CC BY
5УДК 001.583.(100)(047)+(437) DOI: 10.24412/2414-9241-2022-8-57-69
СОВЕТСКО-ЧЕХОСЛАВАЦКИЕ НАУЧНЫЕ
КОММУНИКАЦИИ 1948-1991 ГГ.: РОЛЬ ФОРМАЛЬНЫХ И НЕФОРМАЛЬНЫХ
Статья посвящена анализу роли неформальных связей ученых в развитии советско-чехословацких научных коммуникаций второй половины ХХ в. Начало складывания разветвленных и регулярных личных контактов между учеными двух стран связано с периодом Оттепели. В это время начинают активно развиваться институциональные связи, оформляться совместные программы исследований, возрастает мобильность ученых. Официальные научные коммуникации между исследователями неразрывно переплетались с неформальными, что выражалось как в налаживании переписки, так и в личном общении, как в коллегиальном сотрудничестве, так и в близкой дружбе. Анализ неформальных контактов советских и чехословацких ученых дает возможность утверждать, что они играли весьма значительную роль в развитии двусторонних интеллектуальных связей, порой куда большую, чем задаваемые сверху формы научного диалога. Хотя эти контакты были вынуждены вписываться в официальное поле «социалистической науки» и определенные идеологические рамки, они очень часто выходили за границы этих самых рамок.
Ключевые слова: СССР, Чехословакия, международные научные связи, коммуникативное поле науки, формальные и неформальные связи ученых.
СВЯЗЕЙ
Михаил Владимирович Ковалев
кандидат исторических наук, доцент, старший научный сотрудник Института всеобщей истории Российской академии наук, старший научный сотрудник Архива Российской академии наук, Москва, Россия; e-mail: kovalevmv@yandex.ru
Благодарность
Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда (РНФ) в рамках научного проекта № 20-78-10053.
Развитие российско-чешских и российско-словацких научных связей имеет давнюю историю. Их содержание менялось неоднократно в зависимости от политического контекста. В ХХ в. эти связи обрели новое измерение. Включение Восточной Европы в орбиту советского политического влияния после Второй мировой войны предопределило складывание особых научных коммуникаций между Чехословакией и Советским Союзом. С одной стороны, этим связям был придан официальный, но одновременно идеологизированный характер. С другой стороны, они стали регулярными и разветвленными. Наука, как известно, представляет собой широкое коммуникативное поле. Потому одновременно с официальными каналами связей складывались и неформальные. Представленная статья являет собой первую, довольно обзорную, попытку подойти к глубокому изучению этой темы.
Судя по известным источникам, складывание широкой сети личных контактов между советскими и чехословацкими учеными относится ко второй половине 1950-х гг. и напрямую увязывается с Оттепелью. Именно в это время начинают активно развиваться институциональные связи и оформляться совместные программы исследований. Возрастает мобильность советских ученых. Хотя она по-прежнему была серьезно ограничена бюрократическими и идеологическими преградами, многие ученые получают возможность увидеть своими глазами внешний мир, пусть даже в рамках социалистического лагеря. Для советских ученых Чехословакия служила своеобразным «окном в Европу». Именно так назвал ее выдающийся археолог Н.Я. Мерперт. Впервые он побывал там в 1959 г. как участник международного симпозиума «Европа в конце каменного века» и сохранил воспоминания об этой поездке на всю жизнь (Мерперт, 2011: 199-213).
В первое послевоенное десятилетие Чехословакию посещали, как правило, либо гранды советской науки (П.Н. Третьяков), либо идеологические посланники (А.Л. Сидоров). Причем визиты эти были эпизодическими. Это же можно сказать о приездах чехословацких ученых в СССР (Franc, 2009). Со второй половины 1950-х гг. возможность посетить Чехословакию получили уже большое число советских исследователей, в том числе представителей молодого поколения. Одновременно заметно возрастает число чехословацких стажеров в СССР, что отчетливо видно по материалам Иностранного отдела Управления Президиума Чехословацкой академии наук (Masarykùv ústav a Archiv Akademie vëd Ceské republiky (MÚ a AAV CR). Fond 105. Zahranicní odbor Úradu presidia CSAV). Среди советских ученых складывается круг лиц, которые узнавали Чехословакию изнутри, стремились понять местную жизнь, особенности культуры, традиций, менталитета. В тесных контактах с чехословацкой средой сформировалась большая группа авторитетных советских славистов: И.В. Иванов (Игорь Инов), Л.С. Кишкин, Л.П. Лаптева, В.В. Марьина, И.И. Орлик, И.М. Порочкина и др.
Рис. 1. Встреча делегаций АН СССР и Чехословацкой АН. 1964 г. (АРАН. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 88. Л. 1)
Помимо университетских аудиторий, лабораторий, архивов и библиотек, своеобразным местом неформального сближения советских гостей Чехословакии с местными коллегами становились многочисленные кабачки и ресторанчики, в которых не только рекой лилось пиво, но и велись оживленные дискуссии о науке, культуре, политике, что было трудно представить в аналогичных немногочисленных заведениях Советского Союза. Чехословацкий африканист Й. Полачек после «пивного» знакомства с советским коллегой Г.А. Нерсесовым направил тому в мае 1967 г. памятную открытку с изображением колоритного пражского кабачка: «В память дружеской встречи "У Лиски Быстроушки"»
Рис. 2. Пражский кабачок «У Лишки Быстроушки». Открытка, посланная Й. Полачеком Г.А. Нерсесову. 3 мая 1967 г. (АРАН. Ф. 1797.
Оп. 1. Д. 143. Л. 1)
(Архив Российской академии наук (АРАН). Ф. 1797. Оп. 1. Д. 143. Л. 1). Завсегдатай пражских пивных социолог Борис Андреевич Грушин (1929-2007), работавший в Чехословакии в 1962-1965 и 1977-1981 гг., написал о них целое фольклорно-социологиче-ское исследование (Грушин, 2020).
Разумеется, в Чехословакию продолжали ездить «генералы» советской науки, вроде К.В. Островитянова, П.Н. Федосеева и И.И. Минца. Их принимали на высшем уровне, награждали орденами и избирали иностранными членами Академии. Однако круг их личных знакомств был предельно ограничен партийными функционерами и идеологами. Показательно, что в личном фонде К.В. Островитянова сохранились его многочисленные отчеты, доклады, выступления о «нерушимой дружбе» СССР и Чехословакии, но почти нет писем от чехословацких корреспондентов (АРАН. Ф. 1705. Оп. 1. Д. 297. Л. 1-4; Д. 316. Л. 1; Д. 366. Л. 1-2).
При анализе личных контактов ученых нельзя сбрасывать со счетов роли международных конференций и семинаров, которые становились особыми коммуникативными площадками. З.В. Удальцова писала профессору М. Пауловой в феврале 1957 г. в преддверии проведения в Праге конференции византиноведов из социалистических стран: «Я думаю, что наша личная встреча в Праге принесет очень много пользы для развития и укрепления самого тесного и дружеского сотрудничества между учеными СССР и Чехословакии» (MÚ a AAV CR. Fond 386. Milada Paulová. Kart. 11. Inv. с. 483). Помимо самой столицы важнейшей площадкой стал городок Либлице, в котором находилась база Чехословацкой академии наук, что предопределяло проведение там многочисленных международных научных мероприятий.
Отдельно стоит упомянуть опыты туристических поездок советских ученых в Чехословакию, во время которых им удавалось заодно повидаться с друзьями и коллегами. Например, балканист М.М. Фрейденберг, отправившийся вместе с супругой в поездку по Чехословакии и Венгрии в апреле-мае 1979 г., использовал ее и для встречи в Праге со своими коллегами, известными
учеными-историками В. Гроховой и М. Грохом (Государственный архив Тверской области. Ф. 1981. Оп. 1. Д. 50. Л. 3, 5).
Рис. 3. В.А. Артисевич на конференции в Праге. 14 февраля 1964 г.
(Государственный архив Саратовской области. Ф. Р-3642. Оп. 1.
Д. 68. Л. 6)
Помимо живого общения важнейшую роль в системе коммуникаций играла личная и деловая переписка. Правда, тут не обходилось без тонкостей, поскольку в условиях идеологического контроля не каждую мысль можно было доверить бумаге. Хотя международная почтовая связь развивалась, письма нередко не доходили до адресата, что порождало сбои в общении. В августе 1959 г. химик С.Р. Рафиков сообщал своему коллеге О. Вихтерле, что почта потеряла посланное из Праги письмо, а вместе с ним — оттиск статьи и образец полиамида, срочно необходимый для текущей научной работы (АРАН. Ф. 2056. Оп. 1. Д. 200. Л. 1). Переписка ученых разбросана по разным архивам, что нередко заставляет собирать сложную документальную мозаику. Правда, и архивы далеко не всегда в полной мере репрезентативны. Й. Мацек, одна из ключевых фигур в чехословацкой послевоенной историографии, уничтожил почти всю личную
переписку. В академический архив попала лишь мизерная часть его документального наследия (MÛ a AAV CR. Fond 360. Macek Josef). Между тем доподлинно известно о фактах разветвленных контактов Й. Мацека с советскими историками.
Рис. 4. Д.С. Коржинский во время геологической экскурсии по Чехословакии. Сентябрь1963 г. (АРАН. Ф. 1873. Оп. 1. Д. 50. Л. 2)
Телефонная связь включается в развитие личных контактов между учеными далеко не сразу и вплоть до распада СССР не играет значительной роли. Это было связано как с целым рядом технических трудностей, так и с ограниченным число домашних телефонных аппаратов в СССР, сложностями заказа международных переговоров в пунктах связи.
Примечательные свидетельства о неформальных контактах ученых находим в многочисленных мемуарных текстах. Теплые впечатления о встречах с советскими коллегами доносят воспоминания ботаника и эколога Я. Чержовского, одного
из зачинателей природоохранного движения в Чехословакии и активного участника Международного союза охраны природы в 1960-1990-е гг. (Сегоуэку, 2014). Многочисленные примеры дружеских, неформальных связей с советскими учеными, в особенности с Ю.М. Лотманом, находим в воспоминаниях литературоведа Р. Паролека (Раго1ек, 2013). Правда, мемуарные тексты далеко не всегда являются надежными путеводителями по миру межличностных контактов. Так, в известной книге одного из идеологов Пражской весны, экономиста О. Шика «Весеннее возрождение» почти нет места его частной жизни. В повествовании она оказывается заслонена описанием бурных политических событий, участником и творцом которых был автор (Шик, 1991). Между тем в мемуарах его советского коллеги Р.Н. Евстигнеева, напротив, много места уделено дружбе ученых: «У нас сложились неформальные, дружеские отношения, вскоре мы перешли на "ты". <.. .> Но особенно мне было интересно узнавать из первых уст о текущих событиях в стране, о нарождавшейся оппозиции, о расстановке сил. И, главное, о содержании проектов реформ, о первых в социалистическом лагере попытках совместить на практике план и рынок, сделать социалистическую экономику более эффективной и привлекательной» (Евстигнеев, 2006: 110).
Можно с уверенностью утверждать, что личные контакты порой позволяли если не инициировать и продвигать совместные исследовательские проекты, то, во всяком случае, заметно усиливать интеллектуальный обмен. Это отчетливо видно на примере совместного масштабного биохимического проекта «Обратная транскриптаза (ревертаза)» в 1970-е гг. под руководством академика В.А. Энгельгардта, участники которого выдвигались на Нобелевскую премию (АРАН. Ф. 1960. Оп. 1. Д. 278. Л. 32-36). Известный советский библиотечный деятель, многолетний директор Научной библиотеки Саратовского государственного университета В.А. Ар-тисевич благодаря своему интеллектуальному обаянию, смешанному одновременно с напористым характером, сумела завязать крепкие личные связи с чешскими и словацкими библиотечными
деятелями, например, с главой Матицы Словацкой Ю. Пашкой (Отдел рукописей РГБ. Ф. 794. Карт. 1. Д. 35; Л. 1-2; Д. 53. Л. 1-2; Д. 63. Л. 1-3; Государственный архив Саратовской области. Ф. Р-3642. Оп. 1. Д. 68. Л. 4-6; Научно-методический кабинет Зональной научной библиотеки имени В.А. Артисевич Саратовского государственного университета. М 7742). Это давало возможность наладить обмен научной литературой, развивать языковые курсы и вообще расширять границы международного общения в условиях «закрытого города», которым являлся в ту пору Саратов.
Вряд ли возможно в полной мере классифицировать и систематизировать личные контакты ученых. Они имели разную устойчивость и динамику, разную степень близости и доверительности. Общение одних ученых ограничивалось эпизодическим обсуждением конкретных научных вопросов или дежурными поздравительными открытками, в других же случаях оно превращалось в многолетнюю и крепкую личную дружбу. Действительно, не всякое личное или эпистолярное знакомство перерастало в теплые, доверительные и дружеские отношения на протяжении долгих лет. Пример тому — активное эпистолярное общение между энтомологами Д. Повольным и Б.Б. Роден-дорфом. В личном архиве советского ученого сохранились обширные материалы их переписки с января 1958 по декабрь 1969 г. (АРАН. Ф. 2012. Оп. 1. Д. 53. Л. 14-104). Хотя сообщения обычно были пространного содержания, но носили исключительно деловой характер. Лишь изредка в них проникали личные мотивы, да и то обычно связанные с пожеланием здоровья близким.
Размышления о личных контактах ученых неминуемо приводят к анализу вопроса о дружбе в науке, поскольку исследовательская деятельность являет собой не только пространство сотрудничества, но и пространство конкуренции. В то же время пока не удалось найти примеров острых конфликтов между советскими и чехословацкими учеными, возникших на фоне научного соперничества. Тем не менее нельзя сбрасывать со счетов факторов политического и идеологического разобщения
на крутых виражах истории, к коим относится советская интервенция 1968 г. Однако анализ личных контактов демонстрирует немало примеров того, как ученые умели быть выше текущей политики, как сумели преодолевать коммуникативную напряженность. Характерно письмо чехословацкого литературоведа М. Дрозды к Ю.М. Лотману, написанное 9 ноября 1968 г., то есть уже после подавления Пражской весны, но еще до начала активной «Нормализации»: «Я постоянно думаю о Вас, о Заре Григорьевне, Валерии Ивановне! Мы ведь и впредь хотим сделать в нашей стране все для того, чтобы настоящие ценности русской литературы понимались и принимались нашим народом, таким мудрым и мужественным. И для этой работы нам нужны труды таких ученых, как Вы и многие другие советские ученые. И что самое важное: читая Ваши работы, я всегда думаю о наших личных связях, о нашей неподдельной, настоящей дружбе, о единстве
Рис. 5. А.М. Самсонов (слева) на конференции историков СССР и ЧССР. Октябрь 1977 г.(АРАН. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 187. Л. 9)
характера и научной позиции. Будем надеяться, что мы сможем продолжать наши научные и личные связи!» (Tartu Ülikooli Raa-matukogu. Käsikirjade ja haruldaste raamatute osakond. F. 135. Lot-man, Juri. Mints, Zara. Epistolaarne isikuarhiiv. S. Bd. 463. L. 8-9).
Не менее интересно обратиться к тому, как сквозь призму личных взаимоотношений советских и чехословацких ученых воспринимались события второй половины 1980-х - начала 1990-х гг., включая Перестройку, Бархатную революцию в Чехословакии, распад СССР и социалистического лагеря вообще. Хотя известных источников не так много, они все же позволяют проследить за реакцией ученых-интеллектуалов на переломные исторические события. Примечательны в связи с этим письма чехословацких друзей и коллег к слависту А.К. Кавко, главному редактору журнала «Советское славяноведение» в 1987-1989 гг.
Его чехословацкая коллега, Ф. Соколова, специалист по истории славянского книгопечатания, сообщала в письме 6 декабря 1989 г.: «Вы знаете, в сегодняшнее время у нас первым делом надо заниматься политикой — это нужно для будущего нашей страны <...> в том числе и науки, судьбы библиотек <...> Борьба не так проста, как казалось бы по телепередачам. Но мы счастливы. Перестройка уже идет» (Беларуси дзяржауны арх^-му-зей л1таратуры i мастацтва (БДАМЛМ). Ф. 340. Воп. 1. Спр. 384. Л. 51). Но та же Ф. Соколова в другом письме, написанном вскоре (11 апреля 1990 г.), сетует на трудности, которые рождает эпоха стремительных перемен: «В последнее время я очень, очень устала <...> Все время идет борьба за демократию во всей нашей жизни, в которой я участвую, но борьба мне не под силу. Впрочем, я не люблю бороться. Я слабый человек. Я знаю, увы, свои собственные недостатки и пределы своих способностей и сил» (БДАМЛМ. Ф. 340. Воп. 1. Спр. 384. Л. 54). Здесь важно указать, что Ф. Соколова была дочерью знаменитого философа Я. Паточ-ки, одного из важнейших идейных столпов чехословацких диссидентских кругов и одного из идейных вдохновителей В. Гавела. Муж исследовательницы, Я. Сокол, тоже был видной фигурой
в чехословацком диссидентском движении, а уже в 1990-2000-е — активным участником политической жизни Чешской Республики, кандидатом в президенты страны на выборах 2003 г.
Официальные научные коммуникации между советскими и чехословацкими учеными неразрывно переплетались с личными связями. Соотношение официального и неофициального дает возможность взглянуть на то, как конструировались взаимные образы двух наук и их представителей, как складывались общие поля научных интересов, какую роль играла дружба и сотрудничество в выстраивании интеллектуального диалога. Анализ неформальных контактов советских и чехословацких ученых дает возможность утверждать, что эти контакты играли весьма значительную роль в развитии двусторонних интеллектуальных связей, порой куда большую, чем задаваемые сверху формы научного диалога. Хотя эти контакты были вынуждены вписываться в официальное поле «социалистической науки» и определенные идеологические рамки, они очень часто выходили за границы этих самых рамок.
Список литературы
Грушин Б.А. In Pivo Veritas. Цитаты, афоризмы и другие заслуживающие внимания тексты из пражских ресторанов, трактиров и пивных / Пер. с чеш. и комм. И.Н. Шульц. М.: ВЦИОМ, 2020. 248 с.
Евстигнеев Р.Н. Безмолвное знание. М.: ^Курнал «Вопросы экономики», 2006. 265 с.
Мерперт Н.Я. Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога. М.: ТАУС, 2011. 384 с.
Шик О. Весеннее возрождение — иллюзии и действительность / Пер. с чеш.; вступ. ст. и общ. ред. Р.Н. Евстигнеева. М.: Прогресс, 1991. 390 с.
Cerovsky J. Jak jsme zachrañovali svet, aneb, Pul století ve sluzbách mezinárodní ochrany prírody. Praha: Academia, 2014. 560 s.
Franc M. Úderná skupina? Vyprava ceskych lékaru a prírodovedcu do SSSR v roce 1950 ve svetle dopisu Ivana Málka. Praha: Masarykuv ústav, Archiv AV CR, 2009. 143 s.
Parolek R. Kruté i krásné dvacáté století. Praha: Academia, 2013. 812 s.
SOVIET-CZECHOSLOVAK SCIENTIFIC COMMUNICATIONS IN 1948-1991: THE ROLE OF FORMAL AND INFORMAL RELATIONSHIPS
Mikhail V. Kovalev
PhD in History, Associate professor, Senior researcher,
the Institute of World History of the Russian Academy of Sciences,
the Archive of the Russian Academy of Sciences,
Moscow, Russia;
e-mail: kovalevmv@yandex.ru
This article is devoted to the analysis of the role of informal relations between scientists in the development of Soviet-Czechoslovak scientific communications in the second half of the twentieth century. The beginning of regular and far-flung network of personal contacts between the scientists of the two countries is associated with the Thaw period. At this time, institutional ties began to actively develop, joint research programs were formed, and the mobility of scientists increased. In the first post-war decade, Czechoslovakia was visited, as a rule, either by the grandees of Soviet science or by ideological emissary. Moreover, these visits were sporadic. The same can be said about the visits of Czechoslovak scientists to the USSR. Since the second half of the 1950s a large number of Soviet researchers, including representatives of the younger generation, have already received the opportunity to visit Czechoslovakia. Official scientific communications between researchers were inextricably intertwined with informal ones, which was expressed both in the establishment of correspondence and in personal communication, both in collegial cooperation and in close friendship. An analysis of informal contacts between Soviet and Czechoslovak scientists makes it possible to assert that they played a very significant role in the development of bilateral intellectual ties, sometimes much more than the forms of scientific dialogue set from above. Personal contacts sometimes made it possible, if not to initiate and promote joint research projects, then, in any case, to noticeably enhance intellectual exchange. Although these contacts were forced to fit into the official field of "socialist science" and certain ideological boundaries, they very often went beyond these same boundaries.
Keywords: USSR, Czechoslovakia, international scientific relations, communicative field of science, formal and informal relations of scientists.
