CC BY
91СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ К.Н. ЛЕОНТЬЕВА ПО ВОПРОСУ ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Аннотация
В статье анализируются представления К.Н. Леонтьева о внутренней политике Российской империи второй половины XIX в., в которых особое внимание уделяется религии с детально разработанной догматикой, являющейся основным сдерживающим фактором распространения в обществе радикальных идей. Кроме того, в статье рассматривается критика Леонтьевым радикальных и либеральных идей, угрожающих, по его мнению, действующему государственному строю, а также дается оценка его прогнозам будущего России.
Ключевые слова: К.Н. Леонтьев, консерватизм, либерализм, революция, византизм.
Автор
Столярова Изабелла Феликсовна
Выпускник аспирантуры кафедры истории социально-политических учений факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова (Москва, Россия)
Представитель консервативного направления русской социально-политической мысли второй половины XIX в. Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891) значительное внимание в своих сочинениях и публицистике уделял внутренней политике Российской империи, назревшим социально-экономическим проблемам и проводимым государственным преобразованиям. В силу своего консервативного мировоззрения Леонтьев был убежден, что развитие и реформирование политико-правовых институтов должны производиться в соответствии со сложившимися в обществе культурно-историческими традициями и менталитетом народа.
В социально-политической концепции Леонтьева основными задачами внутренней политики Российской империи должны стать восстановление, охранение и укрепление трех традиционных начал русского государства: византийского православия,
самодержавия и сельского общинного быта [13. — С. 250]. Кроме того, для укрепления государственного строя Российской империи настало время обратиться к реакционным мерам: «... истинно русская мысль должна быть, так сказать, прогрессивно-охранительной; выразимся еще точнее: ей нужно быть реакционно-двигающей, т.е. про-поведывать движение вперед на некоторых пунктах исторической жизни, но не иначе, как посредством сильной власти и с готовностью на всякие принуждения. На месте стоять — нельзя; нельзя и восстановлять то, что раз по существу своему утрачено (например, дворянские привилегии в прежней их форме); но можно и должно, одной рукой — охраняя и утверждая Святыню Церкви, могущество Самодержавной власти и развивая и обновляя пре-небреженные остатки быта нашего, другою — двигать нацию вперед совсем не по западному и тем более не по либеральному пути» [5. — С. 8-9].
По мнению отечественного исследователя русской социально-политической мысли А.А. Ширинянца, «реакционный» прогресс Леонтьева был ответом на утверждения его либеральных оппонентов о том, что движение вперед возможно только в одной форме — западной, «эгалитарно-космополитической», которая является единой для всех стран и народов, вне зависимости от исторических предпосылок и их традиционных основ [13. — С. 250].
Леонтьев противопоставляет византийские ценности буржуазным и справедливо опасается, что распространение «эгалитарно-либерального» прогресса в Европе и в России неминуемо приведет к ослаблению народной веры в традиционные институты власти. В своей работе «Варшавский дневник 1880 года» Леонтьев резко критикует либеральные идеи, отмечая, что, в отличие от консерватизма, имеющего национальный характер, либерализм по сути своей безнационален и космополитичен: «Все созидающее, все охраняющее то, что создано историей народа, имеет характер более или менее обособляющий, отличительный, противополагающий одну нацию другим... Все либеральное бесцветно, общеразруши-тельно, бессодержательно в том смысле, что оно одинаково возможно везде» [9. — С. 7]. По Леонтьеву, повсеместное распространение либеральных идей в России неминуемо приведет к уничтожению ее национального своеобразия, духовных и культурных традиций, как следствие — к расшатыванию государственного строя и, в конечном счете, к гибели государства.
Более того, Леонтьев утверждает, что либерализм не только неосуществим, но и в своей сути противоречит законам истории и природы: «Смешно служить такому идеалу, не сообразному ни с опытом истории, ни даже со всеми законами и примерами естествознания. Органическая природа живет разно-
образием, антагонизмом и борьбой; она в этом антагонизме обретает единство и гармонию, а не в плоском унисоне.. Если история есть лишь самое высшее проявление органической жизни на земле, то и тогда разумный реалист не должен быть ни демократом, ни прогрессистом» [9. — С. 9].
В представлении Леонтьева, неравенство органично, устойчиво, естественно и сообразуется с законами природы, которая сама построена иерархично. Таким образом, по мнению мыслителя, сословные общества, имеющие разные права и уровни свободы, в большей степени отвечают объективным законам истории и природы, в отличие от абсолютного равенства, примеров которого ни в истории, ни в природе найти невозможно.
По мнению Леонтьева, неограниченная свобода, за которую борются либералы, также является утопией и, при попытке ее ввести, неминуемо приведет к разрушению общества, которое, как и любая органическая система, не может существовать без ограничений и иерархии. Мыслитель полагает, что свободу необходимо давать не просто так, как предлагают либеральные учения, а во имя новых принципов. А как известно, принципы всегда стесняют свободу.
Леонтьев отмечает, что люди в государствах, пошедших по либеральному пути, не стали «ни лучше, ни умнее, ни счастливее!.. Они стали мельче, ничтожнее, бездарнее, ученее в массе, это правда, но зато и глупее» [9. — С. 8]. Несмотря на устранение некоторых проблем, в целом люди не стали более счастливыми, чем их предки, жившие во времена Средневековья. По убеждению мыслителя, ощущение счастья не зависит от демократичности общественного устройства, поэтому его раздражают обещания адептов либерализма о том, что после изменения социальных условий жизнь станет лучше: «Группы и слои необходимы; но
они никогда не уничтожались дотла; а только перерождались, переходя из одной достаточно прочной формы, через посредство форм непрочных и более подвижных, более смешанных, опять в новые, в другие более прочные формы. ... Какие бы революции не происходили в обществе, какие бы реформы не делали Правительства — все остается; но является только в иных сочетаниях сил и перевеса» [10. — C. 201-202]. Иными словами, по мысли Леонтьева, какие бы народные бунты не происходили, люди не смогут жить вне государства, а государство всегда предполагает собой узаконенное насилие в виде армии, полиции, налогов. Таким образом, неравенство и социальная несправедливость всегда будут существовать в обществе, только в других сочетаниях «сил и перевеса».
По словам Н.А. Бердяева, Леонтьев — «великий разоблачитель всех иллюзий» [2. — C. 95]. Можно утверждать, что он глубоко проник во внутреннюю диалектику социального развития: «Нет, не вывести насилие из исторической жизни, это то же, что претендовать выбросить один из основных цветов радуги жизни космической, этот цвет, эта великая категория жизни придет в новой и сильнейшей форме. Чума почти исчезнет, чтобы дать место холере» [6. — C. 205].
Леонтьев усматривает в либерализме революционную подоплеку, заключающуюся в том, что в лозунге «Свобода, равенство, братство», евангельском по своему происхождению, происходит подмена нравственных понятий социальными: свобода в политических правах вместо свободы внутренней, равенство всех перед законом, а не перед Богом, братство как солидарность всех трудящихся в борьбе за свои права, а не братская соборность всех верующих. Либеральные лозунги, лишенные нравственного содержания, становятся крайне вредными для сознания народа: «Любовь без страха и смирения — есть
лишь одно из проявлений. того индивидуализма, того обожания прав и достоинств человека, которое воцарилось в Европе с конца XVIII века и, уничтожив в людях веру в нечто высшее, от них не зависящее, заставив людей забыть страх и стыдиться смирения, привело на край революционной пропасти все те западные общества, в которой эта антрополатрия пересилила любовь к Богу и веру в святость Церкви и в священные права Государства и семьи» [7. — С. 171].
Отвергая человеческую мораль, лишенную веры в Бога, Леонтьев приходит к выводу, что «любовь к человечеству самовольная, чисто утилитарная, ничем не сдержанная и не направленная — есть односторонность и ложь» [7, С.172]. Леонтьев выступает категорически против революции, поскольку он своей творческой интуицией увидел логику исторического процесса, опыт которого показывает, по словам французского мыслителя Мишеля Монтеня, что «всякий, кто хочет устранить только то, что причиняет ему страдание, недостаточно дальновиден, ибо благо необязательно идет следом за злом; за ним может последовать и новое зло, и притом еще худшее» [11. — С. 484].
Проникаясь православием, Леонтьев приходит к мысли, что разнообразие общественного развития не сможет удержаться надолго перед натиском революционных идей без религии с детально разработанной догматикой, обрядностью и крепкой церковной организацией. В случае ослабления этого «стесняющего единства» начинаются процессы ассимиляции и смешения во всех сферах общественной жизни, приводящие к последующему распаду государства. Леонтьев понимает, что религия составляет саму сущность нации, поэтому этим ни в коем случае нельзя пренебрегать: «Церковь вечна, но Россия не вечна, лишившись Православия, она погибнет» [3. — С. 116].
Христианство, по его убеждению, это основа, скрепляющая государство: «Истинное христианство учит, что какова бы ни была, по личным немощам своим, земная иерархия, она есть отражение небесной» [9. — С. 13]. Религия также является главным условием существования самобытной культуры и «цветущей сложности» в государстве, поэтому подходу Леонтьева к государству присуща особая «сердечная мистика» [1. — С. 25]. Именно религиозная вера должна сдержать распространение либерализма в России: «в настоящее время для верующего человека (какой бы национальности он ни был) Россия должна быть очень дорога как самый сильный оплот Православия на земле. Люди слабы, им часто нужна опора внешняя, опора многолюдства, опора сильной власти; опора влиятельной мысли, благоприятной для веры настроенной и т.п. Если же Россия как сила православная может быть дорога, в настоящее время, даже и японскому прозелиту, то, разумеется, она должна быть еще дороже русскому верующему человеку. Этот русский верующий человек должен бороться за веру и за Россию, насколько у него есть ума и сил» [8. — С. 29].
Свой социально-политический идеал Леонтьев описывает следующим образом:
«1) Государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно. Вообще сурово, иногда и до свирепости.
2) Церковь должна быть независимее нынешней. Иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее. Церковь должна смягчать государственность, а не наоборот.
3) Быт должен быть поэтичен, разнообразен в национальном, обособленном от Запада единстве...
4) Законы, принципы власти должны быть строже; люди должны стараться
быть лично добрее; одно уравнивает другое.
5) Наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе» [12. — C. 169-170].
Страсть, с которой Леонтьев говорит о необходимости сохранения монархии, не пренебрегая для этого никакими средствами, объяснялась, в том числе, тем, что он предчувствовал надвигающиеся грозные изменения в общественном укладе государства. История XX в. показала, что подтвердились многие из его прогнозов: утверждение в России социализма и создание на его идеологическом фундаменте «конфедерации» государств, последующий крах социалистической системы и образование объединенной Европы. Предвещал мыслитель и разочарование в материализме, причем с крушением веры в материализм Леонтьев связывал свои надежды на обновление в обществе ценностных приоритетов: «материализм, со своей стороны, есть последняя из систем последней эпохи: он царствует до тех пор, пока тот же реализм не сумеет и ему твердо сказать свое скептическое слово. За скептицизмом и реализмом обыкновенно следует возрождение: одни люди переходят к новым идеальным системам, у других является пламенный поворот к религии» [4. — C. 381-382]. Эти слова мыслителя будто адресованы сегодняшнему российскому обществу, познавшему воплощение идей материализма, разочаровавшемуся в них и ищущему новые идейные и духовные ориентиры.
Н.А. Бердяев отмечал удивительный дар предвидения Леонтьева: «Он, по существу, оказался более прав, чем все: чем славянофилы и западники, чем Достоевский и Соловьёв, чем Катков и Аксаков. У него было катастрофическое чувство наступления новой эпохи» [2. — C. 148].
Литература
1. АндроновЮ.В., МячинА.Г., ШиринянцА.А. Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: К.Н. Леонтьев / Под ред. Д.В. Ермашова. — М.: Кн. дом «Университет», 2000. — 224 с.
2. Бердяев Н.А. Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли // Константин Леонтьев. Pro et contra: Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей после 1917 г.: В 2 кн. — Кн. 2. — СПб., 1995. — С. 29-179.
3. Гоголев Р.А. «Ангельский доктор» русской истории. Философия истории К.Н. Леонтьева: опыт реконструкции. — М.: АИРО-XXI, 2007. — 160 с.
4. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство // Леонтьев К.Н. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. — Т. 7. — Кн. 1. — СПб.: Владимир Даль, 2005. — С. 300-443.
5. Леонтьев К.Н. Записка о необходимости новой большой газеты в С.-Петербурге // Леонтьев К. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. — Т. 8. — Кн. 1. — СПб.: Владимир Даль, 2007. — С. 7-19.
6. Леонтьев К.Н. Избранные письма (1854-1891). — СПб: Пушкинский фонд, 1993. — 640 с.
7. Леонтьев К.Н. Наши новые христиане Ф.М. Достоевский и Гр. Лев Толстой // Леонтьев К.Н. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. — Т. 9. — СПб.: Владимир Даль, 2014.
8. Леонтьев К.Н. Наши окраины // Леонтьев К.Н. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. — Т. 8. — Кн. 1. — СПб.: Владимир Даль, 2007. — С. 24-42.
9. Леонтьев К.Н. Передовые статьи «Варшавского дневника» // Леонтьев К. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. — Т. 7. — Кн. 2. — СПб.: Владимир Даль, 2006. — С. 7-107.
10. Леонтьев К.Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения // Леонтьев К.Н. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. — Т. 8. — Кн.1. — СПб.: Владимир Даль, 2007. — С.159-233.
11. Монтень М. Опыты. Избранные главы. — М., 1991. — 656 с.
12. Свящ. И. Фудель. Культурный идеал К.Н. Леонтьева // Константин Леонтьев. Pro et contra: Личность и творчество К. Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей 1891-1917 гг.: В 2 кн. — Кн. 1. — СПб., 1995. — С. 161-180.
13. Ширинянц А.А. Нигилизм или консерватизм? Русская интеллигенция в истории политики и мысли. — М.: Изд-во Московского ун-та, 2011. — 563 с.
