CC BY
13
Научная статья УДК 339.9
https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-3-352-356 NIION: 2003-0059-3/22-335 MOSURED: 77/27-003-2022-03-534
Социально-правовые предпосылки уголовно-правового обеспечения института банкротства
Денис Алексеевич Попов
Адвокатский кабинет Д. А. Попова Адвокатской палаты Краснодарского края, Краснодар, Россия,
popov0702@icloud.com
Аннотация. Институт банкротства представляет собой сложный и достаточно давно сформировавшийся в рамках российского правового поля хозяйственно-экономический регулятор, включающий в себя комплекс широкого ряда правовых норм — от гражданских, трудовых и административных до норм уголовного права. Как и любой сложный регулятор, являющийся структурным элементом целостной экономической системы, он может быть использован не только в целях своего создания — как инструмент оздоровления хозяйственного оборота государства и исключения из него нежизнеспособных структурных элементов, восстановления нормального хозяйственного положения субъектов, если таковое возможно, способ возвращения добросовестным кредиторам их займов, но и в целях, к примеру, незаконного перераспределения чужого имущества или его хищения, как способ избегания исполнения обязательств перед своими кредиторами, своеобразной формой финансового оздоровления, преимущественного удовлетворения интересов определенного круга лиц в ущерб иным лицам, либо способ избавления от нежелательных конкурентов на рынке, а также в иных целях.
Ключевые слова: банкротство, финансовое оздоровление, рыночная экономика, недобросовестное поведение, уголовное наказание, кредитор, должник, убытки
Для цитирования: Попов Д. А. Социально-правовые предпосылки уголовно-правового обеспечения института банкротства // Вестник Московского университета МВД России. 2022. № 3. С. 352-356. https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-3-352-356.
Original article
Social and legal prerequisites for the criminal law provision of the institution of bankruptcy
Denis A. Popov
D. A. Popov's Law Office of the Krasnodar region Chamber of Advocates, Krasnodar, Russia,
popov0702@icloud.com
Abstract. The institution of bankruptcy is a complex and fairly long-established within the framework of the Russian legal field economic and economic regulator, which includes a set of a wide range of legal norms — from civil, labor and administrative to criminal law. Like any complex regulator, which is a structural element of a holistic economic system, it can be used not only for the purpose of its creation — as an instrument for improving the economic turnover of the state and excluding non-viable structural elements from it, restoring the normal economic position of entities, if possible, a way of repaying their loans to bona fide creditors, but also for the purposes of, for example, illegal redistribution of other people's property or its theft, as a way of avoiding the fulfillment of obligations to their creditors, a peculiar form financial recovery, preferential satisfaction of the interests of a certain circle of persons to the detriment of other persons, or a way of getting rid of undesirable competitors in the market, as well as for other purposes.
Keywords: bankruptcy, financial recovery, market economy, unfair behavior, criminal punishment, creditor, debtor, losses
© Попов Д. А., 2022
-^pr-
ECONOMIC SCIENCE
For citation: Popov D. A. Social and legal prerequisites for the criminal law provision of the institution of bankruptcy. Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2022;(3):352-356. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-3-352-356.
Соблюдение договорной дисциплины является жизненно важным для нормального функционирования рыночной экономики. По этому поводу К. Осакве метко подчеркивает: «договор выступает тем локомотивом, который тянет весь рынок, способствуя экономической рентабельности общества» [2]. В современном обороте недобросовестное поведение хозяйствующего субъекта, к сожалению, является достаточно распространенным явлением. По этой причине суды нагружены исками, предметом которых выступает неисполнение или ненадлежащее исполнение договорных обязательств субъектами экономической деятельности. Нарушение контрагентами взятых на себя обязательств дестабилизирует оборот, а также резко увеличивает риски заключения договоров.
Справедливо также указать, что несоблюдение договорных обязательств не всегда обусловлено злонамеренным поведением субъекта. Довольно часто предпринимательский риск приводит к неспособности исполнить взятое обязательство по объективным причинам. Разразившаяся пандемия COVID-19 со всей наглядностью показала, что самое строгое планирование и выверенный механизм ведения бизнеса могут оказаться недостаточными для того, чтобы благополучно преодолеть общее «замирание рынка». В таких условиях добросовестность субъекта экономической деятельности связана с соблюдением установленной законом процедуры ликвидации (банкротства), при которой происходит справедливое удовлетворение требований кредиторов.
Процедура банкротства четко регламентирована нормами действующего законодательства, однако данные правоотношения находятся в состоянии постоянного развития ввиду того, что сфера является динамичной, выступая механизмом ее очистки от нежизнеспособных субъектов хозяйственного оборота. Сама по себе процедура банкротства подразумевает под собой последний способ воздействия на должника с целью защиты прав и законных интересов кредиторов и выступает исключительной мерой, в связи с чем добросовестные кредиторы должны использовать все возможные способы защиты своих нарушенных прав, прежде чем обращаться к данной процедуре. Иное поведение кредиторов может быть расценено как злоупотребление правом [3, с. 32-33].
Как известно, наиболее значимым критерием криминализации является объективное установление общественной опасности того или иного поведения личности. Назвать этот критерий сугубо объективным, пожалуй, нельзя, поскольку в самом утверждении о вредоносности той или иной социальной практики есть так называемый оценочный (аксиологический) аспект. Этим, по сути, объясняется и такое качество преступности, как ее историческая изменчивость: на разных этапах социального, экономического, политического и культурного развития общество само определяет феномен вредоносности [1, с. 61].
Общественная опасность криминального банкротства определяется совокупностью факторов, которые, полагаем, системно могут быть представлены на макро- и микроуровне. В макроэкономическом аспекте злоупотребления установленной законом процедурой признания несостоятельности хозяйствующего субъекта подрывает сами основы экономики государства. В условиях, когда контрагент может в любое время отказаться от исполнения принятых на себя обязательств, аннулировав при этом возможность эквивалентной компенсации понесенных стороной убытков, подрывается необходимое доверие в экономической деятельности. Это приводит к дестабилизации рынка и его стагнации, когда отсутствие определенности в исполнимости сделок заставляет бизнес использовать крайне выжидательную стратегию. Макроуровень общественной опасности криминального банкротства состоит также в ухудшении репутации экономики страны в целом. Это, в свою очередь, снижает привлекательность отечественного рынка для зарубежных инвесторов.
На микроуровне общественная опасность криминального банкротства проявляется совокупностью негативных последствий. Прежде всего, криминальное банкротство влечет за собой ущерб для бюджета государства и (или) других участников экономической деятельности. Банкротные злоупотребления приводят к невынужденному снижению производственной эффективности организаций, сокращению рабочих мест, в отдельных случаях к реальной несостоятельности добросовестных хозяйствующих субъектов, невыплате заработной платы и т. д. Этот
список может быть продолжен, но, полагаем, целостное представление об объективной общественной опасности криминального банкротства по большому счету уже представлено [6].
В связи с освещением вопроса об общественной опасности криминального банкротства на данном этапе работы представляется необходимым хотя бы в общих чертах охарактеризовать выделяемые формы злоупотребления несостоятельностью. В юридической литературе и правоприменительной практике по гражданским делам злоупотребления при несостоятельности (банкротстве) выделяется в самостоятельную форму, не поименованную в ст. 10 ГК РФ, и представляет собой недобросовестное поведение лица, направленное на удовлетворение, в первую очередь, личных интересов, при этом права и интересы иных субъектов в рамках данных правоотношений данное лицо не учитывает.
Следует отметить, что в рамках существующей процедуры баланс интересов сторон имеет существенное значение, так как само по себе злоупотребление выражается в нарушении данного баланса, например, вследствие манипулирования преимущественным правом выкупа; заинтересованное лицо, в нарушение очередности погашения задолженности, может получить определенное имущество должника.
Первоначально злоупотребление при банкротстве отождествлялось исключительно с недействительными сделками, направленными на нарушение прав и законных интересов кредиторов [8].
Показательный пример недобросовестных действий финансового управляющего, повлекших его отстранение, отражен в постановлении Первого арбитражного апелляционного суда от 11 июня 2020 г. № 01АП-284/2017 по делу № А79-6522/2016. Финансовый управляющий создал ситуацию, допускающую возможность бесконтрольного расходования денежных средств, что противоречит как положениям закона о банкротстве, так и его целям, а также нарушает права кредиторов на осуществление постоянного контроля за расходованием денежных средств. Также было установлено бездействие финансового управляющего в реализации в установленный срок имущества, что привело к затягиванию процедуры банкротства и нарушению имущественных прав кредиторов.
Формой злоупотребления при банкротстве является сделка, при этом субъектный состав весьма
разнообразен — стороной по сделке может выступать не только должник, но и иные лица. К примеру, определением Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 6 февраля 2020 г. № 306-ЭС19-19734 по делу № А55-505/2016 установлено: конкурсный управляющий обратился в суд с заявлением о признании недействительными сделок по внесению имущества должника в уставной капитал некоторых юридических лиц, применении последствий недействительности сделок в виде обязания возвратить в конкурсную массу спорное имущество. Постановлениями нижестоящих инстанций в удовлетворении заявления отказано. Как следует из существа спора, право собственности должника на некоторое недвижимое имущество прекращено в связи с тем, что оно внесено в качестве взноса в уставный капитал юридического лица № 1, которое впоследствии внесло спорное имущество в качестве доли в уставном капитале обществ № 2 и № 3, после чего было ликвидировано.
Впоследствии решением суда должник признан банкротом, открыта процедура конкурсного производства. Конкурсный управляющий мотивировал указанное заявление тем, что сделки по отчуждению спорного имущества влекут вывод из конкурсной массы основного имущества, что влечет нарушение прав и законных интересов кредиторов. Суд первой инстанции и окружной суд руководствовались тем, что заявителем не доказан факт недействительности сделок, так как в результате спорных сделок должник приобрел доли в уставном капитале юридических лиц и, соответственно, прав участника общества, что является возмездным приобретением. Суд апелляционной инстанции указал, что на момент совершения спорных сделок должник был неплатежеспособным, при этом указанные сделки являлись безвозмездными, не имели экономической целесообразности, преследовали своей целью вывод активов должника во вред кредиторам и были совершены заинтересованными лицами, что прямо предполагало осведомленность последних о наличии у должника признаков неплатежеспособности.
Не менее распространенной формой злоупотребления при банкротстве является вывод активов. В большинстве своем она состоит из целого комплекса действий, а также предполагает наличие широкого круга лиц, участвующих в данном процессе [4].
jjiiL.
-^pr-
ECONOMIC SCIENCE
^jiiL.
Подвидом злоупотребления правом путем вывода активов является заключение соглашения об отступном, а также взаимозачет требований. Следует отметить, что позиция судов относительно возможности заключения соглашения об отступном при банкротстве основывается на разъяснениях, приведенных в информационном письме Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 29 декабря 2001 г. № 65 «Обзор практики разрешения споров, связанных с прекращением обязательств зачетом встречных однородных требований». Так, суды разных уровней указывают на недопустимость зачета встречного однородного требования с даты возбуждения в отношении одной из его сторон дела о банкротстве, при этом возможно проведение зачета в исполнительном производстве, при условии наличия исполнительных производств в отношении подлежащих зачету встречных требований [5]. Такая позиция поддержана Верховным Судом Российской Федерации (определение Верховного Суда РФ от 19 августа 2019 г. № 304-ЭС19-12780 по делу № А03-23842/2018). К примеру, в постановлении Первого арбитражного апелляционного суда от 11 июня 2020 г. № 01АП-2294/2020 по делу № А43-47726/2017 решение Арбитражного суда Нижегородской области от 6 февраля 2020 г. оставлено без изменения ввиду нижеследующего. Подрядчик обратился в суд с иском к генподрядчику о взыскании долга, указывая на то, что между обществом № 1 (заказчик), обществом № 2 (генподрядчик) и обществом № 3 (подрядчик) 1 марта 2016 г. заключен договор строительного подряда на строительство объекта недвижимости. За период с 30 июня 2016 г. по 31 августа 2017 г. подрядчик выполнил, а генподрядчик принял работы на сумму 298 504 835 руб. 98 коп., в связи с чем заказчик перечислил на счет подрядчика денежные средства в сумме 149 141 700 руб., позднее генподрядчик перечислил на счет подрядчика денежные средства в размере 113 млн руб. Таким образом, сумма задолженности генподрядчика перед подрядчиком составила 36 363 135 руб. 98 коп. Позднее между заказчиком и подрядчиком был заключен договор уступки права требования по обязательствам на сумму 14 420 022 руб. 11 коп., вытекающим из указанного договора строительного подряда, в связи с чем заказчиком генподрядчику была направлена соответствующая претензия с требованием погасить долг и возникшую неустойку, однако
она была оставлена без удовлетворения. 15 марта 2018 г. генподрядчик направил в адрес подрядчика заявление о зачете встречных однородных требований, указал на наличие у него задолженности перед подрядчиком в размере 21 942 213 руб. 87 коп., просил прекратить взаимные обязательства по договору строительного подряда путем зачета встречного требования генподрядчика к заказчику, возникшего на основании иного договора подряда от 1 сентября
2016 г., заключенного между генподрядчиком и заказчиком, а также договора цессии от 25 сентября
2017 г., заключенного между заказчиком (цедент) и генподрядчиком (цессионарий). 7 ноября 2017 г. определением суда возбуждено производство о признании подрядчика банкротом. Суд отдельно указал, что с даты возбуждения дела о банкротстве кредиторы не вправе получать от подрядчика какие-либо суммы без соблюдения порядка удовлетворения требований в рамках банкротства, так как обратное будет являться злоупотреблением правом. Таким образом, заявление о зачете встречных однородных требований не является основанием для прекращения денежных обязательств [7].
Список источников
1. Епифанова Е. В. Общественная опасность как научная категория, законодательная дефиниция: история и современность: моногр. М., 2012.
2. Осакве К. Экономико-философская интерпретация договора в англо-американском общем праве: либеральная теория договора // Журнал российского права. 2004. № 9. С. 97.
3. Улезько Г.С. Уголовно наказуемое преднамеренное и фиктивное банкротство: законодательная регламентация и практика применения: дисс. ... канд. юрид. наук. Грозный, 2020.
4. Дело № А60-36656/2018 Арбитражного суда Свердловской области (решение от 30 июля 2019 г.).
5. Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 29 декабря 2001 г. № 65 «Обзор практики разрешения споров, связанных с прекращением обязательств зачетом встречных однородных требований».
6. Постановление ГД ФС РФ от 15 ноября 2018 г. № 5222-7 ГД «О парламентских запросах Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации Генеральному прокурору Российской Федерации Ю. Я. Чайке и Министру внутренних дел
Российской Федерации В. А. Колокольцеву «Об активизации деятельности по выявлению и расследованию случаев преднамеренного и фиктивного банкротства юридических лиц, а также иных неправомерных действий при банкротстве» // СЗ РФ. 2018. № 47. Ст. 7245.
7. Постановление Первого арбитражного апелляционного суда от 11 июня 2020 г. № 01АП-2294/2020 по делу № А43-47726/2017.
8. Постановление Пленума ВАС РФ от 30 апреля 2009 г. № 32 «О некоторых вопросах, связанных с оспариванием сделок по основаниям, предусмотренным Федеральным законом «О несостоятельности (банкротстве)».
References
1. Epifanova E. V. Public danger as a scientific category, legislative definition: history and modernity: mo-nogr. M., 2012.
2. Osakwe K. Economic and philosophical interpretation of the contract in Anglo-American common law: liberal theory of contract // Journal of Russian Law. 2004. No. 9. Р. 97.
3. Ulezko G.S. Criminally punishable intentional and fictitious bankruptcy: legislative regulation and practice of application: diss. ... cand. jurid. sciences'. Grozny, 2020.
4. Case no. A60-36656/2018 of the Arbitration Court of the Sverdlovsk Region (decision of July 30, 2019).
5. Information Letter of the Presidium of the Supreme Arbitration Court of the Russian Federation dated December 29, 2001 No. 65 «Review of the practice of dispute resolution related to the termination of obligations by offsetting homogeneous counterclaims».
6. Resolution of the State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation dated November 15, 2018 No. 5222-7 of the State Duma «On Parliamentary Requests of the State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation to the Prosecutor General of the Russian Federation Yu. Ya. Chaika and the Minister of Internal Affairs of the Russian Federation V. A. Kolo-koltsev «On the intensification of activities to identify and investigate cases of deliberate and fictitious Bankruptcy of Legal Entities, as well as Other Illegal actions in bankruptcy» // SZ RF. 2018. No. 47. St. 7245.
7. Resolution of the First Arbitration Court of Appeal dated June 11, 2020 No. 01AP-2294/2020 in case No. A43-47726/2017.
8. Resolution of the Plenum of the Supreme Arbitration Court of the Russian Federation dated April 30, 2009 No. 32 «On Certain Issues Related to Challenging Transactions on the Grounds Provided for by the Federal Law «On Insolvency (Bankruptcy)».
Информация об авторе
Д. А. Попов — адвокат Адвокатского кабинета Д.А. Попова Адвокатской палаты Краснодарского края.
Information about the author D. A. Popov — Lawyer of D. A. Popov's Law Office of the Krasnodar region Chamber of Advocates.
Статья поступила в редакцию 15.02.2022; одобрена после рецензирования 18.04.2022; принята к публикации 25.05.2022.
The article was submitted 15.02.2022; approved after reviewing 18.04.2022; accepted for publication 25.05.2022.
