CC BY
16правовая система «Консультант Плюс». — Режим доступа: http://www.consultant/ru/ (дата обращения: 11.01.2017).
2. Филимонов, В. Д. Общественная опасность личности отдельных категорий преступников и ее уголовно-правовое значение. — Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1973.
3. Филимонов, В. Д. Нормы уголовного права. — СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004.
Сведения об авторе
Черненко Тамара Геннадьевна: ФКОУ ВО Кузбасский институт ФСИН России (г. Новокузнецк), профессор кафедры уголовного права, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации. E-mail: chernenkotg@mail .ru
Information about the author
Chernenko Tamara Gennadyevna: Kuzbass Institute of the FPS of Russia (Novokuznetsk), professor of the chair of the criminal law, doctor of law, professor, Honored Lawyer of the Russian Federation. E-mail: chernenkotg@mail.ru
УДК 343.8
А. В. Шеслер
СОТРУДНИК УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ КАК ПОТЕРПЕВШИЙ ОТ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
В статье рассматривается отражение в действующем уголовном законодательстве свойств сотрудника уголовно-исполнительной системы как специального потерпевшего от преступления. Отмечаются недостатки редакции соответствующих статей Уголовного кодекса Российской Федерации, предусматривающих сотрудника уголовно-исполнительной системы в качестве специального потерпевшего. Вносятся предложения по совершенствованию редакции этих статей, связанные с терминологической унификацией одинаковых признаков нескольких составов преступлений, уточнением круга потерпевших, деятельность которых в уголовно-исполнительной системе направлена на достижение целей и решение задач, указанных в ст. 1 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации, а также с разрешением вопросов, влияющих на квалификацию преступлений, потерпевшими от которых являются сотрудники уголовно-исполнительной системы.
Ключевые слова: потерпевший; сотрудник уголовно-исполнительной системы; лицо, производящее дознание; сотрудник правоохранительного органа; должностное лицо правоохранительного органа; представитель власти; сотрудник места лишения свободы или содержания по стражей.
A. V. Shesler
THE EMPLOYEE OF THE PENAL CORRECTION SYSTEM AS VICTIM FROM THE CRIME
In article reflection in the existing criminal legislation of properties of the employee of a penal correction system as special victim from a crime is considered. Shortcomings of edition of the relevant articles of the Criminal Code of the Russian Federation providing the employee of a penal correction system as the special victim are noted. The suggestions for
© Шеслер А. В., 2017.
improvement of edition of these articles connected with terminological unification of identical signs of several crime components, specification of a circle of the victims which activity in a penal correction system is directed to achievement of the objectives and the solution of the tasks specified in Art. 1 of the Penal Code of the Russian Federation and also with permission of the questions influencing qualification of crimes from which victims are employees of a penal correction system are made.
Keywords: the victim; the employee of a penal correction system; the person making inquiry; the employee of law enforcement agency; the official of law enforcement agency; the authority; the employee of the place of detention or contents on guards.
Действующий уголовный закон предусматривает несколько составов преступлений, в которых сотрудник уголовно-исполнительной системы (далее — сотрудник УИС) может выступать в качестве специального потерпевшего, наделенного особыми свойствами по сравнению с обычным потерпевшим, в качестве которого может выступать любое физическое лицо. В частности, сотрудник УИС может быть лицом, производящим дознание, на жизнь которого осуществляется посягательство (ст. 295 УК РФ), в отношении которого высказывается угроза убийством, причинением вреда здоровью, уничтожением или повреждением имущества, применяется насилие (ст. 296 УК РФ), осуществляется клевета (ст. 2981 УК РФ), а также в отношении которого осуществляется разглашение сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении участников уголовного процесса (ст. 311 УК РФ). Сотрудник УИС может быть потерпевшим от насилия, применяемого при побеге лицами, отбывающими наказание в виде лишения свободы или находящимися в предварительном заключении (ст. 313 УК РФ), сотрудником правоохранительного органа, на жизнь которого осуществляется посягательство (ст. 317 УК РФ), представителем власти, в отношении которого применяется насилие (ст. 318 УК РФ) или который подвергается публичному оскорблению (ст. 319 УК РФ), должностным лицом правоохранительного органа, в отношении которого осуществляется разглашение сведений о мерах безопасности (ст. 320 УК РФ), сотрудником мест лишения свободы или содержания под стражей, подвергающимся насилию (ст. 321 УК РФ). Распо-
ложение этих норм в разных главах УК РФ свидетельствует о том, что сотрудник УИС вступает в различные общественные отношения при осуществлении своих полномочий. Поэтому вполне обоснованной является многоаспектная уголовно-правовая охрана его личности в процессе осуществления этих полномочий. Однако, несмотря на многогранную охрану личности сотрудника УИС при осуществлении им своих служебных полномочий, нельзя назвать эту охрану эффективной в полной мере в связи с несовершенством редакции приведенных уголовно-правовых норм. Такое несовершенство усматривается в следующем.
Во-первых, не является терминологически однозначной связь посягательства на сотрудника УИС с осуществляемой им деятельностью, направленной на достижение целей правосудия или на достижение целей и решение задач, указанных в ст. 1 УИК РФ, в процессе осуществления им управленческой деятельности. Наиболее часто законодатель указывает просто на связь посягательства на потерпевшего с его правомерной деятельностью (ст. 296, 2981, 318, 321 УК РФ). В практике применения уголовного закона преступное посягательство на потерпевшего в связи с его правомерной деятельностью трактуется как деяние, осуществляемое в целях воспрепятствования этой деятельности или по мотивам мести за такую деятельность (см. п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.01.1999 № 1 «О судебной практике по делам об убийстве»). Эта трактовка обусловлена тем, что законодатель в ряде составов преступлений именно таким образом обозначает связь посягательства на потерпевшего с его
правомерной деятельностью, в частности, в составах преступлений, предусмотренных ст. 295, 317, 320 УК РФ. В целом такой подход представляется правильным, так как обозначает свойства лица, характеризующие его как специального потерпевшего. Однако данное лицо может обнаруживать свойства специального потерпевшего не только в силу того, что преступление в отношении него осуществляется с целью воспрепятствования его правомерной деятельности или по мотивам мести за такую деятельность, но и по другим мотивам и целям, реализующимся при исполнении потерпевшим своей правомерной деятельности (например, с корыстной целью при получении вознаграждения за совершение преступления в отношении сотрудника УИС, или из хулиганских побуждений в силу общей неприязни к сотрудникам УИС).
В ст. 311 УК РФ рассматриваемая связь усматривается законодателем в том, что потерпевший является участником уголовного процесса. Причем совершение аналогичного деяния в отношении должностного лица правоохранительного или контролирующего органа должно осуществляться в целях воспрепятствования его служебной деятельности (ст. 320 УК РФ). Возникает вопрос: почему в ст. 311 УК РФ нет указания на мотивы и цели совершения преступления, а в ст. 320 УК РФ — на мотивы его совершения? Получается, что участник уголовного процесса не обнаруживает свойств специального потерпевшего независимо от мотивом и целей совершения в отношении него преступления, а разглашение сведений о мерах безопасности в отношении должностного лица правоохранительного или контролирующего органа по мотивам мести за их служебную деятельность не образует состава преступления, предусмотренного ст. 320 УК РФ, и вообще не является преступлением. При таком подходе указанные лица, имеющие специальный правовой статус, не получают достаточной правовой охраны или вообще не подлежат ей. Кроме того, отсутствие в ст. 311 УК РФ указания на характер связи потерпевшего с
осуществляемой им деятельностью не позволяет при квалификации преступления ответить на вопрос, чем преступление, предусмотренное этой статьей, отличается от служебных преступлений, предусмотренных гл. 23, 30 УК РФ.
Терминологически наиболее удачно связь посягательства на специального потерпевшего с осуществляемой им деятельностью обозначена в ст. 319 УК РФ, где указывается, что публичное оскорбление представителя власти осуществляется при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением. Представляется, что такая законодательная конструкция может быть взята за основу во всех анализируемых статьях УК РФ. Она в наибольшей степени обеспечит уголовно-правовую охрану сотрудника УИС, а также других специальных субъектов преступления при осуществлении в отношении них посягательства по мотивам мести за их правомерную служебную деятельность, с целью воспрепятствования этой деятельности и при осуществлении такой деятельности, когда посягательство осуществляется по другим мотивам и целям.
Во-вторых, жизнь сотрудника УИС при осуществлении им своей служебной деятельности является специальным объектом уголовно-правовой охраны только в том случае, когда он осуществляет деятельность по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности (участвует в ликвидации последствий аварий и стихийных бедствий, пресекает массовые беспорядки и т. д.). Однако выделение уголовно-
исполнительной системы из МВД России привело к тому, что сотрудники УИС не так часто стали осуществлять указанную деятельность. Это означает, что посягательство на их жизнь как сотрудников правоохранительных органов при осуществлении ими своих основных служебных обязанностей можно квалифицировать только по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Представляется, что такая квалификация преступления не в полной мере отражает его общественную опасность. Служебная деятельность сотрудников
УИС (как и сотрудников других правоохранительных органов) является не менее важной, чем деятельность сотрудников МВД России и военнослужащих Национальной гвардии по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности. Поэтому более правильно в ст. 317 УК РФ указать на связь посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа с выполнением им своих служебных обязанностей.
В-третьих, законодатель четко не обозначил свой подход в определении такого круга потерпевших, как близкие указанным специальным потерпевшим лица (в том числе сотруднику УИС). Через причинение вреда этим лицам на сотрудника УИС может быть оказано давление с целью прекращения его служебной деятельности или может быть осуществлена месть сотруднику УИС за такую деятельность. Отсутствие в уголовном законе понятия этих лиц может привести к двум крайностям — к чрезмерному сужению или чрезмерному расширению круга потерпевших. Законодательное определение круга таких близких лиц может быть основано на трех подходах. Первый подход реализован в примечании к ст. 116 УК РФ. Его смысл состоит в четком перечне таких лиц, в связи с чем понятие близких лиц становится понятием точного значения. Недостаток этого подхода состоит в том, что лица, обозначенные в таком перечне как близкие, могут не быть таковыми по сути виновному или специальному потерпевшему, о которых идет речь в определенной статье. Например, у сотрудника УИС возникли неприязненные отношения с родным братом, который ведет аморальный или противоправный образ жизни, в связи с чем такие родственники перестают быть близкими. Может быть и другая жизненная ситуация, в силу которой братья не стали близкими друг другу (например, воспитывались и росли отдельно с разведенными родителями). Второй подход наметился в судебной практике. В соответствии с ним понятие близких потерпевшему лиц является смешанным понятием: в отношении круга точно указан-
ных лиц (близких родственников, иных лиц, состоящих в свойстве или родстве с потерпевшим) — это понятие точного значения; в отношении лиц, которые отнесены к близким лицам на основании сущностного признака (сложившихся личных отношений), — это оценочное понятие (см. п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.01.1999 № 1 «О судебной практике по делам об убийстве»). Недостаток этого подхода связан формализованным перечнем лиц, которые по своей сути могут быть не близкими потерпевшему в силу сложившихся неприязненных отношений или в силу несостоявшихся между ними близких отношений. Поэтому наиболее оптимальным представляется оценочный подход к определению круга близких потерпевшему лиц. В соответствии с ним к таким лицам будут отнесены те, которые дороги специальному потерпевшему в силу сложившихся личных отношений (некоторые исследователи полагают, что выделение близких специальным потерпевшим лиц вообще не имеет ни социальных, ни юридических оснований, см., напр. [1, с. 239, 280]).
В-четвертых, неудачной является редакция ст. 321 УК РФ, предусматривающей наказуемость дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, по сравнению с редакцией ст. 771 УК РСФСР 1960 г., предусматривавшей наказуемость действий, дезорганизующих работу исправительно-трудовых учреждений. Недостатки редакции ст. 321 УК РФ во многом обусловливают ее редкое применение на практике, несмотря на то, что возрастает количество злостных нарушений режима отбывания наказания в виде лишения свободы, которые могли быть квалифицированы по этой статье (см. подр. [2]). Среди таких недостатков наиболее значимыми является те из них, которые затрагивают уголовно-правовую охрану лиц, деятельность которых в уголовно-исполнительной системе направлена на достижение целей и решение задач, указанных в ст. 1 УИК Российской Федерации. Дело в том, что потерпевшими от
дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, в соответствии с ч. 2 и ч. 3 ст. 321 УК РФ являются сотрудники места лишения свободы или места содержания под стражей. Вольнонаемный персонал этих учреждения в круг указанных специальных потерпевших не входит. Вместе с тем, деятельность многих из них в уголовно-исполнительной системе
направлена на достижение целей и решение задач, указанных в ст. 1 УИК РФ. Не случайно в ст. 771 УК РСФСР 1960 г. в качестве специального потерпевшего предусматривались лица, относящиеся к администрации исправительно-трудовых учреждений, к числу которых относился не только аттестованный состав этих учреждений и военнослужащие внутренних войск, но и вольнонаемный состав, осуществлявший в местах лишения свободы политико-воспитательную работу и медицинское обслуживание, а также лица, организующие работу осужденных, и инженерно-технический персонал. Представляется, что вольнонаемные лица, осуществляющие аналогичную деятельность в настоящий период в учреждениях уголовно-исполнительной системы,
обеспечивающих изоляцию от общества, должны быть включены в круг потерпевших от преступления, предусмотренного в ст. 321 УК РФ. Особенно актуальным такое расширение круга потерпевших от дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, является в связи с наметившейся тенденцией перевода ряда аттестованных должностей в число тех, которые занимаются вольнонаемным персоналом с функциональными обязанностями, выполняемыми аттестованными сотрудниками.
В-пятых, неудачной в плане уголовно-правовой охраны сотрудника уголовно-исполнительной системы является также редакция ч. 3 ст. 313 УК РФ, которая предусматривает такой квалифицирующий признак побега из мест лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи, как применение насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угрозу применения такого насилия. Прежде все-
го неудачной эта редакция является в силу того, что буквальное толкование указанного квалифицирующего признака не позволяет выделить сотрудника УИС в качестве специального потерпевшего. Отсутствие в ч. 3 ст. 313 УК РФ признаков потерпевшего означает, что им может быть любое физическое лицо, причем даже то, которое не препятствует совершению побега. Например, таким лицом может оказаться любой осужденный, который в момент начавшего преступления отказывается быть участником группового побега или становится случайным очевидцем его совершения и запугивается участниками побега с той целью, чтобы он не сообщил о преступлении или не дал свидетельские показания. На наш взгляд, потерпевший от рассматриваемого преступления должен быть специальным. Данное обстоятельство обусловлено тем, что побег является преступлением против правосудия, поэтому потерпевший должен осуществлять деятельность, способствующую достижению ее целей. Это означает, что отношения, обеспечивающие телесную и психическую неприкосновенность, а также здоровье сотрудника УИС, являются дополнительным, а не основным объектом преступления. Вред этим отношениям причиняется только в связи с тем, что посягательство направлено прежде всего на отношения, содержанием которых является правоохранительная деятельность сотрудников УИС, способствующая достижению целей правосудия. Заметим, что не случайно первоначальная редакция ст. 188 УК РСФСР 1960 г. предусматривала такой квалифицирующий признак побега из места заключения или из-под стражи, как побег, соединенный с насилием над стражей. Такая редакция полнее обеспечивала уголовно-правовую охрану от преступных посягательств сотрудника учреждения мест лишения свободы или мест содержания под стражей. Однако она не учитывала возможность насилия над сотрудниками, осуществляющими надзор за осужденными, а также над вольнонаемным персоналом этих учреждений. Поэтому в качестве потерпевшего от
преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 313 УК РФ, должны выступать те сотрудники уголовно-исполнительной системы, на которых постоянно или временно возложены обязанности по осуществлению охраны и конвоирования осужденных или по осуществлению надзора за ними, а также вольнонаемный персонал учреждения УИС, которые подверглись насилию со стороны осужденных, совершающих побег, в связи с совершением ими действий, препятствующих побегу. Кроме того, для усиления уголовно-правовой охраны личности сотрудника УИС необходимо в качестве самостоятельных квалифицирующих признаков побега, сопряженного с насилием, в ст. 313 УК РФ предусмотреть такие, как причинение смерти по неосторожности и умышленное причинение смерти потерпевшему. Законодательные конструкции, в которых отношения, обеспечивающие охрану жизни потерпевшего, выступают в качестве дополнительного объекта преступления в действующем УК РФ, имеются и доказали свою состоятельность, например, в ч. 3 и ч. 4 ст. 206 УК РФ. Помимо усиления уголовно-правовой охраны личности со-
трудника УИС, включение в ст. 313 УК РФ этих квалифицирующих признаков существенно облегчит задачу примените-лю уголовного закона, связанную с квалификацией побега, сопряженного с насилием, так как снимет вопросы конкуренции такого побега с преступлениями против личности, предусмотренными гл. 16 УК РФ, и вопросы квалификации такого побега с этими преступлениями по правилам совокупности преступлений.
Завершая рассмотрение вопросов, связанных с совершенствованием уголовно-правовых норм, предусматривающих сотрудника УИС в качестве потерпевшего, отметим, что соответствующие предложения должны быть направлены, во-первых, на терминологическую унификацию одинаковых признаков нескольких составов преступлений, во-вторых, на уточнение круга потерпевших, деятельность которых в уголовно-исполнительной системе направлена на достижение целей и решение задач, указанных в ст. 1 УИК РФ, в-третьих, на разрешение вопросов, влияющих на квалификацию преступлений, потерпевшими от которых являются сотрудники УИС.
Литература
1. Агузаров, Т. К., Грачева, Ю. В., Чучаев, А. И. Уголовно-правовые проблемы охраны власти (история и современность). — М., 2016. — 336 с.
2. Шеслер, А. В., Антонов, Т. Г. Редакция ст. 321 УК РФ нуждается в изменениях // Вестник Кузбасского института. — 2013. — № 1 (14). — С. 40-44.
Сведения об авторе
Шеслер Александр Викторович: ФКОУ ВО Кузбасский институт ФСИН России (г. Новокузнецк), профессор кафедры уголовного права, доктор юридических наук, профессор. E-mail: sofish@inbox.ru
Information about the author
Shesler Aleksandr Viktorovich: Kuzbass Institute of the FPS of Russia (Novokuznetsk), professor of the chair of the criminal law, doctor of law, professor. E-mail: sofish@inbox.ru
