CC BY
123
УДК 398.3
DOI: 10.21685/2072-3024-2016-2-3
Н. Е. Мазалова
СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС «ЗНАЮЩИХ» В ТРАДИЦИОННОМ РУССКОМ ОБЩЕСТВЕ (ПО МАТЕРИАЛАМ ПОВОЛЖЬЯ Х1Х - НАЧАЛА ХХ в.)
Аннотация.
Актуальность и цели. В последние годы в исторических, социологических и этнологических исследованиях значительную актуальность приобрело изучение проблем формирования и проявления статуса и связанных с ним способов утверждения власти. Вместе с тем изучение статуса в традиционном социуме содержит значительные лакуны. В определенной степени их может восполнить обращение к исследованию статуса русских «знающих» (ритуальных специалистов). Предметом исследования является статус «знающих» в традиционном социуме Поволжья. Цель настоящего исследования - изучение народных представлений о статусе «знающих» в социокультурном аспекте.
Материалы и методы. Реализация исследовательских задач была достигнута на основе использования материалов «Этнографического бюро» кн. В. Н. Тенишева конца XIX - начала XX в. и других опубликованных источников. Основным методом, используемым в работе, является социопрагматиче-ский, который позволяет трактовать статус ритуальных специалистов в традиционном обществе связи с мифоритуальными представлениями и социальными отношениями.
Результаты. Исследованы народные представления о статусе ритуальных специалистов в традиционном деревенском сообществе Поволжья, проведено их сравнение с общерусскими. Рассмотрен статус различных «знающих» -колдунов и знахарей. Выявлена связь представлений о статусе колдуна с представлениями о власти.
Выводы. Изучение народных представлений о статусе «знающих» в традиционном социуме позволило определить его как достаточно высокий. Проведенное исследование подтверждает выводы исследователей о том, что они являются наследниками волхвов-жрецов более ранних эпох, выполняющих важные для архаического социума функции.
Ключевые слова: традиционный социум, Поволжье, ритуальные специалисты, «знающие».
N. E. Mazalova
SOCIAL STATUS OF "THE KNOWING ONES" IN THE TRADITIONAL RUSSIAN SOCIETY (BY MATERIALS OF VOLGA REGION IN XIX - EARLY XX CENTURIES)
Abstract.
Background. In recent years, the study of problems of formation and display of a status and associated means of consolidation of power has become quite topical in historical, sociological and ethnological researches. At the same time, the study of a status in a traditional socium has significant gaps. To a cartain degree such gaps may be filled with researching a status of the Russian "knowing ones" (ritual experts). The research subject is the status of the "knowing ones" in the traditional
socium of Volga region. The aim of the research is to study popular ideas about the status of the "knowing ones" in the sociocultural aspect.
Materials and methods. The research tasks were implemented through using the materials from V. N. Tenishev's "Ethnographic bureau", written in the late XIX -early XX centuries, and other published sources. The main research method used was the sociopragmatic one, which made is possible to interpret the status of ritual experts in the traditional society of bonds with mythological and ritual conceptions and social relations.
Results. The author examined popular ideas about the satus of ritual experts in the traditional rural society of Volga region and compared them with common Russian ones. The researcher considered the status of various "knowing ones" - sorcerers and healers, and revealed a connection between views of the status of sorcerers and views of the power.
Conclusions. The study of popular views of the status of the "knowing ones" in the traditional socium has allowed to determine it as quite a high one. The research carried out confirms conclusions of researchers the said ritual experts were successors of pagan priests from earlier ages, who performed various important functions for the archaic socium.
Key words: traditional socium, Volga region, ritual experts, "knowing ones".
В последние годы в исторических, социологических и этнологических исследованиях значительную актуальность приобрело изучение проблем формирования и проявления статуса и связанных с ним способов утверждения власти. Несмотря на увеличившийся интерес, изучение статуса в традиционном социуме содержит значительные лакуны. В определенной степени их может восполнить обращение к исследованию статуса русских ритуальных специалистов. В социологии некоторые исследователи считают, что статусы - это предписанные нормы, другие - культурно определенные позиции внутри институциональной системы. Так, по мнению Ф. Бейтса, статус принято понимать как обозначение ранга, места в социальной структуре, связанное с определенным набором норм [1]. Макс Вебер определял понятие «социальный статус» как притязания на позитивные или негативные привилегии в отношении социального престижа [2, с. 244]. Ему принадлежит классическое определение статусного положения: «Статусное положение - это любой типичный компонент жизненной судьбы человека, который может быть оценен обществом с точки зрения "чести" - позитивно или негативно <...> Честь может быть связана с любым качеством, которым обладает большинство <...> В сущности, основное условие для того, чтобы считаться членом статусной группы, - это конформизм с предписанным стилем жизни. Статусная честь обычно выражается в том, что прежде всего особый образ жизни предполагается для всех тех, кто желает принадлежать к какому-то определенному кругу» [3, s. 462-463]. Далее М. Вебер объясняет, что статусные различия гарантируются тогда не только установлениями и законами, но также и ритуалами.
В этнологии изучение статуса индивида в социокультурной среде предполагает изучение соотносимых с ним социальных, поведенческих и личностных характеристик, а также ритуальных и мифологических связей. В традиционном обществе при определении статуса человека актуальными оказываются его пол, возраст, физические особенности, особенности характера, имущественное положение, профессия и др. Наиболее значимой являет-
ся социальная составляющая личности «знающих». Статус ритуальных специалистов можно представить как систему религиозно-магических представлений, встроенных в социальную организацию и культурный контекст [4, 5]. Изучение представлений о «знающих» в социокультурном аспекте в связи с социальными отношениями позволяет определить приписываемые им социальные статусы и роли, выявить механизмы их контроля за соблюдением норм поведения членов сообщества.
Члены традиционного социума нуждались в периодических контактах с природным миром (в случае засухи, болезни человека или животного, краж и др.), поэтому были востребованы «знающие» - ведьмы, колдуны, знахари, которые были наделены способностью вступать в отношения с потусторонним миром, т. е. нарушать границу между социальным и природным.
Неважно, был ли человек стар или молод, беден или богат, одинок или у него была семья, главное, что он обладал «тайным» знанием, которое и позволяло ему осуществлять связи с потусторонним миром. Обладание сакральным знанием - главный маркер статуса ритуального специалиста.
Колдуном человек мог стать и в достаточно молодом возрасте. Мотивы становления колдуном следующие: стремление к власти, желание добиться любви девушки, которая его отвергала [6, с. 186; 7, с. 321] и др.
Как правило, «знающим» человек становился в последний период жизни - после 50 лет. Старость - не только возраст, но и социальная роль. С одной стороны, старики выпадали из производственной деятельности, и поэтому оказывались на периферии общественной деятельности. С другой стороны, старики - хранители традиционного опыта, в том числе магических практик. Старик приближался к миру предков («дед» и «баба» в святочной обрядности русских Поволжья - обозначение предков).
Знахарками и колдуньями чаще становились женщины, утратившие генеративные способности. В целом жизненный путь любого человека характеризовался «нарастающей с возрастом ритуально-магической активностью» [8, с. 26-28]. С этим связано то, что в русских деревнях Поволжья, как и на всей территории России, «знающие» нередко обозначались словами «старик», «старушка», «бабушка» в значении «колдун, знахарь, лекарь». Обозначение члена биологической (половозрастной) классификации переходит к обозначению члена социума и профессии. Так, например, для знахарок и повитух это чуть ли не единственные определения, кроме функционального определения - «знает», «знаткой» (обладает сакральным знанием): «А спастись-то (лечиться. - Н. М.) - к бабушкам. Бабушки - те хорошие были. Пойдешь к бабушкам, они наговаривали, спрыскивали» [9, с. 213]. Самыми сильными колдунами считались очень старые люди, приближающиеся к столетнему возрасту.
Зачастую «знающими» становились одинокие люди. Так, в основном ритуальные специалисты в Поволжье - это женщины, не принадлежащие к нормативной фертильной группы женщин, а относящиеся к иной гендерной группе (вдовы, старые девы). Именно к таким женщинам по традиционным представлениям мог прилетать бес в виде огненного змея, который принимал вид умершего мужа или мужчины, иногда такие женщины становились колдуньями (ср.: избранник духов - шаман): так, в одной из деревень Пошехонского уезда Ярославской губернии змей навещает «пожилую девицу», которая становится колдуньей [10, с. 197].
Вековухи (старые девы) могли стать не только «знающими» (знахарками, колдуньями), но и черничками, в исключительных случаях они уходили в монастырь и становились монахинями, посвящали себя служению Богу [11, с. 126-128].
Бездетный бобыль в русской деревне не мог достичь полноты реализации функций мужчины, он не мог занимать значимые должности в структуре общины, в ритуалах обычно он мог быть только наблюдателем; поэтому такой человек старался приобрести «тайное» знание и стать ритуальным специалистом.
Получение «тайного» знания позволяло человеку изменить свой статус в деревенском сообществе. Обладание «тайным» знанием позволяло людям перейти в группу людей с более высоким социальным статусом. Женщины в социуме обладали более низким социальным статусом, занятие магическими практиками также позволяло им повысить статус.
Статус «знающего» в поволжских деревнях также определялся направленностью его магических сил - на зло или благо социума направлена его деятельность: «Колдун - это человек, вступивший в договор с нечистой силой, вследствие какового он пользуется помощью этой нечистой силы во всеми, в чем пожелает. Колдун делает людям исключительно вред, хотя бы он мог делать и добро, но не желает этого, и не делает... Под словом "знахарь" разумеется такой человек, который лечит болезни, угадывает будущее и неизвестное настоящее. но делает это не с помощью нечистой силы, а с помощью различных трав и кореньев, нашептыванием и заклинанием. Знахарь никогда не приносит людям вреда, а только пользу. Очень часто знахарь уничтожает своею силой зло, нанесенное человеку колдуном. как знахари, так и колдуны пользуются не одинаковой силой и могуществом» [10, с. 197-198].
Колдун обладает несколькими статусами - статусом «знающего», статусом семьянина, статусом крестьянина и т.д. Эти статусы могут противоречить один другому. У колдуний неблагополучная семейная жизнь, они рано становятся вдовами: «У всех у них мужья молодыми умирают. Все толкуют, что они с мужьями что-то делают» [10, с. 216]. Колдунья «забирает» жизненную силу мужа, и он рано умирает.
Вместе с тем особый статус, который занимает колдун в обществе, позволяет ему нарушать нормы поведения, которым должны следовать рядовые члены общества. Живет колдун на периферии социума, не выполняет общепринятые нормы поведения (например, многие колдуны спят днем, а бодрствуют ночью). Колдуны не справляют церковные обряды, так, колдун Ирипар-ха «лет сорок не бывал у святого причастия. уверяют жители Шанско-Городищенской, в церкви при жизни этого колдуна видали в пасху в церкви много раз не похожим на человека, а на востроголова черта» [7, с. 89].
Колдуны нарушают сексуальные запреты традиционного социума. Пользуясь своей властью, они вступают в сексуальные связи со многими односельчанками. В г. Пошехонье жил колдун и знахарь Петр Васильевич Туров. Занимался отгадыванием воров, лечением, ворожбой, «был сильно охочь, по выражению крестьян, до женского пола» [10, с. 200].
Знахари, наоборот, живут по нормам социума, они нередко живут в центре деревни, к ним ходит много людей, они постоянно ходят в церковь.
Для исполнения важнейших функции статуса «знающего» важен «объем» магической силы, которая заключается для колдуна - в его помощниках, владении определенными магическими практиками, для знахарей - в количестве и «качестве» заговоров, которыми они владеют. По народным представлениям колдун обладал значительной магической силой и большим объемом «тайного» знания, чем знахарь, поэтому он был наделен более высоким статусом - статусом более сильного «знающего». Статус «знающего» мог быть либо предписанным, когда «тайное» знание передавалось по наследству, либо достигаемым: человек по собственной воле становился колдуном или знахарем.
Можно выделить несколько типов русских «знающих» Поволжья. К первому типу относятся колдуны, которые получили магическую силу (помощников) в результате прохождения обряда посвящения: «Не успел он пойти, как ночью ему кто-то явился в образе Середы (старой колдуньи. - Н. М.) и зовет его в баню. Там он увидел массу "шутов" (так народ называет здесь чертей). Вылезла голова, вроде лягушки, а голова - более ведра. "Шуты" его туда втиснули. Он чуть не задохся. Потом голова его изрыгнула, и ее стало рвать. Шуты заставили его есть эту рвоту. Он съел. С тех пор "шуты" стали за ним ходить, т.е. стали его помощниками» [6, с. 186]. Это описание обряда инициации колдуна, во время которого его сначала поглощает мифическое животное, а затем он поглощает его рвоту, то есть часть этого животного. Во время обряда инициации он обретает помощников («шуты» - черти).
После прохождения обряда инициации Иван Сухин стал очень сильным колдуном. Так, он мог на лету останавливать птиц и они падали мертвыми. Иван наделяется способностью, присущей Иисусу Христу, - ходить по воде, «аки по суху» (евангельские мотивы): «Летом шел по воде, как по дороге» [6, с. 186].
Ко второму типу относятся «знающие», владеющие достаточно большим количеством магических практик и успешно отправляющие их в определенной местности. Это знахарки, которые лечат одно или несколько заболеваний, гадалки, способные найти пропавшее животное или определить вора. Таких ритуальных специалистов окружающие характеризуют следующим образом: «много знает». Например, в г. Пошехонье жила знахарка Федоруш-ка, которая лечила от нескольких болезней (костоеды, сифилиса и др.) и была очень популярна среди местного населения [10, с. 200].
К третьему типу можно отнести людей, которые владеют несколькими заговорами или магическими практиками и отправляют их внутри собственной семьи, реже к их услугам прибегают ближайшие соседи.
Итак, «тайное» знание, магическая сила по народной терминологии -сила, которой не обладают обычные члены сообщества, в значительной мере определяет социальный статус знающих. «Знающий», в особенности это относится к колдуну, обладает определенной властью в социуме. Одно из значений слова сила в Толковом словаре живого великорусского языка В. И. Даля - «власть, могущество, влияние, владычество, чисто нравственное или поддержанное страхом кары» [12]. В древнерусских источниках слово сила означает не только «силы телесные», но и «могущество», «власть», «войско». Власть колдуна можно рассматривать как атрибут социальной роли в структуре деревенского сообщества, «как своеобразную модель власти, во всяком
случае она обеспечивала своему обладателю определенное влияние и авторитет» [4, с. 77]. Власть колдуна - это вид политики управления людьми. М. Вебер определял политику как способность добиваться у других людей послушания, независимо от того, на чем основано это послушание. Оно, в частности, основано на авторитете, полной личной преданности и личном доверии, вызываемом наличием у какого-либо человека качеств вождя [13]. Власть колдуна заключается в способности распоряжаться действиями окружающих. Зачастую человек становился колдуном, чтобы получить власть над людьми.
Колдун в своей деятельности реализует одну из форм власти - власть наказания, когда необходимое поведения индивида формируется под страхом причинения физического ущерба (он может испортить человека, его животных) или смерти. Страх - главное орудие управления колдуна: традиционная формула, определяющая отношение к колдуну, - «колдунов все боялись»: «А была Манька Зуева, колдунья. Она козой... корой рядилась. Ее все боялись» [9, с. 213]. Колдун целенаправленно использует страх для воздействия на поведение окружающих: ему боятся отказать в какой-либо просьбе, рассердить его и т.п., «чтобы они не наслали какую-нибудь болезнь» [7, с. 281].
Страх перед колдуном свидетельствует о статусе, занимаемом им в деревенском сообществе. Страх обычно испытывают «низшие» по отношению к «высшим». Владение «тайным» знанием и связь с «иным» миром позволяет колдуну требовать от окружающих оказания почета и уважения.
Отношения колдуна с крестьянами напоминают вассальные отношения, при которых честь воздается снизу вверх, причем «честь всегда связывается с актом обмена, требующим материального знака, с некоторой взаимностью социальных отношений, дающих право на уважение и общественную ценность» [14, с. 53]. Честь (от «часть») по отношению к колдуну имеет значение и материального дара, и духовной ценности, победы, т.е. колдун требует выделения ему положенной доли. Иначе говоря, колдун требует правильной оценки его достоинств и знаний со стороны окружающих взамен на оказание услуг - контактов с потусторонним миром.
Сакральная деятельность колдунов нередко приобретает демонстративный характер. Демонстрация силы выражает позиции доминирования. Демонстративный характер деятельности колдуна связан с тем, что он старается показать, что владеет тайным знанием, и, кроме того, с его стремлением к славе, почету и уважению для того, чтобы занять более высокое место на иерархической лестнице в сельском сообществе, а для достижения славы, почета и уважения ему необходимо, чтобы окружающие были уверены в том, что он обладает магической силой. Колдун часто специально демонстрирует свою силу для приобретения и утверждения статуса «знающего». Статус -основной «продукт обмена» в иерархическом мире мужчин [15]. Так, в Нижегородской губернии колдуны демонстрировали «чудеса», протыкая тело ножом или иглой (достаточно редкий пример в русской традиции): «Втыкают себе в тело перочинный нож, который уходит в него совершенно своим лезвием, крови. нет» [16, с. 320]; «Взявши иглу в правую руку, обратить острием ко рту и сказать трижды. заговор и потом зашивать порезанное место. А наши колдуны зашивают такими заговоренными иглами себе рот и другие места тела, крови нет и боли также, игла проходит через тело, как через "ре-
пу". Такие же случаи делают с ножами и кровь не течет» [16, с. 323]. Личность колдуна становится темой рассказов о его могуществе, функцией этих рассказов является поддержание его власти, кроме того, это один из способов поддержания функционирования магии: «Миф есть естественный результат человеческой веры в то, что любая власть должна обнаруживать себя, выступать как действующая сила. миф может быть связан не только с магией, но и с любой формой социальной силы или социальных притязаний на власть. К мифу всегда прибегают для обоснования неких особых привилегий или обязанностей, вопиющих социальных неравенств» [17, с. 95].
Знахарь, который славился успешным лечением болезней и к которому за помощью обращалось много людей, также был наделен высоким статусом. Нередко знахаря характеризуют с точки зрения пользы, приносимой обществу его деятельностью; пользовать - лечить, т.е. приносить пользу больному. Деятельность знахарей направлена на излечение болезней, сохранение здоровья, что в свою очередь, по классификации А. Маслоу, ведет к удовлетворению потребности членов социума в безопасности и защищенности, которые в свою очередь способствуют удовлетворению их физиологических потребностей [18]. Сами «знающие» посредством отправления магических практик удовлетворяют физиологические потребности (плата за отправление магических практик - нередко главный источник их доходов), социальные потребности и потребность в уважении (приобретение достаточно высокого социального статуса).
«Знающий» в социуме также обладает нормативной властью. Он контролирует соблюдение определенных норм поведения. Исследования западных антропологов второй половины ХХ в. выявили регулярную связь между распространенными почти повсеместно представлениями о «сверхъестественных» силах, причиняющих болезни (в результате нарушений запретов, колдовства, сглаза и болезнетворных духов), и управляющими поведением социальными нормами. Эти исследования также продемонстрировали, что такие представления эффективно функционируют в качестве механизма социального контроля и способа поддержания социального порядка [19, р. 24; 20, р. 117 и др.].
Ритуальный специалист контролирует соблюдение определенных норм поведения, например уважение младших по отношению к старшим, в особенности - по отношению к себе, а, как уже говорилось, тайное знание позволяет ему требовать от окружающих особого поведения. В том случае, если эти нормы не были соблюдены, виновника ожидала кара. Так, исследователи выявили связь между распространенным представлением о насылании болезней колдунами и социальными нормами. Болезнь нередко наступает в результате нарушения принятых норм поведения, и именно колдун осуществляет контроль за выполнением норм социума.
Так, причина возникновения болезни или физического ущерба объясняется непочтительным поведением молодых по отношению к колдуну, т.е. наказание молодых за обиду старика. Колдун не прощает насмешек над собой и порчи или кражи своего имущества, он наказывает насмешников или воров; так, у старика-колдуна «перемыкали» - сбросили оглобли у телеги, отчего слетели дрова; он «сказал мужикам: бодайтесь, как козлы. И начали. Они расшибли друг другу лбы. И говорят ему: останови. Он ответил, что еще не время. В кровь мужики лбы расшибли, отпустило потом» [9, с. 217].
Наиболее показательные примеры обладания колдуном нормативной власти - его поведение на свадьбе. Свадьба - важное событие в жизни социума, здесь происходило «рождение» новых членов социума - женатого мужчины и замужней женщины, способных к продолжению рода: «Колдуна непременно зовут на все свадьбы, чтоб, во-первых, он не сделал вреда из досады и, во-вторых, чтоб уничтожить колдовство других колдунов» [16, с. 320].
В том случае, если колдуну не было оказано уважение и он не был вознагражден, он может отомстить, испортить свадьбу, например, превратить жениха и невесту и весь свадебный поезд в волков, лишить жениха и невесту генеративных способностей и т.д.: «Сядет на крест (образуемый канатным брусом и закладиной последней крайней к печи канатницы) около печной трубы, да оттуда порчу и наведет» [7, с. 170].
Статус колдуна отражается и в оплате его услуг. Колдун всегда требует плату за отправление магических практик. В мифологических рассказах нередко описано, что колдун использует свои знания в корыстных целях и требует за это плату: колдун Осип Леонтьевич, который отыскивает украденное, привораживает и отвораживает и прочее, «извлекает из этого значительные материальные блага и считается одним из самых богатых мужиков деревни» [10, с. 201]. Плата - архаический элемент обряда: происходит обмен ритуальными услугами и какими-то дарами, например, на свадьбе колдуну чаще всего платили водкой.
Статус человека связан с экономическими факторами. Нередко человек становился «знающим», руководствуясь соображениями материального порядка - «всегда будешь кусок хлеба иметь». Некоторые «знающие» входили в число самых зажиточных мужиков своей деревни. В отличие от знахаря колдун получал доход не только как плату за отправление магических практик. Владение «тайным» знанием позволяло ему разбогатеть, магическим путем заимствуя материальные блага у окружающих.
В традиционном русском социуме статус колдуна сопоставим со статусом вора и разбойника, отбирающих чужое имущество или жизнь и здоровье. Все эти люди отнимают то, что им не принадлежит. В народном сознании они пользуются магическими средствами. Колдун, вор, разбойник относятся к категории лихих людей. Вором до XVIII в. называли «преступника вообще». Магические действия ведьм и колдунов определяются как воровство: ведьмы О. Христофорова ставит закономерный вопрос о тождественности концептов колдовства и воровства: «Однако релевантно ли традиции признание исследователем реальности воровства и ирреальности колдовства? Для внутренней точки зрения и то и другое, безусловно, реально. Коль скоро мы пытаемся увидеть культуру глазами ее носителей, мы должны признать, что колдовство и воровство, а также колдовство и убийство, прелюбодеяние и воровство как культурные концепты пересекаются и накладываются друг на друга. Подобно тому как "колдовство" суммирует все антинормы, так и "воровство" в русской культуре - почти универсальный ярлык для греховного поведения, "вором" могли назвать и разбойника, и убийцу, и прелюбодея» [21, с. 388].
Так, нередко известных разбойников считали колдунами: например, ходили рассказы о том, что у известного в Подорвановской волости Пошехонского уезда Ярославской губернии грабителя Базана была волшебная разрыв-трава, благодаря которой он мог отпирать любые запоры [10, с. 528].
Магические действия колдунов определяются как воровство: колдуньи у коровы «молоко крали», «отбирали», «отнимали», «уводили», «переводили» и т.п., из хлеба «спорынью вынимали», «отнимали», магическим способом можно также «увести мужика». И разбойник и вор в традиционном сознании также связаны с представлениями об обладании «тайным» знанием.
Для русских крестьян было характерно ведение натурального хозяйства, отличающееся простым воспроизводством (равенством созданного продукта потребленному). Появление дополнительного продукта, превышающего обычный прирост, воспринималось как нечто экстраординарное и настораживающее, особенно если в это время в другом хозяйстве происходили потери. В соответствии с представлениями традиционного общества богатство -заданная величина; если прибавляется у кого-то, то, соответственно, уменьшается у другого. Зачастую поводом для обвинения в колдовстве какого-либо индивидуума было его быстрое обогащение и уменьшение достатка в другой семье. Вероятно, эта идея представляет собой частное проявление характерной для аграрных обществ концепции «ограниченного блага» (limited good), некогда описанной и проанализированной американским антропологом Джорджем Фостером. Согласно Фостеру крестьянская культура воспринимает любые блага и ценности (экономические, социальные, культурные) как замкнутую систему - своего рода ограниченный ресурс. Поэтому любой дисбаланс в дистрибуции блага воспринимается членами крестьянской общины как процветание одних за счет других, как ситуация, требующая перераспределения ценностей [22, р. 308].
Принцип «постоянства суммы» основан на том, что увеличение количества неких благ у одного индивидуума или семьи интерпретируется соседями как уменьшение их достатка: «Важной предпосылкой для возникновения подозрений в ведовстве был "принцип постоянства суммы", который господствовал в представлениях сельских жителей не только о том, что касалось материальных благ, но также любви, здоровья, чести» [23, с. 324].
Колдуны и колдуньи нередко становились богатыми людьми. Отношение к состоятельным людям в русской деревне неоднозначно: «Зажиточный человек пользуется среди крестьян известной долей уважения, но с известными ограничениями, в том случае, если богатство приобретено лично им и притом не случайно, а благодаря его личным качествам» [10, с. 154]. С другой стороны, нередко подозревают, что богатство не заработано ими, а добыто неправедным путем: «Зажиточные крестьяне не все пользуются уважением, хотя с виду все относятся к ним с почтением. при расспросах о богачах таинственно рассказывают разные неблаговидные истории и причины, по которым получилось богатство. "Ты не сказывай, а ведь он мужика убил, деньги-то вынул, да покойника-то головой в реку и опустил. с тех пор и пошел, и пошел богатеть"» [1, с. 33]. По народным представлениям колдуны богатеют с помощью нечистой силы - своих помощников.
Верили, что колдуны обладали способностью «держать обилие», т.е. влиять на урожай растений и воспроизводство животных; древние волхвы «удерживали под кожею иная жито, иная мед, иная рыбу, иная белку и пр.» [24, с. 262]. Можно предположить, что в прошлом ритуальные специалисты проводили обряды, направленные на увеличение урожая и плодородия скота, а часть произведенного зерна и животных полагалась им как плата за произ-
веденные услуги [25, с. 234]. Например, на свадьбе колдуну платили бараном. Со временем отношение к «знающим» изменилось: их магические действия стали восприниматься как вредоносные, а выделяемая им доля - как несанкционированное заимствование чужого. Одним из главных «преступлений» ведьм было отбирание спорыньи у хлеба; спорынья - сложное понятие: оно включает рост пшеницы или ржи, урожай зерна и то, как оно в дальнейшем расходуется и сохраняется. Понятие «спорынья» сопоставимо с понятием «жизненная сила».
Колдуны отбирают спорынью у хлеба разными способами: делают заломы, пережины и т.п. Так, в Костромской губернии Нерехтском уезде «существует так называемый "пережин" полей. "Пережин" совершают только некоторые отдельные личности, глубоко верующие в силы дьявола. В волшебную, страшную (как ее называют) ночь на Иванов день (24 июня) суеверная и, вероятно, с сильным характером женщина тайно выходит из дома, снимает с себя верхнее платье. Остается в одном белье, распускает свои волосы, с серпом в руках и сидя верхом на коне с привязанным к нему веничком и (таким образом изображая ведьму) едет в ржаное поле. Останавливается на яме, оказывающей границы поля. И если нет препятствия, т.е. ее никто не видит, с этой ямы идет по диагонали поля к другой яме, по пути срезая колосья серпом по узкой прямой линии. Читает ли она в это время, что берет ли колоски, или еще что делает - пока неизвестно. Говорят, что эта женщина имеет сношения с самим духом-дьяволом и что эти духи всегда к ее услугам. Они-то будто бы после этого пережина и носят хлеб зерном с пережатого поля к ней в амбар и в этом амбаре хлеб, говорят, не убывает» [26, л. 18].
Колдуньям деньги приносит огненный змей: «Посещая эту пожилую девицу, "змей" приносил ей деньги и, она не получая ни откуда никаких средств, жила очень богато» [10, с. 197]. Огненный змей называется просто ужом: о человеке, который заботится о доме, говорят: «Он, как уж, все в дом тащит», у богатеющего человека спрашивают: «Не уж ли тебе деньги таскает?» [10, с. 197].
Колдуньи также «отдаивают молоко у коров, вследствие чего они теряют свою удойность» [10, с. 198]. В это же время возрастает удойность коров у колдуний.
Существуют различия в статусе, приписываемом «знающим» - мужчинам и женщинам. Если мужчины не скрывают, что они колдуны, то колдуньи - наоборот. Демонстрация силы колдунами повышает их статус. Если узнают, что женщина - колдунья, ее социальный статус понижается, особенно в том случае если она мать, жена.
К концу жизни колдун постепенно терял магическую силу. О снижении статуса колдуна свидетельствовало то, что его переставали слушаться помощники. Обычно это происходило, когда колдун старел и утрачивал жизненную силу; об этом в первую очередь свидетельствовала утрата зубов, потеря зрения. Падение «рейтинга» знахарок (иногда обвинение в полном незнании) в социуме также обычно связано с ослаблением здоровья по старости, прежде всего - потерей зубов, а также снижением памяти, разума, что приводит к неправильному проведению обрядов, забыванию текстов заговоров. Статус ритуального специалиста - временный атрибут: утрата магической силы ведет к лишению статуса «знающего».
Высокий статус «знающего» в традиционном социуме в конце XIX -
начале ХХ в. подтверждает выводы исследователей о том, что они являются
наследниками волхвов-жрецов более ранних эпох, выполняющих важные для
архаического социума функции [25, 26].
Список литературы
1. Бейтс, Ф. Позиции, роли и статусы: переформулировка понятий / Ф. Бейтс // Социология. Хрестоматия / под ред. A. C. Кравченко. - Екатеринбург : Деловая книга, 1998. - С. 58-70.
2. Вебер, М. Избранные произведения / М. Вебер. - М. : Прогресс, 1990. - 805 с.
3. Weber, M. Class, Status and Party / M. Weber // Social Stratification / ed. by D. Gupta. - New Delhi : Oxford University Press, 1991. - Р. 454-470.
4. Щепанская, Т. Б. Сила (коммуникативные и репродуктивные аспекты мужской магии) / Т. Б. Щепанская // Мужской сборник. Вып. 1. Мужчина в традиционной культуре. - М. : Лабиринт, 2001. - С. 71-94.
5. Жаворонок, И. С. Рассказы о «знающих» и рассказы «знающих» / И. С. Жаворонок // По следам Е. Э. Линевой : сб. науч. ст. - Вологда, 2002. - C. 294-304.
6. Никитина, Н. А. К вопросу о русских колдунах / Н. А. Никитина // Русское колдовство, ведовство, знахарство. - СПб. : Литера, 1994. - С. 172-205.
7. Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева. Т. 1. Костромская и Тверская губернии. - СПб. : Деловая полиграфия, 2004. - 570 с.
8. Адоньева, С. В. О ритуальной функции женщины в русской традиции / С. В. Адоньева // Живая старина. - 1998. - № 2. - C. 26-28.
9. Мифологические рассказы и поверья Нижегородского Поволжья. - СПб. : Тропа Троянова, 2007. - 496 с.
10. Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева. Т. 2. Ярославская губерния. Ч. 1. Пошехонский уезд. -СПб. : Деловая полиграфия, 2006. - 608 с.
11. Бернштам, Т. А. Молодость в символизме переходных обрядов восточных славян. Учение и опыт церкви в народном христианстве / Т. А. Бернштам. - СПб. : Петербургское востоковедение, 2000. - 400 с.
12. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка / В. И. Даль. -СПб. ; М., 1912. - Т. 4.
13. Weber, M. Wirtschaft und Gesellschaft. Grundriss der verstehenden Soziologie / M. Weber ; hrsg. von Johannes Winckelmann. - Köln : Kiepenheuer & Witsch, 1964. -608 с.
14. Лотман, Ю. М. Семиосфера / Ю. М. Лотман. - СПб. : Искусство-СПб, 2000. -704 с.
15. Танен, Д. Ты просто меня не понимаешь / Д. Танен // Гендер и язык. - М. : Языки славянской культуры, 2005. - С. 235-510.
16. Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева. Т. 4. Нижегородская губерния. - СПб. : РЭМ, 2006. - 412 с.
17. Малиновский, Б. Магия, наука и религия / Б. Малиновский // Магический кристалл. - М., 1994.
18. Маслоу, А. Мотивация и личность / А. Маслоу. - СПб. : Евразия, 1999. - 478 с.
19. Kleinman, A. Patients and Healers in the Context of Culture: An Exploration of the Borderland between Anthropology, Medicine, and Psychiatry / A. Kleinman. - Berkeley ; Los Angeles ; London : Univ. of California Press, 1980. - 427 p.
20. Rubel, A. Ethnomedicine / A. Rubel, M. Hass // Medical Anthropology: Contemporary Theory and Method / ed. by Th. Johnson, C. Sargent. - New York : Praeger Publish., 1990. - P. 115-131.
21. Христофорова, О. Б. Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России / О. Б. Христофорова. - М. : ОГИ, РГГУ, 2010. - 433 с.
22. Foster, G. M. Peasant Society and the Image of Limited Good / G. M. Foster // American Anthropologist. - 1965. - New Series. - Vol. 67, iss. 2. - P. 293-315.
23. Шверкофф, Г. От повседневных подозрений к массовым гонениям / Г. Швер-кофф // Одиссей. - 1996. - С. 311-322.
24. Чулков, М. Д. Абевега русских суеверий / М. Д. Чулков. - М. : Типографiя Ф. Гипшуса, 1786. - 341 с.
25. Криничная, Н. А. Русская народная мифологическая проза. Истоки и полисемантизм образов. Т. 2: Былички, бывальщины, легенды, поверья о людях, обладающих магическими способностями / Н. А. Криничная. - СПб. : Наука, 2000. -584 с.
26. Архив Костромского объединенного историко-архитектурного и художественного Музея-заповедника. КМЗ КОК 45868. Королев В. М. О народных суевериях, заговорах и обрядах (Материалы этнологической станции). Ф. 247. Д. 15.
References
1. Beyts F. Sotsiologiya. Khrestomatiya [Sociology. Reader]. Ekaterinburg: Delovaya kni-ga, 1998, pp. 58-70.
2. Veber M. Izbrannyeproizvedeniya [Selected works]. Moscow: Progress, 1990, 805 p.
3. Weber M. Social Stratification. New Delhi: Oxford University Press, 1991, pp. 454-470.
4. Shchepanskaya T. B. Muzhskoy sbornik. Vyp. 1. Muzhchina v traditsionnoy kul'ture [Men's collection. Issue 1. Men in traditional culture]. Moscow: Labirint, 2001, pp. 71-94.
5. Zhavoronok I. S. Po sledam E. E. Linevoy: sb. nauch. st. [Following E. E. Lineva: collected papers]. Vologda, 2002, pp. 294-304.
6. Nikitina N. A. Russkoe koldovstvo, vedovstvo, znakharstvo [Russian sorcery, witchcraft, healing]. Saint-Petersburg: Litera, 1994, pp. 172-205.
7. Russkie krest'yane. Zhizn'. Byt. Nravy. Materialy «Etnograficheskogo byuro» knyazya V. N. Tenisheva. T. 1. Kostromskaya i Tverskaya gubernii [Russian peasants. Life. Chores. Mores. Proceedings of "Ethnographical bureau" by prince V. N. Tenishev. Vol. 1. Kostroma and Tver provinces]. Saint-Petersburg: Delovaya poligrafiya, 2004, 570 p.
8. Adon'eva S. V. Zhivaya starina [The living antiquity]. 1998, no. 2, pp. 26-28.
9. Mifologicheskie rasskazy i pover'ya Nizhegorodskogo Povolzh'ya [Mythological stories and superstitions of Nizhny Novgorod region]. Saint-Petersburg: Tropa Troyanova, 2007, 496 p.
10. Russkie krest'yane. Zhizn'. Byt. Nravy. Materialy «Etnograficheskogo byuro» knyazya V. N. Tenisheva. T. 2. Yaroslavskaya guberniya. Ch. 1. Poshekhonskiy uezd [Russian peasants. Life. Chores. Mores. Proceedings of "Ethnographical bureau" by prince V. N. Tenishev. Vol. 2. Yaroslavl provinces. Part 1. Poshekhonsky district]. Saint-Petersburg: Delovaya poligrafiya, 2006, 608 p.
11. Bernshtam T. A. Molodost' v simvolizme perekhodnykh obryadov vostochnykh slavyan. Uchenie i opyt tserkvi v narodnom khristianstve [Youth in symbolism of rites of passage of easterns slavs. Teaching and experience of the church in popular Christianity]. Saint-Petersburg: Peterburgskoe vostokovedenie, 2000, 400 p.
12. Dal' V. I. Tolkovyy slovar' zhivogo velikorusskogo yazyka [Explanatory dictionary of Great Russian language]. Saint-Petersburg; Moscow, 1912, vol. 4.
13. Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Grundriss der verstehenden Soziologie [Economics and society. Foundation of explanatory sociology]. Koln: Kiepenheuer & Witsch, 1964, 608 p.
14. Lotman Yu. M. Semiosfera [Semiosphere]. Saint-Petersburg: Iskusstvo-SPb, 2000, 704 p.
15. Tanen D. Gender i yazyk [Gender and language]. Moscow: Yazyki slavyanskoy kul'tury, 2005, pp. 235-510.
16. Russkie krest'yane. Zhizn'. Byt. Nravy. Materialy «Etnograficheskogo byuro» knyazya V. N. Tenisheva. T. 4. Nizhegorodskaya guberniya [Russian peasants. Life. Chores. Mores. Proceedings of "Ethnographical bureau" by prince V. N. Tenishev. Vol. 4. Nizhny Novgorod province]. Saint-Petersburg: REM, 2006, 412 p.
17. Malinovskiy B. Magicheskiy kristall [Magic crystal]. Moscow, 1994.
18. Maslou A. Motivatsiya i lichnost' [Motivation and personality]. Saint-Petersburg: Evra-ziya, 1999, 478 p.
19. Kleinman A. Patients and Healers in the Context of Culture: An Exploration of the Borderland between Anthropology, Medicine, and Psychiatry. Berkeley; Los Angeles; London: Univ. of California Press, 1980, 427 p.
20. Rubel A., Hass M. Medical Anthropology: Contemporary Theory and Method. New York: Praeger Publish., 1990, pp. 115-131.
21. Khristoforova O. B. Kolduny i zhertvy: Antropologiya koldovstva v sovremennoy Rossii [Witches and victims: Anthropology of witchcraft in modern Russia]. Moscow: OGI, RGGU, 2010, 433 p.
22. Foster G. M. American Anthropologist. 1965, New Series, vol. 67, iss. 2, pp. 293-315.
23. Shverkoff G. Odissey [Odysseus]. 1996, pp. 311-322.
24. Chulkov M. D. Abevega russkikh sueveriy [The ABC's of Russian superstitions]. Moscow: Tipografiya F. Gippiusa, 1786, 341 p.
25. Krinichnaya N. A. Russkaya narodnaya mifologicheskaya proza. Istoki i polisemantizm obrazov. T. 2: Bylichki, byval'shchiny, legendy, pover'ya o lyudyakh, obladayushchikh magicheskimi sposobnostyami [Russian folk mythological prose. Origins and polyse-mous nature of images. Vol. 2: Epics, stories, legends, beliefs about people with magic powers]. Saint-Petersburg: Nauka, 2000, 584 p.
26.Arkhiv Kostromskogo ob"edinennogo istoriko-arkhitekturnogo i khudozhestvennogo Muzeya-zapovednika. KMZ KOK 45868. Korolev V. M. O narodnykh sueveriyakh, za-govorakh i obryadakh (Materialy etnologicheskoy stantsii) [Archive of Kostroma united historical-architectural and art Museum-reserve. KMZ KOK 45868. Korolev V. M. On folk superstitions, plots and rites (materials of the ethnological division)]. F. 247. D. 15.
Мазалова Наталия Евгеньевна кандидат исторических наук, старший научный сотрудник, отдел этнографии восточных славян и народов Европейской России, Музей антропологии и этнографии РАН (Россия, г. Санкт-Петербург, Университетская набережная, 3)
E-mail: [email protected]
Mazalova Natalia Evgenyevna Candidate of historical sciences, senior staff scientist, department of ethnography of eastern Slavs and peoples from European Russia, Museum of anthropology and ethnography of the Russian Academy of Sciences
(3 Universitetskaya embankment, Saint-Petersburg, Russia)
УДК 398.3 Мазалова, Н. Е.
Социальный статус «знающих» в традиционном русском обществе (по материалам Поволжья Х1Х - начала ХХ в.) / Н. Е. Мазалова // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. -2016. - № 2 (38). - С. 33-45. БОТ: 10.21685/2072-3024-2016-2-3
