («очагов модерности», как их называли в 60-70-е гг.), в городах периферийных стран из всего остального мира. Этот барьер, во многом аналогичный барьерам, защищающим монопольные отраслевые рынки или внутренние

рынки развитых стран, Фернан Бродель удачно назвал «стеклянным колпаком» (невидимым, но плотным!). Де Сото определяет «стеклянный колпак» как «ограниченный доступ к легальной частной собственности».

На Западе каждая единица имущества, все объекты собственности «...живут в двух параллельных мирах - материальном и правовом». Благодаря этому «...они обретают способность быть обеспечением кредитов. В США важнейшим источником средств для финансирования нового бизнеса является кредит, выданный под залог жилища предпринимателя. Эти активы служат ответственным адресом для сборщиков долгов и налогов, они представляют собой обеспечение производных ценных бумаг, которые можно переучесть и продать на финансовом рынке. Благодаря всему этому Запад впрыскивает жизнь в свои активы. Именно отсутствие правового оформления объясняет, почему народы, освоившие практически всё, что было изобретено на Западе, - от канцелярских скрепок до ядерных реакторов - не в состоянии произвести капитал, который сделал бы их отечественный капитализм работоспособным... Не имея адекватного документального оформления, их активы обращаются в мертвый капитал» (Де Сото, 2001, с. 18-19).

Де Сото является твердым сторонником капитализма. Он называет капитализмом ту общественную и политическую систему, которая складывается внутри «стеклянного колпака» Броделя. Живущих вне «колпака» он зовет «внелегалами». В «стране внелегалов» гораздо более высокие риски, трудно использовать технологии страхования и распределения рисков, привлечь инвестиции. В «стране капитализма» государство берет на себя обеспечение прав собственности, надежности выполнения контрактов и т.д., поэтому трансакционные издержки фирмы резко снижаются. Зато «вне-легалы» платят гораздо меньше налогов (правда, эта выгода компенсируется тем, что приходится платить еще больше взяток).

Вся эта конструкция опирается на гигантский разрыв в уровне доходов и богатства между населением внутри «колпака» и вне

его. О чрезвычайно высокой дифференциации доходов в странах капиталистической периферии см., напр., (Волконский, 2002, разд. 5). В дополнение стоит привести свидетельство из (Де Сото, 2001): уровень оплаты труда «внелегалов» в несколько раз ниже, чем в благословенной стране «за стеклом» (в Перу различие в среднем в 3 раза). «Перепаду» в уровне доходов сопутствует, конечно, и разрыв в уровне образования и культуры (тоже одна из опор «барьера»).

За прошедшие триста лет «стеклянный» барьер был существенно сдвинут. Теперь он уже фактически не делит общества развитых стран, а скорее отделяет от них страны периферии. Внутри «колпака» находится та часть человечества, которая получила название золотого миллиарда. Огрубленно можно сказать, что это Запад и те богатые секторы экономики и населения периферийных стран, которые экономически и политически с ними связаны.

Де Сото делает вывод: «Я утверждаю, что в развивающихся и бывших социалистических странах капитализм потерпел неудачу» (Де Сото, 2001, с. 229). Однако при этом непоследовательностью в его концепции представляется активное отрицание им культурных различий (точнее, видимо, говорить о цивилизационных различиях) как одной из главных причин этой неудачи капитализма. По нашему мнению, ци-вилизационные различия, исторические, религиозные, культурные традиции играют важнейшую роль опоры того «стеклянного» барьера, который обеспечивает привилегированное положение Запада (подробнее об этой проблеме см., в частности, (Волконский , 2002)).

В странах Западной Европы и США уже с конца XIX в. Государство вступило в борьбу между Монополиями и Конкуренцией на стороне Конкуренции. Сильные и богатые государства стараются разными мерами смягчить ценовые диспаритеты. Как отмечалось выше, они оказывают поддержку малому и среднему предпринимательству. В настоящее время фактически всюду наложен запрет на установление полной монополии (т.е. контроля над рынком одного участника) во всех отраслях, кроме

небольшого числа отраслей, где управление из единого центра признается «естественной монополией». В остальных отраслях, где господствует тенденция концентрации капитала, государство удовлетворяется поддержанием олигопольной структуры рынка.

Результаты противостояния Государства крупным Корпорациям нельзя назвать достаточно успешными для Государства даже в развитых странах. На практике применение антимонопольных законов сталкивается с большими трудностями. А в сфере теории нет согласия между идеологами, является ли контроль над рынком со стороны крупных компаний злом или благом для экономики, следует ли добиваться их конкуренции или сотрудничества.

Требование внешнеэкономической открытости как основы всеобщего экономического процветания было возведено в статус «научной истины» постепенно, по мере того как развитые страны обеспечили себе надежное превосходство в эффективности производства.

С 70-х гг. XX в. клуб развитых стран и контролируемые им международные институты стали проводить согласованную политику разрушения барьеров для свободного перетока ресурсов и капиталов. Стратегия догоняющего развития для бедных стран фактически может быть реализована только благодаря реальному участию государства в экономике как самостоятельного игрока, монопольно контролирующего ключевые экономические процессы. Об этом убедительно свидетельствуют исследования проблемы в странах периферийного капитализма.

Идеология агрессивного неолиберализма была принята клубом развитых капиталистических стран в 70-е гг., когда было достигнуто их экономическое превосходство и выявилась неспособность СССР и социалистического лагеря в обозримые сроки модернизировать свою социально-экономическую систему и поддерживать высокие темпы роста в условиях гонки вооружений. Тогда США, ЕС, Япония и контролируемые ими международные институты (МВФ, ГАТТ-ВТО, Всемирный банк) стали проводить активную полити-

ку устранения государства из экономики, добиваться ликвидации упомянутых выше защитных барьеров. Соответствующая теория стала важным идеологическим оружием и основой политики обеспечения экономической зависимости периферийных стран от центров.

В наиболее явном виде требования устранения государства из экономики формулируются в базовых и дополнительных документах ВТО. Стоит специально упомянуть о таком инструменте установления финансово-инфор-мационного контроля мировых экономических центров над периферийными странами, как превращение их в неоплатных должников, в частности путем наращивания «помощи» от международных институтов (см. (Норт, 1997)).

По опыту России мы знаем, что либерализация внутренней и внешнеэкономической деятельности, ослабление государственного контроля приводят к увеличению утечки капиталов из страны. Такая ситуация характерна и для других стран-должников.

Поскольку страны-должники не могут расплатиться за кредиты, им рекомендуется сокращать социальные расходы, государственные субсидии и льготы производству и населению, а также снижать курс национальной валюты. Это ведет к снижению внутреннего спроса, падению производства, безработице, обострению социальной напряженности.

Чтобы дискредитировать участие государства в экономической деятельности, необходимо доказать, что такое участие приводит к ухудшению экономических результатов. Однако в таком общем виде этого доказать, естественно, невозможно. Как у частных компаний, так и у государства, воздействующего на экономические процессы, на счету и великие достижения, и примеры подавления экономической активности и разрушения экономического потенциала.

Большинство исследователей теневой экономики отмечают связь ее расширения с ростом финансово-посреднической деятельности, поскольку эта деятельность представляет значительно большие трудности для государственного контроля по сравнению с производством товаров. Беспрецедентный рост дохо-

дов и финансовых активов крупнейших транснациональных групп и финансово-промышленных корпораций, их реальной экономической власти и влияния происходит в значительной мере благодаря высвобождению финансо-во-посреднической, финансово-информацион-ной и финансово-политической деятельности из-под контроля государства и сокрытия результатов этой деятельности от кредиторов и трудового коллектива. В итоге зачастую наблюдаются уход от уплаты налогов, незаконный ввоз или вывоз валюты и товаров, незаконные платежи иностранной валютой внутри страны, зачисление части прибыли предприятия в производственные издержки и т.д.

Такое высвобождение из-под контроля вовсе не обязательно имеет характер преступной деятельности. Хорошее знание законодательства (обычно не только своей страны, но и других стран), использование услуг высококвалифицированных юристов, финансистов и пр. обычно позволяют обнаружить те или иные «дыры» и двусмысленные формулировки в законах, чтобы и минимизировать уплачиваемые налоги, и скрывать доходы, и незаконно оплачивать покупки инвалютой, и бесконтрольно переводить капиталы за рубеж, не рискуя понести серьезное наказание.

Расширение и углубление либерализации с последовательным устранением законодательных ограничений и вмешательства государства в экономику привело к тому, что финансовая сфера все более претендует на роль основной системы, управляющей экономикой и определяющей ее развитие, отодвигая на второй план или подчиняя себе системы государственно-административного управления.

По мере того как возрастает экономическая и политическая сила финансовых организаций и они перестают нуждаться в защите и помощи государства, разрыв между целями и интересами финансово-экономических групп и сообществ, с одной стороны, и государства -с другой, становится все более значительным.

В послевоенные десятилетия в мире наблюдается беспрецедентный рост числа новых форм банковского и финансового обслу-

живания и появление все новых и новых финансовых инструментов, в том числе производных (дериватов), и технологий. Это развитие финансовой активности было обусловлено во многом успехами информатики и компьютеризации, обеспечившими небывалые возможности практически мгновенной передачи информации, объединившей прежде географически разделенный мир, а также углубления ее переработки с целью управления рисками, хеджирования, разработки инновационных форм страхования, тщательно просчитанных схем валютно-финансовых спекуляций и интервенций и т.п. В этом же ряду необходимо упомянуть и о технологиях и схемах высвобождения финансово-экономической деятельности из-под контроля государства.

Возможность мгновенно перемещать огромные объемы ресурсов в пространстве благодаря успехам коммуникации и либерализации валютно-финансовой деятельности, появление офшорных зон и стран, где законодательство особенно тщательно охраняет коммерческую тайну, способствовали глобализации банковско-финансового сообщества, превращению его в сообщество экстерриториальное и практически недоступное для эффективного контроля со стороны отдельного государства. Иными словами, это сообщество становится потенциальной сферой теневой деятельности. Потенциальной, поскольку наиболее устойчивые и дальновидные банковско-финансовые структуры хорошо осознают высокую и вполне конвертируемую экономическую ценность их главного капитала - доверия и надежности. Однако, поскольку речь идет об огромных суммах выигрыша или проигрыша, нередко происходит и объединение представителей финансовых структур с коррумпированными чиновниками (с образованием организованных преступных группировок) или с откровенно криминальными сообществами для решения особо острых проблем. (Более подробно о проблемах переплетения официальной и теневой экономики см. в (Корягина, 1997).)

Недостатки правовой базы и практической деятельности правоохранительных

органов заставляют государство постоянно совершенствовать законодательство и методы борьбы с нелегальной и полулегальной экономической деятельностью. В ответ на это появляются все новые схемы теневого бизнеса и финансовых технологий с целью бесконтрольного расширения поля высокоприбыльных операций.

5. ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ МНОГОЯРУСНОЙ ЭКОНОМИКИ И ИХ ОЦЕНКА

Рост монополизации можно рассматривать как явно проявившуюся тенденцию развития мировой экономики. При этом традиционно негативная оценка этого явления уже не всем экономистам представляется единственно правильной. Другую тенденцию, которой дают отрицательную оценку экономисты левого крыла (с ними солидаризируются и авторы настоящей работы), можно обозначить как поляризацию (рост дифференциации) власти и богатства. Последнее явление наблюдается на фоне набирающей обороты глобализации. В данном разделе предлагается анализ названных тенденций в отдельных аспектах.

Переосмысление роли монополизма

Начиная с 60-х гг. прошлого века, появляются исследования, которые ставят под сомнение сам исходный теоретический постулат о негативном влиянии монополизации рынков на экономику.

Стремление к монополизации рынка всегда объясняли возможностью устанавливать повышенную цену на свою продукцию (или пониженную на продукцию поставщиков). Между тем наиболее важной причиной стремления к контролю над рынками, усиливающегося с усложнением и удорожанием производства, чаще всего было требование укрепить дисциплину и надежность отноше-

ний со своими рыночными партнерами, устранить непредсказуемость конъюнктуры.

Плодотворная абстракция свободного рынка, который направляется «невидимой рукой» Адама Смита к состоянию (пользуясь сленгом современных экономистов) народнохозяйственного оптимума, наталкивается на фундаментальную теоретическую трудность. Если предположить, что каждая фирма на рынке действует независимо, не оказывая влияния на рыночную конъюнктуру в условиях непредсказуемости действий других фирм, то получим процесс достижения равновесия (оптимума), сопровождающийся практически неутихающими стохастическими колебаниями, которые на практике привели бы не к народнохозяйственному оптимуму, а к полному прекращению инвестиций и в конце концов к полной бессмысленности продолжать производство. Эта логическая неувязка сродни известной неувязке в эволюционной теории. Если бы процесс возникновения разнонаправленных мутаций в генах был чисто случайным, а менее приспособленные формы постепенно устранялись бы вследствие естественного отбора, то времени существования Земли и даже Солнечной системы не хватило бы для появления высокоорганизованных животных и растений.

По-видимому, именно постулат о том, что игра экономических субъектов на рынке является бескоалиционной, представляющий собой одну из главных теоретических опор либеральной экономики, привел к ее научной несостоятельности в настоящее время. Практика рынка преодолевает указанную трудность, реализуя разные способы регулирования конъюнктуры. Наиболее известным из них служит установление контроля над рынком со стороны одной фирмы или коалиции нескольких фирм, т.е. монополизация.

Усложнение и удорожание производства требовало укрупнения размеров предприятия, т.е. расширения сферы административных методов управления (внутри предприятия) за счет сферы рыночного согласования интересов. Но, кроме того, требовалось, как уже было отмечено, и уменьшение рисков в отношениях с рыночными партнерами.

Предприятия со сложным производством были поставлены перед необходимостью формировать, реорганизовывать свою «среду взаимодействия».

Один из главных постулатов всех нормативных моделей рыночной экономики: цель всех фирм на рынке - максимум прибыли - перестает действовать для крупных фирм индустриального сектора. Ряд известных экономистов (один из первых - Дж. Гел-брейт (Гелбрейт, 1969)) констатировали, что поведение коммерческих структур значительно изменилось и определяется, как правило, стремлением максимизировать объем производства при некотором нормальном уровне прибыли. Другая формулировка той же цели: сохранение и возможное увеличение своей доли от всех рыночных продаж. Критерий максимизации доли рынка вполне согласуется с приоритетной задачей упорядочить рыночную стихию и расширить контроль над «средой взаимодействия».

Согласно теоретической схеме свободного рынка каждый экономический субъект выбирает и меняет своих контрагентов, руководствуясь только сопоставлением цен и затрат. Значительное отличие от этого реальной картины выявляется, если он учитывает нежелательность разорения своих партнеров по всей производственной цепочке: холическое поведение (от греч. Но1оз - целое).

Несомненно, капитализм индустриально развитых стран сильно изменился вследствие усиления роли государства как гаранта социальных прав и свобод граждан (в частности, под влиянием социал-демократической идеологии и примера Советского Союза). Однако главным фактором повышения экономической эффективности системы капиталистического производства, относительного увеличения его стабильности и предсказуемости (насколько эта тенденция действует) надо признать не роль государства, а влияние устойчивых структурных образований разнообразных форм -юридически оформленных единых организаций - и соглашений между ними. В основном на счет именно этого фактора следует отнести

тот факт, что развитым странам Запада и Японии удалось ввести в безопасные рамки цикличность, периодически потрясавшую мировое хозяйство до Второй мировой войны, практически без потерь пройти через тяжелый период энергетического кризиса середины 70-х -начала 80-х гг. Эффективность действий государства в преодолении цикличности убедительно оспаривается Милтоном Фридманом и другими видными экономистами.

Дифференциация и глобализация

В эпоху становления капитализма в Европе и Северной Америке он и его идеология -либерализм - были символами борьбы за общество большего экономического и правового равенства. К настоящему времени им создана и отлажена система легальных и теневых, открытых и скрытых механизмов, обеспечивающих гигантские разрывы в имущественном и экономическом уровне различных слоев населения как отдельных стран, так и человечества в целом. Эти разрывы определяют также огромные различия в их возможностях воздействия на политические, информационные, культурные процессы. Статистические данные о дифференциации населения Земли по экономическому положению свидетельствуют о том, что сложившаяся (выстроенная) многоярусная башня мировой капиталистической экономики в последние десятилетия постоянно растягивается, разрывы между ярусами возрастают. Соответственно сокращается сфера собственно экономических форм конкуренции.

Господствующее в мировой экономической науке неоклассическое и неолиберальное направление не ставит проблемы оценки результатов этого процесса с точки зрения интересов развития всего человечества, общих критериев экономической эффективности или хотя бы интересов отдельных стран.

Исследования Ю.В. Яременко по механизмам советской экономики (Яременко, 1981), изучение смены технологических укладов при возникновении длинных циклов

Н. Кондратьева (Глазьев, 1990) свидетельствуют, что для технологических прорывов и особенно для возникновения в стране нового, более высокого технологического уклада необходимо одновременное использование в едином хозяйственном комплексе многих «качественных ресурсов» (в отличие от «массовых» - термин Ю. Яременко (Яременко, 1981)). Одним из главных «качественных ресурсов» является наличие интеллектуальных и предпринимательских кадров и высококвалифицированной рабочей силы (того, что получило название «человеческий капитал»).

Можно предположить, что созданный в мировой экономике механизм движения финансовых, материальных и трудовых ресурсов из бедных стран в богатые (снизу вверх), преимущественно в страны ЕС и США, выполняет задачу создания в этих странах ситуации изобилия, отсутствия ресурсных ограничений, которая необходима для завоевания все новых и новых научно-технических высот. В частности, отрыв этих экономических центров от остального мира по уровню среднедушевых доходов и имущества является важнейшим фактором сохранения в них общих высоких стандартов культуры, быта, социальной инфраструктуры. Это, в свою очередь, позволяет привлекать наиболее качественные трудовые, интеллектуальные и культурные ресурсы («утечка мозгов» из всех бедных стран) и получать «цивилизационную ренту» благодаря научно-техническим и культурным инновациям. Эти процессы являются прямым последствием глобализации мирового хозяйства.

Только при больших объемах финансирования науки и образования, при создании условий стабильности и безопасности возможно в настоящее время привлечь интеллектуальные ресурсы и все, что обобщенно обозначают как человеческий капитал. Исключительно при этих условиях возможны инновационные прорывы в технике, эксперименты с новыми организационными и экономическими технологиями и т.д. Это относится как к появлению и распространению отдельных на-учно-технических новшеств, так и к возник-

новению новой волны массовых технологических и институциональных нововведений. Это все те условия, которые отличают «цивилизованные» страны от остальных. Они поддерживают лидирующее положение этих стран за счет цивилизационной ренты.

Опасность роста богатства, образованности, интеллекта, социальной стабильности на одном полюсе и нищеты, бескультурья, бесперспективности, внелегальности и т.д. на другом состоит в том, что этот процесс ведет к блокированию экономического и культурного развития широких слоев населения и целых стран, росту социальной и политической напряженности, угрозе социально-экономических катастроф.

Чем дальше заходит глобализационный процесс, тем больше накапливается его негативных результатов. Это агрессивная экономическая и политическая экспансия сообщества индустриально развитых стран, экспансия западной культуры, приводящие к подавлению и деградации незападных цивилизаций, духовным и национальным расколам, дроблению государства в тех странах, народы которых не могут или не хотят адаптироваться к господству новых институциональных норм и правил жизни, к экономической поляризации общества в странах периферийного капитализма и их

отставанию от лидирующих центров. * * *

Как либеральные, так и социалистические идеологические концепции признают необходимость более высокого уровня потребления для тех, чья деятельность более эффективна для общества, приносит более ценные плоды (в социалистических теориях это «оплата в соответствии с количеством и качеством труда»). В отношении возможностей влиять на процессы принятия решений, затрагивающих интересы большого количества людей, как социалистические, так и либерально-демократические идеологические концепции провозглашают необходимость обеспечить их независимость от групповых или сословно-классовых интересов и исходить из интересов общества

как целого. Однако на практике, как при реальном социализме, так и в государствах капиталистической демократии, влияние мощных экономических корпораций часто бывало определяющим.

Основные вопросы, возникающие в связи со всем вышеизложенным, можно сформулировать следующим образом:

какими принципами и какими механизмами определяется (или должен определяться) вклад членов общества и конкретных организаций, ценность для общества результатов их деятельности?

в какой мере реально действующие механизмы оценки этого вклада (в частности, це-ново-финансовую систему) можно считать объективно заданными, определяемыми природой человеческого общества, всеобщими социальными и экономическими законами?

в какой мере этот вклад, результат деятельности должен определять уровень потребления, социальный статус, возможности воздействия на общественно значимые решения производителей (членов общества и организаций), ответственных за эти результаты?

На протяжении четырехвекового развития капитализма одним из основных противоречий в истории, одной из наиболее значимых линий конфронтации была борьба постоянно усиливающихся крупных экономических субъектов за статус и роль государства: будет ли государство реальным представителем народа, выразителем интересов страны и ее экономики или инструментом в руках крупных национальных и транснациональных корпораций?

В соответствии с этим противостоянием формируются и главные идеологические установки, которые в наиболее упрощенном и радикальном виде можно представить как ответы на сформулированные выше вопросы. Точнее, можно обозначить различие между крайними позициями как признание в качестве конечной инстанции в ответах на эти вопросы:

. либо рынка (в идеале - действующего в рамках закона),

либо общества в лице государства как субъекта, не только определяющего юриди-

ческие рамки свободного рынка, но и отвечающего за экономические и социальные результаты развития страны.

После признания практически всеми социалистическими направлениями необходимости рыночных отношений между экономическими субъектами приходится констатировать, что сами ответы на сформулированные выше вопросы потеряли ту радикальность и качественную определенность, которую они имели, скажем, 100 лет назад. Ответы различаются в широком диапазоне, но эти различия все больше приобретают характер количественных. Так, большинство исследователей и идеологов соглашаются, что сложившийся разрыв в уровне доходов между верхним и нижним квинтилями (20% самых богатых и 20% самых бедных) населения Земли в 75 раз (согласно международной статистике, к концу 90-х гг.) слишком велик. Но исследований, которые давали бы основу для оценки «нормальной» или «допустимой» дифференциации, а тем более трудов, позволяющих обозреть в комплексе проблемы, стоящие перед человечеством, в настоящее время, по-видимому, нет.

По нашему мнению, создание новых идеологий и углубление старых, потерявших в большой мере свою интегрирующую и вдохновляющую силу, - едва ли не самая настоятельная задача современности.

Литература

Волконский В.А. Драма духовной истории: внеэкономические основания экономического кризиса. М.: Наука, 2002. Волконский В.А., Канторович Г.Г. Многоярусная экономика России: пределы гибкости // Экономика и математические методы. 1995. Т. 31. Вып. 3. Волконский В. А., Крюков Ю.К. О роли малого и среднего бизнеса в России и мире. // Экономика и математические методы. 2005. Вып. 1. Волконский В.А., Кузовкин А.И. Газовый комплекс: вопросы ценового и финансового регулирования // Проблемы прогнозирования. 2005. № 2.

Гелбрейт Дж. Новое индустриальное общество. М.: Прогресс, 1969.

Глазьев С.Ю. Экономическая теория технического развития. М.: Наука, 1990.

Де Сото Э. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М.: Олимп-Бизнес, 2001.

Дзарасов P.C., Новоженов Д.В. Крупный бизнес и накопление капитала в современной России. М.: Едиториал УРСС, 2005.

Клейнер Г.Б. Эволюция институциональных систем. М: Наука, 2004.

Корпоративное управление в переходных экономиках: инсайдерский контроль и роль банков. СПб.: Лениздат, 1997.

Корягина Т.И. Теневая экономика в России: истоки и статистика // Politeconom. 1997. № 1.

Кузык Б.К, Агеев А.К, Волконский В.А., Кузов-кинА.И., Мудрецов А.Ф. Природная рента в экономике России. М.: Ин-т экономических стратегий, 2004.

Мельяицев В.А. Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и современность. М: Изд. МГУ, 1996.

Никитин С.М. Проблемы ценообразования в условиях современного капитализма. М.: Наука, 1973.

Норт Д. Институты, институциональные измерения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997.

Робинсон Дж. Экономическая теория несовершенной конкуренции. М.: Прогресс, 1986.

Теория капитала и экономического роста: Учеб. пособие / Под ред. С.С. Дзарасова. М.: Изд. МГУ, 2004.

Хорос В.Г. Вместо введения. // Постиндустриальный мир: центр, периферия, Россия. М.: ИМЭМО, 1999. Сб. 2.

Яременко Ю.В. Структурные изменения в социалистической экономике. М.: Мысль, 1981.

Epstein R. С. Industrial Profits in the United States. N. Y., 1934.

Рукопись поступила в редакцию 30.06.2005 г.

УРОКИ

ТРАНСФОРМАЦИОННОГО КРИЗИСА

К.Х. Зоидов

Рассматривается применение эволюционного подхода к современной экономической теории и практике рыночных преобразований в экономике России. Предложена и обоснована концепция направленной эволюции, связанная с нетрадиционным взглядом на институциональное реформирование, а также на природу и пути преодоления трансформационного кризиса переходной экономики. Эволюционный путь выхода российской экономики из кризиса видится в стратегии опережающей модернизации и предпринимательской ориентации, сочетающей направленную и естественную эволюции экономических субъектов.

Развитие взглядов на эволюционные процессы и механизмы в экономике происходило в западной науке главным образом в связи с развитием эволюционно-институцио-нального подхода (Норт, 1997; Нельсон, Уин-тер, 2000). В настоящее время использование этого подхода является наиболее актуальным и представляется весьма перспективным для исследования эволюционной составляющей рыночных преобразований в России и других странах с переходной экономикой (Макаров, 1997; Маевский, 2001; Экономическая трансформация..., 2004). Анализ явлений переходной экономики и связанного с ней трансформационного кризиса позволяет углубить не только понимание переходных процессов на основе эволюционного подхода, но и наши знания об экономической эволюции, усовершенствовать эволюционный подход и тем самым обогатить методологический инструментарий экономической науки.