Филологические науки
УДК 81'27
Любимова Людмила Михайловна Ludmila Lyubimova
Сундуева Дина Борисовна Dina Sundueva
СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ПОИСК: ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ЯЗЫКОВ ЗАБАЙКАЛЬСКОГО КРАЯ ВО ВРЕМЕНИ
SOCIOLINGUISTIC SEARCH: OPERATION OF LANGUAGES IN TRANSBAIKAL REGION OF TIME
Дана характеристика языковой ситуации Забайкальского края в диахроническом освещении. На основе анализа архивных материалов установлено, что в период длительных контактов русского населения с автохтонными этносами, происходит постепенное становление бурятско-русского двуязычия. В период с XVII по XX вв. отмечается активное функционирование в описываемом географическом ареале бурятского, эвенкийского языков, в письменной сфере — старомонгольской письменности. На основе анализа документальных источников, объясняющих языковую ситуацию в приграничном полиэтническом регионе с XVII по XX вв., выявлено, что «грамотность по-русски» в этот период становится определяющим знаком в социокультурном взаимодействии народов, растет уровень владения русским языком. Русский язык в этот период становится полноценным средством межнационального общения, изменяется парадигма двуязычия из бурятско-русского в русско-бурятское
Ключевые слова: диахроническая социолингвистика, языковая ситуация, языковая политика, языковое состояние, языки автохтонных народов, двуязычие, язык межнационального общения, сферы функционирования языка, уровни владения языком
The characteristic of language situation in the Transbaikal region from the diachronic position is given. Based on the analysis of archival materials it is found that during prolonged contact with the Russian population of autochthonous ethnic groups, there is a formation of Buryat - Russian bilingualism. Between XVII to XX centuries an active operation in the geographical area described by the Buryat, Evenk language, in the written sphere - the old Mongolian script is marked. Based on the analysis of documentary sources that shed light on the language situation in the border region with multi-ethnic XVII to XX centuries it is concluded that «literacy in Russian» in this period is determined by the sign in the socio-cultural interaction of peoples, gradually increasing the level of knowledge of the Russian language. It is revealed that the Russian language is becoming a full-fledged tool of international communication, changing the paradigm of bilingualism from Buryat - Russian into Russian-Buryat.
Key words: diachronic sociolinguistics, language situation, language policy, languages, indigenous peoples, bilingualism, language of international communication, scope of language function, levels of language proficiency
Статья подготовлена в рамках краткосрочного гранта в области гуманитарных наук Международной ассоциации гуманитариев (МАГ)
В современных международных условиях одним из показательных примеров влияния фактора пограничья на функционирование отдельных языков являются взаимоотношения России и Монголии, России и Китая. Взаимодействие между этими странами сегодня имеет явно выраженный региональный аспект, который «четко обозначился» в сфере приграничного сотрудничества. Пункт о культурном сотрудничестве стал систематически включаться в тексты соглашений, заключаемых между администрациями российских регионов и правительственными организациями Монголии и Китая. Сегодня сотрудничество Забайкальского края с приграничными районами Монголии и Китая осуществляется на основе ряда соглашений, которые реализуют межгосударственное сотрудничество как в области сельского хозяйства дорожного строительства, туризма, так и в области культуры и образования. Расширение взаимодействия между странами, которые связаны геополитически, делает особенно актуальным вопрос об изучении культурной самобытности и культурных различий. Формирующаяся международная ситуация в Забайкальском регионе открыла путь к проникновению приграничных культур.
Данная статья посвящена исследованию языковой ситуации Забайкальского края. В рамках социолингвистической парадигмы исследуется этноязыковая ситуация, сложившаяся в одном из восточных регионов РФ, граничащих с Монголией и Китаем. Описание языковой ситуации в приграничном регионе организовано по историческому вектору, который и позволит сформировать целостное восприятие социолингвистической картины Восточного Забайкалья. Диахроническое описание языковой ситуации предполагает рассмотрение развития отдельных хронологических периодов, которые позволят увидеть смену ориентиров в ментально-языковом мире
этносов, проживающих на территории Забайкалья, и также определить характер изменения культурно-языкового состояния региона. Представляется, что познание изменения престижа, сфер и характера функционирования русского языка, языков автохтонных народов Забайкалья, иностранных языков в сфере образования на территории исследуемого ареала в современный период, т.е. в начале XXI в. по сравнению с концом 1980-х — началом 1990-х гг. XX в. невозможно без рассмотрения языковой ситуации в диахронии.
При описании языковой ситуации Забайкальского края в диахронии и синхронии принято выделять три периода:
1) с конца XVII — до начала XX вв.;
2) с до начала XX (с 1917 г.) — до начала 90-х гг.;
3) охватывает постперестроечный период с 90-х гг. XX в. по настоящее время [10, 4].
При осмыслении проблем диахронической социолингвистики авторами введены в научный оборот архивные материалы, выявляющие языковые предпочтения жителей Восточной Даурии. При изучении региональной языковой ситуации прошлых эпох нами задействованы государственные документы, хранящиеся в фондах государственного архива Забайкальского края (ГАЗК), это годовые отчеты различных уездов, отчеты Читинского статистического отдела, фонды Национального архива Республики Бурятия (НАРБ). Эти документальные источники позволяют выявить некоторые параметры языковой ситуации: характер этнических групп населения Восточной Даурии и их языковую компетенцию, общественный статус языков, национально-демографические признаки языковой ситуации, а также ситуацию в области образования.
Материалы Государственного архива Забайкальского края, печатные и письменные источники исследователей Забайкалья XIX в. позволяют проследить картину постепенного становления взаимного двуязычия русскоговорящих землепроходцев и местных жителей, которое явилось следс-
твием контактирования русского языка с языками «инородцев» на самом раннем этапе. Одним из таких документов стал отправленный вначале XIX в. Нерчинский округ «Устав об управлении инородцами», изданный в 1822 г. сибирским комитетом при участии графа М.М. Сперанского. Среди параграфов Устава можно обнаружить некоторые пункты, касающиеся языковой политики в области управления в округе, имеющим в своем составе инородцев. Так, параграф 83 Устава гласит: «Ратуши Сил и Суды производят дело на татарском языке обыкновенного там наречия» [ГАЗК ф. 300, оп. 1., д. 27, л. 1]. Законодательные акты, отдавая приоритет русскому языку, допускали бытование «инородческих языков». Управы и думы должны были ежегодно представлять отчеты о состоянии подведомственных им образований, в т.ч. о численности населения по национальному признаку. Фонды архива, ф. 1, ф. 5, ф. 55 и ф. 29, показали, что данное условие соблюдалось. Наряду с документами на старомонгольской скорописи существовали отчеты на русском языке.
Через полвека на территории Забайкальской области, в 1897 г., для изучения вопроса об юридических основах земледелия и землепользования работала комиссия А.Н. Куломзина. Как отмечают исследователи, материалы комиссии могут послужить источником для анализа и описания региональной языковой ситуации, сложившейся к концу XIX в. Так, они свидетельствуют, что общая численность населения Забайкальской области на 1897 г. равнялась 561 542 чел., все население области можно подразделить на две большие группы: на туземные, инородческие племена-бурят и тунгусов, и на представителей различных национальностей Европейской России. Так, русских насчитывалось 362 623, евреев и татар — 2 476, бурят — 170 849, тунгусов — 24 594. Главную массу населения составляли русские (64,7 %), затем следуют буряты, которых насчитывалось до трети всего числа жителей (30, 4 %), и тунгусы (4,5 %); наименьшую группу составляли татары и евреи(0,4 %) [3, 85]. Так под-
тверждается вывод, сделанный на основе анализа других источников, исследованных нами, в частности фонда 19 Государственного архива Забайкальского края, книги В.М. Булаева «Сельское население Восточного Забайкалья на рубеже XIX—XX вв. — количественное преобладание русского населения над аборигенным ( бурятским и эвенкийским) говорит о тенденции изменения языковой ситуации к концу XIX в. с бурятско-русского двуязычия на русско-бурятское.
Процесс овладения русским языком в среде бурят был сложным и противоречивым. С вхождением в состав России родовая аристократия и буддийское духовенство становятся единственными выразителями и защитниками коллективных интересов бурят как этнической общности. В связи с приходом в конце XVIII — начале XIX вв. буддизма среди бурят была широко распространена монгольская письменность. Первыми учителями монгольской грамоты чаще всего были представители духовенства и деловые люди, овладевшие языком во время поездок во Внутреннюю Монголию. Бурят, знавших русскую грамоту, было немного. Как свидетельствуют архивные материалы, 25 января 1891 г. бароном Корфом было издано циркулярное распоряжение о том, что в выборных инородческих должностях могут быть утверждены лишь те кандидаты, которые знают русский язык» [НАРБ, ф. 129, д. 1, ед. хр. 3880, л. 69 общ.]. Хотя по узаконению положения об инородцах, изданного в 1892 г., «незнание русского языка не отнесено к числу условий обязательных при выборах» [НАРБ, ф. 129, Оп. 1., д. 1, ед. хр. 30, л. 15]. Эти противоречия нашли своё отражение в документах Агинской степной думы.
С одной стороны, наблюдается стремление видеть во главе общества компетентного, владеющего русской грамотой, начальника. В «Приговорах... мирских собраний бурят ведомства Агинской степной Думы за 1880—81 гг. сохранились следующие записи о назначениях: «. назначен на должность Харганашевского родового управления Галиндива Сынгеев. Грамотен
по-русски, по-монгольски, знает русский разговорный язык [ГАЗК, ф. 284, д. 1, ед. хр. 30, л. 15]. Все записи о назначениях на должность в «Приговорах... за 1880-81гг.» содержат следующие формулировки «... немного знает монгольскую и русскую грамоту» или «. немного знает разговорный русский язык» [ГАЗК, ф. 284, д. 1, ед. хр. 30, л. 15, 17]. Информативны названия документов за 1892 — 1893 гг.: «Дело по прошению бурят Хоринской степной Думы об отстранении от должности головы Ху-дайского рода Бадмаева, как незнающего русского языка» [ГАЗК, ф. I (о), о. 1., ед. хр. 14835]. На основании анализа архивных документов, можно предположить, что «грамотность по-русски» становится знаком, определяющим положение в обществе.
С другой стороны, распоряжение русской администрации о том, что в выборных инородческих должностях могут быть утверждены лишь кандидаты, «знающие русский язык», вызывало недовольство со стороны «инородцев». Так, на распоряжение Приамурского генерал-губернатора об избрании на должности бурят, знающих хотя бы разговорный русский язык, агинские буряты общественным приговором от 22 августа 1894 г. постановили: «.с издавна упрочившимися обычаями установлено у нас, что выборы на почетные обязанности удостаивались люди зажиточные, солидные, пользующиеся безусловным уважением своих сородичей. Недостатка в таких людях нет. Буряты не могут в жертву знания русского языка, продолжается в названном документе, принести лучшие стороны выборного начала и подчиняться управлению людей, не заслуживающих доверия». Агинские буряты на том же собрании от 22 августа 1894 г. постановили уполномочить доверенного Найдана Дылыкова ходатайствовать пред генерал-губернатором края об отсрочке на 15 лет приведения в исполнение распоряжения от 14 января 1894 г. о выборах на должности бурят, знающих русский язык .«до того периода, когда грамотность распространится среди бурят более широко» [НАРБ, ф. 129. Оп. 1. Д. 2965. Л. 25].
В 1895 г. в ответ на этот документ агинские буряты пишут, что «мы ещё не подготовлены к этому». Вот как мотивируется сложившаяся ситуация: «Инородцы, живущие в центре Агинского ведомства, мало имеют сношений с русским населением и лишены возможности перенять русский язык. Живущие же в соседстве с крестьянами и казаками, продолжается в документе, хотя и научаются говорить по-русски, но не прививают себе хороших сторон более культурного быта, напротив, поддаются соблазнам праздной разгульной жизни, начинают гоняться за легкой наживой, пускаясь в пьянство, в картёжную игру и другие пороки. Понятно, что делать выбор из такого контингента значило бы порывать авторитет выборной власти» [НАРБ, ф. 129, д. 1, ед. хр. 3880, л. 71]. «С издавна упрочившимися обычаями установлено у нас, пишут агинцы, чтобы выбор на почётные обязанности удостаивались люди зажиточные, солидные, пользующиеся безусловным уважением своих сородичей. Недостатка в таких людях нет, но из них не очень многие говорят по-русски, ибо русская речь и грамота стали проникать в среду инородцев сравнительно недавно, когда они достигли уже зрелого возраста. На основании анализа архивных материалов можно предположить, что уровень владения русским языком был выше у тех бурят, которые непосредственно жили рядом
/~1 о о
с русскими. Среди представителей родовой знати хорошее знание русского языка было достаточно редким явлением. Основная часть бурятского населения Аги в дореволюционный период оставалась моноязычной [7, 52].
Как свидетельствуют архивные материалы, эвенки, живя по соседству с русскими и бурятами, перенимали у них не только хозяйственные навыки, утварь, одежду и т.д., но и постепенно усваивали русский язык. Так, перепись 1897 г. показала, что в Читинском уезде из 25,5 тыс. эвенков лишь две тысячи сохранили свой язык. Из них 17 тыс. человек говорили по-русски, остальные — на бурятском и монгольском языках. В Акшинском уезде 510 эвенков сохранили
свой язык, 754 перешли на русский, а 1472 — на бурятский. В Нерчинском и Нерчин-ско-Заводском уездах у 80.90 % эвенков родным стал русский язык. Эти группы эвенков уже ничем, кроме наименования, не отличались от русских и бурят и в дальнейшем полностью с ними слились. Только та группа эвенков, которая жила в северной части Забайкалья, занимаясь охотой и скотоводством ( орочоны) , сохранила свой язык [10, 22].
Характеризуя языковую ситуацию Забайкальского региона XVII — начала XX вв. , нельзя не обойти основные направления в образовательной политике, т.к. она тесно связана с национальной языковой политикой, определявшей языковые предпочтения её жителей. Школьное дело в Забайкалье стало развиваться вначале XVIII в. Первая школа в крае была открыта в 1724 г. в Нерчинском Заводе. Как свидетельствуют исторические документы, во второй половине XVIII в. школы возникают при всех заводах Нерчинского горного округа: Дучерская, Кутомарская, Шилкинская. Школа в Нерчинском Заводе постепенно реорганизована из начальной школы в среднюю, где наряду с общим образованием обучали и горному делу. Но уже в 1789 г. все школы при заводах, кроме Нерчинско-Заводской, были закрыты, резко сократилось число учеников. Оставшаяся школа стала формироваться по сословному признаку. Только после смерти Екатерины II постепенно школы были восстановлены при всех заводах, общее число учеников достигло 500. Дети рабочих и служащих имели возможность получить образование. В школах, согласно положению, преподавали чтение и письмо на русском языке, краткий катехизис и первую часть арифметики. В 1806 г. в Верхнеудинске открыто уездное училище, в 1828 в Нерчинске, в 1829 г. в Троицкосавске — Успенское городское училище [ГАЗК, Ф. 1 ОБЩ., ОП. 1, Д. 2274, Л. 5, 28, 46].
Первые начальные приходские училища появляются в с. Акша в 1830 г., в Нерчинске в 1829 г., в Селенгинске в 1845 г. и в Верхнеудинске в 1845 г. [Там же, Л.
36, 28, 25, 38]. Важной вехой становления школьного дела в среде эвенков Забайкалья было открытое в 1818 г. Князе-Урульгин-ское инородческое приходское училище в с. Урульга. Позже для бурятского народа, имевшего в отличие от многих других народов свою письменность, были открыты приходские начальные училища на территории Агинской Степной Думы [Там же, Л. 24, 42, 44]. Агинское приходское училище — первое учебное заведение в Аге. Хотя, как отмечают, еще до открытия инородческих училищ, среди бурят было немало высокообразованных людей, владеющих не только русским языком, но и другими европейскими языками [1, 21]. В циркуляре же военного губернатора Забайкальской области по Забайкальскому областному правлению от 31 октября 1886 г. за № 4944 окружным исправникам Забайкальской области говорится: «.В упоминаемом выше письме от 4 июля агинские буряты, между прочим, отрицают существование у них школ при дацанах. Многие данные указывают, что таковые школы существуют тайно, как в Агинском, так и в других ведомствах, и тщательно скрываются от глаз русской администрации. Чем иным, например, объяснить такое распространение монгольской грамотности среди бурят. В то же время наличие людей, знающих русскую письменность между бурятами — большая редкость. Между тем, бурятам, как русским подданным, знание русского языка было бы полезно и необходимо на каждом шагу в их жизненном обиходе. Изучение русского языка должно лечь в основу школьного образования инородческих детей. Бурятскому населению необходимо разъяснить, что правительство сочувствует и заботится о распространении школ в инородческом населении» [ГАЗК, ф. 284, оп. 1, ед. хр. 32., л. 6].
Как видим, в бурятских приходских училищах преподавание велось на русском языке. Особое внимание уделялось русской грамоте. В отчетах Забайкальской области по ведомству Агинской степной думы за 1869 г. сообщалось: «Всего жителей до 26 484 обоего пола душ. В Агинском ведомстве
одно приходское училище, в котором преподаются русский и монгольский языки. Число учащихся — 48» [ГАЗК, ф. 284, оп. 1., д. 49, л. 1, 6, 34]. Деятельность Агинского приходского училища, единственного учебного заведения на территории Агинской степной Думы до 1909 г., способствовала распространению русского языка среди бурятского населения. Однако, как свидетельствуют архивные материалы, период адаптации представлял сложный и порой противоречивый характер. Правдивой иллюстрацией существующей действительности служит решение мирского собрания бурят ведомства Агинской степной Думы: «.госпожа О.П. Немерова, которая по незнанию бурятского языка не может обучать наших детей, не знающих русского языка, без особого толмача, поэтому мы для пользы образования своих детей, желая заменить г. Немерову другим учителем, сим нашим приговором единогласно постановили: ходатайствовать перед г. Инспектором Народных Училищ Забайкальской области о замене г. Немеровой другим более соответственным учителем, знающим монгольский язык [ГАЗК, ф. 284, оп. 1., ед. хр. 15., л. 43, приговор № 29]. Известный исследователь Забайкалья А.Н. Куломзин также отмечал в своем докладе за 1902 год: «Видел в Забайкалье учащихся-бурят, которые по незнакомству своих преподавателей с туземным наречием умеют бойко читать и красиво писать по-русски, но ровно ничего не понимают из прочитанного и написанного, не знают значения и десяти русских слов» [5; С. 149].
Новый этап в развитии языковой ситуации Забайкальского края берет отсчет от 1917 г. — до начала 90-х гг. Как отмечают исследователи, после 1917 г. в основу языкового строительства многонациональной страны была положена ленинская национальная политика. В период ДВР, с 24 декабря 1920 г. в Чите издавалась общественно-политическая газета «Голос бурят-монгола», являвшаяся органом народно-революционного ЦК бурят-монгол Дальнего Востока. Первоначально она печаталась на русском языке, а с апреля 1921 издание
публиковалось на двух языках ( русском и бурят-монгольском).
Для языкового строительства до середины 1930-х гг. было характерно стремление к удовлетворению потребности идентичности всего населения. В 1921 г. X съезд РКП (б) принял специальную резолюцию о национальной политике, где ставилась задача перевода на языки национальных меньшинств документации суда, администрации, хозяйственных органов. Повсеместно вводился курс на «коренизацию» всех партийно-государственных структур, т.е. на максимально широкое вовлечение в административную деятельность местного населения.
Архивные материалы свидетельствуют, что уже в середине 20-х гг. началось расширение сферы применения русского языка в западных аймаках республики. В восточных районах, в частности на территории АБАО, языковая ситуация была несколько иная: «Что касается культурно-языкового состояния восточных бурят-монголов в хозяйственно-экономическом и культурно-национальном отношении живут в несколько иных условиях. Почти в течение 200 лет они имеют общий с монголами письменный язык и его традицию и по географическому соседству с Монголией имеют с ней постоянное живое культурно-языковое общение. В этом отношении они чувствуют и имеют со всеми монголами культурно-языковое единство. Говорить сейчас о каком-либо обрусении восточных бурят в языковом отношении не приходится, и языковая их культура пока что чувствует вполне устойчиво, а местами эта культура имеет даже тенденцию распространиться среди соседнего русского населения» [2; С. 19].
Представляют интерес вопросы преподавания бурятского и русского языков в начальный советский период. В послереволюционные годы сфера образования Агинского аймака находилась в сложной ситуации. Учитель Таптанайского двуклассного училища Базар Жанчибон в 1919 г. сообщал в отдел народного образования Агинской аймачной думы: «Ввиду исключительно
тяжелых условий, особенно из-за необеспеченности продуктами питания учащиеся распущены домой досрочно 1 0 мая с. г.» [НАРБ, ф. 308, оп. 1, д. 42, л. 13]. В 1921/1922 учебном году в селе Агинское функционировали три школы: бурятская школа I ступени, русская школа-семилетка, бурятская школа I ступени. Агинская бурятская школа II ступени в 1924/1925 учебном году занимались, как и в предыдущие годы, по переходному учебному плану. На изучение русского языка в ЫП классах предусмотрено 5 часов в неделю, на родной язык — по 4 часа в ЫП классах, III классах
— 3 часа.
Все бурятские школы-семилетки занимались по единому плану. На изучение родного языка, согласно плану, отводилось 5 часов в неделю в I, II классах, 4 часа в Ш^П классах. По русскому языку, который изучался со II класса по 3 часа во II, III классах, с ГУ^П — 4 часа. Как видно из учебного плана, на изучение родного языка отводилось больше часов, чем на изучение русского языка. Известно, что в после дующие годы было сокращено количество часов, отводимых на преподавание родного языка. Нарушение этого равновесия в последующие годы, как замечает исследователь по энтопедагогике Ж.Т. Тумунов, привело «к значительному ущемлению роли родного языка не только в жизни школы, но и деятельности местного населения. В результате началась постепенная деградация родного языка, стала суживаться область применения, он превратился в бытовой язык общения пожилых и престарелых коренных жителей Аги» [9; С. 42].
По данным Всесоюзной переписи населения 1959 г., население округа составило 49 253 человека, из них буряты — 23 374, русские — 23 857, украинцы — 458, татары
— 320, белорусы — 110, евреи — 34, эвенки — 42 человека. Семилетнее образование имело 120—150 бурят на 1000 человек населения. Грамотных, но имеющих начальное образование, — 201-225 человек из тысячи и 48 человек на тысячу составляли неграмотные. Увеличение прироста русскоязычного населения, перевод преподавания
всех учебных дисциплин с 5 класса на русский язык способствовали стремительному росту числа билингвов среди бурят.
1960 — 70 гг. также характеризуются интенсивным внедрением русского языка в сфере народного образования округа. В окружном центре п. Агинское функционировало 4 школы: бурятская средняя № 1 , средняя русская, Амитхашинская средняя школа и восьмилетняя школа. В национальной школе наблюдалось сокращение численности учащихся. В 1961/62 учебном году в ней обучалось 507 учащихся, 1965/70 - 573 учащихся, в 1979/80 -465, в 1984/85 — 459 учеников. На уменьшение численности учащихся оказало влияние стремление многих родителей-бурят обучать детей в русских школах с целью облегчения им учебы в средних специальных и высших учебных заведениях. Одновременно происходило постепенное сужение роли родного языка в учебной сфере. Так, с начала 1961/62 учебного года в округе обучение учащихся на родном языке в национальной школе сохранилось только в 1—4 классах, а в остальных велось на русском языке. Родной язык в 5—10 классах стал изучаться как предмет. Было сокращено время на изучение родного языка и литературы. Продолжал падать престиж родного языка.
В 80-е гг. в Агинском округе функционировало 46 школ, где обучалось 15,5 тыс. учащихся. Из них 30 школ национальных (6 тыс. учащихся), где обучение велось на родном языке. Свыше 9 тысяч школьников Агинского округа все предметы изучали на русском языке [4, 413], преподавание родного языка в округе не отменялось. В период предшествующий развалу СССР основной тенденцией языковой политики было повсеместное и всеохватывающее распространение русского языка как средства межнационального общения. Происходящее при этом вытеснение родных языков из активного употребления приводило к утрате культуры родной речи. Так, по данным обследования в 1988 — 1990 гг., в трех бурятских образованиях, родным признали бурятский язык в АБАО 95,5 %, родным
признали русский язык — 4,5 %. По результатам опроса 1988-1990 гг. уровень владения респондентов русским языком оказался выше, чем бурятским. Из 242 информантов АБАО никто не ответил, что не понимает, не говорит, не читает по-русски [8; С. 86].
Таким образом, языковую ситуацию в Читинской области в конце 80-х начале 90-х гг. можно было оценить как многокомпонентную, многоязычную демографически неравновесную, коммуникативно несбалансированную. Общение этнических сообществ, проживающих на территории Восточного Забайкалья, осуществляется на русском языке. Итоги этносоциологическо-го опроса о владении языком, предусмотренного программой микропереписи 1994 г., показали, что говорило на русском языке, в том числе в городских поселениях — 72 %, в сельской местности — 34 % представителей нерусских национальностей, проживающих на территории Читинской области. Среди них предпочитают общаться на русском языке дома, на работе, в учебных заведениях и дошкольных учреждениях украинцы, татары, белорусы. Лишь незначительная их часть (по 4 %) говорит дома на родном языке. Используют родной язык в семейно-бытовой сфере кабардинцы (80 %), буряты (78 %), даргинцы (57 %), абхазы (50 %). На работе общаются на языке своей национальности только буряты, при этом половина из них разговаривают на русском языке.
Полученные сведения о родном языке показали, что большая часть опрошенных — 98 % считала родным языком своей национальности (по переписи 1989 г. — 96 %). Преобладающее большинство (94 %) лиц бурятской национальности, самой многочисленной после русской, считала родным свой бурятский язык. Украинский язык в качестве родного языка назвали 45 % украинцев, татарский 48 % татар, и лишь третья часть белорусов считает родным язык своей национальности. Наименьший удельный вес, назвавших родным языком своей
национальности отмечен у евреев — 3 %, эвенков — 14 %. Среди других национальностей назвали русский язык родным 24 % (ср. 31 % в1989 г.). У представителей некоторых национальностей увеличилось число, считавших русский язык родным, в том числе у татар, немцев, узбеков, украинцев, мордвы, молдаван, эвенков. У бурят, башкир, армян, чувашей, азербайджанцев число, считавших русский язык родным, сократилось. Русский в качестве второго родного языка, которым свободно владеют, считают 69 % опрошенных (в 1989 г. — 57 %). Среди лиц бурятской национальности назвали русский язык вторым языком - 84 %[4, 413].
Таким образом, исследованный индивидуальный облик языковой ситуации Забайкальского края на протяжении XVII— XX вв. позволяет констатировать, что в I период — период длительных контактов русского населения с автохтонными этносами определяется как период становления бурятско-русского двуязычия. В данный период отмечается активное функционирование в описываемом географическом ареале бурятского, эвенкийского языков, языков аборигенных народов, в письменной сфере - старомонгольского языка. Ситуация в школьном деле свидетельствует о том, что преподавание в инородческих образовательных структурах велось на русском языке. В архивных источниках отмечается, что в исследуемый период в среде бурятского населения имело место широкое распространение монгольской письменности, что было связано с приходом в конце XVIII — начале XIX вв. буддизма. Впоследствии «грамотность по-русски» становится определяющим знаком в социокультурном взаимодействии народов, растет уровень владения русским языком, он становится полноправным средством межнационального общения, изменяется парадигма двуязычия с национально-русского на русско-национальное двуязычие.
Литература_
1. Балханов И.Г. Двуязычие в процессе межэтнической интеграции. Улан-Удэ: Изд-во ВСГАКИ, 1998. 80 с.
2. Барадин Б. Вопросы повышения бурят-монгольской языковой культуры // Культура и письменность Востока. Баку, 1929. Кн. 5. С. 3-27.
3. Любимова Л.М., Баянова С.Е. Языковая ситуация как объект лингворегионалистики // Вестник Бурятского государственного университета. Филология. Улан-Удэ, 2009. № 10. С. 82-86 .
4. Любимова Л.М. Языковая ситуация // Малая энциклопедия Забайкалья: Культура: в 2 ч. / гл. ред. Р.Ф. Гениатулин. Новосибирск: Наука, 2009. Ч. 2: М - Я. 459 с.
5. Материалы комиссии для исследования землевладения и землепользования в Забайкальской области Куломзина. Вып. 5. Исторические сведения / Сост. А. Щербачев. СПб.,1898. 325 с.
6. Сундуева Д.Б. Бурятский язык в Забайкальском крае // Бурятский язык в культурном пространстве (социолингвистическое исследование). Улан-Удэ: Изд-во СО РАН, 2009. С. 98-108.
7. Сундуева Д.Б. Бурятско-русское двуязычие: социолингвистический аспект. Чита: Изд-во ЧитГУ. 2005. 182 с.
8. Сундуева Д.Б. Языковая ситуация (словарная статья) // Агинский Бурятский округ: Малая энциклопедия Забайкалья / Гл. ред. Р.Ф. Гениатулин, Б.Б. Жамсуев. Новосибирск: Наука, 2009. С. 86.
9. Тумунов Ж.Т. Первая школа Аги. Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1992. 90 с.
10. Языковая культура Восточного Забайкалья / Д.Б. Сундуева, С.Е. Баянова, Л.М. Любимова, Е.А. Валикова, Р.Г. Жамсаранова. Чита: ЧитГУ, 2007. 135 с.
11. ГАЗК ф. 300, оп. 1., д. 27, л. 1.
12. НАРБ, ф. 129, д. 1, ед. хр.3880, л. 69 общ.
13. НАРБ, ф. 129, Оп.1., д. 1, ед. хр. 30, л. 15
14. ГАЗК, ф. 284, д. 1, ед. хр. 30, л. 15
15. ГАЗК, ф. 284, д. 1, ед. хр.30, л. 15, 17.
16. ГАЗК, ф. I (о), о. 1., ед. хр. 1483
_References
1. Balkhanov I.G. Dvuyazychie v protsesse me-zhjetnicheskoj integratsii [Bilingualism in the process of inter-ethnic integration]. Ulan-Ude: VSGAKI, 1998.80 p.
2. Baradin B. Kultura i pismennost Vostoka. (Culture and literature of the East). Baku, 1929. Book 5. P. 3-27.
3. Lyubimova L.M., Bayanova S.E. Vestn. Buryat. gos. univ. Filologiya. (Bulletin of the Buryat State University. Philology). Ulan-Ude, 2009. no. 10. P. 82-86.
4. Lyubimova L.M. Malaya jentsiklopediya Zabaikaliya: Kultura: v 2 ch. (small encyclopedia of Transbaikalie: Culture: in 2 parts). Ch. Ed. R.F. Ge-niatulin. Nauka, Novosibirsk, 2009. Part 2: M - Ja. 459 p.
5. Materialy komissii dlya issledovaniya zem-levladeniya i zemlepolzovaniya v Zabaikalskoj oblasti Kulomzina. Vyp. 5. [Materials commission to study landowning and land use in the Transbaikal region of Kulomzin. Istoricheskie svedeniya] Issue. 5. Historical information / Comp. A. Shcherbachev. St. Petersburg., 1898.325 p.
6. Sundueva D.B. Buryatskij yazyk v kulturnom prostranstve (sotsiolingvisticheskoe issledovanie). (Buryat language in the cultural space (sociolinguistic research). Ulan-Ude: Publishing House of SO RAN, 2009. P. 98-108.
7. Sundueva D.B. Buryatsko-russkoe dvuyazychie: sotsiolingvisticheskij aspekt [Buryat-Russian bi-lingualism: sociolinguistic aspect]. Chita: Ed. ChitGU. 2005.182 p.
8. Sundueva D.B. The language situation (dictionary entry) [Yazykovaya situatsiya (slovarnaya statiya)]. Aginskij Buryatskij okrug: Malaya jentsiklopediya Zabaikaliya -Aginsk-Buryat district: small encyclopedia of Transbaikalie. Ch. Ed. R.F. Geniatu-lin, B.B. Zhamsuev. Novosibirsk, Nauka, 2009. P. 86.
9. Tumunov Zh.T. Pervaya shkola Agi [The first school of Aga]. Ulan-Ude: Buryat. Edit. Publishing House, 1992. 90 p.
10. Yazykovaya kultura Vostochnogo Zabaikaliya [Language Culture of the Eastern Transbaikalie] D.B. Sundueva, S.E. Bayanova, L.M. Lyubimova, E.A. Va-likova, R.G. Zhamsaranova. Chita: ChitGU, 2007. 135 p.
11. GAZK f. 300, op. 1., d. 27, l. 1. [GASCOM f. 300, Op. 1., 27, p. 1.]
12. NARB, f. 129, d. 1, ed. hr.3880, l. 69 obshh. [NARB, f. 129, 1, pt. hr.3880 l. 69 total].
13. NARB, f. 129, Op.1., d. 1, ed. hr. 30, l. 15 [NARB, f. 129, op.1., 1, pt. Mts. 30, l. 15]
14. GAZK, f. 284, d. 1, ed. hr. 30, l. 15 [GASCOM, f. 284, 1, pt. Mts. 30, l. 15]
15. GAZK, f. 284, d. 1, ed. hr.30, l. 15, 17. [GASCOM, f. 284, 1, pt. hr.30 l. 15, 17].
16. GAZK, f. I (o), o. 1., ed. hr. 1483 [GASCOM, f. I (o), Fr. 1., Ed. Mts. 1483]
17. ГАЗК, Ф. 1 ОБЩ., ОП. 1, Д. 2274, Л. 5, 28, 46.
18. ГАЗК, Ф. 1 ОБЩ., ОП. 1, Д. 2274, Л. 36, 28, 25, 38.
19. ГАЗК, ф. 284, оп. 1, ед. хр. 32., л. 6.
20. ГАЗК, ф. 284, оп. 1., д. 49, л. 1, 6, 34.
21. ГАЗК, ф. 284, оп. 1., ед. хр. 15., л. 43, приговор № 29.
Коротко об авторах_
Любимова Л.М., канд. филол. наук, доцент, зав. каф. «Теоретическая и прикладная лингвистика», Забайкальский государственный университет, Чита, Россия [email protected]
Научные интересы: этнолингвистика, социолингвистика, теория и история языка
Сундуева Д.Б., канд. филол. наук, доцент каф. «Теоретическая и прикладная лингвистика», Забайкальский государственный университет, Чита, Россия
Сл. тел.: (3022) 35-91-13
Научные интересы: региональная социолингвистика, лингвокультурология, теория и практика межкультурной коммуникации
17. GAZK, F. 1 OBShh., OP. 1, D. 2274, L. 5, 28, 46. [GASCOM, F. 1 GEN., OP. 1, D. 2274, L. 5, 28, 46].
18. GAZK, F. 1 OBShh., OP. 1, D. 2274, L. 36, 28, 25, 38. [GASCOM, F. 1 GEN., OP. 1, D. 2274, L. 36, 28, 25, 38].
19. GAZK, f. 284, op. 1, ed. hr. 32., l. 6. [GASCOM, f. 284, Op. 1, pt. Mts. 32., L. 6].
20. GAZK, f. 284, op. 1., d. 49, l. 1, 6, 34. [GASCOM, f. 284, Op. 1., 49, l. 1, 6, 34].
21. GAZK, f. 284, op. 1., ed. hr. 15., l. 43, prigovor № 29. [GASCOM, f. 284, Op. 1., Ed. Mts. 15., L. 43, sentence number 29]
_Briefly about the authors
L. Lyubimova, Candidate of Philological Scien-ces,associate professor, head of Theoretical and applied linguistics department, Transbaikal State University, Chita, Russia
Scientific interests: ethnolinguistics, sociolinguistics, theory and history of the language
D. Sundueva, Candidate of Philological Sciences, associate professor, «Theoretical and applied linguistics department», Transbaikal State University, Chita, Russia
Scientific interests: regional sociolinguistics, linguistic study of culture, theory and practice of intercultural communication