СОВМЕСТНОЕ ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ СУВЕРЕННЫХ ПОЛНОМОЧИЙ ГОСУДАРСТВ - ЧЛЕНОВ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА. ФРАНЦУЗСКИЙ ПОДХОД К ПРАВОВОМУ ОСМЫСЛЕНИЮ ПРИРОДЫ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА Текст научной статьи по специальности «Право»

Современное правопонимание/ Modern Understanding of Law

УДК 341

DOI: 10.37399/2686-9241.2020.4.77-108

Совместное осуществление суверенных полномочий государств - членов Европейского Союза. Французский подход к правовому осмыслению природы Европейского Союза

П.-И. Монжаль

Университет г. Тур, г. Тур, Франция E-mail: pymon/'al@mac.com

Аннотация

Введение. В статье анализируется правовая природа Европейского Союза (далее -Союз). Представленное в статье исследование основывается на двух тесно связанных друг с другом тезисах. С одной стороны, Союз является юридически квалифицируемым объектом, а с другой - унионисты на протяжении уже долгого времени проводят политику юридического (судебного) активизма с тем, чтобы сформировать собственный объект.

Теоретические основы. Методы. Объектом исследования является правовая идентификация Союза и семантико-понятийной категории «совместное осуществление полномочий». С учетом данных анализа доктринальных источников, права Союза, с применением методологического инструментария функционализма как социологической и антропологической теории, которая предлагает объяснение функционирования общества на основе элементов, обеспечивающих стабильность, автор приходит к выводу, что стабильность, проявляющаяся в самостоятельности Союза, приводит к обратному эффекту - к разрыву с демократическими устоями государств, которые объединились в Союз, поступившись частью своего суверенитета,

Результаты исследования. Автор статьи формулирует вывод о том, что особенность Союза заключается в особом способе реализации переданных ему государственных полномочий. Его отличает от других категорий международных межправительственных организаций не столько аккумулирование полномочий, их объем и многополярность, сколько способы их реализации. В связи с этим государства-члены сталкиваются не столько с лишением национальных полномочий, сколько с новым проявлением совместного суверенитета, воплощенным в концепции совместного осуществления полномочий. Обсуждение и заключение. С правовой точки зрения Союз представляет собой уникальный, своеобразный правовой и политический объект. Государства-члены отказались от федеративной (государственно-правовой) формы Союза. Он не может быть сведен к международной межправительственной организации, хотя многое заимствует из этой правовой категории. Союз обладает многими специфическими чертами в экономическом, политическом и юридическом плане, что характеризует его в качестве особого субъекта международного публичного права. Концепция Союза отражает правовые традиции государств-членов. В статье автором резюмируется, что французская правовая доктрина

© Монжаль П.-И., 2020

смогла предложить теоретическое видение Союза с точки зрения особенностей своей политико-правовой культуры. В связи с этим автор считает, что совместное осуществление полномочий - это инструмент, вскрывающий суть Союза. В силу этого Франция, имеющая очень развитую концепцию национального суверенитета, испытывает трудности с правовым пониманием природы Союза.

Ключевые слова: Европейский Союз, суверенитет, совместное осуществление полномочий, унионисты, коммунитаристы, милитантизм, судебный активизм, концепт, доктрина, концепция, функционализм

Благодарности. Статья написана специально для журнала «ПравосудиеЛ^йсе». Редакция журнала выражает благодарность Светлане Николаевне Куракиной за профессиональный перевод с французского языка.

Для цитирования: Монжаль П.-И. Совместное осуществление суверенных полномочий государств - членов Европейского Союза. Французский подход к правовому осмыслению природы Европейского Союза // ПравосудиеЛ^йсе. 2020. Т. 2, № 4. С. 77-108. DOI: 10.17238/2686-9241.2020.4.77-108

Joint Exercise of Sovereign Powers of the Member States of the European Union. The French Approach to Legal Understanding of the European Union

Pierre-Yves Monjal

University of Tours, Tours, France

For correspondence: pymonjal@mac.com

Abstract

Introduction. This article analyses the legal nature of the European Union (hereinafter referred to as the Union). The research presented in this article is based on two closely related theses. On the one hand, the Union is a legally qualifying entity, and on the other hand,the Unionists for a long time exercising legal (judicial) activism because they have been trying to form their own entity.

Theoretical Basis. Methods. The object of the study is the legal identification of the Union and the semantic and conceptual category of 'joint exercise of powers'. Taking into account the data from the analysis of doctrinal sources, Union law, applying the methodological tools of functionalism as a sociological and anthropological theory, which offers an explanation of the functioning of society based on elements that ensure stability, the author concludes that the stability manifested in the independence of the Union leads to the opposite effect - a break with the democratic foundations of states that united in the Union, yielding part of their sovereignty. Results. The author of the article concludes that the peculiarity of the Union lies in the particular way in which it exercises the state powers delegated to it. What distinguishes it from other categories of international governmental organisations is not so much the accumulation of powers, their scope and multipolarity, but rather how they are exercised. In this context, Member States are faced not so much with the deprivation of national powers as with a new manifestation of shared sovereignty embodied in the concept of shared exercise of powers. Discussion and Conclusion. From a legal point of view, the Union is a unique, distinctive legal and political entity. The Member States rejected the federal (state-legal) form of the Union. It cannot be reduced to an international intergovernmental organisation, although it borrows much from this legal category. The Union has many specific features in economic, political and legal terms that characterise it as a special subject of public international law. The concept of the Union reflects the legal traditions of the Member States. The author summarises in the article that French legal

doctrine has been able to offer a theoretical vision of the Union in terms of the particularities of its political-legal culture. The author therefore believes that the joint exercise of powers is a tool that reveals the essence of the Union. This makes it difficult for France, which has a very developed concept of national sovereignty, to legal understanding of nature of the Union.

Keywords: European Union, sovereignty, joint exercise of powers, unionists, communitarians, militantism, judicial activism, concept, doctrine, functionalism

Acknowledgements. The аrticle written specifically for the journal "Pravosudie/Justice". The editors of journal thank Svetlana N. Kurakina for the professional translation of this article.

For citation: Monjal, P.-Y., 2020. Joint exercise of sovereign powers of the Member States of the European Union. The French approach to legal understanding of the European Union. Pravosudie/Justice, 2(4), pp. 77-108. DOI: 10.17238/2686-9241.2020.4.77-108.

Введение

^J ачнем с выдвижения двух тесно связанных друг с другом тезисов, на основе которых будет строиться наш анализ. С одной стороны, Европейский Союз (далее - Союз) является юридически квалифицируемым объектом, а с другой - нельзя подать в суд на унионистов1 за осуществление юридического (судебного) активизма с момента попыток - на протяжении уже долгого времени - сформировать собственный объект.

Это последнее замечание, как мы увидим позже, имеет свое значение. Действительно, в сравнении с другими отраслями, в частности международным правом и конституционным правом, из доктринальных трудов и выступлений в ходе коллоквиума «Правовая и политическая природа Европейского Союза» (19 декабря 2014 г., Париж) следует, что унионистов если не упрекают, то, по крайней мере, подозревают в том, что они стараются любыми способами придать значимость, если не переоценить их объект с тем, чтобы навязать присущую ему специфичность, его концептуальную уникальность, при том что другие отрасли оказывают на него неоспоримое «квалифицирующее» влияние.

По существу унионист - специалист по праву Европейского Союза - это тот юрист, который, располагая недостаточными правовыми инструментами для построения основы самостоятельной квалификации, с использованием мощного упреждающего риторического арсенала пытается замаскировать как границы своего научного мышления, так и трудно опровергаемое мнение о том, что Европейский Союз глубоко укоренился и в концептах других категорий права. Иначе говоря, унионисты практикуют эту своего рода юридическую воинственность, чтобы поддерживать обоснованность, целесообразность (полезность), экономическую и историческую необходимость Союза, дабы затем построить на основе довольно общих понятий правовую конструкцию, позволяющую оправдать эти «идеологические» предпочтения.

1 Коммунитаристы используют этот термин как более удачный, приемлемый, чем термин «сторонник интеграции Европы» («europeaniste»), последний традиционно относится к специалистам по Европейской конвенции по правам человека и Совету Европы.

Формулировка «юридическая воинственность» является, без сомнения, слишком жесткой, при том что порой она идеально адаптирована к некоторым дисциплинам, таким как, например, европейское право в области прав человека. Ее идеологическое обоснование не вызывает сомнений, так как рассматриваемые ею нормы вряд ли являются отражением спорных философских, политических и этических ценностей. Следовательно, определенная практика этого права может фактически граничить с подслащенной иногда формой прозелитизма. Что касается Союза, даже если его экономические основы иногда рассматриваются как ценности сами по себе, а правила внутреннего рынка являются фундаментальными свободами Союза [Ро^т^о^, L., 2014, р. 341], может возникнуть соблазн использовать право как инструмент поддержки, позволяющий и там распространять эти идеологические принципы.

Речь пойдет не о том, чтобы предложить квалификацию объекта Европейский Союз во всей его совокупности и целостности, а о «нуклеиновой квалификации», квалификации его внутренней неотъемлемой специфичности. При этом использование выражения, если не сказать понятия, «совместное осуществление полномочий» является одной из наиболее удачных рабочих находок. Это таким образом выраженная правовая идентификация, т. е. демонстрация наличия понятийного сходства между «специфичностью» (своеобразием) и «совместным осуществлением полномочий», при том что последнее является юридической квалификацией первой и призвано позволить рассмотреть конститутивную и автономную квалификацию, отделенную от существующих категорий, с тем чтобы определить наш объект и обосновать его существование [Мопп, Е., 2005].

Теоретические основы. Методы

Собственно идентификация понятия является сложной задачей, тем более что мы предполагаем, что «совместное осуществление полномочий» относится к этой семантико-понятийной категории.

Но речь идет не столько об этом, сколько о подозрении, что унионисты деформируют, искажают или адаптируют концепты права, заимствованные из других дисциплин, чтобы построить их собственные теоретические базы, рискуя уменьшить или даже отвергнуть очевидность того, что другие правовые категории (конституционное право, международное право и даже политология) являются наиболее эффективными. Поэтому здесь возникает вопрос о нейтралитете исследователя вообще и ученого в частно-

Этот вопрос является ключом к рассуждению. В нашем случае правовой нейтралитет - это попытка (пере)осмыслить природу Союза «чисто» юрис-дикционно, если мы хотим закрепить здесь это лексическое заимствование, которое не имеет иной задачи, кроме как задать тему. Правовой нейтралитет, как мы полагаем, основывается на двух элементах: исключительное использование права как инструмента мышления, как техники научного изыскания; построение исключительно правовой теоретической модели, цель которой не может быть иной, кроме как концентрация на самой себе.

Тем не менее, и этот момент тоже очень важен, правовой нейтралитет не означает отсутствие ссылок на концептуальные принципы, доктриналь-ные основы, которые могут быть использованы в теориях международных отношений, в самом международном праве или конституционных теориях. Нельзя отказать унионистам в том, что они имеют доктринальные предпочтения такого рода; предпочтения, которые, впрочем, есть как у интернационалистов, так и у конституционалистов, при условии, что они в действительности не граничат с крайней формой воинственности милитан-тизма2. Однако, как нам кажется, унионисты иногда довольно неохотно заявляют о своей принадлежности к той или иной теоретической школе; эта принадлежность не должна выходить за пределы либо того, что необходимо для демонстрации возможностей права, либо того, что легализует рассматриваемую теорию.

Как нам кажется, напрашивается некое постоянство в возвращении правовых характеристик, которые можно квалифицировать как существенные, концептуальные по отношению к Европейскому Союзу. В последнее десятилетие право Евросоюза было предметом постоянных атак по причине своего меняющегося содержания и, соответственно, фрагментарного присвоения представителями различных правовых дисциплин: конституционалистами - во время обсуждения Договора об учреждении конституции Европы; административистами - в отношении услуг общеэкономического значения, государственных контрактов, концессий; специалистами по вопросам налогообложения либо праву внутреннего рынка; экономистами и юристами - по вопросам экономической и денежно-кредитной политики.

Этот разброс, который в то же время дает больший объем информации о широком спектре европейских правовых течений, является частью процесса отдаления тех же европейских юристов от фундаментальных проблем и возрождения их интереса к вопросам о правовой природе Евросоюза. Вместе с тем непосредственно в этом вопросе унионисты были широко поддержаны политологами, которые намного лучше, чем юристы, представлены в средствах массовой информации. Однако возникает некоторая обеспокоенность, когда какая-либо политическая наука практикует одновременно концептуальную эндогамию3 - нет места праву и нет доверия к нему - и законченную форму дисциплинарного безразличия - нет места юристам и доверия к ним4.

Милитантизм - движение рьяно ратующих за что-либо активистов (примеч. ред.).

Концептуальная эндогамия - концептуальное единство, единомыслие, концептуальный союз (примеч. ред.).

Во время защиты диссертации Николя Лерона, посвященной конституционному руководству судьями, его научный руководитель профессор Рено Деуз, заметив, что соискатель сначала получил юридическое образование, заявил со знанием дела, что для того, «чтобы успешно завершить это исследование, Николя Лерон должен был совершить интеллектуальное превращение, заменив убежденность

2

3

Выйдя из этого замкнутого круга и вернувшись к теме исследования, позволим себе упомянуть статью автора «Правовая природа Европейского Союза: в ожидании Годо», опубликованную в 1994 г. Гипотеза, сформулированная в то время на основе решений Суда Европейского Союза 1978 г., заключалась в том, что Европейское Сообщество могло концептуально быть квалифицировано как «общая государственная власть». В дальнейшем мы еще вернемся к этому вопросу. Прежде всего, чтобы оправдать ссылку на знаменитую пьесу великого ирландского драматурга, нам, как и двум персонажам Беккета, кажется, что коммунитаристы - и, следовательно, Сообщество - ожидают точной юридической квалификации. Будет ли это исходить из международного права, конституционного права, самого права Сообщества...? Задать вопрос - значит и ответить на него.

Это ожидание, без сомнения более настоятельное, по-прежнему имеет место и двадцать лет спустя. Осмысление права, а конкретно - права Союза, без объективного концептуального обоснования - идентификационного или качественного - исследуемого предмета, приводит одновременно и к неспособности дисциплины стать научно объективной, и к серьезному сокращению академических исследований, как следствие, весьма поверхностных. При этом Европейский Союз оказывается вовлеченным в две мощные противоположные гравитационные силы: конституционное право и международное право.

Эти две силы притяжения искажают наш объект исследования в концептуальном и даже в догматичном5 аспекте, придавая ему юридически обоснованную форму как той или иной правовой категории (межправительственная организация или федеративная форма) в зависимости от тех или иных отраслевых предпочтений. Заметим, что сила притяжения, о которой здесь упоминалось, создает симметричный, но незначительный эффект в направлении самих «притягивающих сил», так как конституционное право и международное право (понимаемые как правовые категории) подвергаются влиянию Европейского Союза. Вопрос решается, но всегда с ущербом для менее сильного и более зависимого объекта, т. е. Евросоюза.

Полагаем, ждать больше нельзя: унионисты должны попытаться вернуть себе их предмет изучения в концептуальном плане и дать его собственную квалификацию. Данная задача является в высшей степени сложной, если не сказать рискованной, учитывая тот факт, что на кону стоит доселе не-

юриста на более осмотрительную тактику исследователя в области общественных наук». Из этого мы делаем вывод о том, что юрист - не исследователь, что право не является общественной наукой и что убежденность - это основное качество этих юристов. Данный диалог можно лишь прекратить. См.: Конституционное руководство судьями, Диссертация 1ЕР, Париж, 29 января 2014, 446 с.

Различие между концептом и догмой может анализироваться следующим образом: либо догма понимается как обязательное предварительное аксиоматичное условие, принятое и усвоенное во время построения концепта без потребности обсуждения его обоснованности по причине именно его аксиоматического аспекта; либо догма обусловлена самим концептом, обретая его аксиологическую прочность.

известное правовое строительство, которое должно будет в большей степени рассчитывать только на свои собственные ресурсы, если дисциплинарная автономия является его конечной целью. Смысл правовой квалификации Союза состоит в том, чтобы научный нейтралитет позволил создать конкретизированную основу с единственной целью наделить унионистское научное сообщество осмысленным, выстроенным и закрепленным в квалифицированной категории объектом.

Исходя из изложенного выше и напоминая, что к конечному результату исследования можно прийти лишь на основе анализа только права Союза, как к этому призывает нас Суд вот уже 50 лет6, мы попытаемся построить наше исследование вокруг одного вопроса о подтвержденной специфике Союза. По сути, установление специфики - это единственный путь, который кажется нам доступным. Поэтому мы предлагаем скромное размышление об этих существительных - специфичность, специфика - которые, как мы полагаем, можно юридически квалифицировать.

Используемый нами методологический инструментарий основан на теории интеграции, разработанной американским функционалистским течением 60-х гг. и неофункционалистскими гипотезами 70-80-х гг.

Функционализм - это социологическая и антропологическая теория, которая предлагает объяснение функционирования общества на основе элементов, обеспечивающих стабильность. Понятие функции основывается на роли «социального органа» (института) в данной общественной организации. Изначально сформулированная Брониславом Малиновским, затем развитая Робертом К. Мертоном и Толкоттом Парсонсом, эта теория является основным источником вдохновения для видных современных социологов, в частности для Джеффри Ч. Александера. В антропологии это течение противостоит эволюционизму и диффузионизму. В социологии функционализм создал одну из господствующих теорий XX в. Функциона-листская социология воспринимает (осмысливает) общества через их институты, обеспечивающие их стабильность и формирующие индивидуальное поведение посредством их роли и статуса.

Работы Дэвида Митрани (в частности, «The functional theory of politics», 1975) также стали основополагающими для европейской юридической мысли. Основной замысел лежал в идее того, что государства, которые объединяются в рамках региональной интеграционной организации, теряют часть своего суверенитета, в то время как институты этой организации выигрывают в самостоятельности принятия решений и политической независимости. Тем не менее эта самостоятельность приводит к обратному эффекту, поскольку характерной чертой этой самостоятельности является разрыв с демократическими устоями государств. Постоянные усилия, предпринимаемые государствами - членами Евросоюза, предоставляя возможность расширения полномочий этой организации в областях, изначально подведомственных государственной власти (валюта, конкуренция, внутренний рынок, гражданство-••), заключались в укреплении экономиче-

6 Costa, 6/64, EU:C:1964:66, p. 1158.

ских основ Евросоюза: выборы евродепутатов прямым всеобщим голосованием, выборы председателя Еврокомиссии Европарламентом, усиление руководящих полномочий и полномочий по принятию решений Европейского совета, объединяющего главы правительств 27 государств - членов Евросоюза.

Результаты исследования

Начнем с методологического введения, цель которого - обрисовать границы, в которые вписывается наше исследование. Действительно, здесь объединены несколько вопросов, которые, не будучи заданными, рискуют дестабилизировать наше исследование. Начнем с нескольких общих размышлений о «понятии», чтобы затем более точно рассмотреть то, что подразумевает, с нашей точки зрения, операция юридической квалификации доктринального объекта со структурных позиций.

«Понятие» является, без сомнения, отправной точкой в правовой доктрине, тем необходимым условием, вокруг которого должно строиться наше исследование. Это условие, детерминированное интеллектуальным или концептуальным «содержанием понятия», должно служить основой для определения нашего теоретического намерения с содержательной точки зрения.

Понятие, которое мы намереваемся рассмотреть, - «совместное осуществление полномочий», не будучи облеченным в форму предписывающей эпистемологии и находясь вне интуитивного знания, должно быть динамичным и определяющим. Динамичным - поскольку речь идет об активном, объясняющем способе функционирования Евросоюза, определяющим - поскольку оно дает ключ к унитарному пониманию идентичности, специфичности Евросоюза.

Существует градация между такими довольно близкими терминами, как «понятие», «концепт» и «теория». Понятие - это элементарное, интуитивное или расплывчатое знание чего-либо. Понятие соответствует «идее». Таким образом, идея объекта - это его образ, который сознание может воспроизвести в начале своей активности [English, J., 2002]; понятие - это знание некоторых деталей, которые присутствуют в объекте7. В широком смысле слова в разговорном языке теория, что подразумевает «созерцание, наблюдение, изучение», - это идея или спекулятивное знание, зачастую основанные на наблюдении или опыте, дающие идеальное представление, удаленное от реалий. Иногда термин «теория» используют для обозначения чего-либо временного или не совсем истинного.

Термин «теория» используется также в качестве синонима концепта. Таким образом, концептом называют идею или представление, которое суммирует многообразие эмпирических или ментальных объектов посредством абстракции и обобщения идентифицируемых общих черт. Есть несколько мнений относительно того, существует ли концепт. Этот статус является

7 В этой связи можно допустить, что знание - это полное овладение всеми понятиями, которые может породить объект.

центральным для любого действия, направленного на области знания: как формируются концепты? Определяет ли концепт сущность? И т. д.8

Мы можем дополнить это определение, попытавшись применить более философский подход. В труде «Что такое философия?» Ж. Делез и Ф. Гват-тари возвращаются к классическому определению философии [Deleuze, G. and Guattari, F., 2001, p. 8], а именно: «философия - это искусство формировать, изобретать, производить концепты». Тем не менее ставить под сомнение сущность выражения или слова, используемых в юридических текстах, являющихся в некоторых случаях основой режимов, представляется обязательным требованием получения знания, но не о мире, который нужно описать, а о мире, который нужно построить.

Этот подход возвращает нас к пониманию «концепта», который сам по себе тесно связан с понятием «многообразие». Ж. Делез и Ф. Гваттари указывали по этому поводу: «Не существует простых концептов. В концепте всегда есть составляющие, которыми он и определяется. Следовательно, в нем имеется шифр. Концепт - это множественность, хотя не всякая множественность концептуальна. Не бывает концепта с одной лишь составляющей: даже в первичном концепте, которым "начинается" философия, уже есть несколько составляющих, поскольку не очевидно, что философия должна иметь начало, а коль скоро ею таковое вводится, то она должна присовокупить к нему некую точку зрения или обоснование. Декарт, Гегель, Фейербах не только не начинают с одного и того же концепта, но даже и концепты начала у них неодинаковые. Всякий концепт является как минимум двойным, тройным и т. д.» [Deleuze, G. and Guattari, F., 2001, P. 14].

Эта краткая ссылка на знаменитого философа полезна тем, что он упоминает идею сложности, блестяще изложенную в свое время французским философом Э. Мореном. Однако, рассматривая Евросоюз так, как он представлен в рамках нашей работы, необходимо учитывать в данном исследовании присущую ему сложность. Это означает, с одной стороны, что политическое измерение европейского проекта не может больше быть игнорировано, в том числе юристами, а с другой стороны, с чисто правовой точки зрения нереально и интеллектуально некорректно для исследователя считать, что можно представить единственную, но всеохватывающую квалификацию, способную свести эту сложность к концептуальной величине.

Конечно, цель этого рассуждения направлена на достижение этого объясняющего, определяющего единства. Тем не менее заметим, что наши амбиции находятся на гораздо более скромном уровне: они представляют собой поиск объяснения идентичности Союза, которая, как известно, не может претендовать на какую-либо форму понятийной исключительности. Иными словами, мы должны иметь в виду, что любой концепт или понятие, которое старается быть действенным, обязательно является много-

8 По мнению французского философа Ж. Делеза, философия определяется как созидание концептов, а не как пассивное созерцание вещей или простое размышление.

мерным. Это последнее свойство измеряется в праве исходя из значения конкретного понятия, которое находит, таким образом, материализацию своей структурной сложности.

Вырисовывается градация между приведенными здесь терминами: понятие предшествует теории [Latournerie, R., 1960], а последняя ведет к концепту. В праве с легкостью используют термин «теория» для обозначения ментальных носителей, абстрактных и индуктивных интеллектуальных материалов или схем данной дисциплины. В своем первом смысле теория соответствует умозрительному знанию наблюдаемого объекта. В нашем понимании не эту функцию осуществляют правовые теории. Далекие от того, чтобы быть умозрительными, они имеют целью точно предусмотреть режимы, которые возникнут в результате их применения. Вспомним теорию государственной службы, теорию государственной власти, теорию непредвиденности... Следует признать, и здесь это очень нам поможет, что термин «теория» является синонимом концепта.

В конечном итоге выбор может быть сделан между теорией и концептом «совместного осуществления полномочий», но надо все же быть осторожным. Действительно, только с момента, когда понятие фактически сформировано, можно рассматривать переход в область «теории» (или концепта9). Чтобы добиться такого результата, нужно быть уверенным в том, что такое понятие существует. Для юриста, как нам кажется, построению понятия предшествует операция обнаружения объекта, подлежащего изучению, которая должна способствовать отысканию его в нормативно-концептуальной вселенной [Мои]'а1, Р.-У., 2007]. С методологической точки зрения эта интеллектуальная операция отсылает нас к объемному вопросу правовой квалификации.

Здесь возникает вопрос: почему мы квалифицируем объекты, изучаемые юристами, категориями юридической науки? Этот внешне наивный вопрос имеет свою значимость, поскольку он позволяет закрепить (зафиксировать) эти объекты, которые априори могут быть «ajuridique» («непра-вововыми»), в известных концептуальных категориях, чтобы их идентифицировать, уравновесить (посредством определенных категорий) с целью применения к ним нормативного режима. Это ясно, даже если понятие квалификации, несомненно, уже.

Есть два типа правовой квалификации. Первая, которую можно назвать оперативной или технической, предполагает то, чем постоянно занимаются практикующие юристы и суды. Она устанавливает, имеет ли некий факт, ситуация, объект10 свое соответствие уже существовавшей категории права. Этот переход из «разумного мира» в мир права является наиболее трудной задачей юриста и самого права. Попытка облечь этот объект в форму концепта, операция категоризации имеет вместе с тем динамичную конечную цель - запустить режим, соответствующий этим факту, ситуации, объекту. Правовой режим сам по себе в действительности имеет

9 Термин, который, тем не менее, мы предпочтем.

10 Например, понятие товара в праве внутреннего рынка.

смысл только с момента осуществления соответствующей правовой квалификации. Таким образом, эти две категории неотделимы друг от друга.

Квалификация второго типа, определяемая как доктринальная, может иметь различные природу и значение. Альтернатива следующая: либо квалификация предшествует рассматриваемому объекту (в нашем случае Европейскому Союзу); либо, наоборот, эта квалификация не существует или находится в процессе стабилизации. В первом случае интеллектуальный процесс не отличается существенно от оперативной квалификации, несмотря на его более высокое положение на иерархической лестнице правовых категорий. Во втором случае процесс более сложный, поскольку зависит и от догм, более или менее усвоенных, которые предваряют данное действие, и особенно - от теоретического выбора, основанного в значительной степени на домыслах или гипотезах, которые доктрина стремится упрочить и даже построить. В этом случае эта правовая квалификация имеет специфическую природу, поскольку стремится быть субстанцией понятия (квалификации) изучаемого объекта в перспективе унитарного и объяснительного понимания данного объекта11.

Известно, как настойчиво Ч. Айзенман повторял: «Правовая квалификация и правовое определение - это две интеллектуальные операции различной природы» [Eisenmann, С^, 1966]. Следовательно, нельзя рассматривать понятие совместного осуществления полномочий как определение специфичности Евросоюза, недавно упомянутой в очень важном но не менее предсказуемом заключении 2/13 Европейского Суда от 18 декабря 2014 г. Квалификация, по сути, представляет собой априорное определение правовой природы объекта, в отношении которого действует режим. Правовое определение - это разъяснение понятия, режима, объекта в информативных, объяснительных целях; его цель статична, поскольку не инициирует процесс «приведения в действие» этого объекта. Этим оно отличается от квалификации, в отношении которой предполагается, точнее, допускается, что предварительно она идентифицировала объект.

Вместе с этим действие, приводящее к реализации режима, предполагает сравнение концептуального данного - квалифицированного деяния - с содержанием правовой нормы; это сравнение имеет целью удостовериться в том, что концепты или понятия, обозначающие конкретную ситуацию, эквивалентны концептам, определяющим норму [ВоикЬап, R., 2010]. Кроме того, повторяя слова Р. Букари, контекст, в котором реализуется «алхимия» квалификации, позволяет увидеть ее зачастую замаскированный аспект: «...тот факт, что она находится на службе некой законодательной политики. Вдобавок принадлежность правовых систем к сильно различающимся мирам наделяет квалификацию малоизвестными достоинством и значимостью; а именно - способностью выражать ценности суда. Следовательно, проблемы материального характера полностью не исключены из операции квалификации». Этот аспект прямо отсылает к рассмотренному выше вопросу о догмах.

11 О цели и функции правовой квалификации см. ниже.

Таким образом, мы не можем обойти вопрос о сложности операции, направленной на квалификацию объекта, будь им деяние или термин, содержащийся в норме; в этом специфичность Евросоюза, квалифицируемого или сводимого к понятию совместного осуществления полномочий; сложность, которая вынуждает некоторых авторов выражать их недоверие к самому понятию квалификации. Так, А. Эренцвейг [Ehrenzweig, Al.A., 1961, p. 395] охарактеризовал это как «нежелательное дополнение к американской доктрине», в то время как Юнгер [Juenger, F.K., 1993, p. 73] назвал это загадочным процессом, едва ли не колдовством.

Сложность квалификации обусловлена, в частности, двойной логикой или радикальной разницей между различными обозначениями объекта: факт и право, индукция и дедукция, конкретное и абстрактное, частное и общее. Эти различные перспективы анализа рассматриваются, в частности, через толкование, отсюда и риск запутывания двух интеллектуальных операций. Интерес исследования квалификации в этой связи искажается тем, что ее часто смешивают с толкованием. Как мы полагаем, данная ситуация требует разъяснения этих двух методологических инструментов.

Очевидная близость между толкованием и квалификацией может привести к смешению этих двух операций. Но можно ли допустить, что одна из них является частью другой? И что еще хуже, не будет ли квалификация зависимой от «систематического толкования нормы»? Будучи «на буксире» у толкования, квалификация будет, таким образом, неотделима от него, сопровождая его на всех этапах. Однако обратимся к словам вышеупомянутого Р. Букари, согласно которому, «если квалификация взывает о помощи к толкованию, она ею не ограничивается, по мере того как углубляется в анализ свойств квалифицируемого объекта с целью включения его в перечень категорий» [цит. по: Terré, F., 2004]12.

Таким образом, могут иметь место несколько позиций. Квалификация может пониматься как первый этап процесса применения нормы, регулирующей режим, применяемый в данной ситуации. Другой будет позиция, согласно которой квалификация занимает промежуточное положение, выступает точкой равновесия между фактом и правом. Интересна также версия, согласно которой квалификация не является интеллектуальной деятельностью, направленной только на стиль и смысл текста, она представляет собой операцию разума в строго очерченных им самим рамках.

Интуитивно представляется целесообразным допустить, что вопрос правовой квалификации lato sensu погружает юриста в целую серию размышлений о методологии права. Эта методология основана, как мы знаем, на индукции, дедукции, заключениях, умозаключениях по аналогии, оценках и, может быть, даже интуиции [La Barthe, F., 2006]. Следовательно, допустимо различать два типа квалифицирующих операций. Первый - инклюзивный, второй - конститутивный, при этом различие между оперативной и доктринальной квалификацией должно быть сохранено.

12 См. также: Terré F. Volonté et qualification. Arch. phil. dr., 1957. P. 99-100.

Таким образом, инклюзивная квалификация предполагает действие с фактом, ситуацией, системой, с которыми связаны режимы, в уже существующем концептуальном (доктринальном) или правовом аспекте; в то время как конститутивная квалификация, носящая исключительно док-тринальный характер, предполагает именно создание, построение концепта, еще не определенного в качестве правового понятия, приемлемого и допустимого научным сообществом.

Применительно к нашей теме квалификация рассматривается именно в последнем аспекте: она претендует на то, чтобы быть одновременно док-тринальной и конститутивной. С одной стороны, мы говорим о двойном утверждении, согласно которому ни конституционное право, ни международное право не смогли избежать этой специфики, и усилия, потраченные на адаптацию этих двух больших правовых категорий к Евросоюзу в широком смысле или в плане понятийного захвата13, продолжают быть предметом дебатов именно по этому вопросу. С другой стороны, в отношении европейской доктрины необходимо признать и ее «специфически оригинальное» существование, и полноценную идентификацию ее объекта per se, т. е. независимо от уже существующих категорий; эта идентификация может быть осуществлена только ценой усилий по разработке концепции посредством операции доктринальной конститутивной правовой квалификации.

После этих вводных размышлений продолжим наше исследование, учитывая, что правовым объектом, подлежащим квалификации, является именно эта специфика Евросоюза, ранее отмеченная в постановлении по делу VGL et Costa и недавно подтвержденная в заключении Суда 2/13 от 18 декабря 2014 г. Однако в основе этой правовой специфики лежит совместное осуществление государственных полномочий. Именно эта общность осуществляемых полномочий, эта связка государственных полномочий, которые могут быть активированы в рамках Союза, характеризуемых политологами понятием «совместного суверенитета», является точкой привязки всей конструкции.

Следовательно, и это вписывается в изложенные выше действия по правовой квалификации, мы должны удостовериться в том, что понятие совместного осуществления полномочий является ключом к пониманию всей правовой системы Евросоюза, а также в объяснении с его помощью идентичности последнего. Этот анализ стремится быть скорее последовательным, интроспективным, чем всеохватывающим или целостным, претендующим на определение Евросоюза как целого (его внешней идентичности14).

13 Возникает вопрос: не ставят ли под сомнение собственные концептуальные основы эти две значительные категории публичного права посредством адаптации, расширения/приспособления их конститутивных понятий в целях осмысления Евросоюза в его строгой единичности. В этом смысле очень иллюстративным был Французский референдум 2005 г. по договору о создании Европейской конституции.

14 Идентичность, а значит, природа, определяемая привлечением критериев конституционного права и международного права.

Таким образом, для нас квалификация состоит в построении методологического конститутивного объекта понятия - а именно понятия «совместное осуществление полномочий», давая возможность понять, объяснить, дать информацию о Евросоюзе посредством привлечения этого правового инструмента.

То, к чему мы сейчас пытаемся подойти, - это понятие совместного осуществления полномочий, о котором думают, что оно является вероятной - но приемлемой ли? - правовой квалификацией внутренней специфики Европейского Союза. Другими словами, то, что представляет фактор идентификации, самой идентичности Союза, является именно его специфичностью; эта специфичность, как мы уже говорили, не поддается любой попытке вовлечения ее в концептуальные классические категории публичного права. Идентичность Евросоюза, рассматриваемая под другим углом, будет, таким образом, неотделима от понятия совместного осуществления полномочий; она будет частью закона, самой характеристикой - а значит, идентичностью Европейского Союза. Поэтому задача, связанная с прояснением понятия совместного осуществления полномочий, является концептуально значимой для придания правовой формы тому, что называют специфичностью Союза.

Специфичность Союза не выводится из простого упражнения в стиле или типовой формулировки, имеющей смысл для целей демонстрации. Она является идентифицируемым, недавно консолидированным построением.

Коммунитаристская и унионистская доктрины давно пытались освободить Евросоюз (Европейское Сообщество) от квалификаций его эссен-циалистских позиций, будь они конституционной или международной природы. Таким образом, имея в виду наиболее эффективную доктрину, профессор Блюман уже давно предлагает, чтобы Европейский Союз придерживался концепции специфики. Речь идет о самом верном способе построения нейтральных институционалистических рассуждений, свободных от каких-либо заранее определенных концептуальных привязок, чтобы нейтрально запечатлеть объект «Европейский Союз» в научной перспективе15. Именно привлечение этой категории - специфики - является отправной

15 Недавно Евросоюз, как OPNI, был взбудоражен в связи с докладом о крайней нищете, где упоминались концептуальные инструменты, которые полностью устарели и так и не были поняты: дефицит демократии, возрождение Европы, пересмотр традиционного права, жандарм Европы... См. информационный отчет № 407 Сената, подготовленный от имени комиссии по европейским делам, о перспективах Евросоюза, представленный P. Bernard-Raymond. Чтение этой работы показывает, насколько скуден французский анализ. Наиболее удручающими и достойными сожаления являются «размышления» о неизменном праве (говорят также и о «праве Сообщества»), подготовленные Институтом имени Ж. Делорса. См.: Bertoncini Y., Vitorino A. Réformer la "gouvernance" européenne pour une fédération d'états nations plus légitime et plus efficace. Paris, 2014. Sept. (80 p.).

OPNI: игра слов OPNI - OVNI (OVNI - НЛО, неопознанный летающий объект; OPNI - неопознанный публичный объект) (примеч. ред.).

точкой для всестороннего и системного анализа, позволяющего отразить и врожденное, и приобретенное своеобразие европейской интеграции.

В то же время можно утверждать, что использование этого выражения свидетельствует о слабости права. Надо ли признать ограниченность европейского теоретического анализа, который сталкивается с реальными трудностями в продвижении понятийного аппарата, новых концептуальных инструментов, чтобы понять эту специфику, а именно специфику Союза? Заявление, что Европа специфична - что очевидно - не позволяет объяснить с правовых позиций ее самобытность, ее природу. Кроме того, провозглашенная таким образом специфика не имеет содержания. Она -всего лишь оболочка, хотя и квалифицирующая, которая лишь дает возможность говорить обо всех исходных чертах Евросоюза. Очевидно, что она не является концептуальным инструментом, оперативно-правовым аналитическим объектом.

Тем не менее коммунитаристская доктрина 80-х гг. попыталась предложить более теоретически ориентированную и последовательную квалификацию. Такую квалификацию следует искать в обсуждении Европейского Суда по делу 1/78 от 14 ноября 1978 г.16, довольно малоизвестном, поскольку достаточно давнем и относящемся к Евратом, при том что оно широко цитировалось в заключении Суда 1/9417 о ГАТС (Генеральное соглашение по торговле услугами) в отношении общей структуры процедуры консультативного заключения. Правительство Бельгии просило Суд вынести решение по ряду вопросов, касающихся распределения полномочий между Сообществом и государствами-членами в связи с заключением под эгидой Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) соглашения о физической защите ядерных материалов, установок и перевозок. Суд потребовал участия Евратом в переговорах по вопросам, относящимся к его собственной компетенции.

Однако в ходе этого обсуждения Суд изложил в п. 27, что «право собственности на расщепляющийся материал было сосредоточено договором в руках совместных государственных органов, т. е. в руках Сообщества. Таким образом, именно оно и только оно в состоянии обеспечить общие потребности Сообщества в управлении ядерными материалами». Выражение «совместные государственные органы» вновь появится в выводах генерального адвоката Мадуро 6 апреля 2006 г.18: «В наилучших интересах Сообщества передать эти материалы "совместным государственным орга-

16 Обсуждение 1/78, Rec. 1978, с. 2151. Обсуждение принято в соответствии с п. 3 ст. 103 Договора Евратом - проект конвенции Международного агентства по атомной энергии об охране ядерных материалов, установок и перевозок.

17 Заключение Суда от 15 ноября 1994 г. EU:C:1994:384. Заключение «Компетенция Сообщества заключать международные соглашения в сфере услуг и охраны интеллектуальной собственности» - процедура ст. 228, пар. 6 Договора о Европейском Союзе.

18 Заключение 1/78 также цитировалось в выводах генерального адвоката Мадуро в отношении преюдициального вопроса, заданного немецким судом. Industrias

нам", обладающим прерогативами государственной власти. Формирование совместных государственных органов связано в этой системе с конкретной задачей, заключающейся в продолжении общей политики снабжения».

Представители коммунитаристской доктрины, в частности Ж. Булюи (J. Boulouis) и Г. Исаак (G. Isaac) (последний еще в 1982 г. в своей знаменитой работе [Isaac, G. and Blanquet, M., 2018]), увидели в этом единственно верную попытку правовой квалификации Сообщества, а также своевременное определение природы комплекса компетенций. Но на этом исследования прекратились. Конечно, можно оспорить тот факт, что это дело касается весьма специфического случая, связанного с Европейским сообществом по атомной энергии и спором относительно его внешних соглашений. В то же время, и мы вернемся к этому позже, использование понятия «совместные государственные органы», которое теоретически нейтрально, но имеет свою сферу охвата, с пользой может быть увязано с концепцией «совместного осуществления компетенций».

Эти теоретические положения, очевидно, являются плодом прежних размышлений, которые основаны на флагманских решениях Суда, с убежденностью подтвержденных недавно в отрицательном заключении Суда 2/13, вынесенном 18 декабря 2014 г. относительно Соглашения о присоединении Евросоюза к ЕКПЧ19. Два решения Суда, к которым мы здесь обратимся, - это, конечно, решения Van Gend en Loos (1963) и Costa20 (1964).

Первое решение, вынесенное на основе противоречивых выводов генерального адвоката Ремера и отказа от интегративной логики в интересах Сообщества и его порядка, но прежде всего на благо физических и юридических лиц, которые с этого момента становятся действительными заявителями, отвергает всю интернационалистскую конструкцию принципа прямого действия21. В этом первоначальном решении, которое требовало своего продолжения - а это будет решение Costa, - рассуждения судей, выстроенные в два этапа, образуют, по нашему мнению, основы правовой специфики нынешнего ЕС.

Nucleares do Brasil SA, Siemens AG contre UBS AG, Texas Utilities Electric Corporation. EU:C:2006:230. Суд не вынес решения.

19 Заключение Суда 2/13 (пленарное заседание) от 18 декабря 2014 г. EU:C:2014:2454. Заключение, вынесенное в соответствии с пар. 11 ст. 218 Договора о функционировании Европейского Союза, по проекту международного соглашения о присоединении Европейского Союза к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и о совместимости этого проекта с договорами о Европейском Союзе и ЕС и о функционировании Европейского Союза.

20 Постановление Van Gend en Loos, EU:C:1963:1. Акты симпозиума о 50-летии вынесения решения Van Gend en Loos. http://curia.europa.eu/jcms/jcms/P_95693

21 Статья 12 Договора об учреждении Европейского экономического сообщества (ст. 23 Договора о функционировании Европейского Союза). См. Les grands arrêts de la Cour de justice de l'Union européenne, Dalloz, 2014, No. 41, с. 562 и далее.

Во-первых, Суд отсылает к Договору об учреждении Европейского экономического сообщества, цель которого «заключается в создании общего рынка, функционирование которого касается непосредственно граждан». В этой связи Суд напоминает, что преамбула Договора адресована народам государств и что последние участвуют в принятии совместных решений через орган (которым станет Европейский парламент), а также они могут ссылаться в Суде Европейского Союза на право Сообщества посредством осуществления процедуры преюдициального запроса. Независимо от национального законодательства, и это общий принцип, по мнению Суда, право Сообщества предназначено для создания прав частными лицами; «прав, которые становятся частью их правового наследия».

Таким образом, конструирование принципа прямого действия обусловлено не чем иным, как четко выраженной волей государств - составителей Договора. Но, кроме того, Суд считает, что для того, чтобы сделать принцип прямого действия постоянным (что позволяет избежать казуистики22) и действующим на всем поле договора, эта воля составителей презюмиру-ется в обязательном порядке в силу специфического характера Договора.

Этот специфический характер является вторым логическим обоснованием рассуждения, которое было заложено уже в 1963 г. и не пересматривалось, за исключением той части формулировки, которая никогда не повторялась после решения 1963 г.23 Формулировка слишком хорошо известна, несмотря на ее несовершенство и сомнительную юридическую строгость, подобно высказываниям pro domo. Ограничимся лишь ее воспроизведением: «Договор представляет собой нечто большее, чем просто соглашение, которое создало бы взаимные обязательства между государствами <...>; Сообщество представляет собой новый правовой порядок международного права, субъектами которого являются не только государства... но и их граждане».

Решение Суда по делу «Фламинио Коста (Flaminio Costa)», о сути и объеме которого мы здесь не будем говорить24, является первым, в котором, пусть даже только один раз, используется особое прилагательное. Это решение невозможно понять без сопоставления с тем, которое было принято в 1963 г., в том смысле, что оно завершает основополагающий процесс приоритетного применения права Евросоюза. Но что примечательно в деле Коста, так это то, как Суд обосновал принцип верховенства права логико-дедуктивными рассуждениями, связанными с автономией права Сообщества; авто-

22 Помимо критериев ясности, точности и безусловности, которые Суд установил в том же решении.

23 Отметим, что ссылка на природу (ст. 23), специфику коммунитарного порядка рассматривается после первых двух частей, касающихся создания общего рынка и, как следствие, права людей на получение выгоды от принципа прямого действия.

24 Верховенство права Европейского Союза: интеграция и оценка принципа. 50 лет после решения Суда Европейских Сообществ Costa C/Enel, материалы коллоквиума, Лилль 2, 31.03.2014, Europe, supl. au No. 7, juillet 2014.

номия, которая в действительности обусловлена не столько исполненным решением судьи, сколько коммунитарной природой правовой системы и рынка, созданных Договором: «Таким образом, право, порожденное автономным субъектом, не может в силу своего первоначального специфического характера противопоставляться в судебном порядке какому бы то ни было внутреннему закону, не теряя при этом своего коммунитарного характера и не ставя под сомнение правовую основу самого Сообщества».

Мы имели возможность доказать логические связи, которые существуют между понятиями общего и специфического в правовом порядке Евросоюза [Monjal, P.-Y., 2008]. В частности, именно передача государственных полномочий, в обязательном порядке осуществляемая совместно государствами, придает Евросоюзу его особую самобытность. Эта идентичность, прежде всего, является основой принципа верховенства права в той мере, в какой само существование Сообщества, как того желают государства, имеет смысл только в том случае, если превалирует его закон. Таким образом, верховенство права проистекает в большей степени из коммунитар-ной природы Договора государств, входящих в общий рынок, установленный Договором, что постулирует экзистенциальную автономию порядка, нежели из так называемого установления «нового правового порядка международного права». Этот новый порядок, если он существует, обусловлен его коммунитарной спецификой; спецификой, которая постулирует автономию порядка и нормативное верховенство. Совсем недавно Суд имел возможность напомнить об этих «основах».

Заключение Суда Европейского Союза 2/13? Бесполезно и предсказуемо! За пятьдесят лет в принципе ничего нового. Многие комментаторы были удивлены, разочарованы и даже шокированы позицией Суда, выраженной 18 декабря 2014 г. по вопросу проекта соглашения о присоединении ЕС к Европейской конвенции по правам человека. Но почему это заключение, вынесенное на основании ст. 218-11 Договора о функционировании Европейского Союза по запросу Комиссии, так удивляет? Нам представляется, и мы говорили об этом при других обстоятельствах [Monjal, P.-Y., 2013], что такая позиция была не только единственно возможной, но и совершенно предсказуемой.

Более того, как это символично для Суда - выносить решение через 50 лет после постановления по делу Фламинио Коста, ставшего основополагающим для создания коммунитарного саморегулируемого порядка, герметично закрытого и всеохватывающего. Впрочем, заключение 2/13 в значительной степени опиралось на принципиальные соображения по делу 6/64, при этом существенно корректируя их. Это заключение требует бесчисленного количества замечаний, по форме и по существу [Jacque, J.-P. and Labayle, H., 2015].

Мы сделаем только три.

Первое замечание касается в высшей степени идеологической оценки предмета, природа которого иногда едва скрывает предпочтения тех или иных комментаторов или того или иного институционального субъекта. В этом смысле заключение 2/13 в том, что касается его формы и существа,

может, по нашему мнению, быть оценено только при условии ознакомления с «выводами»25 Генерального адвоката Дж. Кокотта (Л. Кокой), содержащими заключения по отчетности проекта соглашения о присоединении.

В формулировке, граничащей с неточностью и/или вызовом, мы могли бы утверждать, что там, где выводы носят политический характер, заключение является юридическим. Там, где идеология априори подпитывает правовое мышление как общепринятая и неоспоримая догма, - это выводы, где закон иссушает страсти - это заключение. Иными словами, если данное мнение имеет принципиально идеологическое измерение, а значит, и политическое26, оно, несомненно, относится не к области основных прав или ценностей [Вгипе^ G., 2009], а располагается в том единственном пространстве, где только и можно оправдать существование Евросоюза: европейская экономическая и политическая интеграция; нормативная закрытость порядка, т. е. его непроницаемость для любой формы внешнего контроля, доверенная Страсбургскому Суду. Чтобы жить счастливо...

Второе замечание касается п. 177 заключения от 18 декабря, который сам по себе является наиболее удачным выражением аргументации Суда и показывает его приверженность превращению правового порядка, гарантом которого он является, в замкнутую в самой себе и саморегулирующуюся систему: «Именно поэтому в соответствии с этими конституционными рамками (выделено нами. - П.-И.М.), о которых говорится в п. 155-176 настоящего заключения, основные права, признанные, в частности, Хартией, должны толковаться и применяться в рамках Союза». На этом основании, составляющем переломный момент в доводах Суда и во всей его аргументации (где, следует отметить, не упоминается Европейская конвенция по правам человека (далее - Конвенция), остается только в результате анализа поместить конституционный порядок Союза, кропотливо определенный в п. 155-176, над основными правами - и, следовательно, над Конвенцией, чтобы предсказуемо прийти к выводу о том, что проект соглашения о присоединении несовместим с этим порядком.

Последнее замечание касается использования терминов Судом в его заключении. Термин «специфика» используется шесть раз. Но в отличие от термина «специфический»27, который свободно используется сорок раз в демонстративных целях, «специфика» употребляется только со ссылкой на

25 Выводы от 13 июня 2014 г.

26 Следует также отметить единодушие 23 государств-членов, принявших участие в наблюдениях, которые, как нам представляется, продемонстрировали совершенно исключительную форму воинственности на почве юрисдикции Страс-бургского Суда, возведенного в ранг единоличного контролера европейского порядка в области прав человека. Они продемонстрировали резкую реакцию на заключение 2/13, видя в педантичном юридизме Суда Европейского Союза форму пересмотра, предательства, политических уступок, вытекающих из переговоров, проведенных с Европейским Судом по правам человека; уступок, широко требуемых, кроме того, самим Судом.

27 Генеральный адвокат использовал его 18 раз.

содержащие этот термин ст. 6 Договора о Европейском Союзе и протокол 8. По существу, придерживаясь сути в рамках нашего исследования, Суд в п. 156 приходит к выводу о том, «что, в отличие от любой другой договаривающейся стороны, Союз, с точки зрения международного права, не может в силу самой его природы рассматриваться в качестве государства». Такая формализация того, что уже известно из материалов Суда, требует, в свою очередь, двух замечаний.

Первое замечание позволяет нам заметить, что Суд тем не менее не опирается на понятие межправительственной организации для квалификации Союза, что многое говорит о том, чтО Суд думает о Союзе и как характеризует его с правовой точки зрения. Второе замечание, которое следует из первого, касается последствий, вытекающих из осмысления Судом самого понятия «специфики» Союза. Точнее говоря, он пользуется возможностью материализовать, закрепить эту специфику.

Напомним некоторые положения из основных постановлений Суда: «В отличие от обычных международных договоров, учредительные договоры установили новый правовой порядок... в интересах которого государства... ограничивают свои суверенные права во все более обширных областях.»; «.Союз наделен правовым порядком нового типа, имеющим свойственную ему специфичную природу, конституционные рамки и присущие ему ценности. (п. 157)»; «.проверка совместимости соглашения должна выполняться на основании Конституционной хартии [основополагающих договоров] (п. 163)»; «среди этих характерных особенностей есть особенность, относящаяся к конституционной структуре Союза, которая нашла свое отражение в принципе предоставления полномочий... (п. 165)»; «к этому добавляются специфические характеристики, относящиеся к самой природе [его] права. в частности, то, что оно исходит из независимого источника. характеризуется своим приоритетом. и принципом прямого действия (п. 166)»; [эта специфика породила] «структурированную сеть принципов и взаимозависимых отношений» (п. 167) [подразумевая, что] «каждое государство-член разделяет со всеми остальными ряд общих ценностей [таких как] взаимное доверие (п. 168)»; [статья 3 Договора о Европейском Союзе закрепляет основные цели, такие как] «свободное передвижение, гражданство, пространство свободы, безопасности и правосудия, политика в области конкуренции», [чтобы гарантировать] «достижение интеграционного процесса, который является смыслом существования самого Союза (п. 172)».

Тщательно продуманная институциональная структура и правовые нормы, регулирующие надлежащее функционирование Союза (п. 158) и соотносящиеся с его конституционной структурой, которая отражена, как мы отметили, в принципе предоставления полномочий (п. 167), возвращают нас к самой сути нашего исследования, а именно - к совместному осуществлению полномочий. Исследование специфического характера Союза, проведенное Судом, показывает, что эта специфика заключается именно в объединении государственных полномочий, реализуемых известными нам институтами.

Задача квалификации «специфики» Союза через призму совместного осуществления полномочий не так проста в отсутствие соответствующей правовой основы, национальной или европейской, которая с чисто позитивистской точки зрения позволит закрепить понятие «совместное осуществление» (1) и дать его надлежащее толкование (2).

Здесь мы подходим к узловой точке анализа, который, по нашему мнению, достаточно точно характеризует внутреннюю специфику Союза, допускающую именно такое «совместное осуществление государственных полномочий». Необходимо добавить несколько замечаний.

Первое замечание относится к констатации того факта, что термин «сообщество» почти исчез из действующего Договора. Можно было бы сделать вывод, что без этого существительного лексическая база ослабевает и все рассуждения, основанные на понятии общего, теряют свою ценность. Мы так не думаем, поскольку в ст. 1 Договора о Европейском Союзе указано, что «Союз заменяет собой Европейское Сообщество и является его правопреемником», а ст. 2 гласит: «Эти положения [Договора о Европейском Союзе и Договора о функционировании Европейского Союза], меры или решения никоим образом... не изменяют достижений Европейских Сообществ Requis communautaire)».

Второе замечание состоит в проверке того, присутствует ли в той или иной форме в национальных конституциях понятие совместного осуществления полномочий, которое, кстати, является единственным, способным придать единообразие этому общему органу власти государства, которым является Европейский Союз. Не вдаваясь в детали конституций 28 государств-членов, следует отметить, что косвенные ссылки, впрочем, как и прямые, на какое-либо понятие совместного осуществления полномочий встречаются довольно редко. Конституции базируются на совершенно иной концептуальной схеме, основанной на понятии передачи или даже отказа от полномочий.

Так, в ст. 68-2 латвийской конституции указано: «При заключении международных договоров Латвия может, с целью укрепления демократии, делегировать международным институциям часть компетенций государственных институций». В статье 5 Конституции Швеции в довольно похожих формулировках указывается, что «Риксдаг может передать свои полномочия по принятию решений Европейскому Союзу, если это не влияет на принципы Конституции»28. То же самое и со ст. 90 Конституции Польши, в которой закреплено: «Республика Польша может на основании международного договора передать международной организации или международному органу компетенцию органов государственной власти по некоторым делам».

Более интересен, хотя и неоднозначен, текст Основного закона Германии. В целях построения объединенной Европы в ст. 23 предусматривается, что Федеративная Республика Германия «...участвует в развитии Евро-

28 Конституция Швеции (§ 5 главы 10) // Конституции государств Европы : в 3 т. Т. 3. М. : Норма, 2001. С. 615.

пейского Союза, в обязанность которого входит гарантировать соблюдение принципов демократического, правового, социального и федеративного государства, а также соблюдение принципа субсидиарности, который гарантирует защиту основных прав, по существу совпадающих с основными правами, содержащимися в Основном законе». Подразумевается определенная степень участия довольно специфического характера - инклюзивное и совместное. Неоднозначность, на наш взгляд, проявляется при чтении следующего предложения, в котором установлено: «В этих целях Федерация может передавать свои суверенные права посредством издания закона, одобренного Бундесратом»29. Однако концептуально понятие «передавать», тождественное «утрачивать», на первый взгляд не очень хорошо сочетается с понятием «совместное осуществление полномочий»; формулировка более понятна при использовании термина «участвовать».

В Конституции Венгрии в ст. Е установлено, что Венгрия «.должна способствовать созданию европейского единства»; «в целях участия в качестве государства - члена Европейского Союза на основе международных договоров» государство «на основе международных договоров - в пределах, необходимых для осуществления прав и выполнения обязательств, изложенных в основных договорах», «может осуществлять некоторые из своих полномочий, вытекающих из Конституции, в сотрудничестве с другими государствами-членами посредством институтов Европейского Союза»30. Термины «участие» и «в сотрудничестве с другими государствами-членами» возвращают нас снова и снова к измерению, о котором мы говорили.

Более согласованными на понятийном уровне, несомненно, являются п. 6 ст. 7 Конституции Португалии и, конечно же, ст. 88-1 Конституции Франции: «Португалия может на условиях взаимности при уважении принципа субсидиарности и с целью социального и экономического единения договариваться о передаче Сообществу для исполнения полномочий, необходимых для строительства Европейского Союза...»31; «Республика принимает участие в Европейских Сообществах и Европейском Союзе, образованных из государств, которые на основании свободного выбора в силу учредивших их договоров приняли решение о совместном осуществлении некоторых из своих полномочий»32.

Последняя статья является для нас ценным источником, несмотря на то что можно упрекнуть ее в двух вещах. Первый упрек касается французской конструкции попытки продемонстрировать свой подход к этому. Принятие в качестве правовой основы статьи Конституции, задуманной в конкретном политическом контексте, действительно может показаться если не рискованным, то, по крайней мере, ограничительным и, следова-

29 https://worldconstitutions.ru/?p=155

30 https://worldconstitutions.ru/?p=298

31 http: // www. concourt.am /armenian/ legal_resources /world_constitutions /constit / portugal/portug-r.htm

32 https://worldconstitutions.ru/?p=138

тельно, недостаточно показательным. Второй упрек, связанный именно с этим контекстом, т. е. конституционным разрешением ратифицировать Маастрихтский договор, не должен упускать из виду, что ст. 88-1 была задумана как страховочная сетка - спасения или разграничения - двух нормативных порядков. Существенным достоинством и функцией этого разграничения было дистанцирование Французской Республики от европейской интеграции. Известные парламентские дебаты на этот счет совершенно ясно свидетельствуют об этом.

Однако эти аргументы могут быть опровергнуты. Первое возражение: вполне обоснованно ссылаться на французскую концепцию европейской интеграции во имя университетского и доктринального академизма, который мы представляем. Кроме того, в юридическом плане задействованный конституционный принцип - совместное осуществление полномочий - при условии, что он находит соответствие ему в рамках Союза, ни в коем случае не может представлять собой принципиальное препятствие. Что касается второго возражения, то оно несостоятельно: хотя намерение учредителя (сформулированное в ходе дебатов) и представляет собой неоспоримый источник толкования, тем не менее судья не связан им; оно действительно только как дополнительный источник судейского обоснования.

Что касается доктрины, то она еще менее «связывающая». Юрист придерживается только нормы и ее систематики в правовом мире. Тем не менее ст. 88-1 представляет собой концептуальную систему. Со строго методологической, нормативистской точки зрения мы не можем сделать политический дискурс зависимым или противопоставить ему законность нашего объекта. Установленная норма ускользает и должна ускользать от своих создателей, которые часто используют инструментальный подход, потому что это результат политической позиции. Мы не можем подчиниться политическим предписаниям, если только не бросим вызов всей пост-кельзенской теории права, которой мы придерживаемся.

Вернемся к совместному осуществлению полномочий. Система полномочий Союза, сколь бы сложной она ни была и как бы ни разъяснялась в ст. 3 и последующих статьях Договора о функционировании Европейского Союза, в конечном итоге характеризуется унитарными характером и природой. Вопрос о том, являются ли эти полномочия исключительными или общими, в конечном итоге остается второстепенным. В любом случае - как в политическом, так и в правовом плане - они являются плодом общей воли государств, выраженной в соответствии с известными процедурами, существующими в директивных органах Союза, и в частности в Европейском совете.

Инструменты формализации и выражения, на которых основано совместное осуществление полномочий, известны. Прежде всего это принцип субсидиарности, безусловно, способствующий определению уровня осуществления совместного полномочия, а также обнародование мотиваций действий Союза, которые всегда очень помогают понять глубинное политическое значение этого правила. Будучи в своей основе политической, субсидиарность - это не что иное, как операционная концепция, позволя-

ющая государствам выбирать между своими собственными и общими интересами; иными словами, что они решают делать вместе, основываясь на европейской политике и стандартах, установленных на уровне Союза.

С точки зрения устройства именно Совет является ключевым органом для совместного осуществления государственных полномочий, возложенных на Союз. К этому следует добавить, но мы не будем вдаваться в эти подробности, весь процесс внутри- и межгосударственного (технико-административного) согласования как подготовительного этапа принятия решений.

С процедурной точки зрения организация голосования традиционно является ключевым элементом анализа. Квалифицированное большинство голосов, таким образом, является высшим признаком специфики Союза, архетипом интегративной модели. Аргумент вполне обоснован. Совместное осуществление полномочий не означает ipso jure их единодушное осуществление, поскольку общие интересы не совпадают с интересами отдельных государств или в рамках хорошо понимаемой на национальном уровне коллективной геометрии. Тот факт, что государства голосуют лишь в 10 процентах случаев и на практике прибегают к консенсусу (который также не является единодушным), не может отменить вышеизложенное. С одной стороны, это всего лишь политическая практика, а не результат применения нормы, с другой стороны, неясно, каким образом консенсус изменяет осуществление, даже совместное, этих государственных полномочий. Что касается обращения к единодушию, то мы увидим, что специфическая особенность этого совместного осуществления не ставит под сомнение общую природу Союза.

Мы полагаем, что особенность Европейского Союза заключается в этом особом способе реализации переданных ему государственных полномочий. От других категорий международных правительственных организаций его отличает не столько аккумулирование полномочий, их объем и многополярность, сколько способы их реализации. Это то, как государства-члены экспериментируют на протяжении последних шестидесяти лет. Таким образом, они сталкиваются не столько с лишением национальных полномочий, сколько с новым проявлением совместного суверенитета, воплощенным в концепции совместного осуществления полномочий.

В этом проявляется изменение характера действий государства, и это своего рода пари, ставка, поэтому в основе лежит несовместимое: разделение государственной власти, которая по своей суверенной природе противостоит любой форме регулирования, корректировки, даже если это происходит во имя добровольно задуманного общего интереса в масштабах Союза. Если мы примем наши предыдущие гипотезы как теоретически допустимые, не сказать верные, то мы должны измерить их значимость в целях их проверки.

Идентичность Союза заключается в его специфике. С правовой точки зрения это должно быть понятно с учетом предложенной квалификации, а именно совместного осуществления полномочий. Однако эта квалификация не должна иметь только одно квалификационное достоинство, своего

рода «правовую косметику», которая была бы чисто внешней. Весь вопрос, на наш взгляд, состоит в том, чтобы узнать, имеет ли смысл обращение к этой концепции, позволяет ли это по-новому понять такие важные вопросы, как природа полномочий Союза, верховенство его права, своеобразие политического аппарата. Кроме того, можем ли мы сделать ставку на экзогенную значимость этой концепции в качестве объяснительного критерия для других интеграционных явлений, которые будут основаны на идентичных правовых источниках? Ответ кажется нам положительным при изучении местных интеграционных или институциональных явлений, которые мы наблюдали во Франции в течение десятилетия и которые характеризуются как раз совместным осуществлением полномочий, изначально принадлежавших автономным образованиям, вынужденным разыгрывать карту объединения.

В эндогенном плане вопрос о компетенции Союза представляет собой узловую точку для размышления. Речь идет о двух аспектах, непонятным образом связанных между собой: присвоение полномочий и, конечно, их осуществление. Однако подход к этому вопросу с точки зрения их специфики и, следовательно, их совместного осуществления открывает если не новое, то, по крайней мере, иное окно для анализа.

Говоря более конкретно, нельзя не отметить, что присвоение полномочий Союзу каким-то образом изменило государственный характер этих полномочий. Конечно, автором акта будет Союз, но государственная сущность полномочий ни в коем случае не будет нарушена. Что будет изменено, так это способ их осуществления, а именно - совместно. С другой стороны, когда полномочия передаются институтам Союза, в которых государства не могут выразить свою общую волю, наблюдается полное лишение права на совместное их осуществление. Так происходит, в частности, в случае с евро, поскольку центральному банку предоставлены все полномочия как с материальной, так и с процедурной точки зрения.

И этот момент следует рассматривать в широком смысле, поскольку экономический анализ зоны евро показывает, что она никоим образом не подпадает под интегрированный монетарный федерализм, сопоставимый с американской валютной зоной. Напомним в этой связи, и в этом существенная разница, что Федеральный банк имеет право создавать валюту в интересах именно федерального правительства. В этом отношении Конституция Германии наиболее информативна, поскольку в ней термин «передача полномочий» специально используется в отношении евро.

Хотя уместность термина «передача полномочий» может обсуждаться в тех случаях, когда государства предоставляют правовые возможности для действий Союзу, что, как представляется, влечет за собой лишение права собственности на суверенитет. В то же время нельзя признать, что такие полномочия, предусмотренные в правовой системе Союза, утратили этот государственный характер. Именно это утверждает Суд с 1964 г., именно это подтверждено в заключении 2/13. Другими словами, сообщество государств-членов решило объединить свои компетенции, чтобы коллективно реализовывать их на более широком пространстве Союза. По сути это лишь

вместилище суверенных прав, увеличивающее способность государств к действию. Именно по этой причине передача полномочий в правовом плане может рассматриваться только в рамках, определенных ст. 5 Договора о Европейском Союзе, как и не может быть предусмотрено, чтобы эти полномочия на институциональном уровне осуществлялись иным образом, чем Советами и Европейским парламентом.

Конечно, можно было бы возразить, что во всех областях, в которых Европейская комиссия взяла на себя ответственность за действия вместо государств (например, политика в области конкуренции), происходит смещение в пользу независимого органа Союза. Но при этом следует отметить, что эти экономические компетенции были предоставлены государствами, а также что Совет, в частности, обладает полномочиями руководить работой Комиссии посредством правил, которые он сам принимает. В любом случае вопрос об эффективном осуществлении полномочий пока не меняет их государственного характера, их объединения и, следовательно, совместного осуществления.

То же относится и к укреплению сотрудничества в различных областях, поскольку границы действия не влияют на порядок совместных мероприятий. Кроме того, правовое обрамление, предусмотренное Договором, т. е. то, в котором содержится или осуществляется усиленное сотрудничество (не ставящее под сомнение ни гражданство, ни верховенство права, ни принцип недискриминации...), является проявлением воли сохранить это общее интеграционное объединение.

Как мы отметили, понятие совместного осуществления полномочий органически кристаллизуется в деятельности Совета министров. Что касается Европейского совета, то этот вопрос является более деликатным с правовой точки зрения, поскольку решения этого органа являются неправовыми, за исключением вопросов общей внешней политики и политики безопасности (PESC) и вопросов общей политики безопасности и обороны (PSDC). В таком случае возразим: разве государства не осуществляют свои полномочия совместно? Мы так не думаем по двум взаимосвязанным причинам. Первая касается правовой основы общей политики безопасности и обороны, обозначенной в Договоре о Европейском Союзе, но не в Договоре о функционировании Европейского Союза, который является собственно основой интеграции. Вторая причина связана с тем, что Союзу в вопросах PESC-PSDC не было предоставлено никаких полномочий. Европейский совет с этой точки зрения является центром коллективных действий государств, использование же единогласия представляет собой процедурное проявление этих действий.

Это свидетельствует не об изменении характера государственных полномочий и тем более не об их исчезновении, а о беспрецедентном способе их осуществления (восстановления/усиления) самими государствами - членами ЕС в ограничивающих институциональных рамках Союза. Вопрос о порядке голосования в Совете с этой точки зрения не имеет никакого значения. Квалифицированное большинство голосов не может рассматриваться как своеобразный индикатор идентичности Союза, поскольку этот технический способ принятия решений встречается и в других межправи-

тельственных организациях. Впрочем, в том числе и в праве Союза, именно консенсус является нормой, тем самым подтверждая, что государства хорошо осознают, что полномочия, которые они осуществляют в рамках Союза, действительно принадлежат им.

Следовательно, Европейский Союз нельзя рассматривать как сумму, как сложение трех элементов: Союз, государства, сочетание двух. В этом случае 1 + 1 + 1 = 3. Мы бы предпочли совсем другую арифметику: 1 (ЕС) + 1 (государства-члены) = 1 (общие полномочия, совместное их осуществление). Подобно рождению человека, 1 (мужская гамета) + 1 (женская гамета) = 1 (человек).

С этой точки зрения как предсказуемое следствие изложенного весь вопрос верховенства права Союза может подлежать совершенно иному юридическому толкованию. Если признать, что полномочия Союза являются только государственными полномочиями, что их осуществление реализуется совместно путем тонкой политической игры, компромисса и равновесия, но без изменения характера этих полномочий, то следует признать также, что принятая (совместно) европейская правовая норма должна рассматриваться исключительно с точки зрения такого осуществления полномочий. Понятно, что создатель нормы переместился.

Проблема несовместимости внутригосударственного права с правом Союза, рассматриваемая с точки зрения верховенства в качестве способа разрешения коллизий норм, фигура пирамиды и иерархии которых требует довольно грубой и окончательной концепции соотношения систем, может быть разрешена проще. Внутренняя норма, противоречащая законодательству Союза, неприменима с юридической точки зрения, потому что на самом деле она принята некомпетентным (национальным) органом. Таким образом, верховенство рассматривается с точки зрения некомпетентности разработчика акта. Законодатель, регламентирующая власть, представленные иначе, не могут вмешиваться в сферу, которая им не принадлежит или больше не принадлежит. Осуществление полномочия - полномочие создателя акта - является в рамках Союза объединением европеизированных государственных действий.

Сравнение норм в рамках контроля за верховенством в конечном счете служит лишь для того, чтобы полностью подтвердить, что европейская норма является продуктом объединенной власти (ЕС) и, следовательно, не может в силу принципа передачи прав быть законно произведенной национальным органом, лишенным права действия. Государства, если быть полностью логичным, потому и не могут оказывать никакого сопротивления - и в особенности политического - преобладающему применению права Союза, поскольку именно они осуществляют свои собственные полномочия, но в той области и на том территориальном пространстве, которые больше не подпадают под их индивидуальные действия.

В экзогенном аспекте задача нашего исследования состоит в том, чтобы узнать, является ли понятие совместного осуществления, отличающее и юридически идентифицирующее Союз, «экспортируемым», воспроизводимым. Мы уверены, что это так, и ограничимся двумя примерами.

Первый - французский пример межобщинных отношений. Ранее мы подробно обсуждали эти вопросы [Monjal, P.-Y., 2010]33, и сейчас ограничимся напоминанием о том, что коммунитаризация локальных территорий, которая реализуется через общины муниципалитетов, агломераций, городов..., принимает юридическую форму общественных учреждений межмуниципального сотрудничества (Etablissement public de coopération intercommunale - EPCI). Однако эти EPCI, природу которых трудно определить доктринально (в промежутке между местными органами власти и государственными учреждениями), основаны на передаче муниципальных полномочий, осуществляемых совместно мэрами в рамках общинных организаций. По существу полномочия в основном носят экономический характер для достижения экономической, промышленной и социальной интеграции в свете привлекательности ныне конкурирующих территорий. Природу EPCI, таким образом, можно охарактеризовать как местный федерализм.

Французское право будет более эффективным, чем право Союза, если предусмотрит в будущем НАШЕМ законе возможность для EPCI превратиться в новую коммуну, т. е. в орган местной власти. Впрочем, отношения между коммунами-членами и их EPCI переместились на территорию, близкую унионистам. В самом деле: не противоречат ли эти передачи полномочий местных властей, с согласия мэров, но в соответствии с законом, ст. 72 Конституции, касающейся принципа свободного самоуправления административно-территориальных образований? Не прослеживается ли здесь связь между европейским порядком и ст. 88-1 Конституции в интерпретации Конституционного Совета относительно проблематики соблюдения конституционной идентичности?

Другой пример касается пресловутых Сообществ университетов и учреждений (COMUE). В основе их деятельности - процесс передачи полномочий, объединения и совместных действий в рамках этих COMUE; полномочия, первоначально приписываемые университетам. Именно этот новый способ действий ставит во Франции ранее неизвестные вопросы, настолько он далек от присущей нам президентской и авторитарной политической культуры.

Обсуждение и заключение

Во-первых: идентичность Союза, таким образом, может быть раскрыта путем обращения к понятию специфичности, которое, в свою очередь, необходимо определить с правовой точки зрения. Обращение к динамике совместного осуществления полномочий, составляющего ядро, жизненно важную ДНК Союза, представляет собой точку входа как конститутивного характера (квалифицировать факт, предложить/задать понятие), так и по-

33 См. также : La France intercommunale : La communautarisation des territoires locaux (sous notre direction), actes du colloque de Marne (avril 2011). l'Harmattan, 2013 ; La France est une République indivisible... Son organisation est intercommunale // RRJ-DP (Revue de la recherche juridique - droit prospectif). 2012. No. 2. P. 809-853.

яснительного. Эти немногие направления, которые мы пытаемся отразить, представляют собой теоретическое размышление, показывающее, чтО нынешняя европеистская доктрина должна предпринять, чтобы присвоить свой объект, а не оставить его бездействующим, чтобы определиться со своим объектом, а не оставить его невостребованным. Мы убеждены в том, что есть место для европейской неоинтеграционной школы, призванной закрепить драгоценное наследие наших предшественников и, таким образом, сообща сделать его процветающим.

Во-вторых: мы убеждены, что Европейский Союз представляет собой уникальный, специфический правовой и политический объект. Государства-члены окончательно отказались от федеральной (государственного типа) формы Европейского Союза. Это решение невозможно принять в неунитарном контексте действий государств-членов.

В-третьих: Европейский Союз не может быть сведен к «простой» межправительственной интеграционной организации, даже при том, что он многое заимствует из этой правовой категории. Он слишком специфичен в политическом, экономическом и правовом плане. Он - нечто иное, чем эта категория международного публичного права.

В-четвертых: концепция Европейского Союза варьируется в зависимости от правовых традиций государств-членов. Полагаем, мы показали, что доктрина Франции могла предложить теоретическую схему объяснения Союза именно с точки зрения своей собственной политической и правовой культуры. В связи с этим мы считаем, что концепция совместного осуществления полномочий является концептуальным правовым инструментом, объясняющим суть Европейского Союза. Но именно из-за того, что Франция имеет четко выстроенную, очень развитую концепцию национального суверенитета, она испытывает трудности с пониманием Европейского Союза, представляющего для нее политическое и символическое «насилие».

Список использованной литературы

Boukhari R. La qualification en droit international privé // Les cahiers de droit. 2010. Mars. Vol. 51, no. 1. P. 3-240.

Brunet P. Les juges européens au pays de valeurs // La vie des idées. Revue en ligne. 2009 Juin.

Deleuze G., Guattari F. Qu'est-ce que la philosophie? P. : Les éditions de minuit, 2001. 208 p.

Ehrenzweig Al.A. Characterization in the Conflict of Laws: An Unwelcome Addition to American Doctrine // XXth Century comparative and conflicts Law. Legal Essays in Honor of Hessel E. Yntema / dir. K.H. Nadelmann, A.T. von Mehren, J.N. Hazard. Leyden : A.W. Sythoff, 1961. P. xv, 547. Eisenmann Ch. Quelques problèmes de méthodologie des définitions et des classifications en science juridique // Archives de philosophie du droit. 1966. No. 11. P. 25-43.

English J. Le vocabulaire de Husserl. Ellipses, 2002. 189 p.

Isaac G., Blanquet M. Droit général de l'Union européenne. LGDJ, 2018. 1036 p.

Jacqué J.-P., Labayle H. Droit institutionnel de l'Union européenne. P. : Dalloz, 2015. 854 p.

Juenger F.K. Choice of Law and Multistate Justice. Dordrecht : Martinus Nijhoff Publishers, 1993. 265 p.

La Barthe F. Les conflits de qualification. Éléments de réflexion à partir de la distinction entre le contrat d'entreprise et d'autres contrats // Les droits et le Droit. Dalloz : Mélanges en l'honneur de B. Bouloc, 2006. Р. 539-541.

Latournerie R. Sur un Lazare juridique; bulletin de santé de la notion de service public; agonie, convalescence ou jouvence // Conseil d'État. Études et documents. 1960. No. 14. P. 61-159.

Leron N. La gouvernance constitutionnelle des juges // Thèse IEP de Paris. 2014. 29 Janvier. 446 p.

Mitrany D. The functional theory of politics. N. Y. : St. Martin's Press, 1975. 294 p.

Monjal P.-Y. Au fondement du droit communautaire : recherches doctrinales sur le concept de commun // Revue du droit public. 2007. No. 5. P. 1291.

Monjal P.-Y. Droit européen des collectivités locales. LGDJ, 2010. 202 p. Monjal P.-Y. Le commun dans l'Union européenne. Bruylant, 2008. Monjal P.-Y. La fonction juridique suspensive du principe de solidarité. La portée neutralisante d'un principe social dans l'environnement concurrentiel européen // Revue du droit de l'Union Européenne. 2013. No. 1. Р. 7-52.

Morin E. Introduction à la pensée complexe. P. : Le Seuil, 2005. 158 р. Potvin-Solis L. Les valeurs communes dans l'Union européenne. Bruxelles : Bruylant, 2014. 444 p.

Terré F. Retour sur la qualification // La procédure en tous ses états. Mélanges en l'honneur de Jean Buffet. P. : Petites Affiches, 2004. P. 419432.

References

Boukhari, R., 2010. La qualification en droit international privé. Les

cahiers de droit, Mars, 51(1), pp. 3-240.

Brunet, P., 2009. Les juges européens au pays de valeurs. La vie des idées. Revue en ligne, Juin.

Deleuze, G. and Guattari, F., 2001. Qu'est-ce que la philosophie? Paris: Les éditions de minuit.

n.-M. MoHxanb

107

Ehrenzweig, Al.A., 1961. Characterization in the Conflict of Laws: An Unwelcome Addition to American Doctrine. In: K.H. Nadelmann, A.T. von Mehren, J.N. Hazard, dir. XXth Century comparative and conflicts Law. Legal Essays in Honor of Hessel E. Yntema. Leyden: A.W. Sythoff. Pp. xv, 547.

Eisenmann, Ch., 1966. Quelques problèmes de méthodologie des

définitions et des classifications en science juridique. Archives de

philosophie du droit, 11, pp. 25-43.

English, J., 2002. Le vocabulaire de Husserl. Ellipses.

Isaac, G. and Blanquet, M., 2018. Droit général de l'Union européenne.

LGDJ.

Jacqué, J.-P. and Labayle, H., 2015. Droit institutionnel de l'Union européenne. Paris: Dalloz.

Juenger, F.K., 1993. Choice of Law and Multistate Justice. Dordrecht: Martinus Nijhoff Publishers.

La Barthe, F., 2006. Les conflits de qualification. Éléments de réflexion à partir de la distinction entre le contrat d'entreprise et d'autres contrats. Les droits et le Droit. Dalloz: Mélanges en l'honneur de B. Bouloc. P. 539541.

Latournerie, R., 1960. Sur un Lazare juridique; bulletin de santé de la notion de service public; agonie, convalescence ou jouvence. Conseil d'État. Études et documents, 14, pp. 61-159.

Leron, N., 2014. La gouvernance constitutionnelle des juges. Thèse IEP de Paris, 29 Janvier.

Mitrany, D., 1975. The Junctional theory of politics. New York: St. Martin's Press.

Monjal, P.-Y., 2008. Le commun dans l'Union européenne. Bruylant. Monjal, P.-Y., 2013. La fonction juridique suspensive du principe de solidarité. La portée neutralisante d'un principe social dans l'environnement concurrentiel européen. Revue du droit de l'Union Européenne, 1, pp. 7-52.

Monjal, P.-Y., 2010. Droit européen des collectivités locales. LGDJ. Monjal, P.-Y., 2007. Au fondement du droit communautaire: recherches doctrinales sur le concept de commun. Revue du droit public, 5, p. 1291.

Morin, E., 2005. Introduction à la pensée complexe. Paris: Le Seuil. 158 p. Potvin-Solis, L., 2014. Les valeurs communes dans l'Union européenne. Bruxelles: Bruylant.

Terré, F., 2004. Retour sur la qualification. La procédure en tous ses états. Mélanges en l'honneur de Jean Buffet. Paris: Petites Affiches. P. 419432.

Информация об авторе / Information about the author

Монжаль Пьер-Ив, профессор публичного права Университета г. Тур (Франция), Европейская кафедра имени Жан-Моне, Директор программы NihonEuropA, содиректор Института юридических междисциплинарных исследований г. Тур, содиректор Журнала права Европейского Союза, бывший Советник юридической службы Министерства экономики, бывший Советник латышских и немецких судей в Суде Европейского Союза Pierre-Yves Monjal, Professor of Public Law at the University of Tours (France), Jean-Monnet European Chair, NihonEuropA Programme Director, Co-director of the Institute for Interdisciplinary Legal Studies (city of Tours), Co-director of the Journal of European Union Law, Former Legal Adviser, Ministry of Economic Affairs, Former Adviser to Latvian and German Judges at the Court of Justice of the European Union. E-mail: pymonjal@mac.com