CC BY
156
С.И. Кормилов (Москва)
СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ КОМИЗМА В ГОГОЛЕВСКОМ «РЕВИЗОРЕ»
(Статья первая)
Аннотация. Смех в литературе почти не изучался как социально-историческое явление. Между тем классические комедии прошлого для большинства зрителей перестали быть смешными, т.к. они не понимают социальной и исторической психологии авторов и их современников. Режиссеры театра и кино стараются сделать эти произведения смешными с помощью приемов, не имеющих отношения к их текстам. Но литературоведы, знающие историю, могут объяснить читателю, почему именно такие тексты были смешны для людей определенного времени и определенной среды. Такая попытка восполнить возникшую лакуну предпринимается в статье. Например, в «Ревизоре» Гоголя для вдовы унтер-офицера штраф за порку по ошибке был бы «счастьем», потому что в условиях почти натурального хозяйства деньги ценились особенно высоко, а для образованных зрителей первой половины XIX в., уже осознавших свое человеческое достоинство в отличие от людей XVIII в., такое представление о «счастье» было комично. Городничего даже большинство литературоведов считает кем-то вроде мэра. На самом деле он начальник полиции маленького города, и как раз главный полицейский является самым бессовестным мошенником. Примерно такой же престижности была должность судьи, которого не назначало начальство, а выбирали дворяне на своих собраниях. В комедии Гоголя оба чиновника, которые должны защищать закон, первыми дают взятки, причем очень большие (современники сразу понимали, что они жили не на жалованье). Все чиновники представляются мнимому ревизору в парадных мундирах со шпагами. Шпага - знак их «благородства», «рыцарского» достоинства. Но все они берут с собой большие суммы денег и дают взятки «ревизору». Это было очень смешно для современников Гоголя, знавших социально-культурные реалии и нормы своей эпохи.
Ключевые слова: смех; современные режиссеры; чиновники; городничий -начальник полиции; взятки; социально-исторические реалии.
S.I. Kormilov (Moscow)
The Socio-historical Originality of Comism in the "Examiner" of Gogol
(Part I)
Abstract. Laughter in literature has hardly been studied as a socio-historical phenomenon. Meanwhile, the classic comedies of the past for most modern viewers ceased to be amusing since they are unaware of the authors' social and historical psychology as well as that of their contemporaries. Theater and film directors try to make these works funny with the help of techniques that have nothing to do with the texts. But literary
scholars who know history can explain to the reader why those texts used to be funny for the people of a certain time and from a certain society. This article attempts to bridge the gap in question. For example, in Gogol's "The Government Inspector" the widow of a non-commissioned officer gets a penalty for flogging by mistake would be "happiness", because under the subsistent farming money was especially highly valued, and the educated spectators of the first half of the 19th century realized their human dignity unlike the people of the 18th century, that is why that idea of "happiness" was comical. Most of the literary scholars consider the chief of police to be someone like a mayor. In fact, he is the chief police officer of a small town as well as its most shameless fraudster. Nearly as prestigious was the position of judge who was not not appointed by the authorities but selected by the local gentry at their meetings. In Gogol's comedy, both officials who were supposed to defend the law, turned out to be the first ones to take bribes, and very large ones (Gogol's contemporaries immediately understood that they did not live on a salary). All the officials are presented to the imaginary inspector in full uniforms with fencing swords which should signify "nobility", "dignity" and "knighthood". Nevertheless, they all bring large sums of money with them and give bribes to the "inspector". Gogol's contemporaries found that funny as they knew the socio-cultural realities and norms of their society.
Key words: laughter; modern directors; officials; the chief police officer; bribes; socio-historical realities.
Смех - явление социально-историческое, в том числе в художественной литературе. Например, для читателей времен Сервантеса была особенно смешной сцена, в которой перетрусившего Санчо Пансу подбрасывают на одеяле. Как известно, «фарсовые» элементы комизма есть и в «Ревизоре» Гоголя: падение подслушивавшего Бобчинского с оторвавшейся дверью, его и Добчинского столкновение лбами, когда они подходят поздравлять Анну Андреевну как мать «невесты», столкновение смотрителя училищ и почтмейстера в дверях с квартальным, футляр, который напуганный городничий надел было вместо шляпы. Сейчас эти эпизоды обычно не производят прежнего эффекта.
Некогда неподготовленные зрители даже драматические и трагические события на сцене воспринимали как смешные. Жена Д.И. Менделеева (теща Блока) вспоминала о любительских спектаклях в Боблове:
«Публику, кроме родственников и соседей, составляли крестьяне ближних деревень. Репертуар совершенно не подходил под уровень их развития. Происходило следующее: в патетических местах ролей Гамлета, Чацкого, Ромео начинался хохот, который усиливался по мере развития спектакля. "Представление" в понятии деревни того времени должно было непременно потешать, смешить; так как в стихах вышеупомянутых авторов, произносимых спокойно, не было ничего смешного, то когда наступало волнение, жесты, - они думали, что вот тут-то и начинается, и разряжали свою скуку взрывами хохота, что очень смущало артистов. Чем патетичнее была сцена, тем громче был смех» [Менделеева 1980, 77].
В поздние сталинские времена автору «Ревизора» можно было поставить в укор то, что «изображение недовольства населения занимает в сюжете комедии совершенно незначительное место и, сверх того, осуществляется в комическом плане. Гоголь только наметил такие возможности, но не развил их. По своему мировоззрению он был далек от их истинного понимания. Его убеждения тянули его в другую сторону» [Поспелов 1953, 138]. Подразумевается - в сторону религиозного морализма. Уже тогда это начиналось, но главное другое - в комедии все должно быть комично. И даже в «поэме» с огромной ролью комизма персонажи из народа по преимуществу комичны, прежде всего Петрушка и Селифан. А сцена с жалобами в «Ревизоре» социологически весьма насыщенна. Например, современный читатель узнает, кого и на каких основаниях отдавали в рекруты. «Следовало взять сына портного, он же и пьянюшка был, - сообщает оставшаяся без мужа слесарша, - да родители богатый подарок дали, так он (городничий. - С.К) и присыкнулся к сыну купчихи Пантелеевой, а Пантелеева тоже подослала к супруге полотна три штуки; так он ко мне. "На что, говорит, тебе муж? он уж тебе не годится". Да я-то знаю - годится или не годится; это мое дело, мошенник такой! "Он, говорит, вор; хоть он теперь и не украл, да все равно, говорит, он украдет, его и без того на следующий год возьмут в рекруты"». Притом «и очередь-то на нас не припадала, мошенник такой! да и по закону нельзя: он женатый» (д. 4, явл. XI) [Гоголь 1973, II, 65]. Значит, в рекруты брали из всех податных сословий по определенной очереди, и женатый слесарь по закону не подлежал призыву в отличие от неженатого сына купчихи. В ремарке слесарша названа старухой. Тогда и сорокалетние считались пожилыми, но в армию сорокалетнего мужчину забрать было можно. Не только городничий - помещики тоже старались сбыть в рекруты пьяниц и воров, у Сквозник-Дмуханов-ского это надуманный «аргумент» в пользу его незаконного решения. В условиях почти натурального хозяйства денег у людей из низов было мало, поэтому «штрафт» за порку по ошибке для унтер-офицерской вдовы был бы «счастьем»: «Мне от своего счастья неча отказываться <...>» [[Гоголь 1973, II, 65]. Дворянский зритель при этих словах хохотал; крестьянский вряд ли бы вообще засмеялся.
Кроме купцов и городских низов городничим недовольны средние слои - в ремарке мелькнула личность совершенно комического вида: «Дверь отворяется, и выставляется какая-то фигура во фризовой шинели, с небритою бородою, раздутою губою и перевязанною щекою...» [Гоголь 1973, II, 66].
Современные зрители при постановках классических комедий смеются гораздо меньше, чем, например, зрители XIX в., иногда и совсем не смеются.
Сюжеты многих классических произведений большинству известны заранее. Классика для массы - предмет официального благоговения, почтенный, но скучноватый. Публика в театре совсем необязательно смеется даже при словах столь осведомленного грибоедовского Фамусова о вдове-
докторше: «Она не родила, но по расчету / По моему: должна родить. -» (д. II, явл. 1) [Грибоедов 1988, 33]. «Ревизора» стараются сделать смешным разными режиссерскими выдумками. Так, в московском театре «Современник» в постановке Галины Волчек голодный Хлестаков (Василий Мищенко) ел подметку собственного сапога, а после того, как Марья Антоновна заставала его на коленях перед своей матерью, Анна Андреевна (сама Г. Волчек) укладывала Хлестакова на какое-то ложе, нависала над ним мощным телом и, не глядя на дочь, говорила ей сквозь зубы медленно и внушительно: «...ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры другие - перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать» (д. 4, явл. XIV) [Гоголь 1973, II, 69]. Такое «дописывание» или «доигрывание» за классиков в театрах - обычное дело. А дело исследователя - восстановить и объяснить смысл классического текста, который некогда вызывал или мог вызвать комическую реакцию, но теперь не вызывает. Так, современники Гоголя должны были осознавать двойные русские - в отличие от украинских - фамилии как по преимуществу аристократические. Но у главных гоголевских чиновников они «говорящие» и, по сути, антиаристократические. Сквозник-Дмухановский и по-русски и по-украински значит примерно «дважды продувной», фамилия судьи прямо отражает его отношение к делу.
Нередко комизм в «Ревизоре» не улавливается именно из-за смены многих социально-исторических реалий и представлений.
Как известно, 7 октября 1835 г. Гоголь писал Пушкину: «Сделайте милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и, клянусь, будет смешнее чорта» [Н.В. Гоголь о литературе 1952, 56]. Есть множество свидетельств, в том числе самого Гоголя в «Театральном разъезде после представления новой комедии» и других сочинениях, что зрители «Ревизора», включая Николая I, хохотали над ним до упаду. Не хохотали только высокопоставленные чиновники и близкие к их среде литераторы вроде барона Е.Ф. Розена, который, по воспоминаниям И.И. Панаева, гордился тем, что во время авторского чтения «Ревизора» он один ни разу не улыбнулся [Панаев 1950, 65]. Такие агеласты показаны и в «Театральном разъезде...». Они поняли, что сатира Гоголя (которую ряд современных литературоведов во главе с И.П. Золотусским вообще не признает сатирой, полагая таковую несовместимой с религиозной моралистикой) имеет не только нравственный, но и политический смысл, ведь в финале о появлении настоящего ревизора, прибывшего по именному (царскому) повелению, возвещает жандарм, а жандармерия - это политическая полиция. Она призвана поставить на место чиновников и в первую очередь городничего - главу обычной полиции в городе. Не следует считать его кем-то вроде мэра, тем самым переоценивая статус гоголевского персонажа. Особенно он преувеличен в экранизации «Ревизора» режиссера С. Газарова. В 5-м действии комедии, после отъезда Хлестакова, уже городничий хлестаковствует, мечтает о генеральстве, о том, чтобы надеть «кавалерию» через плечо, т.е. ор-
денскую ленту, причем Анна Андреевна считает, что голубую - ленту высшего российского ордена Андрея Первозванного, а городничий трезвее, он «согласен» и на красную - принадлежность высшей степени одного из других орденов. Ему и до нее чрезвычайно далеко. Аммос Федорович Ляпкин-Тяпкин говорит про себя: «Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а до сих пор еще не генералы» (д. 5, явл. VII) [Гоголь 1973, II, 81]. «Судья Ляпкин-Тяпкин <...> считает себя выше городничего. Это сознание своей значимости вытекало из его официального положения.» [Бродский 1964, 51]. За три трехлетия в должности он «представлен к Владимиру четвертой степени с одобрения со стороны начальства». Хлестаков говорит: «А мне нравится Владимир. Вот Анна третьей степени уже не так» (д. 4, явл. III) [Гоголь 1973, II, 53]. Это «рассуждение» глупо и потому комично: орден св. Владимира 4-й степени был выше ордена св. Анны не только 3-й, но и 2-й степени. Как он мог не «нравиться» мелкому чиновнику Хлестакову, который не имел никаких наград?
В экранизации же С. Газарова в сцене «возвышения» городничий (Никита Михалков, председатель Российского фонда культуры) не в мечтах, а «на самом деле» появляется в красном, расшитом золотом мундире, какой полагался только сенаторам [Мурашев 2000, 147-148], а не начальникам полиции небольших городков, с голубой лентой и звездой ордена Андрея Первозванного на груди (этот орден давался лишь особам царствующего дома и исключительно высоким сановникам, обычно для этого надо было иметь полный комплект остальных орденов). Если все это у героя Н.С. Михалкова уже есть, ему больше абсолютно не о чем мечтать. Таков у нас уровень гуманитарной культуры: можно отлично помнить гоголевский текст, произносить его «с выражением» и все-таки совершенно его не понимать, не осознавать, что играешь. Для знающего человека это комично, но комизм тут как раз гоголевский - смех сквозь слезы.
Единая городская администрация - уже советское бюрократическое изобретение. Каждый уездный чиновник находился в непосредственном подчинении у своего губернского начальства. Городничему прямо подчиняются частный пристав Уховертов, квартальные Свистунов, Держиморда и др. - и, конечно, рядовые полицейские; но в театре нередко и квартальных показывают как рядовых, городничий сует под нос квартальному кулак и т.д., хотя квартальный - офицер или чиновник офицерского ранга, как Очумелов в «Хамелеоне» Чехова, и одних слов Сквозник-Дмухановского достаточно, чтобы продемонстрировать его грубость. Судью, смотрителя училищ и прочих в 1-м действии он «пригласил» (не вызвал), успев сделать распоряжения «по своей части» (д. 1, явл. I) [Гоголь 1973, II, 9, 10], и дает им советы (не приказывает).
Первым лицом в уездном городе считался уездный предводитель дворянства. Его выбирали. По истечении срока полномочий до новых выборов предводителя замещал судья, тоже выбранный дворянством уезда, а не назначенный, как городничий. «Должность уездного судьи была настолько
значительна, что в 1832 году было постановлено, чтобы уездный судья замещал предводителя дворянства (высшее официальное лицо в уезде <...>) в случае освобождения последним должности, если до губернских выборов оставалось не более года. Если же более, то уездный предводитель дворянства должен был быть выбран под руководством уездного судьи» [Романович-Славатинский 1912, 465]. Уездный предводитель числился в 6-м (полковничьем) классе Табели о рангах. Однако его функции не были собственно административными. «В обязанности предводителей дворянства входила защита дворянских интересов и попечение о пользах дворянства, а также сохранение порядка в среде сословия и взаимодействие с местной администрацией по ряду вопросов» [Раскин 2000, 670]. Законопослушный Гоголь не вывел на сцену (буквально на позор) самое уважаемое лицо в городе, что даже неправдоподобно (куда делся предводитель, почему не встретился с чиновником из Петербурга?). Есть предположение, что и чин городничего Гоголь не назвал «из осторожности» [Войтоловская 1971, 115]. Но, по сути, он дал и предводителю характеристику устами робкого смотрителя училищ Хлопова. Поскольку «в уездных и губернских училищных советах должность председателей была возложена на местных предводителей дворянства» [Раскин 2000, 666], это сделало возможным жалобный и потому комичный рассказ Луки Лукича об учителе, корчащем рожи: «Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнолюбивые мысли внушаются юношеству» (д. 1, явл. I) [Гоголь 1973, II, 12-13].
Реальные рычаги власти были все же в первую очередь у городничего. Россию не зря считали полицейским государством. В 1847 г. в ней было 61,5 тыс. чиновников и семь министерств (а также ряд отдельных ведомств), и больше половины чиновников - 32,4 тыс. - принадлежали двум министерствам: внутренних дел и юстиции [Зайончковский 1978, 67]. Недаром два фактически главных лица в городе, показанном Гоголем, - начальник полиции и судья. «Самые значительные расходы города шли на богоугодные заведения и на содержание полиции» [Войтоловская 1971, 81]. Попечителю богоугодных заведений Землянике («сладкая» фамилия!) «велено» давать больным овсяный суп, а у него «по всем коридорам несет такая капуста, что береги только нос» (д. 1, явл. III) [Гоголь 1973, II, 18], т.е. варятся одни пустые щи из прокисшей капусты, но именно Земляника угостил Хлестакова понравившимся ему «завтраком». Не начинала строиться якобы сгоревшая, по словам Сквозник-Дмухановского, церковь, «на которую назад тому пять лет была ассигнована сумма», именно «при богоугодном заведении» (д. 1, явл. V) [Гоголь 1973, II, 21]. Насчет должности Земляники Гоголю возражали. «Сын городничего города Устюжна А.И. Макшеев писал: "Никакого попечителя богоугодных заведений не было, по крайней мере в таких городах, как Устюжна, потому что не было самих богоугодных заведений". "С другой стороны, в комедии нет крупных деятелей в дореформенном суде, как исправник, секретари, предво-
дители дворянства, стряпчий, откупщик и проч."» [Манн 1978, 196]. Но Гоголю для комического (сатирического) эффекта было важно, чтобы взяточнику, доносчику и клеветнику дали под начало не просто больницу, а богоугодные заведения. В доносе Хлестакову он обвиняет судью в разных провинностях, но не в безбожии. Насчет других должностей Ю.В. Манн пояснял: «Макшеев сравнивал изображенное в "Ревизоре" с одним, реальным уездным городом (чтобы опровергнуть слухи, будто бы в комедии выводится его родной город Устюжна). А Гоголь-то рисовал в "Ревизоре" свой, "сборный" город!
Зачем нужны были писателю судьи, секретари судов и многочисленное сословие приказчиков, если эту сторону жизни с успехом представлял один Ляпкин-Тяпкин?» [Манн 1978, 196].
Видимо, городничий и Земляника хорошо ладят, недаром последний доносит Хлестакову на трех чиновников, но не на городничего. Знает он и Андрея Ивановича Чмыхова, который сообщает письмом городничему, что в его город едет ревизор (д. 1, явл. I) [Гоголь 1973, II, 9]. Отвечающий за богоугодное дело - вор и доносчик. Даже в немой сцене он - «как будто к чему-то прислушивающийся» [Гоголь 1973, II, 88]. Хотя чиновники первым представляться Хлестакову с деньгами в руках заталкивают Ляпкина-Тяпкина, расставляет их по местам, распоряжается Земляника (он и в чине старше). Однако в немалой степени соль комедии состоит в том, что взятку в ней первым дает начальник полиции, который должен жуликов ловить, а вторым (первым среди других чиновников) - судья, который должен жуликов сажать. Второй из них, уходя от Хлестакова после того, как он принял деньги, удовлетворенно заявляет: «Ну, город наш!» (д. 4, явл. III) [Гоголь 1973, II, 54]. Городничий не зря именуется градоначальником и градоправителем. Его полномочия были большими, он следил за порядком в городе вообще. Хлестакову городничий говорит: «.посмотрите, какое у нас течение дел. порядок какой. <.> Также, если будет ваше желание, <.> в уездное училище, осмотреть порядок, в каком преподаются у нас науки» (д. 2, явл. X) [Гоголь 1973, II, 34]. «Когда в городе во всем порядок, улицы выметены, арестанты хорошо содержатся, пьяниц мало.» (д. 3, явл. V) [Гоголь 1973, II, 41]. Полиция следила и за торговлей: «На рынке у меня говядина всегда хорошая» (д. 2, явл. VIII) [Гоголь 1973, II, 29]. О порядке, как он здесь понимается, в «Ревизоре» не раз говорят - не только Сквоз-няк-Дмухановский, но и Земляника и купцы. Выдерживается и внешняя субординация: когда разговаривают чиновники, первым после городничего обычно высказывается либо частный пристав (в уездном городе это заместитель городничего), либо судья. Основной же комизм в том, что блюститель порядка, законности оказывается всех виноватее и вороватее.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бродский Н.Л. Гоголь и «Ревизор» // Бродский Н.Л. Избранные труды. М., 1964. С. 40-84.
2. Войтоловская Э.Л. Комедия Н.В. Гоголя «Ревизор». Комментарий. Л., 1971.
3. Гоголь Н.В. Сочинения: в 2 т. Т. 2. М., 1973.
4. Грибоедов А.С. Горе от ума. 2-е изд., доп. М., 1988. (Литературные памятники).
5. Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978.
6. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. М., 1978.
7. Менделеева А.И. А.А. Блок // Александр Блок в воспоминаниях современников: в 2 т. Т. 1. М., 1980. С. 70-80.
8. Мурашев Г.А. Титулы, чины, награды. СПб., 2000.
9. Н.В. Гоголь о литературе. Избранные статьи и письма. М., 1952.
10. Панаев И.И. Литературные воспоминания. М.; Л., 1950.
11. Поспелов Г.Н. Творчество Н.В. Гоголя. М., 1953.
12. Раскин Д.И. Исторические реалии российской государственности и русского гражданского общества в XIX веке // Из истории русской культуры. Т. V. М., 2000. С. 662-830.
13. Романович-Славатинский А. Дворянство в России. 2-е изд. Киев, 1912.
REFERENCES
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
1. Brodskiy N.L. Gogol' i "Revizor" [Gogol and "The Government Inspector"]. Brodskiy N.L. Izbrannyye trudy [Collected Works]. Moscow, 1964, pp. 40-84. (In Russian).
2. Raskin D.I. Istoricheskiye realii rossiyskoy gosudarstvennosti i russkogo grazhdanskogo obshchestva v 19 veke [The Historic Realia of the Russian State and the Russian Civil Society in the 19th Century]. Iz istorii russkoy kul'tury [From the History Of Russian Culture]. Vol. 5. M., 2000, pp. 662-830. (In Russian).
(Monographs)
3. Mann Yu.V. Poetika Gogolya [Gogol's Poetics]. Moscow, 1978. (In Russian).
4. Murashev G.A. Tituly, chiny, nagrady [Titles, Ranks, Awards]. St. Petersburg, 2000. (In Russian).
5. Pospelov G.N. Tvorchestvo N.V. Gogolya [ Gogol's Literary Works]. Moscow, 1953. (In Russian).
6. Romanovich-Slavatinskiy A. Dvoryanstvo v Rossii [The Nobility in Russia]. 2nd ed. Kiev, 1912. (In Russian).
7. Voytolovskaya E.L. Komediya N.V. Gogolya "Revizor". Kommentariy [Gogol's Comedy "The Government Inspector". Commentary]. Leningrad, 1971. (In Russian).
8. Zayonchkovskiy P.A. Pravitel'stvennyy apparat samoderzhavnoy Rossii v 19 v. [The Government Apparatus of the Emperial Russia in the 19th Century]. Moscow, 1978. (In Russian).
Кормилов Сергей Иванович, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова.
Доктор филологических наук, профессор филологического факультета.
E-mail: [email protected] ORCID ID: 0000-0001-7924-2931
Sergei I. Kormilov, Lomonosov Moscow State University. Doctor of Philology, Professor of the Faculty of Philology. E-mail: [email protected] ORCID ID: 0000-0001-7924-2931
