CC BY
242
СОЦИАЛИСТЫ-РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ И ТЕРРОР
SOCIALIST-REVOLUTIONARIES AND TERROR
Ю.И. Аликина Yu. I. Alikina
Партия социалистов-революционеров, политический террор, Боевая организация, индивидуальный террор, идеология и психология эсеров -террористов.
Статья посвящена особенностям индивидуального политического террора, проводимого в жизнь одной из самых радикальных политических партий России конца XIX - начала XX века - партией социалистов-революционеров (эсеров) -ПСР. Исследование психологических мотивов деятельности эсеров-террористов, эволюция их идеологии позволяют сделать вывод о причинах их «популярности» среди населения Российской империи, что обусловливало успешность их террористической деятельности и позволяло привлекать в ряды партии все новых и новых сторонников.
Socialist-revolutionary party, political terrorism, militant organization, individual terror, ideology and psychology of SR-terrorists.
This paper is devoted to the peculiarities of individual political terror conducted by one of the most radical political parties of Russia in the late XIX-early XX century that was socialist-revolutionary party (SR) - SRP. The study of psychological motives of SR-terrorists, the evolution of their ideology suggests reasons for their "popularity" among the population of the Russian Empire, which led to the success of their terroristic activity and allowed attracting more new supporters into the party.
В период радикальных изменений общественных отношений, кардинальной трансформации социально-экономических, политических и духовно-идеологических основ в современной России, сопровождающейся распространением экстремизма и терроризма, особый интерес приобретает изучение проблемы политического насилия, одной из разновидностей которого является террор.
Возникая на основе обострения общественных противоречий, политическое насилие, как правило, оказывает негативное воздействие на общество, способствует углублению социальных конфликтов и нередко вызывает кризисные ситуации, угрожающие жизненно важным интересам личности, общества и государства. Поэтому определение причин, выявление исторических истоков и специфики национальных черт экстремизма и терроризма играет важную роль в нейтрализации негативных процессов в обществе.
Для этого весьма востребованы системные научные исследования в данной области, в том числе и исторически-ретроспективные, т. к. современная идеология терроризма во многом берет свои истоки из прошлого, и в частности периода расцвета революционного экстремизма в Российской империи начала XX в.
Противоречия модернизационного процесса в России в начале XX в. способствовали росту экстремистских настроений и распространению радикальных социалистических идеологий. Разрушение традиционного общества и формирование индустриального происходило в России весьма болезненно, сопровождалось нарастанием противоречий между новыми социальными отношениями и старыми политическими формами, когда одни слои населения получали преимущества и реализовывали новые возможности, а другие лишались того, что имели.
Данная трансформация сопровождалась процессом освобождения сознания от религиозных установок. На вооружение образованных слоев общества брались радикальные революционные теории, в частности теории, обосновывающие право на насилие.
В этих условиях развития России оказался весьма востребованным опыт «Народной воли» -политической организации народников, подготовившей и осуществившей убийство императора Александра II. Наиболее эффективным оружием народовольцев являлся политический террор. В начале XX в. прямым преемником народовольцев стала партия социалистов-революционеров (ПСР), исповедовавшая террор и создавшая в сво-
ей структуре Боевую организацию (БО) для его осуществления. Г.А. Гершуни, один из руководителей БО и идеолог ПСР, писал об этом так: «Партия Социалистов-Революционеров считает себя духовной наследницей Народной Воли. Мечтой и стремлением пионеров П.С.Р. было вдохнуть в молодую партию тот дух революционной стойкости, гражданского мужества и беззаветной преданности народному делу, которыми так сильна была Народная Воля и который покрыл ее такой неувядаемой славой» [Гершуни, 1908, с. 68].
Эсеры включили в сферу своей деятельности практически все известные методы, средства и приемы борьбы с власть предержащими, как мирные, так и насильственные. Самую известную и громкую «роль» в истории партии сыграл индивидуальный террор - официально провозглашенный, тщательно разрабатываемый и систематически осуществляемый. Американский историк А. Гейфман обращает внимание на то, что, не являясь единственной партией, провозглашавшей политические убийства эффективными методами революционной борьбы в России, «только Партия социалистов-революционеров официально включила террористическую тактику в свою программу... именно она была ответственна за четко спланированные и часто удачные покушения на представителей центральной власти в Москве и Санкт-Петербурге. Никакая другая русская террористическая партия не могла претендовать на подобный успех» [Гейфман, 1997, с. 65].
При изучении террористической деятельности ПСР очень важно узнать именно психологическую составляющую террористической борьбы, поскольку она помогает понять внешнюю и внутреннюю аргументацию самих террористов, призванную оправдать совершенное ими деяние.
Террор стал прибежищем как для лиц с истинно революционными настроениями и идеями, которые действовали, по их мнению, на благо народа, так и для отдельно взятых личностей, многие из которых шли в террор, привлеченные его внешней простотой, руководствуясь сугубо личными мотивами, пытаясь так либо отомстить, либо самореализоваться. В террористических организациях также был определенный процент людей с психическими нарушениями, однако он
был невелик и не оказывал решающего влияния. Теоретические догмы о пользе террора, изложенные на страницах «Революционной России», а также в ряде программных документов ПСР, очень скоро нашли свое воплощение в созданном Центральным комитетом специальном подразделении партии - Боевой организации (БО), которая была призвана осуществлять революционную борьбу путем убийств министров, губернаторов и прочих представителей власти. При этом, действуя достаточно автономно, практически не являясь подотчетной никаким партийным структурам и получая значительные денежные суммы из партийных фондов только на террористическую деятельность, БО собрала в себе очень ярких представителей революционного движения, которые должны были быть (и были) ориентированы исключительно на террористическую борьбу.
Следует отметить, что, проповедуя и воплощая террористическую деятельность, ПСР всегда подчеркивала, что ею осуществляется террор сугубо политический, направленный именно на политическую сферу в лице ее властных институтов.
Однако, говоря о своей убежденности в том, что бороться с правительством можно и нужно путем политических убийств, эсеры не объявляли террор самоцелью. Он являлся лишь одним из средств «революционизирования масс», надобность в котором может увеличиваться или уменьшаться в соответствии с текущим моментом. В.М. Чернов подчеркивал, что заветной целью эсеров было слияние террористических «прорывов фронта» самодержавия с прямым давлением масс, чье дело расширить эти прорывы и взорвать весь вражеский фронт» [Чернов, 1953, с.107].
Кроме функции «революционизирования масс», террор также был призван, с одной стороны, запугать и ослабить власть предержащих, и как следствие, принудить их к уступкам; с другой - обезопасить самих террористов от правительственных репрессий. Таким образом, теракты являлись «многоудобным» средством воздействия на верхи. Нельзя было также сбрасывать со счетов то, что сейчас можно назвать модным словом «пиар»: заявляя о себе таким громким, в буквальном смысле слова, образом, эсеры вербова-
ли себе новых сторонников и способствовали распространению своей идеологии в обществе, используя даже зал суда [Гершуни, 1908, с. 23-30].
Вопрос о терроре поднимал проблему нравственного оправдания политических убийств. Ведь между конечной целью радикальных социалистов - светлым будущим - и основным средством его реализации - насилием - существовало принципиальное противоречие. Характеризуя суть проблемы, эсер В.М. Зензинов отмечал: «Для нас, молодых кантианцев, признававших человека самоцелью и общественное служение обусловливавших самоценностью человеческой личности, вопрос о терроре был самым страшным, трагическим, мучительным. Как оправдать убийство и можно ли вообще его оправдать?» [Зензинов, 1953, с. 61]. Поэтому вопрос о нравственном оправдании насилия и его крайней формы - терроризма - был весьма щепетильным, острым, болезненным и требовал всесторонней проработки. Ведь одно дело - объединяться в группу, действующую во имя чего-то и против кого-то, принять ее представления, исповедовать и развивать принятые в ней теории, другое - воплотить в жизнь «антигуманные» для большинства окружающих идеи, даже несмотря на массовую поддержку этих идей.
При попытках нравственно-этического оправдания убийства идеологами терроризма используется ряд мотивов, призванных возвеличить террориста и затушевать степень его моральной «глухоты», начиная от обвинения жертвы во всех смертных грехах и заканчивая «оплатой» убийства жизнью самого террориста. Суицидальные мотивы в террористической практике имели достаточно большое распространение. Они должны были как облегчить муки совести исполнителя, ибо своей жизнью он платит за ту жизнь, которую отнял, так и избавить его от вопросов этического плана, неизбежно встающих в случае, если смертник выживет, что четко показано в воспоминаниях Г. Гершуни, приговоренного в 1903 г. к смертной казни и ожидавшего ее: «Начинается настоящий нелицеприятный суд - суд собственной совести, суд над самим собой. Суд строгий и безжалостный!» [Гершуни, 1908, с. 33].
В случае совершенного теракта, который не заканчивается гибелью самого террориста, на-
чальное ощущение значимости собственной жертвенности, величины совершенного на благо общества деяния, радость после удачного теракта достаточно быстро сменялись недовольством выжившего. Оно проявлялось в виде самоосуждения, своеобразного покаяния, причем покаяния не за свершенное убийство, а за то, что сам террорист остался в живых. Не задаваясь вопросами, будучи в группе таких же, как он, ощущая поддержку и «благословение» организации, являвшейся для него длительное время единственным миром, гордясь своей причастностью к сферам, которые недоступны простым обывателям, и повышая свою самооценку за счет этого, заглушая нравственные протесты ожиданием своего «ухода» туда, где на эти вопросы уж точно не придется отвечать, террорист выстраивал особую стратегию поведения, где все ясно и предрешено заранее. Длительное пребывание в глубоко изолированной группе формировало достаточно специфичный, нонконформистский стиль мышления, а исповедуемая группой идеология достаточно быстро становилась его вторым Я.
Однако в случае, если террорист остался в живых после совершения задуманного, не сумев осуществить в отношении себя уже продуманный фаталистичный сценарий, он сталкивается с враждебным ему внешним миром, о котором уже успел забыть, находясь в подполье. Помимо трудностей психологической адаптации, принятия обрушившихся на него проблем, в первую очередь взаимодействия с враждебными ему лицами, не-удавшийся смертник переживает свой «отход» от группы, невозможность непосредственного общения с ее адептами.
И, таким образом, морально-нравственный компонент - тот психологический элемент, который, к сожалению, силою вещей из-за необходимости действия террориста отходит часто на задний план, в заключение из-за отсутствия действия выдвигается вперед. Г. Гершуни, описывая свои ощущения после отмены смертной казни, писал об этом: «Перейти неожиданно от смерти к жизни, быть может, еще более трудно, чем от жизни к смерти» [Гершуни, 1908, с. 153].
Так, в конце 1901 г. в Российской империи появилась весьма специфичная и глубоко законспирированная группировка людей, имевших особую
психологию, живших и действовавших в особой действительности, совершавших особые деяния, которые, будучи безусловно осуждаемыми в общепризнанном морально-этическом плане, приветствовались и поддерживались не только в самой группе и партии, но и вне ее. Переступая через выработанные тысячелетиями нравственные постулаты, нарушая одну из важнейших божественных заповедей, террористы БО в глазах значительной части тогдашнего общества являлись героями, овеянными ореолом мученичества.
Террор эсеров был не только бунтом против социальных институтов общества, он скорее являлся вызовом всему существующему мироустройству. Мечта о воплощенной социальной справедливости на земле, об истинно братских отношениях между людьми, об изменении природы каждого человека - таковы были импульсы, заставляющие действовать российских террористов. Террор рассматривался его эсеровскими идеологами, с одной стороны, как способ дезорганизации правительства с целью побудить его к реформам, с другой - как способ подтолкнуть народ к восстанию, ускорить ход истории.
Библиографический список
I. Будницкий О.В. История терроризма в России. М., 1996.
Будницкий О.В. Терроризм глазами историка. Идеология терроризма // Вопросы философии. 2004. № 5.
Гарр Т.Р. Почему люди бунтуют. СПб., 2005. Гейфман А. Революционный террор в России, 1894 - 1917. М., 1997.
Гершуни Г.А. Из недавнего прошлого. Париж, 1908.
Горбунов К.Г. Терроризм: социально-
психологическое исследование. Новосибирск. 2010
Городницкий Р.А. Боевая организация партии социалистов-революционеров. URL: http//
www. memo. sochialist.ru
8. Зензинов В.М. Пережитое. Нью-Йорк, 1953.
9. История политических партий России / под ред. А.И. Зевелева. М., 1994.
10. Чернов В.М. В партии социалистов-революционеров: воспоминания о восьми лидерах. М., 2007.
II. Чернов В.М. Перед бурей. Нью-Йорк, 1953.
