CC BY
48
УДК 303.4.026
Бандурин Александр Петрович
доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и педагогики Новочеркасского инженерномелиоративного института имени А.К. Кортунова «Донской государственный аграрный университет» [email protected]
Бандурин Виталий Александрович
кандидат философских наук, доцент кафедры техносферной безопасности и природообустройства Новочеркасского инженерно-мелиоративного института имени А.К. Кортунова «Донской государственный аграрный университет» [email protected]
Социальная
РАЦИОНАЛЬНОСТЬ В ЗНАНИЕВОМ КОНТЕКСТЕ ПОВСЕДНЕВНОСТИ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА
Alexandr P. Bandurin
Doctor of philosophy, full professor, head of the Department of philosophy and pedagogics Novocherkassk Engineering and Meliorative Institute of A.K. Kortunov Don State Agricultural University [email protected]
Vitalii A. Bandurin
candidate of philosophical Sciences, associate professor at the Department of techno sphere safety and environmental engineering. Novocherkassk Engineering and Meliorative Institute of A.K. Kortunov Don State Agricultural University [email protected]
Social rationality in
THE KNOWLEDGE CONTEXT OF EVERYDAY LIFE INMODERNSOCIETY
Аннотация. В статье рассматриваются проблемы рационально-знаниевого обеспечения повседневности обыденного пространства социального существования. Рациональное содержание социальной регуляции способствует развитию и увеличению значения социального в усилении коммуникативных связей и отношений. Нарушение необходимого баланса рационального и иррационального выбора и содержания в социальной регуляции ведёт к появлению феномена «исчезающей» социальности, проявляющейся в экономическом и образовательном пространстве.
Ключевые слова: социальная рациональ-
ность, повседневность, неявное знание, повседневная реальность, образовательное знание, рациональный выбор, социальные коммуникации, «исчезающая» социальная реальность, образовательное пространство.
Annotation. The article discusses the problem of rational knowledge assurance regarding everyday space of social existence. The rational content of social regulation contributes to the development and increase the significance of the social in strengthening communication and relationships. The violation of the necessary balance of rational and irrational choice and content in social regulation leads to the phenomenon of «disappearing» of sociality manifested in economic and educational space.
Keywords: social rationality, everyday life, implicit knowledge, daily reality, educational knowledge, rational choice, social communication, «endangered» social reality, educational space.
Особо актуальными в сегодняшних условиях постперестроечного общества становятся исследования социальной рациональности [9], связанной с рациональным выбором и рациональным действием, функционированием и передачей рационального содержания всех видов знания в социальных коммуникациях российской повседневности. От наличия рациональности в социальных действиях, а, вернее, - от степени содержания, зависит во многом успех сегодняшней модернизации общества и его экономики.
Анализируя модернизационные проекты и их реализацию в практических процессах постсоветского
общества, российские и зарубежные исследователи выдвигают различные теории, изучают истории модернизаций, находят в сравнениях отличия и общие черты, при этом, эксплицируя экономики и состояния общественного развития, пытаются найти рецепты лечения затянувшегося «инкубационного» периода и стимулирования динамики перехода в активное модернизационное состояние. Например, одной из причин длительного перманентно кризисного состояния России называется медленное развитие страны - победителя на уровне повседневности [10, с. 11]. Достигшая важных высот в первой половине XX века путём нахождения достойных ответов на внешние вызо-
13
вы и прохождения суровых испытаний, Россия, тем не менее, не сумела вовремя произвести структурную перестройку своей социально-экономической жизни и обеспечить технологическое использование имеющегося высокого уровня развития научного знания для ответа на внутренние вызовы своего повседневного социального существования и развития.
На наш взгляд, произошло вынужденное торможение вхождения рациональности в социальную ткань повседневности, во-первых, в результате абсолютизации на длительный период XX века, а вернее - идеологизации лишь одного варианта социально-экономического знания, - марксистского, классические положения которого соответствовали повседневному существованию социальной действительности середины XIX века. Во-вторых, многие достижения научного знания отсекались, не впускались, объявлялись по сути маргинализированными, социально-экс^юзивными, противопоставлялись повседневному существованию общества. В-третьих, рациональность знания не проявила себя достаточно в альтернативности научного дискурса по проблемам выбора путей повседневного существования, полноценной реализации научного потенциала социальной рациональности в системе социальной регуляции обыденной повседневности. Не происходит пока во многом такой альтернативной реализации и сегодня в условиях кризисных явлений на фоне негативных изменений в экономике, связанных с экономическими санкциями Запада, падением цен на нефть, снижением курса рубля и выявлением в этих условиях регулятивной роли Центробанка, а также определением приоритетных шагов в области экономической стратегии России [4, с. 8-9].
И всё же возникает вопрос об изменениях ситуации в данном отношении за последние 20-30 лет конца XX - начала XXI веков. Изменилось ли, усилилось ли социально-рациональное содержание в социально-пространственном контексте обыденной повседневности современного общества, или, наоборот, социально-рациональное, знаниевое обеспечение повседневного социального развития оставляет желать лучшего? Как уже было отмечено ранее, в условиях советского времени социальные изменения повседневности рационально объяснились и регулировались, а, вернее всего, - рационально подгонялись под идеологические конструкты, теоретические постулаты с целью её рационального упорядочения, объяснения, толкования и обоснования на основе выстраивания определённых закономерностей ментального характера, в которые заправлялась, загонялась и рассредотачивалась повседневность, служившая своего рода иллюстрацией великим абстракциям, то есть повседневность была пленена великими идеями, и её повседневно-рациональные конструкты находились в полном их подчинении. Также при объяснении повседневных явлений не принимались в расчёт положения здравого смысла и самой повседневной жизни, в социальных и интерсубъективных коммуникациях превалировала бюрократически задаваемая логика великой общественной необходимости, оставляющая без ответа многие проблемы и повседневные вызовы ло-
кального социального пространства существования конкретных индивидов. В последнее время повседневная сфера социального пространства всё чаще попадает в фокус социальнофилософского дискурса [2]. По нашему мнению, особо актуальным направлением научного поиска в этом отношении становится изучение повседневности в качестве важного источника неявного знания со скрытыми смыслами социальной идентичности, а также выявление регулятивной роли образовательного знания в повседневной реальности современного общества [1, с. 265-270].
Таким образом, в центре внимания исследователей, прежде всего социологов и социальных философов, всё более оказывается повседневная социальная реальность, обычная жизнь людей с их повседневным миром мышления в виде определённых регулятивно-когнитивных форм, реализуемых в виде практик непосредственной деятельности, определяемых степенью содержащейся в них социально-обусловленной рациональности. Выявление уровня наличия социально обусловленной рациональности позволяет выделить степень рационального или иррационального в поведении и деятельности. От данного соотношения зависит уровень социального, по М. Веберу, в жизнедеятельности людей и состоянии общества.
С точки зрения одномерного, линейного подхода к изучению общества, считается, что развитие социального происходит от простых его форм - к сложным, от низших - к высшим, поэтому рациональное постепенно охватывает общество, проникая в сферы деятельности составляющих его людей. Представление о собственном превосходстве в сочетании с теорией линейного прогресса было основной движущей идеей западной цивилизации, согласно которой, ею достигнут наивысший, наиболее прогрессивный уровень развития, а все остальные страны и народы являются более отсталыми и, двигаясь в том же направлении, находятся на различных этапах приближения к этому идеалу [8, с. 102]. Естественно, что в главных своих параметрах данный идеал носил целерационально заданный характер. В то же время, важной составляющей любого целерационально установленного идеала общественных изменений выступает его ценностнорациональная часть, которую современная мультикультурная и транснациональная элита Запада трактует в духе воинствующего секуляриз-ма и навязывает моральный релятивизм остальному миру, выступая против абсолютных ценностей и обозначая тем самым ценностной водораздел мира. Таким образом, современным маркером трактовки линейной теории прогресса и её воплощением в практику социальных изменений становится попытка абсолютизации морального и ценностного релятивизма и агрессивного навязывания обществу неприемлемых ценностей большинству моральных систем мира.
Но общество, тем более современное, - это многоаспектное, нелинейное, противоречивое образование, и, в силу этого, рационализация, в том числе рациональный выбор, и выбор ценностей в системе социальной регуляции всегда
14
происходят противоречиво, неоднозначно, многомерно. Здесь важную роль играет межпоколенное взаимодействие, влияние рода, семьи, социального сообщества. То, что оказывается рациональным для одной социальной группы людей, для других выступает и проявляется скрытым смыслом, как говорится, «а семью печатями», спорным, неясным, неявным знанием иррационального характера. В этом контексте существует обыденная и научная, формально-знаниевая и бюрократически организованная рациональность со своими соответствующими наборами, видами и отраслями знаний, а также их ценностными характеристиками. И можно согласиться с тем, что данный факт определяется сосуществованием рационального и иррационального выбора, который явно проявляется, например, в производстве и потреблении. Данное положение можно подтвердить, по крайней мере теоретически, тем, что «прежде всего, в большей части классической политической экономии и неоклассической экономики, признаются и анализируются факты, возможности и сферы иррационального экономического выбора так же, как и рационального» [6, с. 20].
Насыщение рациональностью социального контекста повседневности происходит, например, с помощью образовательного знания, которое трансформирует основные положения и тенденции развития знания научного в социальные коммуникации повседневности, где оно обретает своё новое существование в виде знания повседневного. В связи с этим и возникает актуальный вопрос сегодняшнего повседневного социального бытия: чему и как необходимо учить в современной школе на разных этапах образовательного процесса? Происходят дискуссии по поводу того, что объём часов по математике слишком велик, по физике недостаточен, а относительно предмета истории Отечества в последнее время реально возникла проблема выбора материала для организации образовательного знания, необходимого в преподавании, которое бы органически соединяло знание научно-теоретическое с знанием и объяснением фактов обыденной повседневности. То есть, речь, таким образом, идёт о призвании и социальной значимости образовательного знания в создании гармоничного знаниевого конструкта современного социального пространства, в котором научное знание соединилось бы с помощью образовательного знания со знанием повседневным.
Сегодня можно со всей очевидностью констатировать наличие всё возрастающей степени способности человечества осуществлять рациональный выбор, который, однако, не всегда приводит к желаемым рационально объяснимым результатам, проявляющимся в повседневных коммуникациях людей. Происходит это на уровне потребительских действий, а также деятельности по обустроенности повседневной жизни с помощью технологического внедрения научных открытий, создания всё новых технически совершенных устройств, облегчающих жизнь людей в условиях обыденного существования. Социальное пространство всё более заполняется техникой. Возникший в связи с этим процесс
технологизации человека выражается в зависимости человеческого существования от технических средств и результатов их функционирования, проявления взаимодействия с ними в качестве атрибутов его бытия [11, с. 67].
Как видим, процессы рационализации социального действия в повседневном существовании и рационального выбора человека в современном социальном пространстве всё более идут в направлении реализации его технического, технологического, транстехногенного развития. Наблюдается своеобразный социальный «перекос», когда в тени рационально технического содержания, а то и в угоду ему, оказывается социокультурно смысловое освоение всего богатства социальности. Проявляется это в стремлении осуществлять социальные контакты только через Интернет или рассматривать социальный статус другого человека из салона своего автомобиля, связывая его с тем, а какой марки этот автомобиль. В повседневном техногеннопотребительском социальном пространстве сегодня очень расхожим является мнение: были бы деньги, которые можно заработать, а купить можно всё, благо, что в магазинах оно есть. Такая рационально однобокая, техногенно рационализированная социальная реальность в нынешней повседневности превращается во внешнюю, злую иррациональную социальную действительность для тех, кто выпал из поля действия техногенной социальности, оцениваемую отрицательно по показателям качества жизни, социального благополучия и социального самочувствия [3, с. 25]. Данные оценки определены влиянием социокультурного пространства порождения типа рациональности, влиянием социальной памяти его существования. И в этом плане следует согласиться с тем, что у обществ постсоветского пространства доминирует рациональность социального типа, которая характеризуется ориентацией на коллектив, межличностные отношения и связана с особыми понятиями справедливости, прав и свобод [9, с. 13].
Социальное пространство повседневности образуется там, где осуществляется социально-куммуникативное, рационально направленное и установленное взаимодействие двух и более лиц. Оно испытывает внешнее влияние пространства физического, которое является трёхмерным, хотя сегодня выдвигаются гипотезы о его многомерности, параллельности сосуществования с другими пространствами, а также их множественности и многоликости. Возникает проблема их онтологизации и реальности существования. На сегодняшний день их бытие обусловлено реальностью существования нашего сознания, в котором они сосуществуют на уровне виртуальном, метафизическом, будучи продуктом домыслов, мифов, гипотез, своеобразно влияя на поведение и деятельность человечества, пытающегося установить контакты с повседневным существованием других миров и пространств как проявлений вездесущего бытия.
В то же время. социальное пространство, как рационально и иррационально обусловленная в социальных коммуникациях часть пространства
15
физического, является многомерным. И эта социальная многомерность имеет тенденцию к возрастанию, превращаясь в многомерность социальности, которая проявляется в сосуществовании, взаимозависимости и взаимодействии различных социальных пространств. Это ведёт к релятивизации социальности, вызывая к жизни необходимость выработки новой онтологии социального, и решение указанной проблемы осуществляется на разных уровнях социологического анализа, в частности, в социологии повседневности [5, с. 134].
Двигаясь в направлении рационального объяснения повседневности социального, можно заметить одну общую тенденцию, связанную с превращением пространства социального бытия человека в некую совокупность социальных групп, находящихся во всё возрастающей хаоти-зации социально-коммуникативного взаимодействия по поводу производства и потребления. Реальностью социально-пространственного существования становятся отношения и связи между различными формами социального пространства, то есть важным является не само по себе субстанциональное существование вещей, объектов и субъектов, а их отношение друг к другу, принимающее, к сожалению, симулятив-ный характер, когда реальные вещи социального пространства подменяют знаками, искажающими и подменяющими социальную реальность, и, изменяющими, в том числе, её рациональное содержание в сторону уменьшения.
Такая «исчезающая» повседневность социальной реальности появляется и проявляется регулярно в различных типах и формах социального пространства, предполагающих множественность (полипарадигмальность) теоретического анализа его существования. И в этой связи «будет верным утверждать, что дискретность социального пространства обуславливает полипарадигматический статус социологии. Но также верно и обратное: полипарадигмальность социологии обуславливает саму возможность представления социального пространства в виде явления, существующего в совокупности разделённых (противопоставленных) образований» [7, с. 16]. Примерами данного рода противопоставленных образований в постперестроечной России могут служить экономическое и образовательное пространства социальности.
В экономическом пространстве, например, исчезновение рационально обоснованной социальной реальности связано с возникновением в
Литература:
1. Бандурин АЛ. Образовательное знание в повседневной реальности российского общества. Социально-гуманитарные знания. 2013. № 7. С. 265-270.
2. Боголюбова С.Н. Повседневность: пространство социальной идентичности. М., Социальногуманитарные знания, 2011.
симулякрной повседневной активности различных банковских групп и созданием финансовых «пузырей», не обеспеченных существованием реального производства, а также деятельностью биржевых спекулянтов, играющих на курсе валют и извлекающих из этого экономическую выгоду. Кроме того, исчезновению рационального в социальных взаимодействиях людей способствует не только объективно заданная биржевая паника на фоне дешевеющей нефти, но и подпитка слухами, различными прогнозами, что ведёт к иррационализа-ции поведения и деятельности в повседневности обыденного существования с его рискогенностью и непредсказуемостью.
В свою очередь, рациональность в сфере образовательного пространства «съедается» усиливающейся обыденностью, рутинизацией повседневности социальных структур, ответственных за организацию образовательного процесса и функционирования образовательного знания, что ведёт к формализации, бюрократизации процесса его передачи от учителя к ученику, снижению уровня научности и излишнему оповседневниванию как приспособлению к социальной действительности. Рациональное содержание социального в такой его повседневности исчезает в силу пропажи для подавляющей части населения рационального смысла действий чиновников от образования, когда, например, провозглашается в качестве цели - достижение среднего уровня зарплаты по экономике региона для учителей школ, а на деле часто всё оборачивается банальным сокращением кадров, совмещением должностей, перераспределением ставок и увеличением, в конце концов, учебной нагрузки на оставшихся преподавателей. Все эти негативные процессы, протекающие в образовательном пространстве, направлены на уничтожение социального, социальности, проявляющейся в социальных связях и взаимоотношениях.
Таким образом, чем больше рационального в социальных действиях, направленных на установление коммуникативных связей с другими людьми, тем больше социального содержания они обретают. Наполнение рациональностью действий и деятельности в рамках социального пространства существования и распределения знаний способствует увеличению поля действия социальности, социального. И, наоборот, иррациональные действия, проводящие в жизнь скрытые рационально замышляемые в высоких чиновничьих кабинетах реформы, являются непонятными, непостижимыми, что ведёт к сужению их социального содержания, выхолащивает их социальную сущность.
Literature:
1. Bandurin A.P. Educational knowledge in daily reality of the Russian society. // Social and Humanitarian Knowledge. 2013. № 7. Page 265-270.
2. Bogolyubova S.N. Everyday life: space of social identity. // Social and Humanitarian Knowledge, M., 2011.
16
3. Возьмитель АЛ. Качество жизни в доперестроечной и пореформенной России. Социологические исследования. 2013. № 2. С. 25.
4. Гпазьее С. Экономическая стратегия России в контексте украинских событий: еще раз к предложенной альтернативе. Российский экономический журнал. 2014. № 4. С. 8-9.
5. Ерофеева МЛ. Релятивистская программа в социологии. От повседневности к новой онтологии социального. Социологические исследования. 2014. № 1. С. 134.
6. Зафировский М. Вне рационального выбора: элементы «теории рационального выбора». Социологические исследования. 2014. № 3. С. 20.
7. Куликов С.Б. Дискретность социального пространства и парадигмы в социологии. Социологические исследования. 2014. № 9. С. 16.
8. Лукин А.В. Столкновение ценностей в современном мире и перспективы евразийской интеграции. Политические исследования. 2014. № 6. С. 102.
9. Убайдуллаева Р.Т. О социальной рациональности и её типах. Социологические исследования. 2013. № 11. С. 13.
10. Федотова В.С. Какая модернизация и какой капитализм нужны России? / В.С. Федотова, В.А. Колпаков, Н.Н. Федотова // Вопросы философии. 2013. № 10. С. 11. 11
11. Храпов СЛ. Техногенный человек: Проблемы социокультурной онтологизации // Вопросы философии. 2014. № 9. С. 67.
3. Vozmitel’ A.A. Quality of life in pre-perestroika and post-reform Russia // Sociological researches.
2013. № 2. P. 25.
4. Glaz’ev S. Economical strategy of Russia in the context of the Ukrainian events: once again to the offered alternative. // Russian economic magazine.
2014. № 4. Page 8-9.
5. Erofeeva M.A. The program of relativity in sociology. From daily occurrence to new ontology of the social. // Sociological researches. 2014. № 1. P. 134.
6. Zafirovskii M. Out of a rational choice: elements of «theory of a rational choice» // Sociological researches. 2014. № 3. P. 20.
7. Kulikov S.B. Discretion of social space and a paradigm in sociology. // Sociological researches. 2014. № 9. P. 16.
8. Lukin A.V. Collision of values in the modern world and prospects of the Eurasian integration. // Political researches. 2014. № 6. P. 102.
9. Ubaidullaeva R.T. About social rationality and its types. // Sociological researches. 2013. № 11. P. 13.
10. Fedotova V.S. What modernization and capitalism are necessary to Russia? / V.S. Fedotova, V.A. Kolpakov, N.N. Fedotova // Philosophy questions. 2013. № 10. P. 11.
11. Khrapov S.A. Technogenic person: Problems of a sociocultural ontologization. // Philosophy questions. 2014.№ 9. P. 67.
17
