Социальные институты Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

КАФЕДРА

СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ

В.А. Ядов*

В социологии социальные нормы рассматриваются как составляющие культуры и продукт институтов. Именно общность культуры обеспечивает взаимопонимание, а значит, и адекватное взаимодействие членов данного сообщества. В классических и современных теориях в корпус культуры наряду с идеалами, мифами и ценностями непременно включаются нормы и правила социальных взаимоотношений.

На наш взгляд, при общности объекта внимания, в данном случае регуляторов социальных взаимосвязей, аналитический предмет институционального рассмотрения и центрированного на культуре различен. При обращении к категории культуры акцентируются ее особенности, смысловые, символические составляющие социальных норм, правил и поведенческих практик. В институциональном анализе мы концентрируем внимание на механизмах, обеспечивающих социальные взаимодействия, т. е. не столько на существе самих норм, сколько на том, как они возникают и поддерживаются.

1. Социальные институты в классической парадигме

Начиная с О. Конта, а в развернутой формулировке - с Э. Дюркгейма, категория социальных институтов является ключевой в объяснении общественного устройства. Именно социальные институты, эти «фабрики по воспроизводству социальных взаимосвязей» (Э. Дюркгейм), обеспечивают общественную стабильность, ибо они закрепляют правила социальных взаимодействий, диктуют нормы взаимоотношений в обществе и легитимируют неравенство социальных

* Ядов Владимир Александрович, доктор философских наук, профессор, руководитель Центра теоретических и историко-социологических исследований. Электронная почта: yadov@isras. ги. Публикуемая статья - фрагмент из курса лекций «Современная теоретическая социология как концептуальная база исследования российских трансформаций», подготовленного для издания Федеральным центром повышения квалификации при факультете социологии Санкт-Петербургского государственного университета.

статусов. Дюркгейм полагал социальным фактом не само действие (например религиозность), но отношение к нему как должному или осуждаемому.

Наиболее четко классическую концепцию социальных институтов выразил Толкотт Парсонс в структурно-функциональной теории. Институты осуществляют координацию социальных действий в общественной системе и тем самым обеспечивают ее устойчивое функционирование. Социальный институт есть «организованная система культурных представлений норм, общих для большинства индивидов»1. Убежденный сторонник аналитических конструктов - непременного элемента социальной теории, Парсонс предложил четы-рехфункциональную парадигму AGIL, которая применима для анализа социальной системы как целого, ее подсистем и социальных действий. Adaptation обеспечивает взаимодействие с внешней средой. Применительно к институтам это выражается в интернализации принятых в обществе правил и лояльности к существующим порядкам. Goal attainment (целедостижение) в рамках института - рациональное упорядочение его задач. Например, судебная система согласно Конституции РФ в первую очередь предназначена для защиты прав граждан. Integration - поддержка бесконфликтных взаимоотношений между индивидами, группами, сообществами. Latent pattern maintenance - ролевые образцы, позволяющие поддерживать нормативный контроль.

Как и Дюркгейм, Парсонс считал, что стабильность социальной системы есть благо, а существенные изменения - аномия, т. е. состояние неопределенности, каким нормам и правилам надлежит следовать, ибо одни из них вступают в конфликт с другими. При этом Парсонс настаивал на том, что именно ценности и нормы суть социальных институтов, но не практически наблюдаемые образцы поведения, каковые служат лишь «латентной подосновой» норм.

Роберт Мертон усомнился в адекватности концепции Дюркгейма - Парсонса [10, с. 379-447]. Если по Парсонсу институты призваны стабилизировать социально-культурную систему, то у Мертона они выполняют эту функцию двояким способом: явно или скрытно (латентная функция социальных институтов), более того, сами институты способны превратиться в дестабилизирующий фактор, становятся дисфункциональными.

Российский пример: КПСС, провозглашенная в советской конституции «ведущей и направляющей силой» общества, в своей латентной функции выступала в качестве жестко авторитарной системы, не допускающей несанкционированных инициативных и конструктивных изменений в какой-либо области, будь то экономика, политика или культура. Только после одобрения инициативы партийными органами она принималась как легитимная и настойчиво внедрялась в практику. Советские социальные институты стали дисфункцио-

1 «Ценностный образец может стать структурной частью социальной системы только в том случае, если он институализирован, иначе говоря, только в случае установления его стабильного взаимодействия с областью взаимодействия» [13, с. 721—722].

нальными, но их латентная дестабилизирующая функция в данной общественной системе принесла пользу в том смысле, что сделала явной необходимость реконструкции системы - горбачевской перестройки.

2. Неоинституционализм - радикальная смена парадигмы

В середине 1960-х гг. экономисты Р. Кроуз и Д. Норт предложили принципиально иное понимание механизмов формирования и изменения социальных институтов [9; 12]. В противоположность незыблемой в то время теории структурных функционалистов они дерзнули доказать, что социальные институты постоянно подвержены изменениям. Методологически Норт и Кроуз мыслили иначе, чем Парсонс2. Они не исходили из аналитических конструктов в рассмотрении социальных реалий, но, напротив, анализируя реальные экономические процессы, выдвигали теоретические обобщения и предлагали соответствующие метки-понятия.

Принципиальные теоретические обобщения неоинституционалистов следующие:

1. Не только узаконенные нормы социальных (экономических в данном случае) взаимоотношений, но и широко практикуемые неформальные правила являются институтами, т. е. координируют взаимодействия. Неформальные правила суть ограничения обычаем, массовыми образцами поведения и теми смысловыми кодами, которые несут в себе данные поведенческие образцы [12]. К примеру, взятка чиновнику в России или Китае3 традиция .

2. Нетрадиционные правила устанавливаются социальными субъектами (акторами на рынке) на основе рационального выбора и если легитимируются массовым распространением и не противоречат «системе правил» [18], закрепляются законом.

3. Отсюда важное следствие: инициирующие новые нормы, правила и практики социальные агенты выдвигают на первый план. Понятно, что чем выше экономический, политический, социальный и символический ресурсы данных агентов, тем более вероятна возможность навязывания новых норм относительно слаборесурсным.

4. В отличие от парадигмы жесткой целостности социокультурной системы (Парсонс), новый подход утверждает иной принцип. Деятельность социальных субъектов регулируется формальными и неформальными правилами в разных полях взаимодействия: экономическом, правовом, социально-культурном,

2 Методологические принципы структурного функционализма Парсонса детально рассматривают Г. Батыгин и Д. Подвойский, как, впрочем, и методологию других классиков [3, с. 276322].

3 Неузаконенные практики в современной России широко распространены решительно на всех «полях» социальных взаимодействий. Это убедительно показано эмпирическими исследованиями (см.: [15]).

поле социальных повседневных взаимодействий, политики. Всюду могут существовать свои правила игры, регламентируемые суверенными социальными институтами и принятыми практиками. Иными словами, отвергается принцип устойчивой функциональной взаимосвязи подсистем общества.

Таким образом, нормой бытия социальных институтов является как раз не их жесткая стабильность, но именно изменения, реагирующие на динамизм социально-экономических и иных процессов.

Неоинституционализм как особое направление разрабатывался исследователями в области экономической теории, поэтому в центре внимания здесь рациональность экономического поведения соответственно принципу «минимизация затрат, максимизация приобретений». Общетеоретическое основание нового понимания социальных институтов следует искать в деятельност-ной парадигме. Маргарэт Арчер, заимствовав у Бакли сам термин, выдвинула теорию морфогенеза (противопоставив его морфостазису) [1], П. Бурдье ввел понятие «полей» социального взаимодействия, где институтам принадлежит определенная роль, но решающим представляется формирование правил игры участвующими в социальных взаимодействиях агентов, которые к тому же обладают далеко не равными социальными ресурсами (социальным капиталом у Бурдье).

Согласно теории структурации Гидденса, социальные институты, как и другие структурные элементы общества (например организации), (а) бессубъектны, (б) обладают определенными ресурсами (например, система образования в качестве социального института требует немало материальных и людских средств) и (в) диктуют конкретные нормы, правила использования и накопления институциональных ресурсов. Гидденс указывает на взаимосвязи между бессубъектными институтами и собственно социальными субъектами (индивидами, их сообществами). Социальные субъекты - это, в терминологии Гидденса, «агенты». Но агенты - социальные субъекты первоначально социализируются в рамках тех социальных институтов, которые уже существуют, и лишь позже, приобретя должный личностный и статусный ресурс, своими практическими действиями влияют на изменения социальных институтов и иных структур, вплоть до радикальных их преобразований. Поскольку же социальные институты обладают некими необходимыми для общества собственными институциональными ресурсами (М. Арчер), социальные субъекты создают и правила пополнения и использования ресурсов социальных институтов.

Концепция неоинституционализма выдвигает на передний план не сами институты, не структуры, а действия субъектов, поддерживающие или изменяющие институты. Это переносит фокус внимания исследователя с институтов как структур на процессы их формирования.

Отсюда проблематика, связанная с изучением социальных субъектов. Одни из них обладают значительными экономическими, культурными, социальны-

ми (в смысле наличия обширных или ограниченных «сетей взаимодействия» с другими деятелями) и иными статусными ресурсами (назовем их «ресурсоемкими»), а другие - слаборесурсные, которые, не имея таких капиталов, вынуждены подчиняться устанавливаемым правилам. Иными словами, сильноресурсные социальные субъекты начинают формулировать и закреплять правила социальных взаимодействий, отвечающие их интересам, что позволяет им же расширять поле своего экономического и политического влияния, наращивать свой капитал (экономический, политический, капитал интеракций, контроль за средствами массовой информации и т. п.). Подобно финансовому капиталу на рынке, эти субъекты вкладывают свой социальный капитал в рост путем завоевания доминирующих позиций в обществе. В демократических обществах в роли активных преобразователей социальных институтов выступают многообразные коллективные субъекты - общественные движения, партии и гражданские объединения; они противоборствуют тем, кто стремится занять командные позиции в становлении новых институциональных правил. Так или иначе проблема социальных институтов переходит теперь в область соотношения различных социальных сил, каждая из которых стремится навязать обществу свои правила игры, либо добивается разумного компромисса.

Например, в российской системе образования нынче введена плата за обучение - пополнение финансов данного социального института. Одни студенты (из сильноресурсных семей) способны следовать данной норме, другие - нет. Им предстоит жесткая конкуренция при поступлении в вуз4.

Том Бернс и Хелен Флэм [18] из университета Уппсалы на основе тщательного эмпирического изучения деятельности различных предприятий и фирм предложили «теорию систем правил». Авторы выделяют собственно систему правил, во многом зависящих от данной культуры с ее глубокими традициями, далее - режим правил, как они поддерживаются позитивными и негативными санкциями, закреплены в инструкциях, и, наконец, грамматику правил как усвоенные акторами способы действий в самых разных ситуациях. Их книга заполнена десятками схем, указывающих на ситуации взаимодействия в сфере трудовых отношений и способы применения тех или иных правил в зависимости от ситуации, состава участвующих акторов, наличия или отсутствия более общего регулирующего принципа и т. д. Авторы называют свою теорию «структурно-деятельностной».

Итак, неоинституционалистский деятельностный подход представляется более адекватным современным социально-историческим условиям динамических и часто неожидаемых изменений в социальных системах - в обществах, государствах, миросистеме в целом.

4 Правда, лучшим студентам вне зависимости от того, платят ли они за свое обучение, за счет государства доступна повышенная стипендия, оплачивается стажировка за рубежом и т. д.

3. Российские институты в анализе соотечественников

Постсоветская институциональная реальность в России, если рассматривать ее с позиции классиков, - драматическая аномия. С позиций неоинсти-туционалистов - это норма переходного периода, по существу радикальной смены основополагающих общественных институтов.

Здесь нельзя не задуматься о концепции институциональных матриц. Идея институциональных матриц была высказана Карлом Поланьи, который предлагал рассматривать экономику как институт, встроенный в контекст всей совокупности культурных традиций и общественных отношений. Эта мысль была развита Дугласом Нортом. Последний писал: «Традиция в этнических сообществах определяет не только непрерывность, преемственность социальных институтов, но и границы инноваций, являясь главным критерием их законности и допустимых в данном обществе вариантов социальной активности» [12, с. 51]5. Опираясь на эту идею, работы О.Э. Бессоновой, А. Ахиезера и других авторов, новосибирский социолог С. Кирдина предприняла попытку построить теорию институциональных матриц «Х» - восточного типа и «У» - западного. «Матрицы, - пишет С. Кирдина, - это устойчивая сложившаяся система базовых институтов6, регулирующих взаимосвязанное функционирование основных общественных сфер - экономической, политической и идеологической» [8, с. 59]. Различия между матрицами иллюстрирует таблица [8, с. 64-65].

Устройство унитарного типа заведомо обречено на иерархизацию властных отношений: сверху поступают некие указания-распоряжения, снизу - жалобы и обращения к высшему начальству. Раздаточная экономика [4] и сегодня имеет место в России, где регионы-доноры направляют средства не прямо в бюджет регионов-реципиентов (как, например, во Франции), а путем перераспределения центром.

5 Далее Д. Норт пишет: «Объяснение того, как и почему происходят инкрементные продолжающиеся изменения и почему даже дискретные изменения (такие как революции и завоевания) никогда не являются абсолютно дискретными, состоит в укорененности неформальных ограничений в обществе. Хотя формальные правила можно изменить за одну ночь путем принятия политических или юридических изменений, неформальные ограничения, воплощенные в обычаях, традициях и кодексах поведения, гораздо менее восприимчивы к сознательным человеческим усилиям. Эти культурные ограничения не только связывают прошлое с настоящим и будущим, но и дают ключ к пониманию пути исторического развития» [12, с. 57].

6 Т.И. Заславская пишет: «Социетальные типы обществ определяются небольшой группой "базовых институтов", по образу и подобию которых строятся все остальные. Общая эффективность институциональной системы, ее способность отвечать на внешние и внутренние вызовы, обеспечивать в меняющихся условиях устойчивое развитие общества зависят в первую очередь от качества институтов, составляющих ее ядро» [7, с. 87].

Типы институциональных матриц

Х-матрица У-матрица

Редистрибутивная экономика Опосредованное центром движение ценностей и услуг, прав на их производство и распределение Рыночная экономика Не опосредованное центром и не требующее его согласия движение товаров и услуг

Унитарное политическое устройство Федеративное политическое устройство

Коммунитарная идеология Доминирование Мы над Я Субсидиарная идеология Доминирование Я над Мы

Концепция институциональных матриц вполне совпадает с аналогичной социокультурной концепцией В. Федотовой, согласно которой Россия - это «другая Европа» [16]. Россия, можно сказать, циклически балансирует между Евразией и Азиопой. Принципиальное отличие России от Европы заключается в традиционном отсутствии гражданских структур - независимых от государства и чиновничества объединений граждан. Западноевропейские и американские матричные структуры устроены иначе - по принципу волчка, или гироскопа. Здесь доминируют гражданские объединения, принцип общественного договора между гражданами и центральной властью, каковая пребывает в состоянии принуждения к открытой публичной политике. Итальянский марксист Антонио Грамши, находясь в тюрьме, писал в связи с Февральской и Октябрьской революциями в России, что на Западе при ослаблении государства устойчивость общества обеспечивают выходящие на поверхность гражданские структуры. В России, если там слабеет государство, рушится все [5, с. 200].

Утверждения С. Кирдиной и В. Федотовой не оставляют нам надежды на сколько-нибудь быструю в масштабе исторического времени трансформацию социальных институтов в либерально-демократическом направлении7, свидетельством чего стали административные реформы Президента В. Путина, находящие поддержку большинства граждан. Т. Заславская пишет: «Попадая в российскую среду, формально-правовые нормы либерального типа меняются до неузнаваемости. Дело обстоит так, как если бы они подвергались мутации и в результате становились бы неспособными выполнять свое предназначение — служить общезначимым правилам игры» [7, с. 49].

Вместе с тем нельзя не фиксировать как исторический факт, что и петровские, и столыпинские, и советские, и нынешние реформы имели прозападный

7 По данным международного исследования 1999-2000 гг. на вопрос: «Согласны ли Вы с тем, что наша страна должна идти тем же путем, что и западные страны?» утвердительно ответили: 88,1 % жителей Венгрии, 84,1 % - Румынии, 81,3 % - Польши, 74,6 % - Словении, 48,7 % - Болгарии, 44,8 % - Украины, 39,6 % - Белоруссии, а в России - 24,7 %, т.е. меньше четверти населения

[14, с. 91-94].

вектор, но политика, ради этого используемая, оставалась и остается государственно-принудительной8.

Феномен экономической «траншеи». Концепция институциональных матриц ассоциируется с предложенной в конце 1970-х гг. экономической теорией path dependency - зависимости экономики стран от ранее пройденного пути. Американский экономист Т. Мэдисон составил таблицу различных показателей состояния экономики европейских стран и стран других континентов, в основном используя архивы колониальных держав Великобритании и Португалии. Таблицы Мэдисона вызвали потрясение. Оказалось, что за 150 лет подавляющее большинство стран не изменили своего положения в ряду экономических лидеров, идущих следом за ними и вплоть до экономически наиболее отстающих. А. Аузан [2] назвал этот феномен «экономической колеей». По подсчетам Л.А. Фридмана9, среднедушевой доход на одного россиянина в наиболее благополучном 1913 г. и спустя столетие радикальных преобразований в 2004 г. остался в сравнении с аналогичным показателем в США таким же, а именно около 25 % от американского. Среднедушевой доход в Китае как был, так и остается сегодня вдвое ниже показателя по России (около 12 % от США)10.

Экономисты нашли, что решающая причина этого удивительного феномена — высокая устойчивость социальных институтов. Д. Норт посчитал, что институциональные правила в области экономики в два раза сильнее коррелируют с порядковым местом страны на мировой шкале сравнительного экономического потенциала 90-100 стран, чем собственно экономические показатели национального дохода, темпов роста, уровня инфляции, собираемости налогов и открытости внешней торговли [12, с. 33].

В таблицах Мэдисона есть лишь два исключения - Великобритания и Япония (вместе с дальневосточными «тиграми»). Великобритания некогда лидировала вместе с Португалией в мировой экономике. Обе были мощными колониальными державами. С утверждением конституционной монархии Британия резко пошла вверх, Португалия, в которой традиционная монархия просуществовала до 1930-х гг., нынче замыкает список западноевропейских стран ЕС по своим экономическим показателям. Японии и «тиграм» пришлось под давлением США после падения фашизма утверждать социальные институты западной «матрицы»11.

9 Данные из готовящейся к изданию работы, любезно предоставленные автору.

10 Не следует смешивать с показателями уровня жизни населения. Среднедушевой доход исчисляется делением объема ВВП на численность населения, так что в него входит и доход от производства вооружений и товаров первой необходимости.

11 Япония, однако, сумела совместить свои традиции с западными нововведениями. Одним из факторов быстрого экономического роста стала успешная адаптация организационно-управленческой структуры современного производства к особенностям национальных трудовых и управленческих навыков, восходящих к этике традиционных внутриобщинных отношений [11].

В сущности, если полагать, что «исторический случай» способен сыграть судьбоносную роль в развитии страны, то единственным механизмом, институционализирующим случай, является демократическое правление. Предложенные обществу отвечающие интересам большинства и согласующиеся с ресурсами страны новые идеи имеют вероятность быть реализованными в силу того, что сторонники этих идей могут занять ключевые посты в государственной власти. В глубоко аналитической книге Е. Ясин [17] страстно полемизирует со С. Кирдиной и, не отрицая идею институциональных матриц, оптимистически видит будущее демократии в России. Он называет это проектом «модем» — модернизацией демократии снизу, а не сверху, как всегда было в российской истории. Становление такой демократии представляется автору возможным в предстоящие 30-40 лет благодаря выходу на авансцену общественной жизни новых поколений элит и граждански активных людей, которые будут вынуждены осознать необходимость не усеченной демократической системы, а доминирования гражданских структур, интересы которых институционально были бы закреплены общественным договором с государством.

Библиографический список

1. Арчер М. Реализм и морфогенез / Пер. с англ. О.А. Оберемко // Социологический журнал. 1994. № 4. С. 50-68.

2. Аузан А.Л. Общественный договор и гражданское общество // Мир России. 2005. №3.

3. Батыгин Г.С., Подвойский Д.Г. История социологии. М.: Новый учебник, 2004.

4. Бессонова О.Э. Институты раздаточной экономики России: ретроспективный анализ. Новосибирск: ИЭ и ОПП СО РАН, 1997.

5. Грамши А. Соч. М.: КТО, 1957. Т. 3.

6. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. М.: Наука, 1976. Т. 15.

7. Заславская Т.И. Россия, которую мы обретаем: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск: Наука, 2003.

8. Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. 2-е изд., перераб. и доп. Новосибирск: ИЭИ ОПП СО РАН, 2001.

9. Кроуз Р. Фирма, рынок, закон. М.: Дело, 1993.

10. Мертон Р. Явные и латентные функции // Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Международный университет бизнеса и управления, 1996.

11. Моритани А. Современная технология и экономическое развитие Японии. М.: Наука, 1986.

12. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997.

13. Парсонс Т. О социальных системах. М.: Академический проект, 2002.

14. Укрепление демократии в Центральной и Восточной Европе (1999-2000 гг.) // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2001. № 1.

15. Шабанова

16. Федотова В.Г. Трансформация «другой» Европы. М.: ИФ РАН, 1997.

17. Ясин Е.Г. Приживется ли демократия в России. М.: Фонд «Либеральная миссия». 2005.

18. Burns T., Flam H. The Shaping of Social Organization. Beverly Hills: Sage, 1987.