CC BY
140В.Н. Шубкин, И.А. Климов
СОЦИАЛЬНАЯ РАЗОБЩЕННОСТЬ КАК ФЕНОМЕН МАССОВОГО СОЗНАНИЯ1
ДЕЗИНТЕГРИРОВАННОСТЬ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА
От того, какой диагноз ставят люди обществу, в котором они живут, какая «картина мира» формируется в их сознании, зависит характер их социальной активности: будут ли они принимать происходящие изменения, сами в них участвовать и добиваться нужного им положения дел; либо будут игнорировать новые возможности. Сегодняшняя ситуация в России сформировала совокупность «вызовов», актуальных как для власти, долженствующей принимать и контролировать исполнение стратегических решений, так и для общества — субъекта социального действия, всякий раз решающего для себя дилемму: проявлять инициативу или воздерживаться от нее. Одним из главных таких «вызовов» является ситуация общественной дезинтеграции.
Интеграция общества на основе общегражданской идентичности переходит из плоскости познавательной в плоскость практических задач: преодоление социальной конфронтации, институционализация в правовом поле протестных и конфликтных взаимодействий, поиск оснований для национально-государственной солидарности и налаживание социальных связей между новыми, формирующимися, и традиционными, уже сложившимися социальными группами и общностями. Результаты выборов в государственную Думу в декабре 2003 г. показали, что неструктурированное, нескрепленное горизонтальными связями (в виде политических партий и общественных организаций) общество подвержено заметным колебаниям симпатий и антипатий, зависящих от политической конъюнктуры. Это создает потенциальную угрозу стабильности, столь высоко ценимой сегодня гражданами.
Сейчас «фактом», прочно установленным социальным знанием, является то, что российское общество дезинтегрировано и расколото, что между множеством субъектов трансформационных процессов оформилась социальная и культурная поляризация [5, с. 9]. Возникшая мозаичность и «анклавизация» социальной структуры мешает трансформационной динамике общества, поскольку делает аномальным функционирование каналов вертикальной мобильности на институциональном уровне и тормозит процессы самоорганизации — на
1 В основе статьи — материалы исследования, проведенного в рамках проекта «Дезинтеграция российского общества и перспективы движения к солидаризации» при поддержке Фонда Дж. и К. Макартуров (грант № 02 73295).
уровне структур гражданского общества [22; 4; 5]. Кроме того, проблем-ность и кризисность этой ситуации выражается в отсутствии гражданской солидарности как основы общественной жизни и реальной солидарной практики [2, с. 37; 10, с. 43], в «астеническом синдроме» [11, а 40], в травматичном и, в целом, демобилизующем влиянии неожиданных и радикальных социальных изменений на «культурную среду коллективного агентства» [17, 6-7; 16, с. 8-9].
Преобразования конца 1980-х — начала 1990-х существенно изменили структуру социального пространства, и в первую очередь они затронули представления людей о прежде понятной «системе координат» российского общества, сделав ее — в субъективном восприятии — «лоскутной», «символической» (в противовес реальному участию в реальных объединениях и общностях) и в определенной степени ситуативной2. Это не могло не сказаться на системе социальных идентификаций личности, что выразилось в ослаблении чувства близости со множеством групп и общностей, а также в защитно-адаптационном усилении примордиальных идентичностей3. Кроме того, изменились повседневные, «житейские» представления об окружающем мире, оценки и ожидания относительно других людей как участников некоторой общности, с которой прежде соотносил себя человек, и, соответственно, стали трансформироваться и поведенческие стратегии, обуславливающие процессы социальной ассоциации, несущие на себе отпечаток как предшествующего социального опыта, так и рефлексивное усвоение нынешних реалий [12, с. 178-179; 8, с. 40-41]. Нынешние исследования показывают, что, по мнению подавляющего числа россиян (76%), в сегодняшней России преобладают разобщенность и несогласие. Противоположной точки зрения — что (в нем) преобладают согласие и сплоченность — придерживаются только 8% респондентов4.
Внимание центральной власти к патриотическому воспитанию, попытки диалога с существующими институтами гражданского общества, идеи реформирования системы государственного управления, включая местное, свидетельствуют, что проблема дезинтеграции вполне ею осознается. Однако до настоящего времени деятельность по решению этой проблемы ограничивалась преимущественно сферой иде-
2 См., например: [10, с. 132-133; 20, с. 276]
3 Данную тенденцию фиксировали многие исследователи, см., например: [19, с. 19-20; 1, с. 147-148; 20, с. 284; 13, с. 223-246].
4 В данной статье во всех случаях приведения данных — кроме особо оговоренных, речь идет об исследовательском проекте «Дезинтеграция российского общества...» Полевой этап проводил Фонд »Общественное мнение». Общероссийский опрос населения по репрезентативной выборке 1500 человек в 100 населенных пунктах 44 областей, краев и республик всех экономико-георгафических зон России. Интервью по месту жительства. 11-12 января 2003 г. Выборка стратифицированная; статистическая погрешность не превышает 2,5%.
ологии. Это привело к тому, что мобилизационный ресурс ценности интеграции «не сработал». Идеологические клише «единство», «справедливость», «патриотизм», «общественное согласие» в значительной степени остались лишь тривиальной риторикой.
Почему так произошло? Восприятие интегрирующих общество символов и идей не может быть освоено вне смысловых связей с образами государства, страны и частной жизни граждан (людей). Идеоло-гемы, взятые сами по себе, содержательно пусты. Их субъективное принятие контекстуально — опутано целой сетью интерпретаций, смыслов, установок и ожиданий, более или менее рациональных и устойчивых. Образцы того, как понимать, толковать и интерпретировать те или иные ценности, символы, понятия, задаются и транслируются в первую очередь элитными группами, теми, кто обладает значительными социальными ресурсами и «властным капиталом». Вместе с тем, именно обычные люди, рядовые граждане в конечном итоге решают, чем на самом деле являются все эти призывы и идеологизированные формулы. Они руководствуются, что называется практическим сознанием, так что реагируют не только (и не столько) на обращенные к ним призывы, их символическое и идеологическое содержание, но также и на образцы поведения, способы решения тех или иных проблем, которым на практике следуют авторы призывов, будь то властные структуры или «элиты» (в широком смысле этого слова, т.е. социальные группы, обладающие большими, выше среднего возможностями воздействия на «простого человека»).
К сожалению, современная ситуация такова, что элитные группы своими практическими действиями постоянно демонстрируют обществу образцы эгоизма и своекорыстия, что воспринимается людьми в качестве нормального, ситуативно правильного (и в целом легитимного), хотя определенно несправедливого поведения. Людям памятны эпизоды приватизации, когда директора и новые хозяева вывозили и продавали наиболее ценное оборудование, оставляя заводы на произвол рыночной судьбы. Именно поэтому общество не только осталось равнодушным к судебному преследованию собственников ЮКОСа, но и выразило недоверие на думских выборах тем политикам, которые выступили в их защиту5. Люди называют «произволом» действия глав собственных регионов, торгующих вверенными им ресурсами управ-
5 По данным опросов лишь 16% заявили, что следят за ходом судебного разбирательства между государством и ЮКОСом. Из всех, кому известно об этом процессе, поддерживают кампанию 8% россиян, тогда как принимают сторону государства 36% опрошенных. Фонд «Общественное мнение». Общероссийский опрос населения по репрезентативной выборке 1500 человек. 26-27 июня 2004 г. (http://bd.fom.ru/map/projects/ dominant/dom0426/domt0426)
ляемых территорий. Именно поэтому была оставлена без внимания алармистская риторика губернаторов времен реформы Совета Федерации — замещение губернаторов делегированными лицами («наступление на демократию», «наступление авторитаризма» и т.д.). Неудивительно, что у людей сформировалось устойчивое представление, что коррупция среди должностных лиц увеличивается (так думает 74% опрошенных россиян), а руководство страны либо хочет, но не может бороться с ней (32%), либо может, но не хочет этого делать (29%)6.
Все эти проблемы и события не остаются внешними для людей, чужими и далекими. Они непременно участвуют в процессах формирования представлений о стране, о времени и о себе. Эволюция общества, социальные преобразования всегда оказываются так или иначе связанными с оценкой и переоценкой гражданами пространства собственных возможностей по сравнению с другими социальными группами и общностями, а также с идентификацией, отождествлением себя с этими возможностями.
Итак, в процессах идентификации и солидаризации огромную роль играют не пропагандируемые, но создаваемые самой жизнью образцы и нормы социального поведения. Немецкий социолог Макс Шелер писал о разрушительной силе ситуации, когда люди имеют право сравнивать себя и свою жизнь с каким-либо образцом или эталоном, но при этом осознают, что «не имеют права сравниться», стать «таким же» [14, с. 21-22]. В результате человек лишается оснований для позитивной самооценки и оценки своей жизни, поскольку провозглашаемые ценности не согласуются с усвоенными. Сегодня кажется тривиальной мысль, что богатства и власти невозможно достичь «честным путем». Приблизительно 30% отвечавших на открытый вопрос о причинах такой ситуации говорят о социально-экономическом неравенстве, разделении людей на бедных и богатых. Среди ответов, заканчивающих предложение «Наше общество делится на ...», эта дихотомия является безусловным лидером: 61% от числа всех респондентов7.
Социальная дезинтеграция помимо реального, имеет и символическое измерение: то, как ощущается и как описывается людьми разобщенность и дистанцированность, ценностная несогласованность и нормативная неопределенность действий разных социальных субъектов. Анализ высказываний об отношении к бедным и богатым показывает, что сама по себе дифференциация по признаку материального
6 Фонд «Общественное мнение». Общероссийский опрос населения по репрезентативной выборке 1500 человек. 26-27 января 2002 г. http://www.fom.ru/survey/dominant/350/ 868/2831.Мт!
7 Проект «Дезинтеграция российского общества.». Общероссийский опрос населения 11-12 января 2003 г.
благосостояния не воспринимается людьми как исключительно негативное явление. Однозначно неприязненно к обеспеченным и богатым людям относится только пятая часть респондентов (21%); остальные — либо положительно, либо с безразличием8. При этом 83% считают, что по сравнению с советскими временами деньги стали играть в жизни существенно более важную роль. Материальное благополучие тесно связано с представлениями о «жизненном успехе» и не является «отторгаемой ценностью»9. Проблему создает скорее недостаток возможностей для реализации сформировавшихся притязаний, осознание рассогласованности целей и средств для их осуществления.
К социальной разобщенности экономическая дифференциация приводит тогда, когда утверждается представление о культурно-нравственной несовместимости полярных социальных групп, общностей [8, с. 41-42]. Судя по данным опросов, наши сограждане помещают обладание «большими деньгами» в особый нормативный контекст — как правило, несовместимый с собственными ценностными и нормативными приоритетами. Например, 79% россиян полагают, что нельзя заработать «большие деньги» честным путем10; кроме того, 60% придерживаются мнения, что сегодня у людей, которые могут и хотят работать, нет возможности прилично зарабатывать11. Наш опрос также содержит свидетельства этой тенденции: примерно 10% ответов, заканчивающих предложение «Наше общество делится на...», содержат указания именно на нормативный, нравственный контекст «бедности» и «богатства». Опрошенные разделяют российское общество «на жуликов, воров и нормальных людей»; «на воров и неимущих»; «на воров и трудящихся»; «на людей, которым все можно делать, и людей бесправных»; «на олигархов и обманутых ими людей»; «выживающих в этой жизни трудяг и обворовывающих людей и страну негодяев» (открытый вопрос).
Люди, таким образом, признавая и принимая как данность возросшую роль денег, в объяснении «ненормальных» способов обогащения формируют множество объяснительных схем — от «незаконной приватизации» до невыполнения государством своего рода «социального
8 Гвоздева Е. Деньги в нашей жизни // Доминанты. Поле мнений. 2002. № 030. 27-28 июля (http://www.fom.ru/survey/dominant/458/1122/3738.html).
9 См., например: Проблемы молодежи. Фонд «Общественное мнение». 2002. С. 88-112. (http://bd.fom.ru/report/map/d022411).
10 Деньги: вчера и сегодня // Доминанты. Поле мнений. 2000. № 033. 2-3 декабря. (http://www.fom.ru/survey/dominant/106/253/916.html).
11 Гвоздева Е. Деньги в нашей жизни // Доминанты. Поле мнений. 2002. № 030. 27-28 июля (http://www.fom.ru/survey/dominant/458/1122/3738.html).
контракта», заключенного с гражданами12. Важно подчеркнуть, что в этих выражениях экономической дистанции, сложившейся между людьми, ставится в соответствие и культурная, то есть в данном случае нравственная, ценностно-нормативная дистанцированность «бедных» и «богатых».
Разобщенность помимо «культурного» и «ресурсного» измерений имеет и еще одно — социально-психологическое. Многие исследователи отмечают, что неблагополучие и связанное с ним ощущение бессилия приводит не только к атомизации общества, фрагментации социальных взаимодействий, но и к различным болезненным социально-психологическим феноменам — усталости, боязни очередных перемен, обостренной реакции на кризисные и чрезвычайные ситуации, депри-вированности и т.п. Развивается болезненное чувство собственной ущемленности, тема «мне должны.» оказывается довлеющей над чувством социальной ответственности и смыслообразующей в размышлениях об общих проблемах.
Нежелание перемен депривированными слоями общества, которые, казалось бы, в них заинтересованы, подтверждает распределение ответов на вопрос «Вам хотелось бы или не хотелось, чтобы Ваша жизнь существенно изменилась, стала совсем другой?»13. Утвердительно ответили 70% опрошенных. Не хотят изменений в своей жизни 23%. Среди них больше, чем в среднем, неадаптированных пессимистов (28%) и сторонников Г. Зюганова (29%).
Такое состояние, когда человек (или общество) переживает проблему, которую он (оно) вначале не может решить, а потом и не хочет этим заниматься, поскольку сживается с этим состоянием и начинает находить его естественным, называют «рессентиментом» [14]. Преодолеть это смешанное чувство апатии, обиды и бессильного желания мести необходимо не только для построения институтов гражданского общества. Без выхода из этого состояния невозможен и экономический рост, потому что невозможна мобилизация сверхнормативной активности. Человек в таком состоянии будет работать «от сих до сих», стараться не проявлять инициативу, и не делать лучше тогда, когда «и так сойдет». Более четверти опрошенных россиян (27%), отвечая на открытый вопрос о причинах разобщенности, говорили именно о соци-
12 См. например.: Климова С. Деньги // Восприятие реформ. 2000. № 10, 26 декабря. (http://www.fom.ru/survey/lang/185/455/1578.htm!); Климов И. Внутренний займ: азартная игра или фундамент для партнерства гражданина с государством // Доминанты. Поле мнений. 2002. №010, 9-10 марта (http://www.fom.ru/survey/dominant/372/917/ 3025.html).
13 Фонд «Общественное мнение». Общероссийский опрос населения по репрезентативной выборке 1500 человек 2-3 августа 2003 г.
ально-психологических проблемах нашего общества, подавляющих предприимчивость людей. Вне зависимости от реальных условий, определяющих «бедность» и «богатство», вне зависимости от сегодняшних тенденций в сфере благосостояния людей, мы имеем дело с устойчивым и достаточно полно сформированным фреймом — тематической и мировоззренческой рамкой, системой образов и практик, обладающих значительной адаптивной способностью, а следовательно — способностью к воспроизводству в меняющихся условиях14.
ПОТЕНЦИАЛ ПРЕОДОЛЕНИЯ РАЗОБЩЕННОСТИ
Процессам дезинтеграции противостоят интеграционные процессы, основанные на формировании системы идентификаций личности более или менее адекватной социальным условиям. Тот факт, что разобщенность становится тормозом экономического и социального развития общества, осознается не только идеологами, но и рядовыми гражданами. Вот, например, несколько высказываний участников дискуссионных фокус-групп (ДФГ), проведенных в конце 2003 г., посвященных обсуждению проблем и перспектив развития страны — т.е. вопросов, не связанных напрямую с темой сплоченности и разобщенности15. «Надо развивать экономику, это совершенно понятно. И должно быть нечто, что должно сплотить народ, понимаете? Должна появиться какая-то, ну, общая надежда и общее желание людей что-то сделать здесь, сейчас, в нашей стране» (ДФГ, Санкт-Петербург).
«Сейчас другое время-то, современную экономику одной силой власти не сделаешь, и не нужна какая-то цель, там, идеология, как это — коммунизм, там, или капитализм, или удвоение ВВП к такому-то году... Вот будут люди сами чего-то хотеть, находить других таких же, чтобы вместе чего-
14 Фрейм в самом общем виде можно описать как форму организации опыта, совокупность ценностных приоритетов, смыслов, позиций, максим, интерпретативных переходов и оправданий, соответственно которой структурируется восприятие поступающей информации, а также выстраивается поведение людей в типичном социальном контексте. Фрейм — структурированная вокруг определенной идеи, концепта и стабилизированная коллективной конвенциональностью схема (модель) функциональных отношений, статусов и действий между агентами, явлениями или ситуациями, содержащая как правила их взаимодействий, прагматическую информацию, так и часть более общих знаний о мире. Эпистемическая функция фрейма заключена в его способности организовывать наши знания о «социальных фактах» — различать различимое и опускать неинтерпретируемое.
15 Дискуссионные фокус-группы, проведенные ФОМ в Санкт-Петербурге, Воронеже, Новосибирске 18-20 ноября 2003 г.
то делать, тогда будет получаться. А то все реформы у нас идут сверху, и всегда говорят, что, мол, русские делают что-то только из-под палки, не прижмешь — не поедешь. Об этом, вот, думать надо, тогда все будет, и удвоение ВВП будет нормальное, а не на нефти» (ДФГ, Воронеж).
Данные исследования «Дезинтеграция российского общества.» показывают, что большинство россиян (57%) уверены, что люди в нашей стране могут стать более сплоченными. Весьма показательно в этой связи, что различий в ответах в группах с разным уровнем доходов нет, но значимая дифференциация происходит в зависимости от характера адаптации16 и уровня образования (табл. 1).
Таблица 1. Ответы на вопрос «Как Вы полагаете, возможно или не возможно, чтобы россияне стали более сплоченными, чем сейчас!»
(% от численности каждой группы)
Все опрошенные Адаптация Образование
«оптимисты» «адаптированные пессимисты» «неадаптированные пессимисты» ниже среднего среднее общее среднее спец. высшее
Доли групп, (%) 100 28 28 41 19 36 33 12
Возможно 57 62 65 50 46 57 60 70
Невозможно 20 18 18 24 26 19 19 19
Затр. ответить 22 20 И 26 28 24 21 11
Приблизительно в 18% ответов на вопрос о том, что могло бы объединить, сплотить людей в нашей стране, содержатся указания на ликвидацию социального неравенства и диспропорций в благосостоянии людей («восстановить СССР и уравнять всех»; «сделать уравниловку — но не всем одинаково, а по заслугам»; «капитализм в печке сжечь»; «улучшение социального положения слабых, незащищенных»; «любовь
16 Адаптация в данном случае, это группы, определяемые по ответам на вопросы «Сможете ли Вы в ближайшие год-два повысить свой жизненный уровень, жить лучше, чем сегодня?» и «Удалось ли Вам найти свое место в сегодняшней жизни?» («оптимисты» — ответившие «да» на 1-й вопрос; «адаптированные пессимисты» — ответившие «да» только на 2-й вопрос и «нет» или «затрудняюсь ответить» на 1-й вопрос; «неадаптированные пессимисты» — остальные, кроме затруднившихся с ответом на оба вопроса).
к людям со стороны правительства»; «выравнивание уровня жизни»; «благополучие всех граждан, доступность что-то купить для всех».
В остальных случаях в качестве факторов, способных стимулировать сплоченность и интеграцию, опрошенные называли трагические и чрезвычайные обстоятельства — войну, беду (7%), а также власть (7%), идеологию (7%), ресурсы культуры (6%), необходимость заниматься конкретными социальными проблемами (6%), осуществлять экономическое развитие (5%), реализовывать закон, конституцию и гражданские права (4%) и др.17
Таким образом, доминантой в представлениях о природе разобщенности людей в нашем обществе безусловно является тема «бедных» и «богатых», «имущих» и «неимущих». Солидаризационные основания в значительной мере ищутся также в этом направлении: «всем поровну», «капиталистов уничтожить», «жить по справедливости» или в других аналогичных формулах. Вместе с тем, в сознании людей присутствуют и иные смысловые ориентиры: это организация власти, культура, идеология, экономика, право и т.д. Перечисленные области хоть и уступают описанному лейтмотиву по своей распространенности, но образуют довольно прочный «второй эшелон» благодаря тому, что в принципе уже довольно внятно структурированы и способны получить развитие.
Однако подчеркнем, что размышления людей о стимулах интеграции концентрируются вокруг внешних условий, которые должны ее активизировать. Практически отсутствует тема общественных инициатив, локальных дел, актуальных проблем, требующих общественного участия или контроля. В сознании людей эта тема представлена очень слабо, ее содержательные компоненты либо случайны и нечетки, либо идеологически стереотипизированы. В любом случае, отчетливых ценностных доминант в этой связи не обнаруживается, хотя подавляющая часть коллективных предприятий и совместной деятельности людей теоретически попадает именно в эту категорию. Потребность в объединении с другими людьми тесно связана с осознанием себя в качестве актора — «человека действующего». По мере того, как человек осваивает все большее жизненное пространство, окружающий мир, все более сложные системы взаимоотношений, он научается обобщать и соотносить себя с более крупными объектами и более абстрактными понятиями — со страной, с гражданами этой страны, с ее историей, с общими достижениями и с общими проблемами. То есть, готовность к совместным действиям оказывается связанной как с готовнос-
17 Проект «Дезинтеграция российского общества...». Общероссийский опрос населения по репрезентативной выборке 11-12 января 2003 г.
тью соотносить и более — идентифицировать себя с некоторой общностью, так и с обладанием определенными социальными ресурсами, которые позволяют человеку разглядеть перспективность и понять возможность и необходимость именно совместной деятельности применительно к тому или иному случаю, к той или иной задаче.
Вместе с тем, следует отметить, что обладание ресурсами нелинейно связано с солидарностью. Например, исследования рабочих позволили выявить следующую закономерность. Если у человека есть, с одной стороны, ориентация на стабильность (на стабильную жизненную ситуацию, на устойчивость работы и жизненных стандартов), а с другой стороны — установка на идентичность с трудовым коллективом, на устойчивость этого сообщества, тогда готовность к солидарности, да и реальное участие в коллективных действиях оказываются выраженными в большей степени. И напротив, если есть ресурсы, но нет установки на идентификацию себя с коллективом, и одновременно нет установки на стабильность, в этом случае участники исследования чаще демонстрировали склонность к индивидуалистическим стратегиям [9, с. 156].
Данные массового опроса, целью которого было выявить субъективный потенциал солидарности и уровень реальной вовлеченности россиян в совместную деятельность, также показывают, что существует связь между готовностью к объединению с другими людьми и «социальным капиталом» человека18. Доля респондентов, идентифицирующих себя с теми, кто готов к объединению для совместных действий при совпадении интересов и идей (68%), почти совпадает с долей полагающих, что в их непосредственном окружении есть люди, близкие по интересам, увлечениям или общему делу (66%). В наибольшей степени обе эти тенденции демонстрируют представители высокоресурсных групп: «оптимисты» (79% и 82% соответственно), люди в возрасте от 18 до 35 лет (77% и 80% соответственно) и те, кто имеет высшее образование (78% и 81%).
Потенциал солидарности существенно ниже в низкоресурсных группах — «неадаптированные пессимисты», россияне старше 50 лет, те, кто имеет образование ниже среднего. Это значит, что социальные группы, находящиеся в особенно сложной ситуации, в наименьшей степени способны и предрасположены к объединению усилий для совместной деятельности.
Бросается в глаза существенное несоответствие двух выделенных ранее показателей: потенциала солидарности, а именно декларируемой готовности к совместным действиям, и уровня реальной вовлеченности в совместную деятельность. Как мы уже говорили, две трети на-
18 Проект «Дезинтеграция российского общества. ». Общероссийский опрос населения по репрезентативной выборке 1500 человек 11-12 января 2003 г.
ших сограждан (68% и 66% соответственно) заявили о своей готовности к объединению для совместной деятельности, равно как и о наличии потенциальных партнеров по такому объединению в их окружении. В то же время утверждающих, что они организовывали вместе с другими людьми какую-то определенную совместную деятельность, почти в два раза меньше — только 35%, а 52% никогда этим не занимались. Таким образом, декларируемая готовность к солидарному действию не перерастает в реальную самостоятельную активность в этом направлении. Опять-таки отметим, что реальная вовлеченность в совместную деятельность в большей степени обнаруживается в высокоресурсных социальных группах: таковых больше всего среди адаптированных к сегодняшней жизни (53%), среди молодых людей в возрасте до 35 лет и чуть меньше среди 36-50 летних (46% и 41% — соотве-ственно), а также среди респондентов с высшим образованием (53%).
Результаты опроса по Москве19 отличаются от общероссийских данных в сторону более высокой готовности к совместным действиям, равно как и большей распространенностью такого рода реальных практик. В столице число тех, кто отождествляет себя с людьми, готовыми объединяться для совместных действий, выше, чем в среднем по стране, на 9 п.п. и составляет 77%. Уровень реальной вовлеченности в такую деятельность здесь тоже выше (доля москвичей, утверждающих, что им приходилось организовывать совместную деятельность, выше на 16 п.п. — 51%).
Чтобы узнать, в какой конкретно деятельности участвовали наши сограждане, был задан открытый вопрос «В какого рода совместной деятельности Вы участвовали, что это были за дела?» Распределение ответов показывает, что чаще всего люди объединяются, чтобы вместе заработать деньги. Указали, что их объединяет с другими совместный бизнес, 15% (среди москвичей — 30%), выражая это словами: «зарабатывал деньги», «калым, шабашки», «в бизнесе, в сфере торговли». Для совместного отдыха и дружеского общения объединяются 5% наших сограждан. Отметили, что их объединяет с другими совместная общественная деятельность по месту работы или учебы 4% участников опроса. Только 2% россиян в целом (и 4% москвичей) заявили, что участвуют в деятельности общественных организаций и объединений.
Выше уже говорилось, что примерно треть опрошенных (35%), имеют опыт совместных дел и коллективных мероприятий. Материалы исследования показывают, что они в значительной мере отличаются по своим мировоззренческим характеристикам от других участников
19 Проект «Дезинтеграция российского общества.». Одновременно с общероссийским опросом населения по той же анкете были опрошены 600 человек по репрезентативной для г. Москвы выборке, интервью по месту жительства 11-12 января 2003 г.
опроса. Во-первых, более половины из их числа (53%) считают себя вполне адаптированными к сегодняшней жизни и 42% уверены, что в ближайшие год-два они смогут повысить собственный уровень благополучия. При этом, как ни странным это может показаться, распределение доходов в этой типологической группе в целом не отличается от объема доходов по всей совокупности опрошенных.
Во-вторых, представители выделенной группы более «оптимистичны» в своих взглядах на состояние общества (на его сплоченность или разобщенность), а также на способность справиться с актуальными на сегодняшний день проблемами. И, в-третьих, собственный опыт коллективных действий позволяет этим людям надеяться, что россияне способны и смогут преодолеть разобщенность ради решения актуальных проблем. Кроме того, респондентов, образующих эту группу, отличает существенно более четко выраженная установка на объединение с другими людьми, с теми, чьи дела, идеи и интересы оказываются им понятными и близкими.
Таблица 2. Типологические группы имеющих и не имеющих опыта организации совместной деятельности (% от численности каждой группы)
Все опрошенные Приходилось организовывать совместную деятельность Не приходилось организовывать совместную деятельность
Доли групп (%) 100 35 52
Как Вы полагаете, возможно или невозможно, чтобы россияне стали более сплоченными, чем сейчас?
Возможно 57 71 55
Невозможно 20 15 25
Затрудняюсь ответить 22 14 20
Есть люди, готовые объединяться с другими людьми для каких-либо совместных действий, если их идеи и интересы совпадают. И есть люди, не готовые объединяться с другими, даже если их идеи и интересы совпадают. К кому бы Вы отнесли себя?
К первым 68 86 63
Ко вторым 14 7 20
Затрудняюсь ответить 18 7 17
Если говорить не о семье и ближайших родственниках, есть ли в Вашем окружении такие люди, с которыми Вас объединяют интересы, увлечения или общее дело?
Есть 66 91 58
Нет 23 7 35
затрудняюсь ответить 11 2 7
Среди тех, кому не приходилось участвовать в организации совместной деятельности, подавляющее большинство (63%) говорят о своей готовности объединяться с другими людьми в случае, если их идеи и
интересы совпадут. То есть, мы можем говорить об определенном несоответствии солидаризации как ценности уровню реальной вовлеченности россиян в совместную деятельность. «Сильные» и «слабые» социальные группы демонстрируют различные стратегии поведения: первые в большей мере ориентированы на совместную реализацию своих групповых интересов, выстраивание коллективных отношений, выходящих за рамки родственных сетей; для вторых же соответствующие установки и навыки характерны в меньшей степени. Разница между Москвой и остальной Россией тоже объясняется различием ресурсных потенциалов столицы и провинции.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Похоже, что в российском обществе происходит «ценностно-нормативный поворот» к общественной интеграции, хотя повседневные практики не совмещаются с этими ценностями. Нормативные представления о том, что «солидарность нужна», оказываются плохо совместимыми с характером преимущественно индивидуальной адаптации. Как мы видим, потребность в объединении с другими людьми находит естественное и пока еще надежное убежище лишь в приватной сфере жизни наших соотечественников. Если значительная часть населения пребывает в апатии, а другая — экономически активна, но не склонна к социальному творчеству, возникает вопрос: кто может быть субъектом социальных изменений, и как можно транслировать новации в инертную социальную среду? Здесь важно иметь в виду, что сам по себе факт рассогласованности нормативной и поведенческой установок давно и надежно фиксирован. При этом принятая (пусть еще не жестко) норма имеет вероятность быть реализованной, в то время как отвергаемая подобной вероятностью не обладает.
Анализ практики продвижения в общество социокультурных новаций позволяет сделать вывод о том, что социальные группы (партии, общественные организации), заинтересованные в сохранении демократических завоеваний, должны создавать не только организационные структуры, но и алгоритмы поведения, образцы действий для людей, которые по каким-то причинам не могут самостоятельно освоить новые правила жизни, и чье нежелание и неготовность к объединению с «другими такими же» людьми отнюдь не способствует появлению «социальных скреп». Ключевой вывод, который можно сделать на основании исследования, состоит в следующем: преодоление социальной разобщенности следует начинать не с «идеологического» обоснования единства, не с формулирования «национальной идеи», но с вовлечения людей в «малые дела». В результате этого будут не только
формироваться навыки коллективного действия, но также расти уверенность в «упорядоченности» социального пространства, в его податливости коллективным намерениям и воле, и как следствие этого — будет снижаться интенсивность страхов и в целом — «катастрофического синдрома», структурную сложность которого фиксируют многие исследователи [3, 6, 18]. Отмечается, в частности, что катастрофизм зачастую сопряжен с патерналистскими установками и является одним из психологических механизмов адаптации людей к существующим социальным условиям. «Катастрофизм ... обеспечивает российских граждан «универсальной индульгенцией», позволяет им возлагать на власти ответственность не только за макросоциальную ситуацию, но и за собственные действия по адаптации к ней. Тем самым он препятствует интериоризации каких-либо универсальных социальных норм и содействует легитимизации асоциальных практик» [6, с. 9]. Кроме того, остается актуальным феномен «усталости от страха»20, приводящий одновременно и к социальной атомизации, индивидуализации стратегий и практик, имеющих своей целью адаптацию человека в непредсказуемо меняющихся ситуациях и к сужению представлений о репертуаре возможных действий, что выражается, в частности, в ослаблении (в субъективном представлении людей) значимости любых форм совместного действия [21, с. 164-167].
Потребность в организационных структурах, основанных на принципах гражданской или профессиональной солидарности, возникнет тогда, когда люди начнут понимать, что осваивать и закреплять в повседневной жизни эти новые практики лучше сообща. Наши исследования показывают, что граждане часто не знают, как, собственно, действовать в проблемной ситуации, и потому идут самым простым и знакомым им путем: «надо перетерпеть или попросить помощи у родных», «ищи знакомых, бери деньги — и все в порядке».
До тех пор, пока этому алгоритму не будет приемлемой альтернативы, уже имеющиеся институты гражданского общества (те же профсоюзы или правозащитные организации) останутся невостребованными. Интерес граждан к их деятельности помог бы им стать более сильными. В противном случае бюрократия медленно, но верно будет оттирать их на дальний план или вовсе окружать своими барьерами для организации и проявления активности.
Итак, мы фиксируем благоприятные сдвиги в ценностно-нормативном сознании граждан, что создает базу для «пошагового» освоения социальных практик, интегрирующих граждан действий. Можно предложить некоторые этапы реализации такого рода стратегии.
20 См.: [15, 0.116-117].
1. Прежде всего следовало бы определить и аккуратно описать, какие условия благоприятствуют «запуску» солидаризационной поведенческой модели в небольших сообществах, а какие — блокируют ее, и выявить возможности ослабления блокировки.
2. Далее следует изучить кто, какие группы населения могли бы быть «первопроходцами», носителями этих новых практик, чья деятельность может стать образцом для других в противовес или в развитие сегодняшним образцам общественной активности, складывающимся де-факто.
3. Определить возможности и разработать интерпретации, а затем — публичной пропаганды такого рода инициатив, а также круг популярных в массовом восприятии лиц, способных объяснять и информировать о подобных коллективных солидарных действиях.
4. Оценить конкурентоспособность новых практик под углом зрения их достаточности для преодоления барьеров, заложенных в бытующих «обыденных теориях», таких, например, как патерналистские представления, убежденность, что «от меня ничего не зависит», или априорная уверенность, что любые начинания и инициативы заканчиваются «как всегда».
5. Описать, какие солидаризационные основания (их типы) допустимы для запуска интегрирующих общество практик, а какие — нет. Очевидно, что ксенофобия, поиск врагов, мягко говоря, не лучший инструмент солидаризации российских граждан. Несмотря на то, что их мобилизационный ресурс существенен и легко задействуем, он, как свидетельствует история и литература (Дж. Оруэлл, Е. Замятин), чреват движением общества вспять, после чего неизбежна новая «перестройка» с ее тяготами и травмами.
6. Принципиально важно, чтобы преимущества практик содружественных коллективных акций в «микромасштабе» были доступными и привлекательными для понимания «простых людей», а не представляли бы собой своего рода изобретения «экспертов». Иными словами, требуется широкая информация о реальных инициативах такого рода.
7. Немаловажная задача — институциональная поддержка. Необходимо понять, при каких организационных условиях новая социальная практика будет черпать институциональный ресурс и воспроизводиться.
ЛИТЕРАТУРА
1. Данилова Е.Н.,Ядов В.А. Контуры социально-групповых идентификаций личности в современном российском обществе // Социальная идентификация личности / Под ред. В.А. Ядова, М.: Институт социологии РАН, 1993.
2. Дзялошинский И.М. Гражданское общество. О чем спор? // Индекс. 2001. №16.
3. Дилигенский Г.Г. Российский горожанин конца девяностых: генезис постсоветского сознания (социально-психологическое исследование). М., 1998.
4. Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества. М.: Дело, 2002.
5. Заславская Т.И. Социокультурный аспект трансформации российского общества // Социологические исследования. 2001. №8.
6. Кертман Г.Л. Катастрофизм в контексте российской политической культуры // ПОЛИС. 2000, №4.
7. КлимоваС.Г. Как «заштопать» социальную ткань // Индекс. 2001. №16.
8. Климова С.Г. Ломка социальных идентичностей, или «мы» и «они» вчера и сегодня // Десять лет социологических наблюдений / Под ред. А.А. Чер-някова. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2003.
9. Климова С.Г. Репертуар солидарных действий рабочих в ситуации трудового конфликта // Солидаризация в рабочей среде / Под ред. В.А. Ядова. М.: Институт социологии РАН, 1998.
10. Козырева П.М. Особенности социальной самоидентификации и субъективной мобильности // Россия реформирующаяся / Под ред. Л.М. Дробиже-вой. М.: Институт социологии РАН, 2003.
11. Левада Ю.А. Работы лет на двести // Индекс. 2001. №16.
12. Согомонов А.Ю. Солидаристские утопии «высокой» современности // Солидаризация в рабочей среде / Под ред. В.А. Ядова. М.: Институт социологии РАН, 1998.
13. Тартаковская И.Н. Социальные идентичности в социальных сетях // Социальная идентичность: способы концептуализации и измерения / Под ред. О.А. Оберемко, Л.Н. Ожиговой. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 2004.
14. Шелер М. Ресентимент в структуре моралей / Пер. с нем. А.Н. Малин-кина. СПб.: Наука, 1999.
15. Шляпентох В.Э., Матвеева С.Я. Демобилизующая функция страха. Страхи и катастрофизм в современной России // Катастрофическое сознание в современном мире в конце XX века. М.: Московский общественный научный фонд, ИС РАН, Университет штата Мичиган, 1999.
16. Штомпка П. Культурная травма в посткоммунистическом обществе / Пер. с англ. В.В. Репьева, Н.В. Романовского // Социологические исследования. 2001. №2.
17. Штомпка П. Социальное изменение как травма / Пер. с англ. А.Ю. Моисеевой, Н.В. Романовского // Социологические исследования. 2001. №1.
18. Шубкин В.Н., Иванова В.А. Страхи на постсоветском пространстве: Россия, Украина и Литва / Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 1999, № 3.
19. Ядов В.А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентификации личности // Социальная идентификация личности / Под ред. В.А. Ядова. М.: Институт социологии РАН, 1993.
20. Ядов В.А. Социальные идентификации личности в условиях быстрых социальных перемен // Социальная идентификация личности. Кн. 2. / Под ред. В.А. Ядова. М.: Институт социологии РАН, 1994.
21. Ядов В.А. Структура и побудительные импульсы тревожного сознания // Катастрофическое сознание в современном мире в конце XX века / Под ред. В.Э. Шляпентоха и др. М.: Московский общественный научный фонд, ИС РАН, Университет штата Мичиган, 1999.
22. Ядов В.А. Некоторые социологические основания для предвидения будущего российского общества // Россия реформирующаяся / Под ред. Л.М. Дробижевой. М.: Academia, 2002.
