CC BY
25
DOI: 10.15593/2224-9354/2020.3.8 УДК 316.361.13
З.С. Эльсаева
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ КОНТЕКСТЫ КОНСТРУИРОВАНИЯ ОБРАЗОВ СЕМЬИ В МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫХ БРАКАХ
Рассматриваются социокультурные контексты конструирования образов семьи в межнациональных браках. Анализ формирования образов семьи в интернациональных браках разработан на базе интервью, полученных в ходе проведенного опроса зимой 2019 г. с представителями межнациональных семей. Указываются факторы, влияющие на трансформацию этнокультурных контекстов, формирующихся в семейно-брачных отношениях. Точка зрения автора основывается на проведенном эмпирическом исследовании, разработанном в процессе качественного исследования взаимоотношения тендерных практик. На первый план выходят ситуации уровня повседневности, связанные с интернациональными браками, посредством которых регулируются нормы взаимодействия, сформировавшиеся в различных традициях. Формулируются проблемы и источники полиэтнических семейных отношений, воздействующих на процесс, характер и динамику национальной стратификации. Показана значимость системы двойных стандартов, представляемых традиционной моралью для регулирования гендерных взаимодействий. Раскрываются основные отличия систем ценностей разных этносов, эксплицируемые в гендерных взаимодействиях через стереотипы повседневного поведения. Гендерные отличия трактуются в формате социокультурного феномена, напрямую относящегося к основным тенденциям развития социума. Утверждается важность преодоления влияний на массовое сознание и превалирующие идеологии архаических представлений, сформированных на мифологизации бинарной оппозиции «мужского и женского» начал. Выявлены конфликтные ситуации в межэтнических браках, на основе которых сделаны выводы о формах взаимодействия регулятивных норм, установленных в различных национальных традициях. Исследуется состояние кризиса семьи на современном этапе развития российского общества. Данный кризис рассматривается как завершающий этап распада патриархальной модели семьи.
Ключевые слова: кросскультурные взаимодействия, стереотипы моделей семьи, этническая идентичность, идеология гендерного неравенства, гендерные роли в семье и обществе.
В рамках феноменологического подхода к «изучению межнациональных браков акцент делается на изучении установок, ценностей, поведения, быта, традиций, повседневных действий, образ семьи, образ родителей, отношение к детям с точки зрения отдельных индивидов» [1]. В существенной степени, если говорить об историческом бэкграунде, эти установки определяются, по-прежнему, унаследованными от советской эпохи ожиданиями, связанными с политикой «позитивной дискриминации (affirmative action)» [2, 3]. Вместе с тем за последние три десятилетия мотивация данного типа постепенно вытеснялась другими смысловыми конструкциями.
© Эльсаева З.С., 2020
Эльсаева Зарема Султановна - аспирант кафедры социологии и социальной политики Поволжского института управления имени П.А. Столыпина - филиал РАНХиГС г. Саратов, e-mail: elsaeva.zarema@mail.ru.
Рассматривая современный этап российского общества, исследователи отмечают два основных направления, влияющих на преобразование форм межнациональных семей.
Одно из них направлено на сохранение национальной идентичности. Оно предполагает сохранение традиционной модели семьи с патриархальным укладом, в которой совместно проживают несколько поколений и во главе семьи стоит мужчина. Данная модель, как правило, присуща межэтническим семья, где супруг является представителем кавказских этносов либо этносов из Средней Азии, в которых сохранились традиционные модели семьи [4. с. 131; 5, с. 240; 6].
Как подчеркивают исследователи, многие русские женщины стремятся к такой модели семьи, в которой они могут взять на себя роль домохозяйки и хранительницы домашнего очага, а мужчина станет добытчиком и кормильцем. Данная модель остается популярной среди части молодого поколения мужчин и женщин [7, с. 71, 122; 8, 9]. По мнению Л.А. Хачатрян и А.А. Чадо-вой: «Женщин привлекают работящие, придерживающиеся традиционных норм морали мужчины». В то время как русские мужчины «отказываются от традиционных семейных ролей» [4, с. 130].
При этом социологи отмечают тот факт, что женщины, вступая в межэтнические браки, не имеют никакого представления об иной культуре и не рассчитывают определенных рисков создания подобных браков. Исследователи выделяют следующие риски: 1) двустороннее аннулирование национальных идентичностей; 2) стремление подстроить супруга или супругу под свою идентичность; 3) подавление одной идентичностью другой. Помимо данных рисков, исследователи также отмечают перспективы адаптации в сообщество близких родственников каждой из сторон: принятие выбора, категорический отказ и пассивное несогласие с данным выбором модели межэтнических отношений [7, с. 100-102; 10, 11].
Второе направление ведет к постепенному аннулированию культурных отличий, т.е. размывание культурных основ. В данном случае при попадании представителей культуры национального меньшинства, в культуру доминирующей общности, как правило, происходит образование иной категории семьи, в которой не признаются культурные, этнические традиции и семейные ценности. В общем фокусе это все представляется невозможным для функционирования семьи на современном этапе развития общества [4, с. 131; 12, 13]. Данную модель нельзя ассоциировать только с определенными этносами, такая форма отношений может быть присуща межэтническим семьям с абсолютно различными национальностями. По данным исследования, проведенного Ю.А. Дубник, среди молодого поколения мужчин и женщин 54,9 % опрошенных не важно сохранение национальной идентичности, 59,6 % респондентов, состоящих в браке, также не важны свои национальные устои [14].
При рассмотрении двух вышеуказанных тенденций исследователи отмечают следующие риски формирования интернациональных семей. Во-первых, в подобные браки вступают во взаимный контакт индивиды, относящиеся к крайне различным культурам, иным конфессиям, их уклад жизни регламентируется диаметрально противоположными традициями и обычаями. Во-вторых, внутрисемейная жизнь в подобных семьях осложняется различными взглядами супругов на распределение ролей членов семьи, на воспитание детей, иными представлениями об образе жизни внутри семьи. В-третьих, усложняют внутрисемейные отношения различные системы ценностей членов семьи и возможный языковой барьер. В-четвертых, проблематичным также становится вопрос этнической самоидентификации детей, рожденных в межнациональных семьях [7, с. 100-102; 15, 16].
Формирующиеся новые тенденции изучались нами на материале биографических интервью с женщинами, состоящими в межнациональных браках. Опросы осуществлялись осенью-зимой 2019 г.
Готовность русских женщин к бракам с представителями традиционно ориентированных этнических общностей часто определяется сугубо прагматическими соображениями. Наша респондентка Т. рассказывает: По дому какие-то дела я сама могу сделать, и это вызывало у него непонимание, так как он считал это мужскими делами и обязанностями, а я все спорила, что сама могу сделать. Например, отвалилась дверь от шкафчика, я сама прикручивала или лампочку лезла менять, или кран потек, тоже сама меняла. До этого у меня был муж русский, и он этого не делал, только пил да гулял. И поэтому я сама все это знаю и умею, но со вторым мужем он мне говорил, не лезь, подожди есть же я, и сам могу сделать. И он ругался, что мы русские женщины лезем «вперед паровоза», просил говорить ему, и он сделает.
Примечательно, что данная ситуация может интерпретироваться совершенно по-разному в различных культурных контекстах. Наша респондентка, во-первых, воспринимает как совершенно нормальное то положение вещей, при котором мужчина ведет себя предельно инфантильно. Конечно, она с первым мужем все-таки развелась, но, как обычно бывает в подобных ситуациях, ему пришлось достаточно долго демонстрировать свою непригодность к семейной жизни и проявить ее более явно, нежели через игнорирование мелкого домашнего ремонта. Во-вторых, поведение второго мужа она воспринимает на подсознательном уровне, точнее, очень хочет воспринимать как проявление заботы.
Между тем сам ее новый супруг своей действительной мотивации не скрывает. Для него важно сохранение роли главы семьи, подразумевающее контроль всех сфер жизни, включая и тот же мелкий ремонт. Кроме того, исключение женщины из области «мужских обязанностей» подчеркивает ее зависимость, а следовательно, подчиненное положение. Наша респондентка, од-
нако, не думает об этом так; для нее удобнее на данный момент рассматривать ситуацию иначе, акцентируя не намерения, а действия.
Здесь стоит заметить, что изначально различия социокультурных контекстов нашей респоденткой осознавались: Я вышла замуж за кавказца, потому что думала на тот момент, что они более придерживаются традиционных взглядов на семейные отношения. Мне нравилось, что в их традициях мужчина главный, что старших нужно уважать. А у нас у русских этого, честно говоря, нет, это все уже давно потеряно, и у русских главные жены в семье. Мои родители узнали о том, что я вышла замуж, когда было уже поздно, можно сказать поставила перед фактом, что я вышла замуж. Папы у меня нет, он погиб давно. А мама сказала только то, что будет тяжело подстроиться под чужой менталитет, так как мы привыкли, что у нас женщины все решают, а там по-другому. Когда уже начали жить вместе, появились проблемы.
Однако с этим она готова была мириться. Прежде всего потому, что имевшийся опыт брака с носителем культурных ценностей, принятых в среде, в которой она родилась, оказался неудачным. Кроме того, суждения матери она воспринимает не как идеологическое обоснование матриархата, а как отражение вынужденного и тяжелого жизненного опыта. Девушки, выросшие в неполной семье, достаточно часто вырабатывают именно патриархальные, в той или иной степени, идеалы, поскольку образ мужчины, главы семьи, формируется у них именно как идеальный, свободный от наслоений негативного жизненного опыта.
Что касается проблем, они действительно возникли, причем, отнюдь не только в связи с распределением домашних обязанностей. По поводу детей муж сразу сказал, что наши общие дети должны знать его родной язык и что жены их должны быть лезгинками, потому что кровь национальная уже 50 на 50, и чтобы не потерять свою национальность, они должны жениться только на лезгинках. Муж дома с детьми разговаривает только на лезгинском, а я - на русском. Это уже латентный конфликт, остроту которого нельзя оценивать однозначно. На уровне данной конкретной семьи конфликт может и не получить развития, в зависимости от достаточно сложного сочетания внутренних и внешних факторов. Однако, так или иначе, он проявит себя, возможно, через поколение. На уровне этнических общностей ситуация более определенная. Конечно, с точки зрения интересов сохранения лезгинской идентичности стратегия обособления может представляться оправданной. Но, с одной стороны, если все потенциальные представители русской общности будут отказываться от принадлежности к ней, через какое-то время она сама превратится в национальное меньшинство. А с другой стороны, последовательно проводимая всеми народами стратегия обособления будет иметь следствием то, что всегда порождала на протяжении истории: межнациональные конфликты, что делает перспективу такой стратегии, по меньшей мере, сомнительной.
В нашем массиве интервью случаи брачных союзов, в которых именно муж является русским, редки, их можно считать парадоксальными. Объясняется такое положение вещей очень просто. С одной стороны, в этносах с более выраженными традиционалистскими ориентациями культуры максимизируется ценность сына как наследника. В крайних случаях, как это имело место, прежде всего, в Китае [17], где возможности генетического контроля использовались весьма интенсивно [18], а также в Индии, странах Юго-Восточной Азии (по данным, представленным в докладе, подготовленном Фондом развития ООН в 2011 г., в поколениях фертильного возраста по этому региону преобладание мужчин составляет порядка 100 млн чел.) [19], такая ориентация порождает масштабные гендерные несоответствия, в конечном счете способные порождать не только кризисы, но и демографические катастрофы [19]. В российских регионах с преобладанием мусульманского населения, пограничных с Россией исламских и на Ближнем Востоке, аналогичные проблемы не столь остро проявились, но, в ряде случаев, излишек молодых мужчин имеет место, что порождает терпимость со стороны старшего поколения к поиску ими невест за пределами своего этноса. С другой стороны, девушки в этих регионах абсолютно несвободны в выборе женихов, а их, напротив, родители к межэтническим бракам не поощряют.
На этом фоне явное исключение представляет Татарстан, не удивительно, что именно отсюда происходят наши респондентки, вступившие в браки с русскими. Степень эмансипации женщин в этом регионе вообще очень высока, знаковым показателем чего может служить судьба Ирины Шайхлисламовой, родившейся 6 января 1986 г. в Еманжелинске Челябинской области, и ставшей известной миру как Ирина Шейк [20]. Карьера модели трудно совместима с традиционными представлениями о роли женщины в мусульманском мире; впрочем, и сама Ирина родилась в смешанном браке, будучи татаркой только по отцу.
Ситуацию, далекую от идеалов изоляционизма, описывает и наша рес-пондентка. Я вообще никогда не хотела замуж за своего татарина, и так вот совпало что вышла замуж за русского. Не хотела замуж за татарина, потому что они слишком мягкие мужчины, а мне этого никогда не хотелось. Мои родители спокойно отнеслись к моему выбору, потому что сестра тоже вышла замуж за человека другой национальности, и все-таки мои родители были уже обрусевшие на тот момент, потому что долго уже прожили в России. До свадьбы я думала, что у нас не будет проблем из-за разных национальностей, потому что мне казалось, что наши менталитеты схожи, и мы проживали долгое время в одной местности. А сейчас, конечно, понимаю, что были такие проблемы.
Показательно здесь суждение о мягкости татарских мужчин. Здесь речь идет, опять-таки, о восприятии социокультурных изменений, происходящих
при интеграции в индустриальную и постиндустриальную культуру. Парадокс заключается в том, что девушка была, в определенной мере, ориентирована скорее на ожидания, связанные с патриархальной традицией, в силу чего соотечественники и показались ей «слишком эмансипированными», но пришла в итоге к браку с представителем как раз доминирующей культуры постиндустриального типа. С другой стороны, ее ожидания отнюдь не были, как мы видим, в полном смысле отвечающими идеалам традиционализма. По сути, подсознательно она хотела получить преимущества обеих систем.
Были недопонимания между нашими родителями. Например, когда мы приезжаем к моим родителям, все обязательно должны выйти поздороваться. Мама моя накрывает на стол, чтобы было первое, второе, чай. А у них если ты приехал на чай в гости, значит это будет только чай. Для них это норма, для нас это стыдно. Даже с детьми, я много раз оставляла детей у своей мамы и еще не разу не оставляла их у родителей мужа. Хотя они уже и привыкли, что у нас есть свои правила в плане еды и прочего, но все равно есть опаска у меня. Даже есть пример сестры мужа, которая тоже мусульманка, и когда она оставила дочь у своей мамы русской не мусульманки, это как раз было на масленицу, она потом пришла домой и рассказывала, как они праздновали масленицу. Это я и боюсь, что они научат учить моих детей, тому что мы не празднуем. Для мужа моего тоже было многое не привычно, например, если у нас были какие-то проблемы семейные, то с моей стороны все родственники близкие принимали участие в решении наших проблем. А у них такого нет, они не лезут в семью друг к другу с помощью. Еще есть различие в том, что мои родственники к нам приходят без предупреждения и все сразу, а его, даже когда в городе бывают, никогда не зайдут, пока не пригласишь. И они как-то на это не обижаются, что редко у нас бывают. Также муж моих родителей называет, как и я, по-татарски аникай (мама), аттика (папа), и он как-то привык к этому.
Таким образом, наша респондентка не только рефлексирует культурные различия, но и соотносит их с разными типами традиций, при этом понимая, что ее национальная традиция более архаична. Она вполне осознанно опасается размывания этой традиции в следующем поколении, не считая ее достаточно устойчивой. При этом со стороны мужа и его родителей не предпринимается попыток включить саму респондентку и детей в свою культурную традицию, механизм ассимиляции работает самостоятельно.
В сравнении с этим кейсом для русских женщин, выходящих замуж за мусульман, интериоризация межкультурных различий свойственна в меньшей степени, они скорее разделяют общекультурные аспекты и бытовой пласт отношений.
Я вышла замуж сначала, а потом прошло какое-то время, и я Ислам приняла. Я не сразу согласилась, потому что боялась, что мы не сойдемся по сво-
им традициям и взглядам. Я все-таки не в молодом возрасте выходила замуж и здраво смотрела на ситуацию. Он ко мне относится с пониманием, ни в чем мне не отказывает, очень отзывчивый. До остановки провожает. Меня успокаивало, что он таджик, соблюдающий свои религиозные обряды, и поэтому я подумал, что в нем будет больше ответственности, чем у простых таджиков, которые не практикуют религию свою. Все-таки богобоязненность давала надежду, что он честный, достойный человек.
У меня дома дети, все остальные родственники посчитали, что все, они меня потеряли. Дети мои пока не до конца приняли его, во-первых, потому что они христиане. Я их понимаю, потому что сама всю свою сознательную жизнь была христианкой, раньше для меня поменять веру было предательством. Но пообщавшись с мусульманами больше десяти лет, начала задумываться о религии и понимании, в чем истина. Первый раз я столкнулась с мусульманами, устроившись на рынок халяльной продукции, я целенаправленно пошла работать именно к мусульманам, потому что не хотела обманывать, а на рынках все обманывают и от этого не уйти. И только на халяльной продукции можно было этого избежать, потому что там мне сразу поставили условие не обманывать покупателей. Сейчас прошел уже год, сын начал с мужем общаться, а дочка все-таки более осторожно себя ведет, потому что ей всегда рассказывают много плохого про мусульман. Но их можно понять, до моего брака дети с мусульманами не общались и не знают, что это за люди. Когда сын пообщался с мусульманами, он понял, что они довольно-таки интересные люди, с ними есть о чем поговорить и что все не так, как по телевизору показывают. Конечно, поначалу сын с опаской спрашивал: «Мам, ты теперь тоже будешь хиджаб носить». Но потом, когда сын к нам приехал, он увидел, как муж много всего сделал по хозяйству, все то, что до этого было в запущенном виде. Он увидел, что муж доброжелательный и юморной. И сын тогда сказал мужу: «Моя мама в надежных руках, я могу быть за нее спокоен». Дочь пока держится настороженно, у нее есть знакомый близкий буддист, который отрицательно относится к мусульманам и говорит ей много плохого на этот счет.
В мироощущении нашей респондентки макросреда резко отделена от микросреды. Она полагается на личный опыт, не проектирует жизненные стратегии по общим идеологическим установкам. И в конструировании семьи пошла практическим путем, принимая во внимание только то, в какой мере поведение мужа по отношению к ней самой устраивает ее лично. И лишь убедившись в его готовности проявлять заботу о жене, проявила встречную готовность принять привычные для него нормы отношений.
С мужем мусульманином я ощутила заботу, которую за всю жизнь не чувствовала, забота которая нужна каждой женщине. Машинка как-то сломалась, так он сам починил. Сначала он окружил меня заботой, а потом со
временем начал говорить то, что мне нельзя. Вот, например, на пляж я больше не езжу, мы везде вместе. Первое время я это воспринимала с протестом, потому что я каждое лето езжу на пляж, но он был категоричен в этом вопросе. Я первое время обижалась, но он сделал все, чтобы решить этот вопрос, и дал мне альтернативу, сделав мне бассейн. На даче я больше не копаю огород, теперь это только мужская обязанность его, и он сам взял на себя это дело. Мне это очень приятно. Я привыкла сама все самостоятельно делать и принимать решения. А после замужества он стал главным в семье, не то чтобы меня это не устраивало, просто мне нужно было время, чтобы к этому привыкнуть. Обо всем нужно было у него спрашивать разрешения. Ему не нравилось, что я здороваюсь с чужими мужчинами или улыбалась кому-то, но так как я в магазине работаю, мне нужно здороваться со всеми, и с мужчинами, и с женщинами.
В этом кейсе, впрочем, очевидно наличие некоторых компромиссов. Вообще говоря, работающая женщина в современном исламском мире не есть нечто невозможное, но во всяком случае строгому пониманию традиции не совсем соответствует. Наша респондентка перестала ездить на пляж, но не ушла с работы, и уже это, само по себе, предполагает степень свободы, недостижимую для большинства женщин Пакистана, Афганистана, ряда регионов Ближнего Востока, да и многих горянок России.
В то же время в ключевых моментах наша респондентка принимает характерную для традиционных культур модель семейных отношений. И дело здесь не в том, кто именно считается главой семьи; в реальной жизни немало «восточных женщин» вполне успешно управляют своими мужьями. Характерна здесь фраза «привыкла сама все самостоятельно делать и принимать решения». На самом деле она описывает ситуацию не только в предбрачный период, но и в первом браке, как и в значительной части типичных для индустриальных стран брачных союзов. Практики согласования решений в них действуют ограниченно, что вполне логично, с учетом ускорения темпа жизни (хотя, как это ни парадоксально, современные коммуникационные технологии создают возможности оперативного обсуждения даже мелких бытовых вопросов, чем отдельные люди пользуются). Именно здесь проходит линия ключевого различия. У людей, чья психология полностью адекватна эпохе модерна, локус контроля не вынесен вовне, как это было в традиционных культурах. Поэтому, если представители традиционных культур считают естественным разделение ответственности практически для любых ситуаций, в культурах модерна, тем более постмодерна, ответственность может быть только индивидуальной. В этой новой парадигме семейные отношения приобретают иной смысл, утрачивая характеристики, по-прежнему важные для людей, сохранивших традиционное мироощущение. Поэтому такие люди могут предпочитать межнациональные браки, сохраняющие их действительную культурную принадлежность.
Пример высокой степени готовности адаптации к иной культуре демонстрирует следующий кейс. Муж приехал в Россию учиться. Я, когда была маленькая, решила, что не выйду замуж за русского. Я всегда думала, что русские мужчины все пьют, а не русские они не пьют, они больше в семье. И когда я подрастала, все больше и больше в это убеждалась. Когда я училась в училище, у меня была подружка татарка, и у нее родители были вместе. Я замечала, что нерусские мужчины в особенности мусульмане, они больше нацелены на семью. Я хотела именно семьи, чтобы выйти замуж один раз и жить долго и счастливо до конца.
Изначальная установка нашей респондентки близка к тем, что уже фиксировались ранее, для других русских девушек, выходящих замуж за мигрантов из регионов с доминированием традиционных культур. Установка эта настолько сильна, что породила готовность к достаточно масштабному отказу от национальной традиции: Муж сразу сказал, что не обязательно принимать Ислам, можно оставаться христианкой. Но все равно принимала Ислам, потому что сама этого хотела. Имам в мечети у меня спросил, а если он не женится на тебе, я ответила, что это не важно. Мама мне сказала, не забывай нашего Бога, я у нее спросила, кто наш Бог, а кто не наш, она не смогла мне ответить и больше ничего не сказала. После того как приняла Ислам, я все равно так же одевалась, как раньше, муж меня не обязывал менять образ в одежде. Только при перелете, когда самолет уже приземлился в Пакистане, я переоделась в аэропорту в их одежду национальную. Но все-таки для меня не было такой строгости, как у местных женщин, я одевалась скромно, но паранджу не носила. И когда сюда вернулись в Саратов, тоже муж не заставлял надевать платок. А то, что я надела платок, это была моя инициатива, и на работу тут устраивалась, искала место, где возьмут в платке. И в медресе я поступила по своему личному желанию. Когда я сказала маме, что собираюсь выйти замуж за пакистанца, она испугалась, и первые ее слова были, что он меня продаст.
Мы оставляем в стороне вопрос о природе религиозного чувства, акцентируем лишь явную готовность девушки, принять совокупность ценностей культуры, из которой происходит ее будущий муж. В то же время на уровне обыденного поведения компромиссы строятся по иной схеме: Его родителей первое впечатление было по фото, которое муж отправил им. Я была на каблуках, в юбке выше колен, с распущенными волосами, поэтому они приняли меня за девушку легкого поведения. Такое мнение было у его мамы до тех пор, пока мы не приехали, и я не завоевала ее доверие. В конце уже, когда мы уезжали обратно в Россию, я у нее была любимой снохой. Я никогда с ней не ругалась, старалась делать все для нее, относилась к ней лучше, чем к своей маме. Я очень сильно старалась ее не обидеть. Например, хлеб, там мы готовили дома лепешки, хотя там очень сильная жара, хлеб готовили на каждое
время, когда кушали. И когда сын приходил со школы, еще даже не переоделся, в первую очередь я его просила чтобы он, отнес еду на второй этаж свекрови, потом только, чтобы дети кушали. Но другие снохи пытались всячески испортить мои отношения со свекровью, когда брат мужа пришел с работы, его жена сказала ему, что я кормлю его мать остатками еды. И в этот момент хоть там и не положено вступать в какой-либо контакт с братьями мужа, я сказала, что это не правда, и она на меня наговаривает, даже детей моих пытались настроить против меня. Мы там прожили больше десяти лет. У них принято первыми мужчины кушают, потом женщины. У свекрови было четыре сына. И был как-то случай, что пришли все мужчины домой, нужно было их накормить, а у меня ребенок плакал, тоже хотел кушать. Я должна была ребенка бросить и накормить мужчин сначала. И старшая сноха так и делала, бросала своих детей и шла кормить мужчин, потому что так свекровь сказала. А я так не делала, я собирала всех детей и их кормила досыта, а потом все остальных. Они все возмущались, но в этом я не пошла на уступки. Я не понимала, как так можно оставить детей, которые не понимают ничего, а просто хотят кушать. Я считала, что мужчин может накормить свекровь, но у них так не было принято, это делают снохи. Если в доме появлялась сноха, то свекровь больше ничего не делала по дому. Я была первая сноха в доме, а когда появились другие, свекровь поняла, что я отличаюсь, у меня есть и свои правила. Я, конечно, все делала по дому, ухаживала и за братьями мужа, кормила всех. Но дети у меня всегда были на первом месте.
В этой истории примечательна динамика развития отношений. Наша рес-пондентка оказывается одна, в совершенно новой для нее культурной среде, и можно было бы ожидать, что ее модель адаптации пойдет по линии полной ассимиляции. Но этого не происходит. Отбрасывает она только те ценности, которые для нее и раньше не представляли кардинального значения, сохраняя при этом базовые установки: Муж мало работал в Пакистане, много уезжал в командировки в другие страны, и когда его не было, я никуда не ходила, и сидела дома. Даже когда болела, и старший брат хотел меня отвести в больницу, я отказалась, так как с мужем была договоренность, не выходить из дома пока его нет. Были только исключения, если дети заболели или свекровь, тогда вела их в больницу. Так как слова свекрови были выше слов мужа. И был случай когда мой сын долго не возвращался из школы, задерживался уже на полтора часа, ему тогда было три года, там в школу ходят дети с трех лет. И я вышла из дома, не зная, где находится школа, и спросить было не у кого, везде работали мужчины. Мне пришлось подойти к продавцу мужчине и узнать дорогу до школы, только так я забрала своего сына из школы. Также потом я не выдержала и отрезала все рукава на платьях, потому что мне было жарко, остальные снохи конечно возмущались, почему мне можно то, что им нельзя. Когда родилась у нас дочь, я захотела жить отдельно, чтобы
быть дома одной хозяйкой, но муж сказал, что у них так нельзя. Даже у одного из братьев был уже свой дом, он построил, но все равно продолжал жить со всеми вместе. Потом, когда мы уехали в Россию, и спустя только девять лет после нашего отъезда этот брат смог переехать жить отдельно. Но другие два брата так и живут вместе в одном доме со своими семьями.
Наибольший интерес в связи с этим представляет вопрос о перспективах, связанных с построением моделей социального поведения данного типа. Наша респондентка стремилась построить прочную, предполагающую разделение обязанностей семью и именно поэтому сформировала и реализовала установку на межнациональный брак. Однако некоторые принципиально важные для патриархальной семьи параметры оказываются для нее неприемлемы. Собственно, она ориентирована на нуклеарную семью, составляемую родителями и детьми. Что касается своих собственных родителей и родителей мужа, они, конечно, близкие родственники, заслуживают уважения, но в узкий круг семьи не входят. Совместное проживание нескольких поколений, сводящее под одной крышей собственно чужих по меркам современных обществ людей, заставляющее вести счет родни, который вполне может дойти и до нескольких сот человек, кажется ей неестественным. Между тем еще пару столетий назад и для европейских стран, включая Россию, большая семья была нормой, и именно она представляет собой эталон патриархальной семьи.
Представленные нами кейсы выявляют противоречия, имеющие кросс-культурный контекст. Семья становится главным актором сохранения и дальнейшего функционирования классических моделей поведения, проявляя себя в полной мере именно в социумах, максимально противоборствующих современным социальным изменениям. Традиционную модель семьи, которой присущ патриархат, вертикальная половозрастная градация, возможно наблюдать среди народов, проживающих в ареолах Северного Кавказа, частично Башкортостана и Татарстана, с поправкой на то, что такое положение вещей носителями данных культур напрямую не рефлексируются.
Интернациональные семьи с представителями тех народов, которые ассоциируют себя с исламской культурой, с одной стороны, и коренным российским населением - с другой, указывают на столкновение не двух различных конфессий, а двух совершенно разных обществ. Одно из которых придерживается классической формы ценностно-нормативных систем, а второе полностью подстраивается под происходящие в социуме изменения. Под модернизацией понимается серьезная трансформация норм социального взаимодействия как на микро-, так и на макроуровнях. Основным примером таких изменений является кризис традиционной модели семьи.
Представленные нами кейсы демонстрируют превалирование факторов, порожденных паттернами традиционной культуры, так как рассмотрены интернациональные семьи, в которых именно мужчина является представителем
классической культуры, и как следствие, мужчина берет на себя полномочия в выборе модели семьи. Противоположные ситуации редки, так как девушка -носительница традиционной культуры, имеет мало возможностей создать семью с представителем совершенно другой культуры. Несмотря на то, что в представленных ситуациях изначально заданы неравные стартовые возможности, все-таки для них оказывается характерным не навязывание ценностей традиционной культуры, а процесс, пусть и не равноправного, но все же взаимного диалога. Это говорит о высоком адаптивном потенциале носителей культур модерна и наличии перспектив культурного синтеза.
Список литературы
1. Михайлова А.В., Попова Л.Н. Феноменологический подход к изучению межнациональных браков // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. - 2016. - № 10-3. - С. 473-477.
2. Suny R.G. The Revenge of the Past: Nationalism, Revolution, and the Collapse of the Soviet Union. - Stanford, 1993. - 200 p.
3. Martin T. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. - Ithaca, 2001. - 528 p.
4. Хачатрян Л.А., Чадова А.А. Межнациональная семья в современном российском обществе // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. - 2016. - № 1(25). - С. 127-135.
5. Уалиева С., Эдриен С. Межэтнические браки, смешанное происхождение и «дружба народов» в советском и постсоветском Казахстане // Неприкосновенный Запас. - 2011. - № 6. - С. 234-244.
6. Пальцев А.И. Постмодернистский либерализм как средство изменения цивилизационного кода ментальной сферы России // Власть. - 2012. - № 11. -С.79-83.
7. Бурханова Ф.Б., Терелецкова Е.В. Гендерный фактор в разводах. -Уфа: РИО БашГУ, 2010. - 158 с.
8. Намруева Л.В. Отношение к межэтническим бракам в современной Калмыкии // Этнографическое обозрение. - 2013. - № 2. - С. 168-176.
9. Верещагина А.В., Шахбанова М.М. Этнокультурная специфика демографического поведения дагестанской семьи // Социологические исследования. - 2013. - № 6. - С. 78-85 .
10. Багарян Р.А. Социально-психологические признаки устойчивости межэтнического брака // Вестник ТГУ. - 2009. - № 2. - С. 276-280.
11. Ростовская Т.К. Статус молодой семьи в современном российском обществе // Человек в мире культуры. - 2014. - № 3. - С. 75.
12. Гаджимурадова З.М., Магомедова М.М. Этика семейных отношений двух культур: проблемы толерантности в смешанных браках // Известия ДГПУ. Психолого-педагогические науки. - 2012. - № 1(18). - С. 5-9.
13. Удальцова М.В., Носова Н.С. Молодая семья как объект социальной политики // Омский научный вестник. - 2010. - № 3. - С. 73-75.
14. Дубник Ю.А. Сущность и динамика межэтнических браков и семей (на примере Республики Башкортостан) [Электронный ресурс]. -URL:https://lomonosov-msu.ru/archive/Lomonosov_2007/17/dudnik_ua.doc.pdf (дата обращения: 07.01.2020).
15. Сикевич З.В., Поссель Ю.А. Супружеские отношения в межэтнической семье // Вестник Санкт-Петербургского университета. Социология. -2018. - №3. - С. 332-345.
16. Этнически смешанные браки сквозь призму феномена удовлетворенности супружеством / А.И. Тащева, С.В. Гриднева, Т.Г. Стефаненко, О.А. Ти-хомандрицкая // Российский психологический журнал. - 2016. - № 3. - С. 39-52.
17. Страна женихов. К 2020 году количество одиноких мужчин в КНР будет сопоставимо с количеством населения Канады [Электронный ресурс] // Рос. газета. - 2013. - 31 июля. - URL: https://rg.ru/2013/07/31/neravenstvo.html (дата обращения: 08.01.2020).
18. Бадден Р. Почему миллионы китайских мужчин не могут найти себе пару [Электронный ресурс] // ВВС. Русская служба. - 2017. - 7 марта. - URL: https://www.bbc.com/Russian/vert-cap-39184423 (дата обращения: 08.01.2020).
19. Ищите женщин или готовьтесь к войне [Электронный ресурс] // РБК. -2013. - 17 мая. - URL: https://www.rbc.ru/society/17/05/2013/570408999a7 947fcbd448f47 (дата обращения: 08.01.2020).
20. Irina Shayk. Official website [Электронный ресурс]. - URL: http://www.irinashaykofficial.com (дата обращения: 08.01.2020).
References
1. Mikhailova A.V., Popova L.N. Fenomenologicheskii podkhod k izucheniiu mezhnatsional'nykh brakov [Phenomenological approach to studying of international marriages]. Mezhdunarodnyi zhurnalprikladnykh i fundamental'nykh issledovanii, 2016, no. 10-3, pp. 473-477, available at: https://applied-research.ru/ru/article/ view?id=10372 (accessed 07 January 2020).
2. Suny R.G. The revenge of the past: Nationalism, revolution, and the collapse of the Soviet Union. Stanford, 1993, 200 p.
3. Martin T. The affirmative action empire: Nations and nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca, 2001, 528 p.
4. Khachatrian L.A., Chadova A.A. Mezhnatsional'naia sem'ia v sovremennom rossiiskom obshchestve [Multiethnic family in modern Russian society]. Vestnik permskogo universiteta. Filosofiia. Psikhologiia. Sotsiologiia, 2016, no. 1(25), pp. 131.
5. Ualieva S., Edrien S. Mezhetnicheskie braki, smeshannoe proiskhozhdenie i "druzhba narodov" v sovetskom i postsovetskom Kazakhstane [Interethnic marriag-
es, mixed ethnic origin and "friendship of nations" in Soviet and post-Soviet Kazakhstan]. Neprikosnovennyi Zapas, 2011, no. 6, pp. 234-244.
6. Pal'tsev A.I. Postmodernistskii liberalizm kak sredstvo izmeneniia tsiviliza-tsionnogo koda mental'noi sfery Rossii [Postmodern liberalism as a tool of the civiliza-tional reprogramming of the Russian mental sphere]. Vlast', 2012, no. 11, pp. 79-83.
7. Burkhanova F.B., Tereletskova E.V. Gendernyi faktor v razvodakh [Gender in divorces]. Ufa, Bashkir State University, 2010, 158 p.
8. Namrueva L.V. Otnoshenie k mezhetnicheskim brakam v sovremennoi Kalmykii [The attitude toward interethnic marriages in the present day Kalmykia]. Etnograficheskoe obozrenie, 2013, no. 2, pp. 168-176.
9. Vereshchagina A.V., Shakhbanova M.M. Etnokul'turnaia spetsifika demo-graficheskogo povedeniia dagestanskoi sem'i [Ethnic cultural specifics of demographic behavior in Dagestan family]. Sotsiologicheskie issledovaniia, 2013, no. 6, pp.78-85.
10. Bagarian R.A. Sotsial'no-psikhologicheskie priznaki ustoichivosti mezh-etnicheskogo braka [Social psychological features of reliable interethnic marriage]. Vestnik TGU, 2009, no. 2, pp. 276-280.
11. Rostovskaia T.K. Status molodoi sem'i v sovremennom rossiiskom obshchestve [The status of a young family in the modern Russian society]. Chelovek v mire kul'tury, 2014, no. 3, pp. 75.
12. Gadzhimuradova Z.M., Magomedova M.M. Etika semeinykh otnoshenii dvukh kul'tur: problemy tolerantnosti v smeshannykh brakakh [Ethics of family relations of two cultures: Problems of tolerance in mixed marriages]. Izvestiia DGPU Psikhologo-pedagogicheskie nauki, 2012, no. 1(18), pp. 5-9.
13. Udal'tsova M.V., Nosova N.S. Molodaia sem'ia kak ob"ekt sotsial'noi politiki [New family as a subject of social policy]. Omskii nauchnyi vestnik, 2010, no. 3, pp. 73-75.
14. Dubnik Iu.A. Sushchnost' i dinamika mezhetnicheskikh brakov i semei (na primere Respubliki Bashkortostan) [The essence and dynamics of interethnic marriages and families (on the example of the Republic of Bashkortostan)]. Available at: https://lomonosov-msu.ru/archive/Lomonosov_2007/17/dudnik_ua.doc.pdf (accessed 07 January 2020).
15. Sikevich Z.V., Possel' Iu.A. Supruzheskie otnosheniia v mezhetnicheskoi sem'e [Marital relations in the interethnic family]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Sotsiologiia, 2018, no. 3, pp. 332-345.
16. Tashcheva A.I., Gridneva S.V., Stefanenko T.G., Tikhomandritskaia O.A. Etnicheski smeshannye braki skvoz' prizmu fenomena udovletvorennosti supruzhestvom [Ethnically mixed marriages through the phenomenon of marriage satisfaction]. Rossiiskiipsikhologicheskii zhurnal, 2016, no. 3, pp. 39-52.
17. Strana zhenikhov. K 2020 godu kolichestvo odinokikh muzhchin v KNR budet sopostavimo s kolichestvom naseleniia Kanady [Country of grooms. By the year 2020, the number of single men in PRC will be comparable to the population of
Canada]. Rossiiskaia gazeta, Jul. 31, 2013, available at: https://rg.ru/2013/07/31/ neravenstvo.html (accessed 08 January 2020).
18. Badden R. Pochemu milliony kitaiskikh muzhchin ne mogut naiti sebe paru [Why millions of Chinese men can't find a mate]. Air Forces. Russian service, Mar. 7, 2017, available at: https://www.bbc.com/russian/vert-cap-39184423 (accessed 08 January 2020).
19. Ishchite zhenshchin ili gotov'tes' k voine [Look for women or prepare for war]. RBK, May 17, 2013, available at: https://www.rbc.ru/society/17/05/2013/ 570408999a7947fcbd448f47 (accessed 08 January 2020).
20. Irina Shayk. Official website. Available at: http://www.irinashaykofficial.com (accessed 08 January 2020).
Оригинальность 95 %
Получено 02.05.2020 Принято 19.06.2020 Опубликовано 28.09.2020
Z.S. Elsaeva
SOCIO-CULTURAL CONTEXTS OF DESIGNING FAMILY IMAGES IN INTERETHNIC MARRIAGES
The article discusses the socio-cultural contexts of constructing family images in interethnic marriages. An analysis of the formation of family images in interethnic marriages was carried out on the basis of interviews with members of interethnic families during a survey in winter 2019. The factors influencing the transformation of ethnocultural contexts that are forming in family-marriage relationships are indicated. The author's point of view is based on an empirical study developed in the process of a qualitative study of the relationship between gender practices. Coming to the fore are situations of the level of everyday life associated with interethnic marriages, which regulate the norms of interaction formed in various traditions. The problems and sources of multi-ethnic family relations are formulated, which affect the process, nature and dynamics of national stratification. The significance of the system of double standards represented by traditional morality for regulating gender interactions is indicated. The main differences of value systems of different ethnic groups are revealed, explicated in gender interactions through stereotypes of everyday behavior. Gender differences are interpreted in the format of a sociocultural phenomenon that directly relates to the main trends in the development of society. The author underlines the importance of overcoming the influences on mass consciousness and the prevailing ideologies of archaic representations formed on the mythologization of the binary opposition of the "male and female" principles. Conflict situations in interethnic marriages have been identified, whereby conclusions are drawn regarding the forms of interaction of regulatory norms established in various national traditions. The article examines the state of the family crisis at the present stage of development of the Russian society. This crisis situation represents the final stage of the collapse of the patriarchal family model.
Keywords: cross-cultural interactions, stereotypes of family models, ethnic identity, ideology of gender inequality, gender roles in the family and society.
Zarema S. Elsaeva - Postgraduate Student, Department of Sociology and Social Policy, Povolzhsky Institute of Management named after P.A. Stolypin, Branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, Saratov, e-mail: elsaeva.zarema@mail.ru.
Received 02.05.2020 Accepted 19.06.2020 Published 28.09.2020
