CC BY
99
2015 ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Сер. 12 Вып. 1
ТЕОРИЯ, МЕТОДОЛОГИЯ И ИСТОРИЯ СОЦИОЛОГИИ
УДК 303.1 В. И. Дудина
СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ МЕТОДОЛОГИЯ В КОНТЕКСТЕ МНОГОМЕРНОЙ ЭПИСТЕМОЛОГИИ*
Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7-9
В статье рассматривается возможность разработки многомерной эпистемологии социологического знания, учитывающей изменение функций научного знания в современном обществе. В качестве инструмента идентификации основных методологических ориентиров исследовательской деятельности предлагается рассматривать эпистемическую матрицу — аналитический конструкт, объединяющий отдельные элементы исследовательского процесса, с точки зрения специфики их проявления на различных эпистемических уровнях. Описываются основные типы эпистемических матриц: объективистская, интерпретативная и перформативная. Библи-огр. 25 назв. Табл. 1.
Ключевые слова: многомерная эпистемология, социологическая методология, эпистемиче-ская матрица, исследовательская позиция.
SOCIOLOGICAL METHODOLOGY IN THE CONTEXT OF MULTIDIMENSIONAL EPISTEMOLOGY
V. I. Dudina
St. Petersburg State University, 7-9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation
The diversity of methodological approaches in modern sociology could not be estimated from the point of view of the universal epistemology. Not only do epistemological models of justification of sociological knowledge, appealing to the universal criteria of scientific knowledge not fit to the current state of sociology, but they also prevent its further development. The article considers the possibility of elaborating a multidimensional epistemology of sociological knowledge, taking into account changing functions of scientific knowledge in modern society. The tool for identification of the main methodological guides is an epistemic matrix — analytical concept, which combines different aspects of research process as they are on the different epistemic levels. Different types of epistemic mattes, such as objectivistic, interpretative and performative ones, are described. Refs 25. Table 1.
Keywords: multidimensional epistemology, sociological methodology, epistemic matrix, researcher stance.
Один из признанных авторитетов в области социологии науки, Людвиг Флек, в свое время писал: «Знание — для тех, кто занимается исследованиями в какой-то конкретной области, — всегда выглядит систематическим, доказанным, практически полезным и очевидным. А чуждые системы знания (для тех же исследователей)
* Статья подготовлена при поддержке гранта Российского научного фонда, номер проекта 14-18-00359.
выступают как противоречивые, безосновательные, практически бесполезные, фантастические или мистические. Не пришло ли время занять менее эгоцентрическую и более универсальную позицию и говорить о сравнительной теории познания?» [1, с. 48]. Несмотря на то, что с момента написания процитированной работы прошло уже больше полувека, разработка сравнительной теории познания все еще представляет собой нерешенную задачу, особенно когда речь идет о познании в конкретных дисциплинарных областях. Отсутствие значимых результатов в данной области ведет к тому, что всё чаще звучат заявления о кризисе социологического знания и неспособности социологии давать обоснованные описания социальной реальности. В данной статье отстаивается мысль, что так называемый кризис социологического знания обусловлен, в значительной мере, продолжающимся доминированием классической эпистемологической модели, задающей критерии оценки знания. Решением проблемы может стать разработка многомерной эпистемологии, учитывающей тот факт, что знание, которое выполняет множество функций и производится в разных социальных порядках, не может оцениваться в соответствии с универсальными критериями. В то же время критериальное многообразие не должно приводить к полной потере эпистемологических и методологических ориентиров и к методологическому анархизму. Мы попытаемся показать, что разнообразию социологических методов и теорий может быть поставлено в соответствие разнообразие моделей обоснования знания.
«Основной вопрос» социологии
Как это ни парадоксально, но «основным вопросом» социологии всё ещё остается вопрос: «является ли социология наукой»? Трудность ответа на этот «вечный вопрос» обусловлена не столько характером самой социологии, сколько изменчивыми критериями научности. При ответе на данный вопрос, как правило, побеждает точка зрения, что социология хоть и является наукой, но в настоящее время находится в кризисе [2-4]. Спор о критериях научности применительно к социологии, то затухая, то разгораясь с новой силой, идет постоянно, а отсутствие единых критериев оценки научного знания тревожит умы философов и представителей конкретных наук. При этом само понятие «науки» в подобных дискуссиях часто используется как идеологический ярлык, к которому апеллируют, без необходимости обосновывать свою точку зрения, говоря «это не наука» или «это не научно», а многообразие практик производства знания сводится лишь к одному измерению, заданному классической концепцией научности. Б. Латур высказал мысль о необходимости избавления от застывшего идеала научности: «В то время как Наука характеризуется определенностью, безразличием, отчужденностью, объективностью, дистанцированностью и необходимостью, Исследование имеет противоположные характеристики: неопределенность, открытость, погруженность в такие мелкие проблемы как финансирование, инструменты, практические навыки, неспособность различить между холодным и горячим, объективным и субъективным, людьми и попЬишаш. Наука представляется совершенно оторванной от коллективности, а Исследование можно рассматривать как коллективное экспериментирование относительно того, что люди вместе с попЬишаш могут выдержать и чему они могут противостоять» [5, р. 20].
В конце ХХ в. появилось множество концепций, описывающих трансформации в сфере производства знания. Из числа наиболее цитируемых можно упомянуть
концепции перехода к знанию 2-го типа [6, 7], пост-академической науки [8], постнормальной науки [9], академического капитализма [10], тройной спирали [11-13]. Все эти концепции подмечают ряд общих черт, свойственных современному производству знания и трансформации в способах осуществления научной деятельности, в ее организации и управлении ею [14]. На основании обобщения указанных концепций можно выделить ряд черт, характеризующих производство знания в современном обществе: производство знания больше не концентрируется исключительно в академическом поле, а все чаще осуществляется в контекстах его применения, что ставит под сомнение обоснованность проведения четкой границы между фундаментальной и прикладной наукой; на смену междисциплинарности приходит трансдисциплинар-ность — пересматриваются существующие границы между дисциплинами и происходит формирование новых эпистемических полей; знание престает оцениваться исключительно по когнитивным критериям, для его оценки все чаще привлекаются некогнитивные критерии, например, критерии экономической эффективности.
Изменение положения научного знания вступает в противоречие с классическими нормативными представлениями о том, что такое наука и какова ее роль в обществе. Поскольку суждения о качестве результатов выходят за пределы одной дисциплины и пересекают чисто академические границы, становится все сложнее определить, что такое «хорошая наука». Проблема состоит в том, что знание изменяется более динамично, чем эпистемологические концепции, призванные его легитимировать. В результате, критерии оценки знания носят неупорядоченный характер и заимствуются из разных источников. Так, например, широкое признание того факта, что знание социально обусловлено, загадочным образом соседствует с оценкой его по критериям, которые выводятся из индивидуалистической концепции научной рациональности. Вероятно, в настоящее время речь должна идти не о критериях научности, а о критериях оценки знания с точки зрения выполняемых им функций. Многообразие форм знания должно сопровождаться соответствующим многообразием критериев оценки, что позволит избавиться от бездумного апеллирования к понятию наука и от сведения социологии только лишь к одному ее измерению — академическому.
Классическая эпистемология и возможные альтернативы
Классическая эпистемология оценивает знание из одной единственной перспективы — перспективы незаинтересованного наблюдателя. В триаде «наблюдение — интерпретация — эксперимент», метафорически представляющей исследовательский процесс, наиболее проработанными остаются критерии оценки исследования как наблюдения. Ответственность за это возлагается на позитивизм: «Наблюдения были переоценены. Большая часть дискуссий, касающаяся наблюдений, утверждений о наблюдениях и наблюдаемости, обязана нашему позитивистскому наследию. До позитивизма наблюдение не играло центральной роли в философии науки» [15, с. 179]. Классическая эпистемологическая модель представляет собой, по сути дела, модель наблюдателя. Наблюдение рассматривается как базовая познавательная активность. Исследователь — это наблюдатель, объективный регистратор независимо существующих фактов. При этом отходят на второй план другие формы познавательной активности, играющие не менее важную роль, а именно — интерпретация
и экспериментирование (вмешательство). То есть многомерный процесс познания оценивается по критериям лишь одного вида деятельности — наблюдения.
Именно с позиций эпистемологии наблюдателя, которая трактуется как универсальная, и оценивается социологическое знание в большинстве случаев. Различные отклонения от этой модели расцениваются как отход от идеала строгой научности. О доминировании модели наблюдателя говорит, в частности, то, какие именно эпистемологические претензии обычно предъявляются социологии: некумулятивность (отсутствие накопления полученных результатов на основе твердо установленных фактов), мультипарадигмальность (отсутствие единого языка описания), идеологическая ангажированность (использование социологических знаний для политической аргументации).
Классическая концепция научности покоится на допущении, что исследователь представляет собой абсолютного наблюдателя. Эта позиция гарантирована принадлежностью к науке. Именно научное знание обеспечивает абсолютность наблюдающему взгляду. В этом ему помогает специфический научный метод, который призван устранить из процесса познания все факторы, которые могут отклонить перспективу исследователя в сторону субъективности. Если резюмировать основные постулаты классической эпистемологической модели, то получится следующая картина: научный разум универсален, научная рациональность представляет собой идеал рациональности, соответственно, исследователь является «проводником» абсолютной научной рациональности, который наблюдает изучаемый объект «как он есть», не оказывая на него никакого влияния фактом своего наблюдения. Изучаемая реальность полностью открыта наблюдающему взгляду и представляет собой совокупность «атомарных фактов», которые, будучи «открыты», говорят сами за себя. Теория представляет собой «зеркало», отражающее автономные факты. Поскольку факты автономны и независимы, то и истинная теория может быть только одна. Отсюда, в частности, следуют попытки создания единого языка описания путем формализации и стандартизации. Метод рассматривается как совершенный инструмент наблюдения, нейтральное средство проверки и доказательства. Он универсален, независим от теории и от объекта исследования и представляет собой набор стандартизованных процедур. Безусловно, классическая эпистемологическая модель применима в социологии, но надо признать, что она не универсальна, так как другие возможные исследовательские позиции задают принципиально иные координаты исследовательского процесса и, следовательно, иные критерии оценки знания.
Основная проблема эпистемологического анализа в социологии состоит в игнорировании многообразия стандартов рациональности, в соответствии с которыми оцениваются теории и исследования. Долгое время господствовало представление о том, что такие стандарты универсальны, потом пришло понимание их изменяющегося характера: «Стандарты рациональности адаптируются к изменяющемуся научному знанию, а элементы последнего также подвергаются отбору под воздействием доминирующих в данный период стандартов рациональности» [16, с. 81-82]. Осознание того, что стандарты рациональности, относительно которых оценивается научное знание, могут быть различными, существенным образом изменило характер эпистемологии.
Как только была осознана неоднородность научного знания и отсутствие единой модели науки, в рамках постпозитивистской эпистемологии начали предприни-
маться попытки разработать концепции, которые могли бы зафиксировать различия в типах и стандартах рациональности. Такие понятия, как «парадигма» и «дисциплинарная матрица» [17], «научно-исследовательская программа» [18], «стандарты рациональности» или «матрицы понимания» [19], представляют собой по сути дела модели научной рациональности, призванные, с одной стороны, отражать общие закономерности развития научного знания, а с другой — объяснять его изменение. Например, у Т. Куна переход от одной парадигмы к другой осуществляется посредством научной революции, у С. Тулмина изменение стандартов рациональности трактуется как эволюционный процесс, который происходит под влиянием внешних факторов — выживают те стандарты, которые лучше приспособлены к внешней среде. Понятными, в свою очередь, считаются те явления, которые согласуются с принятой матрицей понимания, в противном случае явление считается аномалией, а устранение аномалии становится основным стимулом эволюции научного знания.
Особенностью всех этих концепций является то, что они исключают возможность равноправного сосуществования нескольких исследовательских перспектив в течение длительного времени. Отсюда, например, вытекает спор по поводу того, может ли социология, которая явно выбивается из этих схем, рассматриваться как «нормальная наука», носит она допарадигмальный или мультипарадигмальный характер и т. п.
На современном этапе развития эпистемологии можно говорить о признании не только множественности типов знания, но и множественности эпистемологий как стратегий обоснования и оценки знания. В настоящее время на место бинарной эпистемологии, основанной на оппозиции «истинное — ложное», приходит так называемая «эпистемология областей валидности»: «Мы имеем дело с социологическими формулировками, о которых нельзя сказать, что они являются «истинными» или "ложными" вообще, они являются "истинными" или "ложными" в определенной мере, при определенных условиях, в определенных обстоятельствах, и речь идет именно о том, чтобы попытаться наилучшим образом их эксплицировать, дабы придать этим формулировкам большую научную строгость» [20, с. 165]. Экспликация условий истинности и определение границ валидности — задача, которая стоит перед эпистемологией социального знания. Вопрос заключается в том, как и на какой основе определять границы валидности? Каким образом можно решить проблему построения эпистемологии областей валидности и не скатиться к эпистемологическому анархизму?
В свое время Р. Коллинз говорил о возможности построения многомерной эпистемологии, апеллируя к социокультурному своеобразию знания: «Нам нужно выйти из круга полемически односторонних эпистемологий как субъективного, так и объективного толка. Многомерная эпистемология может учитывать наш образ жизни в культурном пространстве нашей собственной истории, но при всем том мы в состоянии накапливать объективное знание о мире» [21, с. 84], однако данная идея не получила развития в его дальнейших работах.
Как совместить допущение о существовании различных стандартов рациональности с требованием объективности? Можно предположить, что признание разнообразия стандартов рациональности не ведет к релятивизму, если четко понимать различия в системах отсчета. Признание социокультурной обусловленности знания и требование объективности можно совместить, только если учитывать относи-
тельность исследовательской позиции в разных системах отсчета, поскольку именно специфика исследовательской позиции задает ракурс рассмотрения реальности и именно относительно нее оцениваются познавательные результаты. В зависимости от позиции исследователя меняется представление об отношении знания к реальности, о том, что представляет собой теория, метод и данные.
Эпистемическая матрица как аналитический инструмент многомерной
эпистемологии
В методологических построениях, рассматривающих соотношение теорий, методов и данных, как правило, отсутствует такой компонент, как сам исследователь. Впрочем, это и не удивительно, та перспектива, из которой осуществляется познание, представляет собой «слепое пятно» науки. «Являющееся частью практического искусства исследователя, своего рода личностным знанием, авторское видение едва ли возможно записать в учебниках наряду с методологическими рецептами, хотя без него применение этих рецептов затруднительно, поскольку сначала надо увидеть, к чему же их применять» [22, с. 62]. А вместе с тем, именно специфика исследовательской позиции определяет своеобразие типов исследовательской деятельности, особенности постановки исследовательской проблемы, способности усмотреть проблему, которая станет предметом исследовательского интереса, ограничения предметной сферы и способов познания. Чтобы стать исследователем, нужно покинуть позицию сопричастности миру и создать определенную дистанцию, отделить познающего от познаваемого. Исследовательская позиция, с одной стороны, является предпосылкой выбора соответствующего объекта, конструирования предметной области, а, с другой стороны, она сама формируется в соответствии с выбранными методами и теориями, которые уже имплицитно содержат в себе указания на то, какая позиция отводится исследователю.
Конструирование исследовательской позиции состоит в проблематизации определенной области реальности и превращении ее в объект исследования. В соответствии со спецификой проблематизации раскрывается предметная сфера, доступная для изучения, которая находит свое воплощение в идеальной схеме реальности, то есть в теории. Для того чтобы наблюдаемые явления могли быть включены в рамки этой идеальной схемы, необходим определенный способ действия, или метод. Таким образом, в структуре исследования можно выделить следующие составляющие: позиция исследователя — специфическая перспектива субъекта познания; предметная сфера — проблематизированная область реальности, на которую направлен исследовательский интерес; теория — идеальная схема реальности; метод — способ действия в рамках определенной предметной сферы. Исследование представляет собой деятельность по получению достоверного знания, которая состоит в нахождении фактов или развитии теории посредством применения методов в рамках, ограниченных определенной предметной сферой. Получение результатов, признаваемых в качестве знания, базируется на совокупности допущений, очерчивающих область позитивного знания, обосновывается с точки зрения эпистемологических концепций, предполагает применение определенных исследовательских стратегий и методов и социальной ценности получаемого знания.
Аналитически объединив составляющие исследовательской деятельности и уровни их рассмотрения, мы получим конструкт для описания процесса исследо-
вания, который назовем эпистемической матрицей исследовательской деятельности. Эпистемическая матрица представляет собой аналитический конструкт, объединяющий уровни и компоненты исследовательской деятельности, демонстрирующий их взаимообусловленность с точки зрения различных представлений о позиции исследователя и позволяющий анализировать связь исследовательской позиции с базовыми допущениями, эпистемологическими концепциями, теориями и методами, реализуемыми в процессе получения и обоснования знания.
В данном контексте термин «матрица» может рассматриваться как наиболее подходящий по нескольким причинам. Во-первых, понятие матрицы подчеркивает сложную структуру данного конструкта — каждый из выделенных элементов исследовательского процесса рассматривается на нескольких эпистемических уровнях, и каждый уровень, в свою очередь, рассматривается через совокупность выделенных элементов. Подобная структура позволяет говорить о «строках» и «столбцах» матрицы, пересечение которых задает уникальную характеристику каждой из ячеек матрицы. Во-вторых, эпистемическая матрица может быть рассмотрена как «структурирующая структура», которая структурирует познавательную деятельность и тем самым позволяет упорядочивать, объяснять и понимать реальность, то есть делает ее познаваемой. Подобно тому, как в техническом смысле матрица служит средством для отливки или штамповки определенных форм, так и в случае с эпистемической матрицей отдельные компоненты процесса познания образуют специфическую конфигурацию, внутри которой действуют собственные правила и критерии. Реальность «заливается» в матрицу и принимает соответствующую ей форму. В данном случае матрица понимается как форма или образец. Тот или иной познавательный результат получает статус достоверного знания только в том случае, если он получен в соответствии с имплицитно признанной эпистемической матрицей. С этой точки зрения, научные факты могут трактоваться как мыслительные конструкции, возникающие и развивающиеся на основе принятых и усвоенных исследователями эпистемических матриц. В-третьих, матрица представляет собой замкнутую и внутренне согласованную систему, в рамках которой работают свои критерии оценки и правила осуществления познавательной деятельности. Эпистемические матрицы, основанные на разных базовых предпосылках, порождают различные модели обоснования социологического знания и задают различные методологические ориентиры для исследовательской деятельности. В таблице представлена обобщенная структура эпистемической матрицы [23].
Эпистемическая матрица, устанавливая взаимную обусловленность отдельных компонентов исследовательского процесса, в то же время идентифицирует основные методологические ориентиры исследовательской деятельности. В зависимости от специфики исследовательской позиции осуществляется конструирование предметной сферы, выбор теорий и методов исследования. В связи с этим возникает вопрос, какие типы эпистемических матриц можно выделить и на каком основании может быть построена подобная типология.
Центральным моментом в построении указанной типологии является ответ на вопрос о соотношении субъекта и объекта познания. Спектр возможных исследовательских позиций можно расположить в пространстве «наблюдение — интерпретация — вмешательство»: от радикального противопоставления субъекта и объекта познания до допущения, что объект и субъект познания находятся в отношениях
Эпистемические уровни Составляющие исследования
Позиция исследователя Предметная сфера Теории Методы
Базовые допущения Перспектива субъекта познания Базовая метафора социальной реальности Способ представления знаний Базовая познавательная активность
Эпистемологическое обоснование Границы познания и познавательные возможности Характеристики научного факта Критерии отнесения определенного типа знания к теории Нормативная регламентация способа получения знания
Исследовательская практика Роль исследователя Объект исследования Доминирующая форма теории Совокупность исследовательских методов. Практики описания и объяснения
Социальная легитимация Ценностная составляющая исследовательской позиции Источники исследовательской проблематики Социальные функции знания Социально-приемлемые способы познания
взаимного конструирования (или со-исполнения). С этой точки зрения можно выделить следующие перспективы субъекта познания по отношению к изучаемому объекту: объективистская перспектива, основанная на постулате о независимости объекта и субъекта познания; перспектива интерпретации, подразумевающая включение явлений сознания в научную картину мира и признание активной роли теорий и методов в конструировании объектов исследования; перформативная перспектива, предполагающая изначальную связанность субъекта и объекта познания в структурах практики, когда познание рассматривается по аналогии с практической деятельностью, а объект трактуется как эпифеномен практик познающего субъекта. В соответствии с перечисленными перспективами можно выделить три типа эписте-мических матриц: объективистскую, основанную на наблюдении; интерпретатив-ную, основанную на рефлексии; перформативную, основанную на вмешательстве.
Объективистская матрица конструируется вокруг позиции исследователя как наблюдателя, который, благодаря своей привилегированной позиции, может выстроить абсолютно точную и достоверную картину реальности. Данное представление получает эпистемологическое обоснование в концепции универсального научного разума, не привязанного к какой-либо частной перспективе. На уровне исследовательской практики социальный исследователь исполняет роль внешнего компетентного наблюдателя, который в своей деятельности следует идеалам беспристрастного, свободного от ценностей, познания.
Этот тип матрицы основывается на базовом допущении о социальной реальности как совокупности атомарных фактов и получает эпистемологическое обоснование в концепции автономных фактов, независимых от теорий и методов. На уровне исследовательской практики задачей исследователя становится представление социальной реальности как совокупности устойчивых связей между переменными.
Теория рассматривается как репрезентация социальной реальности, отвечающая критериям концептуального единства и независимой верификации, а со-
циальной функцией теоретического знания становится описание, объяснение и предсказание социальных процессов и явлений с помощью формальной теории. В рамках методологии, построенной вокруг структурированного сбора информации и контролируемого измерения, основными приемами анализа данных становятся формализация и классификация.
Интерпретативная матрица формируется на основе представления о частичности исследовательской перспективы, исторической и культурной обусловленности познания, а исследователь предстает как участник социального мира и научного сообщества, который подвергает рефлексии и интерпретации основные когнитивные и ценностные составляющие собственной деятельности.
Выделение предметной области социологического познания базируется на признании внутренней субъективности объекта изучения, в соответствии с которым социальные факты теряют свою автономность, что обосновывается через признание теоретической нагруженности терминов наблюдения. Основной исследовательской задачей становится выявление общих структур интерпретации, а условием социальной легитимации полученного знания — значимость результатов для самих изучаемых людей и нахождение соответствий между конструктами первого и второго порядка.
Теория выступает как интерпретация социальной реальности, обладающая свойствами идеального типа. При этом основной формой теории является рефлексивная или критическая теория, социальная функция которой заключается в производстве рационализаций, имеющих смысл для изучаемых. Методология исследования строится на основе интерпретирующего наблюдения, предполагающего взаимозависимость контекста открытия и контекста обоснования, относительность к средствам наблюдения, отрицание тезиса единства метода и принцип дополнительности методов познания.
В перформативной матрице происходит полное разрушение представления о позиции исследователя как наблюдателя. Условием этого становится децентра-ция субъекта познания, который рассматривается не как отдельный исследователь или научное сообщество, а как сеть, включающая в себя гетерогенных актантов. Данная трансформация закрепляется в понятии «распределенного субъекта познания», а отдельный исследователь трактуется как актор, действующий в рамках сети и ограниченный ею.
В качестве предметной сферы социологии выступают не атомарные факты или смыслы, а практики, сети, потоки действий, предполагающие взаимную координацию материальных и коммуникативных аспектов, что и становится основным фокусом исследования. Соответственно, социальный факт рассматривается как результат взаимодействий в сети, что обеспечивает основания для утверждения о его объективности и в то же время позволяет избежать овеществления абстрактных социальных понятий и категорий. На уровне исследовательской практики предметом интереса социологов выступают способы производства социальной реальности. На уровне социальной легитимации утверждается точка зрения, что производство объектов научного познания не является исключительно дискурсивным, а осуществляется в рамках так называемого социо-технического устройства (socio-technical agencement) [24], которое включает в себя как материальные, так и дискурсивные компоненты. Таким образом, производство объектов социального познания не яв-
ляется, с одной стороны, произвольным выбором, а с другой стороны, не может быть сведено полностью к внешним силам, предлагающим исследователям их объект в готовом виде.
Социальные теории не только репрезентируют или интерпретируют социальную реальность, но и изменяют ее, что обосновывается посредством выделения перформативных функций знания. Социальное исследование рассматривается как инструмент построения социальной реальности, который вносит вклад в реконфигурацию реальности и поэтому может оцениваться по критериям производительности и эффективности. Базовым способом познания выступает вмешательство, а знание начинает оцениваться в соответствии с критерием прагматической валид-ности, согласно которому истинным признается то знание, которое позволяет осуществлять эффективные действия и добиваться желаемого результата. Реальность тех или иных объектов познания удостоверяется через вмешательство, исполнение, экспериментирование: «Долгоживущие теоретические объекты, которыми, в конце концов, не могут манипулировать, обычно оказываются всего лишь замечательными заблуждениями» [15, с. 282].
На уровне социальной легитимации научное исследование предстает как форма коллективного экспериментирования. Осознание того, что исследовательская деятельность не только репрезентирует реальность, но и активно участвует в ее конструировании, вызывает необходимость рефлексии инструментального измерения знания — рассмотрения того, каким образом знание встраивается в существующую реальность, влияет на нее, вызывает те или иные трансформации. Признание перформативности знания требует включать в эпистемологические рассуждения не только анализ производства знания, но и анализ его распространения, потребления и использования.
* * *
Изменение положения научного знания в современном обществе заключается в том, что оно все больше включается в структуры экспертизы, а соответственно, теряет свою классическую наблюдательную функцию и через различные посредствующие звенья встраивается в процессы производства реальности. Причем для разных дисциплинарных областей эти тенденции проявляются по-разному. Если естественные науки быстро включаются в поле экспертизы, то в социальных науках, как ни странно, этот процесс идет более медленно, поскольку участие в экспертизе со стороны социальных исследователей часто рассматривается как политическая ангажированность. Еще в 1946 г. социальный психолог Курт Левин предупреждал: «Будет неправильно, если результаты Гэллаповских опросов автоматически будут определять политику... Надо признать существование различий между поиском фактов и политикой и тщательно изучать процедуры, посредством которых поиск фактов может быть встроен в социальную машинерию законотворчества, чтобы произвести демократический эффект» [25, р. 43]. Однако имеет место или нет влияние результатов социологических опросов на политику, необходимо признать, что интерпретации, производимые в рамках социальной науки, становятся частью социального мира. И речь в данном случае идет не о поиске стратегий социальных изменений или выборе «методов лечения» общества, а о непреднамеренных последствиях работы социальных аналитиков. Поэтому социологическая методология не может ос-
новываться исключительно на эпистемологических концепциях науки как незаинтересованного наблюдения, а должна учитывать многообразие форм взаимодействия знания и реальности, что и представлено типологией эпистемических матриц.
Литература
1. Флек Л. Возникновение и развитие научного факта: Введение в теорию стиля мышления и мыслительного коллектива. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999. 220 с.
2. Гоулднер А. У. Наступающий кризис западной социологии. СПб.: Наука, 2003. 576 с.
3. Savage M., Burrows R. Some future reflections on the coming crisis of empirical sociology // Sociology. 2009. N 43(4). P. 762-772.
4. Savage M., Burrows R. The coming crisis of empirical sociology // Sociology. 2007. N 41(5). P. 885-899.
5. Latour B. Pandora's Hope: Essays on the Reality of Science Studies. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1999. 324 р.
6. The New Production of Knowledge: The Dynamics of Science and Research in Contemporary Societies / M. Gibbons, C. Limoges, H. Nowotny, S. Schwartzman, P. Scott, M. Trow. London: SAGE, 1994. 179 p.
7. Nowotny H., Scott P., Gibbons M. Re-Thinking Science: Knowledge and the Public in an Age of Uncertainty. Cambridge: Polity Press, 2001. 288 p.
8. Ziman J. Real Science: What it is, and What it Means. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. 412 p.
9. Funtowicz S., Ravetz J. Science for the post-normal age // Futures. 1993. N 25. P. 735-755.
10. Slaughter S., Leslie L. L. Academic Capitalism: Politics, Policies, and the Entrepreneurial University. Baltimore: The John Hopkins University Press, 1997. 276 p.
11. Etzkowitz H., Leydesdorff L. The endless transition: A "triple helix" of university-industry-government relations // Minerva. 1998. N 36. P. 203-208.
12. Etzkowitz H., Leydesdorff L. The dynamics of innovation: from National Systems and "Mode 2" to a Triple Helix of university-industry-government relations // Research Policy. 2000. N 29 (2). P. 109-123.
13. Leydesdorff L., Meyer M. Triple Helix indicators of knowledge-based innovation systems: introduction to the special issue // Research Policy. 2006. N 35 (10). P. 1441-1449.
14. Hessels L., Lente H. van. Re-thinking new knowledge production: a literature review and a research agenda // Research Policy. 2008. N 37. P. 740-760.
15. ХакингЯ. Представление и вмешательство. Введение в философию естественных наук. М.: Логос, 1998. 296 с.
16. Порус В. Н. Системный смысл понятия «научная рациональность» // Рациональность как предмет философского исследования / отв. ред. Б. И. Пружинин, В. С. Швырев. М.: ИФ РАН, 1995. С. 76-100.
17. Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1977. 300 с.
18. Лакатос И. Методология исследовательских программ. М.: Издательство АСТ, 2003. 380 с.
19. Тулмин С. Человеческое понимание. М.: Прогресс, 1984. 327 с.
20. Коркюф Ф. Новые социологии. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2002. 172 с.
21. Коллинз Р. Социология наука или антинаука // THESIS. 1994. № 4. С. 71-96.
22. Волков В. В., Хархордин О. В. Теория практик. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2008. 298 с.
23. Дудина В. И. Эпистемические матрицы социологического знания. СПб.: Издательский дом СПбГУ, 2013. 223 с.
24. Callon M. What does it mean to say that economics is performative? // Do economists make markets? / eds D. MacKenzie, F. Muniesa, L. Siu. Princeton: Princeton University Press, 2007. P. 311-357.
25. Луман Н. Социальные системы: очерк общей теории. СПб.: Наука, 2007. 648 с.
Статья поступила в редакцию 21 октября 2014 г.
Контактная информация
Дудина Виктория Ивановна — кандидат социологических наук; viktoria_dudina@mail.ru
Dudina Victoria I. — Candidate of Sociology; viktoria_dudina@mail.ru
