CC BY
60
Данное видение проблемы социально-психологических детерминант наркотического поведения подростков и юношества позволяет нам определить направления диагностического этапа исследования, которые, на наш взгляд, связаны с психологией социального и межличностного взаимодействия этой категории молодых людей, механизмами интерио-ризации норм и ценностей групповой субкультуры.
1 См.: Фельдштейн Д.Н. Психология развития личности в онтогенезе. М.,1989.
2 См.: Кон И.С. Психология ранней юности. М., 1989.
3 См.: Кондрашенко В.Г. Девиантное поведение у подростков. Минск, 1988.
4 См.: Маградзе Н.Г. Природа установки антиобщественного поведения подростка. Тбилиси, 1979.
5 См.: Андреева Г.М. Психология социального познания. М., 1997.
6 См.: Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1981.
7 См.: Петровский А.В. Личность, деятельность, коллектив. М., 1998.
8 См.: Willy F.M. Looking for effective drag education programs //Health education research: Theory and practice. 1987. № 4. P. 33 - 458.
9 См.: Ворохов А.Д., Исаев Д.Н. Роль социально-психологических факторов в формировании пристрастия к наркотическим веществам у подростков. СПб., 1989.
10 Величева С.А. Основы превентивной психологии. М., 1993. С. 39.
11 См.: Там же. С. 48.
12 См.: Там же. С. 63.
УДК 316.7
СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
А.С. Федотов,
доцент кафедры экономической социологии, СГСЭУ
ВЕСТНИК. 2003. № 6
Современный этап российской истории, начало которого относят к середине 80-х гг., рассматривается большинством исследователей как период радикальной трансформации страны. И поэтому его сущностные характеристики находятся в центре внимания отечественного обществознания, активно разрабатывающего теоретический инструментарий анализа и интерпретации российской действительности. Определяющее значение здесь имеет дихотомия "традиция - модернизация", составные элементы которой в большинстве работ предстают как взаимоисключающие системы социальных идей, ценностей и форм социального поведения.
Вместе с тем развитие в условиях современности - это развитие в контексте мирового сообщества с его уже ставшими универсальными политическими, экономическими и культурными связями и отношениями, с его стремлением успешно усваивать достижения других стран, всего того, что во многом определяет иную конфигурацию оппозиции "самобытность - универсальность". Главной становится проблема учета модернизирующейся страной особенностей своего прошлого развития и характера общественных задач, становящихся определяющими для сегодняшнего дня.
В этих условиях не может быть запрограммированности, предуга-данности развития России. Она, как и всякая другая страна, должна будет в разных формах и разными путями вбирать и перерабатывать опыт, достижения других стран в соответствии со своими потребностями и внутренними условиями, историческими традициями развития и менталитетом народа. России придется самостоятельно выбирать и определять свои свободы и меру их соотношения, форму демократии в зависимости от реальной ситуации и прошлого опыта.
В этом контексте в ходе широких дискуссий по проблемам развития России большинство участников исходит из предпосылки о том, что Россия нуждается в структурах и формах общественных отношений, представленных в западной культуре1. В постперестроечной России интенсифицировались модернизационные процессы. В
их рамках произошла рационализация и либерализация ценностных ориентаций населения, разделение властей, становление независимых политических партий, плюрализация форм собственности и т.д. Эти и другие качественные изменения значительно расширяют социокультурное пространство для инициативы людей. И в целом в России начала XXI в. складываются условия для завершения ранней либерализации как первой стадии социокультурной трансформации2.
В то же время отсутствие макросоциального эффекта либеральных преобразований, их непомерно высокая социальная цена привели к тому, что ситуация в стране становится перманентно неустойчивой, с постепенным перерастанием внутренних противоречий между государством, обществом и личностью в открытый конфликт. В этом смысле можно сказать, что агрессивность, принудительность модернизации, насильственное внедрение либерализма выявило и его недостатки, характерные для России: неспособность сформулировать четкие правила регулирования политических конфликтов, стремление к быстрому и простому решению сложных проблем, правовой нигилизм, пренебрежительное отношение к традициям народа и т.д.
Наряду с этим либерализм сохраняет влияние в современной России по меньшей мере по трем политико-организационным и мировоззренческим параметрам. Во-первых, как система ценностей, установок, ориентаций и стереотипов,свойственных западной культуре, ставших уже естественными для значительной части нашего общества. Во-вторых, как комплекс принципов и идей либеральной политической культуры (в их числе идеологический и политический плюрализм, парламентаризм, система выборности органов власти и т.д.), эволюционным путем адаптированный к ценностям и идеалам российской культуры. И, наконец, в-третьих, как идеология российской национально-патриотической буржуазии3.
Вместе с тем все эти рассуждения имеют смысл лишь в том случае, если Россия за последние пятнадцать лет своего развития действительно реформировалась с целью прогрессивных изменений и в соответствии с наиболее оптимальными и эффективными моделями социальной организации. К сожалению, реальные социальные процессы свидетельствуют об обратном. Как отмечает Т. Заславская, реформы 90-х гг. не были направлены на модернизацию России и ее сближение с мировым сообществом. Их целью было формирование новой элиты и поддерживающей ее бюрократии, а затем всемерное укрепление политического и экономического статусов этих групп. Главными результатами реформ стали глубокий экономический кризис и социальная дестабилизация4. Ю. Красильщиков формулирует это положение еще более жестко. По
его мнению, за годы "реформ" российская антимодернизация далеко не исчерпывалась экономической сферой России. В других сферах общественной жизни также получили развитие явно антимо-дернизаторские процессы. Это обусловлено тем, что российский кризис связан с разрушением социокультурных оснований общества, что привело к его архаизации. Красильщиков считает, что либеральные идеи в России фактически служили прикрытием для антимодернизации5.
Столь же пессимистической выглядит позиция и В. Федотовой, которая в серии своих последних работ предприняла интереснейшую попытку осмыслить происходящие процессы в широком социально-философском и социологическом планах. В своих рассуждениях она исходит из того, что Россия сегодня находится в состоянии жесточайшего кризиса, который имеет системный характер и демонстрирует провал реформ. По ее мнению, за последнее время в обществе сформировался особый социальный слой, который состоит из самых разнообразных деклассированных элементов, в целом удовлетворенных существующим порядком вещей. Характерная черта этого слоя - антигосударственная настроенность, понимание свободы как свободы от государства. В итоге, подчеркивает В. Федотова, преобразования открыли дорогу не только вперед, к рыночной экономике и демократической политической системе, но и назад - "к старому русскому архетипу воли, выработанному в противовес государственному деспотизму"6.
Таким образом, с этой позиции все нынешние кризисы, все досадные неудачи, недостатки и трудности в проведении реформ - от падения производства до развала науки - являются следствиями и проявлениями несовместимости российских социальных форм жизни с отвлеченно понятыми и насильственно внедряемыми новыми формами. Поэтому в течение всех лет реформирования существует постоянный и едва ли не увеличивающийся разрыв между лучшими намерениями и усилиями реформаторов и настроениями людей, оценками, которые этим усилиям дает общество. Реформы сопровождаются стойким отторжением большей частью общества таких, казалось бы, здравых идей, как рациональная самоорганизация населения, в том числе и через рыночные отношения, защищенность прав и свобод человека и т.д.
Данное обстоятельство с неизбежностью ведет к двум следствиям. Во-первых, все более настойчиво высказывается мнение о том, что Россия - самобытная страна, которой не подходят модерни-зационные механизмы, выработанные в принципиально иных условиях Запада7. И, во-вторых, если имплантировать в национальный социокультурный строй модернистские структуры, обеспечивающие эффективное, конкурентоспособное и социально
упорядоченное развитие, то только при сохранении фундаментальных традиционных социальных норм и ценностей, обеспечивающих в свою очередь самоидентификацию общества.
Иными словами, кризис либерально-демократической модели периода разрушения коммунизма, неудача попыток отечественных либералов преобразовать страну поставили на повестку дня вопросы о том, что представляет или может представлять собой наше посткоммунистическое развитие, с какими общими историческими параметрами и условиями ему необходимо будет считаться. Поэтому можно и нужно говорить о том, что успешная модернизация возможна лишь тогда, когда она проводится на основе национальной культуры - культуры экономической, духовной, нравственной, культуры общения и поведения, культуры политической, бытовой. Мы по-прежнему сталкиваемся с нерешенностью основного фундаментального вопроса: что есть Россия как объект трансформации?
Эти вопросы являются предметом старой и постоянно возобновляемой дискуссии, что уже само по себе свидетельствует о глубокой неоднозначности его интерпретаций. Дискутирующие стороны вкладывают в понятие "русский человек" разный смысл и, естественно, по-разному характеризуют внутренние и внешние преобразования российской действительности, равно как и перспективы ее дальнейшего развития8. И поэтому не случайно в последние годы появляется так много материалов, авторы которых пытаются через призму различных подходов осмыслить специфику самой "российской почвы" в современных условиях.
И здесь мало сказать, что новые реалии российской жизни, как обычно, выглядят не так, как задумывалось реформаторами. В конце концов еще Ф. Гегель говорил об "иронии истории", из-за которой результаты любых начинаний всегда имеют не только не тот вид, к которому стремились, но зачастую и прямо противоположный предполагавшемуся. Главное здесь в том, что все основные элементы российской жизни имеют не просто отдельно взятые дефекты, а совсем иное системное качество. То есть в процессе нововведений изменяется качество всех новых элементов, и поэтому трудно найти другую область знаний, в которой взгляды исследователей расходились бы столь радикально.
Вместе с тем все существующие точки зрения в общем-то укладываются в два традиционных для российской общественной мысли направления: почвенничество, в том числе славянофильское и евразийское, и западничество, определяющее Россию как отсталую Европу. Они по-разному интерпретируют российскую историю, по-разному характеризуют пройденный Россией путь9. Эта принципиальная разница рассмотрения оппозиции "Россия -Запад" ведет к тому, что она объясняется либо об-
щей отсталостью России, сложившейся под влиянием ряда факторов, и, следовательно, предполагается возвращение в Европу через модернизацию по западным образцам, либо Россия осмысляется в контексте системы собственных традиций, разрушение которых не является необходимым, а необходима лишь спецификация ответов на общие вызовы современности.
И в этом плане существенно то, что длительная, богатая событиями российская история определила характер людей, их отношение к свободе и закону, представления о назначении государства, народовластии и о многом другом. Это и сделало Россию неповторимым цивилизационным феноменом, в котором отражается очень многое: природные условия, размеры территории, исторические судьбы народов, речь, быт, а самое главное - укоренившийся способ общения человека с человеком. И в этом смысле только устойчивая коллективная идентичность может обеспечить преемственность бытия и придать социальной жизни характер кумулятивного процесса. При разрушении же традиционной коллективной идентичности, к чему объективно ведет нынешний радикальный либерализм, по мнению А. Панарина, "каждое поколение начинает с нуля и кончает как нулевое, ничего не завещавшее потомкам"10. Для классических западников несходство России и Запада есть некое отклонение ее от "нормы", воспринимаемое как "отсталость" и первопричина российских катаклизмов. "Почвенники" в свою очередь рассматривают влияние западных ценностей на российское общество скорее с отрицательным знаком.
Для нас более важен этот второй подход, но отграниченный от крайностей культурного релятивизма, поскольку он позволяет отказаться от приоритетности экономических факторов, а исходить в анализе современной трансформации из существующих в культурной традиции жизненных форм и ценностей как движущих сил социальных изменений. Этот подход позволяет связать анализ изменений на макро- и микроуровнях, проследить ход их движения от перемены индивидуальных идентификаций до формирования новых крупномасштабных структур-групп и институтов. Другими словами, история рассматривается как социокультурный процесс, а общество - как социокультурное образование, во многом детерминированное именно культурой.
Для объяснения процессов, протекающих с середины 80-х гг. в СССР и России, использовались последовательно сменявшие друг друга понятия, начиная с "ускорения" и "перестройки" и заканчивая "переходом" и "трансформацией". Сейчас наиболее употребительным является понятие "трансформация", которое достаточно адекватно отражает такие важные качества переживаемого страной
процесса, как направленность на изменение социального качества общества, относительно мирный и эволюционный характер, фундаментальная зависимость от поведения, установок и интересов не только элитных, но и массовых общественных групп, а также значительный уровень стихийности, ограниченная управляемость и слабая предсказуемость результатов.
В этом смысле примечательна позиция В. Ядо-ва, который подчеркивает, что происходящие в России преобразования наиболее адекватно выражает понятие "трансформация", поскольку оно свободно от "векторной нагрузки". При его использовании определяющей является необходимость учета социокультурных параметров изменения общества как наиболее надежных критериев направленности трансформационного процесса11. Трансформация здесь не является каким-то замкнутым процессом с заранее заданными конечными результатами, а выступает как процесс открытый, характеризующийся постоянно происходящими "определениями" и "переопределениями" как исходных обстоятельств, так и желаемых конечных результатов деятельности. Этот саморегулирующийся, самокорректирующийся процесс свободен от концептуальной заданности рационалистической парадигмы.
Поэтому, на наш взгляд, социокультурный анализ является наиболее адекватным теоретико-методологическим подходом, позволяющим рассматривать общество как социокультурную систему, ее функции, структуры и динамику. В самом же изучении процессов социокультурной трансформации, понимаемой в предельно широком общеисторическом смысле, применимы различные подходы, используемые в современной социологии. В настоящее время в литературе выделяется четыре основных подхода в исследовании социальных трансформаций: эволюционные модели, циклические теории, конфликтологические и функционалистские модели. Но все они подвергаются в той или иной степени обоснованной критике. Для нас важно акцентирование взаимообусловленности структуры общества и субъекта, причем не с позиции его исторического прогрессирования, а с позиции наличия инерционных моментов, коренящихся в привычках, традициях, ценностях и т.д. Другими словами, необходимо выяснение роли "мира очевидностей", ежедневно создаваемого и пересоздаваемого людьми, мира не только рациональных выборов, но и иррациональных мотивов и устремлений, не умещающихся в жесткие рамки рациональности12.
Сущность же социокультурного подхода наиболее полно выразил П. Сорокин, с точки зрения которого личность, общество и культура представляют собой неразрывное единство. Личность является субъектом взаимодействия, общество - совокупностью значений, ценностей и норм, которыми
владеют взаимодействующие субъекты, объективирующие, социализирующие и раскрывающие эти значения13. Данный фундаментальный синтез, таким образом, позволяет рассматривать общество как единство культуры и социальности, образуемое деятельностью человека. Здесь культура есть совокупность способов и результатов деятельности человека (материальных и духовных), а социальность -совокупность отношений индивида или иного социального субъекта с другими субъектами любых отношений, формируемых в процессе деятельности. Специфика социокультурного подхода состоит в том, что он интегрирует три измерения человеческого бытия (тип соотношения человека и общества, характер культуры, тип социальности) именно как фундаментальные, каждое из которых не сводится к другим и не выводится из них, но при этом они взаимосвязаны и влияют друг на друга как важнейшие составляющие человеческого общества.
Иногда социокультурный подход конкретизируют в виде нескольких принципов, позволяющих перевести всю проблематику трансформации на более предметный уровень и тем самым четче определить возможные варианты социокультурной трансформации, выделяя при этом два базовых типа: 1) тради-ционализация - возникновение и институционали-зация традиций и других элементов культуры и социальной структуры, которые обеспечивают приоритет предписанных норм и правил поведения субъектов по сравнению с возможностью их инновационных действий; 2) либерализация (модернизация) - расширение свободы выбора и ответственности субъектов, увеличение возможностей для инновационных целерациональных действий путем дифференциации структуры общества, возникновения и включения в нее новых интегрирующих элементов в соответствии с усложнением деятельности человека14. Хотя чаще всего теории модернизации, особенно в практическом приложении, сосредотачивались на проблемах экономического и частично политического развития, совершенно не затрагивая культурное измерение процесса15.
Таким образом, социокультурная трансформация есть комплексное, преимущественно эволюционное преобразование общества как социокультурной системы. Комплексность преобразований означает, что трансформационный процесс охватывает все основные структуры и явления системы и поэтому не сводится к реформам "сверху", а ход его и исход в решающей степени зависят от действий массовых социальных групп. Именно это обуславливает принципиальную неоднозначность, незаданность окончательного результата. Особенно это важно для трансформации самого типа социокультурной системы как перехода от одного типа антропосоциетального соответствия к другому.
Социальная трансформация, по мнению Т. Заславской, захватывает три слоя общественного устройства. Наиболее доступным объектом целевой реформаторской деятельности служат институты, определяющие социетальный тип общества (институты власти, собственности гражданского общества, прав и свобод человека). Более глубинный и менее управляемый слой общественного устройства представлен социальной структурой, добиться желательных сдвигов в которой возможно лишь через преобразование соответствующих институтов. И наиболее фундаментальным, стратегическим объектом преобразований служат социокультурные характеристики общества16.
Поэтому механическое перенесение западных социальных институтов, имеющих органическое происхождение, на иную социокультурную почву ведет лишь к закономерной деградации социального пространства, дезориентации социальных субъектов, резкому обострению существующих социальных противоречий и в конечном счете - к значительному снижению качества мотивации любой деятельности. Иными словами, значимой является не только последовательная политика государства, направленная на качественные изменения, но и ее поддержка со стороны самого общества, поскольку возможностей властных институтов недостаточно. То есть существует прямая зависимость развития любого общества от совокупности социальных институтов, сформировавшихся в ходе его многовековой эволюции и придающих той или иной стране неподражаемое своеобразие.
Поэтому и итоги последних десятилетий с позиций институциональной теории не являются чем-то неожиданным, они скорее представляют собой закономерный результат вполне конкретной и зримой политики новых российских либералов. Сложившаяся в последние годы социально-экономическая система не обеспечивает перехода к эффективному экономическому росту, стимулированию работников, формирования ресурсов для поддержания и развития социальной сферы.
Современный институциональный анализ под институтами понимает как общие "правила игры" (формальные и неформальные), которые структурируют социальное взаимодействие, так и инстанции и процедуры, обеспечивающие соблюдение этих правил. Причем можно говорить о значительно большей важности неформальных отношений и институтов (социокультурных характеристик общества, по Т. Заславской) по сравнению с формальными. И внедрение новых формальных регуляторов ведет не столько к вытеснению, сколько к переструктурализации неформальных норм поведения. Поэтому в каком-то смысле любая инсти-
туциональная реформ - это поиск их оптимального сочетания.
Примером продуктивности использования институционального подхода для анализа современных российских процессов является концепция институциональных матриц С. Кирдиной. В ее концепции институциональная матрица - это устойчивая, исторически сложившаяся система базовых институтов, регулирующих экономическую, политическую и идеологическую подсистемы общества. Институциональная матрица "задает" природу общества, определяет его специфику, воспроизводящуюся в ходе исторической эволюции. Институциональная матрица инвариантна по отношению ко внешним воздействиям и действиям социальных сил внутри страны. Ее устойчивость в первую очередь определяет каналы, русло, "исторический коридор" эволюции конкретных обществ, общее направление социальных изменений17.
Более того, в социальных системах, переживающих глубокую трансформацию, когда прежний социальный каркас уже сломан, а новый еще не построен, образующиеся "пустоты" заполняются неформальными институтами и практиками. Формальные "правила игры" отходят в таком обществе на второй план, уступая место неформальным отношениям и, в конечном счете, этот сдвиг -от формальных норм к неформальным - определяет их институциональную природу18. Поэтому любые преобразования должны так или иначе опираться на уже существующие неформальные институты, т.е. правила и образцы поведения, с одной стороны, юридически закрепляя выгодные обществу и государству, а с другой стороны - ограничивая и подавляя мешающие преобразованиям. Это обусловлено также и тем, что если законы и прочие формальные правовые нормы могут в ходе преобразований изменяться относительно быстро, то неформальные институты меняются медленно и постепенно. Отсюда в трансформирующихся обществах нельзя ожидать реального повышения эффективности социальной системы, если вносимые в нее изменения не опираются на неформальные "правила игры". Создавая адекватные современным условиям социальные институты, необходимо обязательно учитывать исторически сложившиеся традиции и правила социального взаимодействия.
Другими словами, невозможно просто отбросить прошлое, существует неумолимая необходимость при проведении реформ считаться с тем, к чему привыкли люди. Нарушение этих закономерностей и объясняет разрыв между намерениями и целями реформаторов и настроениями общественности, оценивающей эти усилия. Фактичес-
ки на протяжении всего последнего времени мы имеем дело со стойким отторжением большей частью общества главных идей реформ19. Эффективная социальная модель всегда соответствует строго определенному набору формальных и неформальных институциональных ограничений, которые и формируют социальное пространство возможностей власти и общества. С этой позиции неудачи российских реформ во многом обусловлены их неадекватностью сложившейся в обществе системе социальных институтов, всегда базировавшихся на идее сильной государственности и общепринятом коллективистском мировосприятии, корни которого, конечно, глубже, чем пласт коммунистической идеологии.
Таким образом, истинные причины российского кризиса, вне всякого сомнения, изначально предопределены серьезными ошибками модернизацион-ного проекта, его неадекватностью условиям России. В реальности ей был навязан цивилизацион-ный переворот, в котором социально-экономические и политические преобразования были подчинены задачам изменения базовых социокультурных архетипов российской цивилизации. Фактически страну начали реформировать исходя из цивили-зационного идеала, воплощением которого явилась культура Запада, и поэтому суть преобразований заключалась не том, чтобы сделать Россию как государство, как общество в чем-то лучше, а в том, что она должна была стать в конечном итоге просто иной.
Отсюда - полномасштабный системный кризис, в основе которого лежит кризис именно идентичности. И, следовательно, дело здесь не в собственности и власти, не в уровне и качестве жизни, а в смыслах и ценностях жизни, в базовых основаниях той или иной культуры20. Поэтому выход из сложившейся ситуации видится в восстановлении и укреплении систем архетипов социальности, т.е. всего того, что придает любому культурно-цивили-зационному типу самодостаточность и самоценность. И выбор, перед которым сейчас находится Россия, имеет универсальный цивилизационный смысл, затрагивающий все стороны жизни общества, способы деятельности человека и формы отношений между людьми. Одним словом, общество более всего нуждается в самотождественности, достижимой лишь в процессе социокультурной реставрации.
Данная минимизация социальных издержек социокультурной трансформации возможна лишь при опоре на либерально-консервативное миропонимание, которое, пожалуй, единственно способно придать индивидуальную специфику модернизирующемуся обществу. Воплощение в российской реальности универсальных ценностей, действительно объединяющих человечество в единое целое, дос-
тижимо только через конкретное, национально-специфическое и самобытное, что либеральные консерваторы называли единением "почвы" и "цивилизации".
1 См.: Российская историческая традиция и перспективы либеральных реформ: "Круглый стол" // Общественные науки и современность. 1997. № 6. С. 72.
2 См.: Лапин Н.И. Проблемы социокультурной трансформации // Вопросы философии. 2000. № 6. С.17.
3 См.: Гоадинар И.Б. Россия на изломе тысячелетий: уроки истории // Страницы российской истории. М., 2001. С. 445.
4 См.: Заславская Т.И. Социальная структура России: главные направления перемен // Куда идет Россия? М.,1997. С. 175.
5 См.: КрасильщиковЮ. Мировые модернизации и судьбы страны // Свободная мысль. 1999. № 2. С. 99 - 101.
6 Федотова В. Россия - страна перманентного хаоса // НГ-Сценарии.1998. № 10. С. 6.
7 См.: Королев С. Долгие проводы советской эпохи // НГ-Сценарии.2001. № 1. С. 7.
8 Здравомыслов А.Г. Теории социальной реальности в российской социологии // Мир России. 1999.Т 8. № 1 -2. С.14.
9 Федотова В.Г. Судьба России в зеркале методологии // Вопросы философии. 1995. № 12. С.23.
10 Панарин А.С. Смысл истории // Вопросы философии. 1999. № 9. С. 9.
11 См.: Ионин Л.Г. Социология культуры: Учеб. пособие. М.,1996. С. 203.
12 См.: Кармадонов 0.А. Феноменология социальных трансформаций: эвристические основания // Вузовская наука начала XXI века: гуманитарный вектор. Екатеринбург, 2002. С. 129 - 132.
13 См.: Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1992. С. 218.
14 См.: Лапин Н.И. Указ. соч. С. 5 - 8; Он же. Социокультурный подход и социетально-функциональные структуры // Социологические исследования.2000.№ 7. С. 4 - 5.
15 См.: Ионин Л.Г. Указ. соч. С. 44.
16 См.: Куда идет Россия? // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер.11. Социология. М., 1999. С.118 - 119.
17 См.: Кирдина С.Г. Институциональные матрицы: макросоциологическая объяснительная гипотеза //Социологические исследования. 2001. № 2. С.17.
18 См.: Капелюшников Р. "Где начало того конца?"(К вопросу об окончании переходного периода в России) // Вопросы экономики. 2001. № 1. С.138 - 156.
19 См.: Гудков Л.Д. Русский неоконсерватизм // Куда идет Россия? М.,1997. С. 319.
20 См.: Пантин В., Лапкин В. Ценностные ориентации россиян в 90-е годы // Pro et contra.1999. T. 4. № 2. C.144.
