CC BY
75
••• Известия ДГПУ, №3, 2QQ9 1
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 801:316(471.67)
СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ К ПЕРЕВОДУ «ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА»
НА ЛАКСКИЙ ЯЗЫК
© 2009 Абдуллаев А.А.
Дагестанский государственный педагогический университет
Статья содержит социолингвистические комментарии к способам и средствам преодоления лингвоэтнического барьера, использованным ее автором в процессе перевода романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин» на лакский язык. В ней аргументирована непереводимость специфических этикетных формул русского языка ссылкой на разносистемность речеэтикетных систем русского и лакского языков, а также отсутствие компенсирующих средств в последнем.
The article contains the sociolinguistic comments to the ways and means of overcoming the linguoethnic barrier, used by its author in the process of translation of “Eugeny Onegin” poetic novel by A.S. Pushkin into the Lack language. He justifies the non-translation of Russian specific etiquette formulas by the reference to the differences of Russian and Lack speech etiquette systems, as well as the absence of compensating means in the latter.
Ключевые слова: «Евгений Онегин», лакский язык, социолингвистические комментарии, разносистемность.
Keywords: “Eugeny Onegin”, the Lack language, sociolinguistic comments, different systems.
Художественный перевод с русского языка на дагестанские является эффективной формой межкультурной коммуникации и реальной актуализацией
взаимодействия компонентов
национально-русского двуязычия. Перевод произведений русской классической литературы на языки дагестанцев соответствует их культурно-образовательному уровню эстетическим запросам,
обусловленным массовым
билингвизмом.
Поэтому перевод романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин» на лакский язык (А. С. Пушкин. Евгений Онегин. - Махачкала, 2006. Перевод на лакский язык А. А. Абдуллаева) свидетельствует об интересе дагестанских народов к
художественно-эстетической ценности великого творения
гениального поэта. Роман «Евгений Онегин» давно перерос
национальные рамки в силу утверждаемых в нем
общечеловеческих и вневременных нравственных ценностей. В. А. Злочевская пишет: «У Пушкина мы имеем дело с сотворением художественной реальности,
протекающим во времени. «Роман в стихах» предстает как оригинальная модель мира, где эпическое повествование, претендующее на «действительность, существует внутри лирической исповеди
авторского духа» [8. С. 31-32].
«Самый тип романа в стихах почти не нашел продолжателей, - читаем в Краткой литературной
энциклопедии,- но утвержденные в нем принципы нового
реалистического метода, новой эстетики оплодотворили дальнейшее литературное развитие» [1. С. 98]. Так, в образах «Евгения Онегина», особенно в характере Татьяны Лариной, дагестанские читатели находят много общего с их традиционными национальными морально-этическими приоритетами. В той же энциклопедии читаем: «Идеал романа воплощен в характере Татьяны - одном из самых пленительных женских образов в русской литературе. Все развитие сюжетной канвы романа подводит к пониманию чисто народных особенностей Татьяны - ее душевного богатства, нравственной чистоты, стоицизма, которые утверждались поэтом в качестве этической нормы» [9. С. 99]. Мы вполне согласны с Н. Г. Долининой, которая пишет: «Назвал Пушкин
свою героиню Татьяной - и вот уже полтора века мы восхищаемся ее именем, даем его своим дочерям...» [7. С. 41].
Громадное значение романа «Евгений Онегин» накладывает на его переводчика большую ответственность за эквивалентную передачу на родном языке его содержания и духа, за точность слова, корректность стиля и
целостность дискурса. «Переводчику приходится преодолевать огромные трудности, обусловливаемые тем, что русский и лакский языки обнаруживают большие расхождения в лексике, морфологии, синтаксисе, фразеологии и стилистике» [1. С. 120]. Он должен перенести лакского читателя в лингвокультурную среду России первой трети Х!Х века, адаптируя создаваемый
национальный текст под
лингвоэтнические особенности
восприятия адресата переводного текста, нейтрализуя
лингвоэтнический барьер.
Переводчик стремится к созданию эквивалентного текста, призванного выполнять ту же функцию, какую выполнял оригинал в среде читателей романа в Х!Х веке.
Эквивалентный перевод
художественного произведения оказывает неодинаковое
впечатление на разных читателей, которые различны по культурнообразовательному уровню,
мировоззренческим убеждениям, знаниям, жизненному опыту, психологическим особенностям. Эти различия составляют социальноличностный барьер, нейтрализовать который переводчик не может, так как у каждого читателя свои лингвоэтнические предпосылки, то есть запас энциклопедических сведений о народе, на языке которого написан оригинал.
Переводчик воссоздает в тексте не только содержание, но и художественно-эстетический потенциал исходного текста, а также авторскую идейно-эстетическую установку. Он преодолевает возникающие в процессе перевода противоречия между
необходимостью равнозначного воссоздания сюжета оригинала и иносистемностью переводящего языка, прибегая к мотивированным переводческим трансформациям и компенсирующим отступлениям от
семантико-структурной
идентичности.
Однако не так легко нейтрализовать национально
обусловленные расхождения между носителями языка оригинала и носителями переводящего языка. Серьезным препятствием являются разные модели мировосприятия, определяемые историей народов,
системой символов, спецификой образного мышления, метафорики, религией, географическими
условиями их обитания,
стереотипами оценочной
характеристики, ценностными
приоритетами, отраженными в их родных языках.
Переводчик главным образом
имеет дело со словами двух языков как однопорядковыми их единицами, но зачастую ему приходится заменять слово оригинала перифразом, словосочетанием, фразеологизмом переводящего языка в зависимости от контекстуально детерминированной семантики, которую переводоведы называют содержанием слова, чтобы отличить от лексикографического толкования.
Исходя из такого содержания, слова оригинала выстраиваются в иерархический ряд по степени переводимости: одни переводятся
обязательно, другие заменяются единицами других уровней, третьи могут быть опущены, если текстом компенсируется их семантика или стилистическая функция, четвертые без перевода включаются в переводный текст, то есть заимствуются. Дискурс оригинала воспроизводится на переводящем языке с некоторыми расхождениями компенсирующего характера,
востребованными для
нейтрализации лингвоэтнического барьера.
Эквивалентность передачи
содержания оригинала, отчасти зависит от выявления переводчиком разницы между запасом фоновой
информации читателей, на которых рассчитан был оригинал, и запасом преинформации потенциальных читателей текста перевода.
В случае существенных расхождений в преинформационных запасах носителей исходного языка и носителей переводящего языка переводчик использует примечания, комментарии, эксплицирует, то есть вводит в текст, внеязыковую имплицитную информацию, на
наличие которой у современных ему читателей ориентировал свой текст автор оригинала, созданного в другую эпоху. Так, «современные А. С. Пушкину читатели, на коммуникативную компетенцию которых он ориентировал свой роман, обладали фоновыми знаниями, необходимыми для восприятия эксплицитного
содержания романа, а также имплицитных впечатлений и
чувственных реминисценций. Им
понятны были употребленные
автором аллюзии, недомолвки, метафоры, перифразы и прочие иносказания. В большинстве своем читатели знали упоминаемых Пушкиным античных и современных поэтов, писателей, героев их произведений. Образованные люди того времени были сведущи в правилах светского этикета и
ревностно соблюдали его
стандартизованные предписания в речевом и общем поведении. Они хорошо понимали иноязычные лексические новации своего
времени, художественно-эстетически релевантные модные слова-
раритеты, вкрапленные в текст
«Евгения Онегина» [2. С. 12].
Переводящий роман «Евгений Онегин» зачастую сталкивается с тем, что некоторые его слова, совпадая со словами лакского языка в денотационном значении, сильно расходятся в коннотации, образном созначении. Если он не знает основательно исторической
грамматики русского языка, истории
русского литературного языка и старославянского языка, то не сможет справиться с равнозначным переложением оригинала. У
филологически не образованного читателя создается иллюзорное представление о понятности текста, «Евгения Онегина», который, по словам Ю. М. Лотмана, «скрывает от сознания современного читателя огромное число непонятных ему слов, выражений, фразеологизмов, имен, намеков, цитат» [10. С. 31].
Переводческие ошибки возникают по разнообразным причинам. Среди последних на первом месте стоит плохое знание языка оригинала. Так, один филологически
неподготовленный переводчик
перевел на лакский язык русские народно-разговорные варианты названий сухожилия и кровеносного сосуда следующим образом: сухая жила - кьавкьумур кьанслу «сухой хрящ» и мокрая жила - хъавтумур кьанслу «сырой хрящ», тогда как в лакском языке имеются точные соответствия этих названий - хьхьва «сухая жила» и тунну «мокрая жила». А уничижительное прозвище мужиков лапотники тот же переводчик трансформировал в словосочетание «изготовители
лаптей».
Существуют и такие трудности перевода, с которыми невозможно справиться даже при знании языка, истории и жизни русского народа. Например, нам не удалось воспроизвести на лакском языке оттенки межличностных отношений героев «Евгения Онегина», а также обращения автора к читателю, выраженные в оригинале личными местоимениями ты и Вы. Такая апеллятивная дифференциация стилистически значима. Например, в письме к Онегину Татьяна обращается к нему то на ты, то на Вы. Она использует Вы применительно к Онегину как малознакомому конкретному
человеку, а к воображенному ею
образу его - на ты. Невозможно также воспроизвести варваризмы, встречающиеся в романе, с сохранением их семантикостилистической маркированности.
Несмотря на разнородные издержки объективного характера, перевод романа А. С. Пушкина способствует обогащению и развитию лакского литературного языка. Одним из положительных следствий его является
заимствование русских и иноязычных слов, которые не имеют лексических эквивалентов в переводящем лакском языке. Здесь мы отметим слова, которые воспроизведены лакским текстом без перевода, среди них немало уже освоенных этим языком лексем. Их рассмотрение здесь без дифференциации по степени языковой освоенности оправдано необходимостью
акцентировать внимание на их тематическом разнообразии,
отражающем обширность охвата поэтом особенностей жизни общества и отдельных лиц. По этому поводу Ю. М. Лотман пишет: «Большая группа лексически
непонятных современному читателю слов в «Евгении Онегине» относится к предметам и явлениям быта как вещественного (бытовые предметы, одежда, еда, вино и пр.), так и нравственного (понятия чести, специфика этикета, правила и нормы поведения) и социального
(служебная иерархия, структура общественных отношений и пр.)» [11, 8].
1. Наименования реалий и понятий, относящихся к искусству и театральной жизни: антраша, вальс, вечер, котильон, кулиса, ложа, мазурка, музыка, трагедия.
2. Термины, отражающие понятия
сферы науки, просвещения, литературы: автор, академик,
альбом, альманах, анекдот, басня, библиотека, герой, журнал, журналист, классицизм, критик, куплет, лирик, ода, проза, рифма,
роман, романтизм, сатирик, семинарист, студент, тетрадь, том, цензура, эпиграмма.
3. Обозначение лиц по роду войск или воинскому званию: бригадир, гвардия генерал, гусар, медаль, сержант, командир, полк, рота.
4. Названия объектов городского
пейзажа: аллея, аптека, будка,
бульвар.
5. Названия предметов интерьера,
посуды: банка, бильярд, диван,
канапе, кровать, печь, рюмка, самовар, скамейка, стол, стул, чашка, шкаф.
6. Напитки, кушанья, ягоды: бифштекс, кофе, малина, пряник, ром, смородина.
7. Средства передвижения: бричка, карета, кибитка, почта, фаэтон, фургон.
8. Названия лиц по социальному
или сословному положению, занятию: барин, господин, князь,
механик, мужик, няня, помещик, советник, путешественник.
9. Религиозные праздники: масленица, святки, сочельник.
10. Термины, связанные с дуэлью: дуэль, секундант.
11. Названия одежды, головного убора: плащ, халат, шляпа.
12. Слова, обозначающие
понятия, свойственные образу жизни аристократов: идеал, идеальный,
комильфо, комиссия, кумир, мода, парик, педант, пешка, шахматы, ярмарка (невест).
13. Названия помещений: зала, кабинет.
14. Фитонимические термины: акация, сирень.
Заимствование слов барщина и оброк можно объяснить тенденцией к оптимальному сохранению черт этноисторического колорита
оригинала с учетом того, что эти термины известны читателям по школьной программе по истории. Некоторые переводческие
заимствования трубуют
комментариев, так как они в романе обозначают другие, чем в
современном русском языке,
понятия.
Анекдот - серьезный рассказ об исторических лицах, бригадир -воинское звание ниже генерала, выше полковника, клуб -общественное объединение лиц по сходным философским,
политическим или иным интересам. Имя существительное педант в его современном значении переведено, а в устаревшем - «общественнополитически опасный человек» -заимствовано. Аналогичен случай со словом полк. В качестве термина, обозначающего воинское
подразделение, оно заимствовано, а со значением «множество» переведено через лакское аьрал буквально «войско», «армия», а
переносно - «очень много».
Воспроизведение устаревшего слова дуэль, перевод производного дуэльчи «дуэлист» продиктовано не только тем, что обозначает нехарактерное для дагестанцев явление, но и необходимостью воссоздания
фрагмента этической системы дворянства. «Для дворян дуэль, -пишет Г. Макогоненко, -
представляла собой поединок по восстановлению чести, как она понималась в общей этической системе европеизированного
русского дворянства» [12. С. 81].
Другим позитивным следствием перевода «Евгения Онегина» считаем семантическое
калькирование, обогащающее
лакский язык новыми значениями, которые приобретают в контексте исконные слова и сочетания слов лакского языка. Например, термин, обозначающий центральную фигуру художественного произведения -герой - мы передаем исконным словом лакского языка,
обозначающим храбреца, удальца -виричу.
Семантическое калькирование слова происходит в составе словосочетания, поэтому не будет ошибкой утверждать, что
калькируется не слово, а семантика словосочетания. Например, рувх!ани яруннах «духовными глазами», мют!исса мукьал к!унтI «послушная слеза», модалул х!укъу «вихорь моды», хав язи агьлу «пустой свет». Лакское краткое прилагательное хав более подходит как калька русского пустой в соответствующем контексте, так как оно выражает оттенок негативной оценочности, указывая на полость,
образовавшуюся вследствие
гниения, иссушения, изначальной порочности предмета. Калькой язи жяматрал галлагь мы заменили словосочетание света шум. Лакское галлагь, в отличие от синонимов аваза, вев-шев, ч!урду, выражает сему «нарочитой создаваемости шума для бравады».
Необычное для лакской традиционной модели
мировосприятия и оценочной характеристики предмета, но не чуждое билингвистическому
сознанию сочетание слов бякъин бувсса аькьлу «охлажденный ум» оправдано контекстом,
характеризующим Онегина, хотя в традиционном лакском языковом сознании определения «горячий», «холодный» не ассоциируются с понятиями «ум», «голова».
Аналогична калька асарду бявкъуна «чувства остыли», понять которую не представит труда.
Если какое-либо слово оригинала отличается яркой экспрессивностью, оно калькируется в контексте. Для лакского народно-разговорного узуса не характерно употребление слова ххячча «половина» применительно к жене. Тем не менее оно оказалось уместным и выразительным в следующем контексте:
Ххюнхху рурцуну ур загълун Пустяков
Цалла гьалххамасса загълун ххяклуч!а.
«Храпит тяжелый Пустяков
Со своей тяжелой половиной».
При этом переводчик употребил стилистически оправданное
определение загълунсса «могучий» вместо к!усса «тяжелый». В отношении супруги Пустякова употреблено дополнительное
определение гьалххамасса
«массивная», указывающее на ее крупногабаритность, тем самым акцентирован иронический оттенок.
В переводе романа «Евгений Онегин» активизировались такие грамматические новшества, которые наметились в книжной
разновидности лакского языка ранее как отражение билингвистического речевого мышления. Например, в лакском языке, в отличие от русского языка, определение выражается краткой формой прилагательного и именем существительным в именительном падеже
единственного числа, обозначая
постоянный признак. Обратимся к примерам: лондон денди куна «как денди лондонский», къундуз дарвач «воротник бобровый», щахлу
Шаховской «колкий Шаховской», турк къалиянну «трубки Цареграда», дагьани паркет «зеркальный паркет», паланг махъру
«французские слова».
В лакском тексте появились
случаи постпозиции определения, противоречащие традиционному порядку членов атрибутивного словосочетания, например, оьрму ххаллилсса «жизнь прекрасная», мак1 хьхьич!ра хьхьич!сса «сон первый», барт ц!усса «сливки свежие».
В необычной для лакского коммуникативного узуса форме множественного числа употреблены в переводе существительные, обозначающие абстрактные понятия, например, к!улшивуртту «знания», барча бавурду «поздравления», ххуллия личрурду «отступления», дак!нийн бутавуртту
«воспоминания», игьа лагавурду «отдохновенья». Расценивая такие неологизмы не в качестве грамматических калек, а как
отражение определенного сдвига в семантической структуре слова, Н. С. Джидалаев пишет: «В результате калькирования имен
существительных в форме множественного числа в семантике слова произошли заметные изменения, многие из них получили дальнейшее семантическое
развитие» [6. С. 68].
В созданном на лакском языке тексте романа стилистически
уместными оказались
пространственно маркированные местоименные наречия лакского языка: тиха (дуч!ан дурсса коляска) «коляска выписная» (в сноске в русском тексте - «выписанная из-за границы»). Местоименное наречие тиха буквально значит «оттуда, со стороны». Лакское местоименное наречие с уровнево
дифференцированным указанием на место к!ия «оттуда-сверху» заменило русское наречие свыше.
При переводе «Евгения Онегина» востребованными оказались
устаревающие в условиях двуязычия лакские слова азадшиву «свобода», гьалустта «итак», баламат «отступник», къарапул (тюркизм «черная деньга») «последний лепт», лут!у «ведьма», тажир «купец», кьалам «перо» (в значении
«написанное»), хъуни къатри (в буквальном смысле - «большие
дома») «знать», чагурт «ученик», кугьна къавгъачи «некогда буян»
Перевод романа потребовал использования новых для лакского литературного языка слов, словоформ и словообразовательных моделей, в том числе взятых частично из родного диалекта переводчика. Например,
активизируются суффиксы
существительных, придающие
названию лица оттенок уничижения: шеъран «рифмач», карч!ун «ленивец». Стилистически
оправданы образования кьючанну «давка», хантавлугъ «хандра». С помощью суффикса -лугъ, давно
заимствованного из тюркских языков, создан по хорошо известной
лакскому словообразованию модели эквивалент существительного поэзия - шеърилугъ. Новым можно считать переносное употребление
образования заллал амручи
«законодательница зал».
Экспрессивное слово родного
диалекта переводчика хабуржа оказалось равнозначной заменой русского обжора. В качестве эквивалента существительного
монах употреблено халватчу,
соответственно, композитом
халватхана передано слово
монастырь.
Новшеством можно считать образование полукальки дуэльчи «дуэлист» (дуэлянт), название
праздника ц!анил бай рам
«именины», необычные сочетания къума шаттирду «узенькие следы», сситтул бувц!у аькьлу
«озлобленный ум», хияли ччаврил «любви мечтательной».
Неологизмом является поговорка аьдат агьалинан зулмукарди «обычай - деспот меж людей».
Перевод «Евгения Онегина» не только обогащает лакский
литературный язык созданием новых слов и сочетаний, но и повышает уровень его выразительности. Отдельные стихи оригинала, переведенные на лакский язык, отличаются необычной
экспрессивной насыщенностью. На высоком уровне психологической интерпретации передана специфика воздействия общественного мнения на аналитическое мышление и поведенческие стереотипы
представителей высшего света. Например,
Амма язиминнал душманшив дуссар
Къалпсса х!аялия нигьач!иннасса
«Но дико светская вражда
Боится ложного стыда».
Общественное мнение в морально-этическом кодексе
светского общества было предельно
гиперболизировано, о чем свидетельствуют слова:
«Пружина чести наш кумир!
И вот на чем вертится мир».
Мы перевели их заменив существительное пружина
контекстуально адекватным
синонимом архь «ось»:
Му яхілил архьрихха, икрам б^ лайкьсса!
Мунийх ларххунурхха дуньял гьанайсса.
Некоторые слова русского языка, обозначающие этнографические реалии, характеризующие бытовой обиход русских или специфические для русского языка дериваты, переведены описательно: марххала хіаласса марч «метель» (ветер со снегом), гьарзадраціа хьуну (всего лишившись) «промотался», къюк1сса щархъул кіанай (в глухой сельской местности) «в глуши», янналул тухху «чепец» (матерчатый колпак).
В тексте на лакском языке появились соответствия
лингвоэтнически маркированных слов, выражений: кіива хіаллу бувна «косу расплели» (русский обрядовый ритуал расплетения девичьей косы перед венчанием), ціа дирзу кьинилул тяхъасса байрам
«веселый праздник именин», язи агьулданул гуй-галлагьшиву «в
бурях света», бак! хъирттари хьусса хъуна кьакьа «рогоносец величавый», ссавнил биялар ва:
утти на вилла «То воля неба: я твоя». В последнем примере новым для лакского языка является употребление существительного небо в качестве перифраза, выступающего в тексте в качестве стилистически оправданной замены существительного Бог.
Такие выражения, как ложи блещут, красное вино переведены дословно, однако с примечаниями. Пояснено, к примеру, что блеск лож создавался отражением света в бриллиантовых украшениях богатых светских дам и орденах их кавалеров-генералов, сановных лиц.
Привычку Онегина, презрительно относившегося к законам и морали поместных дворян, пить стаканом заграничное красное вино соседи-помещики ставили ему в упрек, так как это противоречило местной привычке употреблять недорогие
фруктово-ягодные напитки
н домашнего приготовления.
Отдельные метафоры, смысл которых ясен из контекста, воспроизводятся в виде калек: мусил къурду «нивы золотые», мусил т!урк!урду «игры золотые», гьавасирттал лама «пламя
страстей», ттюнгъа лажинну
«страницы нежные». Удачной
оказалась калька метафоры ттеркьюкьи т!ут!и «ландыш
потаенный» (применительно к
Ольге). Лакским словосочетанием мукьал мутта заменена метафора слез пора. Такие переведенные метафоры, как гьавасирттал т!урк!у «страстей игра», к!интнил гъаргъарцувун бахьлавгсса мурхьру «деревья в зимнем серебре», ури нукар «косматый лакей» (медведь), которые нетрудно понять в контексте, всецело рассчитаны на восприятие читателем-билингвом.
Контекст помогает понять переводческие новации -метафорические обороты: хъяврин буллалисса тамах!ру х!ач!лай «пьет обольстительный обман», занг рирщунни тти ссятрал «пробили часы урочные», даже двойную метафору ттул оьрмулул интнил мусил кинирду «весны моей златые дни».
Фонд экспрессивно-
выразительных средств лакского литературного языка обогащается вследствие перевода оксюморонных сочетаний, которые не были присущи его традиционному узусу: язи
алтти-къалан «чернь светская», хьулданул загьру «волшебный яд желаний», имин аьзаврду «милые мученья», нац!у къюву «сладкое мученье», байрандалий дайсса бизар увинтру «скука праздничных затей»,
аькьлулул бувччусса кайп-шайпручитал «эпикурейцы-
мудрецы», язи агьулданул марглил умудрай «в мертвящем упоеньи света».
Синекдохически употребленные имена мифологических персонажей, отсутствующие в системе символов лакцев, заменены на прямое обозначение предмета, иначе они переложены в расшифрованном виде: зурул симан (луны лик) «лик Дианы», ччаврил аллагь (любви бог) «Лель», ухссавнил зунзулчани (заря Севера) «Аврора», вац!лул душру (лесные девушки) «Дриады».
Нехарактерные для лакского языка синекдохи оригинала переводятся через прямое название, например, чинилул, чарвитул затру (фарфоровые, чугунные изделия) «фарфор и бронза» (на столе в кабинете Онегина), х!акьсса ччаву ттигу к!ул хьун увая (еще не познал настоящей любви) «Он сердцем
милый был невежда».
Если чуждые традиционному узусу перифрастические выражения
понятны читателям-билингвам,
например, щюлли шиннардий (в зеленые годы) «незрелых лет»,
оьнашиврийн хаин къавхьума (не изменивший безделью) «преданный безделью», то они, а также перифрастические наименования транслируются описательно и без перифраза, например: магъду ц!укул шинал т!ут!ул х!ан (вино года хвостатой звезды) «вино кометы», чаргас душ (черкешенка) «дева гор»: прямой перевод был бы менее понятным.
Круг выразительных средств лакского литературного языка расширился благодаря
калькированию русских
олицетворений: инт дур бачи т!ий «весна зовет», шанул лях лаглайсса нех «дремлющая река», пашмансса ц!ан «печальная мгла», пашмансса ша «грустный след»,
шанюкьлакьисса къюк1 «дремота сердца», Хьхьич!унмай, хьхьич!унмай
бачу, ттул бусалай «Вперед, вперед, моя исторья!»,
Аьчухну пишгу т!ий, т!абиаьт дия
Шинал к!юрхнил хьунин дизлай шания.
«Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречает утро года».
Во избежание увеличения числа комментариев и ради достижения максимальной доступности текста перевода в него включены специально созданные слова-дублеты: аи-чяхир (аи-вино) «аи», бал-ссувх!ат (бал-вечеринка) «бал», нева-нех (Нева-река) «Нева»,
брегет-ссят (брегет часы) «брегет», герой-душ (герой-девушка)
«героиня».
«Среди специфических лексем, отражающих русскую
действительность первой трети Х!Х века, выделяется непереводимый на лакский язык лексико-семантический архаизм свет» [3. С. 206]. На наш взгляд, оптимальным вариантом перевыражения его семантики на переводящем языке является калькирование его аналитического синонима (избранное общество) -язи агьлу (вариант - язими «избранные»).
Всякий ли лакский читатель адекватно воспримет перевод «Евгения Онегина»? Кому-то он покажется упрощенным
переложением содержания. И это вполне естественно, ибо такое заблуждение может быть следствием недопонимания текста перевода из-за плохого знания оригинала. Роман А. С. Пушкина разочаровал многих современных поэту читателей. В этой связи любопытно процитировать отрывок из письма Е. Баратынского к Пушкину, написанного в 1828 году: «Я очень люблю обширный план твоего Онегина; но большее число его не понимает. Ищут романтической завязки, ищут необыкновенного и, разумеется, не находят. Высокая поэтическая простота твоего создания кажется им бедностью
вымысла, они не замечают, что старая и новая Россия, жизнь во всех ее изменениях проходит перед их глазами» [5. С. 28].
Помимо отмеченных бесспорно прогрессивных для развития и обогащения лакского литературного
языка следствий, перевод романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин» представляет собой весьма репрезентативный материал для филологического и
билингвистического исследования.
Примечания
I. Абдуллаев А.А. Проблемы художественного перевода. Социолингвистический анализ.
Махачкала, 2002. 2. Абдуллаев А.А. Проблемы художественного перевода.
Социолингвистический анализ. Махачкала, 2002. 3. Абдуллаев А.А. Неисповедимые
переводческие тропы // Семантика языковых единиц разных уровней. Вып. 9. Махачкала, 2006. 4. Белинский В.Г. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. М., 1957. 5. Бродский Н.Л. «Евгений Онегин» -роман А. С. Пушкина. М., 1950. 6. Джидалаев Н.С. Социологические проблемы дагестанцев и дагестанских языков. Махачкала, 2005. 7. Долинина Н.Г. Почитаем «Онегина» вместе. Л., 1985. 8. Злочевская В.А. «Евгений Онегин» - классический роман, провозвестивший искусство ХХ века? // Русская словесность. 2006. №1. С. 31-38. 9. Краткая литературная энциклопедия. Т.6. М., 2971. 10. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988.
II. Лотман Ю.М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Пособие для учителя. М., 1983. 12. Макогоненко Г. Роман Пушкина «Евгений Онегин». М., 1963.
Статья поступила в редакцию 29.08.2009 г.
