CC BY
42УДК 130.2 © А. П. Ярков, Л. В. Денисова, А. А. Морозов, 2017
Социокультурные трансформации ислама
в Сибири и на Дальнем Востоке на рубеже ХХ-ХХ1 веков
А. П. Ярков, Тюменский государственный университет Л. В. Денисова, Омская академия МВД России А. А. Морозов, Омская академия МВД России. Е-таП: moroz_may@mail.ru
Рассматриваются социокультурные процессы развития мусульманского сообщества Сибири и Дальнего Востока с учетом активной миграции инокультурных мусульман, которые привносят идеи, противостоящие сложившимся в данных регионах традициям. Авторы исходят из того, что единый в своей основе ислам имеет различные воплощения в разнородных культурных и исторических условиях. Миграция мусульман нередко приводит к идейным столкновениям внутри уммы, недооценивать которые опасно. Препятствия радикализации ислама в Сибири и на Дальнем Востоке мы находим в традициях, сложившихся в ходе его развития в данном регионе.
Ключевые слова: социокультурная трансформация; ислам в Сибири; умма.
Socio-Cultural Transformations of Islam in Siberia and the Far East at the turn of the 20th — 21st centuries
A. P. Yarkov, Tyumen State University (Tyumen, Russia) L. V. Denisova, Omsk Academy of the Ministry of the Interior of Russia (Omsk, Russia) A. A. Morozov, Omsk Academy of the Ministry of the Interior of Russia (Omsk, Russia). E-mail: moroz_may@mail.ru
The paper examines the socio-cultural processes of development of Muslim community of Siberia and the Far East with regard for active migration of Muslims of other cultures who introduce the ideas contrary to the traditions developed in these regions. The authors proceed from the idea that Islam unified in its basis is implemented differently in diverse cultural and historical conditions. Migration of Muslims not infrequently leads to ideological clashes within the ummah which are dangerous to disregard. The obstacles for radicalization of Islam in Siberia and the Far East are found in the traditions of its development in these regions.
Keywords: socio-cultural transformation; Islam in Siberia; ummah.
Процессы, происходящие в современном исламском сообществе, требуют социально-философского осмысления в силу того политического и интеллектуального напряжения, которое возникает в настоящий момент вокруг ислама и его последователей. Применительно к нашей стране говорить об исламе и мусульманах вообще значит говорить абстрактно и бессодержательно. Существует безусловный минимум религии, игнорировать или видоизменять который не должен ни один мусульманин: пять столпов веры, почитание пророка Мухаммада, следование предписаниям Корана и хадисов. В то же время необходимо исходить из того, что религия всегда развивается в конкретном социокультурном контексте, что, как правило, приводит к появлению этнических, временных, региональных особенностей того или
иного религиозного сообщества. Это в полной мере относится к исламу. Можно сказать, он многолик, многоголосен, многоцветен. Описание этого многообразия является грандиозной исследовательской задачей, которая может быть решена большим количеством ученых, работающих в разных областях гуманитарного знания. В нашей статье мы попытаемся наметить некоторые вехи социокультурного анализа исламской уммы в сибирском и дальневосточном регионах, определив социально-философские параметры трансформаций, происходящих в исламской общине.
На протяжении столетий ислам утверждался и существовал в различных частях мира, приобретая особенные черты. Единая мусульманская умма существует, скорее, как сакральный символ, чем ре-
альное сообщество. Единство ислама — это единство в многообразии. Истинность этого суждения подтверждается тогда, когда мы наблюдаем взаимодействие мусульман с разной этнической и культурной принадлежностью. Современная эпоха сделала такое взаимодействие постоянным фактором религиозной жизни, так как является временем интенсивных и постоянных миграций. Поэтому региональный аспект рассмотрения ислама сегодня включает в себя учет миграционных процессов, затрагивающих ту или иную территорию. Особое значение в анализе конкретной региональной религиозной ситуации приобретает столкновение сложившихся местных традиций восприятия идей ислама и религиозной практики с идеями универсального, чистого ислама, часто требующих от верующих не только отказа от «местного колорита», но и ориентирующих их на борьбу за очищение и торжество веры. В Сибири и на Дальнем Востоке России такие идейные столкновения происходят, может быть, не так резонансно, как в других регионах мира, вместе с тем их игнорирование будет проявлением легкомыслия и недальновидности.
Понимание региональных процессов развития ислама в Сибири и на Дальнем Востоке может быть достигнуто посредством объединения исторической конкретики и философского обобщения.
Исламское сообщество Сибири и Дальнего Востока всегда являлось системой, которая связывала порядок (догматика, столпы веры) и хаос (природное, политическое и социальное пространство). В периоды неустойчивого развития этой системы обращение к традициям становилось важным условием поддержания стабильности, поскольку в точках бифуркации даже несущественные причины могли оказать воздействие на вектор дальнейшего движения. Утилитарные потребности стимулировали население к поиску взаимовыгодного варианта совместного
жительства, а затем соучастия и сотрудничества, независимо от этнического и конфессионального происхождения.
Можно назвать главные причины изменения статуса уммы Сибири и Дальнего Востока (от исключительно периферийного до имеющего влияние на общероссийские и общемировые процессы) с середины ХХ в. и по настоящее время. Это, во-первых, активизация миграционных процессов, когда освоение природных ископаемых, создание новых промышленных и аграрных комплексов перераспределяло трудовые ресурсы через плановую или инициативную миграцию, изменив соотношения этносов, горожан и сельчан; во-вторых, нарастание интеграционных и ассимиляционных процессов (нередко приводящих к утрате самобытности).
Действенность этих факторов можно показать на примере одного из многих этнических компонентов миграционных потоков. Уже с 1960-х гг. в Сибирь и на Дальний Восток устремляется большое число азербайджанцев, в том числе направленных по орг-набору или после окончания учебных заведений. Однако у некоторых возникали и личные интересы. Так, Ф. К. Салманов попросился по распределению туда, где когда-то его дед отбывал ссылку '. В последующем биография этого человека — живой пример интеграции в региональное, отечественное и даже мировое политическое, экономическое и социальное пространство 2.
В начале 1970-х годов фиксируется значительный рост числа азербайджанцев в Сибири и на Дальнем Востоке. В Амурской области их насчитывалось 8487, что составляло тогда 1,06% населения. Значительное число было направлено на строительство БАМа, где они строили станции Ангоя и Улькан, но с замедлением темпов строительства к 1989 г. их число уменьшилось до 6072 чел. [2] 3. В Алтайском крае в 1989 г. проживало 3986 азербайджанцев, а по данным
1 Приговорен в 1888 г. к 20 годам ссылки за отказ посетить «священный иранский город Мешхед» или Ганджу и оскорбление муллы. Находясь в ссылке в Сибири, участвовал в Русской-японской войне, и за проявленную храбрость награжден и освобожден. Женился на сибирячке Ольге (принявшей имя Фируза) и вернулся с семьей на родину. Там рассказывал внуку Фарману о Сибири и Дальнем Востоке, а одну из внучек назвал Амура в честь реки Амур [1].
2 В 1955-1957 гг. — начальник нефтегазоразведочных экспедиций (Кемеровская, Новосибирская области). Считая бесперспективным поиск нефти в Кузбассе, в 1957 г. самовольно увел геологическую партию в г. Сургут. Его пытались отстранить от работы и судить, однако он продолжил бурение: «21 марта 1961 года, на мой любимый азербайджанский праздник — Новруз Байрам, первая скважина в районе селения Мегион дала фонтан нефти. Я прыгал и кричал: „Мы победили!"». Проработал в Сибири более 30 лет, где стал первооткрывателем и участником открытий более 130 месторождений «черного золота» и «голубого топлива», среди которых: Мамонтовское, Мегионское, Правдинское, Усть-Балыкское, Сургутское, Федоровское, Уренгойское, Ямбургское и многие другие. В 1987-1991 гг. — первый замминистра геологии СССР. В 1992 г. создал компанию «Роспан». Народный депутат РСФСР (1980-1990) и Азербайджана. Являлся советником председателя совета директоров ООО НГК «Итера», председателем совета директоров ООО «Югнефтегаз». Герой Социалистического труда, лауреат Ленинской премии, д. г.-м. н., член-корреспондент РАН, заслуженный геолог Российской Федерации, почётный гражданин Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого АО, г. Сургута, штата Техас (США) и г. Цзиньчжоу (КНР). Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, Октябрьской Революции, азербайджанским орденом «Слава» и т. д. Открыты памятники и бюсты в Москве, Баку, Сургуте, Салехарде, Ханты-Мансийске.
3 Гумирова С. Ислам на сопках. URL: http://www.islamnews.ru/news-90241.html (дата обращения: 21.12.2016).
переписи 2002 г., там уже зафиксировано 5850 чел. Отражая волнообразные процессы в экономике, численность азербайджанцев менялась, к 2010 г. дойдя до 4950 чел. Тогда же у них был отмечен один из самых высоких, по сравнению с другими диаспорами уровень владения родным языком — 61,9%. При этом родным азербайджанский язык назвали 78,1% респондентов, относящих себя к азербайджанцам. Они практически равномерно расселяются как в городах, так и в сельских районах 4.
В 2010 г. в Тюменской области азербайджанцев насчитывалось 43 610 чел. 5; в Ханты-Мансийском автономном округе — Югре — 26 037 (по численности сопоставимы с количеством ханты и манси вместе взятых), в Ямало-Ненецком автономном округе — 9921 [3, с. 102], на Камчатке — 1270. Многие их объединения и организации входят в состав Общероссийской общественной организации «Всероссийский Азербайджанский Конгресс», пытающейся стать одним из мостов в политических и экономических отношениях Москвы и Баку.
Небезынтересна конфессиональная составляющая азербайджанской диаспоры. Так, в Тюменской области азербайджанцами зарегистрирована отдельная шиитская община, тогда как в других регионах Сибири и Дальнего Востока они посещают совместные с суннитами службы в мечетях и молитвенных домах, а иные становятся там имамами. В настоящее время в Новосибирской области азербайджанская диаспора составила 40 000 человек, лидеры которой, занимаясь предпринимательством, одновременно «являются теневыми организаторами мусульманской религиозной организации» 6.
От роли лидера зависит общее направление интеллектуально-духовного развития уммы. Показательно, что при увеличении числа приезжих из Центральной Азии, Северного Кавказа в Ханты-Мансийском автономном округе — Югре большинство имамов — это казанские татары и башкиры. Так, в отличие от других регионов Уральского федерального округа, доля башкир среди имамов составляет в среднем 25%, хотя в умме Ханты-Мансийского автономного округа — Югры их около 16% [4, с. 447]. Несмотря на декларируемую общеисламскую солидарность, не всегда и не все имамы в состоянии остановить конфликты между единоверцами, что проявилось в конфликтах азербайджанцев с дагестанцами в г. Когалыме и с татарами в пос. Новофедоровском [5, с. 133]. Неконтролируемый рост потоков (в том числе маргиналов) влиял не только на
жизнь мусульман, но и на восприятие их обобщенного образа в глазах остального населения, в том числе и укоренившихся ранее их единоверцев.
В подобной ситуации обостряются и проблемы соотнесения традиций: с одной стороны, не все мусульмане отмечают день рождения пророка Мухам-мада, с другой — у коренных сибиряков он, напротив, приобрел широкое значение (например, в обозначении угощения с чтением Корана в честь этого дня: «МэYЛид бэйрэме хермэтенэ уздырыла торган дини мэ^лес») [6, с. 31].
Как известно, в связи с изменением законодательства в 1990-е гг. начались процессы регистрации религиозных организаций. Процессы регистрации исламских общин стали проходить в городах. Но, как и во многих других конфессиях, сразу обнаружился недостаток квалифицированных священнослужителей, способных не только отправлять культ, но и выступать авторитетными лидерами. Отсутствие местных кадров долго компенсировалось общественным признанием мулл, где избранные коллегиально обретали авторитет не базовыми знаниями, а компенсирующим их жизненным опытом и мистикой. Приезжие из среднеазиатских регионов и с Кавказа мусульмане не всегда понимали и принимали тот факт, что их сибирские единоверцы сохраняют преемственность с традициями предков: почитание авлия и поновление (или «открытие» новых) астана, ритуальная лексика и бата (благословления), которые стали символами религиозной идентичности и культурного наследия мусульман Сибири.
Самоидентификация мусульман, как несколько десятилетий тому назад, так и в настоящее время, определяется политическими событиями и личным «ответом» (рефлексией) на них, состоянием и устремлениями общества, этнокультурным окружением, местом проявления идентичности (место работы или учебы, мечеть, национально-культурные центры и их мероприятия), межэтническими браками и межпоколенным разрывом, уровнем толерантности в социуме и в СМИ [7, с. 333]. К тому же на рубеже 1980-1990-х гг. наступил период открытой легализации (реставрации) этнических и религиозных ценностей, которые иногда воспринимались (и воспринимаются) синонимично.
Упразднение ограничений в правах вызвало сложные процессы. С одной стороны, стремление к обретению духовной и социальной стабильности привело атеистов к религии предков (в том числе к исламу) либо в новые конфессии (азербайджанцы
4 Социально-демографический портрет Алтайского края. По итогам всероссийской переписи населения 2010 года. Барнаул, 2013.
5 Тюменская область: народы, языки, культуры // Энциклопедический справочник. Тюмень, 2007. С. 343
6 Собольников В. В. Исламский экстремизм и миграция: постановка проблемы и противодействие. URL: http://sartraccc. ru/Pub/sobolnikov(29-11-08).htm (дата обращения: 10.12.2016).
встречаются, например, среди лидеров протестантских организаций). С другой — число зарегистрированных государственными органами общин или групп верующих стремительно росло. Часть из них появилась в ходе миграции (вынужденной и добровольной, внешней и внутренней, законной и незаконной) людей, воспитанных на «мусульманских» территориях: а) из соседних регионов; б) из бывших союзных республик; в) из других субъектов Российской Федерации [8, с. 31]. В результате начали формироваться крупные группы мигрантов, меняя культурный ландшафт и свою собственную самооценку, поскольку они попали в пространство Сибири и Дальнего Востока, где доминировали не религиозные, а гражданские ценности.
В самой умме не хватало богословов, а вышедшие «из подполья» муллы либо изучали ислам самостоятельно, либо (в глубоком детстве) узнавали его из уст стариков или «неофициальных» мулл. Людей, получивших образование в отечественных медресе, — единицы. К тому же возник конфликт с теми, кто (часто при поддержке иностранных фондов) получил знания в странах Ближнего и Среднего Востока. Они нередко склонны к радикализации и в меньшей степени — к уважению традиций адатного ислама. Основными методами деятельности этих людей, претендующих на роль особых посредников в общении мусульман с Аллахом, стали натиск, психологическое давление, обвинения в ширке [9, с. 121].
Пополнение знаний часто проходило без критичного отношения к присланной литературе, зарубежным миссионерам. Иные не принимали во внимание историческое разделение мировой уммы на мазхабы, наличие местных особенностей. Программа еще не запрещенной тогда в стране партии «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» утверждала, что мусульманин не свободен в своем мнении. Форма самоорганизации (ячейки, клички, присяга) отличала «хизбов», а между тем род их профессиональных занятий, социальные установки противоречили установкам салафитов. Их аудикассеты и видеофильмы (а затем и интернет-общение) содержали призывы к немедленному созданию халифата, а действия властей и единоверцев против экстремизма оценивались как «борьба с исламом». Оправдываемое ими насилие снижало порог ответственности, допуская теракты «во имя Аллаха», что не оправдывается ни этически, ни догматически.
В Сибири (где ислам обосновался со времен Средневековья) и на Дальнем Востоке до настоящего времени действует мощный внешний фактор — миграция. Если в Сибири сохраняется тра-
диционно сильный татаро-башкирский компонент в мусульманских общинах, то на Дальнем Востоке складывается иная этническая ситуация — с тенденцией преобладания уроженцев Кавказа и Центральной Азии, которые иногда появляются и на уровне руководства общинами. Происходит устойчивое сокращение татаро-башкирской части мусульманской общины на Дальнем Востоке: самая большая убыль — в Магаданской области (на 83%), в Амурской области (на 64%), на Камчатке (на 60%), в Хабаровском крае (на 55%), на Сахалине (на 54%), в Якутии (на 54%), в Приморском крае (на 47%). Наименьшая убыль татаро-башкирского населения отмечается в Еврейском АО (на 28%) и на Чукотке (на 11%) 7. При этом удельный вес татар и башкир в Сибири (особенно в Западной) в составе населения значительнее.
Среди некоторых общин в различных азиатских субъектах Российской Федерации отмечены призывы к внедрению шариата. Это вызвало настороженное отношение традиционных групп, свидетельствуя о том, что умма вошла в очередной поворот извилистого пути трансформации, пытаясь найти «ответ» на «вызов» времени. Представляет опасность отмеченная правоохранительными органами практика сращивания радикально настроенных верующих и криминала, стремившихся пройти во власть. Кроме того, попытки власти в ряде субъектов Уральского, Сибирского и Дальневосточного федеральных округов выстроить строго централизованную, вертикальную систему духовных управлений мусульман вызывают сопротивление общин и их лидеров.
Понятия «традиционный ислам» и «ваххабизм», вошедшие в оборот у верующих и не всегда верно понимаемые, еще более (нежели в административном плане) раскалывали умму. Отсутствие диалога — одна из причин ее затяжного кризиса, между тем как основополагающий принцип современного социокультурного пространства — диалог светского государства и религиозных объединений — должен быть реализован через людей, посредством личного общения и взаимопонимания.
Ранее поступавшая помощь из-за рубежа, на ритуальные нужды и строительство мечетей, в 2000-е гг. почти прекратилась, но и расчет лишь на внутренний потенциал уммы, экономическую поддержку бизнесменов (как правило, мусульман по происхождению) оказался ошибочным.
Примеры реставрации и строительства новых мечетей в регионе есть, но реальная ситуация такова: они (особенно в сельской местности и вахтовых поселках Заполярья) действовали лишь по пятницам
7 Старостин А. Н. Этнический облик мусульман в Сибири стремительно меняется. URL: http://www.ng.ru/ng_ politics/2015-04-21/15_muslim.html (дата обращения: 30.11.2016).
и в дни праздников 8. Положение приходов также разнится: в сельской местности служители культа зависимы только от исполнения треб, тогда как в больших городах и промпоселках финансовое благосостояние зримо — по облику мечетей, жилых домов и автомобилей. Борьба за лидерство и создание новых духовных управлений мусульман нередко объяснима борьбой за ресурсы в экономически стабильных зонах, когда интересы самих прихожан игнорируются. Иные служители ислама уклонялись от реального участия в укреплении нравственности, имея разные «варианты духовного совершенствования»: для себя, для близкого окружения, остальных единоверцев.
Часть верующих (особенно из неофитов) привлекла в исламе патриархальность устоев как альтернатива «современной бездуховной цивилизации», что в то же время напоминало об утраченных их предками традициях (социокультурная травма). Как следствие, усилились опасные тенденции в призывах, например, к архаизации этнокультур, сакрализации прошлого, что становится для некоторых верующих аргументом в политических дискуссиях о будущем страны и региона.
Сценарии развития уммы в Сибири и на Дальнем Востоке могут быть разными. История ислама в любом регионе земного шара, в том числе в Северной Азии, свидетельствует о невозможности «простого» решения сложных вопросов бытия. Иные случаи из
местной практики государственно-конфессиональных отношений (например, неправомерное решение Сахалинского суда по запрету перевода Корана) имеют и международный резонанс.
Оценивая усилия радикальных структур, важно определить направления противодействия: это не только идеи (иными лишь прикрываются), но и методы вербовки, контроля сознания, действия (в том числе противоправные), к «которым побуждаются адепты». На некоторых из них, как обладателей интеллекта и харизмы, рассчитывали салафиты, превращая их в шахидов. Напротив, для приверженцев адатного (в сибирском варианте) ислама жизнь единоверцев ценна сама по себе. Традиционно в региональной умме авторитетно мнение пожилых людей, у которых велико неприятие радикализма. Их отношение к исламу, как к внутреннему духовному состоянию, личному отношению с Аллахом, а не жесткому соблюдению норм («шариат — в сердце»), признано улемами правомерным.
Нет оснований утверждать, что сибирский региональный вариант исповедания «миролюбивее» традиций, которых придерживаются мусульмане в других регионах мира. Но в противодействии радикализму мусульмане Сибири и Дальнего Востока нашли «лекарство» — общероссийские и местные обычаи, которые необходимо уважать приезжим и знать молодым.
Список литературы
1. Салманов Ф. К. Сибирь — судьба моя. М., 1988.
2. Шульженко Н. В. Исламский фактор в социальных процессах на Дальнем Востоке России : дис. ... канд. социол. наук. Хабаровск, 2009.
3. Квашнин Ю. Н. Современные этнополитические процессы в Ямало-Ненецком автономном округе // Известия Алтайского государственного университета. Серия «История. Политология». 2010. № 4/3.
4. Силантьев Р. Ислам в современной России. Энциклопедия. М., 2008.
5. Тюгашев Е. А., Выдрина Г. А., Попов Ю. В. Этноконфессиональные процессы в современной Югре. Новосибирск, 2004.
6. Баязитова Ф. С. Лексика народного ислама в сибирско-татарских диалектах // Сулеймановские чтения : мат-лы XIII Всерос. науч.-практ. конф. Тюмень, 2010.
7. Ислам на краю света. История ислама в Западной Сибири : в 3 т. / под ред. А. П. Яркова. М., 2015. Т. 3.
8. Тен В. А. О некоторых особенностях миграции населения в регионах Тюменской области в 19822002 гг. // Законодательное регулирование миграционных процессов в Российской Федерации. Тюмень, 2004.
9. Бустанов А. К., Белич И. В., Гумеров И. Г. Прошлое и настоящее в рукописях сибирских мусульман: отчет об археографических работах в 2011 г. // Тобольск научный — 2011 : мат-лы VII Всерос. науч.-практ. конф. Тобольск, 2011.
8 Мечети и мусульманские организации Тюменской области. Информ. справочник / авт.-сост. К. Б. Кабдулвахитов. Тюмень, 2011.
