CC BY
19
УДК 271.2-788(470.344) "1800/1850" ББК Э372.240.91-64(2Рос.Чув)
А.Н. ЕВДОКИМОВА
СОЦИАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ МОНАШЕСТВУЮЩЕГО ДУХОВЕНСТВА ЧУВАШСКОГО КРАЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА*
Ключевые слова: монашествующее духовенство, монастыри, православие, социальный статус, благочинный, социокультурный облик.
Предложены результаты исследования основных направлений деятельности православных монастырей на территории Чувашского края в первой половине XIX в. В чувашских приходах Казанской губернии в рассматриваемое время функционировали три монастыря, которые изначально были основаны как центры миссионерства среди нерусского населения, однако к концу XVIII в. они утратили эту роль, став специфическими исправительными учреждениями для совершивших правонарушения приходских священно- и церковнослужителей и рядовых прихожан. Именно приходской клир и являлся основным источником пополнения обителей, которые, однако, были ограничены законодательно штатами в результате секуляризационной реформы 1764 г. В соответствии с принадлежностью к классу монастырей им полагалось определенное финансовое обеспечение. Изучаемые монастыри в составе Казанской епархии считались второстепенными, поэтому они получали крайне скудное содержание из казны, а монастырская братия была вынуждена большую часть времени тратить на поддержание определенного уровня жизни. Основными направлениями деятельности и применения своих усилий монахов можно считать: образовательную, исправительно-воспитательную, материально-бытовую, религиозную. Малозаметно проявлялись миссионерская и культурно-просветительская сферы.
На территории Чувашии в разное время функционировало несколько православных монастырей. После 1764 г. в связи с секуляризационной реформой их осталось немного. В Чебоксарах - трехклассный Свято-Троицкий мужской монастырь, к которому были приписаны две пустыни: Сретенская, или Владимирская, вскоре превращенная в приходскую церковь, и Спасо-Геронтьева, упраздненная в 1838 г. ввиду того, что в ней «не предстояло никакой особенной нужды при достаточном количестве окрестных монастырей». В Цивильске Тихвинский монастырь был оставлен за штатом и некоторое время не получал никакого содержания из казны. Монастыри Казанской епархии, основанные здесь прежде всего как центры православия, деятельность которых должна была быть направлена по замыслу светских и церковных властей на распространение христианской религии, к концу XVIII в. постепенно утрачивают эту роль, превратившись в места заточения для новокрещеного населения и язычников. Монастырская жизнь также являлась средством исправления для провинившихся представителей приходского духовенства и как последнее пристанище для престарелых и одиноких заштатных священно- и церковнослужителей.
Основным источником пополнения монашествующего духовенства являлся приходской клир. Документальным доказательством принадлежности человека к сословию черного духовенства являлись особые «монастырские записные книги», имеющие табличную форму. В них фиксировались его настоящее звание, род деятельности или должность в обители, социальное происхождение и этническая принадлежность, возраст, образование, все ступени служебной карьеры в миру и после пострижения, заслуги, поощрения и наказания. В 1830 г. в Троицком монастыре служило 12 человек во главе с архимандритом (включая троих «бельцов» и троих учеников). По национальной принадлежности все они были русские, один имел светское происхожде-
* Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ проекта № 15-11-21003.
ние. В графе о поведении в отношении 8 человек имелись замечания и наказания. Не имеющими духовного образования считались трое. В Тихвинском монастыре при необходимых 7 членах братии во главе со строителем только
5 человек являлись действительными его членами, послушников - 10 (из них
6 - учащиеся). Из 15 человек, проживавших в данном монастыре, трое - выходцы из светских слоев общества, о национальности и образовании которых сведения отсутствуют. Негативно характеризовались 7 послушников. Игумен монастыря иеромонах Серафим являлся вольноотпущенником. В Спасо-Геронтьевой пустыне при необходимых 7 членах братии проживало только трое: строитель и послушники. Глава пустыни иеромонах Иоасаф был выходцем из крестьян. Все три монаха - русские, отличающиеся хорошим поведением [6. Д. 15. Л. 11-16, 51-53, 61-63].
Состав членов монастыря, как правило, с течением времени не менялся, за исключением некоторого увеличения его численности за счет послушников. Менялись, но несущественно, некоторые личностные характеристики монастырских жителей. В 1815 г. в Троицком монастыре проживало 9 человек (включая 2 дьяконов). Светское происхождение имели 3 человека, по национальной принадлежности 1 - из немцев, все считались «исправного» поведения, не обучавшихся нигде было 7 служителей. В 1850 г. здесь находилось 14 человек, из них 9 - собственно братия, 5 - послушники для приобретения навыков причетнических обязанностей. Из 14 человек 5 происходили из крестьян и мещан. «Неисправных» в поведении зафиксировано 4, не имевших образование - 8. Несколько сократился срок испытания, необходимый для пострижения [2. Д. 3. Л. 45, 51; Д. 32].
Согласно российскому законодательству нижний порог возраста мужчин, желающих вступить в монашество, составлял 30 лет, женщины могли постричься после 40. Потенциальный монах должен был «уволиться от общества» (для государственных крестьян) или со службы; ограничениями считались наличие семьи, малолетних детей, а также финансово-долговых обязательств и нахождение под судом. Только губернатор мог вынести окончательное решение об увольнении в монашество лиц из податных состояний, и то после соответствующей резолюции со стороны палаты государственных имуществ. В зависимости от возможностей монастыря можно было принимать престарелых, беспомощных священно и церковнослужителей «для пропитания», детей неимущих церковников «для практического приготовления к служительской должности». Члены монастырской братии были ограничены в некоторых гражданских правах. И монах, и послушник полностью отказывались от прежней собственности, не могли приобретать «недвижимое имущество, крепостных», им законодательно запрещалось заниматься торговлей (кроме продажи церковных вещей), быть поверенными в светских делах, принимать на хранение деньги и вещи (кроме книг). Пострижение предварялось трехлетним «послушническим искусом», в течение которого кандидаты в полноценные монахи выполняли самую тяжелую и грязную работу. В архивах сохранилось несколько сотен прошений крестьян и обычных священно- и церковнослужителей, которые выражали свое желание закончить свой жизненный путь в тишине от мирской жизни, возможно, их к этому влекло и освобождение от ряда фискальных повинностей [7. Ст. 250-252, 259-266, 1658].
Следует учитывать, что в монашество посвящал настоятель обители только при наличии здесь вакантных должностей. Как правило, послушники из светских сословий были вынуждены ожидать своего часа более 10 лет: например, так и не стал полноправным членом братии спустя более 20 лет
«прирожденный чуваш» П. Яковлев, находящийся в Троицком монастыре с 1833 г. [2. Д. 17. Л. 113].
Представители приходского духовенства постригались в иночество обычно по истечении трех лет. Вдовый или окончивший курс богословия священнослужитель при наличии безупречной характеристики поведения в клировой ведомости (это документ, подтверждавший принадлежность к белому духовенству) мог вступить в монашество практически сразу при своем поступлении в монастырь и уже через несколько лет из рядового монаха стать иеромонахом и даже настоятелем: например, архимандрит Троицкого монастыря Самуил в мае 1812 г. был пострижен в Оренбургской епархии с получением должности иеродиакона, в августе 1812 г. был рукоположен в иеромонахи, с 1817 г. по 1820 г. - строитель Цивильского монастыря, в 1820-1830 гг. - игумен Седмио-зерской пустыни, с 1830 г. - настоятель в Чебоксарах [2. Д. 17. Л. 112].
Также законы предусматривали и возможность снятия монашеского сана и возвращения в прежнее сословие с ограничениями в возвращении прежних привилегий, заслуг, чинов.
С 1832 г. православные обители стали практической школой подготовки для выпускников духовных училищ с целью овладения ими умениями «для практического приготовления их» к причетническим должностям. За несколько месяцев, а для неспособных - в течение 1 года - они должны были научиться понимать православную богословскую литературу, петь псалмы, выучить катехизис, обучиться навыкам церковного делопроизводства. В целях предупреждения конфликтных ситуаций в будущей приходской жизни нерусского края этим послушникам опытными и авторитетными монахами должны быть «привиты необходимые в будущем такие качества, как терпение, покорность, добродетельность». Число таких воспитанников в 30-50-е гг. XIX в. в Чебоксарском Троицком монастыре редко превышало 4, по документам Ци-вильского Тихвинского изредка доходило до 8 [2. Д. 30. Л. 104; Д. 32; Д. 25. Л. 88-89; 3. Д. 19. Л. 2-7].
Троицкому монастырю, в котором по штатам 1764 г. положено быть 12 членов (7 - монашествующие, 5 - послушники), выделялось из уездного казначейства содержание в размере 791 руб. 95 % коп., указом Павла I от 18 декабря 1797 г. увеличенное в два раза, т.е. до 1450 руб. 91 коп. Из этой суммы часть средств уходила на «церковные нужды», т.е. на ремонт монастырских зданий и хозяйственных построек, починку церковной утвари, топливо, «угощение приезжающих властей», обеспечение лошадей кормом. Почти половина средств, 787 руб. 60 коп., предназначалась на выплату жалования братии и монастырским служителям. Например, в 1839 г. архимандриту монастыря выплачивалось 200 руб. ежегодно, казначею - 35 руб., четырем иеромонахам и двум иеродиаконам - по 24 руб.; четыре рядовых члена братии (в том числе послушники) получали по 20 руб. При монастырях до 1861 г. проживали 9 штатных служителей из числа государственных крестьян различных селений Чебоксарского уезда, обязанных служить здесь 25 лет в качестве прислуги, на их плечи ложилась вся хозяйственная работа в монастырских владениях. Их труд оплачивался в размере 20 руб., за исключением пекаря, которому полагалось 26 руб.
Важным источником прибыли монастыря являлся доход от отдачи части собственности в арендное пользование. Например, в 1859 г. два каменных амбара были сданы в аренду Чебоксарской городской управе для хранения здесь продуктов, предназначенных военнослужащим - за полгода было получено 25 руб. серебром. Сенокосные угодья общей площадью приблизительно в
22 десятины, расположенные за Волгой, обрабатывались монахами и служителями и практически полностью обеспечивали скот кормом. У Троицкого монастыря в совместном пользовании со Спасогеронтьевой и Мироносицкой пустынью (Царевококшайский уезд) в Козьмодемьянском уезде находились рыбные ловли, по контракту отдаваемые зачастую марийским крестьянам, за это в 1819-1820 гг. монахи ежегодно получали по 450 руб. прибыли [5. Д. 7].
В 1859 г. рыбные ловли принесли в 1859 г. 120 руб. дохода, а мельница, расположенная в с. Русская Сорма Ядринского уезда, - 80 руб. Всем штатным монастырям России, в том числе и Чебоксарскому, в 1848 г. графиней А.А. Ор-ловой-Чесменской (дочерью знаменитого фаворита Екатерины II) было завещано по 5 тыс. руб. Монастырь получил проценты с этой суммы в 1859 г. в размере 74 руб. 25 коп. Существенную статью доходов составляли «свечные деньги» и различные сборы: например, в 1851 г. они принесли прибыль на общую сумму в 395 руб. 25 коп. [2. Д. 24. Л. 63-64; Д. 41. Л. 26, 155-156].
Цивильскому Тихвинскому монастырю известным указом Павла I в 1797 г. было также положено ежегодное содержание. 300 руб. казенных денег распределялись следующим образом: жалование строителю - 100 руб., казначею - 30 руб., двум иеромонахам и одному иеродиакону - по 24 руб., двум послушникам - по 20 руб., всего на 6 штатных единиц 242 руб., оставшиеся 58 руб. предназначались на «дрова и провизию для общей трапезы». Владениями монастыря являлись рыбные ловли, расположенные на Волге и в Чекур-ских выселках, мельница в Свияжском уезде, лесные угодья - в Чебоксарском, пашня располагалась около монастыря. Поскольку владения были разбросаны, их также приходилось сдавать в аренду. Но желающих взять монастырскую собственность в арендное пользование и выплачивать владельцу оброки было мало, так как во многом это обстоятельство зависело от неудобного расположения источников «оброчных статей» и обязанности выплачивать строго определенную в контракте сумму независимо от доходности за тот или иной год. В отчете за 1860 г. мы видим, что издавна монастырю принадлежали «рыбные ловли с дровяным лесом 11 десятин», расположенные на Волге, но «с давних пор лес почти весь вырублен, вероятно, соседними селянами, годных к употреблению деревьев нет», соответственно, это имущество не приносило никакого дохода в указанное время [4. Д. 5559. Л. 7-10].
Имея незначительный казенный доход, монастырь был вынужден активно контактировать с окружающим миром: продавать свечи, просить пожертвования, совершать молебны и крестные ходы со знаменитой иконой Тихвинской Божьей Матери. Монахи ожидали июньской ярмарки в Цивильске, так как выручка от продажи свеч, икон и книг, кружечного сбора «пред чудотворной иконой» возрастала в несколько раз: например, в марте 1837 г. всех доходов в монастыре было 105 руб. 58 коп., в июне - 440 руб. 49 коп. О широких связях монастыря с миром свидетельствуют приходно-расходные книги. Монастырь закупал и у казанских, и у цивильских купцов воск, ладан, масло, необходимые для богослужений и выполнения треб, продовольствие и ткани для шитья одежды монахам; из консистории и духовных академий выписывалась поучительная и богослужебная литература. Чувашские крестьяне и цивиль-ские мещане обеспечивали монастырь углем, дровами на отопление зданий, строительным лесом для ремонта построек. Из собственных средств монастырь выплачивал жалование наемной просвирне, сторожу и пастуху стада; временная, разовая работа, выполненная наемными работниками, также вознаграждалась: плотнику за ремонт зданий и остекление окон, бочкарю за изготовление утвари, портным за одежду, кузнецу за починку сапог и подковку
коней и т.д. Дорожные расходы, связанные с поездками в Казанскую консисторию и Чебоксарское духовное правление, также возмещались за счет монастыря. Как видим, большинство всех хозяйственных работ выполнялось представителями светских сословий, а также послушниками, находившимися в монастырях «в надежде пострижения».
Известный исследователь монастырей первой половины XIX в. С. Шад-ков отмечал, что монахам и белому духовенству, проживающему в монастырях, необходимо самим заниматься хозяйством, не нанимать работников, за счет собственных средств и своими усилиями заниматься пчеловодством, огородничеством, птицеводством, разведением фруктовых деревьев. Всем этим благородным трудом могли бы заниматься послушники - бывшие ученики, заштатные священно- и церковнослужители. Физический труд привел бы «к пользе самого духовенства», повышению его нравственности, не было бы времени на пьянство и отлучки. Но к широкой хозяйственной деятельности обитатели монастырей пока не стремились [8. С. 6, 29-33].
Полученные доходы обеспечивали жизнеобеспечение монастырской братии, направлялись на реконструкцию или ремонт зданий. Например, согласно отчету настоятеля Троицкого собора за 1852 г., «монастырь пришел в крайнюю ветхость, колокольня наклонилась и угрожала падением», в монастырских стенах обнаружились серьезные трещины. Совсем недавно произошел пожар, что потребовало ремонта крыши, произведенного впоследствии на собственные средства обители [4. Д. 5238. Л. 24].
Главной обязанностью монахов являлось служение Богу, что означало постоянное нахождение на «пути к достижению нравственного совершенства» через ежедневное совершение богослужения, молитв, «чтение душеполезных книг», рукоделие, «монастырское послушание». Деятельность монастыря и повседневная жизнь монахов являлась объектом пристального внимания благочинного над монастырями, должность которого была введена в 1799 г. Если благочинный священник контролировал обычно десять-пятнад-цать приходских селений, то благочинному над монастырями полагалось столько «монастырей, сколько он может с удобностию иметь их под своим надзором» [1. С. 162].
Длительное время должность благочинного над монастырями Чувашского края занимал архимандрит Троицкого монастыря Самуил. Под его управлением находилось 3 монастыря: Троицкий, Тихвинский и Мироносицкая пустынь, находящаяся от Чебоксар в 117 верстах. Инструкция благочинному монастырей 1828 г. устанавливала широкий круг обязанностей. Главной должностной обязанностью являлось наблюдение за богослужением в монастырских храмах: оно должно было совершаться по монастырскому уставу, не быть поспешным, не так, как среди прихожан, где иерея могут «стеснять приходские дела». На богослужении должна была присутствовать вся братия, за исключением лиц, находящихся в отъезде по монастырским делам. Настоятелю, если он совмещал руководящую должность с другими полномочиями (преподавание в училище, миссионерство, членство в духовном правлении или консистории), также можно было не присутствовать в обители. В отсутствие настоятеля руководство поручалось казначею или авторитетному «старцу». Настоятель должен был быть примером для братии во внешнем облике, образцовом содержании своей кельи, приходить по мере возможности на общую монастырскую трапезу. «Впадающих в прегрешения и проступки» старцы обязаны были исправлять внушением, а поскольку это часто оказывалось бесполезным, разрешалось о проступках доносить епархиальному архиерею.
Материальные ценности, имущество и церковная документация также являлись объектом попечения благочинного. Благочинный объезжал окрестные подведомственные монастыри один или два раза в год, об увиденном докладывал в письменной форме архиерею, совместно с настоятелем мог наложить епитимью на провинившихся.
С 1830 г. благочинный трех монастырей одновременно являлся миссионером. Миссионерская деятельность среди языческого и новокрещеного чувашского и марийского народов требовала специального богословского образования, опыта борьбы с «суевериями», доверия со стороны церковных властей. Всем этим Самуил обладал в полной мере и на закате своей жизни имел несколько соответствующих наград и поощрений от властей [2. Д. 17. Л. 111-113]. Но если состояние религиозности местного населения в отчетах миссионера показано в целом объективно и достоверно, то высокая нравственность монахов, отмеченная им в отчетах и в ведомостях о монашествующих, другими источниками подвергается сомнению.
Рассматриваемые монастыри находились в уездных городах, поэтому связи со светским миром были достаточно заметными. Монахи часто отлучались по делам своего учреждения из обители, но еще чаще некоторые из них покидали ее стены самовольно, без разрешения руководства. Например, в 1834 г. 2 иеромонаха Тихвинского монастыря (при 8 членах братии) были перемещены в монастыри Казанской епархии со строгим уставом под жесткий надзор с запрещением служения и «неослабным наблюдением с испытанием образа мысли и нрава»: Аарон - за посещение им женского раскольнического скита в Нижегородской губернии, а Филарет - за пьянство, неоднократные отлучки и попытки «пробраться ночью в дома к одиноким крестьянкам». Иногда в келиях под видом прачек и родственниц оказывались «распутные девки», которые навлекали на монахов серьезные подозрения в одном из главных смертных грехов - любодеянии. О неправедной жизни монахов надзорные органы знали, но, к сожалению, многие другие монастыри Казанской епархии не могли похвастаться благонравным поведением своих подопечных. Видимо, и монахи знали, что им все сойдет с рук, поэтому особо не стремились исправить свое поведение. Спустя более чем 20 лет тот же Тихвинский монастырь находился на особом контроле благочинного, знавшего, что монахи продолжают вести вольготную жизнь, а вдовый священник С. Гремячкин совершает «дерзости, побил послушника, ходит к зазорной девке» [4. Д. 5412].
Желавшие поступить в сословие черного духовенства послушники также не всегда оправдывали свое нахождение в святых, с точки зрения властей, местах; с высокой долей сомнения они могли получить постриг. Например, находящийся с 1848 г. в Троицком монастыре послушник, чебоксарский мещанин Н. Шатилин в 1855 г. был удален из монастыря, так как «нисколько не оправдывал образом жизни своего звания»: часто отлучался в город, «послушания по лености не исполнял», до сих пор не научился чтению и пению, неизвестно куда дел деньги, выданные казначеем на покупку одежды, «по внешнему виду похож на крестьян», в течение двух лет не исповедовался и не причащался. Духовные власти в конце XVIII в. наказывали послушников из белого духовенства содержанием их «в железах», в воскресные и праздничные дни «давали только хлеб и воду», за неявку на службу вычитали часть доходов, но в другие сословия их не включали, используя их в качестве рабочей силы.
Но можно ли говорить о высокой нравственности рядового монашества, когда их руководители нередко показывали себя не соответствующими требованиям, предъявляемым духовному лицу. В фонде Казанской духовной консистории сохранилось немало дел, из которых мы видим, что многие настоятели
лишались своих почетных должностей из-за аморального поведения. Назначенный в 1827 г. архимандритом Троицкого монастыря Амвросий поссорился с дворянским заседателем Коноплевым и неоднократно его оскорблял, спустя год был замечен в нетрезвом виде в д. Голодяиха, одного экономического крестьянина ударил, другого «таскал за бороду», требовал себе стакана для вишневки большего размера, чем ему предложили, затем, напившись, «имея на груди 2 креста, в рясе без клобука, сидя на лавке, свалившись на оной, спал, свеся ноги на пол». Доказательств, представленных по делу, оказалось недостаточно: как явствует из материалов дела, крестьяне испугались возможных последствий для себя и не стали давать достоверных свидетельских показаний, путаясь в деталях, явно что-то недоговаривая. Но церковные власти вспомнили другие его провинности, поэтому решением Синода этот служитель Церкви был «лишен навсегда от исправления настоятельской должности» и послан в Свияжский Богородицкий монастырь со строгими порядками. Не лучшим образом характеризовался тихвинский игумен Елевферий, «злоязычный, сварливый, неблагонадежный», в 1845 г. снятый с настоятельства [3. Д. 20].
Употребление алкогольных напитков являлось основным пороком монашества, и на борьбу с ним духовным властям приходилось отводить немало энергии, которую можно было направить в другое русло, в частности, на христианское просвещение нерусских народов. Провинившегося монаха отправляли на некоторое время в другой монастырь; навсегда стремились избавиться от неугодного и безнадежного служителя, но в большинстве случаев надежд на исправление не было, а освободившееся место занимал либо вчерашний представитель приходского духовенства, либо светское лицо, не отмеченное особыми добродетельными качествами. Власти считали одной из причин пьянства близкое расположение около монастырей питейных заведений, в частности, около Троицкого находилось два кабака, которых, по плану застройки г. Чебоксары, здесь не должно было быть. Но перемещение их в 1819 г. на другое место не снизило уровня пьянства.
Традиционно в российские монастыри на различные сроки, в зависимости от характера проступков, направляли провинившихся священно- и церковнослужителей, но большинство из них не показывало себя здесь лучшим образом. Наоборот, они негативно влияли на братию, особенно на еще не сформировавшихся нравственно послушников: например, два священника, содержавшиеся в Тихвинском монастыре, в 1859 г. были переведены в другое место за поощрение ими пьянства, отлучек из монастыря монахов и смех в трапезной [2. Д. 30. Л. 42-43]. Количество провинившихся светских лиц в монастырях было сообразно штатам: чем крупнее монастырь, тем больше арестантов здесь находилось. Крупный Раифский монастырь содержал в 1852 г. 10 человек, Ци-вильский Тихвинский - двоих [4. Д. 5117. Л. 16-17, 25-26].
Длительное время все монастыри епархии являлись местом заключения прихожан за неисполнение ими христианского долга и аморальную жизнь. Например, в 1848 г. мужчин за десятилетний отказ от причащения и исповеди направляли в Троицкий мужской монастырь, а женщин за прелюбодеяние и рождение незаконных детей - в Свияжский Иоанно-Предтеченский женский монастырь [2. Д. 30. Л. 148; Д. 41. Л. 147-148].
Для исправления провинившихся прихожан, по мнению властей, «многие монастырские уставы оказывались недостаточно» строгими. С 1860 г. только два монастыря Казанской епархии являлись местом сосредоточения «арестантов»: Раифский Богородицкий и Свияжский Иоанно-Предтеченский, имеющие специальные изолированные помещения, расположенные вдали от городов, торгов и ярмарок и не обладавшие особо чтимыми святынями и мощами, кото-
рые привлекали к себе богомольцев. Специальная инструкция подробно регламентировала методы обращения монахов с провинившимися, чтобы те окончательно не ожесточились, наоборот, почувствовали поддержку со стороны церкви, а такими качествами, вероятно, должны были обладать люди морально и религиозно подготовленные, имеющие богатый жизненный опыт и способные повлиять и на оступившихся единственный раз, и на совершивших многократные правонарушения [4. Д. 5117. Л. 10-11; Д. 5648. Л. 1-2].
Таким образом, в рассматриваемое время монашествующее духовенство Чувашского края происходило в основном из русского заштатного или отошедшего на покой приходского духовенства, изредка встречались представители светских сословий. Монастыри являлись преимущественно местом исправления провинившихся прихожан и нерадивых священно- и церковнослужителей. В изучаемое время они утратили присущие им изначально миссионерские и культурно-просветительские функции, занимаясь социальной и хозяйственной деятельностью. Религиозное оживление их произойдет в следующую эпоху, когда государство и церковь осознают необходимость изменения форм и методов распространения официальной православной религии.
Литература
1. Бердников И.С. Краткий курс церковного права. Казань, 1888.
2. Государственный исторический архив Чувашской Республики (далее - ГИА ЧР). Ф. 298. Оп. 1.
3. ГИА ЧР. Ф. 290. Оп. 1.
4. Национальный архив Республика Татарстан (далее - НА РТ). Ф. 4. Оп. 1.
5. НА РТ. Ф. 4. Оп. 51.
6. НА РТ. Ф. 4. Оп. 62.
7. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая I составленный. Т. IX. Законы о состояниях. СПб., 1857.
8. Шадков С. Угодья при монастырях и земли при сельских церквах в Казанской губернии. Казань, 1857.
ЕВДОКИМОВА АНЖЕЛИКА НИКОЛАЕВНА - кандидат исторических наук, доцент кафедры отечественной истории имени А.В. Арсентьевой, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары ([email protected]).
A. EVDOKIMOVA
SOCIAL POSITION OF MONASTIC CLERGY OF THE CHUVASH REGION IN THE FIRST HALF OF THE 19th CENTURY
Key words: monastic clergy, monasteries, Orthodoxy, social status, rural dean, socio-cultural image.
The results of research of orthodox monasteries' main activities in the territory of the Chuvash region in the first half of the 19th century are offered. In Chuvash parishes of the Kazan province at the time considered there were three functioning monasteries which had originally been founded as missionary centers for the non-Russian population. However, by the end of the 18th century they had lost that role, becoming specific correctional facilities for parish priests, clergymen and ordinary parishioners who committed legal wrongs. It is the parochial clergy that was the main source of monasteries replenishment which, however, were limited by law in respect of their staff as the result of the secularizing reform of 1764. In accordance with their belonging to a class of monasteries they were supposed to have a certain financing. The monasteries being studied as a part of the Kazan diocese were considered to be minor, therefore they received extremely poor remuneration from the Treasury, and the monastic community had to spend most of their time to maintain a certain standard of living. Educational, correctional and educational, material and household, religious areas can be considered the main activity of the monks. Missionary, cultural and educational spheres were hardly manifested.
References
1. Berdnikov I.S. Kratkii kurs tserkovnogo prava [A short course in Canon law]. Kazan, 1888.
2. Gosudarstvennyi istoricheskii arkhiv Chuvashskoi Respubliki. F. 298. Op. 1 [State Historical Archives of the Chuvash Republic. Archive 298. Anagraph 1].
3. Gosudarstvennyi istoricheskii arkhiv Chuvashskoi Respubliki. F. 290. Op. 1 [State Historical Archives of the Chuvash Republic. Archive 290. Anagraph 1].
4. Natsional'nyi arkhiv Respublika Tatarstan. F. 4. Op. 1 [National Archives of the Tatarstan Republic. Archive 4. Anagraph 1].
5. Natsional'nyi arkhiv Respublika Tatarstan. F. 4. Op. 51 [National Archives of the Tatarstan Republic. Archive 4. Anagraph 51].
6. Natsional'nyi arkhiv Respublika Tatarstan. F. 4. Op. 62 [National Archives of the Tatarstan Republic. Archive 4. Anagraph 62].
7. Svod zakonov Rossiiskoi imperii, poveleniem gosudarya imperatora Nikolaya I sostavlennyi. T. IX. Zakony o sostoyaniyakh [The code of laws of the Russian Empire by order of Emperor Nicholas I composed. T. IX. The laws of the States]. St. Petersburg, 1857.
8. Shadkov S. Ugod'ya pri monastyryakh i zemli pri sel'skikh tserkvakh v Kazanskoi gubernii [Land of monasteries and land at rural churches in the Kazan province]. Kazan, 1857.
EVDOKIMOVA ANZHELIKA - Candidate of Historical Sciences, Assistant Professor of Russian History Department named after A.V. Arsentieva, Chuvash State University, Russia, Cheboksary ([email protected])._
Ссылка на статью: Евдокимова А.Н. Социальное положение монашествующего духовенства Чувашского края в первой половине XIX века // Вестник Чувашского университета. - 2016. - № 4. - С. 60-68.
