CC BY
0
ЖИЗНЕННЫЙ МИР И ПОВСЕДНЕВНОСТЬ Lifeworld and Everyday
Т. А. Булыгина, К.Р. Амбарцумян
Советская власть и новая социальная реальность в городах Кавказских Минеральных Вод в 1920-е годы*
T.A. Bulygina, K.R. Ambartsumyan
Soviet Power and the New Social Reality in the Cities of the Caucasian Mineral Waters in the 1920s
Вынесенная в заголовок статьи дефиниция «социальная реальность» при внешней простоте формулировки представляет собой сложный теоретический конструкт, который применительно к политике Советской власти и проблеме городской повседневности нуждается в пояснении, так как строго говоря, категория «социальная реальность» сформулирована социальной философией. Если классическая парадигма познания рассматривает социальную реальность как объективную, не зависящую от сознания субъекта, то в неклассической модели познания, напротив, констатируется зависимость реальности от взгляда познающего субъекта. Социальная реальность в неклассике не линейна и изначально субъективна1. В контексте неклассической модели научного познания исторические источники, которые лежат в основе конструирования прошлой реальности, не являются объективными кирпичиками воспроизведения прошлого, а столь же субъективны как в лице их авторов, так и в лице их исследователей.
В неклассической трактовке российского исследователя Ю.Л. Ка-чанова социальная реальность не может быть оторвана от исторического и социального бытийствования людей, но и не может быть сведена только к нему, так как существуют безличные социальные
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда в рамках проекта «Городская повседневность южной провинции. Эволюция массового сознания и повседневные практики горожан Ставрополья и Кавказских Минеральных Вод в 1920-е - 1930-е гг.» (№ 24-18-20073) = The reported study was funded by Russian Science Foundation, project No. 24-18-20073.
структуры, которые также наделены самостоятельным существованием. Сегодня идет дискуссия вокруг принятия постнеклассической трактовки познания, которая включает исследователя в объект изучения. Безусловно, однако, что научное познание вступает в новый этап, характеризующийся фундаментальной междисциплинарно-стью, принципиальным изменением хранения знаний, включенностью социокультурных характеристик в объект познания: «.. .Современная наука в центр своих исследований поставила уникальные, исторически развивающиеся системы, особым компонентом которых являлся сам человек. Следовательно, экспликация ценностей в этой ситуации не только не противоречит традиционной установке на получение объективно-истинных знаний о мире, но и выступает предпосылкой реализации этой установки»2. Безусловно и то, что ни одна из моделей научного познания не отменяет другие, а сосуществует с ними.
Историография советского города в российской науке представлена комплексом исследований, посвященных как в целом советской повседневности и советскому городу, так и написанных на региональном материале. К первой группе относятся монография Н.Б. Лебиной3. Изданная в 2000 г., она на сегодняшний день является наиболее значимой вехой в развитии истории повседневности. В 2000-2010 гг. направление стало одним из самых востребованных, в том числе вырос интерес к повседневности советского человека4. Накопленный опыт исследований, выполненных в междисциплинарном ключе, позволяет говорить о группе работ, в которых проблема повседневности расширяется за счет акцента на отдельных аспектах массового сознания и культурного развития советского общества в межвоенный период5. Также необходимо выделить в отдельную группу научные труды, которые выполнены на региональном материале и нацелены на изучение местных особенностей повседневной жизни советского города. При чем предметом исследования может быть как областной или краевой центр, так и город районного значения6.
В данной статье в основном рассматривается одна из известных форм социальной реальности - повседневность. Социологи рассматривают повседневность как форму «существования социальной реальности, поле разворачивания социальных отношений, охватывающее всю практическую деятельность людей, их потребности, стремления, целеполагание, которые носят прагматический характер»7. В данном случае речь идет об эпистемологическом значении категории, которая важна для нашего исследования в связи с обращением к конкретному историческому материалу и признанием за социальной реальностью свойства наиболее общей рамки, наполненной
конкретными повседневными практиками жителей городов Кавказских Минеральных Вод (КМВ) и действиями Советской власти.
По мнению социологов П. Бергера и Т. Лукмана среди множества реальностей привилегированное положение занимает реальность повседневной жизни8, в которой главными агентами являются люди. Центральная идея П. Бергера и Т. Лукмана заключается в том, что в социальной системе взаимодействуют люди и группы людей, которые со временем вырабатывают взгляды, привычки и обычаи, а также создают свои социальные институализированные миры. Соответственно Кавказские Минеральные Воды в данной статье рассматриваются как особое локальное сообщество, которое вне зависимости от административных изменений территории их принадлежности, представляет собой по сей день особый социальный мир и воспринимается массовым сознанием отдельно от региона, в который курорты входят, будь это Северо-Кавказский, Орджоникидзевский или Ставропольский край. Исторические трансформации и потрясения, переживаемые Россией после революции 1917 г. и Гражданской войны, действовали и в этом регионе, но отличались рядом особенностей даже в сравнении с другими частями Северного Кавказа. Обращение к архивным документам Государственного архива новейшей истории Ставропольского края (ГАНиСК) и Государственного архива Ставропольского края (ГАСК) дает возможность выявить отдельные стороны проживания местным сообществом перипетий 1920-х гг. и составить представление о той социальной реальности, которая
конструировалась через взаимодействие власти и общества.
* * *
Окончательное установление Советской власти на Ставрополье и Тереке в феврале-марте 1920 г. стало отправной точкой не только для социально-экономических преобразований, которые включали в себя преодоление разрухи и хозяйственного упадка, но и построение новой реальности, коррелирующей с доктриной большевиков о создании нового общества и нового человека. Одерживая победу в Гражданской войне, большевики на каждой занимаемой территории оказывались в ситуации глубокого системного кризиса, которая сопровождалась особенностями и нюансами, как регионального, так и локального характера, что подразумевает уникальность и нетипичность каждого отдельного города Кавказских Минеральных Вод.
В 1921 г. Терскую область разделили на Терскую губернию и Гор -скую АССР В Терскую губернию вошли пять уездов: Георгиевский, Кизлярский, Моздокский, Пятигорский и Святокрестовский. Таким образом, ныне считающиеся частью Ставрополья Кавказские Ми-
неральные воды, в изучаемый нами период были частью Терской области, затем Терской губернии, затем Терского округа, образованного в 1924 г. Что касается состава так называемой группы КМВ, то на момент установления Советской власти на Тереке статус города имели Георгиевск, который в 1786 г. был первым Кавказским наместником П. С. Потемкиным преобразован из крепости святого Георгия в уездный город Георгиевск; Пятигорск, который из поселения Горячеводск указом Правительствующего Сената весной 1830 г. был возведен в степень уездного (окружного) города Кавказского наместничества; и Кисловодск, в который в 1903 г. указом Николая II была преобразована Кисловодская слобода. Железноводск и Ессентуки получили статус городов после 1917 г., когда городом стал Железноводск. У Ессентуков была более длинная история преобразования в город из-за нежелания станичного правления Терского казачьего войска терять власть. Еще при Временном правительстве местная власть и общественность подняли вопрос о введении упрощенного городового положения и преобразовании Ессентуков в город. Большевики, вернувшись к власти в 1920 г., вновь поставили вопрос о придании Ессентукам статуса города. Речь шла об отделении курортной зоны от станицы и реорганизацию ее в город. Положение «О горсоветах» 7 декабря 1925 г. 9 создало экономические предпосылки для этого, и 18 декабря Малый Президиум Северо-Кавказского крайисполкома принял решение «О признании поселка Ессентуки городом»10.
Города, объединенные понятием «курортная зона», также отличались друг от друга. Пятигорск, один из крупных городских центров не только в пределах Терека, но и всего Северного Кавказа, был одновременно центром курортной зоны КМВ. Его административные функции таили в себе большие возможности как для развития курортного дела, так и для формирования инфраструктуры большого «столичного» города. Как ни парадоксально, это выливалось в глубокие противоречия между политикой строительства «фабрик здоровья» для лечения трудящихся и политикой индустриализации, показывая власти несовместимость существования индустриального центра и курортного ареала.
Кисловодск по образу жизни его обитателей, по своему архитектурному и природному ландшафту напоминал фешенебельный европейский курорт с его буржуазно-аристократической публикой. Впоследствии эта тенденция своеобразно проявилась в создании «правительственной зоны» Кисловодского курорта. Железноводск и Ессентуки, хотя и были курортными лечебницами, мало чем отличались от окружающих КМВ станиц Терского казачьего войска, из которых выросли11.
Для городов Кавминвод, как и для всей Республики, социальными реалиями в преддверье 1920-х гг. было не только ожесточенное военное столкновение различных сил, продолжавшееся до середины этого десятилетия, но и атрибутика военного коммунизма в его начале: военная и трудовая повинность, реквизиции, в целом тяготение местной власти к чрезвычайным мерам - «чрезвычайщине». Российский исследователь Г. А. Бордюгов полагает, что уже с сентября 1918 г. предпринимались попытки обуздать введение чрезвычайных мер12, однако для местных партийно-государственных руководителей эта форма политической практики была наиболее понятна и привычна в исполнении, хотя и крайне неэффективна в условиях слабости репрессивного аппарата.
Что касается чрезвычайных мер, то они оправдывались классовой борьбой. Например, на совещании председателя Пятигорского ревкома 23 мая 1920 г. в качестве одной из главных задач новой власти была названа разгрузка города «от свободно и нагло разгуливающих белых офицеров-контрразведчиков»13. Под такое определение закономерно попадали все, кто в той или иной степени имел отношение к деникинской власти и белой армии. Из той же группы мер было и выполнение предписания ВЦИК РСФСР о регистрации «чуждых социальных и буржуазных элементов» от 23 сентября 1919 г.14 К таковым в Пятигорске были отнесены, например, генерал-лейтенант Я.И. Лундгрен 66 лет, который служил в Жандармско-полицейском управлении Владикавказской железной дороги на станции Пятигорск и по болезни вышел в отставку еще в 1916 г.; они с женой выживали исключительно благодаря продаже своих вещей. К «буржуазным лицам» отнесли и 55-летнего Н. А. Соколовского, который был произведен в офицеры еще в 1887 г. и служил в армии только до 1918 г., а в момент регистрации жил на средства детей15.
В осуществлении чрезвычайных мер, таких как военная и трудовая мобилизация, просматривается не только классовая риторика, но и попытка решить текущие проблемы с нехваткой рабочих рук. Так, в июле 1920 г. в Пятигорске приказом военного комиссариата Пятигорского отдела была объявлена военная мобилизация «бывших военных чиновников, чиновников военного времени и бывших писарей по хозяйственной части»16. Мобилизации в Пятигорске подлежали должностные лица и военные чиновники до 40 лет, которые занимали в «старой и белой армиях» должности казначеев, делопроизводителей и квартирмейстеров, а также бывшие писари. Это свидетельствует о дефиците грамотного персонала в советских учреждениях. Мобилизация осуществлялась в принудительном и безапелляционном порядке, вплоть до предания революционному трибуналу в случае уклонения от призыва17.
Риторика и практика чрезвычайщины в начальный период советской власти на КМВ распространялась на все направления организации местной жизни. 30 марта 1920 г. в Пятигорске, Кисловодске и Ессентуках была объявлена мобилизация врачей и сестер милосердия - мужчины в возрасте до 55 лет, женщины - до 45 лет: «Уклоняющиеся от явки на комиссию будут привлечены к ответственности по законам военного времени»18.
Такая же ситуация была и в образовании. Центральная власть объявила ликвидацию неграмотности одним из фронтов борьбы Советской власти. Потребность в грамотных людях была практической задачей местной власти и одновременно политическим лозунгом. В воззвании, опубликованном в июне 1921 г. в Пятигорске, для работы по ликвидации безграмотности среди бойцов Красной армии приглашались «учителя, люди грамотные, все могущие заниматься с безграмотными», можно сказать приглашались настойчиво: «Политотдел зовет откликнуться на это дело, ибо каждый теперь должен вложить свою лепту в общую напряженную работу. Все те, в ком теплится искра честного отношения к совершающемуся делу, в ком сохранилось стремление к великому счастью социальной справедливости, должны идти работать среди рядов Красной Армии, стойко защищающей интересы трудящихся. Помните, что всякий уклонившийся от работы будет заклеймен позорным именем дезертира»19.
Обращает на себя внимание приказной тон в обращении к гражданам города. Язык ультиматумов характерен для революционной эпохи, и многими партийно-государственными руководителями, особенно на местах, считался результативным. На практике же эффективность их стремилась к нулю. Как показывает анализ источников, для того времени была характерна повторяемость одних и тех же приказов, к примеру, о наказании работников учреждений за опоздания на работу, о наказании за использование архивных документов не по назначению и прочее. Реальность же была такой, что у власти не было сил реализовывать декрет о реорганизации и централизации архивного дела20 и проследить за всеми горожанами, кто использовал документы в качестве обертки на базарах или для курева.
Уже в 1919 г., когда в Гражданской войне наметился перелом в пользу Советского государства, перед большевистским руководством встала задача сохранения и развития курортов. Первым стал декрет Совнаркома «О лечебных местностях общегосударственного значения», подписанный 20 марта В.И. Лениным. Во-первых, лечебные местности и курорты были объявлены государственной собственностью, то есть национализированы: «Лечебные местности или курорты, где бы таковые на территории Российской Соци-
алистической Федеративной Советской Республики ни находились и кому бы ни принадлежали, со всеми сооружениями, строениями и движимостью, обслуживавшими ранее курорт и находящимися на присоединенных и приписанных к курорту землях, составляют собственность Республики и используются для лечебных целей». Во-вторых, все лечебные курорты стали делиться на две группы: общегосударственного или местного значения21.
Весной 1919 г. деникинская армия еще удерживала Кавказ и Предкавказье, и, следовательно, распоряжения Советской власти здесь до весны 1920 г. не действовали. Поэтому курортная жизнь оставалась прежней: военные действия, разруха, социальная маргинализация. Атрибуты военного времени и знаки военного коммунизма сохранялись и после восстановления Советской власти на Ставрополье и на Кавказских Минеральных Водах. Да и официальные документы носили общий характер и не предлагали конкретных мер применительно к курортному делу. В стране только шли поиски форм организационного строительства большевистской власти сверху донизу, резко менялась экономическая ситуация, что вызывало необходимость уточнения принципов функционирования курортной зоны КМВ. Это было время, когда от романтических абстракций надо было переходить к практической политике. В регионе свирепствовал голод, село было охвачено сопротивлением продовольственной разверстке, вокруг действовали многочисленные банды полуповстанческого-полукриминального характера. Курортные здания были разрушены и разграблены враждующими армиями и деклассированными элементами. Имущество растащило местное население под прикрытием лозунга об экспроприации «буржуев»22.
Еще до создания на Северном Кавказе постоянного государственного аппарата Советской власти чрезвычайный орган власти в регионе Северо-Кавказский краевой ревком на заседании 21 апреля 1920 г. уже обсуждал курортный вопрос и проблему конструирования «управления Всероссийской народной здравницей». В силу военного времени общее руководство использования курортов было оставлено за санчастью Кавказского фронта (Кавказский фронт был образован 16 января 1920 г. в результате переименования Юго-Восточного фронта). В то же время декларировался ряд мер, направленных на постепенный перевод курортов на целевое использование: «Все лечебные учреждения, лазареты и санатории Кавминвод постоянного типа. превращаются в бальнеологические больницы и санатории по мере выписки больных, не требующих бальнеологического лечения. Снабжение продовольственных курортов Минвод, превращенных в народную здравницу, возлагается на X армию»23.
В 1921 г. началось строительство управления, определение имуще-
ственных и финансовых условий работы курортов. Летом этого года Совнарком передал все пригодные помещения и здания госпиталей под лечебно-санаторные учреждения. Однако от принятия решения до его исполнения в российской действительности лежало большое расстояние. Еще в январе 1921 г., до решения СНК, председатель Терского губернского ревкома распорядился освободить гостиницы Ессентуков и Кисловодска от различных учреждений и передать их для лечения прибывающих больных, а в июне на заседании Пятигорского ревкома был поставлен вопрос «О квартирном кризисе на курортах». Была создана Чрезвычайная комиссия по поиску помещений и оборудования для санаториев24. Как и многие чрезвычайные меры, работа этой комиссии была неэффективной: приспособленных зданий было немного, да и те были заняты различными военными и гражданскими организациями.
В телеграмме председателя Терского ревкома Кисловодскому исполкому от 9 мая 1921 г. говорилось о немедленном освобождении гостиницы «Россия» для размещения больных. Поскольку это грозило ухудшением квартирных условий прежде всего ответственных работников, выполнение этого требования затянулось. В июне 1921 г. в Пятигорском исполкоме был составлен список помещений, необходимых для санаториев. Решению этого вопроса также препятствовало командование воинских частей, расположенных на Кавминво-дах. Директор КМВ даже издал приказ о возвращении санаторной мебели, необходимой больным. Взамен ее в местных мастерских должны были быть изготовлены для курсантов топчаны. Пятигорское руководство одновременно обратилось в губернский исполком с просьбой вывести войска с территории городов Кавказских Минеральных Вод25.
15 декабря 1921 г. декрет ВЦИК и СНК подтвердил решение о лечебных местностях из-за «попыток занятия помещений, закрепленных за курортными Управлениями»26.
Осенью 1922 г. ВЦИК и СНК выделили специальные курортные зоны в каждом из городов Кавминвод, так называемые замкнутые курортные городки, и даже обозначили их конкретные границы. Так, в Пятигорске сюда были включены тепло-серное ванное здание, бульвар, Провал, Эммануиловский парк. В курортную зону вошли большинство городских парков и источники, а также «за курортными управлениями должны остаться все здания, как непосредственно занятые в настоящее время или ранее для лечебных надобностей, так и здания по обслуживанию лечебных учреждений в каком-либо отношении»27.
В 1923 г. было организовано Главное курортное управление при Наркомате здравоохранения. После образования СССР сеть курор-
тов стала делиться три группы: санатории союзного и местного подчинения, начали работать ведомственные санатории, активную роль в организации санаторного дела стали играть профсоюзы.
Между тем военное ведомство по-прежнему стремилось занимать помещения, закрепленные за курортными управлениями. В феврале 1925 г. секретарь Терского окружного комитета РКП(б) С.О. Котляр отправил письмо секретарю Северо-Кавказского крайкома партии А. И. Микояну, в котором Котляр пишет о невозможности расквартирования территориальной дивизии в Пятигорске: «Учитывая важность Пятигорска как курорта и необходимость создания специальной курортной обстановки и условий для приезжающих больных, а также необычайно острый жилищный кризис, бюро нашло невозможным увеличение и так уже значительного количества воинских частей и учреждений, находящихся в Пятигорске»28. Это письмо говорит о том, что на протяжении пяти лет вопрос с курортными помещениями, занимаемыми частями Красной армии, не был решен.
В мае 1925 г. декрет Совнаркома РСФСР окончательно утвердил группу КМВ как курорты общегосударственного значения: «3. Оставить в ведении и эксплоатации Главного Курортного Управления нижеследующие курорты общегосударственного значения:
1) Кавказские минеральные воды: Пятигорск с Баталинским источником и Тамбуканскими озерами, Ессентуки, Кисловодск, Железно-водск»29.
В декрете ВЦИК от 1 марта 1926 г. был утвержден список городов Северо-Кавказского края, согласно которому в черту города Пятигорска включалась станица Ново-Пятигорская, Ессентуки определялся «с курортным городком (без станицы Ессентукской)» в пределах границ, существовавших на 1 августа 1922 г.30 Примечательно, что данное сообщение об отделении вызвало одобрение казаков, крестьян и рабочих станицы Ессентукской, о чем они сообщали в письме председателю ВЦИК М.И. Калинину: «Это постановление вольет новую энергию в трудовое население объединенной станицы для борьбы на трудовом фронте, а молодым бойцам-казакам даст осязаемый стимул в лице своей станицы защищать на внешних фронтах свое государство, свою советскую власть и явится реальным претворением в жизнь лозунгов советской власти и компартии: "Лицом к деревне", "Революционную законность - на село". Избавленные от комиссионера города, станица и курортный городок Ессентуки, наконец, получили возможность приостановить дальнейшее разрушение построенных для нужд курорта зданий, которые бесхозяйственностью существующего в части станицы Ессентук-ской городского управления приведены частью в развалины, частью - в полуразрушенное состояние»31.
В условиях нэпа в деятельности курортов были введены основы хозрасчета. В то же время содержание санаториев общегосударственного значения предусматривалось за счет государственных средств. Финансовая система функционирования курортов была выработана в первой половине 1920-х гг. Одновременно шло реформирование курортного управления, уточнение административных и территориальных границ курортных зон Кавказских Минеральных Вод. Можно говорить, что к 1925 г. окончательно определился юридический, экономический и организационный статус КМВ как курортного региона32.
Эволюция управления зоной Кавказских Минеральных Вод и ее функций была связана не только с реализацией принципа централизованного управления, но и с представлением власти о курортах как исключительно лечебных областях. Мы ни разу не встретим в документах понятия «отдых». В 1920-е гг. слово «отдых» было одним из самых непопулярных образов. С одной стороны, перед большинством граждан новой России стаяла задача выживания, исключавшая возможность отдыха. С другой стороны, власть активно внедряла образ беззаветного борца за коммунизм против внешних и внутренних врагов, так как одним из стереотипов большевистской идеологии, созвучной российской ментальности, был приоритет государственного и общественного над частным, индивидуальным. Поэтому отдых допускался только в крайнем случае полного истощения человека как минимальная возможность восстановить силы для дальнейшего самоотверженного труда. Главным была работа, борьба на благо нового общества. Во всех других случаях отдых ассоциировался с «бездельем». Лечение же выступало в представлениях власти как необходимое оружие борьбы с болезнью, как средство сохранения рядовых армии труда для построения будущего общества, для создания государственного могущества. Во всех этих документах термин «курорт» используется как вспомогательное понятие, так как дается в скобках после термина «лечебные местности». Цель «лечебных местностей (курортов)» по определению центральной власти - их «планомерное использование для нужд всего трудящегося населения РСФСР и других автономных Советских Республик»33.
На смену представлению о курорте как месте сбора представителей высших классов и интеллигенции, так называемого «водяного общества», пришло представление о курорте, как о «лечебной местности». Одновременно курортное лечение предназначалось для «трудящегося населения». Главными смыслами в дискурсе «курорт» стали право на курортное лечение исклю-
чительно трудящихся и исключительно же лечебное предназначение курортного региона. Поскольку трудящийся - работник, а не эксплуататор-бездельник, то ему необходим не отдых - синоним безделья, - а лечение для восстановления трудового по-тенциала34.
Система кадровых «перебросок» из-за нехватки управленцев, особенно в регионах, отработанная во время Гражданской войны, действовала и на Кавминводах35. В 1921 г. в Терскую губернию на должность секретаря губернского комитета был прислан И.П. Румянцев, до этого работавший в Ярославле. Безусловно, как представителя партии его волновала в первую очередь проблема кадров: «Очистка и оздоровление нашей партии, намеченная циркуляром Ц.К. особенно большое значение приобретает в Терской организации, организации наиболее слабой и наиболее подверженной мелкобуржуазной стихии»36. Правда И.П. Румянцев не проработал здесь даже года и через пару месяцев убыл.
Проблемы с дисциплиной, действительно были. Другой секретарь губернского комитета Ткачев в условиях разворачивающегося НЭПа негодовал: «Одна из больших опасностей есть мелко-буржуазная стихия, которая проникает в наши ряды. Перейдя на мирную обстановку, наблюдается, что некоторые члены партии отрываются от пролетарской массы и партий и стали вращаться в буржуазной среде занимаясь пьянством и другими буржуазными явлениями, вредными для нашей партии»37.
Многонациональный состав кавказской окраины имперской, а потом советской порождал для местной власти проблему управления межнациональными отношениями. Российская монархия была верховным арбитром в межэтнических противоречиях и имела возможность использовать силу. Большевики были только в начале своего пути и пришли к власти с иной повесткой и пониманием национального вопроса, а также активизировали процесс нациостроительства. В определенной степени это обстоятельство имело отношение и к городской жизни КМВ. Так, Кисловодск, который в 1920 г. был объявлен курортом общегосударственного значения, был привлекателен для карачаевского этноса, считавшего его своей территорией. В ноябре 1926 г. секретарю Северокавказского крайкома (Северо-Кавказский край как административная единица был образован в 1924 г.) М.Ч. Чудову (уроженцу Твери) было сообщено о притязаниях руководства Карачаевской автономной области на Кисловодск. К сообщению прилагалось подтверждающее письмо, адресованное от некого Ахмета из Ессентуков на имя председателя исполкома областного совета Карачаевской АО: «Хочу набросать некото-
рые соображения на счет Кисловодска. Сильно сомневаюсь в том, что нам сейчас разрешать переехать временно туда. А о предоставлении нам сейчас и речи не может быть конечно. Мне кажется, при известных условиях он с неизбежностью должен быть Карачаевским... Считаю, что перенесение центра в аул Карачай на десятилетие будет отодвинут назад от культурно-экономич. роста и др. округов. Получение Килов. [Сокращение и опечатка в названии «Кисловодск». - Т.Б., К.А.]. явилось бы мощным фактором культурно-экономич. сдвига Карачая)»38. В записке секретаря Терского окружного комитета, приложенной к письму, говорилось о том, что эта идея не является новой39.
Письмо интересно не только дискуссией вокруг Кисловодска, но и информацией о некоторых особенностях городской повседневности: «Как тебе известно Кисловодский рынок заполняется с-х товарами на 90 % с лишним карачаевцами. Роль рынка, как мощного регулятора экономической жизни данного района первостепенна. Эти товары сплошь и рядом сбываются за бесценок спекулянтам, между тем как мерами активного организационного воздействия на рынок можно было бы значительно повысить реальную выручаемую стоимость за товар. Надо во что бы то ни стало попытаться организовать в городе на месте рынка какой-то скупающий продукты скотоводства пункт, будь то кооперативный или другой»40. По соображению автора письма более половины мясников города - это карачаевцы.
Вышеописанная ситуация является проявлением местной жизни в новых советских условиях. Однако до курортов докатывались волны потрясений и конфликтов, разгоравшихся в центре, в том числе мы можем в архивных документах уловить эхо внутрипартийной борьбы, развернувшейся в Москве. В 1926 г. секретарь Терского окружного комитета ВКП(б) С. О. Котляр сообщал в Сталину о том, что в кисловодском санатории «Красная звезда» Л.Д. Троцкий выступил с докладом: «В своем выступлении, оценивая экономическое состояние Англии, он определенно указывает на отсутствие всякой стабильности, взваливая всю вину в задержке революции на буржуазную "аппартчину". Оказывается, что и тут также только аппараты повинны. Во всяком случае это расходится с решением ЦК, что существует частичная стабильность капитализма. Такие выступления влияют на нашу организацию и осложняют руководство ею, тем более, что [она] является одной из "прытких" и весьма чутких к сенсациям и курортным небылицам. Наша просьба указать членам ЦК соответствующим постановлением, что, будучи на отдыхе, в первую голову нужно лечиться, а выступать в исключительных случаях и то с ведома
или приглашения местных партийных организаций»41.
Город-курорт принимал жителей всего СССР и поэтому такого рода лекции слушались не местными жителями, а отдыхающими. Сменявшиеся несколько раз в сезон курортники на короткий период становились частью городской повседневности и вливались в политическую жизнь локального сообщества. С другой стороны, они привозили в город новый веяния. Курорт, особенно в такие насыщенные исторические периоды, какими были 1920-е гг., становится местом социальной и политической диффузии. Эту опасность видел С. О. Котляр, о чем и сигнализировал Сталину: «... Каждый санаторий является всесоюзной трибуной, ибо больные собраны по одному, по два с губернии. Здесь на месте наше постановление не совсем авторитетно, ибо мы имеем дело с товарищами всесоюзного значения, да и санаторий такого же значения, а мы лишь власти местного значения»42. Публичность речей Троцкого не ограничилась санаторием, его выступление было опубликовано в местной газете «Терек», что существенно расширило доступ к декларируемым им идеям.
Новая советская реальность конструировала новые социальные группы. Например, такие как демобилизованные красноармейцы. После завершения Гражданской войны вопрос о демобилизации долго оставался нерешенным. К концу 1920 г. численность РККА составляла 5,5 млн человек, что ложилось непосильным бременем на государственный бюджет43. В 1920-1921 гг. стал практиковаться перевод на трудовое положение частей, которые не участвовали в боевых действиях. Трудовые армии использовались на восстановлении хозяйственной жизни и одновременно на них возлагались обязанности по охране и обороне государственной границы СССР. 14 января 1921 г. Реввоенсовет Республики объявил о сокращении армии и флота. Далее процесс сокращения растянулся на три года, и шел преимущественного за счет тыловых и обслуживающих частей. В конце 1923 г. численность Красной армии сократилась до 562 тыс. человек. Демобилизованные оказывались в новых для себя условиях и плохо интегрировались в мирную жизнь. В 1925 г. на Пятигорской бирже труда стояло на учете 70 таких демобилизованных, которые находились в тяжелом материальном положении, вплоть до того, что вынуждены были продавать на базаре последние предметы своего обмундирования. Гражданские учреждения неохотно принимали бывших красноармейцев: «Биржа труда направила Кавминэкспорты трех демобилизованных красноармейцев для назначения их на должности проводников по сопровождению "Нарзана". Предправле-ния Кавминэкспорта тов. Лапшин, встретив кр-цев очень непри-
ветливо, грубо отказался их принять, говоря, что я вас приму тогда, как вы представите мне залог в 5 тыс. рублей. После этих слов демобилизованные были чуть ли не выгнаны в шеи из кабинета Лапшина»44. Такие случаи вызывали опасения еще и по причине изменений отношений к власти и партии со стороны демобилизованных, что не могло не волновать местные власти и ОГПУ.
Города КМВ не являлись крупными промышленными центрами, поэтому рабочий класс не был многочисленным, да и постоянное городское население региона было небольшим. Согласно статистическим данным, в 1925 г. в Терском округе было 634 сельских поселения и всего 8 городов и, из них 6 - это города КМВ. На 1923 г. население Пятигорска составляло 22,1 тыс. челочек, из них рабочих, занятых в промышленности, - 7 530, в Кисловодске в 1923 г. проживало 16,7 тыс. человек, из них рабочих, занятых в промышленном производстве - 4 165. В Железноводске проживало 1 870 жителей, из них 435 были промышленными рабочими45. Таким образом, мы нигде не видим преобладания рабочего класса, на который активно опиралась Советская власть, особенно в свои самые ранние годы.
Местные партийные кадры, пытаясь работать с имеющимися в регионе пролетариями, решали задачи не только идеологические, но и практические повседневные. Так, в сводке Терского ОГПУ мы обнаруживаем отчет как о культурно-просветительской работе и проведении мероприятий по ликбезу, так и разного рода информацию о целом ряде бытовых проблем рабочих и их семей: «Ювстрой [Юго-восточная краевая государственная строительная контора. - Т.Б., К.А.] не ликвидировал задолженности рабочим по г. Железноводску; положение это объясняется все той же хронической неуплатой Ювстрою денег за работы учреждениями, в частности в Железноводстке с Ювстроем не произвела расчет Гроздетколония, которая полученные от своего ведомства средства на уплату Ювстрою задолженности, - "одолжило" слишком плохому "клиенту" Железноводскому ПО»46.
Что касается проводимой идеологической работы, то результативность ее была связана с уровнем компетентности партийных пропагандистов. Работа среди рабочих и служащих Железновод-ска ОГПУ определялась как слабая: «.Отнести это следует за счет малоопытности и слабости руководителей этого дела не умеющих заинтересовать и вовлечь массу в воспитательную работу; кажется, пожалуй, что руководители не прилагают и энергии к этому: ... изба-читальня при клубе 3-ю неделю закрыта, а только потому, что нет заведующего/старый заведующий арестован»47.
В Ессентуках тоже возникали проблемы, но несколько другого
свойства: «Рабочие предприятий г. Ессентуки (разливная [Вероятнее всего речь идет о розливе минеральной воды. - Т.Б., К.А.], мельницы) мало вовлечены в культурно-просветительскую работу, убивая свой досуг дома; показателем отсталости может примером послужить безразличное отношение их к проведению комсомольского рождества, свое же Рождество рабочие справляли "по религиозному" с приготовлениями и попойками»48.
В риторике Советской власти труду придавалось практически сакральное значение, и в этой связи, а также по причине реальной ситуации в городах КМВ, в 1927 г. Комиссия Бюро Терского окружного комитета ВКП(б) признала рост безработицы в округе, «в особенности по курортным городам и среди батрачества», что связывали с миграцией из других городов Терского округа и притоком населения из деревень49. Комиссия составила проект предложений, где среди предлагаемых мер была названа организация проверки социального состава безработных, в том числе членов профсоюзов «с целью выявления фиктивно-безработных и антисоветского элемента»50. Вызывали негодование следующие случаи попадания туда «отсеянного элемента»: «Пятигорск -врач Рунич занимает три полноокладных должности, Кисловодск
- завбольницей работает в Кисловодске, частной практикой занимается в Пятигорске. Кисловодск - зубврачи удовлетворяясь частной практикой не желают государственной службы»51.
Кисловодск вообще отставал в деле борьбы с безработицей, где она не имела планового характера. С другой стороны, власть пока еще искала одобрения у общества и стремилась к налаживанию коммуникации, в том числе через профсоюзы: «Предложить Фракции ОСПС [Областной совет профессиональных союзов. -Т. Б., К. А. ] обратить особенное внимание на местах и в дальнейшем реализацию своих обещаний перед массами, принимая во внимание, что всякое невыполнение обещанного обостряет отношение масс»52. Косвенно об этом свидетельствуют и другие установки проекта, направленные на борьбу со сверхурочными работами: «... Категорически запретить всякие сверхурочные работы, Профсоюзам взять твердую линию борьбы со всякими проявлениями подобного характера, не останавливаясь перед привлечением виновных через суд к ответственности»53.
Кадровый голод и нехватка квалифицированных специалистов
- явление обычное для раннесоветского периода. Приоритет политической и идеологической лояльности и приверженности и/ или социального происхождения приводили к тому, что в ротации кадров профессиональные качества играли второстепенное значение. На практике это оборачивалось разного рода проблемами,
в том числе с законом, что обуславливалось не только непрофессионализмом, но низким уровнем социальной ответственности.
Так, в 1928 г. Терский окружной суд рассматривал дело трех служащих Терского окружного исправительно-трудового дома (ИТД): Федашова Ф.Н. (инспектор), Фендрикова Ф.В. (бухгалтер), Хирнова К. И. (счетовод). Последний был уже ранее судим. Образование у двоих было «низшее», у Фендрикова - среднее, при этом только Федашов был партийным. Рассматриваемое дело выглядело следующим образом: «1. Федашов занимая должность инспектора Терского окружного ИТД и одновременно начальника Пятигорского ИТД допустил в свое пребывание в указанных должностях запущения счетного дела в ИТД, так же и принятия с его стороны возможных мер к устранению этой запущенности путем личных запросов у бухгалтера все ли в порядке дело, а также через назначение ревизий местных. 2. Нецелесообразное израсходование сумм на покупку ломанного автомобиля и что это было вызвано необходимостью занять свободные высококвалифицированные силы из среды заключенных и при помощи этой рабочей силы по исправлению автомобиля при продаже извлечь возможную прибыль для ИТД. ... II. Фендриков, состоя в должности бухгалтера ИТД довел счетную часть до хаотического состояния. А также установлен подлог в бухгалтерских книгах.»54. Третий подсудимый, Хирнов, просто присвоил и растратил деньги.
До революции 1917 г. отличительной характеристикой городов Северного Кавказа была связь с сельскохозяйственным производством, что определяло их деревенский облик. При этом следует понимать, что аграрный характер в разных городах имел разную степень выраженности. Изначально курортные города, такие как Кисловодск или Пятигорск, отличались в этом отношении в меньшей степени. Жители Пятигорска, Кисловодска, Железноводска, Ессентуков (даже имея еще статус станиц) были в большей степени связаны с курортами, и их жители обслуживали приезжавших на лечение и отдых, сдавали дома и дачи курортникам, работали в кафе и ресторанах и т.д. Хотя при этом ряд купеческих семей Пятигорска в XIX в. сделали свои капиталы на торговле скотом55. Вышеописанное не отменяет того факта, городское пространство могло маркироваться признаками сельской местности даже в 1920-е гг., тем более что такие города, как Железноводск и Ессентуки, совсем недавно были станицами. В 1925 г. крестьянство Железноводска по причине отсутствия корма усиленно продавало скот. Многие крестьяне ходатайствовали о ссуде и получили отказ, так как Железноводск был причислен к «ряду благоприятных по урожайности»56.
Этнорелигиозное разнообразие кавказской окраины усиливалось сектантским элементом, который был представлен и в районе КМВ. В процессе колонизации Северного Кавказа наряду с православными сюда переселялись и сектанты, такие как молокане, хлысты, последователи поморской и субботнической сект, иеговисты, новоизраильтяне, скопцы, баптисты57. В январе 1924 г. в Пятигорске прошел Съезд Евангельских христиан, о чем стало известно ОГПУ. Выяснилось, что именно в Пятигорске находится руководящий орган данной секты на Юго-Востоке России и от его имени «беспрерывно разъезжали проповедники для поднятия религиозной работы, и особенно проповедники массами бросаются в те общины где замечается ненормальное состояние: склоки, раскол и т.д. Кавотдел в своем распоряжении имеет 8 постоянных и 23 запасных проповедника которые разъезжают по общинам»58. По сведениям, которым располагали Терский окружком партии и ОГПУ, основные секты в Терском округе - это Евангельские христиане и баптисты, причем разница между ними определялась «не в догмах, а демократии». Советская власть в условиях антирелигиозной борьбы пристально присматривалась к тому, как работают представители сект, и кто их целевая аудитория59. Общее число баптистов и Евангельских христиан на Тереке составляло 5 454 человек, сформировавших 72 общины60.
Секта Евангельских христиан характеризовалась как самая «реакционная», в основном ее участники были «зажиточные лица разбирающиеся хорошо как в политике, так и общественной жиз-ни»61. Настроения этой части населения настораживали, и представителями власти высказывалось предположение, что именно Евангельские христиане могут являться базой контрреволюции и противниками антирелигиозной борьбы62. В 1926 г. на одном из заседаний агитационно-пропагандистского отдела Терского окружкома партии на повестке был вопрос об изучении сектантского движения в регионе. Было принято постановление об изучении сектантства и составлении подробной справки, а также об
установлении связи с бюро «Союза Безбожник»63.
* * *
Таким образом, повседневность Кавказских Минеральных Вод как элемент социальной реальности 1920-х гг. формировалась в многообразии контекстов - экономических, политических, исторических, локальных. Разорение и разруха соседствовали с усилиями местной власти по реализации политики большевиков не столько по сохранности курортов, сколько по созданию их ново-
го смысла - превращения курортов в «фабрики здоровья» трудящихся.
Последние отголоски Гражданской войны мешали этому, миграция недовольных Советской властью и одновременно стремление партийных работников переехать в эти «благословенные» края создавали особую политическую ситуацию на КМВ, которая с особой силой проявится в 1930-е гг. Становление городской, да еще курортной культуры переплеталась в противоречивый узел с существовавшей здесь станичной культурой. Города группы Кав-минвод испытали на себе и еще одну особенность многонационального Северного Кавказа - территориальные споры. Наконец, антирелигиозная пропаганда местных властей была неэффективна перед активной деятельностью сект, представители которых издавна бежали на юг от преследований имперской власти. Всевозможные неканонические формы христианства временно рассматривались большевиками как союзники в борьбе против РПЦ, но со временем секты стали также жертвами репрессий.
В целом эта пестрая социальная реальность, включавшая социальные изменения и маргинализацию населения, отражала переходное состояние локального сообщества и порождала новые тенденции в местной повседневности.
Примечания Notes
1 Отрешко Н.Б. Определение концепта «социальная реальность» в социальной науке и социальной теории: от моно- к метадисциплинар-ному подходу // Вопросы социальной теории. Т. 2. Москва, 2008. С. 176-191.
2 Попов В.В., Музыка О.А., Разуваева М.И., Уколов А.О. Особенности постнеклассической интерпретации мира // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. 2016. № 9-2. С. 305-308.
3 Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии: 1920 - 1930-е годы. Санкт-Петербург, 1999.
4 Орлов И.Б. Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления. Москва, 2010; Кринко Е.Ф., Тажи-динова И.Г., Хлынина Т.П. Повседневный мир советского человека 1920 - 1940-х гг.: Жизнь в условиях социальных трансформаций. Ростов-на-Дону, 2011; Лебина Н.Б. Советская повседневность: нормы и аномалии: От военного коммунизма к большому стилю. Москва, 2018; Барышева Е.В. Праздничное убранство советских городов 1920
- 1930-х гг. // Уральский исторический вестник. 2016. № 3 (52). С. 23-32; Соболева А.Н. Бытовая культура советских горожан в 1920 -1930-е гг. // Вестник Бурятского государственного университета. Гуманитарные исследования Внутренней Азии. 2018. № 3. С. 20-25.
5 Дудина В.А., Кутилова Л.А. Образ «нового советского человека» и несоветское поведение: «серые ниши» повседневности (на примере г. Красноярска в 1917 - 1920 гг.) // Социально-экономический и гуманитарный журнал. 2023. № 4 (30). С. 170-183.
6 Чолахян В.А. Жилищные условия и благоустроенность городов Нижнего Поволжья в 1920 - 1930-х годах // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: История. Международные отношения. 2009. Т. 9. № 2. С. 64-73; Перова М.А. Пространство детской повседневности в Советской России 1920 - 1930-х годов (на примере Курганского и Шадринского округов) // Вестник Пермского университета. История. 2018. № 3 (42). С. 107-115; Мигачев А.В. Эволюция форм досуга и их идеологическое значение в повседневной жизни жителей Ставрополья в 1930-х годах // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2018. №. 3 (192). С. 166-173; Хо-лина М.В. Формирование новых ценностных ориентиров и проблема пьянства в малых городах Красноярского края в 1920-е годы // Манускрипт. 2020. Т. 13. № 11. С. 72-78; Кладова К.Ю. «Свободных квартир совершенно нет»: Жилищные условия жителей города Кургана в межвоенные десятилетия XX в. // Новое прошлое = The New Past. 2021. № 4. С. 22-37.
7 Семенов Н.Б. Повседневность как элемент социальной реальности: Автореферат дисс. ... кандидата философских наук. Москва, 2006.
8 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания. Москва, 1995. С. 40.
9 Положение о горсоветах. Астрахань, 1925.
10 Путеводитель по фондам архивного отдела администрации Предгорного муниципального округа Ставропольского края. Ессентуки, 2022. С. 6.
11 Булыгина Т.А. Курорты Кавказских Минеральных Вод и эволюция их образа в 20-е гг. XX века // Стратегия развития КМВ: история и современность. Ростов-на-Дону; Пятигорск, 2008. С. 86.
12 Bordjugov, Gennadij A. Чрезвычайные меры и «чрезвычайщина» в Советской Республике и других государственных образованиях на территории России в 1918 - 1920 гг. // Cahiers du Monde russe. 1997. Vol. 38. No. 1-2. P. 33.
13 ГАСК. Ф. Р-1280. Оп. 1. Д. 43. Л. 77.
14 Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства за 1919 г. Москва, 1943. С. 661.
15 ГАСК. Ф. Р-1280. Оп. 1. Д. 47.
16 ГАСК. Ф. Р-1280. Оп. 1. Д. 47. Л. 25.
17 ГАСК. Ф. Р-1280. Оп. 1. Д. 47. Л. 25.
18 Государственный архив новейшей истории Ставропольского края (ГАНИСК). Ф. 50. Оп. 1. Д. 59. Л. 12-13.
19 ГАНИСК. Ф. 50. Оп. 1. Д. 59. Л. 14.
20 Декрет о реорганизации и централизации архивного дела от 1 июня 1918 г. // Декреты Советской власти. Т. II. Москва, 1959. С. 382385.
21 Декрет «О лечебных местностях общегосударственного значения» // Декреты Советской власти. Т. V. Москва, 1971. С. 19-21.
22 Булыгина Т.А. Источники повседневной жизни локальных сообществ Северного Кавказа (на материалах городов Кавказских Минеральных Вод в 20-е гг. XX века) // История Северного Кавказа: Социально-экономические, национальные и политические процессы. Пятигорск, 2007. С. 18-20.
23 ГАНИСК. Ф. 50. Оп. 1. Д. 59. Л. 31-32.
24 Булыгина Т.А. Курорты Кавказских Минеральных Вод и эволюция их образа в 20-е гг. XX века // Стратегия развития КМВ: история и современность. Ростов-на-Дону; Пятигорск, 2008. С. 19.
25 ГАСК. Ф. Р-1316. Оп. 1. Д. 3, 10.
26 Декрет Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров «О подтверждении декретов о курортах». 15 декабря 1921 г. // Известия. 1921. 22 дек.
27 Декрет Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров «Об установлении границ выделяемых в районе курортов кавказских минеральных вод замкнутых курортных городков». 12 октября 1922 г. // Известия. 1922. 17 окт.
28 Государственный архив новейшей истории Ставропольского края (ГАНИСК). Ф. 5938. Оп. 1. Д. 1. Л. 66.
29 Декрет Совета Народных Комиссаров «Об утверждении списков курортов, имеющих общегосударственное значение». 26 мая 1925 г. // Известия. 1925. 7 июня.
30 Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства РСФСР за 1926 г. № 1-34. Отдел первый. Москва, [б. г.]. С. 262.
31 Голоса из провинции: Жители Ставрополья в 1917 - 1929 годах: Сборник документов. Ставрополь, 2009. С. 326.
32 Булыгина Т.А. Курорты Кавказских Минеральных Вод и эволюция их образа в 20-е гг. XX века // Стратегия развития КМВ: история и современность. Ростов-на-Дону; Пятигорск, 2008. С. 19.
33 Декрет ВЦИК и СНК «Об управлении лечебными местностями (курортами) общегосударственного значения». 23 июня 1921г. // Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского прави-
тельства. 1921.№ 52. С. 405.
34 Булыгина Т.А. Курорты Кавказских Минеральных Вод и эволюция их образа в 20-е гг. XX века // Стратегия развития КМВ: история и современность. Ростов-на-Дону; Пятигорск, 2008. С. 18.
35 Туфанов Е.В. Становление системы распределения кадров в период формирования партийно-государственной номенклатуры в 1920 -1930-е гг.: На материалах Северного Кавказа // Гуманитарные и юридические исследования. 2019.№ 1. С. 186-191.
36 ГАНИСК. Ф. 7. Оп. 1. Д. 2. Л. 5.
37 ГАНИСК. Ф. 7. Оп. 1. Д. 2. Л. 64, 64об.
38 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 4. Л. 16.
39 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 4. Л. 14.
40 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 4. Л. 16.
41 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 4. Л. 58.
42 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 4. Л. 58-58об.
43 Бочков Е.А. Социально-экономические аспекты демобилизации Красной армии в первой половине 1920-х годов // Вестник Санкт-Петербургского университета. История. 2004. № 3-4. С. 57.
44 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 12. Л. 8.
45 Терское окружное статистическое бюро: Материалы по статистике Терского округа: Использованы данные переписей 1916, 1917, 1920 и 1923 гг., материалы и работы Бюро за 1920 - 1924 гг. Пятигорск, 1925. С. 1.
46 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 21. Л. 10.
47 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 21. Л. 10-11.
48 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 21. Л. 28.
49 ГАНИСК, Ф. 5938. Оп. 1. Д. 34. Л. 48.
50 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 34. Л. 70.
51 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 34. Л. 70.
52 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 34. Л. 70.
53 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 34. Л. 70-70об.
54 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 34. Л. 254-255.
55 Кошарная Т.П. Городское население Ставрополья и Терека в кон -це XVIII - XIX вв.: эволюция социально-правового положения, хозяйственного уклада и быта: Дисс. ... канд. ист. наук. Ставрополь, 2007.
56 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 21. Л. 14.
57 Халидова О.Б. Сектантская колонизация Северного Кавказа в кон -тексте интегративных практик Российской империи в XIX - начале XX вв. (на примере Дагестана) // Религиоведение. 2019. № 1. С. 40. 38-46
58 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 21. Л. 56.
59 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 20. Л. 1.
60 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 20. Л. 12.
61 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 21. Л. 56.
62 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 21. Л. 56об.
63 ГАНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 20. Л. 3.
Авторы, аннотация, ключевые слова
Булыгина Тамара Александровна - докт. ист. наук, профессор, Северо-Кавказский федеральный университет (Ставрополь) ОЯСГО ГО: 0000-0003-1846-9360 bul.tamara2011@yandex.ru
Амбарцумян Каринэ Размиковна - канд. ист. наук, доцент, Северо-Кавказский федеральный университет (Ставрополь) ОЯСГО ГО: 0000-0002-9397-6197 karina-best21@mail.ru
Авторы статьи впервые в российской историографии обращаются к такому аспекту раннесоветской социальной реальности как повседневная жизнь городов Кавказских Минеральных Вод в 1920-е гг. Эти годы стали для Кавказских Минеральных Вод периодом создания и становления советской курортной зоны. Главное внимание в статье уделяется формированию социокультурного пространства советского курорта с учетом как изначальных намерений Советской власти, так и конечного результата реализации принимаемых решений. В таком ключе исследовательская проблема формулируется впервые, что позволяет увидеть повседневность городов Кавказских Минеральных Вод в различных контекстах, начиная от локального (особенности каждого из городов) и заканчивая общесоюзным. Курортная зона была представлена разнообразием городов: Пятигорск и Кисловодск оформились как города, Пятигорск выполнял функции административного центра, а Железноводск и Ессентуки находились под сильным влиянием казачьего станичного прошлого. Авторы пришли к выводу, что курортное пространство конструировалось как место для советских трудящихся, которые здесь поправляют здоровье. Процесс создания советского курорта затруднялся постоянной сменой исторических контекстов: военный коммунизм, последствия Гражданской войны, внутрипартийная борьба, нэп и его свертывание. Повседневность курортов - это не только жизнь постоянно проживающего в курортных городах населения, но и жизнь отдыхающих, которые приезжали со всех районов страны, представляли различные профессиональные и социальные группы, имели различные политические взгляды и политические настроения.
Северный Кавказ, Терская область, Кавказские Минеральные Воды, Советская власть, город, городская повседневность, здравоохранение, курорт, курортное лечение, социальная реальность.
Authors, Abstract, Key words
Tamara A. Bulygina - Doctor of History, Professor, North Caucasus Federal University (Stavropol, Russia) ORCID ID: 0000-0003-1846-9360 bul.tamara2011@yandex.ru
Karine R. Ambartsumyan - Candidate of History, Assistant Professor, North Caucasus Federal University (Stavropol, Russia) ORCID ID: 0000-0002-9397-6197 karina-best21@mail.ru
For the first time in Russian historiography, the authors of the article turn to such aspect of early Soviet social reality as the daily life of the cities at the Caucasian Mineral Waters in the 1920s. These years were the period of creation and formation of the Soviet resort area at the Caucasian Mineral Waters. The main attention in the article is paid to the formation of the socio-cultural space of the Soviet resort, taking into account both the initial intentions of the Soviet government and the final result as the decisions taken were implemented. It is for the first time that the problem of research was formulated in such way, which allows us to see the everyday life of the cities of the Caucasian Mineral Waters in various contexts, ranging from the local (the peculiarities of each of the cities) to the all-Union one. The resort area was represented by a variety of cities. Pyatigorsk and Kislovodsk took shape as cities, with Pyatigorsk serving as the administrative center whereas Zheleznovodsk and Yessentuki were strongly influenced by the Cossack village past. The authors concluded that the resort space was designed as a place for Soviet workers to improve their health there. The process of creating a Soviet resort was hampered by the constant change of historical contexts: war communism, the consequences of the Civil War, internal party struggle, NEP and its curtailment. The daily routine of resorts is not only the life of the population permanently residing in resort towns, but also the life of vacationers who came from all over the country, representing various professional and social groups, different political views and political moods.
North Caucasus, Tersk Region, Caucasian Mineral Waters, Soviet power, city, urban everyday life, healthcare, resort, resort treatment, social reality.
References
(Articles from Scientific Journals)
1. Barysheva, E.V. Prazdnichnoe ubranstvo sovetskikh gorodov 1920 - 1930-kh gg. [Festive Decoration of Soviet Cities of 1920 - 1930s.].
Uralskiy istoricheskiy vestnik, 2016, no. 3 (52), pp. 23-32. (In Russian).
2. Bochkov, E.A. Sotsialno-ekonomicheskie aspekty demobilizatsii Krasnoy armii v pervoy polovine 1920-kh godov [.]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Istoriya, 2004, no. 3-4, pp. 57-63. (In Russian).
3. Bordjugov, Gennadij A. Chrezvychaynye mery i "chrezvychayshchina" v Sovetskoy Respublike i drugikh gosudarstvennykh obrazovaniyakh na territorii Rossii v 1918-1920 gg. [Emergency Measures and "Extraordinary Measures" in the Soviet Republic and Other State Entities on the Territory of Russia in 1918 - 1920.]. Cahiers du Monde russe, 1997, vol. 38, no. 1-2, pp. 29-43. (In Russian).
4. Cholakhyan, V.A. Zhilishchnye usloviya i blagoustroennost gorodov Nizhnego Povolzhya v 1920 - 1930-kh godakh [Housing Conditions and Well-Being of the Cities of Lower Volga Region in the 1920s - 1930s.]. Izvestiya Saratovskogo universiteta. Novaya seriya. Seriya: Istoriya. Mezhdunarodnye otnosheniya, 2009, vol. 9, no. 2, pp. 64-73. (In Russian).
5. Dudina, V.A. and Kutilova, L.A. Obraz "novogo sovetskogo cheloveka" i nesovetskoe povedenie: "serye nishi" povsednevnosti (na primere g. Krasnoyarska v 1917 - 1920 gg.) [The Image of the "New Soviet" Person and Non-Soviet Behavior: The "Gray Niches" of Everyday (By the Example of the City of Krasnoyarsk in 1917 - 1920).]. Sotsialno-ekonomicheskiy i gumanitarnyy zhurnal, 2023, no. 4 (30), pp. 170-183. (In Russian).
6. Khalidova, O.B. Sektantskaya kolonizatsiya Severnogo Kavkaza v kontekste integrativnykh praktik Rossiyskoy imperii v XIX - nachale XX vv. (na primere Dagestana) [Sectarian Colonization of the North Caucasus in the Context of Integrative Practices of the Russian Empire in the 19th - Early 20th Centuries (On the Example of Dagestan).]. Religiovedenie, 2019, no. 1, pp. 38-46. (In Russian).
7. Kholina, M.V. Formirovanie novykh tsennostnykh orientirov i problema pyanstva v malykh gorodakh Krasnoyarskogo kraya v 1920-e gody [Formation of New Value Orientations and Alcohol Problem in Small Towns of Krasnoyarsk Region in the 1920s.]. Manuskript, 2020, vol. 13, no. 11, pp. 72-78. (In Russian).
8. Kladova, K.Yu. "Svobodnykh kvartir sovershenno net": Zhilishchnye usloviya zhiteley goroda Kurgana v mezhvoennye desyatiletiya XX v. ["No Free Apartments at all": Housing Conditions of Residents of Kurgan during Interwar Decades of 20th Century.]. Novoe proshloe = The New Past, 2021, no. 4, pp. 22-37. (In Russian).
9. Migachev, A.V. Evolyutsiya form dosuga i ikh ideologicheskoe znachenie v povsednevnoy zhizni zhiteley Stavropolya v 1930-kh godakh [The Evolution and Ideological Meaning of Leisure Forms in Everyday Life of Stavropol Residents in the 1930s.]. Vestnik Tomskogo
gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta, 2018, no. 3 (192), pp. 166-173. (In Russian).
10. Perova, M.A. Prostranstvo detskoy povsednevnosti v Sovetskoy Rossii 1920 - 1930-kh godov (na primere Kurganskogo i Shadrinskogo okrugov) [Space of Children's Daily Life of the Soviet Russia of the 1920s - 1930s (On the Example of Kurgan and Shadrinsky Districts).]. Vestnik Permskogo universiteta. Istoriya, 2018, no. 3 (42), pp. 107-115. (In Russian).
11. Popov, V.V., Muzyka, O.A., Razuvaeva, M.I. and Ukolov, A.O. Osobennosti postneklassicheskoy interpretatsii mira [Features of Post-Non-Classical Interpretation of the World.]. Mezhdunarodnyy zhurnal prikladnykh i fundamentalnykh issledovaniy, 2016, no. 9-2, pp. 305-308. (In Russian).
12. Soboleva, A.N. Bytovaya kultura sovetskikh gorozhan v 1920 - 1930e gg. [Everyday Culture of the Soviet Townspeople in the 1920 - 1930s.]. Vestnik Buryatskogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnye issledovaniya Vnutrenney Azii, 2018, no. 3, pp. 20-25. (In Russian).
13. Tufanov, E.V. Stanovlenie sistemy raspredeleniya kadrov v period formirovaniya partiyno-gosudarstvennoy nomenklatury v 1920 - 1930e gg.: Na materialakh Severnogo Kavkaza [Formation of the Personnel Distribution System during the Formation of the Party-State Nomenclature in the 1920s - 1930s: Based on the Materials of the North Caucasus.]. Gumanitarnye iyuridicheskie issledovaniya, 2019, no. 1, pp. 186-191. (In Russian).
(Monographs)
14. Berger, P.L. and Luckmann, T. Sotsialnoe konstruirovanie realnosti: Traktat po sotsiologii znaniya [The Social Construction of Reality: A Treatise in the Sociology of Knowledge.]. Moscow, 1995, 322 p. (In Russian). = Berger, P.L. and Luckmann, T. The Social Construction of Reality: A Treatise in the Sociology of Knowledge. New York: Doubleday, 1966, 203 p. (In English).
15. Krinko, E.F., Tazhidinova, I.G. and Khlynina, T.P. Povsednevnyy mir sovetskogo cheloveka 1920 - 1940-kh gg.: Zhizn v usloviyakh sotsialnykh transformatsiy [The Daily World of the Soviet man of 1920 - 1940s: The Life in the Conditions of Social Transformations.]. Rostov-na-Donu, 2011, 359 p. (In Russian).
16. Lebina, N.B. Povsednevnaya zhizn sovetskogo goroda: normy i anomalii: 1920 - 1930-e gody [Daily Life of the Soviet City: Norms and Anomalies, 1920 - 1930s.]. St. Petersburg, 1999, 316 p. (In Russian).
17. Lebina, N.B. Sovetskaya povsednevnost: normy i anomalii: Ot voennogo kommunizma k bolshomu stilyu [Soviet Everyday Life: Norms
and Anomalies: From War Communism to Grand Style.]. Moscow, 2018, 482 p. (In Russian).
18. Orlov, I.B. Sovetskaya povsednevnost: istoricheskiy i sotsiologicheskiy aspekty stanovleniya [Soviet Everyday Life: Historical and Sociological Aspects of its Formation.]. Moscow, 2010, 316 p. (In Russian).
DOI: 10.54770/20729286 2024 3 113
