CC BY
64
СОВРЕМЕННАЯ АМЕРИКАНСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ОБ «ИМПЕРСКОМ» ХАРАКТЕРЕ СОВЕТСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ
И.В. КОНДРАШИН
Кафедра истории России Российский университет дружбы народов 117198 Россия, Москва, ул. Миклухо-Маклая, 10а
Реально существующее в течение многих десятилетий неполноправие и неравенство советских национальных республик и этнических групп дало основание некоторым американским исследователям сформулировать в весьма крайних терминах понятие «Советская империя», в которой господствуют только этнические русские. Если даже не признавать имперского характера Советского Союза, культурное и лингвистическое неравенство возможностей советских народов было достаточно очевидным, чтобы породить гипотезу о русификации, а также для того, чтобы появился широкий поток литературы, стремящийся эту гипотезу доказать. Кроме того, национальный вопрос часто считается важной составной частью внешней политики современной России, так как миллионы этнических русских проживают за пределами России. Это обстоятельство может служить предполагаемой угрозой русского имперского реванша.
Указанные аспекты в последние годы существования СССР и в течение более чем десятилетнего постсоветского периода так или иначе связаны с предполагаемыми «имперскими» качествами и свойствами советского режима. Эта проблема весьма активно дискутируется в американской историографии с середины 1980-х гт., т.е. со времени изменения общего духа отношений между СССР и Западом. Актуальность обозначенной темы подтверждается и тем обстоятельством, что в последнее время некоторые российские политики также высказывают «имперские» взгляды на будущее развитие России.
В данной статье нас прежде всего интересуют те американские обществоведы, которые специализировались на изучении мировых империй как историко-политического явления и в рамках этого исследовательского интереса вызвали дискуссию о том, можно ли считать СССР империей.
Наиболее влиятельным сторонником «имперского» взгляда на Советский Союз является известный советолог Збигнев Бжезинский. Точка зрения на Советский Союз как на империю нашла последовательное выражение во всех его крупных публикациях 1980-х и первой половины 1990-х гг.: «План игры. Геостратегические рамки хода советско-американского соревнования», «Великий провал. Рождение и смерть коммунизма в XX веке», «В поисках национальной безопасности», «Из-под контроля. Глобальное смятение на рубеже XXI века».1
Сложившуюся империю Бжезинский постоянно называет «московской», что должно, очевидно, подчеркнуть ее феодальный и, во многом, традиционный характер, в противовес представлению о «петербургской», то есть модернизирующейся, империи Петра I. Для носителей имперской власти Бжезинский применяет термин «московиты», безотносительно к периоду истории, о котором идет речь в его книгах. «Московская империя» делится, по его мнению, на три уровня: великорусскую империю - СССР; Советскую
империю - государства, связанные с Советским Союзом военно-политическими договорами, включая Монгольскую Народную Республику и Демократическую Республику Афганистан; коммунистическую империю - государства-союзники и клиенты в «третьем мире»2. Для Бжезинского характерно отрицание какой-либо конструктивной перспективы эволюции «Московской империи». Накануне распада Советского Союза он писал, что «территория, ныне известная под названием Советского Союза, может оказаться на краю геополитических возмущений поистине исторического масштаба»3.
Несколькими годами позже Бжезинский делает принципиально важное признание: «По-слесталинское руководство чувствовало, что оно должно взращивать нерусские коммунистические элиты, и таким образом косвенно способствовало постепенному распространению национальных чувств»4. Руководство «советской империи», таким образом, не только подавляло или подкупало подвластные народы, но и способствовало их развитию. Отмеченные новые выводы, не очень легко вписывающиеся в традиционное представление об империях, не мешали некоторым единомышленникам Бжезинского утверждать, что советская национальная политика носит имперский - колониальный характер и исторически обречена.
Здесь следует отметить двух американских исследователей, высказавших схожие взгляды на имперскую природу СССР: Пола Хенце и Пола Гоувла.
П. Хенце в статье с характерным названием «Последняя империя» определил Советский Союз как «Советскую империю»5. П. Гоувл вторил ему, утверждая, что «Советское государство сохранило империю»6.
В процессе обсуждения указанной проблемы у достаточно многочисленной группы исследователей возникли иные точки зрения. Для них «имперский» характер Советского Союза является отправной точкой для изучения его внутреннего устройства, составных частей (союзных республик) и особенностей внутренней политики. Они использовали концепцию «советской империи» в качестве объяснительной части тех или иных в некотором смысле частностей в национальной политике. Особенно такой подход встречался при исследовании советской Средней Азии, Северного Кавказа и Закавказья.
Среди этих авторов можно назвать, например, Милана Хаунера. «Если 80 лет назад, по крайней мере, дюжина стран могла быть зачислена в список империй,—писал он в вышедшей в 1990 г. книге «Что такое Азия для нас?»,—то сегодня единственный сохранившийся подлинный имперский конгломерат, переживший следовавшие друг за другом ударные волны двух мировых войн и деколонизационного призыва, это Советский Союз или, более точно, Советская Евразийская Империя». М. Хаунер особо подчеркнул существование в Советском Союзе «имперской структуры», поскольку считал, что до распада СССР в декабре 1991 г. американские и другие западные исследователи «вопиюще пренебрегали» этой особенностью советского государства и его политики7.
Вопрос о том, насколько можно применить понятие «империя» к Советскому Союзу в качестве полноценного научного термина, весьма подробно рассматривался на рубеже 1980-1990-х гг. специалистами по изучению империй Х1Х-ХХ вв. В эти годы появляются исследования, авторы которых, основываясь на сравнительно-историческом анализе, либо вообще отрицают имперский характер Советского Союза к современной России, либо стремятся выяснить конкретные черты сходства и различия между СССР и другими империями и, соответственно, степень применимости родового понятия империи к советской и постсоветской ситуации. Это обстоятельство придало дискуссии новые черты.
Наибольший интерес с этой связи представляют специально посвященные анализу имперского характера Советского Союза сборники «Национализм и империя: Габсбургская монархия и Советский Союз», выпущенный по материалам международного симпозиума «Этническая политика великих держав: Габсбургская империя и Советский Союз» (университет штата Миннесота, 1990)8 и «После империи. Многоэтническое общество и строительство наций: Советский Союз и Российская, Оттоманская и Габсбургская империи», в котором представлены доработанные материалы конференции 1994 г. в Колумбийском университете9. Позже этот ряд был продолжен сборником «Конец империи?», вышедшим в рамках весьма представительной 10-томной серии коллективных работ «Международная политика Евразии»10.
В одной из своих работ («Восстанут ли нерусские?») А. Мотыль утверждал, что «СССР ни к коей мере не является тоталитарным государством, а нерусские союзные республики ни в коей мере не являются колониями»11.
Авторы других исследований, появившихся в ходе дискуссии о «советской империи» в начале 1990-х гг., по различным причинам отрицают полную имперскую преемственность между Россией Романовых и Советским Союзом. Эрик Хобсбаум, один из известнейших теоретиков нации и национализма последних десятилетий, считает, что Октябрьская революция «обеспечила то, что старые империи обеспечить не смогли: не-национальную альтернативу национальному государству»12. Поэтому при внешней схожести ни внутренние основы существования, ни причины коллапса Советского Союза нельзя ставить в один ряд с традиционно имперскими.
Аналогичную мысль высказал проф. Лондонского университета Роберт Сезвис в своей книге «История России двадцатого века». «Большевики, боясь дальнейших восстаний, видели себя в качестве противников империи и в отличие от других современных многонациональных держав, не одобрявших национальное самосознание, члены Политбюро поощряли это», а «развитию национальных культур был дан зеленый свет»13.
Противоречивость взглядов на «имперский» характер СССР ярко проявилась во вступительной статье к сборнику «Конец империи?», написанной Брюсом Пэрроттом. Рассмотрев различные исторические формы империй и эволюцию употребления самого этого термина и сопоставив с этими данными историческую практику Советского Союза, Б. Пэрротт заявил, что «Советский Союз был многонациональным государством, но не империей; по крайней мере, он не был русской империей». Однако буквально в следующем абзаце последовало утверждение о том, что существовали свидетельства имперского характера СССР; в качестве примера Б. Пэрротт привел репрессии против нерусских советских народов в 1940-е гг. В итоге он сделал уклончивый вывод: «В целом СССР может обоснованно быть назван империей, но империей с особыми чертами»14.
Среди взглядов участников дискуссии начала 1990-х тт. особый интерес представляют взгляды Карен Барки и Роджерса Брубейкера. Прежде всего, они попытались очистить само понятие империи от негативной эмоциональной окраски и, в определенном смысле, «реабилитировать» и сами империи, и процессы их распада. К. Барки, например, отвергает неизбежность связи между распадом империи и активизацией межэтнических конфликтов.15
К. Барки подчеркивает и то, что постимперские народы получают в наследство не только результаты неравенства и эксплуатации со стороны метрополий, но и готовые социальные и экономические структуры, государственные учреждения, элиты, определенную демографическую ситуацию и так далее, что облегчает консолидацию и институционализацию постимерских наций. Американская исследовательница считает, что институты, в первую очередь государственный аппарат, являются одной из важнейших и ценнейших д ля дальнейшего развития составных частей имперского наследия. В случае, если остающиеся от империи институты слабы, постимперским элитам «мало на что можно рассчитывать для мобилизации чувства национальной принадлежности, кроме этнических различий и ранее испытанных несправедливостей». Поскольку институциональное наследие СССР отнюдь не мало, то этническую озабоченность во многих постсоветских странах, по мнению автора, «понять трудно»16. Эти рассуждения приводят к следующему выводу: если Советский Союз и был империей, то империей особого рода, и правила, выведенные из опыта континентальных империй прошлого, не всегда к нему применимы.
Роджерс Брудейкер посвятил несколько работ проблеме закономерностей распада континентальных империй прошлого и связанного с этим постимперского «расслаивания» народов. Изучив под этим углом зрения опыт распада Германской, Габсбургской и Оттоманской империй, он сформулировал следующие закономерности: образование постимперских государств «не ведет автоматически к соответствующему перераспределению населения»; «постимперское этническое расслаивание является длительным, если не периодически происходящим, процессом»; в этом длительном процессе наблюдаются моменты активизации в связи с реальным или ожидаемым насилием; за исключением случаев целенаправленных этнических чисток, в процессе перемещения этносов заметна значительная социальная избирательность.17 Р. Брубейкер отмечал, что эти выводы из прошлого опыта хорошо согласуются с постсоветской миграцией русских, что позволяет ставить Советский Союз в родовой ряд империй, по крайней мере, в смысле механизмов имперского распада.
Среди различных механизмов этических оценок «советской империи» особое место, на наш взгляд, занимают оценки Уильяма Маккэгга, профессора истории университета штата Мичиган. В статье 1992 г. «Советский Союз и Габсбургская империя: проблемы сравнения» он назвал имперский по своему государственному устройству Советский Союз «европейской необходимостью», поскольку СССР дважды в течение XX в. брал на себя объективно необходимую роль упорядочения потенциально взрывоопасных и анархических регионов Евразии - в 1917-1918 и в 1945-1948 гг., освобождая, таким образом, силы Западной Европы для созидания и процветания. Более того, по его мнению, СССР объективно являлся всемирным полигоном этнополитики и уже этим представлял огромную ценность для всего человечества. Анархия и распад в позднем Советском Союзе лишь предвосхитили процессы, неизбежные для всех индустриальных держав. «Перед нами конец мира..., - писал У. Маккэгг, - и в нынешнем кризисе Советского Союза мы можем видеть наше собственное будущее»18. «Советская империя», таким образом, окончательно избегает негативной этической оценки.
Неясность терминологии и отсутствие значительной статистики для сравнений приводит некоторых исследователей к парадоксальным выводам. Например, Анатоль Ливен, рассматривая историю российско-украинских отношений и имперский период, пришел к следующему выводу. «Украина была, безусловно, подчиненной частью, но с элементами партнерского участия в империи, самоидентификации с империей и получения дохода от империи, и такие отношения сохранились и при советской власти ... невозможно было сказать, кто являлся колонизатором, а кто колонизируемым»19.
Говоря о «партнерстве» и «получении дохода» он имеет в виду участие украинских крестьян в колонизации земель, отвоеванных российскими имперскими войсками у Крымского ханства, и в колонизации Сибири, а также участие представителей украинской элиты в управлении другими союзными республиками в рамках практики межреспубликанского обмена кадрами^0. Хотя рассуждения А. Ливена относятся только к Украине, тем не менее, они показательны с точки зрения общей неясности вопроса об имперском характере государства.
Подходы и выводы, выработанные авторами вышеперечисленных коллективных исследований, часто повторялись в 1990-е гг. другими исследователями. Можно считать, что благодаря попыткам сопоставить Советский Союз с континентальными империями XIX-начала XX вв. сравнительно-исторический подход утвердился в исследованиях советской и постсоветской национальной политики в качестве господствующего.
Проведенный анализ научной литературы американских исследователей дает нам возможность отметить, прежде всего, следующее. Господствовавшее многие десятилетия в традиционной советологии упрощенное представление о Советском Союзе как об империи, а о русских -как о привилегированном имперском народе, постепенно уходит в прошлое. По нашему мнению, научные изыскания зарубежных коллег имеют д ля нас большое значение, поскольку позволяют быстрее преодолеть самоизоляцию отечественной обществоведческой мысли, порожденную идеей «особого исторического пути» России, а также лучше понять движение национальных научных направлений в современных условиях глубокой трансформации экономических и этнополитических структур. Во-вторых, попытки определить Советский Союз как империю, привнесла в советологию, безусловно, положительные моменты: рассмотрение советской истории в общем контексте непрерывного отечественного исторического процесса и сопоставление СССР с империями прошлых эпох является, на наш взгляд, безусловно положительными чертами данного исследовательского направления. Вместе с тем можно сказать, что «имперская» концепция советской национальной политики осталась пока недоказанной, и описанная историографическая ситуация полностью еще не исчерпана.
ПРИМЕЧАНИЯ
' Brzezinski Z. Game plan: a geostrategic framework for the conduct of the US-Soviet contest. Boston. N.Y, 1986; Idem. In quest of national security. Boulder: Westview, 1988; Idem. The grand failure: the birth and death of Communism in XXth century. NY, 1989; Idem. Out of control: global turmoil on the eve of the 21“ century. NY, 1993.
2 Brzezinski Z Game plan ... P. 16.
3 Brzezinski Z. Beyond chaos: the policy for the West // The national interest. 1990. N 19. P. 12.
4 Brzezinski Z. Last gap or renewale II Russia and the Commonwealth of Independent States: documents, data, and analysis. Armonk, 1947. P. 5.
5 Henze P.B. The last empire // Journal of democracy. 1990. N 2. P. 33.
6 Goble P.A. Russia’s extreme right// The national interest. 1993. N 33. P. 93.
7 Hauner M. What is Asia to us? Russia’s Eurasian heartland yesterday and today. Boston, 1990. P. 5; Idem. The disintegration of the Soviet Eurasian empire // Central Asia and the Caucasus after the Soviet Union / Ed. By M. Mesbahi. Gainsville, 1994. P. 209.
8 Nationalism and empire: The Habsburg monarchy and the Soviet Union / Ed. by R.L. Rudolph and D F. Good. NY, 1992.
9 After empire. Multiethnic societies and nation building: the Soviet Union and the Russian, Ottoman and Habsburg empires / Ed. by K. Barkey, M. von Hagen. Boulder, 1997.
10 The end of empire? The transformation of the USSR in comparative perspective / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott. Armonk, 1997.
" Motyl A.J. Will the non - Russians rebel? State, ethnicity, and stability in the USSR. Ithaca, 1987. P. 138.
12 Hobsbawm E.J. The end of empires//After empire... P. 13.
13 A History of Twentieth-Century Russian. London, 1997. P. 130-131.
14 Parrott B. Analizing the transformation of the Soviet Union in comparative perspective // The end of empire? P. 12.
15 Cm.: Barkey K. Thinking about consequences of empire // After empire... P. 99, 103.
16 Ibid. P. 109.
17 Brubaker R. Aftermaths of empire and unmixing of peoples // After empire... P. 167-168; Idem. Aftermath of empire and unmixing of peoples: historical and comparative perspectives // Ethnic and racial studies. 1995. N 2. P. 203-205.
18 McCagg W.O. The Soviet Union and the Habsburg empire: problems of comparison // Nationalism and empire... P. 57-61.
19 Lieven A. Ukraine and Russia: a fraternal rivalry. Washington, 1999. P. 27.
20 Ibid. P. 41-42.
l.V. KONDRASHIN
Department of Russian History Peoples Friendship University of Russia 6 Mikhlukho-Maklay Str., Moscow, 117198 Russia
