CC BY
33
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 33 (248). Филология. Искусствоведение. Вып. 60. С. 179-181.
В. Ю. Прокофьева, Ю. В. Черенкова
СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ И ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ РОССИИ
В ПОЭТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ (на материале русской поэзии XX века)
В статье показано, как в поэтическом дискурсе преломляются такие геополитические катаклизмы России, как Октябрьская революция 1917 года, Великая Отечественная война, перестройка, распад социалистической системы, и какие гештальты России зафиксированы в лексической структуре соответствующих поэтических текстов.
Ключевые слова: поэтический дискурс, метафоризация, образ России, метафорическая модель, гештальт.
Геополитическое положение России, насыщенность ее истории событиями и серьезные социокультурные изменения в стране в ХХ веке вызвали пристальное внимание к ней поэтов, что вылилось в художественное осмысление этого важного для национального самосознания локу-са и особое дискурсивное преломление образа России, с использованием повторяющихся гештальтов и метафорических моделей. Покажем это на примере поэтической трансформации таких российских катаклизмов прошедшего столетия, как революция 1917 года, Великая Отечественная война и перестройка с последующим распадом социалистической системы.
Поэзия начала ХХ века представила концентрацию возможных образов России, вобрав в себя метафоризацию страны из художественного творчества XIX века и став своеобразной точкой отсчета в поэтическом определении родной страны авторами ХХ века. Наиболее ярким представлением России в поэтическом дискурсе становится персонифицированный гештальт, антропоморфный и неантропоморфный.
Самый частый антропоморфный гештальт — женский, ибо культурный концепт «Россия» для языкового сознания россиянина изначально связан с архетипом матери, базовым элементом концепта «Родина»: «активация этого архетипа для обозначения признака «как бы материнское попечение родины по отношению к ее “сынам” и “дочерям”» обусловила выбор глаголов, образующих вместе с базовым наименованием фразеологически связанные с ним сочетания родина вскормила, воспитала, вырастила, дала...» [2. С. 470]. Поэтический дискурс использует такие обозначения России, как жена, невеста, сестра и — наиболее часто — мать. Если первые три характерны для поэзии Серебряного века (Блок, Белый, Волошин, Клюев), то последний становится особенно востребован в период гео-
политических и социокультурных катаклизмов, когда страна требует защиты, и образ России сливается с образами матери-земли и матери человеческой:
Россия! Мы все у тебя в долгу.
Ты каждому — трижды мать.
(Д. Кедрин, 1942)
А уж если воевать —
Только за Россию-мать.
(В. Николаева, 1995), приобретая фольклорные и мифологические черты:
Меня как будто оросили Живой и мёртвою водой,
Как будто надо мной Россия Склонилась русой головой!..
(И. Уткин, 1943)
Интересно, что женская параметризация образа России в поэзии начала ХХ века коррелирует с поэтическим представлением страны постперестроечного времени. В стихотворении З. Гиппиус «Апрель 1918» состояние России оценивается как блудодейство, в ноябре 1917 года М. Волошин дает сходное представление: Ты — бездомная, гулящая, хмельная, Во Христе юродивая Русь! А. Ахматова в это же время рисует поэтический образ революционного Петрограда: Когда приневская столица, Забыв величие свое, Как опьяневшая блудница, Не знала, кто берет ее... А вот строки В. Николаевой 2002 года, где поэтический дискурс представляет тот же образ пропащей, продажной, публичной России: Россия! Что с тобой, Россия?!
Ты пропадаешь ни за грош!
За всю историю впервые1 Себя публично продаешь!
1 Как мы видим,— не впервые.
Еще один антропоморфный гештальт России, востребованный поэтическим дискурсом в переломные эпохи,— Россия-Христос, Россия-Мессия. Впервые это отождествление появляется в поэзии Серебряного века в 19171918 гг. в связи с восприятием революции: Россия, Россия, Россия — Мессия грядущего дня! — А. Белый, 1917; Россия!... Распять себя дала ты на кресте — Р. Ивнев, 1918. Встречаем его и в поэзии Великой Отечественной войны, где поэтический дискурс в силу идеологических причин использует лишь имеющий библейские корни фразеологизм «нести крест»: В годину испытаний, В боях с ордой громил, Спасла ты, заслонила От гибели весь мир. Сурово и достойно Несла свой тяжкий крест... (М. Исаковский. Слово о России, 1944). Возвращение к этому гештальту встречаем в поэзии 1990-х: Радуйтесь, когда кругом все плачут, Что Россия гибнет на кресте (Ю. Ключников, 1996).
К распространенным в поэзии ХХ века неантропоморфным персонифицированным образам России можно отнести связанные между собой и имеющие мифологическую семантику Россия-птица и Россия-Феникс. Образ «Россия-птица», навеянный гоголевской птицей-трой-кой (быть может, полет вкупе со звоном колокольчика из этого образа родил есенинскую строчку Звени, звени, златая Русь!), находит текстовое воплощение на основе метонимической ассоциации птица — крылья в известной есенинской строчке О Русь, взмахни крыла-ми (начало стихотворения без названия, 1917). В «орнитологическом» ключе, взятом за основу А. Блоком в поэме «Возмездие» (Победоносцев над Россией Простер совиные крыла), представлена и Россия-мать: Россия-мать, как птица, тужит О детях; но ее судьба, Чтоб их терзали ястреба. Этот образ, дополненный параметризацией, использует поэтический дискурс 1990-х:
Тройка-Русь,
Ответа на такой вопрос боюсь:
Куда ты так несёшься, «Тройка-Русь»? Наезженных дорог не выбираешь,
Коней до хрипа загоняешь...
И отвечает «Тройка- Русь»:
Я и сама теперь в галоп боюсь..
Ты посмотри!..
Меня изрубцевали,
На части сбрую разодрали,
Узды по заграницам растеряли И вожжи брошены на произвол...
Подковы сбиты, коренной дрожит, Кровавой пеной круп его покрыт...
(Ю. Максименко, 1999)
В «Словаре поэтических образов» Н. В. Павлович [1] зафиксированы сравнения России с хищными птицами и зверями: Россия-орел (орлица), Россия-лев (львица), но образы эти принадлежат поэзии рубежа других веков, ХУШ-Х1Х (Державин, Ломоносов, Хомяков, Капнист), в начале же ХХ века с хищными птицами сравниваются враги России, от которых она терпит бедствия, сама же она сопоставляется с ласточкой (Нарбут), коровой (Телица-Русь — Есенин), медведем (Нарбут, Северянин, Городецкий), сурком (Пастернак), светляком (Клюев). В поэтическом дискурсе конца ХХ века зооморфные сравнения не так разнообразны, кроме Тройки-Руси, нами обнаружена Россия-корова: Россия — дойная корова Для проходимца и дельца? (В. Николаева, 1992). Если поэтический дискурс Серебряного века использует именно «птичьи» ассоциации в гештальтном представлении тройки-Руси, которая несется по своему загадочному пути, то в поэзии конца ХХ века образ России соотносится с активно используемым домашним скотом, загнанной тройкой и дойной коровой, теряя орнитологическую часть метафорической модели.
В годы Великой Отечественной войны поэтами активно используется образ соловья как контраст происходящему и идеал мирной жизни. Это не только фатьяновские «Соловьи», но и включение наименования этой птицы в число «птиц России» с постановкой в ключевую позицию (последняя строчка в строфе), авторским курсивом и примечанием:
Люблю, Россия, птиц твоих:
Военный строй в гусином стане,
Под небом сокола стоянье В размахе крыльев боевых,
И писк луня среди жнивья В очарованье лунной ночи,
И на невероятной ноте Самоубийство соловья}
(И. Сельвинский, 1942), а также прямое отождествление: Соловьиное горло — Россия (А. Прокофьев, поэма «Россия», 1944).
Гештальт «Россия-Феникс», имеющий в основе своей семантики значения умирания и воскрешения, «восстания из пепла», в поэзии начала ХХ века связан с революционным преображе-
1 Курсив автора, примечание автора: «У соловья во время пения иногда разрывается сердце».
нием страны и особенно ярко эксплицируется в творчестве А. Белого (В перегоревших углях — Ты; название цикла — Пепел) и М. Волошина: России нет — она себя сожгла,
Но Славия воссветится из пепла!
(Ангел времен, 1918)
Истлей, Россия,
И царством духа расцвети!
(Преосуществление, 1918). Идею возрождения России из праха преломляет поэтический дискурс в период начинающейся перестройки:
Вновь православный наш народ Из праха возродит Россию.
(Ю. Максименко, 1985) В поэзии 1990-х надежда на возрождение исчезает, появляются метафорические модели, акцентирующие другие мифологические корреляции: Россия кончилась, Помпея началась (С. Соколкин, 1993).
Поэтический дискурс, отражая исторические катаклизмы начала и середины ХХ века, использует устаревшую лексику и грамматику:
Выпросил у Бога светлую Россию Сатана — Да очервленил — ю Кровью мученической.
(М. Волошин, 1918) Россия, мати! Свете мой безмерный, Которой местью мстить мне за тебя?
(С. Наровчатов, 1941) Интересно, что в поэзии конца ХХ века уже не встречаются элементы старославянского языка, что, возможно, объясняется отсутствием практики чтения древних текстов. Хотя само обращение к истокам при описании России 1990-х присутствует в наименованиях Русь, Русская земля, эпитетах святая, православная, крещеная, юродивая, обращениях к Богу и Господу, употреблениях библейских фразеологизмов судный час, нести крест.
Что касается неантропоморфных гештальтов, то их число невелико. Поэты начала ХХ века, как правило, представляют Россию через другой локус, реально-бытовой: Россия-сад, покойный
уголок (Есенин), Россия сверху — прямо огород (Маяковский), географический, имеющий культурно-мифологические коннотации: Россия — Третий Рим (В. Соловьев, Волошин), родная Галилея, Новая Америка (Блок), Индия духа (Гумилев) или мифический: Россия — вертоград, потерянный или несбывшийся рай (поэзия 1990-х предлагает антонимичное отождествление: Россия — ад — Г. Горбовский). Военная поэзия реализует гештальты с противоположным пространственным наполнением — Россия-дом: И чувствует солдат, что дом Не там, где вербы над прудом,
Что и в длину и в ширину Он больше всех хором,
Что стены дома — на Дону,
А двери — за Днепром,
И надо Одер перейти Под ревом непогод,
Чтоб в дом родной порог найти...
Идет на Родину солдат,
Домой идет солдат!
(П. Шубин, 1942) и Россия-мир: Мы не страну в тебе боготворим, Россия, Ты больше, чем страна: ты — мир... (И. Сельвинский, 1941). В поэзии 1980-90-х наблюдается только первое отождествление: Что есть Россия? Хмурая изба? (Г. Горбовский, 1985), Нам Россия — Отчий Дом (В. Николаева, 1994).
Таким образом, поэтический дискурс использует вполне определенный набор языковых средств и метафорических моделей для представления геополитического состояния страны и социокультурных катаклизмов, происходящих в России на протяжении ХХ века.
Список литературы
1. Павлович, Н. В. Словарь поэтических образов : в 2 т. М. : Едиториал УРСС, 2007.
2. Телия, В. Н. Рефлексы архетипов сознания в культурном концепте «Родина» // Славянские этюды : сб. к юбилею С. М. Толстой. М. : Индрик, 1999. С. 466-476.
