Григорьева Н.С.
Социальные потребности и социальная политика в достижении благосостояния: роль международных организаций в реформе социальной
сферы стран переходной экономики
Одна из наиболее важных задач социальной политики - проблема роста благосостояния стран и граждан. Как удовлетворяются социальные нужды граждан в стране в сравнительном анализе с другими странами; какие изменения произошли в разных государствах и в мире в целом в вопросах неравенства; соотносятся ли мероприятия, направленные на улучшение благосостояния с уровнем экономического развития и политической свободы - вот далеко не полный перечень вопросов, который возникает при постановке и решении задач социальной политики. И как следствие формируется более конкретный вопрос - как различные страны определяют стратегии для удовлетворения потребностей своих граждан. В ходе исторического развития ХХ века, ситуация складывалась таким образом, что ответы на эти вопросы оформлялись в поле дилеммы практического воплощения политики в социальной сфере: какое общество социалистическое или капиталистическое лучше удовлетворяет потребности своих граждан. После долгого периода противопоставления друг другу капиталистической и социалистической систем, распад СССР и крушение коммунизма в странах Восточной Европы, для многих исследователей послужило своеобразным сигналом к провозглашению эффективности капитализма в решении социальных проблем. Так ли это на самом деле? Для России, других стран переходной экономики вопрос об эффективности, проводимой социальной политики приобрел иную формулировку: увеличивают ли свое благосостояние те общества, которые оказались на стадии перехода от «социализма» у «капитализму».
ОСНОВНЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ: к методологии подхода. Для того чтобы оценить насколько быстро в отдельно взятой стране происходят улучшения в удовлетворении социальных потребностей граждан необходимо использовать несколько показателей, которые позволяют делать общий анализ различных стран и культур. Один из таких показателей валовой внутренний продукт (ВВП). Но он не учитывает мероприятия по поддержанию прожиточного минимума, косвенное экономическое воздействие, бесплатную работу по хозяйству и другие. В то же время в экономические показатели включаются бесполезные непосредственно для человека мероприятия (например, гонка вооружений); относительно полезные мероприятия (например, корпоративная реклама) и вредные мероприятия (например, производство веществ, загрязняющих природу).
Поэтому какое-то время для анализа был предложен показатель реального роста (ПРР), в котором к ВВП добавилась стоимость домохозяйств и была исключена стоимость загрязнения, потерь от истощения природных ресурсов. Но и этот показатель не прижился (например, для расчета реального роста в США он не применялся с 1965 года).
Немаловажный вопрос - культурная релятивность. Здоровье и независимость гарантируются по-разному в разных культурах, благодаря удовлетворению таких промежуточных потребностей как наличие жилья, одежды, питания, заботы, безопасности, образования и т. д. При этом использование какого-либо составного показателя здоровья и способности независимых действий граждан, государства, в принципе, возможно. Это примеры, которые очевидны в исторической практике различных культур: в рабовладельческих государствах в благосостоянии не
учитывается благосостояние рабов, в мусульманских государствах, благосостояние
женщин учитывается меньше, чем мужчин. Возможно ли, при этом сформулировать основную потребность человека (как нечто обобщающее) в рамках одной культуры данного общества?
В 1990-х годах в Проекте развития Организации Объединенных наций (ООН) был предусмотрен показатель уровня развития человеческого роста. Итоговый индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП) рассчитывается как среднеарифметическая сумма значений трех компонентов: индекса долголетия, определяемого показателем ожидаемой продолжительности жизни; индекса образования (состоящего из индекса грамотности (2/3) и индексом охвата обучением среди детей и молодежи от 6 до 23 лет (1/3) и индекса дохода, определяемого показателем ВВП по паритету покупательной способности. Национальные доклады о развитии человеческого потенциала по инициативе Программы развития ООН (ПРОООН) издаются во многих странах мира, а также выходят и ежегодные мировые доклады (Российская Федерация с начала 90-х годов также ежегодно представляет Доклад о развитии человеческого потенциала в РФ - всего 9 - которые, как правило, готовится группой независимых национальных экспертов). Индекс развития человеческого потенциала можно представить по гендерному, национальному и территориальному признаку, в тех случаях, когда есть информация о показателях развития здравоохранения, образования, экономики.
Кроме того, в ежегодные Отчеты о развитии человеческого потенциала включается в последние годы и индекс политической свободы (ИПС), который состоит из некоторого набора изменяемых величин, как, например, свобода слова, свобода организации политических партий и объединений, свобода передвижения, равенство всех перед законом.
РОСТ И НЕРАВЕНСТВО В УДОВЛЕТВОРЕНИИ СОЦИАЛЬНЫХ ПОТРБНОСТЕИ. В настоящее время, можно увидеть достаточно большое число исследований, в которых с равным успехом признается и наличие мирового прогресса и мировых недостатков в развитии, как конкретных стран, так и отдельных регионов мира. Отчеты ООН о развитии человеческого потенциала несут основную информацию о развитых и развивающихся странах, а также о странах переходного типа. Если посмотреть все отчеты прошедшего десятилетия, то не трудно заметить, что средняя продолжительность жизни населения в мире неуклонно растет, что число детей, посещающих школу, также увеличивается, что в большинстве регионов мира ВВП возрастает. Но этот видимый социальный прогресс сосуществует с глобальным экономическим разрывом между развитыми и развивающимися странами, когда наряду с изобилием во многих районах увеличивается опасность массового голода и необеспеченности продовольствием. Возрастают глобальные социальные проблемы вынужденной миграции, физической безопасности и защиты от организованной преступности. Наиболее интересные различия, обнаруживаются и тогда, когда в совокупных показателях индивидуального развития развитых стран, как, например, США, Япония, Франция, Швеция учитывается гендерный признак.
Таблица 1. Учет гендерного показателя
Страна ИРЧП Гендер Итог
США G,976 G,824 G,943
Франция G,972 G,864 G,938
Швеция G,977 G,921 G,958
Япония G,983 G,763 G,981
Источник: UNDP, 1993a
В социал-демократической Швеции потребности индивидуального развития женщин удовлетворяются лучше, чем в либеральных США и Японии. Схожие различия наблюдаются, если ИРЧП рассчитан с учетом расхождения уровня доходов в этих странах. В Швеции человеческие потребности граждан удовлетворяются более справедливо, чем в США. Для США важна корреляция показателя с учетом этнического фактора. При значении для всех граждан 0,976 показатель ИРЧП для белых граждан значительно выше, а для черных составляет 0,880.
Прогресс в области индивидуального развития оценивается неоднозначно, что можно наблюдать, сравнивая, например, Китай, государство с официально заявленной стратегией социалистического развития и Индию, принявшую британскую концепцию плюралистической демократической формы управления.
В Южной Америке существуют четкие различия между такими государствами, как Бразилия или Чили, где под давлением МВФ господствуют свободные рыночные отношения с минимальным вмешательством государства как стратегии развития, и Коста-Рикой со значительным участием государства в обеспечении благосостояния.
Если обратиться к Юго-Восточной Азии, то Малайзия и, скажем, Сингапур, являются примерами стран из числа южноазиатских «тигров», социальная политика которых характеризуется высоким уровнем инвестиций, особенно в сферу образования, включая различные схемы переподготовки, в здравоохранение и программы социальной защиты работающих. Систему существенно дополняет взаимопомощь родственников. И отдача прослеживается и в экономическом, и в социальном планах.
Таким образом, среднестатистические показатели (хотя они сейчас и не в моде) показывают, что социальное неравенство, присутствующее в большинстве стран снижаются, но если провести такой анализ по группам стран, то получатся другие показатели. Наблюдается совершенно очевидное увеличение разрыва в показателе ВВП на душу населения между северными и южными странами. Если этот показатель в северных странах принять за 100, то реальный ВВП на душу населения в странах со средним уровнем человеческого развития уменьшился с 19 до 18, а в странах с низким уровнем развития человеческого потенциала с 11 до 8. То есть, фактически северные государства богатеют, а южные нищают. Доля мирового ВВП, приходящаяся на северные страны за период с 1960 по 1990 годы увеличилась с 30% до 59%, (почти вдвое). В 1996 году на долю наименее обеспеченных 20% населения земли приходится 1,4% мирового дохода, тогда как на долю 20% наиболее обеспеченных, - 85% (ЦЫОР, 1996). Возрастающий экономический разрыв между странами сопровождается увеличением экономического неравенства внутри стран, что особенно заметно там, где был выбран неолиберальный путь экономического развития. Так в Великобритании, развитом государстве с наибольшей степенью неравенства, реальный доход 10% наименее обеспеченного населения упал до 20% за период с 1979 по 1993 (ЦКБР, 1996).
КОРРЕЛЯНТЫ РОСТА БЛАГОСОСТОЯНИЯ. Вопрос, который продолжает волновать научный и политический мир: в какой связи находятся экономический и социальный рост? Одно из первых сравнительно-сопоставительных исследований развития государств благосостояния ^ПепБку, 1975) выявило зависимость между усилиями государства и экономическим ростом. Исследователи пришли к выводу, что экономический рост был необходимой предпосылкой общественного благосостояния. Однако была выявлена и другая зависимость при сравнительном анализе социальной политики - за пределами определенного уровня экономических условий необязательно существует жесткая взаимосвязь между типом государственных вложений в достижение благосостояния, формой организации этого благосостояния, а также социальными достижениями и уровнем экономического развития. Иными словами -политические предпочтения обуславливают и определяют различия.
Характер взаимосвязи между экономическим ростом и социальным благосостоянием, это реальное воплощение взаимосвязи между экономическим ростом и неравенством внутри страны. Например, больший экономический рост может быть получен и в обмен на увеличение разрыва уровня доходов внутри страны. И тогда создается парадоксальная ситуация: чем богаче страна, тем ярче выражено неравенство. Поэтому еще в отчете ПРОООН за 1996 год был сделан вывод о том, что существует зависимость между экономическим ростом и паритетом дохода с учетом возрастающего внутригосударственного неравенства. Равенство подразумевает гарантию каждому долю экономики. Экономический рост в странах Юго-Восточной Азии основан именно на этом. Социальная политика, направленная на гарантию каждому справедливого распределения активов и ресурсов может способствовать экономическому росту.
Было предпринято несколько попыток выстроить страны по показателю политических свобод в соответствии с критериями, которые отражены в декларации ООН о Правах Человека. Литературы по вопросу взаимосвязи между демократией и развитием достаточно много, но «нет никаких прямых доказательств того, что, например, развивающиеся страны, которые более демократичны в лучшей степени стимулируют национальный рост или способствуют снижению разрыва в доходах. Эффективное руководство, ясность в принятии решений и политическая стабильность являются более важными факторами» (Healey and Robinson, 1992). В Отчете ООН за 1992 год отмечалось, что «...правда, что автократическим правительствам удается проводить глобальные реформы и продвигать социальные приоритеты», но в тоже время «очень сложно установить долговременную связь между авторитарным уровнем управления и экономическим и социальным развитием». Однако, страны с высоким значением ИРЧП являются также странами с высоким (84,1) значением индекса политической свободы (ИПС) (UNDP, 1992:32) Это вывод незначительно меняется при сравнении государств со средним или низким значении ИРЧП. Так, в первом случае ИПС составляет 49,6, а при низком - 48,2.
Какие различия можно наблюдать между развитыми капиталистическими странами? Чтобы увидеть эти сходства и различия, следует обратиться к разным источникам, где описываются наилучшие для роста благосостояния режимы и оценить их способность удовлетворять социальные потребности. Такой сопоставительный анализ развитых стран, бывших социалистических государств, стран Третьего мира (с подразделением на страны со средним и низким уровнем дохода), а также Индии и Китая был проделан в исследовании Доял и Гоу (Doyal and Goy, 1991). Один из выводов, который был сформулирован - «больший эффект от экономического развития достигается, когда оно осуществляется под руководством выборной власти, которая гарантирует наличие гражданских, политических и социальных прав всем, и таким образом открыта для влияния со стороны эффективных политических сил».
Многочисленные сравнительные групповые анализы государств благосостояния показали, что существуют определенные типы государств, которые демонстрируют разные, но сопоставимые результаты. В первую очередь это относится к исследованиям Эспин-Андерсена (Espin-Andersen, 1990), в котором проводилось разграничение между либеральными государствами благосостояния, Касетлс и Митчела (Castles and Mitchell, 1990), а также феминстские работы Орлофф, Сайнсбери (Orloff, 1993; Sainsbury, 1995) и других.
Дикон (Deacon, 1992) попытался распределить государства Восточной Европы и стран бывшего СССР в пределах аналогичной типологии, чтобы предугадать направления, когда эти общества уже выбрали тип капиталистического развития.
Однако до сих пор существует неполный анализ возникших типов экономики Южной и Юго-Восточной Азии в вопросе их стратегий благосостояния. Успехи,
достигнутые азиатскими «тиграми» поражают воображение. Инвестиции в социальную инфраструктуру, которые здесь повсеместно приветствуются, являя собой, противоположность с пониманием «социального обеспечения как бремени» в либерализме. Доподлинно известно, каковы главные характеристики роста благосостояния в этих странах. С некоторой долей упрощения можно выделить: 1) значительную роль государства в централизованном управлении долгосрочными инвестициями; 2) готовность государства инвестировать в отдельные сектора
социальной инфраструктуры, особенно в образование, переподготовку и функционирование соответствующей системы социальной защиты; 3) стимулирование значительной доли накоплений негосударственными схемами пенсионного обеспечения; 4) подход, при котором уход за иждивенцами и категориями лиц, не подпадающими под обслуживание социальными работниками, осуществляется в рамках многоуровневой семьи.
Категория либерализма, используемая для того, чтобы показать типы систем такой группы как США, Канада, Великобритания и Австралия, очень неоднородна. В отличии от США, где работает остаточный тип государства благосостояния, основанный на выделении пособий лица с «клеймом» бедный, в австралийской модели отбор нуждающихся категорий проходит путем оценки благосостояния процветающего класса. Большая часть социальных выплат большинству австралийских граждан проходит после оценки уровня дохода. Гоу заключает на основании отчета о выявлении малообеспеченных в странах, входящих в ОЭСР, что Австралия представляет уникальную категорию «селективных социальных систем», в которых «разрыв в уровне дохода незначителен, а «прикрепление ярлыков» не столь ярко выражено» (1995: 24)
Существует широкий спектр невыявленных задач в мусульманских государствах в рамках сравнительной социальной политики. Дин и Хан (Dean and Khan, 1995) описали, как через исламский принцип Закат (религиозно обусловленная пошлина, собираемая с мусульман, для перераспределения части имеющегося у них достатка другим членам сообщества) Уммах балансирует уровень благосостояния в сравнении с протестантскими и католическими государствами. Малообеспеченные обладают правом на получение квитанции на сумму денег, уплаченных в интересах социальной справедливости.
И, наконец, из большинства исследований, касающихся сравнительного анализа, фактически исключены государства Южной и Центральной Америки. А спектр здесь весьма разнообразен. Это и Чили, являющее собой пример политического давления через использование выпускников американских центров экономической переподготовки, возвращающихся для работы в органы государственной власти и обеспечивающих продвижении соответствующих механизмов свободного рынка или схем пенсионного обеспечения. Это и Куба, где обеспечивается установленный уровень продолжительности жизни и образования, который нельзя наблюдать ни в какой другой стране этого региона. Но это и Коста-Рика, которая является типичным латиноамериканским государством с низким уровнем экономического развития, но ориентацией на социальную справедливость, ее общественное обеспечение и социальное балансирование, особенно в отношении медицинского обслуживания, характерного для Европы (Esping-Andersen, 1994).
СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И ПЕРЕХОД К РЫНКУ. До распада коммунистической системы в СССР и странах Восточной Европы главная задача сравнительной социальной политики заключилась в изучении, как в социалистических странах, по сравнению с капиталистическими, развивалась социальная сфера. Основной проблемой сопоставимого анализа сейчас является ответ на вопрос - насколько переход к рыночным механизмам помогает или препятствует удовлетворению целей социальной политики и индивидуальных потребностей граждан в этих странах. Не
следует забывать и о том, что советская социальная система не была неизменной, а развивалась достаточно активно. Поэтому социальная система образца 1980-х гг. не была установлена сразу после Октябрьской революции 1917 г. раз и навсегда. Она имеет долгую собственную историю развития по охвату различных групп населения, типам и размерам льгот, организации и финансирования. Советскую социальную политику не следует рассматривать как нечто статичное. Ее много раз изменяли и идеологически, и организационно, хотя меры, предпринимаемые для адаптации этой политики к новым условиям и задачам, не всегда были успешными.
Формирование системы социальной защиты началось с введения выплат по безработице и в случае профессиональных заболеваний (пособия по безработице были отменены в 1930 г. по причине отсутствия таковой и восстановлены в 1991 г. в связи с ее появлением). Выплаты в случаях общего заболевания, пенсии по инвалидности для лиц пожилого возраста были введены в 1922 г., по возрасту для рабочих в некоторых отраслях промышленности—в 1928 г. В последующие десятилетия они были распространены и на служащих. Одним из главных событий стала пенсионная реформа 1956 г., направленная на повышение пенсий. В 1964 г. и 1970 г. крестьяне-члены колхозов были включены в централизованную систему социального обеспечения. В результате к 1980-м годам населению был гарантирован широкий круг социальных гарантий, покрывающих главные социальные риски.
Первые постановления, принятые еще в декабре 1917 г., основывались на всеобъемлющей программе социального страхования. Затем постепенно возрастала роль государственного бюджета в решении социальных проблем и в конце 1930-х гг. фонды социального страхования были включены в государственный бюджет. Отметим, что ни при введении реформ в начале 1990-х гг., ни в последующем, к сожалению, не были проведены исследования, посвященные этому периоду с целью ответа на один простой вопрос: почему после ряда лет эксперимента со страхованием советское государство перешло к модели бюджетного обеспечения социальной сферы? До начала 1990-х годов социальные выплаты финансировались через государственный бюджет в соответствии с централизованными планами.
Средства, выделяемые обществом на социальные цели, значились в бюджете как «общественные фонды потребления», из которых финансировались денежные выплаты, прежде всего социальное обеспечение, и услуги, образование и здравоохранение, используемые коллективно и рассматриваемые государством как наиболее важные. На общественные фонды потребления падала около одной трети доходов населения при приблизительно равном соотношении денежных выплат и услуг в натуральной форме. Однако, несмотря на предпринимаемые усилия, в Советском Союзе к началу 90-х гг. ХХ века не удалось решить многие социальные проблемы.
При этом следует отметить, что только в 1971 г. на ХХ1У съезде КПСС улучшение благосостояния советского народа было официально провозглашено главным приоритетом государства. Но именно с этого момента статистика зафиксировала тенденцию к постепенному снижению социальных расходов. Они упали с 36,2 процентов в 1970 г. до 32,5 в 1985 г., в то время как ассигнования на экономику выросли за тот же период с 48 до почти 57 процентов бюджетных расходов (Григорьева
Н.С., Чубарова Т.В., 2004).
Дикон (Deacon, 1992) дал достаточно убедительное объяснение тому, почему предпринятые в 1970-1980-х гг. попытки повернуть экономику к достижению социальных целей провалились. Указывая на связь между уровнем экономического развития и масштабами социальной политики, он подчеркивал, что советское государство стояло перед необходимостью выбора между социальным равенством и экономической эффективностью, личной свободой и государственными гарантиями. Теоретическая вводная заключалась в следующем: нужно сначала создать солидную
экономическую базу для эффективной социальной политики. Однако поддержание уже созданной экономической системы требовало все больше и больше ресурсов. На практике получалось, что задачи по проведению адекватной социальной политики выполнять становилось все сложнее и сложнее.
Изменения в бывших республиках СССР и странах Восточной Европы дорого обошлись в социальном аспекте и государствам в целом и его гражданам. Этих потерь можно было избежать, что особенно заметно в сопоставлении с Китаем. «Китайский подход - экономический рост и ограниченные политические изменения -способствовали достижению выдающихся экономических результатов... переходный период в России до настоящего времени характеризуется особенно слабыми краткосрочными экономическими достижениями» (Б1аЬо, 1994: 49)
В отчете Всемирного Банка указывается: «В СНГ и странах Центральной и Восточной Европы. сочетание падения производства с ростом разрыва в уровне доходов привело к увеличению нищеты и росту преступности во многих странах. Уровень жизни значительно возрос в азиатских странах. На первом этапе реформирования в Китае удалось вывести почти 200 миллионов человек из-за черты бедности, это значительное достижение» (1996: 18-19). В исследованиях Всемирного Банка так же отмечается, что независимо от того быстрыми или медленными темпами идут реформы, показатель реформирования социальной политики (пенсионное обеспечение, пособия по безработице, целевое распределение социальных выплат, уменьшение фондов предприятий на социальные программы) ниже, чем показатели реформирования права, реформы банковской системы и функций государства. Объективность подобных выводов трудно не признать, но не следует забывать и о том, что во многом Мировой Банк и другие международные организации причастны к сложившейся ситуации, хотя они видят для себя оправдание в том, что «политика Мирового банка 90-х годов не встречала никакого сопротивления у радикальных реформаторов, которые играли тогда главную роль в правительстве». (Саймс. 2004, стр.148).
Можно ли делать сегодня какие-то предположения о степени общности формирующегося мира посткоммунистического благосостояния? Пока еще нет исследований систематизированного сопоставительного описания и анализа посткоммунистической социальной политики.
ВЛИЯНИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ на ПРОЦЕСС СОЗДАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ. После 1989 года началось активное давление на стратегии экономической и социальной политики в странах Восточной Европы и бывшего СССР. Эту функцию взяли на себя организации действующие на наднациональном и глобальном уровнях, как Всемирный Банк (ВБ), Международный Валютный Фонд (МВФ), Европейский Союз (ЕС), Международная Организация Труда (МОТ). Этому способствовала и ситуация в самих переходных странах. Стало очевидным то, что уже в начале политических и экономических реформ, вопросы политики по социальной защите населения во многих посткоммунистических государствах рассматривались как второстепенные, а не приоритетные. Возник миф, что рыночная экономика разрешит все существующие на тот момент проблемы, наряду с очевидным отрицанием всего того, что было неотъемлемой частью социального прошлого. Государства, в результате вмешательства международных организаций, были больше озабочены проведением реформ в экономической, законодательной и политико-институциональной сферах, нежели в социально-институциональной области. Вопросы национальной значимости, которые выразились в стремлении получить международное признание, и процесс приватизации стали приоритетными в политике этих стран. В то же время, отсутствовало активное гражданское участие и давление лоббистских групп по социальным вопросам. Социальные структуры стали
нестабильными. Судьба будущего большинства членов общества стала туманной. Новая система социальных интересов не стала целостной системой. В период 19891995 гг. существующее на тот момент социальное обеспечение во всех странах стало менее эффективным (низкий доход, безработица, рост смертности, эрозия размера пенсий и пособий), что было зафиксировано во многих международных документах (см. доклады ЮНИСЕФ 1993а; 1994, 1995b). Во многом это происходило потому, что « в России использовали необольшевистский вариант, когда абсолютное большинство откровенно было принято решение о том, что не следует медленно и нудно подниматься в гору. Когда можно сделать лишь один большой прыжок. И если это произойдет за счет целой категории населения. которые не могут приспособиться к подобного рода прыжку, это считалось приемлемым» (Саймс, 2004, стр. 148).
Несмотря на различные акценты, обоснование вовлечения международных организаций в проведение социальной политики в странах Центрально и Восточной Европы шло по единому образцу: В соответствии с положениями Совета Европы:
В этих странах необходимо вести эффективную систему защиты и содействия фундаментальных социальных прав. для того, чтобы предотвратить социальные перевороты, которые могут быть болезненными для населения и опасными для их все еще слишком уязвимой демократии.
Сотрудничество Европейского Союза в сферах социальных отношений в условиях переходного периода со странами Центрально-Восточной Европы по социальным аспектам является главным в сведении угрозы риска неприятия населением демократии и рыночной экономики, потому что социальные и человеческие затраты очень высоки (European Commission, 1993 c:271)
Таким образом, мотивация для влияния со стороны международных организаций объяснялась их заинтересованностью в стабилизации процесса рыночной реформы в переходный период. Одним из показателем напряженного состояния являлось промежуточные заключения совместного изучения советской экономики, проведенные ВБ, МВФ, ОЭСР, Европейским Банком Реконструкции и Развития (ЕБРР) (OECD, 1991f).
По мнению Ковс (Koves, 1992) «финансовая помощь была откровенно подчинена условиям МВФ, а потому это была уже не помощь, а очень тяжелое бремя». Впрочем, схема работы МВФ в странах постсоветского пространства фактически ничем не отличается от тех схем, который он традиционно использует в своей практике. МВФ одалживает деньги бедным странам, чтобы помочь им выплатить проценты по предыдущим займам, которые делаются на весьма жестких условиях. Чаще всего требуют сократить социальные услуги. Страны-должники обязаны обеспечить и доступ иностранному капиталу. Чтобы платить проценты, необходимо увеличивать экспорт. А поскольку в таких странах экспортируется почти исключительно сырье, то природные сводится к производству какого-то конкретного продукта, на который есть спрос в богатых странах. В итоге поток капитала плавно плывет из бедных странах в богатые. При этом предполагается, что все бедные страны развиваются и по мере того, как их индустрия будет входить в мировую экономику, их жизненный уровень будет приближаться к более или менее сносному. Этот процесс, в свою очередь, нужно стимулировать и поддерживать капиталом, который сконцентрирован в руках «богатых» стран. Он-то и идет в долг, на который платят процент. Большинство стран-должников не в состоянии выплачивать даже проценты (не говоря уже о самом долге). Включенные в мировую капиталистическую систему на определенных условиях эти страны фактически обречены на запрет на различные социальные эксперименты социалистического типа. В тоже время в некоторых развитых странах удельный вес общественного сектора экономики возрос, и этот факт даже успели обозначить как «ползучий социализм». В некоторых странах в 20 веке социалисты пришли к власти,
хотя и не следовали в прямом смысле революционной программе, а добивались расширения общественного сектора экономики, то есть производства товаров и услуг, которые были бы доступны всем в равной степени, например образования или здравоохранения. (Рапопорт А. 2003)
Мотивации для вмешательства международных организации достаточно прозрачны и была ясна цель - сделать Восточную Европу безопасной для капиталистических стран. Хорошо понималась и значимость социального измерения -в случае продолжения политической поддержки реформ была защита населения от обнищания. Однако считать, что все организации были едины в достижении этих целей, было бы ошибкой. Инструменты влияния международных организаций на социальную политику были так же различны и они не всегда прозрачны. Тем не менее, их можно представить в виде таблицы:
Инструменты Применение
Кредиты с социальной обусловленностью (кредиты, которые даются на условиях изменений в социальной сфере МБ выдает на условии изменений проводимой социальной политики
Кредиты с экономической обусловленностью (кредиты, которые выдаются на условиях изменений в экономической сфере) МВФ выдает на условиях изменений в экономической политике (принимая во внимание социальную политику страны)
Дополнительные услуги Грант ЕС в соответствии с местными ресурсами
Правовое регулирование Совет Европы обязывает сообщать странам, подписавшим Социальную Хартию СЕ о недостатках проводимой социальной политики; МОТ имеет право требовать отчет от стран, ратифицировавших документы МОТ
Техническая помощь по тренингу ЕС, МБ. ЮНИСЕФ, ПРООН. МОТ -предоставление технической помощи
Политическое соглашение Соглашение ЕС с государствами
Перераспределение ресурсов «не на кредитной основе» Структурный фонд ЕС, Фонд социального развития СЕ. Грантовые проекты ЮНИСЕФ/ПРООН
Совместные конференции и соответствующие публикации Конференции открыты для всех, чтобы иметь возможность влиять на точку зрения международных организаций
Размещение и поддержка МБ выдает на условии изменений проводимой социальной политики ПРООН, не вовлеченный напрямую, также как и МОТ, имеет возможность заняться размещением и финансированием
Источник: Global Social Police. SAGE Publications. London-Thousand Oaks-New Delhi, p. 96.
Каждая из организаций вырабатывала свои стратегии и механизмы работы. Известны программы ЕС по оказанию технической помощи для ускорения экономических реформ: ФАРЕ - для стран Восточной Европы и позднее ТАСИС - для оказания помощи странам СНГ. В тоже время Великобритания вела самостоятельную политику через «Кноу Хау Фанд» и не следовала Социальной Хартии ЕС.
МБ и МВФ не пришлось учреждать новые институты для деятельности в Восточной Европе. У МБ уже были отделения в странах этого региона. Для удобства
европейский и Центрально-азиатский регионы были поделены на три сектора с целью более успешной работы с человеческими ресурсами.
ЮНИСЕФ также не пришлось создавать новые структуры, но проводил принятие своей программы правительствами регионов.
В целом усилия, затраченные на создание новой социальной политики не были столь успешными, поскольку в ходе подготовки стратегических программ и проектов было много просчетов, помимо координации параллельных вмешательств, избытка действующих международных представителей в регионе и разногласия между ними и командами экспертов. Не учитывались некоторые специфические для того или иного региона признаки, такие как социо-культурный контекст, прежняя система социальной политики и сложившаяся инфраструктура.
УРОКИ И ОГРАНИЧЕНИЯ АНАЛИЗА СРАВНТЕЛЬНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ. При анализе сравнительной социальной политики существуют строгие ограничения. Процесс глобализации сместил и направления проводимой в жизнь социальной политики, и приоритетность задач, которые призывает рассмотреть глобальная социальная политика. Глобальная экономика толкает режимы социального обеспечения в бездну конкуренции и наиболее благоприятный для данного общества режим может и не выйти победителем, если социальное регулирование конкуренции будет проходить на мировом уровне. Глобальная политика смещает центр проводимой политики одновременно вниз - на местный и вверх - на наднациональный, глобальный уровни. При таком подходе цели глобальной политики определяются как некий вектор глобальных социальных перераспределений, регулирования, обеспечения. И в то же время формирование национальной социальной политики все больше и больше входит в компетенцию международных игроков. (Саймс, 2004). В контексте социальной структуры и социальных противоречий процесс глобализации порождает новые проблемы, которые, по своей сути, являются пограничными и с которыми государства лишь частично могут справиться самостоятельно. В этой связи глобальные тенденции повлекут за собой возникновение хаоса. Может быть, поэтому пока еще робко, но уже начинает прослеживаться тенденция поиска для самой России собственного социального (национального) стратегического проекта, поскольку западные матрицы трудно приспосабливаются к российскому социальному языку. При этом дискутируется достаточно сложный вопрос: Россия должна стать частью западных (глобальных) проектов (Вашингтонского, Брюссельского) или создать свой?
Социальные последствия глобализации представлены Исследовательским институтом ООН по социальному развитию, где говорится, что глобализация вызывает усиление международной миграции, расширяет возможности международной преступности, увеличивает трудности по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, усиливает размытость понятия индивидуальности. Помимо этого существуют проблемы, связанные с ростом ТНК, которые не подотчетны (по законодательству) и не несут ответственности в отношении социального обеспечения граждан.
Анализ сравнительной социальной политики достигает тех ограничений, которых достигают лица, определяющие политическое развитие. При этом в рамках парадигмы невозможно рассмотреть пограничные проблемы социальной политики в контексте нового мирового порядка.
Источники:
1. Григорьева Н.С., Чубарова Т.В. Социальная политика: гендерный аспект. - М.: ОЛИТА, 2004.
2. Доклад о развитии человеческого потенциала в РФ, 1998 - 2004 М. ВЕСЬ МИР.
3. Раппопорт А. Три разговора с русскими. Об истине, любви, борьбе и мире. - М.: Прогресс-Традиция, 2003.
4. Саймс Дмитрий. Нельзя давить живущих ради счастья будущих поколений. // Главная тема. 2004, ноябрь.
5. Blaho, A. (1994) Social Protection versus Economic Flexibility. Chicago: University of Chicago Press.
6. Global Social Policy. International Organizations and the Future of Welfare. (1997) Bob Deacon with Michelle Hulse and Paul Stubbs. SAGE Publications, 1997.
7. Castles, F. and Mitchell, D. (1990) Three Worlds of Welfare Capitalism or Four? Public Policy Discussion Paper no.21. Camberra: Australia National University.
8. Deacon B. (1992) The New Earsten Europe: Social Policy - Past, Present and Future. London. Sage.
9. Dean H. and Khan Z, (1995) Muslim Perspectives on Welfare.
10. Doyal, L. and Gough, I. (1991) A Theory of Human Needs. London: Macmillan.
11. Espin-Andersen, G. (1990) The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge: Polity.
12. Esping-Andersen, G (1994) After the Golden Age: The Future of the Welfare State in the New Global Order.
13. Healy. J. and Robinson, M. (1992) Democracy, Governance and Economic Policy. London: ODI.
14. Koves A. (1992) Ctntral and Eastern European Economics in Transition: The International Dimension. Oxford: Westview.
15. Orloff, A. S. (1993) Gender and the Social Rigth of Citizenship: The Compsrative Analysis of Gender Relations and Welfare State, American Sociological Review, 58.
16. Sainsbury, D. (1995) Gendering Welfare State, London: SAGE.
17. Wilensky, H. (1975) The Welfare State and Equality. Berkley, CA: University of California press.