Ю. В. КУЗНЕЦОВ
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ УНИВЕРСАЛИЗМ РОССИИ В ИСТОРИОСОФИИ ЕВРАЗИЙЦЕВ
Ключевые слова: евразийство, история философии, месторазвитие, федерализм, историософия
Key words: Eurasianism, history of philosophy, mestorazvitie, federalism, historiosophy
Начало движения евразийцев принято датировать 1921 г., когда в г. Софии была опубликована книга «Исход к Востоку: Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев». Авторами этой книги были знаменитый лингвист, родоначальник фонологии Н. С. Трубецкой, сын известного русского философа князя С. Н. Трубецкого; географ П. Н. Савицкий; историк русской церкви и богослов Г. В. Флоровский; историк П. П. Сувчинский. Книга состояла из десятка работ, объединенных едиными замыслом и идеей, суть которых выражала формула «Россия есть не только „Запад", но и „Восток", не только „Европа", но и „Азия", и даже вовсе не „Европа", но „Евразия"»1. Авторы книги представили новую интерпретацию старых историософских проблем, поставленных еще П. Я. Чаадаевым. Среди всего прочего были и вопросы об особенностях исторической судьбы России, о ее месте во всемирной истории. Примечательно, что эти традиционные проблемы евразийцы рассматривали в новых условиях тогда, когда прежней России, о судьбе которой шла речь, уже не существовало, а на смену ей пришла Советская Россия. Авторы книги пытались найти единое историческое и географическое основание различным политическим и культурным формам существования России и, исходя из этого стремления, объявили Россию частью Евразии как специфического культурно-историче-
КУЗНЕЦОВ Юрий Валентинович, заведующий кафедрой социальной работы и теологии Мурманского государственного технического университета, кандидат философских наук, доцент.
ского пространства. Этот подход сочетался с убеждением в необходимости рассматривать социальные и политические проблемы на геополитическом уровне. Евразийцы констатировали кризис европейской культуры и полагали, что революция в России и мировая война представляют собой следствия единого глобального процесса, который необходимо исследовать.
Этот подход оказался весьма привлекательным для многих представителей русской эмиграции. В разное время к евразийству примыкали юрист Н. Н. Алексеев, философ Л. П. Карсавин, историк Г. В. Вернадский и др. В Софии, Париже, Праге и других европейских городах были образованы своеобразные интеллектуальные центры евразийства. В Берлине, Белграде, Брюсселе возникли издательства, поддерживавшие евразийское движение. Выходили в свет «Евразийский сборник» (Прага, 1929), «Евразийская хроника» (Прага, 1925—1926; Париж, 1926—1928; Берлин, 1935—1937), «Евразийский временник» (Берлин, 1923—1927), Евразийские тетради (Прага, 1934—1936) и «Евразия» (Париж, 1928—1929).
Ключевым для евразийства было понятие «месторазвитие», выдвинутое П. Н. Савицким, а также развитое Г. В. Вернадским в предисловии к своей работе «Начертание русской истории» и определенное им как «слияние социально-исторической среды и географической обстановки»2. Под «место-развитием» предлагалось понимать органическое единство территории и народа, проживающего на ней. Таким образом, термин обозначал качественное влияние пространственного фактора (ландшафт, окружающая среда) на исторические и культурные процессы, социально-политические системы народов. С этой точки зрения история развития России представляет собой историю приспособления русского народа к географическому ландшафту его среды обитания, соответствующим климатическим условиям. В процессе такого приспособления русский народ, как и любой иной, постепенно создавал собственное «месторазвитие». Традиционная точка зрения, согласно которой Россия развивалась одновременно и на территории Европы, и на территории Азии, оказывалась в рамках такого подхода несостоятельной. Месторазвитием России следует считать особое географическое пространство, особый континент — Евразию, которая имеет свои геогра-
фические границы, культурно-исторические традиции и соответствующие им социальные и политические формы.
П. Н. Савицкий создал особую теорию географических особенностей Евразии, в силу которых она является континентом, отличающимся и от Европы, и от Азии. Рассматривая идею, согласно которой, если Уральский хребет разделяет Европу и Азию, то Евразию он объединяет, и утверждая, что на Западе граница Евразии проходит по Пулковскому меридиану, на Востоке — по Берингову проливу, на Севере ее ограничивает Северный Ледовитый океан, а ее южная граница совпадает с государственной границей Российской империи, он доказывал, что эта территория представляет собой единое географическое пространство, и подтверждал это следующими географическими аргументами: симметрия Юга и Севера, в силу которой тундре на севере соответствует пустыня на юге; смена почвенно-ботанических полос, пропорциональных географической широте (тундра, лесная зона, лесостепь, степь, пустыня); южно-северная ориентация всех крупных рек. Все эти признаки отсутствуют в Европе.
Поэтому, если принять во внимание лишь географические признаки, то П. Н. Савицким доказывалось, что Западная Европа и Евразия представляют собой два различных типа географических пространств. Однако специфика географического пространства не может не найти отражения в специфике социального и культурного пространства, и геополитика евразийцев должна была устанавливать закономерности такого влияния географии на социальные и политические формы.
Помимо геополитики, у евразийцев речь шла и о геоэкономике, геолингвистике, геоархеологии и т. п. Все евразийцы были единодушны в том, что географии Евразии может соответствовать лишь могущественное единое государство: «Евразия, как географический мир, как бы предсоздана для образования единого государства» 3.
Особый интерес представляют идеи Г. В. Вернадского об исторических предпосылках, послуживших созданию сильного государства. Так, он выделяет пять периодов истории России, связывая каждый из них с определенной ситуацией в борьбе «леса» и «степи». Первый период, начавшийся в VI в. и завершившийся в 972 г., он назвал «попыткой объединения леса и степи». Он включает в себя расселение
и борьбу раннеславянских племен с аварами и хазарами, начало существования славянского государства с первыми князьями. Второй период стал периодом «борьбы леса и степи», соответствует княжению Владимира и Ярослава и завершается нашествием монголов; третий — знаменует победу «степи над лесом», которая выразилась в столетиях монгольского ига; четвертый же — характеризуется «победой леса над степью». Пятый, начавшийся после Смутного времени, является периодом «объединения леса и степи», соответствующим становлению и расцвету Российской империи4. Таким образом, Советская Россия в той мере, в какой она продолжала решать задачу объединения леса и степи, была в идеях Г. В. Вернадского только новой, централизованной, сильной политической формой управления евразийским пространством.
У Н. С. Трубецкого, другого евразийца, социально-политическое единство Евразии объясняется тем, что Россия рассматривается не как преемница европейской цивилизации, а как наследница империи Чингисхана. Территория Советской России соответствует области, завоеванной и удерживаемой Чингисханом, Батыем и другими ханами. На покоренном монголами пространстве сформировался особый культурно-психологический тип, отличающийся от европейского. Различия евразийского и европейского типов отражаются на уровне личности и общества в целом. Что касается личности евразийца, то это кочевник, которому первоначально чужда идея землевладения. Он считает себя владельцем скота, пасущегося на земле, которая никому не принадлежит. Кочевник не имеет развитых собственнических инстинктов, предпочитая жить в составе большой семьи. Он обязан делиться продуктами своего труда с сородичами. При этом Н. С. Трубецкой достаточно логично отмечает, что кочевник пребывает в постоянной готовности сменить место обитания и нередко вступает в конфликт за лучшие пастбища. Именно поэтому особенности личности кочевника находят отражение в своеобразном общественно-политическом устройстве. Чингисхан опирался на родовые принципы и особый тип религиозности, характеризуемый лояльностью к иноверию. У кочевников отсутствовало сословное деление, так как все члены общества были в равной мере подданными хана5.
По убеждению Н. С. Трубецкого, татаро-монгольское иго сыграло в истории России положительную роль, так как благодаря ему сформировалось общинное хозяйство со специфическим субъектом хозяйственной деятельности — свободным общинником. Россия заимствовала от империи Чингисхана устройство государственного и военного аппарата, переняла некоторые основы экономики, о чем свидетельствует употребление татарских экономических категорий, таких как казна, деньга, таможня, алтын и др. Н. С. Трубецкой полагал, что как такового свержения монгольского ига не было, но в определенный момент центр политической активности был перенесен из Орды в Москву, и русские стали играть на евразийском пространстве ту роль, которую ранее играли монголы. Золотая Орда пала не под ударами русских войск, а вследствие внутреннего разложения. Под знаком преемственности Золотой Орды Н. С. Трубецкой рассматривал и политические процессы в послереволюционной России. Россия в своей внешнеполитической деятельности отказалась от панславистской, националистической идеологии, обратилась в сторону Азии и там ищет себе союзников в борьбе с капиталистической Европой. Во внутренней политике она разрешила классовый конфликт, освободилась от сословного деления, отказалась от политики русификации окраин.
Помимо географического, исторического, социально-политического единства Евразии, не менее важную роль играет единство культурное. Об этом единстве свидетельствуют нравственные ценности, общая лингвистика и этимология. Лингвистическое единство евразийских языков доказывал Р. О. Якобсон в докладе на фонологической конференции в Праге 20 декабря 1930 г.6 Согласно его теории, чередование согласных и так называемых «светлых» звуков является устойчивым признаком конкретного языка. Частота повторения тех и других указывает на исходную общность языков. Для подтверждения гипотезы о родственности языков на евразийском пространстве он делал попытки фонологического картографирования. Эти исследования привели к выводам о наличии евразийского языкового союза и основывались на положениях в области науки о языке. Они были дополнены суждениями П. Н. Савицкого о лингвистических преимуществах евразийского союза, которые создают предпосылки грядущего универсального социально-культурного
устройства: «Русские ученые, представители срединного мира, в наибольшей степени призваны к объединению Старого Света, именно в его целостности»7. Единство евразийской культуры предопределяет ее отличие от культуры Запада, которая пропитана пессимизмом и чрезмерным рационализмом. Европеец — космополит и индивидуалист, он заражен материализмом и полонением перед вещами. Евразийская культура оптимистична, она тяготеет к интуитивизму, целостности восприятия, духовности. Евразиец, в том числе и русский, ставит ценности нации, государства выше личного эгоизма.
Н. С. Трубецкой обозначил, что интерес к этнографии русского народа, песням, обрядам, обычаям был вызван необходимостью сравнения культуры и быта европейцев и евразийцев: «Значительная часть великорусских народных песен составлена в так называемой „пятитонной" или индокитайской гамме, т. е. как бы в мажорном звукоряде с пропуском четвертой и седьмой ступени»8. Он отмечал, что у народных танцев романских и германских народов обязательно наличие пары, каждый член которой выделывает одинаковые «па». Для Евразии же пара — необязательное условие, здесь преобладает коллективный танец. Помимо этого, в европейском танце доминирует сексуальный элемент, а в евразийском — состязание в ловкости.
Согласно теории Н. С. Трубецкого, любая культура содержит в себе верхнюю и нижнюю части, и если нижняя создается народными массами, то верхняя — правящими классами. Кроме того, верхняя культура очень часто заимствует свое содержание у соседних культур. Так, в России в эпоху Петра I имело место интенсивное заимствование европейской культуры. Однако тот факт, что народные массы России не приняли европейскую культуру, свидетельствует о наличии самостоятельной и своеобразной евразийской культуры: «Несмотря на все усилия русской интеллигенции, две пропасти, вырытые Петром Великим, одна — между „допетровской" Русью и „послепетровской" Россией, другая — между народом и образованными классами, остаются незаполненными»9.
Таким образом, разрыв между нижней и верхней культурой стал для евразийцев одной из причин русской революции. Они рассматривали революцию как восстание народ-
ного, евразийского против государственного, западнического, идущего от преобразований Петра. Революция представляла собой, по их мнению, крайнюю форму реакции против доминирования западной культуры. Однако сама революция не может создать новую культуру, новый тип социальной структуры. Это более сложная задача, связанная с русским ренессансом. Сама же революция была необходима, но она не привела к желаемым результатам, не разрешила противоречий между Европой и Евразией, так как ведущей идеологией революции был заимствованный у Запада социализм. Но перенесенный на евразийскую почву западноевропейский социализм приобрел вовсе не свойственную ему ранее двойственность. Его социально-экономическая сторона не имела для России особого значения, так как социально-политическое и хозяйственное устройство России отличалось от европейского, и в силу этого построение социализма по европейским образцам было бесперспективным. Однако характерная для марксизма критика капитализма оценивалась евразийцами достаточно высоко, как критика основ западноевропейской цивилизации. Что касается этической стороны социализма, то его значение признавалось, поскольку нравственные начала и Европы, и Евразии восходили к единому источнику в лице христианства.
Разумеется, у евразийцев были свои оригинальные социально-политические проекты. Так, среди них преобладало мнение, что для России наиболее приемлемым было бы демотическое государство, которое строилось бы не по профессиональному или социальному, а по территориальному принципу. Единицей демотического государства является город. Вместе с районом он составляет округ. Округ есть центр, где сходятся все силы: снизу — от народа и сверху — от центральной власти. Несколько округов образуют краевые объединения. Верховным органом округа является окружной суд. Округа делятся на волости, во главе их стоят избираемые старосты, а государство играет роль союза округов. Такое федеративное устройство государства сочеталось в демотическом государстве с принципом морально-политического единства вождя и народа. Так, Л. П. Карсавин полагал, что государство обязано соединять три организационных момента: территорию, власть и населе-ние10. Ни один из этих моментов не должен преобладать над
другими, все они вместе должны образовывать органическое единство. Территория не сводится к географическому пространству, так как в ней заключен как дух нации, так и ее тело. Поколения, живущие на определенной территории, представляют собой единое биологическое целое. Что касается власти, то она может трактоваться двояко: как сила, основанная на законе, и как форма общественного договора. Государство как сила опирается на внешнее принуждение, а общественный договор — на волю большинства, которая вовсе не обязательно совпадает с волей всех. Поэтому без третьей составляющей, населения, народа, государственное устройство не может иметь твердые основания. Народ для евразийцев является соборной личностью, где отдельная индивидуальность становится сама собой только в единстве с другими индивидуальностями. Но и целостность народа обеспечивается богатством духовного содержания каждого «Я». Аналогичным образом Н. Н. Алексеев рассматривал государство как «союз правды». Советское государство декларировало себя как «государство правды» и поэтому получило относительно широкую поддержку со стороны народных масс. Кроме того, многие новые организационные принципы соответствовали евразийским теориям: «Советское государство, в противоположность новейшим европейским демократиям, отправным пунктом своим считает не отдельного активного гражданина, образующего вместе с другими гражданами неорганизованную массу народа, напротив того, Советское государство отправляется от первоначальных организованных ячеек граждан, именно от советов — деревенских, городских, фабрично-заводских»11. Советское государство, по мнению Н. Н. Алексеева, обладало определенными преимуществами, такими как сильная власть, свобода аппарата управления от органов представительства, опора на советы. «Советская система покоится на представительстве чисто реальных и профессиональных интересов, группирующихся вокруг советов»12.
Что касается экономических проектов евразийцев, то для них также был характерен универсализм. П. Н. Савицкому принадлежит теория «континента-океана», согласно которой экономика обусловлена геополитическим пространством. По его мнению, тип хозяйствования в Европе принципиально отличается от евразийского и российского. Особую роль в
Евразии играют более значительные, чем в Европе, расстояния. Так, справедливо отмечается, что от центра Евразии до ближайшего незамерзающего моря расстояние превышает 3 тыс. км. Чтобы преодолеть такие пространства, требуются средства, во много раз превышающие стоимость товара. Отсюда П. Н. Савицким виделась необходимость совершенно иного типа хозяйствования, который, если не оценивать его исключительно с точки зрения экономики Запада, имеет определенные преимущества, например, особая роль государства в экономике и изначальная предрасположенность к планированию, государственным заказам13.
По мнению евразийцев, универсализм в политике и экономике должен привести к радикальным переменам в национально-территориальном устройстве Евразии. Этот вывод достаточно полно отражен в суждениях Н. Н. Алексеева: «Нынешнюю перестроенную Россию придется сначала признать как факт, а потом уже, постепенно, проводить в ней необходимые исправления. При этих исправлениях следует иметь в виду:
1. те части России, которые пережили период собственного государственного существования, как то: Украина, кавказские республики и т. д.;
2. те части России, из которых большевики искусственно образовали самостоятельные национальные республики;
3. новые территориально-административные единицы, возникшие в процессе перерайонирования России.
Первые должны остаться в качестве самостоятельных земель, входящих в Российское целое на началах широкой автономии и, быть может, федерализма. Вторые как чисто тепличный продукт — или умереть естественной смертью, или подвергнуться новому районированию. Что касается третьих, то они должны быть, в принципе, приняты каждым будущим правительством и положены в основу будущего Российского государства»14.
Таким образом, идеалом универсализма пронизаны все социально-политические проекты евразийцев, где универсализм видится ими в создании нового политического, экономического и национально-территориального устройства России и Евразии.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Савицкий П.Н. Поворот к Востоку // Исход к Востоку: предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. София, 1921. Кн. 1. С. 2.
2 Вернадский Г.В. Начертание русской истории. Прага, 1927. Ч. 1. С. 9.
3 Булгаков С.Н. Христианский социализм. Новосибирск, 1991. С. 259.
4 См.: Вернадский Г.В. Начертание русской истории. С. 17, 21—23.
5 См.: Трубецкой Н.С. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока // Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 105—106.
в См.: Якобсон Р.О. О фонологических языковых союзах // Евразия в свете языкознания. Прага, 1931. С. 9—11.
7 Савицкий П.Н. Оповещение об открытии // Там же. С. 5.
8 Трубецкой Н.С. Верхи и низы русской культуры (этническая база русской культуры) // Исход к Востоку: предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. София, 1921. Кн. 1. С. 97.
9 Там же. С. 96.
10 См.: Карсавин Л.П. Государство и кризис демократии // Новый мир. 1991. № 1. С. 183—189.
11 Алексеев Н.Н. На путях к будущей России. Советский строй и его политические возможности. Париж, 1927. С. 27.
12 Там же. С. 60.
13 См.: Савицкий П.Н. Континент-океан: Россия и мировой рынок // Исход к Востоку: предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. София, 1921. Кн. 1. С. 104—119.
14 Алексеев Н.Н. На путях к будущей России ... С. 74—75.
Поступила 15.09.10.