CC BY
108
ИСТОРИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ
УДК 93/94
СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ ГОРОДСКИХ СРЕДНИХ СЛОЕВ В ПЕРИОД ТРАНСФОРМАЦИИ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА НАЧАЛА ХХ в.: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
© Наталья Валерьевна СТРЕКАЛОВА
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, кандидат исторических наук, доцент кафедры российской истории, e-mail: [email protected]
Рассматриваются проблемы и перспективы исследования социальной мобильности городского населения Российской империи в начале ХХ в. Охарактеризованы объемы и «каналы» социальной мобильности городских средних слоев провинциального губернского центра в предреволюционное десятилетие.
Ключевые слова: социальная мобильность; городское население; городские средние слои.
Проблема исследования состояния социума в контексте процесса модернизации позднеимперской России актуальна и представляет особый интерес. С одной стороны, назрела потребность в пересмотре ряда устойчивых стереотипов в восприятии общественных слоев и социальных процессов Российской империи начала ХХ в., с другой стороны, необходима постановка принципиально новых исследовательских задач, решение которых базировалось бы на применении современной методологии, междисциплинарного подхода и информационных технологий. Наконец, как и сегодня, Россия начала ХХ в. переживала период трансформации, требующий решения схожих задач, вектор изменений имел ту же направленность: становление демократического политического режима и рыночной экономики, модификация социальной структуры общества с развивающимся средним классом, формирование плюралистической культурной среды. Все это актуализирует углубленное изучение исторического опыта.
Для осмысления проблемы «открытости» российского провинциального городского общества начала ХХ в. особое значение имеет исследование вопросов социальной мобильности: ее объемов, «каналов», типов и причин.
Социальную мобильность, считают исследователи, правильнее было бы назвать обратной стороной проблемы неравенства, поскольку «социальное неравенство усиливается и узаконивается в процессе социальной мобильности», одной из главных функций которой является отвод в безопасные каналы и сдерживание недовольства [1, с. 154]. Социальная мобильность может быть как позитивным, так и негативным фактором общественного развития, особенно если она перестает быть контролируемой.
В этой связи особый интерес представляет исследование данных процессов применительно к городским средним слоям - социальной группе населения, в значительной мере определявшей, согласно прочно утвердившимся в современных социальных науках представлениям, вектор экономического и политического развития страны, основе ее стабильности.
Именно детальное исследование вертикальной и горизонтальной мобильности (их каналов и объемов) дадут возможность судить о подвижности российского городского «среднего класса» предреволюционного десятилетия и дополнительные весомые аргументы для объяснения способности выполнения этими слоями роли опоры общества и
слабости его стабилизирующей роли в революции 1917 г.
Социальная мобильность населения России в целом и городского населения в частности, являясь одним из актуальных направлений исследований современной социальной истории, в то же время остается малоизученной проблемой.
Изучение социальной мобильности было начато П.А. Сорокиным, который определил ее как «любой переход индивида или социального объекта (ценности), т. е. всего того, что создано или модифицировано человеческой деятельностью, из одной социальной позиции в другую» [2, с. 373]. Выводы и положения, сформулированные им, остаются актуальными и сегодня. Проблемы и подходы к изучению социальной мобильности как отражение социальной структуры общества затрагивали в своих работах К. Маркс, Т. Парсонс, М. Вебер [3-5]. Различные аспекты мобильности были проанализированы в исследованиях Р. Бендикса, С.М. Липсета, Г.Л. Зеттерберга, Д.В. Глассе, Р. Эриксона, Дж. Голдторпа, Э. Гидденса и др. [6-9].
Проблемы социальной мобильности нашли отражение и в работах отечественных исследователей конца Х1Х - начала XX в.
В. Берви-Флеровского, В.И. Ленина (в рамках анализа динамики социально-классовых перемещений), М. Туган-Барановского (в рамках «распределительной теории»), С.И. Солнцева (в рамках «производственной теории» [10].
До 1960-х гг. исследования социальной мобильности в СССР практически не велись. Только в 1960- 1970-е гг. отечественные ученые начинают изучать социальную мобильность, используя термин «социальные перемещения» [11; 12].
Сегодня социальной мобильностью занимаются политологи, экономисты, демографы, социологи. Хотя теоретические положения и модели социальных наук могут эффективно применяться к историческим данным [13; 14]. Об этом свидетельствуют активно развивающиеся исторические исследования социальной мобильности (особенно межпоколенной профессиональной и брачной мобильности) в США, Канаде, Европе [13; 15-17].
В 1990-2000-е гг. проблемы социальной мобильности становятся предметом изучения
российских историков. Однако в отечественной историографии большинство исследований социальной мобильности российского общества начала XX в. носят фрагментарный характер и посвящены отдельным аспектам и формам социальной мобильности (чаще межсословной или профессиональной) на отраслевом и региональном уровнях, на хронологически ограниченных отрезках [18, с. 209210; 19-23]. Некоторые исследования содержат отдельные общие оценки: «мобильность выросла» или «мобильность была небольшой» [24, с. 37].
Анализ историографии проблемы свидетельствует о значительных лакунах в исследовании истории социальной мобильности российского общества: практически не изучены социокультурные и психологические аспекты мобильности, ее влияние на образ жизни, политическая мобильность и др.
Отмечая положительную тенденцию «взаимообогащения» двух научных дисциплин (социологии и истории), исследователи в то же время отмечают разность используемых подходов к ее изучению, что существенно затрудняет проведение широких сравнительно-исторических исследований данных процессов [13, с. 101].
Методологической основой исследования социальной мобильности российского общества, особенно в период модернизации, когда происходила активизация многих социальных процессов и усложнение социальных структур, должен являться междисциплинарный подход, синтезирующий в себе как собственно исторические методы исследования, так и методы других наук.
Всестороннее комплексное исследование проблем социальной мобильности возможно только на основе массовых источников, содержащих персонифицированную информацию по городскому населению. Сведения массовых источников должны быть репрезентативны, персонифицированы, стандартизированы и сопоставимы с данными других источников как в рамках одного года, так и за ряд лет, что позволяет представить объект исследования многомерно, персонифицировано, в динамике. Этим критериям, в частности, удовлетворяют такие источники по городскому населению, как адрес-календари и справочные книжки служащих, окладные книги городских недвижимых имуществ,
списки избирателей городских избирательных съездов в Государственные Думы, формулярные списки, списки торгово-промышленных слоев и другие персонифицированные источники.
Исследование социальной мобильности городского населения на основе массовых источников является чрезвычайно трудоемким процессом. Анализ информации, содержащейся в данном типе источников, практически не возможен без комплексной обработки и применения компьютерных технологий, создании на основе указанных источников электронных баз данных [25].
Изучение процессов социальной мобильности связано с необходимостью учета микроизменений в судьбах конкретных людей. В современной российской исторической науке локальный подход, включая мик-роисторический, завоевывает все больше сторонников. Локальный уровень конкретного города дает многое для понимания различных социальных процессов, через их особенности позволяет сосредоточить внимание на некоторых сторонах общественного устройства, недостаточно осмысленных ранее, дополнить и уточнить результаты, полученные в ходе макроисследований.
Так, проведенное на материалах Тамбова - типичного провинциального губернского центра - исследование социальной мобильности городских средних слоев позволило конкретизировать отдельные аспекты проблемы на локальном уровне [22].
Необходимой составляющей для исследования социальной мобильности является анализ статического или стратификационного уровня (т. е. исходная принадлежность к определенному социальному слою: элите, средним или низшим слоям). Социальную мобильность можно определить как изменение стратификации во времени.
От типа стратификационной системы зависят критерии и факторы, влияющие на положение человека в социальной иерархии, социальная мобильность, а так же степень «открытости» общества. Исследователи полагают, что в классовой системе социальная мобильность гораздо выше, нежели в сословной, рабовладельческой или кастовой [9, с. 196].
П.А. Сорокин, сравнивая интенсивность вертикальной мобильности в демократиче-
ском и недемократических (авторитарных) обществах, делал вывод о том, что в первом типе обществ мобильность более интенсивная, поскольку в них существует больше «отверстий» и «лифтов» для спуска и подъема [2, с. 377].
Особое значение и возможности исследования открывает применение подходов и методов многомерной стратификации - определение статусной позиции человека в системе социальной иерархии не по одному, а по нескольким критериям [26].
Исследователи полагают, что намного был бы продвинут методологический аспект исследований социальной мобильности в том случае, если вместо простой линейной регрессии использовалась множественная регрессия, которая исследует влияние двух и более переменных на критерий [13].
Так, к факторам, влиявшим на социальную мобильность в России начала XX в., можно отнести: государство (и положение в системе государственной иерархии), армию, состояние экономики, уровень общественного устройства, идеологию, традиции, религию (церковь), семью и т. н. «социальный капитал» (знакомства и связи), образование и воспитание, место жительства, происхождение, возраст, индивидуальные особенности человека (талант, способности) и др.
П.А. Сорокин называл это своеобразными «ситами». Он писал: «Внутри стратифицированного общества существуют не только каналы вертикальной стратификации, но и своего рода «сито», которое просеивает индивидов и определяет то или иное место в обществе» [2, с. 377]. В любом обществе этот механизм состоит из всех имеющихся социальных институтов и организаций, которые выполняют эти функции. По его мнению, к ним можно отнести те же институты, которые являются «лифтами», «каналами», «лестницами» вертикальной циркуляции: семья, армия, церковь, политические и профессиональные организации. «Они тестируют и просеивают, отбирают и распределяют своих индивидов по различным социальным стратам и позициям», - полагал П.А. Сорокин [2, с. 405]. Суммарно, по его мнению, социальная мобильность может быть представлена в ее трех основных ипостасях - экономической, политической и профессиональной [2, с. 377].
В российском обществе начала ХХ в. элементы этакратической стратификационной системы играли важную, если не сказать ведущую роль. В России начала XX в. социальное продвижение оставалось тесно увязанным с объемом прав и обязанностей перед государством. Одним из основных каналов вертикальной социальной мобильности городского населения в Российской империи начала ХХ в. был не просто профессиональный, но именно служебный - движение вверх или вниз в иерархии государственной службы.
Анализ объемов и каналов вертикальной социальной мобильности, через которые происходили изменения социального статуса городских средних слоев Тамбова в предреволюционное десятилетие позволил сделать вывод о том, что более 40 % в 1907-1912 гг. и около 30 % в 1912-1917 гг. представителей данной социальной группы перешли из одной социальной страты городского населения (например, из средних средних слоев в высшие средние слои) в связи с движением вверх или вниз по служебной лестнице [2735]. Изменения по службе предполагало и повышение или понижение (в случае разжалования или понижения) доходов, в т. ч. в виде роста или сокращения вознаграждения за службу (жалования).
Другим существенным каналом вертикальной социальной мобильности городского населения Российской империи начала ХХ в. был рост экономического благосостояния. Около 30 % в 1907-1912 и почти 50 % в 1912-1917 гг. средних слоев Тамбова поднялись или опустились по социальной вертикали, вследствие изменения их имущественного положения. Особый интерес представляет тот факт, что более 70 представителей средних слоев в анализируемое десятилетие поднялись в элиту города в результате роста экономического (в т. ч. имущественного) благосостояния. Значительный процент представителей средних слоев, поднявшихся из средних слоев города в элитарные, приходился на представителей мещанства и крестьянства. Это может служить одним из дополнительных свидетельств возраставшей роли социального эскалатора, присущего капиталистическому развитию.
В России начала ХХ в. не только формально, но и фактически продолжали сохра-
няться основные сословные отличия, а в основе социальной политики государства по-прежнему лежал принцип сословности. Анализируя межсословную мобильность российского общества XIX - начала XX в. исследователи приходят к выводу о ее росте, особенно для городского населения, что является характерной чертой «открытого общества» [23, с. 133-140].
Однако капиталистическое развитие вносило свои коррективы в социальную структуру Российской империи. В официальных государственных документах все население страны по-прежнему градировалось по сословному признаку, но в реальной жизни дифференциация все четче осуществлялась по экономическому, социальному и культурному признакам. Так, анализ мобильности городских средних слоев губернского центра Центрального Черноземья свидетельствовал о том, что сословная мобильность в 1907-1917 гг. по объему уступала профессиональной и имущественной. Изменения в сословном звании средних слоев Тамбова составляли от 10 до 14 % в 19071912 гг. и от 3 до 5 % в 1912-1917 гг. [27-35].
Сословная мобильность городских средних слоев была представлена, в основном, следующими перемещениями: переходом
крестьян в мещане (и наоборот), причислением крестьян и мещан в купеческое сословие (реже в почетные гражданине), получением личного или потомственного дворянства в результате продвижения по государственной службе и получения очередных чинов и орденов.
Анализ тамбовского материала позволил выделить еще один канал социального перемещения городских средних слоев - продвижение через общественную деятельность и участие в местном самоуправлении.
Для т. н. «старых средних слоев» (представленных, главным образом, мещанами и крестьянами) эта возможность, как правило, открывалась только в связи с ростом их материального благосостояния, а для «новых» средних слоев (государственных служащих и интеллигенции) - была связана с движением по карьерной лестнице, а также (особенно у дворян) с родственными связями и знакомствами. Участие в данном виде деятельности способствовало повышению престижа в провинциальном городском обществе.
Исследование размеров «лифтов» социальной мобильности свидетельствовало о влиянии капитализма на социальную структуру провинциального российского города. Относительно большой объем мобильности осуществлялся через более современные имущественные и профессиональные формы, хотя традиционные сословные продвижения продолжали существовать, но в более модернизированной форме.
В процессе социальной мобильности нашел отражение и социокультурный раскол средних слоев провинциального города. Изменение социального статуса представителей «новых» и «старых» средних слоев происходило через разные «каналы», что во многом определяло не только их социальные устремления, но и политическую ориентацию.
Так, для представителей «новых» средних слоев провинциального губернского центра Центрально-Черноземного региона в предреволюционное десятилетие социальное продвижение, чаще всего, было связано с движением по лестнице государственной службы, для «старых» - с упорным личным трудом и предприимчивостью.
В России в ходе и по завершению революции 1905-1907 гг. происходят преобразования в политической сфере, продолжаются процессы урбанизации и индустриализации, под действием которых происходили фундаментальные изменения в стратификационных системах. Эти процессы стали одними из факторов, обусловивших социальную мобильность.
В.П. Булдаков пишет: «Возможности, так называемой, вертикальной мобилизации в предреволюционной России были не столь значительны, но все же у любого образованного человека была возможность пополнить армию чиновничества или составить состояние на ином поприще» [24, с. 37].
Материал Тамбова показывает наличие в предреволюционное десятилетие заметной вертикальной социальной мобильности: в 1907-1912 гг. 11 % представителей городских средних слоев изменили социальную позицию в иерархии населения города в результате вертикальных перемещений, в 1912-1917 гг. доля таковых составляла около 8 %.
В результате восходящей вертикальной мобильности 2 % (64 человека) городских средних слоев Тамбова в 1907-1912 гг. и
0,5 % (23 человека) в 1912-1917 гг. пополнили городскую элиту.
Помимо перемещений по вертикали для части представителей городских средних слоев были отмечены изменения горизонтального порядка - отдельные подвижки, произошедшие в их имущественном, профессиональном, должностном статусе, месте жительства, семейном статусе, которые, однако, не повлекли за собой качественное изменение их социальной статусной позиции. Они составили 9 % социальных перемещений городских средних слоев Тамбова в 1907-1912 гг. и 13 % в 1912-1917 гг.
В целом процесс смены социальных статусов (включая вертикальные и горизонтальные перемещения) охватил значительный процент средних слоев города и составил 20 % в 1907-1912 гг. и 21 % в 1912-1917 гг. [27-35].
Однако, как показало исследование социальной мобильности на материалах провинциального губернского центра, несмотря на ее наличие в обществе, возможности подъема в социальной иерархии оставались ограниченными. Результаты анализа тамбовского материала свидетельствуют о том, что большинство представителей исследуемой социальной группы на протяжении всего периода оставались в своей социальной страте.
Существовало множество формальных и неформальных ограничений и установлений, которые либо благоприятствовали, либо препятствовали продвижению. Например, при работе с архивными материалами часто встречаются документы о прохождении аттестации чиновниками, в которых указывались индивидуальные качества чиновника (на хорошем ли счету, своенравный или покорный, старательный или ленивый, опытный ли и т. д.), его вредные привычки (например, пристрастия к вину, играм и т. д.). Зачастую такая информация играла важную роль в продвижении чиновника по карьерной лестнице. Чтобы получить приличное место, нужно было обладать не только хорошими профессиональными навыками, но и протекцией, особенно в провинции, где наблюдалась определенная «замкнутость» отдельных социально-профессиональных групп и кор-поративизация отношений.
Да и в целом продвижение для основной части представителей городских средних
слоев было возможно до определенного уровня. Так, по свидетельству современников, чин подполковника при отставке был пределом карьеры для большинства пехотных офицеров. Если провести аналогии с должностями, которые соответствовали этому чину, то в военной службе - это помощник батальонного командира, уездный военный начальник, ротные помощники в военных и морских училищах, а в гражданской -судьи, профессора и доценты университетов, старшие столоначальники.
Интерес представляет интенсивность социальной мобильности средних слоев города в предреволюционное десятилетие.
П.А. Сорокин писал: «Под интенсивностью понимается вертикальная социальная дистанция или количество слоев экономических, профессиональных или политических -проходимых индивидом в его восходящем или нисходящем движении за определенный период времени» [2, с. 376].
Исследование проблемы социальных перемещений средних слоев Тамбова свидетельствовало о том, что более частыми были перемещения в пограничных стратах, а не через несколько социальных позиций. Так, в 1907-1912 гг. из 64 представителей городских средних слоев, пополнивших состав элитарных слоев города, 37 поднялись в элиту из высших средних слоев, и 27 - из средних средних слоев. В 1907-1912 гг. вертикальные социальные перемещения, когда человек поднялся или опустился сразу на несколько ступеней по социальной лестнице, составляли 13 % от общего числа представителей средних слоев, для которых были отмечены вертикальные циркуляции. В 19121917 гг. этот процент сократился и составил около 9 %.
Причем, интересным представляется тот факт, что в 1907-1912 гг. такой «перескок» преобладал в социальном перемещении, направленном вверх, а в 1912-1917 гг. - вниз. Кроме того, в 1912-1917 гг. число представителей средних слоев, поднявшихся в высшие средние слои, заметно сократилось и, напротив, выросло в числовом выражение движение из средних средних слоев в низшие средние. В 1912-1917 гг. в сравнении с 19071912 гг. заметно сократилось продвижение представителей городских средних слоев
в элитарные городские слои (с 2 до 0,5 %) [27-35].
П.А. Сорокин полагал, что вряд ли когда-либо существовали общества, социальные слои которых были бы абсолютно закрытыми. Но в то же время, считал он, «в ходе истории любой страны или социальной группы существуют периоды, когда вертикальная мобильность увеличивается как количественно, так и качественно. Однако существуют и периоды, когда она чувствительно уменьшается» [2, с. 380-381].
Данные по объему, интенсивности и типу социальных перемещений городских средних слоев Тамбова в предреволюционное десятилетие могут служить одним из дополнительных подтверждений этого. Так, 1907-1912 гг. можно оценить как благоприятное время для роста городских средних слоев и в целом имущей части городского населения. Социальные перемещения происходили в условиях экономического подъема в стране и совершенствования городской жизни. Напротив, следующее пятилетие, три года которого приходилось на время Первой мировой войны и вызванного ею хозяйственного кризиса, характеризуется сокращением объемов вертикальной социальной мобильности в целом и в особенности восходящей. В этот период незначительно, но объемы нисходящей мобильности (особенно экономической или имущественной) превысили показатели восходящей вертикальной мобильности [27-35].
Социальная мобильность общества -сложный и противоречивый процесс. Некоторые исследователи полагают, что сами по себе социальные перемещения не меняют характера социальной стратификации. Однако социальная мобильность в то же время является «формой латентного процесса, образующего сердцевину преобразований в стратификационных системах» [1, с. 162]. За ней часто бывают скрыты структурные изменения в обществе.
Наличие в российском провинциальном городском обществе начала ХХ в. социальной мобильности является свидетельством его открытости. Однако в то же время социальная мобильность на фоне ухудшавшейся экономической и социально-политической ситуации в стране в годы Первой мировой войны создавала дополнительную напряжен-
ность, становясь еще одним дестабилизирующим фактором в кризисной ситуации 1917 г.
Процессы мобильности и обновления в сложной экономической и политической ситуации, сложившейся в России к 1917 г., усугубляли раскол средних слоев города. Новые представители в составе городских средних слоев не успевали воспринять новую идеологию и проникнуться системой ценностей, усвоить нормы поведения, что затрудняло формирование социальной идентичности, необходимой для выполнения социально-ста-билизирующей функции, традиционно отводимой историей этим слоям.
Дополнительные результаты о роли и месте социальной мобильности в российском обществе начала ХХ в. даст детальное исследование демографической составляющей мобильности, а также таких значимых социальных процессов, как урбанизация, миграция, маргинализация, социализация.
1. Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1995.
2. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество / общ. ред. и сост. предисловия А.Ю. Со-гомонов. М., 1992.
3. Маркс К. Капитал // Избранные сочинения. М., 1988. Т. 9.
4. Вебер М. Основные понятия стратификации // Социологические исследования. 1994. № 5.
С. 147-156
5. Парсонс Т. Система современных западных обществ / пер. с англ. Л.А. Седова, А.Д. Ковалева; под ред. М.С. Ковалевой. М., 1998.
6. GlassD.V. Social mobility in Britain. L., 1954.
7. Lipset S.M., Bendix R., eds. Social mobility in industrial society. Berkeley, 1959.
8. Erikson R., Goldthorpe J.H. The constant flux a study of class mobility in industrial societies. Oxford, 1992.
9. Гидденс Э. Социология. М., 1999.
10. Социология в России / под ред. В.А. Ядова. М., 1998.
11. Руткевич М.Н., Филиппов Ф.Р. Социальные перемещения. М., 1970.
12. Методологические проблемы социологического исследования мобильности трудовых ресурсов / отв. ред. Т.И. Заславская, Р.В. Рыв-кина. Новосибирск, 1974
13. Леувен ван М.Х.Д., Масс И. Изучение социальной мобильности в прошлом // Историческое профессиоведение: источники, методы, технологии анализа: сборник научных трудов /
под ред. В.Н. Владимирова, М.Х.Д. ван Леувена. Барнаул, 2008. С. 101-148.
14. Стрекалова Н.В. Теории социальной страти-
фикации и мобильности и возможности их применение к российскому обществу начала ХХ в. // Вестник Тамбовского университета. Кафедра российской истории. 1994-2009.
Приложение к журналу. Тамбов, 2009. С. 119138.
15. Threnstrom S. Poverty and progress: social mobility in a nineteenth century city. N. Y., 1964.
16. Blumin S. Mobility and change in antebellum Philadelfia / Threnstrom S., Sennet R., eds. Nineteenth-century cities: essays in the new urban history. New Haven, 1969.
17. Bouchard G. L'analyse de la mobilite socio-professionelle au Saguenay a l'aide de la reconstitution automatique des familles // Evolution et eclarement du monde rural: structures, fonctionnement et evolution differentielle des societes rurales franzaisses et Quebecoises. P., 1986. P. 89-103.
18. Чибисов М.Е. Сословно-профессиональная мобильность духовенства Петропавловской церкви Барнаула во второй половине XIX в. // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». № 36. URL: http:// www.aik-sng.ru/node/260.
19. Лавицкая М.И. Эволюция сословного общества Орловской губернии в условиях российской модернизации второй половины XIX -начала XX вв.: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. М., 2010.
20. Канищев В.В., Кончаков Р.Б., Стрекалова Н.В.
Межпоколенная профессиональная мобильность жителей Тамбова в начале ХХ в. // Историческое профессиоведение: источники,
методы, технологии анализа: сборник научных трудов / под ред. В.Н. Владимирова, М.Х.Д. ван Леувена. Барнаул, 2008. С. 85-100.
21. Зайцева О.М. Социальная мобильность высших городских слоев населения на рубеже XIX-XX вв. (на материалах Тамбова) // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». М., 2002. № 30. С. 14-15.
22. Стрекалова Н.В. Социальная стратификация и социальная мобильность городских средних слоев в 1907-1917 гг. (на материалах Тамбова): автореф. дис. . канд. ист. наук. Тамбов, 2003.
23. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): в 2 т. СПб., 1999. Т. 1.
24. Булдаков В.П. Красная смута. Природа революционного насилия. М., 1997.
25. Стрекалова Н.В. Социальная стратификация и мобильность // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». М., 2002. № 30. С. 23-25.
26. Стрекалова Н.В. К проблеме методики идентификации средних слоев провинциального российского города в начале ХХ в. // Вестник Тамбовского университета. Серия Гуманитарные науки. Тамбов, 2011. Вып. 11 (103).
С. 303-308.
27. ГАТО (Гос. арх. по Тамбовской области). Ф. 17. Оп. 38. Ед. хр. 14. Л. 1-9об.
28. ГАТО. Ф. 17. Оп. 38. Ед. хр. 20. Л. 7-15об.
29. ГАТО. Ф. 17. Оп. 43. Ед. хр. 7. Л. 1-10об.
30. ГАТО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 317а.
31. ГАТО. Ф. 145. Оп. 32. Ед. хр. 5.
32. ГАТО. Ф. 145. Оп. 37. Д. 1-3.
33. ГАТО. Ф. 145. Оп. 40. Ед. хр. 1-6.
34. Адрес-календарь Тамбовской губернии на
1912 г. Тамбов, 1912.
35. Адрес-календарь и справочная книжка служащих Тамбовской губернии 1916 г. Тамбов, 1916.
Поступила в редакцию 14.06.2012 г.
UDC 93/94
SOCIAL MOBILITY OF URBAN MIDDLE GROUPS IN PERIOD OF RUSSIAN SOCIETY'S TRANSFORMATION IN THE BEGINNING OF 20th CENTURY: PROBLEMS AND PERSPECTIVES OF RESEARCH
Natalya Valeryevna STREKALOVA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Candidate of History, Associate Professor of Russian History Department, e-mail: strekalovanv @ mail.ru
The problems and perspectives of the research of social mobility of the Russian Empire's urban population in the beginning of 20th century are considered. The capacity and social mobility’s ways of urban middle groups of provincial governmental centre were characterized in the ten years before revolution.
Key words: social mobility; urban population; urban middle classes.
