CC BY
63
УДК 316.354-053.6:329.78 Викулов Александр Константинович
индивидуальный предприниматель, г. Новочеркасск тел.:(950) 848-74-34
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ФЕНОМЕНА ВОЗНИКНОВЕНИЯ ПОЛИТИЗИРОВАННОСТИ В СРЕДЕ СУБКУЛЬТУРНЫХ СОЦИАЛЬНЫХ ГРУПП РОССИЙСКОЙ МОЛОДЕЖИ КОНЦА ХХ В.
(НА ПРИМЕРЕ ИСТОРИИ ФОРМИРОВАНИЯ НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ПАРТИИ)
Vikulov Alexander Konstantinovich
individual entrepreneur, Novocherkassk tel.: (950) 848-74-34
SOCIOCULTURAL BACKGROUNDS OF PHENOMENON OF APPEARING POLITICIZATION IN A MEDIUM OF SUBCULTURAL SOCIAL GROUPS OF RUSSIAN YOUTH OF THE LATE XX CENTURY (ON THE EXAMPLE OF HISTORY OF FORMATION NATIONAL BOLSHEVIK PARTY)
Аннотация:
Экономические и политические преобразования в постсоветской России, а также достигший своего апогея кризис однопартийной системы общественного управления привели российское общество к многопартийной системе государственного саморегулирования. В условиях формирования новой политической системы значительную роль сыграли неформальные политические группы, преобразовавшиеся впоследствии и оформившиеся политические партии, или же сохранившие свое первоначальное положение неформальных политических групп.
Ключевые слова:
неформальная политическая группа, субкультурная социальная группа, политизированность.
The summary:
Economic and political transformation in post-Soviet Russia, as well as the crisis reached its peak one-party system of public administration has led the Russian society to a multiparty system of state selfregulation. In forming a new political system played an important role informal political groups, transforming and took shape later political parties, or retaining its original position of informal political groups.
Keywords:
informal political group, subcultural social group, politicization.
Наша страна, переживая целый ряд бурных и стремительных социально-политических и экономических преобразований, вступила в последнее десятилетие ХХ в. не только обновленной, но и истощившей большинство своих политических, экономических ресурсов, а также творческих человеческих ресурсов. Резкая перемена социально-политической формации, не важно, каким путем или способом она происходит - путем революционного скачка, или путем реформ, при всем желании реформаторов, не имеющим возможности быть постепенными, - всегда являет собой, образно говоря, целый тектонический сдвиг, обрушивший под собой длительно существовавшие до этого нормы существования в социуме. Это должно было привести, и привело к дезориентации российского населения, которое, перестав ощущать себя «советской общностью», оказалось в вакууме стремительно меняющихся и не успевающих отпечатываться в коллективном сознании новых социально-политических норм, идеологем и установок. То есть, по нашему мнению, возникает системный кризис социально-политической самоидентификации, заставивший целые социальные группы остро и не всегда адекватно реагировать на последствия трансформации общественно-экономического способа существования.
В связи с этим очень актуальной выглядит теория аномии французского социолога Дюркгейма, который еще в начале ХХ в. говорил: «В момент общественной дезорганизации... в период бескомпромиссных, но слишком внезапных социальных преобразований, - общество оказывается временно неспособным проявлять нужное воздействие на человека... Прежняя иерархия нарушена, а новая не может сразу установиться. Для того, чтобы люди и вещи заняли в общественном сознании подобающие им место, нужен большой промежуток времени, пока социальные силы, предоставленные сами себе, не придут в состояние равновесия. Относительная ценность их не поддается учету, и, следовательно, на некоторое время всякая регламентация оказывается несостоятельной. Никто не знает точно, что возможно, и что невозможно, что справедливо и что несправедливо; нельзя указать границы между законными и чрезмерными требованиями и надеждами, а потому все считают себя вправе претендовать на все» [1].
Механизмы реакции российской молодежи на перелом, радикальное изменение социальной среды, в которой им предстоит действовать, описаны в современной отечественной социологии в русле рискологических теорий [2]. Некоторые исследователи, рассматривая тему выработки адаптационных социальных стратегий молодежи в этот период, акцентируют внимание на преобладании спонтанных аффектированных, девиантных типов адаптационного поведения. Так, И.А. Кашурина пришла к выводу, что формой со-
циального самоопределения молодежи в основном становится девиантность; отметила преобладание этой формы над традиционными социально-мобилизирующей и социально-воспроизводящей функциями [3, с. 23-26]. Однако такая акцентация, на наш взгляд, не исчерпывает данную проблематику, так как исследование молодежных субкультур (к чему неизбежно должно привести исследование социализации российской молодежи в период перелома) необходимо проводить в русле исторической, культурологической и политологической контекстных составляющих, выявляя и анализируя динамику социальной трансформации групп молодежи, учитывая возможности обретения социального статуса представителями субкультуры, рассматривая факты их дальнейшей институализации. Несомненно, анормальные, девиантные, протестные формы реагирования, вплоть до антизаконных, антиправовых видов деятельности, свойственны некоторым группам и представителям молодежи. Но социально нездоровое общество рождает нездоровые типы реакции на него. К тому же понятие «поведенческая норма» в рамках психологии, которую также необходимо учитывать при изучении молодежи, трактуется далеко не однозначно. Известный психолог Б.С. Братусь указывал, «что отождествление нормальности с «часто встречающимся» (то есть с тем, что представляет собой шаблонную норму, усредняющую и исключающую творческий человеческий потенциал)... резко снижает представление о человеческом развитии, низводя его до уровня приспособления к расхожим шаблонам поведения» [4, с. 8, 234]. Далее автор ссылается на французского психиатра старой школы К. Кюльера, говорившего, что в «тот самый день, когда больше не будет полунормальных людей, цивилизованный мир погибнет. Погибнет не от избытка мудрости, от избытка посредственности».
На наш взгляд, истоки своеобразных социальных форм реагирования молодежи на меняющуюся общественную, социально-культурную реальность 1990-х гг. лежат еще в «перестроечном» периоде существования российского общества, когда и происходило зарождение социальных молодежных субкультур.
Ортега-и-Гассет, изучая феномен «восстания масс», поразивший ХХ в., говорил: «...феномен нашего времени - культ молодежи как таковой. Все от мала до велика подались в «молодые», прослышав, что у молодых больше прав, чем обязанностей, поскольку последние можно отложить в долгий ящик и приберечь для зрелости. Молодость как таковую всегда освобождали от тяжести свершений. Она жила в долг. Это мнимое право ей снисходительно и ласково даровали старшие» [5, с. 180-200]. Наиболее пассионарные (по Л. Гумилеву) молодые люди из разных социальных слоев позднего советского периода, избегая «добровольно-принудительно» предлагаемых им путей самореализации, не желали для осуществления «свершений» ожидать зрелости, формируясь в субкультурные разноплановые группы (хиппи «системы», панки, рок-тусовка, культурная богема) с действующими только внутри данных групп социальными моделями поведения, нравственными и культурными ориентирами.
Потеря социальных норм, размывание морально-ценностных установок в российском обществе в период последнего десятилетия ХХ в. привели к целому ряду общественно-социальных факторов, усиливших общественно-политические проблемы, которые, на фоне тотального экономического спада, социального расслоения и криминализации общества, не могли не вызвать неконтролируемый всплеск политической активности масс. Зарождаются невероятно разнообразные по политическому спектру и экономическим требованиям общественно-политические движения, центростремительно оформляющиеся в новые партии.
Трудно поддается социально-политической маркировке в этот сложный общественный период молодежь вообще, так как, оказавшись в зоне риске, дезорганизованная на фоне отторжения от политических и социальных прав и экономических возможностей (связанных с проблемами получения образования, затруднения поисков успешной самореализации), в большинстве своем она не имела возможностей для социальной самоорганизации. Исключение составляли, пожалуй, именно субкультурные группы молодежи, имеющие таковой опыт.
К началу 90-х гг. прошлого века, если рассматривать трансформацию молодежных субкультур, можно говорить о поисках иных форм социального реагирования на стремительно меняющуюся общественно-политическую реальность. Прежние, привычные формы реагирования на окружающий социум, проявляющиеся в виде так называемого «ухода от действительности», культурного и политического эскапизма, не выдержали «проверки временем». Когда ранее запретные формы самореализации субкультурной молодежи, составляющей так называемую «контркультуру», уже традиционно долгое время противопоставляющей свое творчество в русле рок-, панк-музыки официозной и массовой («поп») культуре, перестают быть запретными, становясь общепризнанным «форматом» молодежной культуры, происходит стирание налета «сакральности», «избранности», притягивающего в закрытые субкультурные группы новые формации молодежи. Происходит явление переосмысления, переоценки, кризиса внутригрупповых ценностей наиболее активными представителями молодежных субкультурных групп.
Начавшиеся поиски социальной и политической самореализации молодежи, происходящие на фоне системного кризиса постреформенного общества, который не мог не вызвать негативной оценки в сознании молодых нонконформистов, выдвинули перед ними потребность в создании совершенно новых ценностных ориентиров. Но попытки присоединить к этим поискам научную методологию, побуждавшие молодежь к активному философскому, политическому самообразованию, и заставившие многих из них легитимизировать свое образование путем поступления в университеты (как правило, на гуманитарные факультеты, оперирующие сводом знаний о человеке - филологический, философский), встретили на своем пути подводные камни. В период экономического и общественно-политического перелома, как справедливо заметил А.Г. Дугин, произошедшая дегуманизации российского общества, кризис науки сказались главным образом на гуманитарных научных дисциплинах, которые напрямую связаны с идеологией общества, историческим самосознанием, мировоззрением, национальной идеей. Когда в переходный период это самосознание оказывается размытым, а гуманитарные науки теряют стройность и непротиворечивость, складывается ситуация, «...когда преподаватели гуманитарных дисциплин транслируют студентам, опира-
ясь на свои личные или групповые предпочтения, довольно случайные элементы гуманитарных знаний, вырванные из контекста. Разрушается единое интеллектуальное пространство общества». В этой возникшей лакуне происходит дальнейшая стихийная, неконтролируемая политическая активизация молодежи, которая более не способна воспринимать знания через иерархичные социальные связи (трансляция «ученик - учитель»), потерявшие для молодых нонконформистов свою убедительность [6, с. 762-771]. Обретение новой самоидентификации происходит теперь уже абсолютно самостоятельно, через свои прежние социальные каналы, связывающие субкультуры.
И тут на арене появляется активно востребованный интерес к политическим, леворадикальным движениям, отчасти пересаженный на нашу почву с западного образца. Тем более что почва оказалась подготовленной. Априорно «левацкие» молодежные движения во всем мире коррелировали с молодежными субкультурами, чего долгое время были лишены российские реалии.
В конце 1993 г. после некоторого периода существования аморфных политических молодежных неформальных объединений, действовавших в идеологических рамках общего леворадикального, патриотического политического русла, происходит консолидация их в организованный А.Г. Дугиным, в дальнейшем редактором журнала «Элементы» (вышедшим из субкультурного литературного объединения последователей метафизического реализма писателя Ю. Мамлеева) Национал-Большевистский Фронт. На улицах Москвы ими проводятся политические акции протеста против властных структур, своей политической линией на неолиберальные реформы приведших страну, по их мнению, к стремительному обнищанию масс на фоне зарождения буржуазии. Присоединившийся к ним вернувшийся из эмиграции скандально известный писатель-диссидент Э. Лимонов довольно-таки быстро интегрировал вокруг себя группу нонконформистской молодежи. После ряда проведенных совместно, под руководством Э. Лимонова и идейным оформлением А. Дугина, политических акций, из них формируется Национал-большевистская Партия, о чем общественность была оповещена со страниц газеты «Советская Россия». Политическая платформа партии, кроме творчески переосмысленного и динамичного неомарксизма (не без влияния идейного инструментария леворадикальных движений запада, который привез вернувшийся из эмиграции Э. Лимонов), представляла собой постсоветскую эклектику идеологий национал-большевизма, троцкизма, марку-зианства, почвенничества, либертарианства и анархизма. Благодаря (и не в последнюю очередь) харизме двух столь разных основателей новой леворадикальной партии НБП, Лимонова и Дугина, имеющих разнообразные культурные, литературные интересы и столь же разнообразные социальные связи (с «золотой» молодежью, так называемыми «мажорами», с «рок-тусовкой», представляющей собой сложный по внутренней структуре и социальным связям контркультурный пласт), вызывается к жизни романтичный образ бунтарей-нонконформистов, консолидирующихся из стихийно протестных (против существующего строя) в сплоченные ряды «молодых бойцов нового революционного фронта». Этот притягательный для молодежи, вышедшей из субкультурных групп, образ, подкрепляемый уличными политическими акциями, часто носящими антиправовой характер, довольно-таки быстро передается по внутренним информационным каналам, связывающим родственные молодежные субкультуры, и играет роль катализатора востребованной на тот социально-исторический момент пробуждающейся политической активности.
Громадную роль в вышеназванном явлении сыграла крупнейшая культовая фигура среды субкультурных леворадикальных молодежных групп - сибирский рок-музыкант и поэт Егор Летов, который был выразителем их культурных и духовных потребностей. В сочетании с радикальной аудиовизуальной подачей, являющей собой жанр русского «постпанка», он транслировал как гражданскую поэзию, так и архетипы мистического русского мифотворчества. Творческая эволюция указанного автора во многом повторяет историю эволюции взглядов и политических ориентиров большинства членов субкультурных нонконформистских молодежных групп. Очень любопытна, на наш взгляд, трансформация творчества Е. Летова, имеющего огромную аудиторию на всем постсоветском пространстве. Если в начале существования Летовской группы «Гражданская оборона» (конец 80-х) им характерно протестное искусство, выступающее против разлагающейся советской системы (которую Э. Лимонов называл «санаторно-дисциплинарным режимом»), которое базировалось как на культурных основах панк-культуры США конца 60-х гг. ХХ в., так и на идеях «махновского» анархизма, то к началу 90-х гг. происходит трансформация творчества «ГО» в пафосное революционное искусство, близкое к почвенному коммунизму А. Платонова, в сочетании с архетипами христианства и славянского язычества. В 1994 г. Е. Летов формирует уникальное культурно-политическое движение «Русский прорыв», которое почти все интегрировалось в НБП. Позже к «Русскому прорыву» присоединяются региональные (в основном - сибирские) рок-группы, представляющие собой почвенническую волну в противовес демократизированной «форматной» индифферентной российской поп и рок-культуре.
Именно «Русский прорыв» являл собой контркультурный «формат», генератор идей, транслируемых в массы, воспламеняющий все новых бунтарей, которые пополняли ряды лево-радикальных движений политической арены России конца века (и это не только НБП, но и разного рода возникшие новые комсомольские организации, АКМ). В середине 90-х из музыкально-артистической богемы разных регионов в НБП вступили многие известные в ставшей значительно более массовой к тому периоду рок-среде музыкантов и лидеров групп.
В одном из недавних интервью А.Г. Дугин говорил о том периоде: «Именно потому, почему сейчас Кремль делает ставку на молодежь, тогда сделали свою ставку мы с Лимоновым. И оказались абсолютно правы, потому что к нам приходили люди незамутненные, свежие, живые. Это был набросок будущей элиты» [6, с. 762-771].
В период середины - конца 90-х состав НБП неизменно пополнялся, достигая количественной планки - 2 000 активных членов партии. Причем в разных регионах страны с трудом поддается учету большая молодежная аудитория, состоящая из читателей периодического издания НБП - «Лимонки», со-
чувствующих и принимающих участие в акциях НБП. «До 1998 года партия состояла из двух частей - интеллектуалов, пришедших собственно «на национал-большевизм» - в поисках патриотической идеи, метафизики и инициации, и людей, мягко говоря, попроще, пришедших «на Лимонова»... С 1995 по 1998 год у нас появились тысячи сторонников по стране. У нас был штаб на Фрунзенской набережной в Москве, который нам дал Лужков. Там проходили перформансы, выставки, лекции по политологии - собственно то, чем сейчас занимаются «Наши», «Россия молодая»» [7, с. 762-771]. Социальный статус активных членов НБП характеризовался высоким образовательным цензом, независимо от того, из каких социальных слоев выходили национал-большевики.
Резюмируя, можно сказать, что невостребованный кризисным российским обществом последнего десятилетия ХХ в. творческий и интеллектуальный потенциал молодежи, предоставленной самой себе (в отсутствие государственной молодежной политики), со свойственной вообще молодежи деятельностной жаждой, пластично отливался в те стихийные формы политизированности масс, которые больше всего отвечали внутренним запросам молодых, желающих преобразовывать нищавшую и, казалось, разрушающуюся у них на глазах российскую действительность. Куда заводила молодежь эта жажда преобразования в обществе - тема отдельная, и, скорее всего, для анализа ее будет необходимо учитывать еще и такой момент: разрушенный «железный занавес», отделявший некогда нашу страну от остального мира, не только открыл ее для демократических позитивных преобразований. Но и сделал игралищем разнообразных политических сил, заинтересованных в тех или иных результатах и делающих свою ставку на «пассионарность» молодежи, которая всегда является главным социальным ресурсом любого общества. Ресурсом, из которого черпаются свежие силы для формирования культурной, интеллектуальной и политической элиты, необходимой для гармоничного существования любого жизнеспособного общества.
«Всеобщая политизация, - говорил еще в 1937 г. выдающийся испанский философ, - поглощение политикой всех и вся - не что иное, как восстание масс. Мятежная масса утратила малейшую способность к религии и знанию. Она не может вместить ничего, кроме политики, - политики раздутой, безудержной хлынувшей через край, чтобы вытеснить религию, знание, мудрость, словом, то единственное, что способно по своей природе завладеть человеческим разумом» [8].
Ссылки:
1. Иншаков С.М. Зарубежная криминология. § 9 Социальная дезорганизация (Э. Дюркгейм). 11Р1_: http://www.pravo.vuzlib.net/book_z484_page_9.html (дата обращения: 02.10.2011).
2. Зубок Ю.А. Риск в социальном развитии молодежи // Социально-гуманитарные знания. 2003. № 1. С. 147-162.
3. Кашурина И.А. Девиантные стратегии российской молодежи: автореф. ... канд. соц. наук. Ростов н/Д, 2007. Братусь Б.С. Аномалии личности. М., 1988.
4. Ортега-и-Гассет Хосе. Восстание масс: сб. / пер. с исп. М., 2002.
5. Дугин А.Г. Обществоведение для граждан новой России. «Евразийское движение». М., 2007.
6. Дугин: правда о Лимонове // Деловая газета
«Взгляд». 18 мая 2007. 11Р1_:
http://vz.rU/politics/2007/5/18/82996.ргіпШтІ (дата обращения: 01.10.2011).
7. Там же.
8. Дугин А.Г Указ. соч.
References (transliterated):
1. Inshakov S.M. Zarubezhnaya kriminologiya. # 9 Sot-sial'naya dezorganizatsiya (E. Dyurkgeym). URL: http://www.pravo.vuzlib.net/book_z484_page_9.html (date of access: 02.10.2011).
2. Zubok Y.A. Risk v sotsial'nom razvitii molodezhi // Sotsial'no-gumanitarnye znaniya. 2003. No. 1. P. 147-162.
3. Kashurina I.A. Deviantnye strategii rossiyskoy molodezhi: avtoref. ... kand. sots. nauk. Rostov n/D, 2007. Bratus' B.S. Anomalii lichnosti. M., 1988.
4. Ortega-i-Gasset Khose. Vosstanie mass: col. / transl. from Spanish. M., 2002.
5. Dugin A.G. Obshchestvovedenie dlya grazhdan no-voy Rossii. “Evraziyskoe dvizhenie”. M., 2007.
6. Dugin: pravda o Limonove // Delovaya gazeta «Vzglyad». 18 maya 2007. URL: http://vz.ru/politics/2007/5/18/82996.print.html (date of access: 01.10.2011).
7. Ibid.
8. Dugin A.G Op. cit.
