CC BY
1УДК 124: 340.114.5
doi: 10.24412/1999-625X-2024-495-390-394
5.7.8. Философская антропология, философия культуры
Социально-правовые проекции мировоззренческих антиномий российского общественного сознания
Александр Викторович Петров
кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры философии и политологии 1,
И [email protected] 1 Омская академия МВД России (Омск, Россия)
В статье представлен взгляд на ряд мировоззренческих антиномий российского общественного сознания через призму телеологического подхода. Право и нравственность формируют определенный образ общества, которому соответствует конкретный комплекс целей, в которых в свою очередь запечатлевается надлежащий образ будущего. В обобщенном виде этот комплекс целей предстает социально значимым телеологическим проектом. В истории России телеологический проект не единожды подвергался изменению, в результате чего пересматривались и сам образ будущего, и цели, соответствующие ему. Только за XХ в. произошли повороты от телеологии преимущественно религиозно-монархической и традиционалистской к секулярно-социалистической и модернистской и потом к секулярно-капиталистической глобалистической. В общественном сознании современной России присутствуют телеологические векторы, принадлежащие каждой из них, и это порождает в общественном сознании ряд антиномий, имеющих социально-правовые проекции. Первая проекция отражает конфликт коллективного и индивидуального; вторая проекция касается конфликта между модернизированным обществом и обществом традиционным; третья проекция отмечает конфликт между религиозным и светским в мировоззрении и жизненных ориентирах. Обозначенные выше оппозиции по-разному развиваются и имеют ряд общественно заметных последствий.
Ключевые слова: телеология, антиномии, общественное сознание, коллективизм, индивидуальность, модернизм,
традиционализм
Для цитирования: Петров А. В. Социально-правовые проекции мировоззренческих антиномий российского общественного сознания // Научный вестник Омской академии МВД России. 2024. Т. 30, № 4(95). С. 390-394.
Social and Legal Projections of Worldview Antinomies of Russian Public Consciousness
Аlexandr V. Petrov
Candidate of Science (in Philosophy), Associate-Professor, Associate-Professor at the chair of Philosophy and Political Studies 1,
И [email protected] 1 the Оmsk Academy of the Russian Ministry of Internal Affairs (Omsk, Russia)
The article presents a view on a number of worldview antinomies of the Russian public consciousness through the prism of teleological approach. Law and morality form a certain image of society, which corresponds to a specific set of goals, which in turn imprint a proper image of the future. In generalized form, this set of goals appears as a socially significant teleological project. In the history of Russia, the teleological project has been subject to changes more than once, resulted in the revision of the image of the future and the goals corresponding to it. Only in the twentieth century there were turns from predominantly religious-monarchical and traditionalist teleology to secular-socialist and modernist teleology, and then to secular-capitalist globalist teleology. In the public consciousness of modern Russia there are teleological vectors belonging to each of them, and this gives rise to a number of antinomies in the public consciousness that have socio-legal projections. The first projection reflects the conflict between the collective and the individual; the second projection concerns the conflict between modernized society and traditional society; the third projection marks the conflict between religious and secular in worldview and life orientations. The oppositions outlined above develop in different ways and have a number of publicly visible consequences.
Keywords: teleology, antinomies, public consciousness, collectivism, individuality, modernism, traditionalism
Citation: Petrov A. V. Social and Legal Projections of Worldview Antinomies of Russian Public Consciousness. Scientific bulletin of the Omsk Academy of the Ministry of the Interior of Russia. 2024. Vol. 30, No. 4(95). Pp. 390-394 (In Russ.).
© Петров А. В., 2024
390
Тезис о том, что нравственность влияет на право, является азбучной истиной, хотя и смотрится трюизмом. Акцентирование внимания на моменте, сопрягающем право, мораль и нравственность в единый многосоставный нормативно-регулятивный комплекс, без которого были бы невозможны сложные общественные отношения, обеспечивает праву аксиологическую поддержку, подкрепляя его общезначимость не только интерсубъективным авторитетом законодателя, но и весом личной совести.
Историко-правовые исследования показывают, что право возникало как инструмент закрепления и объективации обычая, вырастая из его естественной среды и отражая нравственные представления народа. Об этом говорит В. О. Ключевский применительно к России, когда замечает, что Русская Правда, хотя в ней «едва мерцает мысль о нравственной несправедливости», тем не менее «полагает за некоторые деяния нравственно-исправительные наказания», и такая мера воздаяния соседствует с типичными для нее денежными взысканиями [1, с. 255-275]. Г. Дж. Берман, говоря о генезисе западного права в его христианско-средневековой итерации, утверждает, что в первые столетия ее существования правовые ценности были большей частью растворены в ценностях религиозных и нравственных [2, с. 166]. Со временем дистанция между нравственностью и правом возрастала, что было связано с продолжавшейся институционализацией и усложнением последнего, однако дело никогда не доходило до полного разрыва, ведь даже в нынешний секулярный век сохраняется память о том, что «закон свят, и заповедь свята и праведна и добра» [Рим. 7:12].
Право и мораль имеют общие черты не только благодаря генетической связи, но и потому, что они сообща создают проект общества, рисуют определенный образ будущего, который нужно культивировать и защищать. Всякий такой образ, очерчиваемый правом, содержит в себе известные целевые установки, формирующие определенную телеологию, причем телеологию не эсхатологического свойства, что обычно подразумевают, употребляя этот термин, а телеологию как объяснительную модель, предполагающую целесообразность как свойство отдельных объектов или процессов, проективно определяющую их настоящее и будущее. Иными словами, речь о телеологии, которая в своей контингентности «претендует не более чем на роль регулятивной нормы, направляющей и организующей мысль к определенным целям, постулируемым самим человеком» [3, р. 705]. Этот подход позволяет мыслить телеологию не как нечто эсхатологическое и подобное античной Ананке, а напротив, как то, что позволяет понять процесс движения к цели как реализацию свободы и акт творчества. Заметим, что такой взгляд на теле-
ологию не является каким-то радикально новаторским, поскольку подобной позиции придерживался еще Аристотель, с точки зрения которого, телеология «не является чем-то редуктивным» [4, р. 107]), как это отмечает К. Робертсон.
Телеология, формирующаяся в культурном контексте и существующая в виде интроектов индивидуального и массового сознания, может быть как цельной — и тогда она сообщает цельность общественному организму и его институтам (как это бывает в традиционных обществах, мыслящих себя в регистре религиозного мировоззрения), либо фрагментированной, когда в пределах одного культурно-исторического горизонта сосуществуют разноплановые или вовсе антагонистические целевые установки (что можно наблюдать в обществе, где конкурируют различные целевые установки и мировоззренческие модели). В последнем случае фрагментируется и пространство целей, что нередко сопровождается утратой социальными телами своей цельности, а это в свою очередь провоцирует и внутренние конфликты.
Новое время и эпоха модерна в европейской культуре ознаменовали собой начало конкуренции секулярной и сакральной телеологии за доминантное положение. Впрочем, некоторые варианты секулярной телеологии, обычно полагающей свои основные цели достижимыми человеческими силами в более-менее близкой исторической перспективе (например, цель строительства правового государства вполне секулярна) могут включать элементы сакральной телеологии в виде мессианской идеи (вроде идеи строительства коммунизма как варианта хи-лиастической утопии или мыслей о «конце истории», наступившем после победы глобального капитализма над социалистическим проектом). В любом случае крах телеологической модели в результате политических, экономических или социальных метаморфоз приводит к глубокому мировоззренческому кризису, сопровождающемуся личной и общественной дезориентацией и отчужденностью.
В нашем Отечестве за ХХ в. произошло несколько крутых социально-исторических поворотов, сопровождавшихся серьезной трансформацией телеологических установок. Если не входить в подробности этих трансформаций и говорить кратко, то речь должна идти о повороте от религиозно-монархической, по преимуществу традиционалистской телеологии, к телеологии секулярно-социалистической, рожденной эпохой модерна в ходе революций 1917 г., и о еще об одном повороте конца столетия, когда секулярный характер целей остался прежним, однако изменился общий вектор — он сделался глобалистическим не столько в экономическом, сколько в культурном и политическом смысле.
Метаморфоза начала ХХ в. знаменовала собой переход от традиционного общества с выраженными патриархальными особенностями в виде сословной стратификации, монархической сакрализо-ванной власти и сильной религиозной доминанты в общественном мировоззрении к обществу секу-лярному, модернизированному, эмансипированному и эгалитарному. Конечно, эти характеристики отнюдь не исчерпывают всех мировоззренческих особенностей царской России и России советской, и тем более это не означает, что переход от одной формы общественного устройства к другой был стремительным и бесповоротно отменял предшествующую. Его катастрофическая резкость была лишь внешней, в глубине же он начал совершаться задолго до того, как явил себя исторически и был закреплен институционально. Следующий переход, сопровождавшийся переменой телеологических ориентиров, произошел в конце ХХ столетия, когда коммунистическую идеологему сменила идеологе-ма капиталистическая. Капиталистическая контрреволюция [5, с. 38] не имела внятной идеологии, под знаменами которой она совершалась бы, однако обнаружила в себе ряд качеств, обособляющих ее от предшественницы — социалистической революции. Новая телеология, оставаясь секулярной по духу, предложила совсем другие ориентиры и ценности, к которым можно отнести капитализм как форму организации экономики, постмодернизм как эстетику, консъюмеризм как жизненный идеал, а также инклюзивность и дайверсити как социальные ценности. Эти характеристики не претендуют на всеохватность и окончательность, однако их достаточно, чтобы показать причины существующих ныне мировоззренческих антиномий, выражающихся в конфликтах разноплановых телеологий. На вышеперечисленные особенности «капиталистической телеологии» накладываются рудименты двух ранее доминирующих комплексов целей и ценностей: сакрально-патриархального и секулярно-коммунитического. Это приводит к тому, что в отечественном культурном пространстве и общественном сознании рядом с целями и ценностями, релевантными современному глобализованному миру, существуют цели и ценности иного рода и свойств. К числу последних можно отнести активно популяризируемые традиционные ценности (недавно оформленные в виде Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей *), работу по утверждению идеи о цивилизационной особости России, специфический образ власти, со-
четающий в себе черты и патриархальности, и республиканизма, а также идею реставрации религиозных институтов как имеющих особую общественную значимость. Даже беглый взгляд способен заметить антиномичность между описанными выше ценностями и ценностями общества, живущего по законам капитализма. Эти противоречия имеют несколько отчетливо видимых социально-правовых проекций.
Первая проекция отражает противоречие коллективного и индивидуального, когда сталкиваются коренящийся в традиционном обществе и культивировавшийся (пусть и на иных началах) в СССР коллективизм с поощряемым и одобряемым капитализмом индивидуализмом. Вторая проекция касается противоречия между модернизированным обществом и обществом традиционным; оно проявляется на улице и в быту, когда сталкиваются два мира, один из которых принимает ценности глобализационной вестернизированной культуры постмодерна, тогда как другой принадлежит традиционной культуре с заметными рудиментами архаики в виде ксенофобии и патриархальности. Доступной любому наблюдателю иллюстрацией этих противоречий является городской бытовой конфликт между коренным населением и не желающими инкультурироваться мигрантами, а также между ценностями и жизненными установками разных поколений. Третья проекция отмечает противоречия между религиозным и светским элементами в мировоззрении и жизненных ориентирах; он заметен тогда, когда в оппозицию встают гражданское общество с его идеалами свободы, законности, личного достоинства, и общество традиционное, с патерналистским мышлением, живущее в «нерасколдованном» [6, с. 713-714] наукой мире и вкусившее плодов модернизации лишь в части материальной культуры.
Обозначенные выше оппозиции по-разному развиваются и имеют ряд социально значимых последствий. Так, первая из названных антиномий — коллективного и индивидуального — проявляет себя в феноменах нуклеаризации семьи, интенсификации социальной мобильности и ускорении миграционных процессов, приводя не только к росту социальной конкуренции и усилению эксплуатации, но и, усиливая отчужденность человека, усугубляет чувство одиночества и заброшенности [7, с. 169]. В свою очередь это провоцирует серьезные проблемы с солидарностью и чувством общности, без которого не могут существовать хоть сколько-нибудь крупные социальные тела. В правовом пространстве нашла отражение попытка преодолеть эту антино-
* Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей : указ Президента Российской Федерации от 9 ноября 2022 г. № 809. URL: http://pravo.gov.ru/proxy/ip s/?docbody=&firstDoc=1&lastDoc=1&nd=603502873 (дата обращения 27.02.2024).
мию с помощью констатации и юридической защиты общей исторической памяти. В качестве таковой законодатель выдвигает память о защите Отечества, нашедшую себе место в Конституции России, а также в уголовном законе в связи с криминализацией реабилитации нацизма. Этим юридическим вниманием к полным драматизма и великой жертвенности событиям новейшей истории декларируется попытка утвердить память о всенародном подвиге как безусловной нравственной ценности, должной скреплять наше весьма атомизированное и малоудовлетворенное настоящим общество.
Вторая антиномия — между модернизированным обществом и обществом традиционным — дает о себе знать, когда оказывается явным отсутствие сколько-нибудь внятной и последовательной политической установки, требующей от культурно и граждански незрелой публики, вышедшей из недр традиционных сообществ и устремившихся в городские агломерации, соответствовать их требованиям и культуре. Вернее, таковая установка существует, но, к сожалению, лишь декларативно; российские города в рамках миграционной политки насыщаются не только квалифицированными специалистами из зарубежья, но и дешевой рабочей силой, слабо заинтересованной в инкультурации, часто агрессивно настроенной по отношению к культуре принимающей стороны и существующей на границе правового поля, а то и вовсе — за пределами. При сохранении такой тенденции возникновение национальных районов компактного проживания мигрантов, рост этнической преступности и всплеск национального шовинизма является лишь вопросом времени, а не вероятности.
Конечно, всякая развитая система права исходит из того, что национальность преступника не имеет значения, существенно только само нарушение закона и вопрос восстановления нарушенных прав, но в данном случае на плечи права ложится бремя не просто абстрактной защиты принципа справедливости и равенства всех перед законом, а дело защиты культуры и самого образа жизни модернизированного общества, на которые происходит покушение со стороны общества традиционного. В этих традиционных обществах, сильных своей этнической сплоченностью и мировоззренческой солидарностью, мягкость нередко воспринимается как слабость. Принимая в расчет это обстоятельство, нельзя не испытывать беспокойства по поводу того, как будет восприниматься нарочито гуманное право в такой системе координат. В этих строках нет призыва к жестокости и антигуманным действиям, поскольку они не равнозначны строгости, последовательности и неотвратимости, которые и должны демонстрировать те ветви права, которые защищают правовые цен-
ности, признаваемые современным человечеством в качестве важнейших, — равенство перед законом, взаимоуважение и эгалитарная справедливость. Только их непреклонная защита может дать твердый фундамент для общественного консенсуса коренных жителей и пришлых диаспор.
Третья антиномия — между религиозным и светским мировоззрением — обнаруживает себя тогда, когда в отношении сугубо современного по характеру общественного явления возникают мнения, архаичные по своей сути и анахроничные с точки зрения социального времени; например, когда предвыборная агитация, подчеркивающая общественное значение реализации избирательных прав, соседствует с политическим абсентеизмом, питаемым религиозными убеждениями. Так, среди медийного контента, то и дело возникающего и обращающегося в период, предшествующий выборам в органы власти разного уровня, можно найти видеоматериалы, призывающие мусульман не голосовать, поскольку это «харам», а выборы организуют «кафиры» ради «кафиров». Любопытно, что пребывание в едином правовом и экономическом пространстве, делающее возможным дотационное существование традиционных исламских регионов Российской Федерации, не вызывает у изготовителей такого контента никаких нравственных или религиозных возражений. В общем же примеров, показывающих, насколько близко друг с другом могут соседствовать атеизм, абстрактная внекультовая религиозность, приверженность традиционным или нетрадиционным религиям, а также фанатичный религиозный фундаментализм, можно отыскать огромное количество. Это было бы одной из черт современного общества, но на деле имеет далеко идущие последствия, в том числе и правовые.
Длительное время в отсутствие общезначимого аксиологического и телеологического фундамента из общегражданских ценностей, разделяемых не только вестернизированным населением, но и носителями традиционно-патриархального мировоззрения, таковым фундаментом представало религиозное чувство. Правовым следствием этого стало появление в УК РФ ст. 148, преследующей нарушения права на свободу совести и вероисповеданий. В дискуссиях вокруг этого так называемого «закона об оскробле-нии чувств верующих» было сломано немало копий, но эти полемические жертвы не упразднили главного недостатка — сложности квалификации состава деяния и проблем, связанных с толкованием тезиса о свободе совести. Сегодня существенную роль в деле заполнения аксиологической лакуны призваны сыграть традиционные ценности, обобщенные уже упоминавшимся документом.
Важно отметить, что антиномичность сама по себе не является дурным признаком, свидетельству-
ющим о неустранимых противоречиях, угрожающих фатальными последствиями феномену, в котором они наблюдаются. Напротив, антиномичность является важным признаком внутренней динамики феномена, и выявление противоречий делает возможным диалектический взгляд на него. Это означает, что антиномии, подобные тем, о которых шла речь выше, могут быть обнаружены в любой другой культуре, что делает П. Катзенштейн, когда отмечает противоречивость в понимании либерализма в общественном сознании Запада. Он утверждает, что в США традиционное понимание либерализма относится к левому спектру, а в континентальной Европе — к правому, поскольку французский и немецкий акценты на свободе, верховенстве закона, гражданских правах, долге, солидарности, патриотизме и самопожертвовании, родом из XVIII и XIX вв., отличаются от американского акцента XX в. на демократии, правах личности и капитализме [8, р. 174]; в свою очередь, это приводит как к различным оценкам этого феномена, так и к различным ожиданиям от будущего, которое можно построить под либеральными лозунгами. Даже сама концепция телеологии несет на себе отпечаток противоречий в понимании собственного содержания. Так, если в начале XX в. Дж. М. Варбеке, солидаризируясь с мнением У. Джеймса, утверждал, что «мир целей» есть как «мир подлинного прогресса» [3, р. 703], то в начале XXI в. некоторые авторы полагают, что «прогрессивная телеология истории неубедительна» [8, р. 173]. Как видно, антиномичность является естественным свойством мышления и законным спутником познания.
Описанные здесь мировоззренческие и телеологические антиномии, а также вызываемые ими
последствия отражают не только пройденный Россией непростой исторический путь, но отмечают противоречия, существующие в общественном сознании по поводу главнейших вопросов нравственной жизни — по поводу добра и зла. Очевидно, что цели и ценности индивидуалистического характера будут детерминировать одни нравственные установки, а коллективистские — другие. Выбор между ними является делом личным, но отнюдь не частным, поскольку он слагает нравственную результирующую, которая будет определять вектор общественного развития на поддающееся прогнозу будущее. Государство не может позволить себе дистанцироваться от управления процессами формулирования, пропа-гандирования и апологии ценностей нравственного порядка, поскольку именно аксиология формирует телеологию, которая вдохновляет к деятельности, — и от ее качества зависит, будет ли она созидающей или деструктивной. Самоустранение государства от этой задачи неизбежно приведет к конкуренции между аксиологическими и телеологическими установками, результат которой предсказуем, но предсказуем неутешительным образом: в конкуренции простого и сложного обычно побеждает простейшее, в случае своей победы обрекая пространство конкуренции в лучшем случае на стагнацию, в худшем приводя к деградации. Избежать этого можно весьма ресурсозатратным, но безальтернативным способом. Удерживаться на высоте гражданского общества можно, только поддерживая и развивая созидательную культуру и науку, укрепляя народное образование и культивируя общественную парадигму, опирающуюся на исторический опыт и ценящую идеалы гармонии и справедливости.
Список источников
1. Ключевский В. О. Сочинения : в 9 т. Т. I : Курс русской истории. Ч. I. М., 1987.
2. Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1998.
3. Warbeke J. M. Instrumentalism and Teleology // The Journal of Philosophy. Psychology and Scientific Methods. Dec. 18, 1919. Vol. 16, № 26.
4. Robertson K. Abusing Aristotle // Speculative Medievalisms. New York, 2013.
5. Бузгалин А. В. Почему СССР не хочет становиться прошлым? (загадка «мутантного социализма») // Философские науки. 2012. №. 1.
6. Вебер М. Наука как призвание и профессия // Избранные произведения. М., 1990.
7. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов: Ф. Ницше, А. Камю и др. М., 1989.
8. Katzenstein P. J. Liberalism's antinomy: endings as beginnings? // The Downfall of the American Order? 2022.
