CC BY
232
УДК 316 А. А. АГАРКОВ
Омский государственный технический университет
СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ МОЛОДЕЖИ КАК ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ
В результате проведенного исследования установлены зависимости между отдельными характеристиками процесса идентификации личности в современных условиях и повседневными практиками учащихся и студентов. Полученные данные подтверждают необходимость социологического мониторинга молодежи. Это позволит органам управления и другим субъектам социальной политики иметь аналитический материал для разработки новых региональных социальных программ, совершенствования уже существующих и успешной их реализации.
Ключевые слова: социальная политика, социальная идентичность молодежи.
Конституция РФ определяет Россию как социальное государство и признает тем самым важность осуществления социальной политики. В широком смысле слова социальная политика — это и социальная доктрина, которая определяет важнейшее направление внутренней политики: стратегию и цели развития страны, и деятельность на этой основе институтов государства и гражданского общества, направленная на обеспечение основных социальных потребностей различных слоев населения. В узком смысле — это система мер, обеспечивающая решение проблем по всем направлениям социальной сферы.
Успешность социальной политики проявляется как в уровне жизни людей, так и в социальном самочувствии, выражающемся удовлетворенностью своим социальным положением. Идентичность — важный аспект такого самочувствия, вызывающий постоянную рефлексию в сознании человека. Это явление одновременно и персональное, и социальное, которые, слившись воедино, определяют личность как систему, адекватно воплощающую как социальную действительность, так и смысловые основания бытия человека, как индивидуальную, так и общественную культуру [1].
Среди всего многообразия проблематики идентичности нам, прежде всего, интересно выделить социальную идентичность, которую можно определить как самоопределение в социально-групповом пространстве относительно многообразных общностей, осознание и переживание принадлежности к ним [2]. Формирование социальной идентичности связано с социализацией и активно разворачивается в юношеском возрасте. В исследованиях формирование идентичности человека всегда рассматривалось с учетом социального контекста, макро- и микросоци-альной ситуации развития. В классических работах (А. Ватерман, Ф. Дольто, Д. Марсия, Э. Эриксон, В. А. Ядов, И. С. Кон, М. Р. Гинзбург, В. С. Мухина и др.) подчеркивается, что подросток, у которого только кристаллизуется образ мира, особенно чувствителен к кризисам социального устройства общества, основное угрожающее проявление которых — диффузия и размывание ценностей. Дефицит или неопределенность этих идеальных и осуществимых прототипов является источником кризиса личной идентичности [3].
Актуальность рассмотрения вопроса социальной идентичности определяется, в первую очередь, про-
тиворечивыми тенденциями развития современного российского общества, сложной социальной ситуацией, в которой, не только подростки, но и взрослые сталкиваются с проблемой кризиса идентичности, будучи вынужденными переоценивать свои убеждения и прежние выборы и искать себя в новой реальности, без ущерба для чувства собственного личностного самоопределения. Сегодня, когда общество, предоставляя широкий спектр ценностей, не имеет общезначимой системы координат их оценки и отбора, определенной духовной опоры для самоопределения, молодежь, с одной стороны, имеет много возможностей и вариантов самоопределения, но, с другой, внутренне не готова принять это «свободное одиночество» (Э. Фромм) и сделать осмысленный самостоятельный выбор. Современная социальная среда с ее многовариантностью и конкуренцией путей самоопределения, во взаимодействии с которой формируются новые требования, предъявляемые к жизненной позиции и активности личности, ведут к активному преломлению внешних воздействий через природу внутренних условий. Все это лишний раз подтверждает необходимость разработки и реализации активной социальной политики в отношении молодежи, в рамках которой задавались бы четкие и ясные ориентиры решения мировоззренческих вопросов нового поколения [4].
Анализ работ показывает, что при всей сложности вопросов, встающих перед молодым человеком в период юности, данный этап освещается в научной литературе гораздо в меньшей степени, чем детство или отрочество. Причем по большей части это исследования по возрастной и педагогической психологии, а собственно социологических работ единицы. По этой причине социальный портрет современного молодого поколения выглядит расплывчатым и недостаточно конкретным. Кроме того, рассматривая юность и определяя ее границы с 14 — 15 до 21—23 лет, исследователи зачастую фактически излагают результаты, полученные при обследовании 14— 17-летних школьников, реже учащихся профессиональных училищ и колледжей, а студенческий возраст даже в работах по возрастной психологии затрагивается крайне редко [5]. Выделяя в данном возрасте различные по своему влиянию на становление мировоззрения этапы, авторы при этом рассматривают юность чаще в качестве однородной группы [6].
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009 СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009
Тем не менее накоплен богатый материал теоретических и опытно-экспериментальных исследований по проблемам социальной идентичности. Основоположником в понимании идентичности и психологами, и социологами признается Э. Эриксон, впервые детально разработавший это понятие и придавший ему подлинно научный статус. Идентичность — это показатель зрелой личности и условие эффективного функционирования индивида в определенной культуре, в системе определенных общественных отношений. Поэтому Э. Эриксон выбирает для познания идентичности психоанализ и социологию, как науки, изучающие структуру личности, среду и ее изменения.
Личность формируется в результате активного включения индивида в многообразные социальные общности. С этой точки зрения большое значение для изучения идентичности имеют взаимодействия между двумя мирами:
— внешним для индивида, объективным миром людей с их взаимоотношениями;
— внутренним миром, отражающим «значимых других» и их отношения.
«С точки зрения развития, — пишет Э. Эриксон, — «прошлое» окружение всегда присутствует в нас» [7]. Нельзя разделять личный рост и изменения в обществе, в социальной группе, кризисы идентичности отдельной личности и кризисы общества, исторические кризисы. Среда, общество передает индивиду стиль и способ синтеза, общения с самим собой. Конечно, наряду с тенденцией делать схожими своих членов, каждая система позволяет личности идти специфическим путем к выращиванию собственной индивидуальности. Эти идентификации индивид подчиняет «новому виду идентификации, достигнутому в ходе социализации и соперничества со сверстниками» [8].
Э. Эриксон разделяет понятия идентичности индивида и идентичности группы или, как он ее еще называет, коллективной идентичности. Он отмечает, что на каждой стадии развития у ребенка должно быть чувство, что его личная, персональная идентичность, отражающая индивидуальный путь в обобщении жизненного опыта, имеет и социальное значение, значима для данной культуры, является достаточно эффективным вариантом групповой идентичности. Таким образом, для Эриксона персональная и социальная идентичность выступают как некоторое единство, как неразрывные грани одного процесса — процесса психосоциального развития человека.
Наиболее важным периодом в аспекте формирования идентичности является подростковый возраст и ранняя юность. Общество предоставляет молодому человеку возможность, экспериментируя, опробовать различные социальные роли. Формирование идентичности на этом этапе необходимо включает осуществление выборов относительно профессионального самоопределения, формирования мировоззрения, принятия определенной гендерной и социальной роли. Именно со страхом потери идентичности в процессе такого выбора Эриксон связывает склонность подростков идентифицировать себя с героями книг и компаний, к образованию братств, банд, отвержению всех «чужаков» и безоглядно следовать за лидером, предлагающим простые и четкие доктрины и отождествляться с ним вплоть до потери индивидуальности [9].
Юношеская влюбленность также понимается Эриксоном как вариант поиска идентичности. Такая влюбленность никоим образом не имеет сексуальной подоплеки, кроме тех случаев, когда нравы требуют
сексуальных отношений. Эриксон подчеркивает, что только тогда человек способен к настоящей близости с другим человеком, когда он успешно утвердился в собственной идентичности, что является условием благополучного перехода к следующему этапу развития: удачного поиска спутника жизни, возможности устанавливать близкие дружеские связи с членами своей социальной группы. Теперь молодой человек способен «слить свою идентичность с идентичностью других» [10], не боясь утраты собственного «Я».
Важнейшую роль в формировании современного концепта социальной идентичности являются идеи представителей символического интеракционизма Чарльза Кули и Джорджа Мида. Ч. Кули утверждал, что личность и общество имеют общий генезис и, следовательно, представление об изолированном и независимом «эго» — это иллюзия. Личность с его точки зрения фактически определяется социальными условиями, то есть представлением индивида о том, что думают о нем другие. Ч. Кули, подчеркивая значение субъективно интерпретируемой обратной связи, получаемой нами от других людей, как главного источника данных о собственном «Я», предложил теорию «зеркального Я», которое возникает на основе символического взаимодействия индивида с разнообразными первичными группами, членом которых он является.
Развивая идеи Кули, Дж. Мид считал, что становление человеческого «Я» как целостного психического явления, есть не что иное, как происходящий внутри индивида социальный процесс, в рамках которого возникают, выделенные еще У. Джеймсом, «Я — сознающее» (Г) и «Я — как объект» (Ме). Дж. Мид считал, что «Ме» образуют усвоенные человеком установки (значения и ценности), а «Г» — это то, как человек в качестве субъекта психической деятельности воспринимает ту часть собственного «Я», которая обозначена как «Ме». «Ме», как обобщенная оценка индивида другими людьми, то есть «обобщенный (генерализованный) другой» возникает в сознании человека в результате усвоения культуры (как совокупности символов, обладающих общими значениями для всех членов общества) и человек приобретает способность предсказывать как поведение другого человека, так и то, как этот другой человек предсказывает наше собственное поведение. Совокупность «Г» и «Ме», как и у Джеймса, образуют собственно личностное, или интегральное «Я» (БеЩ. Особое место в социализации Мид отводит игре, когда сначала ребенок играет один, имитируя других, а затем, в групповой игре, проигрывает роли участников воображаемого взаимодействия. Такая игра дает ему возможность опробовать тип ответной реакции, вызываемой у других его действиями. Проигрывание ребенком роли «значимых других» остается именно проигрыванием роли, а не игрой в полном смысле этого слова. В такой игре происходит усвоение важных деталей взаимодействия и происходит постепенная интериоризация социальных требований, норм и моделей поведения, которые преобразуются в индивидуальные ценности и включаются в «Я-кон-цепцию» [11]. Все эти идеи заложили фундамент научного анализа идентичности личности.
В современной российской науке исследования фокусируются на социальных детерминантах становления идентичности. Сам феномен рассматривается с точки зрения различных социальных когерентностей, его составляющих, таких как группа, нация, этническая и религиозная принадлежность. Этот подход обращается к механизмам обретения идентичности:
Ответ на вопрос «Хотел(а) бы ты, чтобы твоя будущая семья была похожа на семью твоих родителей?»
Таблица 1
признак ПТУ колледж вуз
хотели бы иметь семью, похожую на семью родителей 31,7% 34,4% 37%
не хотели бы иметь семью, похожую на семью родителей 37, 9% 33,5% 32%
затруднились с ответом 30,4% 32,1% 31%
Таблица 2
Отношение к таким социальным девиациям как курение и алкоголь
признак Не осуждаю (1) Осуждаю, решительно осуждаю (2) Не знаю (3)
ПТУ кол. вуз ПТУ кол. вуз ПТУ кол. вуз
В1. Курят сигареты (табак) от случая к случаю 78,7 74,0 68,9 11,7 19,4 24,7 9,4 6,5 6,3
В2. Курят 10 и более сигарет в день 63,2 45,0 42,4 21,3 44,1 52,0 15,5 10,9 5,4
В3. Пробуют 1-2 порции алкогольных напитков 66,3 65,0 66,6 20,4 23,6 24,8 13,1 11,4 8,3
В4. Употребляют 1-2 порции алкогольных напитков почти ежедневно 36,5 20,8 18,6 42,5 68,1 75,2 20,1 11,1 5,8
В5. Напиваются раз в неделю 59,9 42,1 30,0 23,6 47,4 61,4 15,9 10,5 8,6
Таблица 3
Ответы на вопрос «Сколько раз в жизни ты курил(а) сигареты (папиросы)?» (%)
училища колледжи вузы
1. никогда 18,4 20,7 31,6
2. 1-5 раз 15,9 21,2 21,0
3. 6-20 раз 7,2 11,1 8,9
4. 21-39 раз 4,0 4,4 5,6
5. 40 и более раз 54,5 42,6 32,7
Таблица 4
Ответы на вопрос «Пил(а) ли ты когда-нибудь алкогольные напитки (пиво или вино, или водку, или коктейль, или коньяк)?» (%)
училища колледжи вузы
1. да 90,5 96,1 95,3
2. нет 9,5 3,9 4,7
идентификации с нормами, образцами поведения, характерными для определенной группы людей («Я» как часть групповой общности: семейной, территориальной, национальной) [12]. Но нет работ, в которых бы указывалось на значимость отдельных факторов, влияющих как на содержание, так и на гармоничность, иерархичность, непротиворечивость, стабильность системы ценностей в юношеском возрасте. Тем более примечателен тот факт, что работа, проделанная рабочей группой под руководством доктора социологических наук Л.А. Кудринской, стала первой, которая исследовала социальную группу молодежи в контексте анализируемых нами вопросов. Вопрос социальной идентичности не ставился как основной в данном исследовании, но полученные результаты очень ярко осветили связь между рискованным поведением учащейся молодежи и образом ее жизни, как совокупности повседневных практик, базирующихся в свою очередь на личностных ценностных ориентациях [13].
Объектом исследования выступили учащиеся ПТУ, колледжей и вузов г. Омска в возрасте от 15 до
21 года. Выборочная совокупность составила 1568 человека, из них: 331 человек — учащиеся ПТУ (в том числе 79,1% юноши и 20,9% девушки), 443 человека — студенты колледжей (в том числе 38,8% юноши и 61,2% девушки) и 794 человека — студенты вузов (в том числе 44,8% юноши и 55,2% девушки). Данные подвы-борки репрезентируют генеральную совокупность по числу учащихся в каждой из трех групп — училища, колледжи и вузы на 2005 год. Методика исследования социальной идентичности была построена на установлении взаимосвязей системы ценностей с другими особенностями личности (в частности, с уровнем самоактуализации, степенью осмысленности жизни и самооценкой, с примерами влияния социального окружения) на рассматриваемом этапе возрастного развития. В результате подтвердилась основная гипотеза о том, что молодые люди часто оказываются беспомощными в ситуации жизненного выбора. Велика доля молодежи (особенно ПТУ), которая затрудняется в своем отношении ко многим социальным явлениям, даже если в обществе декларируется определенная установка.
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009 СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ «ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009
Так, например, ярким примером кризиса идентичности может быть ответ на вопрос: «Хотел(а) бы ты, чтобы твоя будущая семья была похожа на семью твоих родителей?». В результате (табл. 1) ответы оказались поразительно схожи у всех групп учащихся, хотя каждую категорию характеризуют различные социальные признаки. Получается, что две трети молодежи не видят для себя в семье родителей образец для подражания. Такие цифры заставляют задуматься о том, какой серьезный межпоколенный конфликт назревает в нашем обществе. Серьезность его нельзя списывать со счетов еще и потому, что большинство молодежи вынуждено жить совместно со своими родителями. И ситуация вряд ли изменится после того, как юноша или девушка создадут свою семью, так как уровень достатка у большинства семей таков, что приобрести или снять квартиру смогут далеко не все. В любом случае, не более чем каждый десятый молодой человек сможет строить семью самостоятельно, но даже в этом случае это не означает, что без помощи родителей.
Столь же интересные факты выявились, когда респондентам задавались вопросы, оценивающие их отношение к таким социальным девиациям как курение, алкоголь и наркотики. Несмотря на то, что в современном обществе декларируется и законодательно закреплено отрицательное отношение к данным социальным явлениям, в среде учащейся молодежи это не воспринимается столь однозначно. Как видно из данных табл. 2, что хотя четко прослеживается тенденция роста доли осуждающих табакокурение, как в случайной, так и хронической форме, от группы «ПТУ» к группе «Колледжи» и «Вузы», большинство респондентов не воспринимают это как отрицательное явление (ответ — не осуждают). Тем более что вовлечены в сам процесс курения подавляющее число учащейся молодежи (табл. 3). Настораживает и то, что привычка курения не зависит от пола. Студенты колледжей и вузов, где девушек — 61,2% и 55,2% от числа опрошенных, также демонстрируют высокий процент хронически курящих — 42,6% и 32,7% соответственно. Следовательно, налицо факт массового, не зависимого от гендера, но зависимого от типа учебного заведения, разрушения традиций и норм здорового образа жизни среди молодежи.
Похожая ситуация и с отношением учащейся молодежи к употреблению алкоголя (табл. 2). Чем сильнее частота употребления, тем более осуждают эти действия респонденты, причем пик осуждения приходится на вариант ежедневного употребления алкоголя. При этом даже у студентов вузов доля неосуждающих и неопределившихся едва достигает 1/5 от числа опрошенных, что практически равно доле определивших себя как трезвенники. Что подтвердилось посредством вопроса: «Пил(а) ли ты когда-нибудь алкогольные напитки (пиво или вино, или водку, или коктейль, или коньяк)?». Здесь цифры еще более показательные (табл. 4). Можно сказать, что употребление алкоголя в молодежной среде не рассматривается как асоциальное, а скорее питие алкоголя понимается как часть современной российской культуры. Другими словами, не пить для молодежи — это признак социальной ненормальности. Это также подтверждается данными о том, что более половины респондентов из всех групп учащейся молодежи никогда не испытывали проблем вследствие употребления алкоголя ни с родителями, ни с друзьями, ни с педагогами. Хотя все при этом сознаются, что зачастую конфликтовали с милицией или были жертвами преступлений. Это еще одна угрожающая тенденция кризиса социальной идентичности.
И только по отношению к наркотикам у современной молодежи наметилась тенденция к их отрицанию в любой форме. Даже среди наиболее проблемной категории — учащихся ПТУ — 46% опрошенных негативно относятся даже к однократному употреблению легких наркотиков, не говоря уже о таких, как героин, ЛСД или даже токсикомании. Но при этом среди них достаточно много неопределившихся в своем отношении к различным формам употребления наркотиков (до 20%). Это говорит о том, что у молодых людей еще не сложилась устойчивая негативная установка по отношению к наркотикам. Сомневающихся можно условно разделить на две группы: 1) сомневаются те, кто не отважился признаться в осуждении (употребляют сами или друзья); 2) сомневаются те, кто не знают на самом деле как действуют те или иные наркотики. Так что здесь тоже можно говорить о кризисе социальной идентичности и необходимости активных социальных действий.
Как следует из полученных данных, молодежь находится в пограничном состоянии социальной идентичности и, если органы государственной власти и местного самоуправления, ответственные за молодежную политику в Омской области, совместно с общественными организациями не предпримут активных продуманных скоординированных действий, последствия будут непредсказуемыми. Представляется важным привлечение к этой работе социологов для осуществления мониторинга молодежной среды. Такие исследования необходимо проводить постоянно, что позволит органам управления и всем заинтересованным субъектам социальной политики иметь научную базу для разработки новых региональных социальных программ, совершенствования уже существующих и успешной их реализации.
Библиографический список
1. Антонова Н.В. Проблема личностной идентичности // Вопросы психологии. — 1996. — № 1. — С. 131 — 142.
2. Баклушинский С.А., Белинская Е.П. Развитие представлений о понятии социальная идентичность // Этнос. Идентичность. Образование. Труды по социологии образования. Том IV. Выпуск VI. — М., 1998. — С. 64 — 85;
3. Ядов В.А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентичности личности // Мир России. — 1995. — № 3 — 4.
4. Данилова Е.Н. Проблема социальной идентификации населения постсоветской России // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения ВЦИОМ. — 1997. — № 3. — С. 12 — 19; Левада Ю.А. Человек в поисках идентичности: проблема социальных критериев // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. — 1997. — № 4. — С. 7 — 12.
5. Козлова Т.З. Особенности социальной идентификации на различных стадиях жизненного цикла личности//Соци-альная идентификация личности. — М., 1993. — С. 107-124.
6. Даудрих Н.И. Социальная идентичность: методический аспект // Социология. — М, 2000. — № 12.
7. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. — М., 1996. — С. 33.
8. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. — М., 1996. — С. 166.
9. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. — М., 1996. — С. 367 — 368.
10. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. — М., 1996. — С. 369.
11. Баклушинский С.А. Социальное окружение и Я-кон-цепция в юношеском возрасте // Ценностно-нормативные ориентации старшеклассника. — М., 1993.
12. Шефер Б., Шредер Б. Социальная идентичность и групповое сознание // Психологический журнал. — 1993. — № 1. — С. 12 — 15.
13. Кудринская Л.А. Результаты социологического исследования «Повседневные практики и основные виды рискованного поведения учащейся молодежи г. Омска». — Омск : Изд-во ГУ «Омский региональный бизнес-инкубатор», 2007. — 46 с.
АГАРКОВ Анатолий Алексеевич, старший преподаватель кафедры социологии, социальной работы и политологии.
E-mail: [email protected]
Дата поступления статьи в редакцию: 05.06.2009 г.
© Агарков А.А.
УДК 301 085:15 В. П. СВЕТЛАКОВА
Омский государственный педагогический университет
ОСОБЕННОСТИ ЖЕНСКОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРСТВА В РОССИИ: ИСТОРИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ
В статье поднимаются вопросы гендерной политики и гендерного равенства в сфере политики. Также на примере выдающихся женщин-политиков рассматриваются типично женские черты, отличающие их от мужчин-политиков, и которые способствуют успеху женщины в политической деятельности.
Ключевые слова: гендер, женщина-политик, стереотип, власть, политическая деятельность.
Проблема лидерства привлекает внимание ученых разных мировоззрений и научных интересов на протяжении многих веков. Но традиционно эта проблема изучалась почти без учета пола, поскольку лидерская роль считалась маскулинной. Многие феномены, экспериментальные факты, теории установлены на «мужском материале». И, хотя эта традиция полностью не исчезла, все же в настоящее время ряд исследователей пересматривает достижения современной психологии лидерства с привлечением фактора пола.
В последние годы в мире возрос интерес к женскому правлению вообще и историческим прецедентам в частности. В истории человечества невозможно найти период, когда бы женщины на равных участвовали в управлении государством. Предубеждения в отношении женщин существуют практически в каждой культуре, любом обществе, уходя корнями в тысячелетнюю историю человечества. Одним из первых, кто поднял проблему различия и сходства способностей мужчин и женщин к выполнению общественных обязанностей был Платон, который 24 века тому назад писал: «Способна ли женская часть человеческого рода принимать участие во всех делах наряду с мужчинами, или же она не может участвовать ни в одном из этих дел... В частности, если мужчины и женщины отличаются только тем, что «самка рожает, а мужчина оплодотворяет, то мы скажем, что это вовсе не доказывает отличия женщины от мужчины в отношении к тому, о чем мы говорим (по отношению к занятиям, относящимся к государственному устройству») [1]. В конце концов, Платон заключает, что» не может быть, чтобы у устроителей государства было в
обычае поручать какое-либо дело женщине, потому, что она женщина, или мужчине, только потому, что он мужчина», хотя великий философ все-таки не до конца уверен в способностях женщин: «Этот пол во всем уступает тому (мужскому). Правда, многие женщины во многих отношениях лучше многих мужчин». Таким образом, Платон первым не только выдвигает тезис о необходимости подходить к занятию должностей на основе природных способностей или предрасположенности человека, но и доказывает его. Он, правда, предполагает обращать внимание на физические возможности исполнителя, но уверен, что разнообразие обязанностей в государстве позволит каждому проявить себя с наилучшей стороны [2, С.77].
В истории России случалось, когда страной правили волевые и умные «монархини» (правда, восходили на трон российские царицы либо после смерти мужей, либо в результате государственных переворотов). Действительно, такого количества самостоятельных властительниц, начиная с княгини Ольги, которая покорила своим умом и дипломатическим тактом императора Византии, не было ни в одном государстве, и народная память эту информацию хранит в глубинах подсознания. В России уникален опыт и XVIII века — ключевой в истории отношений женщин и власти, поскольку в течение более чем 70 лет с небольшими перерывами именно женщины осуществляли высшую власть в государстве (Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II), в результате чего оформилась целая эпоха и сложилась политическая традиция. Екатерина II — единственная из всех монархов после Петра заслужила от потомков определение «Великая». И 34 года ее правления — это и успешные
«ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК» № 6 (82), 2009 СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ
