CC BY
73
УКД 316
Касьянов Валерий Васильевич
доктор социологических наук, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России Кубанского государственного университета culture@kubsu.ru
Манучарян Артур Константинович
кандидат социологических наук, .
Кубанский государственный университет culture@kubsu.ru
Valery V. Kasyanov
Doctor of Social Sciences, Doctor of Historical Sciences, Professor, head of chair of history of Russia Kuban state University culture@kubsu.ru
Arthur K. Manucharian
Candidate of Social Sciences. teacher Kuban State University culture@kubsu.ru
Социальная пассивность
современных россиян:
институциональные
характеристики
Social passivity of
modern russians:
institutional
features
Аннотация. В статье исследуются институциональные характеристики социальной пассивности российских граждан в транзитивный постсоветский период, а также институциональные причины доминирования социальных норм и ценностей пассивного социально-адаптационного поведения в современном общественном сознании. Авторы проанализировали социальную пассивность Россиян как важный институциональный фактор, дестабилизирующий мо-дернизационные процессы и препятствующий эффективному социально-политическому развитию российского социума, рыночным преобразованиям, формированию креативного класса.
Ключевые слова: социология, социальная пассивность, государство, социум, институциональные характеристики.
Annotation. The article examines the institutional characteristics of social passivity of the Russian citizens in the transitive post-Soviet period, as well as institutional reasons dominance of social norms and values of the passive social and adaptive behavior in today's public consciousness. The authors analyzed the social passivity of Russians as an important institutional factor destabilizing the processes of modernization and prevents effective socio-political development of the Russian society, market reforms, the formation of the creative class.
Keywords: sociology, social passivity, the state, society, institutional characteristics.
Современная Россия переживает важный этап социальной трансформации. Это понятие подчеркивает зависимость общественных сдвигов от действий не только реформаторов, но и множества социальных субъектов, функционирующих в дезорганизационной институциональной среде. Отсюда - слабая управляемость про,
мер, принимаемых правящими элитами, сколько от восприятия этих мер массовыми слоями общества, их ответных социальных действий.
-
экономические потрясения польский реформатор Л. Бальцерович [1] назвал «моментами чрезвычайной политики». Как подчеркивает ВТ. Федотова [2], российское общество столкнулось с серьезным противоречием: необходимость политической и экономической модернизации советской системы была очевидной, но индустриальная система была уже построена, и поэтому характер дальнейших модернизационных ре-
форм был не очевидным как для населения, так и для властей.
По мнению О.Н. Яницкого [3], дезинтеграция общества сопровождается выделением гигантских масс энергии распада. Прежде всего, распадаются социальные связи. В межличностных отношениях начинает доминировать насилие, которое усиливается обеднением целых социальных групп и слоев. «Хотя насилие присутствует во
всех социально-экономических группах, наибо-
». -
падные исследователи подчеркивают, что в современном мире с большим количеством потребительских соблазнов и целенаправленной ре-« »
бедным молодым человеком, не иметь хорошего образования и средств, чтобы вырваться из депрессивной местности. Желать обрести права, предоставляемые обществом (и доступные для многочисленных других), видеть, как другие незаконно действуют для достижения материаль-
ных целей, наблюдать безнаказанность этих действий - все эти социальные факторы восприятия толкают многих бедных людей к преступлениям и правонарушениям. Это мощные побудители, к примеру, для молодежи избегать формального рынка занятости и присоединяться к «капитализму добычи» на улицах, где, вступив в преступные группировки (которые, к примеру,
продают наркотики или занимаются вымогатель), , -
ре, сохранить чувство маскулинной гордости, спасти самоуважение и даже сохранить надежды на некоторое экономическое благополучие [4].
Социально-экономическое неравенство существовало и в советское время, несмотря на соци-
,
. -лей, уже в 1983 г. реальные шансы молодежи, происходившей из семей с высоким достатком, превосходили таковые у молодежи из малообеспеченных семей примерно в 1,7 раза [5]. «Номен-» -
лить себе то, чего были лишены большинство их
:
,
продукты питания, «ста^сные» вещи (например, ) .
Существовавшее неравенство было одним из
факторов роста общественного недовольства ( -
« » ).
Постепенное снижение социального неравен-( -
ной, советской и хозяйственной верхушки, а также некоторых дельцов теневой экономики) не
- -
лизации. Напротив, в соответствии с «парадоксом Токвиля» [6] чувствительность к социальному неравенству растет именно в период уменьшения экономических различий.
Западные социологи исследовали причинную связь между социальной депривацией и возникновением психологического процесса фрустрации - агрессии [7]. Они подчеркивают, что, веро-
,
странах («революции ожиданий» по выражению . ),
удовлетворительные для большинства населения экономические и социальные условия. Таким
образом, особенно склонны к протесту не те лю-
,
лишениям и считают их неизбежными, а те, кто узнал вкус лучшей жизни, но вынужден снова существенно снижать текущий уровень потребления по экономическим, социальным или поли. . , «маргинальны не люди, а их связи и отношения»
[8]. Депривированные социальные слои марги-.
связей, включая экономические узы.
Незначительные советские неравенства выглядели практически полной уравниловкой по сравнению с гипертрофированными социально-экономическими разрывами в 1990-х гг., когда «важной характеристикой современного российского общества»
« ,
на бедных и богатых»[9]. Россия оказалась на 1-м месте среди развитых стран по индексу Джини -социального расслоения неравенства доходов. 90-
делали для смягчения экономической ситуации. Согласно мнению В.С. Сычева, социальные показатели в государстве в это время перестали играть роль ориентира в социальной политике, они лишь информировали общественность о расширяющейся бедности в стране [10].
Согласно известному экономическому определению, «благосостояние - мера, степень обеспеченности людей жизненными благами, сред. -
теризует уровень жизни людей» [11]. Таким об,
блага жизни - пищу, кров, обеспечение здоровья, физический комфорт, а также развитие и использование физических и умственных потребностей и социальную самореализацию. . . , « населения ключевое место занимает благосостояние, важной составной частью которого выступают доходы населения. Результаты исследований из года в год свидетельствуют о высокой неудовлетворенности населения основными компонентами качества его жизни - уровнем своего благосостояния» [12].
В постсоветской России возник социальный слой « ». , -
мально есть рабочее место, но они недостаточно зарабатывают для покрытия элементарных жизненных потребностей. По мнению Л.А. Беляевой, можно выделить два основных социальных фактора, «отогабствующих высокому уровню бедности в России: низкие доходы занятого населения, особенно в сельской местности и малых городах, и неполный состав семей или большая семейная нагрузка на работающих в семьях с детьми. При 3- -
зяйств полных семей составляет уже 70,2 %. Еще хуже обстоят дела в неполных семьях. При нали-3-
среди них приближается к 100 %. Таким образом, дети составляют значительную часть бедного населения России - одна четвертая часть детей проживает в семьях с доходом ниже величины прожиточного минимума на человека» [13].
Российские социологи вывели определенную социально-экономическую формулу устойчивости домохозяйства по доходам. Это сохранение 3- 1 -
.
бедных возрастает в 3 раза. Это проблема особенно актуальна для российских женщин: среди бедных по доходам женщины составляют две .
связи человека: о том, что отношения в семье , 44 % 69 %
небедных. Бедность приводит к серьезным психологическим деформациям сознания, в частности, осознанному отказу от личностной ответственности: бедные чаще склонны перекладывать ответственность на среду, а богатых граждан обвинять в изворотливости и непорядочно-
.
с действующей властью. Социологи подчеркивают, что в бедности, когда чувствуешь себя ущербным и стесняешься своего положения, « ». -
нем 3 года [14].
Здесь следует отметить важную институциональную особен ность социального поведения современных молодых россиян - субъективность восприятия поведенческих паттернов. Речь идет о субъектив ности восприятия уровня общественной пассивности и активности, присущей российскому социуму [15]. Это соотнесение социального по ведения с социальными действиями других в контексте происхо дящих социальных процессов маргинализации, деградации со-ци альных связей, социально-экономической трансформации и пр. Чаще всего в качестве референтной группы для непосредственного сравнения выступает социальное окружение индивида - друзья, знакомые, коллеги по работе, соседи. Это люди, с которыми себя в мерную очередь идентифицирует тот или иной индивид.
Представление о допустимости или недопустимости социаль ной пассивности, о том, как живут окружающие, может складываться из других источников, в частности, электронных средств массовой информации, интернета и пр. Но особое значение имеет личный опыт индивида. По мнению ОБ. Кобяка, «человек выбира ет приемлемую для него модель экономического поведения из дос таточно ограниченного числа возможностей. Выступая в роли хо зяйствующего субъек-
,
ность в контексте сложившихся в обществе производственных и распределительных отношений, которые задают правила игры» [16].
Социальная пассивность в современной России принимает множество институциональных форм. Е.М. Авраамова указывает, что «гациально-экономическая адаптация становится доминирую щим макросоциальным процессом, определяющим тенденции об щественного развития России. Задача адаптации связана с мобилизацией всех имеющихся индивидуальных ресурсов» [17].
Известный российский социолог МЛ. Шабанова считает, что «индивиды и домохозяйства в ходе адаптации к новым условиям, желая сохранить или повысить прежний уровень жизни, осваивают новые или активнее используют традиционные модели поведения: обучаются новым профессиям и специальностям (расходуя на это ), -
-
,
отказ от ряда платных услуг (парикмахерская, ремонт квартиры, пошив одежды и др.), меньше рожают и занимаются вое питанием детей, реже берут больничные и т.д.» [18].
Неоинституционалисты подчеркивают, что трансформационный кризис в России активизирует «»
непрерывно расширяет их институциональный ассортимент. Маргинализированное экономическое сознание породило новую форму социальной мобильности - дауншифтинг. Это радикальная смена образа жизни обычно преуспевающего дауншифтера (как пра вило, бизнесмена, который, к примеру, отправляется в Тибет и стано вится монахом и т.п.). Подобный стиль жизни «новых богатых» (ко торые готовы и имеют возможность проводить длительное время за гра-) -
ного расширения потребления, но отвлекает от гражданского участия. Как правило, дауншифте-ры покидают страну и не проявляют особого интереса к по литическим и социальным процессам в России.
Более распространенной институциональной формой соци альной пассивности стала виртуализация общественной жизни. Многим индивидам легче проводить время в виртуальном про
,
взаимодействия.
В определенном социологическом смысле как
проявление со циальной пассивности можно
.
наиболее образованные и талантливые. Это те
, -
лификацией, и которые мо гут легко найти высокооплачиваемую работу в других странах (бизнесмены, программисты, ученые, журналисты, художники и пр.). Показатель эмиграции квалифицированной рабочей силы из России в страны ОЭСР составляли в 2010 годы в среднем 250-270 тыс. чел. в год [19]. Улучше ние качества жизни в России позволит удержать от выезда на Запад наиболее перспективные и талант,
перехода страны на инновационный путь развития. Но важно отметить, что по данному показателю положительной динамики за последние годы не наблюдается.
Основные принципы модернизационного развития исходят из необходимости максимально полного развития личности, реализации ее конституционных прав и свобод, обеспечения личной безопасно ста, повышения производитель, . -
ходимо, чтобы достигнуть экономического и социального уровня западных стран. Однако этих целей невозможно достичь, если в общественном сознании граждан доминируют иждивенческие, па терналистские, традиционалистские и социально-пассивные установки. Поэтому социальная пассивность становится не просто фено-ме ном общественного сознания, но и важным
фактором дестабилизации общественного
,
апатии.
Литература:
1. Бапьцерович Л. Социализм, капитализм, трансформация. Очерки на рубеже этих эпох. М. : Наука, 1999. С. 167-172.
2. Федотова ВТ. Анархия и по рядок в постсоветской России // На перепутье. М., 1999.
3. Яницкий О.Н. Социология риска. М., 2003.
4. Касьянов ВВ. Молодёжь России XXI века: особенность и проблемы самореализации. Краснодар. 2016. С. 126.
5. Чередниченко Г.А. Молодежь России: социальные ориентации и жизненные пути. СПб., 2004. . 250.
6. . / . франц, предисл. Г. Дж. Ласки. М. : Прогресс, 1992. 554 с.
7. Turner J. Toward a General Theory of Social Emotions // Journal for the Theory of Social Behavior, 1999. Vol. 29(2). P. 134.
8. Шибутани Т. Социальная психология. Ростов н/Д: Феникс, 1998. С. 195.
9. . -/ . , . // -
логия в России; под. Ред В.А. Ядова. 2-е изд. М. : Изд-во ИС РАН, 1998. С. 123.
10. Сычева B.C. Проблемы имущественного не-
//
стратификация в условиях формирования граж-
. . 2. . : ,
1995. С. 228.
11. . . -варь. М. : Книжный мир. 2004. С. 69.
12. Нагимова AM. Благосостояние населения как наиболее важный показатель качества жизни
//
Тезисы докладов и выступлений на Всероссийском социологическом конгрессе «Глобализация и социальные изменения в современной России»: в 16 т. Т. 3. Экономическая социология и социология труда. М. : Альфа-М, 2006. С. 142.
13. Беляева ПЛ. Социальная стратификация и бедность в т регионах России...
14. Гаранты О. О российской бедности и точке невозврата // Южная столица Ростов. 2013. № 14(156). 18 июля. С. 7.
15. Касьянов ВВ. Государственная молодёжная политика в России: опыт, проблемы, перспективы. Краснодар : Периодика Кубани, 2010. С. 184.
16. Кобяк О.В. Экономическая социология. Минск : ФУАинформ, 2002. С. 23.
17. Авраамова ЕМ. Воспроизводство адаптационных практик в период российской транс формации // ОНС. 2005. № 6. С. 5-15.
Literature:
1. Baltserovich L. Socialism, capitalism, transformation. Sketches at a turn of these eras. M. : Science, 1999. P. 167-172.
2. Fedotova V.G. Anarchy and an order in PostSoviet Russia // At the crossroads. M., 1999.
3. Yanitsky O.N. Risk sociology. M., 2003.
4. Kasyanov V.V. Youth of Russia of the 21st century: feature and problems of self-realization. Krasnodar. 2016. P. 126.
5. Cherednichenko G.A. Youth of Russia: social orientations and courses of life. SPb., 2004. P. 250.
6. Tokvil A. Demokratiya in the America / lane with Franz, npeflHC/i. G.J. Caress. M. : Progress, 1992. 554 p.
7. Turner J. Toward a General Theory of Social Emotions // Journal for the Theory of Social Behavior, 1999. Vol. 29(2). P. 134.
8. Shibutani T. Social psychology. Rostov n/fl: Phoenix, 1998. P. 195.
9. Golenkova Z. Social structure and stratification / Z. Golenkova, E. Igitkhanyan // Sociology in Russia; Under. Red V.A. Yadova. 2nd prod. M. : IS RAS publishing house, 1998. Page 123.
10.Sycheva V.S. Problems of property inequality in Russia // Social structure and stratification in the conditions of forming of civil society in Russia. Book 2. M. : IS RAS, 1995. Page 228.
11. Borisov A.B. Big economic dictionary. M. : Book world. 2004. P. 69.
12. Nagimova A.M. A population welfare as the most important indicator of quality of life in modern conditions of development of society // Theses of reports and performances on the All-Russian sociological congress «Globalization and social changes in modern Russia»: in 16 t. T. 3. Economic sociology and sociology of work. M. : Alpha M, 2006. P. 142.
13. Belyaeva L.A. Social stratification and poverty in t regions of Russia...
14. Guarantors O. O Russian poverty and nonreturn point // Southern capital of Rostov. 2013. № 14(156). July 18. P. 7.
15. Kasyanov V.V. the State youth policy in Russia: experience, problems, prospects. Krasnodar : Periodical press of Kuban, 2010. Page 184.
16. Kobyak O.V. Economic sociology. Minsk : Fuainform, 2002. P. 23.
17. Avraamova I.M. Reproduction adaptation the practician in the period of the Russian transkfor-mation // ONS. 2005. № 6. P. 5-15.
18. Шабанова МЛ. Социоэкономика: от парадигмы к новой науке // ОНС. 2006. № 1.
19. Docquier F. Gendered Assessment of the Brain Drain / F. Docquier, B. Lowell, A.A. Marfouk // Policy Re search Working paper. 4613. The World Bank, 2008, may.
18. Shabanova M.A. Sotsioekonomik: from a paradigm to new science // ONS. 2006. № 1.
19. Docquier F. Gendered Assessment of the Brain Drain / F. Docquier, B. Lowell, A.A. Marfouk // Policy Re search Working paper. 4613. The World Bank, 2008, may.
