CC BY
0
социология
SOCIOLOGY
НАУЧНАЯ СТАТЬЯ
УДК 316.4.06(574)
ББК 60.524.222(2КазЗ)
Г 83
DOI: 10.53598/2410-3691-2023-3-324-55-71
СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ ПРИГРАНИЧНЫХ ТЕРРИТОРИЙ ЗАПАДНОГО КАЗАХСТАНА: СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ И СОЦИО-ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СПЕЦИФИКА1
(Рецензирована)
Александр Владимирович ГРИГОРЬЕВ
Астраханский государственный университет им. В.Н. Татищева, Астрахань, Россия
proeu@yandex. ги
Александр Владимирович РОГОВ
Астраханский государственный университет им. В.Н. Татищева, Астрахань, Россия
alexr.89@mail.ru
Аннотация. Статья посвящена исследованию современных тенденций и определению социально-демографической специфики составляющих социальной идентичности населения приграничных областей Западного Казахстана (Атырауской и Мангистауской). Актуальность данной темы обусловлена динамичностью, подвижностью определенных составляющих социальной идентичности, прежде всего внешнеполитических ориентаций. Территория Прикаспия является объектом геополитических интересов многих международных акторов, не все из которых проводят в настоящий момент дружественную политику по отношению к Российской Федерации. В этой связи самовосприятие местного населения является важным моментом прогнозирования дальнейшего развития социальных процессов у границ России, а также необходимой базой для выработки российской внешней политики в данном направлении.
Социальная идентичность была исследована при помощи применения количественных (онлайн-анкетирование) и качественных (фокусированные групповые интервью) методов исследования. В массовом опросе объектом исследования стало население Атырауской и Мангистауской областей Казахстана; метод отбора респондентов — квотный; выборочная совокупность репрезентативна по полу и возрасту респондентов, также было обеспечено необходимое количество опрошенных для проведения сравнений в зависимости от величины населенного пункта проживания опрошенных. Фокусированные групповые интервью были проведены среди учащейся молодежи в возрасте от 18 до 23 лет, граждан Казахстана, проживающих до обучения в РФ в Атырауской и Мангистауской областях.
Результаты исследования позволяют сказать о преобладании в структуре идентичности общегражданского компонента: население приграничных областей Западного Казахстана гордится своей гражданской и этнической принадлежностью, достаточно патриотично и консервативно и в то же время аполитично. Сохраняются тренды на инструментальное использование русского языка, его широкое использование в различных сферах жизни. Зафиксированные социально-демографические отличия становятся «тревожным звоночком» для нашей страны: молодежь, а также жители небольших населенных пунктов, характеризуются менее позитивными в отношении России внешнеполитическими ориентациями и большей поддержкой перехода казахского языка
1 Статья подготовлена в рамках проекта при поддержке гранта РНФ № 22-18-00301 «Процесс конструирования новых идентичностей в Каспийском макрорегионе в контексте социетальной безопасности».
на латиницу. Это обуславливает необходимость дальнейшего мониторинга социальной идентичности населения данных территорий, где перспективным может быть использование методов анализа больших данных и других новых методик исследования социальной реальности.
Ключевые слова: социальная идентичность, Западный Казахстан, идентичность населения Западного Казахстана, отношение к русскому языку в Казахстане, внешнеполитические ориентации казахстанцев, общекаспийская идентичность.
Для цитирования: A.B. Григорьев, A.B. Рогов. Социальная идентичность населения приграничных территорий Западного Казахстана: современные тенденции и социо-демографическая специфика // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология». 2023. Вып. 3 (324). С. 55-71. DOI: 10.53598/2410-3691-2023-3-324-55-71.
ORIGINAL RESEARCH PAPER
SOCIAL IDENTITY OF THE BORDER TERRITORIES OF WESTERN KAZAKHSTAN POPULATION: MODERN TRENDS AND SOCIO-DEMOGRAPHIC SPECIFICS
Alexander V. GRIGORYEV
Astrakhan State University named after V.N. Tatishchev, Astrakhan, Russia proeu@yandex. ru
Alexander V. ROGOV
Astrakhan State University named after V.N. Tatishchev, Astrakhan, Russia alexr.89@mail.ru
Abstract. The article aims to study modern trends and determine socio-demographic specifics of the components of the social identity of the population in the border regions of Western Kazakhstan (Atyrau and Mangystau). The relevance of this topic is determined by the dynamism and mobility of certain components of social identity, primarily in terms of foreign policy orientations. The Caspian territory is an object of geopolitical interest for many international actors, not all of whom are currently pursuing a friendly policy towards the Russian Federation. In this regard, self-perception of the local population is an important point in predicting the further development of social processes near the borders of Russia, as well as a necessary basis for developing Russian foreign policy in this region.
Social identity was investigated using both quantitative (online survey) and qualitative (focused group interviews) research methods. In the mass survey, the object of research was the population of the Atyrau and Mangistau regions. The respondents were selected using a quota sampling method, ensuring that the sample was representative in terms of gender and age. Additionally, the number of respondents was determined based on the population size of the respective locations. Focused group interviews were conducted among young students aged 18 to 23, who were citizens of Kazakhstan residing in the Atyrau and Mangystau regions prior to their education in Russia.
The results of the study indicate the prevalence of a civic component in the structure of identity. The population of the border regions of Western Kazakhstan takes pride in their civic and ethnic identity, displaying a considerable level of patriotism and conservatism, while remaining apolitical. Instrumental usage of the Russian language remains as a trend and it's still widespread in various spheres of everyday life. The socio-demographic differences that have been identified raise concerns for our country. The youth and residents of small towns demonstrate less favorable attitudes towards Russia in terms of foreign policy orientation and are more supportive of the transition of the Kazakh language to Latin script. This necessitates further monitoring of the social identity of the population of these territories, where the use of big data analysis methods and other contemporary methods may be promising.
Keywords: social identity, Western Kazakhstan, identity of the population of Western Kazakhstan, attitude towards the Russian language in Kazakhstan, foreign policy orientations of Kazakhstanis, general Caspian identity.
For citation: Grigoryev A.V., Rogov A.V. Social identity of the border territories of western
Kazakhstan population: Modern trends and socio-demographic specifics // Bulletin of the Adyghe State
University. Series «Regional Studies: Philosophy, History, Sociology, Jurisprudence, Political Sciences,
Culturology». 2023. Iss. 3 (324). pp. 55-71. DOI: 10.53598/2410-3691-2023-3-324-55-71.
Введение. В рамках социологической науки можно выделить два основных подхода к изучению идентичности:
1. Макросоциологический, где акцентируется влияние социальной структуры общества на процесс идентификации. Здесь идентичность может анализироваться с точки зрения структурно-функционального подхода Э. Дюркгейма, Т. Парсонса, Р. Мертона и др.;
2. Микросоциологический, где ученые, прежде всего, обращают внимание на индивидуальный опыт индивидов, влияние социальных групп, как, например, в концепциях Ч. Кули, Г. Мида, И. Гоффмана и др. [1];
3. В нашей работе мы будем использовать подход И. Гоффмана, который подчеркивал, что идентичность всегда является результирующим моментом социальных взаимодействий, «примеривания» индивидами социальных ролей, таким образом, человек как определяет себя в иерархической структуре общества, так и находит ин-группы, с которыми себя в последствие отождествляет.
В качестве объекта исследования нами была избрана социальная идентичность молодежи приграничных территорий Республики Казахстан (РК). Актуальность данной проблемы обусловлена трансформационными процессами, которые происходят с социальной идентичностью населения, прежде всего молодежи, многих прикаспийских государств. Особенно важным исследование данных процессов выглядит на фоне столкновения в данном регионе геополитических интересов различных влиятельных международных акторов: России, стран коллективного Запада, Турции, активно разворачивающей концепцию пантюркизма, и других игроков. В этой связи самовосприятие населения РК, прежде всего приграничных территорий, является важным моментом прогнозирования дальнейшего развития социальных процессов у границ России, а также необходимой базой для выработки российской внешней политики в данном направлении.
Анализ предыдущих исследований.
Проблематика социальной идентичности населения РК, а также оснований ее формирования, являлась предметом научного интереса как российских, так и зарубежных исследователей.
Одной из фундаментальных работ в этом направлении стала коллективная монография «The Nazarbayev Generation: Youth in Kazakhstan» [2] под общей редакцией Марлен Ларюэль — директора Института европейских, российских и евразийских исследований (IERES) Университета Джорджа Вашингтона. Работа вызвала оживленную дискуссию, стала своеобразной точкой отсчета для исследований как российских, так и казахстанских ученых. Как следует из названия, монография посвящена исследованию социальных характеристик поколения молодых казахстан-цев, рожденных в эпоху правления Нурсултана Назарбаева.
Основные выводы, к которым приходят ученые, заключаются в следующем:
1. Поколение Назарбаева — одно из самых конформистских: наиболее важными для них являются семейные ценности, здоровье, материальный достаток. Молодые казахстанцы очень патриотичны, в большинстве своем видят свое будущее в Казахстане, показывают высокие значения территориальной идентичности. Таким образом, цитируя авторов: «They are quite happy with society as it is».
2. Ларюэль отмечает высокий уровень консерватизма среди молодежи РК. Две трети опрошенных выступают против абортов, 60% рассматривают проявления
гомосексуализма как девиацию, не заслуживающую оправдания, достаточно большое количество опрошенных выступают за традиционное распределение тендерных ролей.
3. «Naz-generation» является достаточно неоднородным. Значительные различия наблюдаются: среди населения Севера, Центра и более консервативного Юга и Запада РК; среди горожан и сельского населения, а соответственно — среди более «вестернизированных» молодых людей с высоким достатком и достатком выше среднего и среди бедных слоев населения.
4. Несмотря на то, что, по данным исследований авторов, в целом молодые казахстанцы поддерживают демократический политический режим (фаворитизи-руя при этом роль сильного лидера), авторы сомневаются в том, что демократические ценности могут составлять фундамент идентичности молодежи РК (в том числе основываясь на том, что, по данным других исследований, молодые казахстанцы реже, чем их взрослые соотечественники, демонстрируют поддержку демократии). Кроме того, всего лишь 5% опрошенных видят США как хорошую модель для государственного развития, в то время как Россию — 22% (которая, по мнению авторов, далеко не является оплотом демократии). В то же время Ларюэль обращает внимание на то, что можно выделить так называемое «Q-generation» от латинской формы написания названия страны — Qazaqstan. Этот слой составляют в целом достаточно националистично настроенные сторонники собственного пути развития Казахстана, выступающие за снижение сотрудничества с Россией, выход из-под ее влияния и ориентацию, прежде всего, на страны Азии.
Как уже было отмечено, работа Ларюэль и ее коллег вызвала достаточно активную дискуссию в научном сообществе. В частности, Н.П. Космарская — старший научный сотрудник Центра изучения Центральной Азии и Кавказа Института востоковедения РАН, в своей статье [3] комментирует проанализированную работу Ларюэль, а также ее совместную статью «Kazakhstani public opinion of the United States and Russia: testing variables of (un)favourability» [4]. Отмечая достоинства работ, в то же время Космарская пишет, что «авторы не видят главного обстоятельства, определяющего позиции казахстанской молодежи и представителей других поколений по отношению к России (и на этом фоне — к США)». Речь идет о выявленной в работе Космарской схожести двух стран в политико-экономической, историко-культурной, языковой и ментальной сферах. Отечественная исследовательница продолжает: «На этом фоне, на наш взгляд, не вполне корректной выглядит сама предпринятая М. Ларюэль и Д. Ройсом попытка поставить рядом Россию и США... Подобным образом было бы логичнее сравнивать мнение казахстанцев о таких равноудаленных от их страны объектах, как США и Евросоюз...». Анализируя внешнеполитические ориентации молодых казахстанцев, Космарская приходит к выводу о том, что, несмотря на многовекторность геополитического курса РК, существенных разрывов в мировосприятии казахской молодежи и более старших поколений (в том числе и касающихся отношения к России) не наблюдается. Для казахстанцев Россия продолжает являться частью бывшего целого, объединяющего две страны исторически, экономически, культурно. В контексте данной работы ценными, на наш взгляд, являются также результаты исследования этнолингвистических проблем и отношения молодых казахстанцев к Дню Победы. Так, говоря об использовании языков, ученая отмечает значимость социально-статусного фактора. Среди информантов, занимающих высокие статусные позиции, наблюдается достаточно рациональный, можно даже сказать, инструментальный подход к языкам. Они активно пользуются русским и английским языками как инструментами получения необходимой информации и средством, прежде всего, междуна-
родной коммуникации, при этом казахский язык не может обеспечить выполнения данных функций. Среди молодежи с менее высоким социальным статусом, по результатам исследования Н.П. Космарской, наблюдается фаворитизация родного языка. Такая молодежь полагает, что казахский язык знать нужно обязательно, инструментальный подход к языку не находит понимания. Интересна полученная информация об отношении казахстанской молодежи к Дню Победы. Исследовательница приходит к выводу, что «общение с казахстанскими студентами в большей мере отразило российские (по крайней мере, на дату написания статьи), нежели внутриказахстанские общественные дискуссии о войне». В целом зафиксированное состояние общественного мнения на период 2020 г. достаточно позитивно с точки зрения российской исторической политики (хотя отмечается, что в высказываниях информантов имеется незначительное количество маркеров попыток заместить нарратив борьбы против фашизма нарративом борьбы за независимость). Дискуссия среди информантов сводилась к различию в восприятии этого события: эмоционального и более спокойного, исторического. Для части информантов День Победы до сих пор вызывает эмоции гордости, сопричастности к этому великому событию. Однако Космарская отмечает, что среди части ответов наблюдается утрата эмоциональной сопричастности, прежде всего по демографическим причинам — уход ветеранов и других людей, помнивших войну. Для таких информантов День Победы — лишь историческое событие, хотя и имеющее позитивные последствия, в том числе для Казахстана. Это, по мнению исследовательницы, свидетельствует о том, что среди части молодежи РК, причем весьма продвинутой с точки зрения интеллектуального развития и социального статуса, зреет стремление к переоценке коллективного восприятия ВМВ и связанных с ней событий.
Статья Ларюэль не осталась незамеченной и в Казахстане. Так, в диалог с ее выводами вступает сотрудник Кокшетауского университета им. А. Мырзахметова А.Н. Тесленко. В своей работе [5] он дает характеристику двум поколениям молодежи в Казахстане — миллениалам и центениалам. Несмотря на различия между этими поколениями в целом, автор приходит к выводу, что в Казахстане их ценностные ориентиры достаточно близки. Ученый во многом соглашается с выводами Ларюэль. Тесленко обращает внимание на высокий уровень традиционализма и конформизма в обоих поколениях. По словам исследователя, молодые казахстан-цы активно поддерживают политику «пресвященного авторитаризма» и культурной «казахизации» всех сторон общественной жизни. Вместе с тем автор справедливо отмечает, что высокий рейтинг доверия к власти совсем не гарантирует низкий уровень протестного настроения в молодежной среде. События января 2022 г. показали верность предложенного тезиса. Важными в условиях последующей «дена-зарбаевизации» для Тесленко выглядят замечания Ларуэль о все большем давлении националистического меньшинства на процессы «культурной казахизации» и отношения с Россией, а также повышения статуса ислама в публичном пространстве. Автор задается вопросом о том, насколько далекими могут быть последствия такого давления. Характеризуя религиозную идентичность молодых казахстанцев, ученый отмечает, что традиционно быть казахом — значит принадлежать к исламской культуре и мусульманскому миру. В то же время геокультурная экспансия англо-американской культуры и западных стандартов жизни ставят, по мнению автора, под вопрос объективацию религиозной принадлежности молодого поколения, которое «зациклено на цифровом взаимодействии, где меньше человеческой коммуникации, больше техногенной». Обращаясь к одному из важных маркеров идентичности — владению языками, Тесленко отмечает, что казахский язык для молодежи выступает, прежде всего, способом национальной идентификации, в то время
как русский и английский — инструменты интеграции в мировую культуру и науку. Очень важной в контексте нашей работы представляется предложенная ученым модель культурной идентификации и социализации. Она представляет собой сферу, на полюсах которой находятся традиционная и модернизационная модели социализации, а, соответственно, и формирования идентичности, в центре же — мобилизационная модель. Представители традиционной модели — сельские жители, практически на 100% казахоязычные, с традиционно-патриархальной культурой, авторитетом старших и приоритетом рода и государства. Сталкиваясь с городской (в том числе русскоговорящей или же западноориентированной) реальностью, такие казахстанцы испытывают, по словам Тесленко, культурный шок, находятся в психологическом дискомфорте. Вторая описанная модель — мобилизационная. Ее представители — русскоязычная сельская молодежь (очень немногочисленная), а также некоторая часть казахской молодежи, как правило, городской, со средними и низкими доходами, находящаяся на стыке двух культур — казахской и русской. Таким образом, дуализм вкупе с низкими, по сравнению с иной городской молодежью, стартовыми способностями формирует несколько противоречивую, двойственную идентичность, которая включает в себя как черты казахского традиционализма, так и некоторые элементы, свойственные русской культуре. Наконец, модернизационная модель свойственна русской городской молодежи и некоторой части урбанизированной казахской молодежи, как правило, с высоким уровнем достатка и образования. Они, с детства находясь в городской, по преимуществу русско-европейской культуре, чаще общаясь на русском и даже английском, чем на казахском, в итоге оказываются обладателями совершенно иной идентичности. Такие люди более восприимчивы к индивидуалистическому рыночному мироощущению с его опорой на собственную личность, а не на родовые общинно-коллективистские или этатистские приоритеты. В заключении ученый делает предположение о том, что в новую политическую эпоху в Казахстане сохранится действие данной модели, при этом несколько радикализируется разрыв между традиционной и модернизационной моделями.
Проанализированные работы достаточно емко описывают интересующие нас составляющие социальной идентичности населения РК. Их можно дополнить выводами и других ученых (которые в целом им не противоречат). Так, О.Б. Молодов [6] и А.Б. Осадчая [7] подтверждают ранее описанные тезисы о наличии значительных отличий по линиям Центр+Север <—> Запад+Юг, а также аулы, села <—> города. При этом автор отмечает, что взаимодействие между представителями данных территорий не всегда проходят позитивно, о чем свидетельствует, например, наличие оскорбительных прозвищ: «мамбеты» (в некоторой степени похоже на русский аналог «сельпо») и «шала-казахи» («нечистые», «недоказахи»). Кроме того, можно обнаружить работы, поднимающие вопрос о росте значимости религиозной идентичности, особенно для молодежи. Так, Ю.О. Булуктаев отмечает, что рост религиозного самосознания может уже через 15-20 лет поставить вопрос о светскости РК и отделении религии от государства [8]. Некоторые же ученые, например, Е. Бурова [9], полагают, что в Казахстане зарубежными религиозными миссионерами формируется даже особая «навязанная» идентичность, которая отличается большей радикальностью, замкнутостью, интолерантностью по отношению к иным. Распространение такой религиозной идентичности, по мнению исследовательницы, может привести к росту протестного потенциала и формированию достаточно радикализированной прослойки населения. По мнению автора, существуют опасения, что в недалеком будущем встанет вопрос о возможности сохранения принципа светскости в Казахстане.
Обобщая информацию о социальной идентичности современных казахстанцев, можно прийти к нескольким выводам:
1. Большинство населения РК достаточно консервативно в своих взглядах, ему свойственен высокий уровень конформизма и патриотизма. Это позволяет предположить высокую значимость общегражданской идентичности в общей ее структуре.
2. Важны в контексте нашего исследования различия в культурной идентификации по территориальному принципу. Городскому населению свойственны в большей степени «вестернизированные» ценности, достаточно хорошее владение русским и в некоторых случаях английским языками, используемые ими, прежде всего, в инструментальном плане. Сельское же население отличается патриархальным укладом жизни, преимущественным использованием казахского языка, более строгим следованием народным и религиозным традициям.
3. Политическую идентичность казахстанцев характеризует высокий уровень конформизма, аполитичности и размытости идеологических ориентаций населения, что, однако, не исключает наличие скрытого протестного потенциала. Внешнеполитические ориентации населения РК отличаются разновекторностью с преобладанием пророссийской направленности в силу политико-экономической, историко-культурной и ментальной близости.
4. Значительное влияние на характеристики социальной идентичности казахстанцев оказывают не только уже описанные отличия по линиям город/село, но и географическое деление страны на более либеральный север и центр и консервативные юг и запад.
Таким образом, проблематика социальной идентичности населения РК является достаточно актуальной и хорошо разработанной тематикой, как в самом Казахстане, так и в России и иностранных государствах. В то же время недавние события, связанные с геополитическими трансформациями, могли изменить некоторые составляющие изучаемого явления. Крайне важным является исследование того, изменились ли достаточно позитивные, в целом пророссийские, внешнеполитические ориентации казахстанцев. Претерпели ли изменения иные составляющие социальной идентичности? Как в настоящий момент казахстанцы видят статус русского языка? На эти вопросы призвана дать ответы настоящая статья.
Методы исследования.
Количественное исследование было проведено при помощи метода онлайн-ан-кетирования. Электронная анкета распространялась при помощи таргетирования в социальной сети \ZKontakte на территории Атырауской и Мангистауской областей РК. Выборочная совокупность исследования составила 600 человек, разделенная поровну между исследуемыми областями; репрезентативна по полу и возрасту, для чего был использован квотный отбор респондентов в соответствии с пропорциями возрастных групп, а также мужчин и женщин в генеральной совокупности. После исчерпания квот в определенной группе производилась перенастройка таргетирования. Анкетирование проводилось до исчерпания всех квот.
В качестве качественного метода исследования были выбраны фокусированные групповые интервью. Информантами выступили студенты Астраханского государственного университета им. В.Н. Татищева, являющиеся гражданами Республики Казахстан (РК) и проживающие на территориях приграничных областей Западного Казахстана: Атырауской и Мангистауской. Возрастной состав — лица от 18 до 22 лет, распределение по полу — 40% мужчин и 60% женщин, национальный состав — казахи, русские и метисы.
Анализ результатов.
Анализируя результаты исследования, прежде всего, остановимся на иерархичности идентичностей опрошенных, иными словами, мы проверили, какая идентичность преобладает среди респондентов: общегражданская (я — человек РК),
постсоветская (я — советский человек), территориальная — (я — житель Аты-рауской области), религиозная (я — представитель своей религии), этническая (я — русский) или же политическая (я — представитель определенных политических взглядов). Для этого респондентам было предложено оценить вышеперечисленные суждения, насколько они важны для каждого — по шкале от 1 до 5, где 1 — очень важны, 5 — совершенно не важны. Ответы представлены в таблице 1.
Таблица 1. Иерархия базисов для построения идентичности
Среднее значение
Я — гражданин Республики Казахстан 2,52
Я — представитель своей национальности (например: Я — казах (казашка) / Я — русский (русская) 2,96
Я — житель своей области (например: житель Атырауской области) 3,04
Я — советский человек 3,09
Я — представитель своей веры 3,25
Я — представитель определенных политических взглядов (например: Я — коммунист, Я — либерал) 3,87
Исходя из полученных ответов, можно сказать, что в иерархии идентично-стей преобладает общегражданская и этническая идентичности. Что интересно, не утратило актуальности сопоставление себя с советским человеком, в частности, эта идентичность оказалась важнее религиозной. Для определения наличия взаимосвязей между ответами на основные вопросы анкеты, измеренные в порядковой или же интервальной шкале, и демографическими характеристиками здесь и далее использовался коэффициент корреляции Спирмена. Обозначим статистически значимые результаты. Наибольшее влияние на иерархию идентичности оказал возраст опрошенных. Коэффициенты корреляции для всех измерений оказались отрицательными, что указывает на обратную зависимость: чем старше человек, тем более важными для него оказались такие виды идентичности, как: общегражданская (здесь корреляция даже сильнее, чем в отношении соотнесения себя с советским человеком), постсоветская, этническая и религиозная (две последние показали связь на уровне пороговых значений). Статистически значимой оказалась взаимосвязь важности постсоветской идентичности и территории проживания респондентов: этот вид идентичности оказался важнее для жителей, проживающих за пределами областных центров Атырауской и Мангистауской областей. Пол респондентов не оказался статистически значимо связанным с иерархией идентичности.
Дополним приведенные результаты данными фокус-групп. Подавляющее большинство информантов в первую очередь считают себя гражданами РК. При этом стоит отметить, что гражданская идентичность является для молодежи в определенной степени само собой разумеющейся, некоторые были удивлены вопросом, почему для них важно гражданство, ведь РК — это родная страна, где они родились, выросли, большинство планируют провести свою жизнь, поэтому гражданская принадлежность рассматривается информантами часто как самая важная.
Участник фокус-группы: Я — гражданин Республики Казахстан, житель своей области, то есть Мангистауской, и я по национальности русский, то есть представитель своей национальности.
Модератор: Да? А почему для вас это важно?
Участник фокус-группы: Гражданство? Я думаю, для любого человека это важно. Я прожил все 18 лет в Казахстане, эээ, вырос в русской семье и просто родился и жил там.
Несколько реже участники исследования идентифицировали себя с определенной национальностью или территорией. Национальность важна вследствие того, что, по мнению опрошенных, это отличает их от других, дает что-то общее, позволяет сохранить свои традиции и обычаи, которыми гордятся информанты. Территориальная принадлежность в основном играла роль для тех студентов, кто удовлетворен своим местом проживания, кому нравятся их города, прежде всего Актау, который информанты описывают как приятный город для жизни, единственный крупный казахстанский город, находящийся у моря, с большим туристическим потенциалом.
Следующей важной составной частью идентичности является языковая составляющая. В целом стоит отметить, что в Казахстане сложилась достаточно позитивная ситуация для использования русского языка. Большинство опрошенных (см. табл. 2) отмечали, что в РК приоритетными для использования должны быть казахский и русский языки; несколько меньше ответивших включают в этот ряд английский. Стоит обратить внимание, что позиции «языкового обособления» находят поддержку менее чем у пятой части респондентов.
Таблица 2. Мнения о языках, приоритетных для использования на территории РК
Приоритетные языки % от ответов
Только казахский 18,5
Только русский 0,7
Только английский —
Казахский и русский 44,5
Казахский и английский 1,7
Русский и английский —
Казахский, русский, английский 32,9
Затрудняюсь ответить 1,7
Участникам фокус-групп также были заданы вопросы о том, какие языки должны быть приоритетными в использовании на территории РК. Абсолютное большинство участников исследования высказались в пользу казахского и русского. Их аргументация в пользу казахского языка вполне угадываема: данный язык является государственным. Аргументация же в пользу русского лежит в законодательной плоскости, так как, по словам опрошенных, в соответствии с законами Казахстана, в ситуациях официального общения человеку, начавшему разговор по-русски, обязаны отвечать по-русски. Кроме того, респонденты утверждали, что приоритет русского языка обуславливается большим количеством русскоязычного населения в республике, поэтому язык полезно знать для работы, также на нем можно учиться. Звучали отдельные высказывания в пользу исключительно казахского языка, так как не все население страны знает русский язык, а также мнения о том, что приоритет должен быть отдан трем языкам: казахскому, русскому и английскому, так как Казахстан активно взаимодействует, в том числе, и с западными странами.
Участник фокус-группы: Ну, ведь у нас даже по закону так: если человек начал говорить с тобой по-русски там в каких-то государственных учреждениях, то и отвечать ему должны по-русски. Ну, а потом, в стране ведь много русскоязычного населения...
Участник фокус-группы: Да, но ведь есть и те, кто не знает русского языка, я считаю, что все-таки в Казахстане приоритетным должен быть казахский язык.
Модератор: Спасибо! Какие еще мнения?
Участник фокус-группы: Мне кажется, что можно отдать приоритеты всем трем языкам: и казахскому, и русскому, и английскому, потому что Казахстан проводит многосекторную политику и взаимодействует со многими странами.
Еще одним моментом, который описывает языковую составляющую населения РК, является переход казахского языка на латинскую письменность. По данным количественного исследования, большинство его участников (64,5%) негативно относятся к этой инициативе. Если влияние возраста респондента на данный процесс вполне предсказуемо: чем моложе респондент, тем в большей степени он поддерживает переход казахского языка на латиницу, то влияние места проживания оказалось несколько неожиданным: сторонников перехода оказалось больше среди жителей менее крупных населенных пунктов. Можно предположить, что объяснением этому является большая консервативность жителей малых населенных пунктов. В этой связи переход казахского языка на латиницу можно интерпретировать как выражение поддержки национального обособления от России, косвенным подтверждением чему может служить большая доля жителей малых населенных пунктов, поддерживающих мнение о приоритетности только казахского языка, по сравнению с аналогичной долей населения областных центров (21,4% и 16,3% соответственно). Пол опрошенных не имеет статистически значимой взаимосвязи с оценкой перехода казахского языка на латиницу.
Данные фокусированных интервью показали, что отношение большинства участников интервью к этому процессу нейтральное, данная тема не вызывает большого интереса или эмоционального отклика. Студентам по большей части все равно, какую письменность использовать, больших неудобств переход не вызывает, поэтому данный вопрос не является значимой проблемой для информантов. Единственным неясным моментом в данной ситуации остается мотивация перехода: часто причины, по которым следует сменить письменность, являются непонятными или вообще незнакомыми для участников интервью.
Участник фокус-группы: Мне вот лично вообще все равно, какая у нас будет письменность. Я могу на любой читать и писать.
Модератор: То есть никаких неудобств, все нормально?
Участник фокус-группы: Да, единственное мне до сих пор не особо понятно, зачем вообще все это делается...
В то же время были зафиксированы и иные высказывания. Часть участников дискуссии высказались в поддержку перехода, так как считают, что на латинице писать удобнее, кроме того, латинские буквы органичнее передают звучание языка. Однако некоторые информанты не согласны с этим мнением, так как для них наоборот латинские буквы кажутся непривычными и неудобными для записи языка. Кроме того, по их предположениям, переход может быть особенно неудобным для старшего поколения, которое уже привыкло к кириллице. Также обращалось внимание и на другие аспекты перехода: во-первых, правила алфавита несколько раз пересматривались, что создало значительную путаницу относительно того, как грамотно писать; во-вторых, переход на другой алфавит — достаточно затратное мероприятие, что вкупе с непонятными его целями выглядит для части информантов несколько сомнительной инициативой.
Участник фокус-группы: А я поддерживаю переход. Мне кажется, на латинице удобнее писать, а потом, звуки же во многом отличаются от русского языка, их лучше передает латиница, мне кажется.
Участник фокус-группы: А мне так не кажется, новый алфавит какой-то странный, потом старшее поколение уже привыкло к кириллице, им сложно будет перейти на другой. А знаете что самое смешное? Они ведь сами не могут договориться, какой алфавит использовать. Несколько раз меняли его, не успеваешь следить... Как тут вообще это можно поддерживать?
Перейдем к характеристике внешнеполитических ориентаций населения приграничных территорий Западного Казахстана. В целом стоит отметить общий позитивный фон ориентаций: респонденты в большинстве своем согласны с тем, что Казахстан и Россия — хорошие соседи и друзья и даже братские страны (хотя число сторонников этого утверждения несколько ниже (см. табл. 3).
Таблица 3. Представления о взаимодействии России и РК
Определенно согласен(на) Скорее согласен, чем несогласен(на) Скорее несогласен, чем согласен(на) Определенно несогласен(на) Затрудняюсь ответить
У Казахстана с Россией общее историческое прошлое 52,2% 28,7% 9,6% 7,8% 1,7%
Казахстан и Россия — хорошие соседи и друзья 50,4% 26,1% 11,3% 3,5% 8,7%
Казахстан и Россия — братские страны 45,2% 22,6% 12,2% 11,3% 8,7%
В то же время некоторую «ложку дегтя» в складывающуюся позитивную картину вносит вопрос об изменениях отношения населения РК к России после начала СВО. Хотя число тех, кто считает, что это отношение не изменилось достаточно велико — 32,7%, количество респондентов, полагающих, что отношение в той или иной мере ухудшилось, больше — 35,4% (см. табл. 4).
Таблица 4. Мнения о динамике отношения населения РК к России
Отношение улучшилось (в °/о) Скорее улучшилось (в °/о) Осталось без изменений (в °/о) Скорее ухудшилось (в °/о) Отношение ухудшилось (в °/о) Затрудняюсь ответить (в °/о)
После протестов, произошедших на территории РК в январе 2022 года 23,0 8,0 43,4 10,6 6,2 8,8
После начала СВО 16,8 8,0 32,7 15,9 19,5 7,1
Проанализируем влияние социально-демографических характеристик опрошенных на исследуемые вопросы. Как и в предыдущих ситуациях, мы наблюдаем различия по возрасту. Молодежь приграничных территорий Западного Казахстана настроена более негативно: среди них меньше сторонников мнения о том, что Россия и РК — братские страны, кроме того, чем ниже возраст опрошенных, тем чаще они отмечали ухудшение отношения населения РК к России после начала СВО. Также мы отмечаем взаимосвязь (хотя и на пороговом значении уровня статистической значимости) между величиной пункта проживания и анализируемыми вопросами. Среди жителей областных центров меньше сторонников мнения о том, что Казахстан и Россия — хорошие соседи и друзья.
В фокус-групповых интервью такая сенситивная тема, как внешнеполитические ориентации и отношения с Россией, была облечена в обтекаемую формулировку: «По вашим наблюдениям, изменилось ли как-то отношение жителей РК к России за последнее время? Если да, то как?». Мнения опрошенных по данному вопросу разделились примерно поровну. Часть участников опроса полагают, что отношение не изменилось, иные опрошенные считают, что отношение изменилось в несколько худшую сторону. Причиной этому стали экономические факторы. Последние проявляются в том, что большое количество продовольствия в Западном Казахстане импортируется из России, на него наблюдался рост цен при росте курса рубля в 2022 г., что ударило по кошельку местных жителей. Кроме того, по мнению опрошенных, курс тенге сильно привязан к рублю, поэтому значительные изменения курса рубля, которые наблюдались в начале 2022 г., повлияли в представлении опрошенных на тенге.
Участник фокус-группы: По моему мнению, у граждан Казахстана не менялось мнение о России. Только из-за ограничений импорт и экспорт немного нарушился, некоторые товары перестали поставлять, некоторые — наоборот, на некоторые цены растут.
Модератор: То есть значительного изменения вы не наблюдаете?
Участник фокус-группы: Я скажу, что нет.
Модератор: Дарья?
Участник фокус-группы: Я тоже считаю, что незначительно. Может, в каких-то моментах изменилось, но не глобально.
Модератор: А как изменилось отношение к России за последнее время?
Участник фокус-группы: Ну, местное население немножечко негативно, слегка. Если рассматривать именно политическую ситуацию...
Участник фокус-группы: Политическая, ну, отчасти и экономическая...
Модератор: политическая — это что Вы имеете в виду?
Участник фокус-группы: Ну, ведь не все у нас поддерживают войну, кто-то из-за этого хуже стал относиться...
Модератор: понятно, а экономическая — здесь что?
Участник фокус-группы: Цены подросли на все. 1,5 года не был там, приехал и заметил, что практически на 100%.
Модератор: А как это с Россией связано?
Участник фокус-группы: Дело в том, что РФ доставляет немалое количество продуктов, а курс-то сначала тенге сильно упал, поэтому и цены выросли!
Следующий блок исследования был посвящен выявлению основ общекаспийской идентичности. Вопрос о том, есть ли сейчас что-либо, что может объединять народы Прикаспия, что может быть общим базисом для идентичности, до сих пор остается сложным и дискуссионным. Участники исследования видят данный базис по большей части в экономической плоскости. Торговля и совместные экономиче-
ские проекты — это фактически единственное, что на сегодняшний день, по мнению информантов, может объединить все страны Каспийского региона.
Участник фокус-группы: Морская граница. Мы можем спокойно между государствами ввести торговлю, важные грузы перевозить от одной стороны к другой. Так в принципе и происходит...
Модератор: То есть это именно экономика?
Участник фокус-группы: Да, именно экономика.
Участник фокус-группы: Ну, в первую очередь, все эти страны имеют границы на самом большом в мире озере, начнем с этого. Это исторически как бы, грубо говоря, самое большое в мире озеро. Во-вторых, имеем торговые соглашения, можем торговать там газом, нефтью. Казахстан, насколько я знаю, в особенности Мангистауская область, имеет морскую нефтепромышленность, земную нефтепромышленность, там большая часть, и оттуда же и торгуют нефтью.
В отдельных случаях можно использовать и другие базисы, однако они будут не всеобъемлющими. Среди них можно отметить тюркское происхождение (в представлениях информантов — в том числе и иранцы) большинства народов Прикаспия, однако в этом случае из общей матрицы исключается Россия и русские. Также общим элементом можно назвать общее советское прошлое, однако в этом случае исключением становится Иран.
Говоря о количественном опросе, в целом базисами для объединения стали общая территория вокруг Каспийского моря и общее советское прошлое (см. табл. 5). Однако относительно последнего варианта возникают некоторые сомнения вследствие того, что он ни разу не был упомянут в фокус-групповых интервью. Возможно, степень его актуализации очень низкая, и об общем советском прошлом население Казахстана, прежде всего молодое, вспоминает только лишь по подсказке.
Таблица 5. Базисы для построения общекаспийской идентичности
Базис объединения жителей Прикаспия Средневыборочный показатель (в сумме 100%) От общего количества ответов (в %)
Общая территория Каспийского бассейна 32,2 79,5
Общее советское прошлое 29,4 72,6
Язык 7,3 17,9
Менталитет 4,8 12,0
Культура 4,2 10,3
Религия 3,1 7,7
Кухня 3,1 7,7
Экономические благосостояние/трудности 12,8 31,6
Другое 0,3 0,9
Нет ничего общего 2,1 5,1
Затрудняюсь ответить 0,7 1,7
Ответы на вопрос анкеты о том, что объединяет жителей Прикаспия, был исследован в разрезе социально-демографических характеристик при помощи таблиц сопряженности. Вполне прогнозируемо молодые респонденты реже выбирали ответы об общем советском прошлом и об экономических трудностях. Интересно,
что аналогичные особенности характерны и для респондентов, проживающих в небольших населенных пунктах.
В дальнейшем мы попытались выяснить у участников интервью, какие общие проблемы характерны для стран Каспийского региона. Данный вопрос без входных данных вызвал значительные затруднения у информантов, и большинство из них не смогли сформулировать на него ответ. В качестве единичных высказываний можно отметить экологические проблемы, связанные с обмелением и загрязнением Каспийского моря, браконьерством, отсутствием эффективной сортировки мусора. Кроме этого, были отмечены и другие проблемы: проблема коррупции, которая, по мнению студентов, характерна для всех стран Прикаспия; неясный статус Каспия, так как соглашение о нем до сих пор не ратифицировано Ираном; наконец, внешнее давление, которое в той или иной форме испытывают большинство стран региона.
Участник фокус-группы: Ну, загрязнение рек, еще загрязнение природы, банально — сами люди мусорят, также заводы, нефть, всякие химикаты.
Модератор: Это для всех стран характерно ?
Участник фокус-группы: Да.
Даниил: Плохо развитая переработка мусора, вырубка лесов. Браконьерство, вывозят рыбу. Читал в новостях, тоже вывозить стали рыбу через границу. Пропадают виды животных.
Участник фокус-группы: В первую очередь, наверное, коррупция.
Модератор: Коррупция, так, для других стран это характерно, да?
Участник фокус-группы: Да, во всех странах это есть, еще неизвестно, где больше.
Таким образом, нами были изучены составляющие этнической идентичности населения приграничных территорий Западного Казахстана. Стоит отметить, что в иерархии идентичностей ведущее место занимает общегражданская идентичность, при этом независимо от национальности и других социо-демографических характеристик опрошенных. Важность своей принадлежности к гражданам РК является для респондентов само собой разумеющимся и даже вызвало некоторое удивление при просьбе обосновать свою позицию. Несколько менее важными оказались территориальная и этническая принадлежность. Казахские участники фокус-групповых интервью подчеркивали, что гордятся своей национальностью, стараются соблюдать национальные традиции. Территориальная идентичность оказалась важна, прежде всего, для жителей Актау, которые любят свой город, считают его уникальным для Казахстана, так как он является единственным крупным городом на берегу Каспийского моря с большим туристическим потенциалом. Языковая составляющая социальной идентичности позволяет нам сделать вывод о том, что население приграничных территорий Западного Казахстана в целом не проявляет языкового изоляционизма, толерантно относится к широкому использованию русского языка. Большинство опрошенных респондентов негативно относятся к переходу казахского языка на латиницу. В то же время здесь стоит обратить внимание на ряд ограничений полученных результатов. Прежде всего, на необходимость осторожно относиться к данному выводу указывает отсутствие явно негативного отношения к данному процессу во всех проведенных фокусированных групповых интервью. Для их участников эта тема в целом не является важной, можно сделать предположение, что современной молодежи РК по большей части все равно, какую письменность использовать. Кроме того, собственные наблюдения исследователей также позволяют сделать вывод о том, что на настоящий момент времени тема перехода на латиницу скорее не является объектом общественного внимания.
Что существенно для нашего исследования — данный процесс не интерпретируется и не используется большинством представителей казахстанского общества в качестве орудия для ухода от российского влияния, намеренного ослабления связей с Россией. Следующая важная составляющая для анализа — внешнеполитические ориентации населения приграничных территорий Западного Казахстана. В целом по данным количественного опроса складывается достаточно позитивная картина: респонденты в большинстве своем согласны с тем, что Казахстан и Россия — хорошие соседи и друзья и даже братские страны; число тех, кто относится к России так же даже после начала СВО, больше, чем тех, кто стал относиться хуже. Однако данные фокусированных групповых интервью не дают подобных поводов для оптимизма: не было зафиксировано ни одного высказывания о позитивной динамике отношения к России после начала СВО. Кроме того, личные наблюдения модератора позволяют сказать, что вопрос, который и так был отведен в сторону «обобщенного другого», был достаточно сенситивным. Далеко не все участники интервью высказали свое мнение. Это позволяет сделать предположение о существовании негативной динамики в отношении к России и некотором росте антироссийских настроений, которые, однако, носят латентный, скрываемый характер. Наконец, в завершение исследования была предпринята попытка сделать выводы о наличии и составляющих общекаспийской идентичности. Данные исследования показали, что Каспийский регион не является существенным базисом для построения идентичности. Участники исследования испытывали значительные затруднения с определением того, что связывает народы, проживающие на берегах Каспийского моря, не манифестировали ярко выраженную принадлежность к Прикаспию. С определенной натяжкой объединяющими элементами можно считать экономические, прежде всего торговые, связи между государствами Прикаспия, а также экологические проблемы, свойственные всем каспийским странам.
Следуя выводам предыдущих исследований, в нашей работе мы значительное внимание уделили влиянию социально-демографических характеристик респондентов на составляющие социальной идентичности, в частности возраста, величины населенного пункта проживания и пола опрошенных. Полученные результаты позволяют нам дать определенную характеристику специфики идентичности различных возрастных поколений. Прежде всего, обращает на себя внимание молодежь приграничных территорий Западного Казахстана. По сравнению со своими более старшими согражданами, для опрошенной молодежи менее важными являются характеристики общегражданской, постсоветской, религиозной и этнической идентичности. Кроме того, что может вызывать большую озабоченность, — молодые люди в большей степени поддерживают переход казахского языка на латиницу, реже полагают, что Казахстан и Россия — братские страны, в то время как чаще отмечают ухудшение отношения к России. Статистически значимые отличия также были зафиксированы и по такому признаку, как величина населенного пункта проживания респондентов. Для жителей малых городов и сел большее значение имела постсоветская идентичность. В то же время, что может находиться в противоречии с предыдущим наблюдением, они также более консервативны и, возможно, в большей степени стараются обособиться от внешнего влияния, в том числе от российского. Это проявляется, например, в языковой политике: среди жителей небольших населенных пунктов больше тех, кто поддерживает мнение о приоритетности лишь казахского языка на территории РК, а также больше сторонников перехода казахского языка на латиницу. Кроме того, среди таких опрошенных меньше сторонников мнения о том, что Россия и Казахстан — хорошие соседи и друзья. Таким образом, при общем позитивном фоне составляющих
идентичности населения приграничных территорий Западного Казахстана, можно сказать о наличии негативных для России тенденций среди молодежи и населения небольших населенных пунктов приграничных территорий Западного Казахстана в контексте развития российско-казахстанских отношений.
Заключение.
Анализируя социальную идентичность населения приграничных территорий Западного Казахстана в целом, стоит отметить, что полученные выводы по большей части не противоречат данным предыдущих исследований. Стоит согласиться с коллегами в том, что на нынешний день опрошенным свойственен высокий уровень патриотизма, гордость за свою страну и принадлежность к казахской национальности, следование традициям и обычаям родного народа. В этой связи особую актуальность приобретают общегражданская и этническая идентичность. Проведенное исследование не нашло никаких оснований для опровержения тезиса о консервативности современного казахского общества, представленного во многих предыдущих работах. Участники исследования, несмотря на подчеркивание много-векторности развития РК, не высказали желания следовать западным ценностям, советское прошлое остается далеко не самым последним по значимости базисом для идентификации, особенно среди взрослого населения, значительно опережая по важности политические ориентации. Достаточно высокая аполитичность, которая фиксировалась и ранее, подтвердилась также в результатах фокусированных групповых интервью. Никто из их участников не отметил политическую идентификацию в качестве важной для себя, да и в целом внутриполитические вопросы РК не поднимались спонтанно. Языковая составляющая идентичности также подтверждает предыдущие выводы об инструментальности использования русского языка (как, впрочем, и английского) и широком его распространении. Мы продолжаем фиксировать очень значимые для нас отличия в составляющих идентичности в зависимости от возраста и величины населенного пункта проживания опрошенных, и здесь мы подходим к одному из наиболее важных отличий в выводах нашей работы по сравнению с результатами коллег. Эти отличия касаются динамики внешнеполитических ориентаций. Если в целом, как было отмечено, картина складывается без большой доли пессимизма, то если брать во внимание мнение молодежи, здесь мы можем найти поводы для беспокойства, чего не было отмечено в предыдущих исследованиях. «Тревожными звоночками» могут стать как описанные негативные для нашей страны тенденции во внешнеполитических ориентациях, так и, например, большая поддержка перехода казахского языка на латиницу. Все это обосновывает необходимость дальнейшего изучения социальной идентичности, прежде всего казахстанской молодежи и населения небольших населенных пунктов, особенно в части внешнеполитических ориентаций. Здесь хотелось бы отметить несколько методических моментов. Использование традиционных методов социологического исследования было сопряжено с определенными трудностями в исследовании такой сенситивной темы, когда некоторые информанты предпочли не отвечать на вопрос. Это, с одной стороны, позволяет сделать осторожные предположения о том, что реальные масштабы смещения внешнеполитических ориентаций могут быть больше, а с другой, — дают повод задуматься об использовании относительно новых для социологии методов анализа больших данных сети Интернет. В этом случае, хотя и не без вопросов к репрезентативности, мы можем собрать данные, лишенные «эффекта интервьюера» и в полной мере описывающие всю палитру существующих мнений. Все это может быть перспективными направлениями дальнейшего изучения казахстанской социальной идентичности.
Примечания:
1. Пименова О.И. Концептуализация представлений о социальной идентичности в социальных науках /О.И. Пименова // Вестник ВятГУ. — 2011. — № 4. — С. 65-69.
2. Laruelle М., The Nazarbayev Generation: Youth in Kazakhstan. London: Lexington books. 2019. 342 p.
3. Космарская Н.П. Какой видит Россию молодежь постсоветских стран? Мнения студентов Казахстана// РСМ. 2020. №1 (106). С. 186-203.
4. Laruelle М., Royce D. Kazakhstani public opinion of the United States and Russia: testing variables of (un)favourability. Central Asian Survey. 2019. Vol. 38. No. 2. P. 197-216.
5. Тесленко A.H. Поколение KZ: в поиске культурной идентификации // Казанский Педагогический Журнал. - 2020. - №3 (140). С. 277-286.
6. Молодов О.Б. Проблемы идентификации населения Казахстана и Кыргызстана // Социум и власть. 2014. №6 (50). С. 95-102.
7. Осадчая Г.И. Реконструкция общей исторической памяти населения стран Евразийского экономического союза // Социально-гуманитарные знания. 2019. №3. С. 99-112.
8. Булуктаев Ю.О. Влияние религиозно-конфессиональной идентичности на формирование гражданской общности в Республике Казахстан // Большая Евразия: развитие, безопасность, сотрудничество. 2020. №3-2. С. 455-458.
9. Бурова Е. Казахстан: феномен «навязанной» идентичности // Центральная Азия и Кавказ. 2011. №3. С. 73-90.
References:
1. Pimenova O.I. Conceptualization of ideas about social identity in social sciences / O.I. Pimenova// Bulletin ofVyatGU. - 2011. - No. 4. - P. 65-69.
2. Laruelle M., The Nazarbayev Generation: Youth in Kazakhstan. London: Lexington books.
2019. 342 p.
3. Kosmarskaya N.P. How does the youth of post-Soviet countries see Russia? Opinions Kazakhstan students// RSM. 2020. No. 1 (106). P. 186-203.
4. Laruelle M., Royce D. Kazakhstani public opinion of the United States and Russia: testing variables of (un)favourability. Central Asian Survey. 2019. Vol. 38. No. 2. P. 197-216.
5. Teslenko A.N. Generation KZ: in search of cultural identification 11 Kazan Pedagogical Journal. - 2020. - No. 3 (140). pp. 277-286.
6. MolodovO. B. Problems of identification of Kazakhstan and Kyrgyzstan population // Society and power. 2014. No. 6 (50). P. 95-102.
7. Osadchaya G.I. Reconstruction of the common historical memory of the Eurasian Economic Union population // Social and humanitarian knowledge. 2019. No. 3. P.99-112.
8. Buluktaev Yu.O. Influence of religious and confessional identity on formation of a civil community in the Republic of Kazakhstan // Greater Eurasia: development, security, cooperation.
2020. No. 3-2. P. 455-458.
9. Burova E. Kazakhstan: the phenomenon of "imposed" identity 11 Central Asia and the Caucasus. 2011. No. 3. P. 73-90.
Статья поступила в редакцию 25.08.2023; одобрена после рецензирования
04.09.2023; принята к публикации 07.09.2023.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
The paper was submitted 25.08.2023; approved after reviewing
01.09.2023; accepted for publication 07.09.2023.
The authors declare no conflicts of interests.
© Григорьев А.В., Рогов A.B., 2023
