BECTH. MOCK. УН-ТА. СЕР. 14. ПСИХОЛОГИЯ. 2007. № 1
И. Г. Кокурина
СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
СМЫСЛООБРАЗУЮЩЕЙ ФУНКЦИИ МОТИВАЦИИ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ СОЦИАЛЬНОГО ИНДИВИДА
Для отечественной психологии характерен устойчивый интерес к изучению мотивации, и в последние годы вышли в свет новые фундаментальные труды (Ильин, 2000; Леонтьев, 1999; Москви-чев, 2003; Психология.., 2002). Однако ни в этих солидных изданиях, ни во множестве других публикаций, содержащих в названии слова «мотивы» и «мотивация», мы не находим ответа на важнейшие, с нашей точки зрения, вопросы: что представляет собою мотивация как целостное явление, обусловливающее тотальную непрерывность жизнедеятельности социального индивида? Какова природа тех сил, которые помогают переходу человека от одной деятельности к другой, от одного этапа жизни к другому, связывая их в единый сценарий, который иногда называют судьбой? Мы полагаем, что решению этой проблемы препятствуют, по меньшей мере, три момента: 1) существование двух (социологической и психологической) традиций в изучении мотивации, обусловленное двойственностью трактовки категории деятельности в отечественной науке, и отсутствие взаимопонимания между их сторонниками; 2) сведение изучения мотивации к анализу ценностей и ценностных ориентаций в конкретной предметной деятельности: учебной, игровой, профессиональной и т.д.; 3) «растворение» мотивационных явлений в обширной области регуляторов поведения. B настоящей статье мы попытаемся изложить некоторые основания своего подхода к пониманию функции мотивации в целостной жизнедеятельности социального индивида.
I. Мы говорим о мотивации, когда ведем поиск (1) детерминант и (2) энергетических источников поведения.
(1) B литературе можно выделить как минимум два типа детерминации поведения — причинную (Бунге, 1962; Краевский, 1966) и смысловую, названную К.Г. Юнгом «синхронистичностью». Хорошая иллюстрация причинной детерминации — зависимость поведения человека в значимых ситуациях общения, профессиональной деятельности от его характера (Лоуэн, 1997; Райх, 1999; Фромм, 1992). «Все события жизни человека, — писал Юнг, — находятся в двух фундаментально отличающихся друг от друга типах связи: первый тип — объективная причинная связь природного процесса; второй — субъективная связь, которая существует только для ощуща-
73
ющего ее индивида... Эти два вида связи существуют одновременно, и одно и то же событие, хотя и является звеном двух абсолютно разных цепей, тем не менее, подчиняется и тому и другому типу.» (1996, с. 204). По мнению Юнга, синхронистичность всегда считалась магической причинностью, хотя уже с середины XVIII в. философы предполагали наличие тайного соответствия, или смысловой связи, между естественными событиями. Собственная психоаналитическая практика, а также наблюдения других исследователей привели Юнга к выводу: хотя мы и привыкли считать смысл психическим процессом, но вполне вероятно, что он может существовать и за пределами психического, то есть объективно (там же, с. 262).
(2) Еще одно отличие мотиваторов от регуляторов поведения состоит в том, что мотиваторы несут собственный энергетический заряд. Пытаясь объяснить существование синхронистических явлений, Юнг ссылается на мысль Авиценны о том, что человеческая душа способна изменять и подчинять себе вещи, особенно когда она испытывает большую любовь, или ненависть, или что-то в этом роде. «Душа производит все, чего очень сильно хочет» (там же, с. 221). Мотиваторы поведения обладают силой, побуждающей к совершению тех или иных действий, поступков. Регуляторы также обладают качеством силы, но в значении препятствия, ограничения и управления влечением и желанием. Нормы, традиции, обычаи, правила и законы среды, в которой живет человек, представляют собой, образно говоря, «стенки лабиринта», направляющие и управляющие поиском «выхода». «Выход» мотивирует, а «стенки лабиринта» регулируют наше поведение. Впрочем, если регулятор поведения представить как бывший мотиватор, потерявший свой побудительный целевой потенциал, то можно сказать, что регуляторы поведения связаны с прошлым опытом, содержат установочный механизм действия и выступают в функции средства осуществления основной побудительной цели.
Анализ основных теоретических направлений в изучении мотивации (психоанализ, бихевиоризм, теория поля К. Левина и концепция деятельности А.Н. Леонтьева) приводит к выделению трех источников энергии, детерминирующей поведение социального индивида: а) сам субъект, энергия его желаний и влечений (в современных вариантах психоанализа ее называют биоэнергией — см.: Лоуэн, 1998; Райх, 1999); б) объекты окружающей человека действительности, созданные природой, цивилизацией и культурой. Такими объектами могут быть как предметы, так и люди, группы и организации. Способность этих объектов удовлетворять многочисленные потребности человека превращает их в стимулы, побуждающие к целенаправленной активности. Бихевиоризм переносит детерминанты поведения на стимулы, ситуацию и традиционно изу-
74
чает специально организованную среду, способную вызвать нужное поведение индивида; в) «психологическое поле» (Левин, 2000), возникающее вследствие взаимодействия субъекта с объектами окружающей действительности. Это «поле» в результате целесообразной социальной активности человека превращается в «поле деятельности», где могут создаваться новые и разрушаться старые объекты и потребности.
Непосредственным подтверждением предложенной классификации энергетических источников мотивации жизнедеятельности человека является сформулированная Л. Россом и Р. Нисбеттом идея о трех принципах анализа психологических явлений: «Первый принцип имеет отношение к силе и тонкому, подчас скрытому характеру ситуационных явлений. Второй — обращает внимание на важность субъективных интерпретаций конкретной ситуации людьми. Третий говорит о необходимости рассмотрения и индивидуальной психики, и социальной группы в качестве напряженных систем, или “полей”, характеризующихся равновесием между побуждающими и сдерживающими силами» (2001, с. 42). К сожалению, изучение этих «напряженных систем, или полей» отдано на откуп экстрасенсам, магам и чародеям. Однако без научного анализа динамических сил, возникающих в энергетическом пространстве «поля деятельности», двигаться дальше в изучении мотивации невозможно.
Попытка анализа этих динамических сил приводит исследователя к необходимости переместить фокус внимания с анализа предметной оболочки мотива на межпредметное пространство поля деятельности (МППД), то есть на область актуального или виртуального взаимодействия субъекта с объектами (элементами) среды, обладающими стимулирующим характером. МППД не является чем-то аморфным и недифференцированным, а, напротив, имеет границы и структуру. Его границы образованы взаимодействием трех базовых элементов структуры совместной деятельности: субъект1— субъект2—объект. Любая предметная деятельность изначально представляет собой совместную деятельность, поскольку взаимодействие субъекта и объекта всегда (явно или скрыто) социально опосредовано: например, взаимодействие может быть опосредовано либо инструкциями о способах использования объекта в виде совместных с другими решений по поводу взаимодействия с ним, либо борьбой с другими (людьми, группами, организациями) за право обладания объектом и т.д. Переместив фокус внимания на МППД, энергетический контур которого образуют базовые элементы совместной деятельности, мы вынуждены искать такие понятия и методологию исследования, которые дадут нам возможность изучать мотивацию как динамический процесс.
II. Традиционное изучение динамики мотивации предполагает оценку изменений во времени и в пространстве определенных ха-
75
рактеристик мотива(ов), то есть сводится к методу пошаговых срезов (например, силы мотива), сделанных через определенные промежутки. Однако существует и другое — философское — представление о мотивации как динамическом процессе, согласно которому изучение мотивации как процесса предполагает ее рассмотрение с точки зрения того единства, которое образуют, с одной стороны, законченные структуры (предметы, явления), с другой — складывающиеся между ними связи, отношения. Причем господствующими в этом единстве являются именно связи, поскольку они, развиваясь, закономерно ведут к развитию предметов и явлений (см.: Грибанов, 1980). В этом понимании подчеркивается, что изучению связей и отношений в структуре ценностей индивида должен быть отдан приоритет. Но тут мы вновь сталкиваемся с традицией, которая заводит нас в тупик. Дело в том, что традиционное понимание связей и отношений, получившее наибольшее распространение в психологии (особенно в социальной), связано с понятием социальной установки — аттитюдом. Чтобы понять, в чем проблема, выделим из множества определений социальной установки два. 1) «Социальная установка как отношение, как система временных связей человека... со всей действительностью или с ее отдельными сторонами» (Мясищев, 1960; цит. по: Андреева, 2002, с. 280).
2) Социальная установка — «благоприятная или неблагоприятная оценочная реакция на что-либо или на кого-либо, которая выражается во мнениях, чувствах и целенаправленном поведении» (Майерс, 1997, с. 681). Эти определения оказались удивительно схожими с определением мотива у социологов: мотив есть «реакция личности на изменения в условиях деятельности» (см.: Человек.., 1967, с. 9—40), субъективная оценка объективных явлений (Прохватилов, 1971), ситуативно обусловленный выбор поведения (Витевская, 1971). Такое понимание мотива перешло из XX в XXI в. и относится уже психологами к социально-психологическому подходу, где «понятие социальной установки существенно не отличается от понятия “мотивационная тенденция”. В социальной психологии при предсказании поведения опираются на понятие установки (attitude)» (Васильев, Магомед-Эминов, 1991, с. 63).
Введенное в 1918 г. Томасом и Знанецким понятие социальной установки, казалось, могло заполнить теоретический вакуум в области изучения причин социально значимого поведения индивида (Андреева, 2002; Асмолов, Ковальчук, 2003; Ядов, 1975). И, как верно отмечает П.Н. Шихирев, «будучи обращенной одной своей гранью к социологии, а другой — к психологии, объединяя аффекты, эмоции и их предметное содержание в единое целое, социальная установка представлялась именно тем понятием, которое, казалось, могло лечь в основу теоретического объединения социально-значимого поведения» (2000, с. 101). Однако длительный опыт
76
исследований социальной установки привел (в 1970-е гг.) исследователей к довольно неутешительным результатам, среди которых «обилие противоречивых и несопоставимых фактов, отсутствие даже подобия общей теоретической основы, пестрая мозаика различных гипотез, обладающих скорее ретроспективной, нежели перспективной объясняющей силой... недостаточное исследование взаимосвязи установки и реального поведения» (там же, с. 102). Существенным недостатком исследований социальной установки явилось также ограничение изучения сферой индивидуального поведения, которое, по мнению Шихирева, во многом вызвано заимствованием теоретических схем из общей психологии (там же, с. 107).
III. Использование социальной установки как теоретического инструмента тесно связано с социологическим направлением в изучении мотивации, которое широко распространено не только среди социологов, но и среди психологов. Данная позиция кратко сводится к следующим основным положениям: 1. Стимул и мотив выступают как внешнее и внутреннее побуждения к деятельности. 2. Стимулом всегда оказывается определенное изменение внешних условий деятельности. 3. Внешние побуждения действуют лишь в том случае, если затрагиваются доступные для удовлетворения в данных условиях потребности личности. 4. Проходя через систему потребностей и ценностных ориентаций, стимулы становятся внутренними побудителями деятельности, то есть мотивами (Человек.., 1967).
Согласно этой точке зрения, пишет А.В. Горюшин (1976), мотив и стимул направлены противоположно: стимул — к потребностям, а мотив — от них; стимул и мотив не совпадают по времени: мотив всегда действует после стимула. Получается, что стимул — это то, с чего начинается деятельность, что переводит деятельность из возможности в действительность. Но так ли это на самом деле? Автор «крамольно» утверждает: то, что называется мотивом в данной трактовке, есть не что иное, как субъективная сторона того же самого стимула. Стимул, по его мнению, имеет две стороны — объективную и субъективную. Если с объективной стороны стимул есть изменение условий деятельности, то с субъективной стороны он есть реакция (или установка) на это изменение. Проходя через систему потребностей и ценностных ориентаций, стимул не становится мотивом, а остается реакцией стимула, выступая дополнительным побудительным потенциалом, усиливая побудительную силу основного смыслообразующего мотива. К сожалению, автор не раскрывает, что же он понимает под смыслообразующим мотивом, но изложенная им социологическая позиция в изучении мотивации понятна.
Весьма примечательно, что корни критикуемой социологической позиции автор видит в известном тезисе С.Л. Рубинштейна о
77
том, что внешние условия действуют через внутренние. Этот тезис в свое время сыграл позитивную (охранительную для отечественной психологии) роль, подкрепив идеологически принятую позицию о социальной обусловленности психики и поведения. Но стремление воплотить принцип активности в конкретный механизм человеческой деятельности побудило А.Н. Леонтьева выдвинуть противоположный тезис о том, что внутреннее действует через внешнее и этим само себя изменяет. Однако позиция А.Н. Леонтьева также не избежала глубоких противоречий в понимании мотивации, поскольку его определение мотива как предмета потребности, по мнению Л.И. Божович, принципиально отделяет мотивы от пристрастности и рассматривает предметность как единственную характеристику, тогда как «не только одна и та же потребность может воплощаться в различных объектах, но и в одном и том же объекте могут воплощаться самые разнообразные... иногда противоречащие друг другу потребности» (Божович, 1972, с. 27).
Л.И. Божович выдвигает идею «направленности личности», в основе которой лежит широкий спектр отношений человека с окружающим миром, и выделяет три направленности: коллективистическую (гуманизм, альтруизм), личную (престижную, эгоистическую) и деловую (бескорыстный интерес к делу), а также дает свое определение мотива: «Мотив — это то, ради чего совершается деятельность, в отличие от цели, на которую она направлена» (там же, с. 21). В этом определении подчеркивается, что существенной стороной мотива является не цель, а смысл или, иначе, — отношение, сквозь призму которого человек воспринимает окружающий его мир. Таким образом, у Божович смысловое содержание мотива противопоставляется целевому, предметному его содержанию. Главной характеристикой мотива становится не предмет, а отношение, возникающее между двумя предметами или целями: поскольку есть «то» (цель № 2) и есть «ради чего» (цель № 1). В словосочетании «то, ради чего» эти цели образуют особый, иной тип отношений, функциональный. Главным в этом типе отношений оказывается не оценка, не сравнение, а объединение, связывание двух целей так, что цель № 2 выступает как средство реализации цели № 1.
IV. Традиционная процедура измерения мотивации как социальных установок предполагает, что существующие у человека цели (Трубников, 1968) и стоящие за ними ценности (например, учеба и работа, работа и семья) должны быть подвергнуты сравнению: психолог измеряет, что для человека в настоящий момент более ценно и значимо — учеба или работа. Это можно осуществить с помощью различного рода шкал (типичный вариант — методика Ч. Осгуда). В результате делается вывод о ценностной ориентации человека либо на учебу, либо на работу; когда обе ценности имеют одинаковый вес (значение), то скорее всего будет сделан вывод о
78
конфликте ценностей. Сама процедура измерения оценочных отношений предполагает выбор, а ценности превращаются в альтернативы этого выбора. Выбор партнеров в социометрии Дж. Морено основан на измерении такого же рода отношений. Но функциональные (целе-средственные) отношения совершенно иные, они не дифференцируют, а, наоборот, связывают и объединяют разные ценности. Например: человек хочет учиться в МГУ, чтобы в дальнейшем получить хорошую работу. Здесь учеба и работа не конкурируют, а дополняют друг друга, причем учеба выступает в функции средства (цель № 2) для достижения главной цели (№ 1) «получить хорошую работу». За прилагательным «хорошая» стоит очень много разных смыслов — интересная, престижная, полезная, выгодная и т.д. Целе-средственные отношения составляют особый класс отношений, существующий не только в сознании людей (там они имеют название «смысловые»), но и в природе и в технике. В последнем случае классической иллюстрацией могут служить отношения между ключом и замком. Оценочное сравнение ключа с замком возможно, но бессмысленно, поскольку оно выхолащивает суть дела, которая состоит в том, что взаимодействие ключа с замком образует некий гештальт (целое), и это рождает новую ситуацию: открывается дверь в другое пространство. Прототипом функциональных отношений между людьми служат отношения между мужчиной и женщиной. Функциональные отношения создают взаимозависимость и составляют по сути основу любого архетипа (Гуггенбюль-Крейг, 1997; Хиллман, 1996).
Итак, отношения, в основе которых лежит «операция» сравнения, назовем оценочными, а функциональные отношения назовем целе-средственными. Они имеют разное назначение: первые дифференцируют и разъединяют; вторые соединяют и объединяют в целое, образуют партнерство. Данная типология соотносится с описанными Фрейдом двумя базовыми влечениями человека — Эросом и Танатосом (подробнее об этом см.: Дадун, 1994, с. 195—196). Оба типа отношений существуют в мотивации. Проблема в том, что методы, используемые в настоящий момент для диагностики мотивации, построены исключительно на измерении оценочных отношений. В социальной психологии исследования функциональных отношений представлены в традиции изучения общения как взаимодействия, например кооперации-конкуренции (в экспериментах Шерифа, описанных во многих учебниках по социальной психологии).
V. Как соотносятся в мотивации эти два типа отношений? Для ответа на этот вопрос обратимся к А.Н. Леонтьеву. Он определял смысл как отношение мотива к цели. Если выразить это определение формулой, то его можно записать так: Смысл = Мотив / Цель. Отсюда следует, что Мотив = Смысл х Цель, то есть мотив опреде-
79
ляется как смысл цели. Такое понимание мотива содержит две переменные — смысл и цель, что соотносится с выделенными А.Н. Леонтьевым смыслообразующей и побудительной функциями мотива. При таком понимании предметность перестает быть единственной характеристикой мотива, поскольку основу смысла составляет не «предмет», а «отношение».
Конечно, можно опредметить и отношение, превратив его в ценность, в социальный институт, в параграф гражданского или уголовного кодекса. Но для нас важно сохранить первоначальное значение этого понятия, которое, как мы только что выяснили, может существовать как минимум в двух вариантах — как оценочное отношение и как целе-средственное. Введение в определение мотива наравне с признаком предметности признака отношения переводит проблему мотивации из плоскости общепсихологического рассмотрения в плоскость социальной психологии.
Итак, мы выяснили, что цель есть субъективная (виртуальная) сторона стимула, мотив есть сплав, «психологическое произведение» смысла и цели, и основу смысла составляет категория целе-средственного отношения. Но при этом за кадром остался вопрос: откуда берутся смыслы, что их порождает?
VI. Г.М. Андреева, анализируя социально-психологический потенциал концепции деятельности, пишет, что «внешняя практическая деятельность, рассмотренная не со стороны функционального распределения обязанностей, а со стороны рождающихся внутри нее отношений, предстает как образование, которому изначально присуща психологическая составляющая». И далее: «Задача социальной психологии и состоит в том, чтобы выяснить эту составляющую, всесторонне описать ее, раскрыть ее содержание» (Андреева, 1983, с. 59). Какие же отношения рождаются внутри деятельности, что составляет содержание «психологической составляющей» в концепции деятельности для социальной психологии? Решение этого вопроса следует искать в самой концепции деятельности А.Н. Леонтьева.
Все мотивационные образования в этой концепции можно разделить на три класса (или вида) в зависимости от уровня рассмотрения самой деятельности. Так, уровню операций соответствует задача (намерение); уровню действия — цель (образ ожидаемого результата), а уровню деятельности — мотив. Согласно А.Н. Леонтьеву, одна деятельность отличается от другой не действиями и операциями, а мотивами. Отождествление мотива с целью есть не что иное, как описание мотива на уровне действия и операции. Уровень деятельности предполагает определение мотива как смыслообразующего (Леонтьев, 1975).
Смысловое (целе-средственное) отношение в норме должно присутствовать на всех уровнях структуры деятельности, связывая их друг с другом: на уровне операции в формулировке задачи как намере-
80
ния, реализация которого поможет достичь цель; на уровне действия, где цель опредмечивает смысл, составляющий содержание уровня деятельности; и наконец, на уровне деятельности, где предметная оболочка цели отступает на второй план, а на первый план выходит отношение (смысл), связывающий цели и намерения друг с другом в единую структуру смыслового конструкта. И это движение: от задачи и намерений к цели (предмету потребности) и далее к смыслам; и обратное движение от смыслов к целям, а затем к задачам представляет собой путь осознанивания, если использовать терминологию К.Г. Юнга. Этот путь полон для человека трудностей и конфликтов, поскольку в нем изначально присутствует невозможность полного совпадения смыслов деятельности и предметной оболочки тех целей и ценностей, которые заложены в содержании конкретной предметной деятельности. Более того, смысл может вступать в противоречие с целью предметной деятельности. А.Н. Леонтьев писал об этом так: «Личностные смыслы, отражающие мотивы, порождаемые действительными жизненными отношениями человека, могут не найти адекватно воплощающих их объективных значений, и тогда они начинают жить как бы не в своих одежках» (там же, с. 154).
Изучение процесса фиксации смысла в содержании целей и ценностей, адекватности/неадекватности такой фиксации открывает перед исследователями новое направление в изучении мотивации, распространяющее возможность социального познания на область смыслового восприятия окружающей человека действительности, смысловых представлений обыденного сознания.
VII. Разработка данного направления хотя и перспективна, но затруднена из-за двух принципиально разных теоретических интерпретаций категории деятельности в современной отечественной психологии. Традиционное и распространенное понимание мотива как субъективной цели, как социальной установки связано с весьма устойчивым в научной среде пониманием деятельности как действия или набора действий. Это представление о деятельности очень хорошо сформулировал Э. Фромм, описывая бихевиористский подход: «Под деятельностью в современном употреблении слова обычно понимается действие, предполагающее некоторую затрату энергии и влекущее за собой изменение существующего положения вещей. Так, деятельным считается человек, занимающийся бизнесом, изучающий медицину, работающий на конвейере, изготавливающий столы или занимающийся спортом. Все эти виды деятельности имеют между собой то общее, что все они направлены на достижение внешней цели. Что же касается мотивов деятельности, то они не принимаются во внимание» (Фромм, 1992, с. 121).
Совершенно иную трактовку деятельности мы находим в экзистенциализме. По Ж.-П. Сартру акт специфически человеческой деятельности есть акт обозначения, придания смысла. Предметы лишь
81
«знаки» индивидуальных человеческих значений, смысловых образований человеческой субъективности. «Вне этого они — просто данность, сырая материя, пассивные и инертные обстоятельства. Придавая им то или иное индивидуально-человеческое значение, смысл, человек формирует себя в качестве так или иначе очерченной индивидуальности» (цит по: Гароди, 1967, с. 555).
Обе трактовки деятельности отражены в концепции А.Н. Леонтьева, и они разделяют его учеников на два лагеря — на сторонников социологического и психологического направлений. Нам представляется, что именно социальная психология, рожденная на «перекрестке» социологии и психологии, призвана построить мост, ликвидирующий теоретическую пропасть между социологической и психологической позициями.
Решить такую задачу можно, на наш взгляд, если взять за основу трактовку деятельности, исторически предшествовавшую и бихевиористской, и экзистенциальной. Это трактовка экономиста и философа К. Маркса, который писал, что для понимания целей деятельности, их действительного источника и смысла необходимо обратиться к исследованию самого процесса целеполагающей деятельности человека, к исследованию труда как такового (Маркс, 1956). В ранней работе Маркса «Из экономических рукописей 1857— 1858 гг.» (Маркс, Энгельс, т. 12) мы находим социально-психологическую трактовку категории деятельности. К. Маркс видел в основе человеческой деятельности труд. Наиболее существенные характеристики труда как специфически человеческой активности раскрываются через его описание как потребительского производства. Маркс выделяет в потребительском производстве три существенных момента: производство (начало); распределение и обмен (середина цикла) и потребление — завершающий этап. «Результат, к которому мы пришли, — пишет автор, — заключается не в том, что производство, распределение, обмен и потребление идентичны, а в том, что все они образуют части внутри целого, различия внутри единства» (там же, с. 720).
Такая трактовка деятельности означает, что труд является источником смыслов человеческой деятельности в целом, что каждый вид активности в единой деятельности есть одновременно и самостоятельная социально-психологическая деятельность и смысл. Именно у Маркса классификация видов деятельности совпадает с классификацией смыслов этой деятельности. Так, например, выделяя производство (в узком значении) как особый вид деятельности, Маркс говорит о преобразовании объекта как о смысле производства; потребление соответствует утилитарному значению труда. Мы можем продолжить эту классификацию, предположив, что обмен и распределение как отдельные виды деятельности соответствуют смыслам кооперации и конкуренции.
82
Классификация социально-психологических видов деятельности, составляющих содержание базовых смыслообразующих мотивов жизнедеятельности человека
Социально-психологические виды деятельности (базовые смыслы) Структура совместной деятельности
Субъект 1 Субъект 2 Объект
1. Преобразование С С Ц
2. Коммуникация С Ц С
3. Утилитарность (прагматика) Ц С С
4. Кооперация С Ц Ц
5. Конкуренция Ц Ц С
6. Достижение Ц С Ц
Примечание. С — средство, Ц — цель. Ситуация, когда все три элемента имеют одинаковую функцию, не рассматривается, в этом случае пропадает главное — смысловое отношение.
VIII. Из данной трактовки следует, что в анализе деятельности первичны субъект-субъект-объектные отношения и вторичны субъект-объектные отношения. Это особенно очевидно, когда речь идет о жизнедеятельности человека, где он оказывается субъектом множества разных предметных деятельностей. Пытаясь увидеть общие для разных предметных деятельностей ценности, мы приходим к выводу, что эти общие ценности совпадают с содержанием базовых элементов структуры совместной деятельности: субъект1— субъект2—объект.
Поиск базовых смыслов человеческой жизнедеятельности предполагает, что эти смыслы в виде целе-средственных отношений должны быть расположены в межпредметном пространстве базовых ценностей социального индивида. Следовательно, выделение в структуре совместной деятельности базовых смыслов означает поиск всех возможных вариантов целе-средственных отношений, которые могут связывать между собой базовые ценности. Такая процедура состоит в присвоении функции «цели» или функции «средства» каждому элементу структуры совместной деятельности (таблица). Математическая комбинаторика позволяет выделить шесть базовых смыслов человеческой жизнедеятельности: преобразование, коммуникация, прагматика, кооперация, конкуренция и достижение (Кокурина, 1985, 1990). На основе выделенных базовых смыслов была создана стимульно-смысло-вая концепция мотивации трудовой деятельности (Кокурина, 1985). Эта теоретическая модель содержит еще один важный момент: представление об активности/пассивности мотивации. В частности, нами были использованы идеи В.Г. Асеева (1976) о двух видах мотивации: в виде собственной потребности в деятельности (процессуальная ориентация) и в виде целевой установки, связанной с получением конк-
83
ретного результата (результирующая ориентация). В предложенной нами модели каждый смысл имеет две ориентации: активную, результирующую (р.о) и пассивную, процессуальную (п.о). Подробнее об этом см.: Кокурина, 1985, с. 98—100.
Итоговая классификация смыслообразующих мотивов (социально-психологических видов деятельности) социального индивида выглядит следующим образом.
1. Преобразовательная деятельность: ориентация на получение результата ради самого результата (р.о) или ориентация на деятельность ради самого процесса, ради достижения мастерства (п.о).
2. Коммуникативная деятельность: ориентация на активное взаимодействие с другими, на общение в труде, на помощь другому человеку (р.о) или ориентация на сохранение позитивных отношений с другими (п.о).
3. Утилитарно-прагматическая деятельность: ориентация использовать свой труд для удовлетворения других потребностей, с трудом не связанных (р.о), или ориентация на труд как на трату энергии, сил, стремление к сохранению здоровья (п.о).
4. Кооперативная деятельность: ориентация рассматривать свой труд с точки зрения его общественной полезности, необходимости для других людей, для общества в целом (р.о) или ориентация рассматривать свой труд с точки зрения его полезности для близких и родных (п.о).
5. Конкурентная деятельность: ориентация быть лучше других, иметь высокий престиж, авторитет (р.о) или ориентация быть не хуже других (п.о).
6. Достиженческая деятельность: ориентация на преодоление преград, стремление ставить перед собой сверхзадачи (р.о) или ориентация на самосовершенствование, на развитие своих способностей (п.о).
Основу смыслообразующего мотива составляет один из шести базовых смыслов, который человек приписывает предметам, явлениям окружающей его действительности. Одни люди видят окружающий мир преимущественно сквозь призму преобразования, другие — сквозь призму коммуникации или утилитарности и т.д. и т.п. Преобладание в мотивации индивида того или иного мотива свидетельствует о его мотивационной направленности. Данная классификация смыслообразующих мотивов представляет собой набор базовых смыслов, выделенных на основе абстрактно-логической процедуры. Мотивация жизнедеятельности социального индивида в норме, по-видимому, должна содержать всю палитру смыслообразующих мотивов.
Мы предполагаем, что эта классификация мотивов может быть положена в основу любой предметной деятельности — профессиональной, игровой, учебной и т.д. и т.п. Различие между этими пред-
84
метными деятельностями будет заключаться: а) в различной мере выраженности того или иного смыслообразующего мотива и б) в специфическом наборе стимулов, преломляющих эти смыслы в индивидуальном сознании человека или группы. Смысл становится смыслообразующим мотивом, приобретает побудительный характер тогда, когда субъект наполняет этим смыслом предметную оболочку того или иного стимула, отражая индивидуальный личностный смысл данного предмета для субъекта. В реальности каждый предмет отражает множество разных смыслов, которые могут конфликтовать друг с другом или, напротив, совпадать, усиливая друг друга. Все вышесказанное дает нам основание определить мотивацию жизнедеятельности социального индивида как процесс наполнения смыслами наиболее значимых стимулов, в результате которого у человека возникает структура смысловых представлений, способная в силу своей устойчивости и объема оказывать обратное влияние на его восприятие и поведение.
Изучение структур смысловых представлений (когнитивных конструктов) явилось предметом наших исследований на основе созданного в 1980-е гг. теста «Словарь» (Кокурина, 1980, 1985, 1990; Кокурина, Бедненко, 2006; Кокурина, Крылова, 2001; Кокурина, Телегина, 1982), а также в выполненных в разные годы дипломных исследованиях студентов кафедры социальной психологии факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова: И. Никитиной, О. Туртыгиной,
С. Большуновой, И. Дубининой, Н. Плосковой, Е. Перламутровой, В. Мамаевой, С. Коген, В. Луцкиной, М. Митрошкиной, Н. Машковой,
О. Березняк, Д. Каранышевой, М. Клочковой.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Андреева Г.М. Значение идей А.Н. Леонтьева для развития марксистской социальной психологии // Леонтьев и современная психология. М., 1983. Андреева Г.М. Социальная психология. М., 2002.
Асеев В.Г. Мотивация поведения и формирование личности. М., 1976. Асмолов А.Г., Ковальчук М.А. О соотношении понятия установки в общей и социальной психологии // Хрестоматия по социальной психологии / Под ред. Г.М. Андреевой и др. М., 2003.
Божович Л.И. Проблема развития мотивационной сферы ребенка // Изучение мотивации детей и подростков / Под ред. Л.И. Божович, Л.В. Благонаде-жиной. М., 1972.
Бунге М. Причинность. М., 1962.
Васильев И.А., Магомед-Эминов М.Ш. Мотивация и контроль за действием. М., 1991.
Витевская Т.Ф. Мотив как социологическая категория // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Философия. 1971. № 3.
Гароди Р. Сартр // Филос. энциклопедия. Т. 4 («Наука логики» — Сигети). М., 1967.
85
Горюшин А.В. Стимул как фактор коррегирования человеческой деятельности // Социальные проблемы труда и соревнования / Отв. ред. И.И. Чангли. М., 1976.
Грибанов В.П. Отношения личности как психологическая проблема // Психологические аспекты социальных отношений / Под ред. В.П. Грибанова. Рязань, 1980.
Гуггенбюль-Крейг А. Власть архетипа в психотерапии и медицине. СПб., 1997.
Дадун Р. Фрейд. М., 1994.
Ильин Е.П. Мотивация и мотивы. М., 2000.
Кокурина И.Г. Исследование мотивационной направленности личности в труде // Личность в системе коллективных отношений: Тезисы Всесоюзной конференции. М., 1980.
Кокурина И.Г. Социально-психологические аспекты мотивации трудовой деятельности: Дис. ... канд. психол. наук. М., 1985.
Кокурина И.Г. Методика изучения мотивации трудовой деятельности: Учебно-методическое пособие. М., 1990.
Кокурина И.Г., Бедненко А.В. Манипулятивная установка в профессии менеджера // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 2006. № 3.
Кокурина И.Г., Крылова Ю.Г. О ценностно-мотивационных характеристиках статуса человека в организации // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 2001. № 1.
Кокурина И.Г., Телегина Л.И. Исследование мотивации научной деятельности // Мотивация личности / Под ред. А.А. Бодалева. М., 1982.
Краевский Л. Пять понятий причинной связи // Вопр. филос. 1966. № 7.
Левин К. Теория поля в социальных науках. М., 2000.
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.
Леонтьев Д.А. Психология смысла. М., 1999.
Лоуэн А. Язык тела. СПб., 1998.
МайерсД. Социальная психология. СПб., 1997.
Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 г. Из ранних произведений. М., 1956.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 12.
Москвичев С.Г. Мотивация, деятельность и управление. М., 2003.
Прохватилов А.А. Социально-психологические проблемы формирования положительного отношения к труду // Человек и общество / Отв. ред. Б.Г. Ананьев, Д.А. Керимов. Вып. 8. Л., 1971.
Психология мотивации и эмоций: Хрестоматия / Под ред. Ю.Б. Гиппенрей-тер, М.В. Фаликман. М., 2002.
Райх В. Характероанализ. М., 1999.
Росс Л., Нисбетт Р. Человек и стимулы. Уроки социальной психологии. М.,
2001.
Трубников Н.Н. О категориях «цель», «средство», «результат». М., 1968.
Фромм Э. Душа человека. М., 1992.
Хиллман Дж. Архетипическая психология. СПб., 1996.
Человек и его работа / Под ред. А.Г. Здравомыслова, В.П. Рожина, В.А. Ядова. М., 1967.
Шихирев П.Н. Современная социальная психология: учебник для вузов. М., 2000.
Юнг К.Г. Синхронистичность. М., 1996.
Ядов В.А. О диспозиционной регуляции социального поведения личности // Методологические проблемы социальной психологии / Под ред. Е.В. Шорохо-вой. М., 1975.
86