CC BY
63
Гуляев А. Л. 1895: Отрывки из прошлого Уральского войска. Из записок полковника А. Л. Гуляева. Уральск.
Иванов А. 2012: Увидеть русский бунт. М.
Матвиевская Г. П., Прокофьева А. Г., Зубова И. К., Прокофьева В. Ю. 2011: Жизнь и творчество В. И. Даля в Оренбурге. Оренбург.
Модестов Н. 1913: В. И. Даль в Оренбурге. Исторический очерк. Оренбург.
Матвиевская Г. П., Прокофьева А. Г., Зубова И. К., Прокофьева В. Ю. (ред.) 2002: Неизвестный Владимир Иванович Даль. Оренбургский край в очерках и научных трудах писателя. Оренбург.
Нуркова В. В. 2000: Свершенное продолжается: психология автобиографической памяти. М.
Орехов С. И. 1989: Клятва и проклятие как элементы религиозного культа// Отношение человека к иррациональному. Сборник. Свердловск. [Электронный ресурс]. - Режим до ступа: http://www.aquarun.ru/psih/relig/relig6.html
Памятная книжка для нижних чинов гвардии и армии 1835. СПб.
Филиппова И. А., Годовова Е. В., Моисеева С. А. (ред.) 2013: Записки Н. В. Агапова: из походной жизни оренбургских казаков. Оренбург.
Фокин Н. 2010: Уральск православный. Уральск.
V. I. DAL AND ORENBURG COSSACKS (THE ISSUE OF MENTALITY SHAPING)
T.I. Rozhkova
The notes of Cossack N. V. Agapov examined within the framework of government reforms in Orenburg area make it possible to develop the idea of V. I. Dal's activity as the governor's ad hoc officer. The notes supply conclusive evidence that V. I. Dal' book was approved by the Cossacks and fostered Cossack military culture.
Key words: the Orenburg Cossack Army, V I. Dal, N. V. Agapov, social rules, oath of allegiance, 'naive' letter
© 2013
О. В. Рвачева
СОЦИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ И ИСТОРИЯ. ПОПЫТКИ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА КАЗАЧЬЕГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
Процесс казачьего возрождения, начавшийся в к. 1980-х гг., по замыслу его участников должен был восстановить культурную среду казаков. Однако воспоминания о «золотом веке» казачьей истории, объединявшие тех, кто желал возрождения казачества, расходились с историей. Попытки же воплощения культурных традиций и форм в современных условиях конца XX — начача XXI в. приводили к искажению социокультурной системы.
Рвачева Ольга Владимировна — старший научный сотрудник Южного научного центра РАН, доцент кафедры истории и теории политики Волгоградского филиала РАНХиГС. Е-шаД: о^агуасИеуа@ mail.ru
Социальная память потомков казаков стала важнейшим фактором казачьего возрождения, однако она же создала ситуацию деформации истории. В статье рассматривается, как противоречия между социальной памятью и историческими реалиями повлияли на развитие процесса казачьего возрождения в конца XX в.
Ключевые слова: социальная память, история, казачество, возрождение казачества
В обыденной жизни мы часто обращаемся к памяти и истории как к синонимичным понятиям. Для индивидов и социальных групп история и память — это и накопленный опыт, и средство осмысления этого опыта. Однако в отличие от истории и исторического сознания, в контексте их научного понимания, память выбирает из прошлого события и факты актуальные для настоящего существования индивида или коллектива. При этом часто складывается ситуация мифологизации и конструирования прошлого. Цель данной статьи — проанализировать как обращение к памяти и к истории повлияло на начало и развитие процесса казачьего возрождения конце XX — начале XXI в.
Спецификой существования казачьих сообществ в современной России являлась прерывистость их исторического бытия. Казачество как специфическое социокультурное явления постепенно исчезало из реалий советского общества. Это происходило как под воздействием различных мер по расказачиванию, так и в связи с тем, что мероприятия советской власти по модернизации страны приводили объективно к размыванию основ социокультурной системы казачества.
Результатом такого состояния казачества стало то, что одной из важнейших посылок казачьего возрождения в к. 1980-х гг., «запустившей» механизм воспоминания стал страх «потерять прошлое, угроза его забывания, ослабление... памяти»1.
Так, тема сохранения памяти и традиции звучала и в письмах жителей Ростовской области, присылаемых в 1990 г. в редакцию газеты «Молот» и в Оргкомитет Съезда казаков Дона: «... отрадно, что на Верхнедонье народные казачьи хоры становятся привычным явлением, что возрождаются народные промыслы.», «...поют бабушки, тетки и дядьки, мама с отцом. в нестройном пении моих родных трогает меня казачья песня, и веет ветер старины, и тоска по родной земле, и любовь к ней понятны мне и близки. Хочу, чтобы маленькая дочурка моя, не в пример своей маме, знала и умела петь эти грустные и задорные песни, гордилась тем, что в ее жилах течет казачья кровь...», «... сохранить надо рецепты приготовления донских блюд. Кто слышал, что такое «кулага»?», «.Литературному товариществу «Шолоховский круг» надо резко улучшить свою деятельность. Идти к людям. Ведь многие не знают ни истории казачества, ни славных его (минувших) дел»2.
Второй важной посылкой казачьего возрождения, непосредственно связанной с темой памяти, стал поиск в обществе новой идентичности взамен разрушавшейся советской. Казачья культура в скрытой форме продолжала сохраняться на протяжении всего советского периода, а в конце 1980-х гг. в результате кризиса советской культуры, сложились благоприятные обстоятельства для выхода казачьей культуры из латентного состояния.
Работа памяти для процесса возрождения казачества имела на наш взгляд ключевое значение, так как она позволяла восстановить временную последова-
1 Дубин 2008, 10.
2 Озеров, Киблицкий 2000, 102, 103, 106, 108 и др.
тельность культурного опыта3. Другая важная функция памяти — «от имени прошлого санкционировать определенные образцы поведения, установки, оценки в настоящем... с проекцией в будущее» — также оказалась востребованной в казачьем возрождении. Участникам казачьего возрождения, говорившем от имени казачьих сообществ, требовалось не просто воссоздать картину прошлого казачества, но и актуализировать это прошлое, то есть история казачества должна была оправдывать и обосновывать необходимость казачьего возрождения.
Участники процесса возрождения казачества сразу озвучили идею «воссоздания своей среды обитания»4. На практике это должно было привести к воссозданию основных элементов социокультурной системы казачьих сообществ — воинской службе, специфической системе самоуправления и особой системе общинного землепользования. Стержневой основой системы являлась служилая воинская компонента, определявшая и специфику культуры, и особый статус казаков в прошлом (военно-служилое сословие).
В попытках возрождения этих элементов проявилось противоречие между образами социальной памяти и историческими реалиями.
Казачья служба воспринималась участниками возрождения как некий родовой компонент системы: «казак рождался воином, с малолетства готовил себя к военной службе». Полезность и нужность казачьей службы Российскому государству воспринималась вне времени и исторических обстоятельств: «Сегодня необходимо в союзе с представителями власти, армейского командования, военкоматами и Союзом казаков вернуть в армию казачьи воинские традиции»5.
Утрата казаками военно-служилого статуса после установления советской власти означала для многих не только утрату привилегий, но и исчезновение одного из важнейших критериев казачьей идентичности. Неслучайно в период создания территориально-милиционной системы в 1920-30-х гг., имевшей внешнее сходство с системой иррегулярных войск, власть предложила ее казакам как адаптационную форму для вовлечения в процесс социалистического строительства. А в Законе Краснодарского края о реабилитации кубанского казачества, принятого в 1995 г. ликвидация традиционных форм подготовки, обучения и несения воинской службы характеризовалась как репрессивная мера в отношении кубанского казачества6.
В Концепции государственной политики по отношению к казачеству 1994 г. государственная служба казачества была объявлена фактором, в результате воздействия которого «казачество приобрело те черты, которые характеризуют его как специфическую часть российского народа». Среди видов и форм государственной службы, перечисленных в Концепции, служба в Вооруженных силах РФ стояла на первом месте7. Таким образом, и для казачества, и для власти возрождение
3 Дубин 2008, 10.
4 Таболина 1999, 81.
5 Водолацкий, Озеров, Киблицкий 2006, 78-79
6 Закон Краснодарского края № 15-КЗ от 26 сентября 1995 г. «О реабилитации кубанского казачества» // Сборник нормативных актов Российской Федерации и Краснодарского края, принятых в отношении казачества 1995, 163.
7 Основные положения концепции государственной политики по отношению к казачеству. Одобрены Постановлением Правительства Российской Федерации от 22 апреля 1994 г. № 355 // Российская газета. 1994. 13 мая.
казачьей службы становилось важным идентификационным и мобилизационным принципом, позволявшим казакам не только вспомнить о важнейшем элементе культурной специфики, но и вернуть «утрату», а власти использовать возможный потенциал социальной группы.
Следуя логике возрождения как восстановления исторических форм жизнедеятельности казачества, участники казачьего движения в нач. 1990-х гг. неоднократно высказывали пожелания о восстановлении традиционных форм организации казачьей службы, которая, по их мнению, способствовала бы улучшению качества службы и избавлению от многих негативных моментов в армии.
Участники возрожденческого процесса не обращали внимания на те исторические факты, которые свидетельствовали о том, что уже к началу XX в. военная служба казаков являлась не только архаическим пережитком феодальной служилой системы за льготы, но и становилась экономически тяжела для самих казаков. В начале XX в. в среднем затраты на снаряжение казака составляли больше двухсот рублей, росло число казаков, неспособных за собственный счет снарядиться на службу. Таким казакам выдавались ссуды станичными обществами, взамен общество получало право распоряжаться паем такого казака, сдавать его в аренду в счет погашения ссуды8. В 1900 г. начальник Главного управления казачьих войск Щербов-Нефедович после командировки в Область Войска Донского в отчете написал, что есть случаи, когда казаки-отцы просят станичный сбор взять в распоряжение паи их сыновей и тем самым снимают с себя ответственность за снаряжение на службу9.
Не менее важным для анализа проблем возрождения казачьей военной службы является установление невозможности воспроизвести традиционные принципы комплектования казачьих частей, а именно принцип территориальности, создания воинских землячеств. Во-первых, вооруженные силы российского государства формировались по закону на экстерриториальной основе, во-вторых, казачьих войск как территориально-административных единиц больше не существовало, как и иррегулярных частей которые они комплектовали, и реализовать предлагаемый способ формирования воинской части - хутор-отделение-взвод; станица-рота; район-батальон-полк — оказалось невозможно. Попытки его внедрения были неудачными.
Уничтожение после гражданской войны войсковой системы и насильственный передел земли, произведенный большевиками с последующим введением колхозного строя, привел к складыванию и закреплению в памяти потомков казаков мифа об утерянном казачьем благосостоянии в виде земельного пая, обеспечивающего казакам безбедное существование в Российской империи. В результате движение за возрождение казачества в конце XX в. одним из краеугольных принципов этого возрождения объявило восстановление казачьей общинной собственности на землю10.
Как современные историки, так и исследователи земельного вопроса в казачьих войсках в нач. XX в. констатировали кризис системы общинного землеполь-
8 Футорянский 1995, 59-60.
9 Доклад о результатах командировки начальника главного управления казачьих войск генерал-лейтенанта Щербов-Нефедовича в 1900 г в Область Войска Донского 1902, 33.
10 Водолацкий, Озеров, Киблицкий 2006, 35-36.
зования. По Положению 1835 г., душевой надел казака должен был составлять 30 дес. Однако к нач. XX в. в результате увеличения населения этот размер сократился в несколько раз и на Дону в среднем составлял 11 дес. (а в реальности по отдельным округам доходил до 4-5 дес.11).
Серьезную проблему для развития землепользования составляла процедура наделения паем молодого казака и сопровождавшие ее земельные переделы. Авторы аналитических материалов, публикуемых Статистическим комитетом Области войска Донского, отмечали, что именно переделы в начале XX в. особенно негативно отражались на состоянии казачьей надельной земли, так как приводили казачий пай к размерам, достаточным лишь для удовлетворения необходимых потребностей и то в средние по урожайности годы12.
Отсутствие законодательных актов, позволивших бы казакам осуществлять землепользование в других формах (артельные аренды, например и др. формы землепользования, которые стали доступны крестьянам во второй половине
XIX в.) усугубляли экономическое отставание казаков от крестьян, проживающих на территориях казачьих войск.
Однако ни кризис экономический, сопровождавший общинное казачье землепользование, ни другие исторические факты, как то: полуфеодальное прикрепление казака к станице (для отлучки из станицы требовалось разрешение атамана), невозможность свободного распоряжения своим земельным паем (казак был лишь пользователем земли но не собственником ее), не принимались участниками возрождения во внимание. На российских общеказачьих форумах нач. 90-х гг.
XX в. постоянно принимались положения в поддержку общинного принципа землевладения: «Необходимо соединение общинного хозяйствования с современными сельскохозяйственными технологиями, возвращение к понятию юртовых земель. с их общинным обихаживанием.. ,»13. В принимаемых на разных уровнях власти документах снова и снова воспроизводится положение о необходимости восстановления специфичной формы казачьего землевладения и землепользования, которая определяется как общинная. Для осуществления этой задачи федеральные и региональные власти разрабатывали документы, вводящие в правовую и хозяйственную практику понятие казачьего землепользования, создавали условия для формирования специального целевого земельного фонда для наделения землей казачьих обществ. Однако в новых экономических условиях воспроизвести общинное землепользование было невозможно.
Но была и другая сторона вопроса. Казачьи войска являлись земельными общинами, в пределах которых казаки, составляя повсеместно менее половины населения, тем не менее на правах «титульного этноса» контролировали все экономические ресурсы. К началу XX в. сформировалась особая казачья земельная идеология, основанная на принадлежности занятых казаками земель всему казачьему войску и казачьих демократических порядках землепользования14. С началом возрожденческого процесса казаки попытались вернуть себе особое положение на территориях традиционного проживания, инициировав правовые попытки
11 Футорянский 1995, 67.
12 Греков 1901, 19.
13 ГАКК. Ф. 1843. Оп.1. Д. 19. Л. 83.
14 Водолацкий, Озеров, Киблицкий 2006, 35-36.
объявления этих территорий историческими территориями проживания казаков. Участники возрожденческого процесса вновь обратились к идеологическим обоснованиями казачьих прав на землю которые, как явствует, например, из резолюций первого Большого круга Союза казаков Области войска Донского, оплачены казачьей кровью15.
Наконец, третий элемент казачьей социокультурной системы, который попытались возродить в современных условиях — казачье самоуправление, — также не избежал деформаций, связанных с особенностями восприятия событий прошлого социальной памятью.
Казачьи сообщества рассматривали как хранителей и носителей традиций демократического управления. «Когда американские отцы-основатели» только вырабатывали основы демократического общества, казаки уже сотни лет жили по законам демократии»16.
Несмотря на то, что управленческие институты казаков на всех этапах истории выполняли в общем-то одни и те же функции (организация сообщества, выработка норм управления), специфика их различалась порой кардинально. В XVI-XVII вв. атаман и круг на Дону исполняли не только функции управления, но и играли сакральную роль, их основной задачей являлось сохранение общей доли (жизненной силы) сообщества17. В XVIII-XIX вв. войсковые круги превратились в декоративный элемент казачьей системы управления, а атаман стал имперским чиновником. Восстановление деятельности кругов и рад и выборности атамана после февральской революции 1917 г. привели к формированию в казачьих областях системы представительной демократии18.
В конце 80-х — начале 90-х гг. XX в. в общественно-политической лексике в связи с развитием движения за возрождение казачества вновь появляются такие слова, как «круг», «атаман», «казачий сход» и пр. По сути это свидетельствовало о начале процесса конструирования социокультурных границ казачьего возрождения. В его практику вводились традиционные элементы организации и управления, существовавшие у казаков до начала XX в. Но традиционные казачьи управленческие институты приобретают принципиально иную специализацию. В 90-х гг. XX в. казачий круг уже не является органом управления социума, тем более органом государственного управления, донским парламентом, «хозяином земли Донской», каковым он был в 1917 г. и в период гражданской войны. Теперь это форма собрания в рамках общественной организации, без прежних прав и суверенных возможностей. Атаман становится главой не политико-административного образования с собственной территорией, а общественной организации, пусть и получившей после 1997 г. особый реестровый статус.
Все попытки введения традиционного казачьего самоуправления на казачьих территориях даже на уровне станицы-хутора столкнулись с главной проблемой современности — отсутствием выраженной казачьей идентификации у населения. Было непонятным, чьи интересы в таком случае представляли казачьи структуры власти.
15 Водолацкий, Озеров, Киблицкий 2006, 75.
16 Водолацкий 2005, 23-24.
17 Рыблова 2008, 131.
18 Рвачева, Рыблова 2009.
Таким образом, в казачьем возрождении отчетливо проявились те черты, которые Дж. Тош назвал чертами социальной памяти, обладающими особенно серьезным искажающим эффектом19. Это особое отношение к традициям и ностальгия по прошлому, когда из истории казачества вычленялись в наиболее привлекательном виде факты и явления, такие например как патриотизм казаков их участие и героизм в военных сражениях. При этом не учитывалось, что казаки нередко в истории выступали и в качестве «потрясателей основ» российской государственности.
В начале возрожденческого процесса память, обладая мощным мобилизационным эффектом, способствовала быстрому развитию возрожденческого процесса. Но противоречия между историческими реалиями и сюжетами, выбранными социальной памятью привели к торможению этого процесса, так как реальность постсоветской действительности потребовала серьезных адаптационных механизмов для восстановления казачьей среды обитания.
ЛИТЕРАТУРА
Водолацкий В. П. 2005: Круг десятый (обратной дороги нет). Документально-информационный бюллетень по основным направлениям деятельности казачьих обществ на 2005 г. Ростов-на-Дону.
Водолацкий В. П., Озеров А. А., Киблицкий А. Г. 2006: Возрождение: первый круг казаков Дона. Ростов-на-Дону.
Греков А. 1901: Очерки крестьянского землевладения и землепользования в таганрогском округе // Сборник Области Войска Донского Статистического комитета. Вып. 2, 14-22.
Дубин Б. 2008: Память, война, память о войне // Отечественные записки. 43 (4), 6-21.
Озеров А. А., Киблицкий А. Г. 2000: История современного донского казачества. Исследования и документы. Монография. Ростов-на-Дону.
Рвачева О.В., РыбловаМ.А. 2009: Тенденции развития систем казачьего управления на территории Войска Донского (XVIII-XX вв.) // Власть. 4, 136-139
Рыблова М.А. 2008: Атаманская власть в казачьих сообществах на Дону (XVI-XVIII вв.) // Власть. 11, 129-133.
Таболина Т. В. 1999: Казаки: драма возрождения. 1980-1990-е годы. М.
Тош Дж. 2000: Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка. М.
Футорянский Л. И. 1995: Казачество на рубеже веков. Оренбург.
SOCIAL MEMORY AND HISTORY: (METHODOLOGICAL ANALYSIS ATTEMPT)
O. V. Rvacheva
Cossack revival that started in the late 1980s was meant to restore Cossack cultural environment. But reminiscences of the Cossack golden age that united partisans of Cossack revival differed from history. Attempts to adjust cultural forms and traditions to modern conditions at the turn of the century brought forth distorted socio-cultural system. Cossack descendants' social memory became an important factor of Cossack revival, but it also created history distortion. The paper covers the impact created by contradictions between social memory and historical facts on Cossack revival in the late 20th century.
Key words: social memory, history, Cossacks, Cossack revival
19 Тош 2000, 22.
