УДК 94(470)
Мошкина Зоя Вениаминовна Zoya Moshkina
ШСТАВ УЧАСТНИКОВ ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ В ЗАБАЙКАЛЬЕ КАК ФАКТОР ВЫСОКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ АКТИВНОСТИ
THE COMPOSITION OF PARTICIPANTS OF THE FIRST RUSSIAN REVOLUTION IN TRANSBAIKALIE AS A FACTOR OF HIGH POLITICAL ACTIVITY
В статье речь идет о причинах высокой степени политической активности, проявленной населением Забайкальского края в начальный период Первой русской революции. По мнению автора, на окраине империи, не обладавшей значительным промышленным потенциалом, следовательно, и пролетариатом, важными обстоятельствами, которые способствовали политической активности населения, были два. Это наличие железнодорожных рабочих, прибывших из европейской части России обслуживать только что построенную дорогу, и политических ссыльных
The article tells about the reasons of high level of the political activity shown by the population of Trans-baikalie at the beginning of the First Russian revolution. In author's opinion, in the suburbs of the Russian empire which didn't obtain the significant industrial potential, and therefore, the proletariat, the main circumstances which promoted the political activity in Transbaikalie were two specific groups of population. They were railroaders who came to work to the Transbaikal railroad from the European part of Russia and the political exiles. Namely they organized and headed the revolutionary movement in Transbaikalie
Ключевые слова: революция, участник, социальный состав, железнодорожный рабочий, политические ссыльные, наказание
Key words: revolution, participant, social structure, railroaders, political exiles, punishment
В оценке истории Первой русской революции забайкальские события признаются как не уступающие по своему значению другим центрам революционного пожара страны. Осенью 1905 г., в начале революции, на окраине империи, не обладавшей достаточно значительным промышленным потенциалом и политически активным коренным населением, местная власть оказалась неспособной без дополнительной военной помощи подавить протестные выступления в г. Чита и ряде железнодорож-
о Г) о о /"•'
ных станций Забайкальской области.
Чтобы подавить восстание, правительству пришлось привлечь дополнительные
силы: подразделения регулярной армии под командованием генералов Реннекампфа и Меллер-Закомельского. Первый наступал из Харбина, с фронта военных действий русско-японской войны, второй двигался по железной дороге с запада. Почти одновременно к 21-22 января 1906 г. они с двух сторон подошли к Чите, заняли её и объявили в городе военное положение. После чего началась расправа над участниками Читинского вооружённого восстания, которое в имеющейся отечественной историографии, главным образом марксистской, рассматривалось исключительно как заслуга большевиков и их единомышленников
[1]. Роль и степень участия в этих событиях остального населения Забайкалья с иными общественно-политическими взглядами объективной оценки пока ещё не получили. Нет достоверной и полной истории революционных событий в Забайкалье. Более того, сохраняются устаревшие оценки и предвзятые мнения.
В статье предпринята попытка выявить факторы, породившие такую остроту и размах выступлений в регионе, где подобный образ действий был мало ожидаемым. По мнению автора, к одной из причин читинского феномена можно отнести социальный состав участников движения и их идейные приверженности. Поэтому в качестве основного информационного источника для составления социального облика активистов используется, главным образом, биографический материал арестованных участников событий, которые состояли в противоправительственном лагере с осени 1905 г. до января 1906 г., то есть в самый острый период борьбы и были осуждены на каторжные работы, пополнив тюрьмы Нерчинской каторги. Это были участники самых первых судебных процессов. В состав исследуемых автор не включил тех, кто был осужден на смертную казнь с приведением ее к исполнению на месте, а также тех, кого покарали другими видами наказаний.
Имеющаяся информация, которой располагает автор, пока еще противоречива и требует дополнений и нового осмысления. Не удалось установить партийную принадлежность всех осужденных. Об участниках, которым удалось сразу же скрыться и арестованым по делам восстания, речь пойдёт в дальнейших публикациях.
Аресты и казни происходили по ходу движения военных эшелонов по Забайкальской железной дороге. Как только армейские части вошли в Читу, 21 и 22 января, развернулось активное судопроизводство над арестантами, которых привезли в город в специальных арестантских вагонах. Материалы судебных дел свидетельствуют, что из всех групп населения наибольшую активность проявляли железнодорожники та-
ких крупных станций, как Верхнеудинск, Хилок, Борзя, Чита.
С востока репрессии начались со станции Манчжурия,где из приговорённых к каторжным работам один человек оказался не железнодорожником, это рядовой 1-го Забайкальского железнодорожного батальона Сергей Дмитриевич Корякин, из крестьян Забайкальской области. На службу поступил 1 января 1904 г., и во время своей военной службы на станции по заданию местной нелегальной социал-демократической организации принимал активное участие в движении и вёл агитацию среди солдат. Его приговорили к 10-летнему сроку каторжных работ. Корякин отбывал наказание в каторжных тюрьмах Акатуя и Горного Зерентуя.
В каторжную тюрьму Горного Зерен-туя собирали особо опасных уголовных и политических преступников, отличающихся непокорным поведением, умением организовывать протесты, склонные к побегу, нарушавших режим содержания. Таким оказался и С. Корякин. Во время посещения прокурором тюрьмы Горного Зерентуя он демонстративно запел «Варшавянку», за что был наказан [2].
Из железнодорожников станции Бор-зя на Нерчинскую каторгу осуждены шесть человек. Из них пятеро приговорены к заключению в тюрьме общего режима. Однако отбывать наказание их отправили в каторжные тюрьмы. В этой группе оказался машинист Витольд Александрович Эрдман, из дворян Ковенской губернии, 31 год. Приговорён к трем месяцам ареста за то, что на вокзале в пьяном виде (так записано в обвинении) выкрикивал оскорбления в адрес царя. 19 февраля 1906 г. после суда его по ошибке ( в сопроводительных документах не оказалось текста приговора) с группой осуждённых направили из Читы в акатуйскую тюрьму.
В похожей ситуации оказались борзин-ский машинист Иосиф Иванович Ясинский, 27 лет, а также мастеровой Иван Анатольевич Шилко, 32 года, и технический конторщик Константин Константинович Падалка, 24 года. Первый происходил из
крестьян Волынской губернии, второй — из крестьян Пермской губернии, третий — из почётных граждан Полтавской губернии. Ясинский обвинялся в том, что во время собраний рабочих агитировал к ниспровержению существующего строя, раздавал захваченное оружие, но в принадлежности к революционной партии не заподозрен. Поэтому приговорён к полутора годам содержания в исправительном доме. Тем не менее, с 20 июля 1906 г. по 2 августа 1907 г. его тоже держали в акатуйской тюрьме. Падалка за кощунственные действия над портретом царя, сопровождаемые ругательствами, приговорён к простому аресту на три месяца, а Шилко за участие в захвате оружия и призыв к ниспровержению существующего строя — к годичному содержанию в исправительном доме.
Часто судьи в спешке были не в состоянии определить степень реального участия подозреваемых в событиях революции, в результате приговоры у ряда железнодорожников не соответствовали характеру преступления. За незначительные деяния можно было получить чрезмерно суровое наказание, вплоть до лишения жизни.
Дальнейшие факты из биографий осужденных показывают, что они оставались активными протестантами и продол -жали борьбу. Например, Андрей Павлович Королев, столяр станции Борзя, из крестьян Симбирской губернии, обвинялся в том, что вместе с рабочими участвовал в захвате оружия. За что приговорён судом к заключению в исправительном доме на три года, но содержался в акатуйской каторжной тюрьме, откуда 31 июля 1906 г. с группой заключённых совершил побег. И лишь в декабре 1913 г. полицейские задержали его во Владивостоке. Телеграфист 117 разъезда, расположенного недалеко от Борзи, Александр Уваров, осуждённый всего на три месяца тюремного заключения, содержался в каторжной тюрьме, в Акатуе.
Из борзинцев Константин Михайлович Зезюкевич, 25-ти лет, санитарный десятник, почётный гражданин г. Пермь, приговорён к 8-летней каторге. На суде его обвинили в том, что он был главным агитатором,
раздавал рабочим оружие, руководил боевой милицией, был председателем стачечного борзинского комитета. Содержался он в акатуйской тюрьме, которая находилась вблизи от Борзи. По воспоминаниям известной эсерки Ревеки Моисеевны Фиалки, которая поступила в Акатуй 25 июля 1906 г., Зезюкевич, пользуясь слабостью надзора на каторге, однажды отлучился домой, а вместо себя оставил брата. Однако вскоре обман был раскрыт, Зезюкевича вернули обратно. Вероятно, эта отлучка вызвана подготовкой планируемого из тюрьмы группового побега. Вскоре Зезюкевич с группой товарищей, среди которых были известные деятели революционных событий Читы — отец и сын Кларки, 16 сентября того же года бежали [3].
С западного направления поиски и задержания виновных начались с Верхне-удинска. Из этого города к суду за активное участие в восстании привлекли группу железнодорожников, а также группу интеллигентов-эсеров. Из группы железнодорожников к каторге приговорили четыре человека, Ивана Пахомовича Носова, из крестьян Орловской губернии, машиниста, члена верхнеудинского революционного комитета. Он подозревался в перевозке оружия, за что приговорён военным судом к смертной казни, затем, после смягчения приговора — к восьми годам каторжных работ. С августа 1906 г. отбывал наказание в акатуйской тюрьме. В ноябре отправлен, вероятно ошибочно, в Якутию на поселение, а через год возвращен на Нерчинскую каторгу.
Следующим по процессу проходил Пётр Дмитриевич Лиморенко, военный, инструктор боевой дружины в Верхнеудин-ске. Первоначально осуждён на смертную казнь. Затем при утверждении приговора наказание смягчили, получил восемь лет каторги. Содержался в Акатуе и Горном Зерентуе. Во время заключения продемонстрировал противоречивое поведение. Тюремным начальством характеризовался противоречиво, как «благонадёжным» так и конфликтным. Причем конфликтовать он мог и с тюремной администрацией, и со
своими товарищами по заключению. Судя по количеству имеющихся у него конспиративных имен (Василий Иванович Нечаев, он же Василий Иванович Патрушев, он же Лука Яковлевич Лиморенко), в прошлом этот человек был очень активным конспиративным деятелем. Третьим по делу вер-хнеудинского революционного комитета к смертной казни приговорен Иван Борисович Микешин, из мещан Смоленской губернии. Окончательно срок его каторги составил 8 лет каторги. Содержался в Акатуе, в сентябре 1907 г. за своё протестное поведение и конфликты с администрацией переведён в горнозерентуйскую тюрьму. Через три года он оказался в Кутомаре. В этой же группе осужденных состоял машинист Гавриил Дмитриевич Петров. О нем недостаточно информации. Известно, что после суда содержался в тюрьме Горного Зерен-туя и в Алгачи.
Из верхнеудинских участников революционных событий осуждены эсеры Исай Аронович Шинкман, 34-х лет, заведующий городской больницей, Иван Кузьмич Окунцов, из забайкальских казаков, директор народного училища и Лев Филиппович Мирский, в прошлом политический ссыльный. Все они, даже не смотря на возраст Мирского, приговорены к бессрочной каторге. Шинкман весь срок отбывал в Акатуе, где ему разрешили заниматься врачебной практикой в тюремной больнице и даже позволяли выходить за пределы тюремной ограды. В середине января 1911 г. его выпустили на поселение. Мирский находился в Акатуе, а затем после медицинского освидетельствования переведён в тюрьму Александровского Завода, где содержались больные ссыльнокаторжные, которых освобождали от работ. Окунцов, воспользовавшись случаем, 5 августа 1906 г. вместе с напарником Михаилом Мельниковым, членом боевой организации эсеров, родом из Селенгинска, совершив нападение на надзирателя, бежали из акатуйской тюрьмы, а затем через Владивосток эмигрировали [4].
Хилокские железнодорожники проходили по двум судебным делам: за прина-
длежность к революционной организации и за нападение на машиниста Лонцкого, в результате которого последний был ранен. По второму — за участие в революционной организации и за принадлежность к боевой дружине. По первому делу привлечен 19-летний слесарь Василий Иванович Ба-шенин, из мещан Саратовской губернии. За организацию покушения на Лонцкого Башенина приговорили сначала к смертной казни, а при утверждении приговора — к 10 годам каторги. Срок отбывал в акатуйской тюрьме, затем — в алгачинской и в Горном Зерентуе.
По этому же делу проходил Михаил Константинович Рыбников, мещанин Орловской губернии, 19-летний слесарь станции Хилок. Ему, как и всем членам группы, вынесен смертный приговор, который позднее заменён восемью годами каторги. Отбывал наказание в Акатуе, затем — в Алгачи, откуда в начале июня 1907 г. за участие в организации подкопа и за сопротивление тюремщикам судим в Читинском окружном суде, а позднее помещен в тюрьму Горного Зерентуя. Перед выходом на поселение он находился в кутомарской тюрьме, режим и условия содержания которой были особенно тяжелыми.
Показательной является судьба участника дела о покушении на машиниста Исая Исаевича Лонцкого-Болдырева, 19-ти лет, из крестьян Витебской губернии, слесаря станции Хилок, обвинённого в принадлежности к революционной партии, в участии в боевой дружине и ранении Лонцкого в плечо. Окончательный приговор его состоял в осуждении на 10 лет каторжных работ. По его собственным воспоминаниям, с 7 марта 1906 г. он находился в Акатуе, затем — в тюрьме Александровского Завода. В сентябре 1907 г. (время пребывания в Акатуе) начальник тюрьмы, составляя список самых неблагонадёжных, которых требовал перевести в зерентуйскую тюрьму, включил и Болдырева. Однако его перевели в кутомарскую.
Еще один участник группы — Дмитрий Иванович Кузнецов, 16-летний слесарь станции Хилок, из мещан Херсонс-
кой губернии, приговорён окончательно к 8-летнему содержанию в общей тюрьме за то, что помог организовать покушение на Лонцкого. Однако на самом деле до мая 1907 г. содержался в акатуйской тюрьме Нерчинской каторги. Затем во время перевода его для содержания в общую тюрьму в Верхнеудинск, как требовалось согласно приговору, совершил побег. На свободе вместе с эсеркой А.Е. Щукиной (Козловской) участвовал в покушении на начальника Нерчинской каторги Метуса.
Из хилокских железнодорожников, судившихся по второму делу (об организации боевой дружины) на Нерчинской каторге отбывали наказание девять человек. Владимир Андреевич Змиев, машинист, из крестьян Томской губернии, 19 лет, приговорён за распространение прокламаций, богохульство, стрелял в икону, и принадлежность к боевой дружине, как и сопроцессники, приговорён к смертной казни. При утверждении приговора получил бессрочную каторгу. Первоначально содержался в акатуйской тюрьме, уже в феврале 1907 г. уже находился в горно-зе-рентуйской. Здесь у него возник конфликт с политическими заключёнными, которые боролись в тюрьме со злоупотреблением алкогольными напитками. Пьющих сокамерников по общему согласию отправляли в камеры к уголовникам и объявляли им бойкот. Также поступили и со Змиевым. Вскоре бойкот был снят. В отчетах тюремного начальства, Змиев попал в разряд наиболее благонадёжных, что позволяло перевести его из Горного Зерентуя в Акатуй, куда он прибыл 30 июля 1907 г.
Быстро закончилось пребывание на каторге Михаила Никифоровича Дыл-ло, слесаря, 35 лет, мещанина Минской губернии. Он приговорён к восьми годам каторги за принадлежность к революционной организации и создание боевой дружины. С марта 1906 г. содержался в Акатуе, уже ровно через год, в марте 1907 г., подал прошение о помиловании, получил «облегчение участи», срок каторги ему сократили, и в марте 1908 г. перевели в ссыльнопоселенцы.
После утверждения приговора и замены смертной казни на десять лет каторги осужден помощник машиниста той же станции Степан Ильич Винокуров, из крестьян Вятской губернии, 21 год, обвинён в создании боевой организации и принадлежности к революционной партии. В начале отбывал срок в акатуйской тюрьме, затем — в алгачинской, а к осени 1907 г. его перевели в тюрьму, куда собирали самых неблагонадёжных, в горнозерентуйскую.
По аналогичному обвинению к четырём годам каторги приговорён Индрик Замелевич Розенберг. Он происходил из крестьян Курляндской губернии, служил на станции Хилок токарем, 31 год от роду. По причине небольшого срока и кроткого поведения он все время находился в Акатуе, откуда ушёл на поселение.
К заключению на два года в исправительном арестантском доме приговорен Артемий Сосипатрович Губанов, из крестьян Самарской губернии, слесарь, 27 лет. В приговоре записано, что он лишается некоторых личных и по состоянию присвоенных прав и преимуществ. Вероятно, при определении места содержания исполнители допустили ошибку в прочтении приговора, не заметив, что арестованный лишается всего лишь некоторых личных прав, а не всех, как это предусматривается в приговоре к каторжным работам. Губанова отправили отбывать наказание вместо арестантского дома в акатуйскую каторжную тюрьму. По воспоминаниям О. Мейлупа, участника забастовки читинской почтовой конторы, в тюрьме Губанов и ещё несколько человек, с которыми он сблизился, ничем полезным не занимались, не читали, увлекались пустыми играми, выпивали.
Особо выделились своим поведением в тюрьме четверо из группы хилокских железнодорожников. Это Александр Александрович Коневцев, из мещан Харьковской губернии, помощник машиниста, 24 года, приговорённый к восьми годам каторги. Содержался в акатуйской тюрьме, откуда, воспользовавшись пропуском для свидания с семьёй, 21 августа 1906 г. совершил побег. Пойман в Иркутске под именем Алек-
сандра Алексеевича Краморенко. Вторично на Нерчинскую каторгу направлен 14 сентября 1907 г., 10 декабря поступил в Горный Зерентуй, а 14 мая 1909 г., находясь в алгачинской тюрьме, принял участие в групповом составлении верноподданнической телеграммы в надежде получить облегчение участи.
В группе хилокских железнодорожников был Антон Прокофьевич Распутин, слесарь, из мещан Томской губернии, 25 лет, приговорённый к десяти годам каторги, на которые ему заменили смертную казнь за то, что запрещал рабочим станции выходить на ремонт паровозов, за принадлежность к боевой организации. В акатуй-ской тюрьме пробыл недолго: 31 июля 1906 г. вместе с Семеном Бобылевым и Андреем Королёвым совершил побег. Принадлежность Королёва к политическим кругам пока не установлена. Оба они прибыли на каторгу без сопроводительных документов. Вероятно, воспользовавшись этим обстоятельством и ещё тем, что в это время в акатуйской тюрьме сложилась обстановка, позволявшая достаточно легко осуществлять побеги, они вырвались на свободу. В то время побеги из акатуйской тюрьмы, из-за ослабления тюремной власти, совершались часто и массово.
Семён Иванович Бобылев до ареста работал слесарем хилокского депо, выходец из крестьян Самарской губернии, 20 лет, приговорён к восьми годам каторги за то, что доставал и складировал в тайниках оружие, затем раздавал его рабочим. В официальных документах значился то политическим, то уголовным. В июле 1906 г. вместе с Королевым и Распутиным бежал из акатуйской тюрьмы.
В этой группе был и Панкратий Пор-фирьевич Турунтаев, монтёр станции, из мещан Саратовской губернии, 26 лет. Обвинялся в том, что во время восстания на станции отключал свет, чтобы провоцировать рабочих на митинги, состоял членом боевой организации. Суд вынес ему смертный приговор, после утверждения которого получил десять лет каторги. Содержался в Акатуе; 17 сентября 1906 г. совершил
побег, к которому не готовился, воспользовался стечением обстоятельств. Накануне бежали Кларки, отец и сын. После их побега в тюрьму за вещами своего отца и брата приехал младший сын Павла Кларка, Володя. Турунтаев бежал из тюрьмы в корзине с вещами уже покинувших тюрьму беглецов [5].
Центром революционных событий в Забайкалье стал г. Чита, где были сосредоточены основные протестные силы. Первый судебный процесс над читинцами состоялся 28 февраля 1906 г. Временным военным судом вынесен приговор по делу Григоровича, Цупсмана, Вайнштейна, Столярова и других; 1 марта приговор утверждён. На следующий день, 2 марта, приговорённые на смертную казнь были расстреляны. Четверо из осужденных отправлялись на каторжные работы в Нерчинск. Среди них — отец и сын Кларки. Старший Кларк, Павел Иванович, в 1888 г. выслан в Сибирь за участие в противоправительственной деятельности. В Чите служил ревизором материальной службы на железной дороге. До ареста известен как активный участник революционных событий, добывал, хранил и раздавал рабочим оружие. По социальному положению — из потомственных почётных граждан, 45 лет, приговорён к пятнадцати годам каторги. 13 сентября 1906 г. вместе с сыном Борисом и ещё двумя товарищами, Седлецким и Зезюкевичем, бежал из акатуйской тюрьмы. Борису Кларку, которого также приговорили к каторжным работам, на момент суда было 17 лет.
В эту же группу осуждённых включили Алексея Кирилловича Кузнецова, который вторично оказался на Нерчинской каторге. Первый раз он отбывал срок за участие в подпольной организации С.Г. Нечаева. На этот раз его приговорили к 10-летнему сроку каторжных работ за активное участие в массовых мероприятиях, в которых он проявил себя как организатор. На момент ареста ему исполнилось 61 год. С июля 1906 г. Кузнецов содержался в Акатуе, затем — в тюрьме Александровского Завода. В протестах не участвовал, вероятно, из-за преклонного возраста.
Еще одним членом этой группы был Иван Семёнович Кривоносенко, уроженец Читы, мещанин, 48 лет, женат, имел четырех детей. В Чите до ареста служил бухгалтером, а до этого (образование получил в читинской военно-фельдшерской школе) был фельдшером в акатуйской каторжной тюрьме. Осуждён за участие в тайном сообществе и за то, что вёл активную агитацию по сельской местности вокруг Читы. После утверждения приговора получил 15 лет каторги. В середине апреля 1906 г. прибыл в акатуйскую каторжную тюрьму, в сентябре 1907 г. начальником тюрьмы внесён в список наиболее протестных. На этом основании начальство потребовало перевести его в горнозерентуйскую тюрьму, куда доставлен в начале октября 1907 г. Через два года после поступления на каторгу по состоянию здоровья медицинская комиссия признала его неспособным к каторжным работам [6]. 13 марта 1906 г. вынесен и утверждён приговор по делу читинского революционного комитета «Союз почтово-телеграфных чиновников всей России». Суд вынес смертный приговор. Позднее Ренненкампф, утверждая приговор, внес изменения, назначив комитетчикам новые сроки каторжных работ. Главным виновником по этому делу проходил Николай Адрианович Хмелёв, по образованию инженер-электрик, почтово-телеграфный служащий, 35 лет от рождения. Он был председателем почтово-телеграфного комитета и главным инициатором захвата почты и телеграфа, за что и осуждён на бессрочную каторгу. С 18 апреля 1906 г. содержался в акатуй-ской тюрьме, а в январе 1911 г. вышел на поселение.
К бессрочной каторге также приговорён Алексей Дмитриевич Замошников, начальник почтово-телеграфной конторы, мещанин г. Чита, из купцов, 35 лет. Содержался в Акатуе, откуда бежал. Побег осуществился в ночь с 4 на 5 августа 1907 г. на средства эсеров. Напарником по побегу у Замошникова был забайкальский казак Всеволод Чистохин. Во время побега Замошников был ранен. Однако им, все-таки, удалось скрыться.
Обращает на себя внимание ещё один участник дела, с тем же сроком каторжных работ. Иоганн-Эдуард Альфредович Бергман, 24 года, из мещан Курляндской губернии, телеграфный механик. Кроме участия в забастовке почтовиков, он обвинялся в хранении нелегальной литературы. Содержался в Акатуе, Алгачи, Горном Зерентуе. Везде участвовал в активных формах протеста, регулярно подвергался наказаниям, содержался в карцере, часто переводился из тюрьмы в тюрьму. За «буйное поведение и неподчинение режиму» в марте 1907 г. переведён из Акатуя в Алгачи. В июне того же года за сопротивление надзирателям помещён в темный карцер на десять суток. Во время содержания в Горном Зерентуе организовал подкоп из тюрьмы. В феврале 1912 г. участвовал в голодовке в алгачин-ской тюрьме. В конце концов администрация каторги в 1913 г. была вынуждена перевести его в иркутскую тюрьму.
Некоторые участники почтово-теле-графной забастовки внешне не проявляли особую активность. Но это не означало, что они пассивно переживали заключение. Они продолжили конспиративную деятельность, которую необходимо было скрывать. Это относится к Оскару Ивановичу Мей-лупу, 21-летнему почтовому чиновнику из крестьян Курляндской губернии, приговорённому к бессрочным каторжным работам. Наказание отбывал в акатуйской, затем — в горнозерентуйской каторжной тюрьме. В акатуйской тюрьме коллектив возложил на него распределение средств из «фонда побегов». В Горном Зерентуе Мейлуп принимал активное участие в тюремном театре. Освободился О.И. в марте 1917 г., после упразднения политической каторги.
Бессрочную каторгу получили ещё два почтовых чиновника: Иннокентий Карпович Костырев, секретарь читинского почтово-телеграфного комитета и Вениамин Фёдорович Андриевский. Первый по происхождению из купцов, 35 лет, второй также в возрасте 35 лет. Оба содержались в акатуйской тюрьме, и ни в чем примечательным не были замечены.
Значительное изменение в приговорах произошли у пяти участников дела почто-во-телеграфных служащих. Иосифу Дмитриевичу Дмитриеву смертная казнь заменена на шесть лет каторжных работ. Он родился в Москве в семье железнодорожного служащего, принадлежал к мещанскому сословию. По окончании училища работал телеграфным учеником на Московско-Курской железной дороге. В 1904 г. его командировали сначала в Харбин, затем перевели в Читу. Во время забастовки в Чите принял в ней активное участие. На момент суда ему исполнилось 23 года. Содержался в Акатуе, Кутомаре. На поселение вышел в 1911 г.
Рыбин Алексей Павлович, из мещан г. Акмолинска, разъездной почтовый чиновник, 32 года, срок каторги — 12 лет. Как и все, сначала он содержался в Акатуе, где в марте 1907 г. с группой заключённых подал прошение о помиловании. После чего в марте 1908 г. отправлен на поселение.
Иван Иванович Греков получил четыре года каторги. Он из мещан Курской губернии, 23 года, проходил по делу почто-во-телеграфных служащих. На самом деле был оружейным мастером 3-го резервного железнодорожного батальона, который ещё 5 декабря 1905 г. участвовал в захвате оружия. В условиях быстро протекавших судебных процессов его торопливо приобщили к делу о почтовых служащих. Содержался в Акатуе, Горном Зерентуе, в 1909 г. отправлен на поселение.
Александр Ильич Богоявленский, омский мещанин, сын протоирея, почтово-те-леграфный служащий, 30 лет, срок каторги — четыре года. Так как время пребывания его на каторге было непродолжительным, его содержали в Акатуе, откуда отправили на поселение.
Николаю Николаевичу Розову, смертная казнь заменена на три года содержания в исправительном доме. На момент ареста ему было 20 лет, принадлежал к мещанскому сословию. С апреля 1906 г. содержался в Акатуе, затем — в Горном Зерентуе. В середине декабря 1907 г., после почти двухлетнего пребывания на каторге, вместо трёхмесячного срока содержания в испра-
вительном доме выпущен на поселение [7].
В начале апреля 1906 г. завершился суд над группой забайкальских казаков в составе 27 человек, которые под предводительством В.К. Курнатовского и Н. Кудрина освободили матросов транспорта «Прут» из акатуйской тюрьмы. Суд приговорил их к смертной казни, а после утверждения приговора — к ссылке на каторжные работы [8].
Свое возмущение и высокую активность в читинских событиях показали примкнувшие к рабочим депо и железнодорожных мастерских рядовые воинских частей, расположенных в самом городе и в пригороде. В марте 1906 г. судом Ренненкампфа рассматривалось дело рядовых 3-го резервного железнодорожного батальона и 2-го Восточно-Сибирского телеграфного батальона и присоединившихся к ним рядовых из других воинских частей. К каторжным работам приговорены шесть человек. Они обвинялись в участии в сообществах, ставивших цель ниспровержения существующего строя, в захвате оружия и распространении его среди рабочих, в угрозах и оскорблениях офицеров.
К бессрочной каторге приговорён Сергей Николаевич Вертоградов. И хотя, судя по обвинительному заключению, особых революционных дел он не совершил, наказание получил за то, что угрожал оружием своему командиру. Самым опасным признан старший унтер-офицер Виссарион Павлович Бабенко, мещанин Варшавской губернии. 5 декабря 1905 г. он вместе с И.И. Грековым и Костюшко-Григоровичем участвовал в захвате оружия, за что получили 15 лет каторги.
За отказ выполнить приказ дежурного офицера к двенадцати годам каторги приговорили Павла Тимофеевича Журавлёва, из крестьян Рязанской губернии. По четыре года получили Марк Наумович Стародуб и Валентин Вильгельмович Гиндерс(з)ин. Долгосрочники отбывали наказание в Ака-туе, затем — в Зерентуе и в Кутомаре. Последние двое содержались в Акатуе [9].
В первые месяцы расправы, когда арестовывали людей, зачастую без особого
разбора, иногда по косвенным причинам, к каторге приговаривали по отдельным эпизодам и без определения характера преступления — политическое оно или уголовное. К таким случаям можно отнести дело Петра Дмитриевича Фураева (Фугаева) , из крестьян. Имя и отчество, согласно документам, не искажено, а фамилия по одной букве не совпадает. Его осудили в Чите 20 февраля 1906 г. за убийство городового. Содержался в Акатуе, в августе того же года его подозревали в подготовке побега из тюрьмы через подкоп. С ним в следственном деле названы подельники хлебопёки Клименко и Сысоев. Все они, по мнению начальника тюрьмы, были уголовниками. В другом списке, составленном тем же начальником акатуйской тюрьмы, в сентябре 1907 г. с целью определения наиболее опас-
Г1 о Г") о
ных для перевода в Горный Зерентуй этот заключённый значился как политический, более того, как террорист. Вероятно, он таковым и был, но конкретное его участие в революционных событиях пока ещё до конца не установлено [10].
Осуждённый судом в Чите 10 февраля 1906 г. Константин Иосифович Дмитриев, 37 лет, мещанин г. Нежин, служил машинистом, признан виновным в участии в революционном комитете. В других преступлениях не обвинялся, поэтому по приговору на каторге должен был отбыть четыре года. Содержался в акатуйской каторжной тюрьме, с ноября 1906 г. — в горнозерентуйс-кой, с ноября 1910 г. — в кутомарской.
В судебный вал первых месяцев 1906 г. попал Идель Иосифович Владимирский, мещанин г. Бендеры, по профессии часовщик. Конспиративную деятельность начал рано, с 1903 г. в составе партии РСДРП ещё в Кишенёве, Одессе, Евпатории, Вер-хнеудинске и, наконец, в Чите, на момент ареста ему было 19 лет, приговорён к 4-летнему сроку каторги за участие в тайном сообществе и за хранение взрывчатых средств. Наказание отбывал в акатуйской тюрьме.
За перевозку оружия по железной дороге для нужд восставших получил шесть лет каторги Цезарь Цезаревич Ингелевич,
потомственный дворянин г. Ковны, главный железнодорожный кондуктор, 45 лет. Наказание отбывал в акатуйской тюрьме.
Иван Васильевич Першан(к)ов и Сергей Николаевич Виноградов, осуждённые временно-военным судом в Чите в январе 1906 г., отбывали каторжный срок на Не-рчинской каторге. Сведения о них скудные. Известно, что первый происходил из крестьян Вологодской губернии, получил шесть лет каторги, содержался в алгачинской и горнозерентуйской тюрьмах, начальством отмечен хорошей характеристикой. О Виноградове известно лишь то, что он содержался в зерентуйской тюрьме. [11]
В группу первых жертв военно-полевых судов попал житель г. Нерчинск Семён Герасимович Макаренков. Известно, что он из крестьян Калужской губернии, приговорён к четырем годам каторги за политическое преступление. Срок каторги отбывал в алгачинской тюрьме[12].
В событиях Читинского вооруженного восстания, осень 1905 — январь 1906 гг., фиксируется участие представителей разных социальных групп — городского населения, интеллигенции, офицеров и рядовых воинских частей, размещенных в городе и пригороде, железнодорожных рабочих и даже небольшой группы казаков. В конце века в Забайкалье, в связи со строительством железной дороги, произошло изменение социального состава населения. Для обслуживания железной дороги понадобилась профессиональная рабочая сила, которой край не располагал. Пришлось привлечь командированных железнодорожников из европейской части страны, которые ранее уже поучаствовали в классовых битвах и получили навыки протестного поведения. Поэтому на новом месте они легко оказывались в авангарде революционных событий, старались привлечь и местное население. Не менее существенно на настроение населения повлияло то, что на территории Забайкалья, особенно в Чите, проживало значительное количество политических ссыльных разных идейных направлений. Многие из них испытали режим нерчинс-кой каторги и были радикально настроены.
Они подхватили поднимавшееся в центре России движение масс, своими силами повели агитационные и пропагандистские мероприятия и начали практическую борьбу с самодержавием, придерживаясь полуконспиративной тактики. Слабая идейная и партийная дифференциация среди причастных к движению, как профессионалов ре-
Литература_
1. Ветошкин М. Забайкальские большевики и Читинское вооружённое восстание 1905-1906 гг. — Чита. 1949-1950; Революционное движение в Забайкалье. 1905-1907 гг.: сб. док. и матер. к 60-летию Первой русской революции. Чита. 1955.
2. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 29, оп. 1, д. 1416, л. 29 об; ГАЗК., ф. 1п., оп. 1, д. 1106, л. 212об.
3. ГАРФ., ф. 29, оп.1, д. 1268, л. 17, 73, д. 1281, л. 71, 91; ф. 533, оп. 1, д. 1097, л. 59; Государственный архив Забайкальского края (ГАЗК), ф. 1п., оп. 1, д. 1095, л. 66 об., д. 1106, л. 134 об., оп. 2, д. 255, л. 158, 162, 278, 392 об., д. 259, л. 28,31.
4. ГАРФ., ф. 29, оп. 1, д.1216, л.59, д.1268, л.19, д. 1280, л.156, д. 1355, л.325; ГАЗК., ф. 1п., оп. 2, д. 255, л.162, д. 259, л. 28; ф. 113, оп. 7, д. 2, л. 10.
5.ГАРФ., ф.29, оп. 1, д. 1268, л. 17, 73, 46 об., д. 1281, л. 16, 135, 193, 497-498, д. 1317, л. 23 об., д. 1355, л. 322, 325, д.1350, л. 122-123; ф. 533, оп. 1, д. 1094, л. 8 об., 65, 78, д. 1095, л. 87; ГАЗК., ф. 1п., оп.1, д. 1106, л. 134, 136, 171, 247, 270; оп. 2, д.255, л.392 об., д.259, л. 28.
6.ГАРФ., ф. 29, оп. 1, д. 1268, л. 73, д. 1281, л. 193; ГАЗК., ф.1п., оп. 1, д. 1106, л. 134- 135, 218, д. 1212, л. 83-84, оп. 2, д.255, л. 135, 392, 392 об., д.264, л.л. 76, 327.
7.ГАРФ., ф. 29, оп. 1, д. 1212, л. 16, д. 1281, л. 152-157, 177, д. 1317, л.22, д. 1416, л. 16-21, 2327, 29-29 об., 30, 148, д. 1281, л. 133-142; ГАЗК., ф. 1п., оп.1, д. 1106, л. 111, 134, 137, 166, д. 1212, л.146; оп. 2, д. 255, л. 392 об, д. 264, л. 76, 236.
8. ГАЗК., ф. 63, оп. 1, д. 169, тт 1,2.
9. ГАРФ., ф.29, оп.1, д.1280, л. 105-115, 140, д.1281, л. 13 об., д. 1317, л. 23, 31-34, д. 1355, л. 322, д. 1416, л. 2, 15 об., 16-21; ГАЗК., ф. 1п., оп. 1, д. 1106, л. 111 об., 134 об., 135,138, 168, 210215, 218, оп. 2, д. 255, л. 393, д. 264, л.76.
10. ГАРФ., ф. 29, оп. 1, д. 1268, л. 47, д. 1280, л. 261-262, д. 1281, л. 193, д. 1317, л. 23; ГАЗК., ф. 1п., д. 1106, л. 135, 168, оп. 2, д. 264, л.76.
волюции, так и простых граждан, не привела к резко антагонистическим отношениям между ними. Граница размежевания не всеми рядовыми участниками определялись точно. Что же касается практики борьбы, то на самые рискованные дела обычно шла бесстрашная молодежь.
References
1. Vetoshkin M. Zabaykalskie bolsheviki i Chitin-skoe vooruzhonnoe vosstanie 1905-1906gg. (Bolsheviks of Zabaikalieand Chita armed uprising 1905-1906 by). Chita. 1949-1950; Revolyutsionnoe dvizhenie v Zabaykalie. 1905-1907gg. (The Revolutionary movement in Transbaikalie). Chita. 1955.
2. Gosudarstvennyj arhiv Rossijskoy Federatsii (GARF), f. 29, op. 1, d. 1416, l. 29 ob; GAZK., f. 1p., op. 1, d. 1106, l. 212ob. (State archive of the Russian Federation (SARF), F. 29, op. 1, D. 1416, HP 29 about; TA3K., F. 1H., op. 1, D. 1106, HP 212o6)
3. GARF., f. 29, op.1, d. 1268, l. 17, 73, d. 1281,
1. 71, 91; f. 533, op. 1, d. 1097, l. 59; Gosudarstvennyj arhiv Zabaykalskogo kraya (GAZK), f. 1p., op. 1, d. 1095, l. 66 ob., d. 1106, l. 134 ob., op. 2, d. 255, l. 158, 162, 278, 392 ob., d. 259, l. 28,31.
4. GARF., f. 29, op. 1, d.1216, l.59, d.1268, l.19, d. 1280, l.156, d. 1355, l.325; GAZK., f. 1p., op.
2, d. 255, l.162, d. 259, l. 28; f. 113, op. 7, d. 2, l. 10.
5.GARF., f.29, op. 1, d. 1268, l. 17, 73, 46 ob., d. 1281, l. 16, 135, 193, 497-498, d. 1317, l. 23 ob., d. 1355, l. 322, 325, d.1350, l. 122-123; f. 533, op. 1, d. 1094, l. 8 ob., 65, 78, d. 1095, l. 87; GAZK., f. 1p., op.1, d. 1106, l. 134, 136, 171, 247, 270; op. 2, d.255, l.392 ob., d.259, l. 28.
6. GARF., f. 29, op. 1, d. 1268, l. 73, d. 1281, l.193; GAZK., f.1p., op. 1, d. 1106, l. 134- 135, 218, d. 1212, l. 83-84, op. 2, d.255, l. 135, 392, 392 ob., d.264, l.l. 76, 327.
7. GARF., f. 29, op. 1, d. 1212, l. 16, d. 1281, l. 152-157, 177, d. 1317, l.22, d. 1416, l. 16-21, 2327, 29-29 ob., 30, 148, d. 1281, l. 13-142; GAZK., f. 1p., op.1, d. 1106, l. 111, 134, 137, 166, d. 1212, l.146; op. 2, d. 255, l. 392 ob, d. 264, l. 76, 236.
8. GAZK., f. 63, op. 1, d. 169, tt 1,2. [GAZK., F. 63, op. 1, D. 169, TT 1,2].
9. GARF., f.29, op.1, d.1280, l. 105-115, 140, d.1281, l. 13 ob., d. 1317, l. 23, 31-34, d. 1355, l. 322, d. 1416, l. 2, 15 ob., 16-21; GAZK., f. 1p., op. 1, d. 1106, l. 111 ob., 134 ob., 135,138, 168, 210-215, 218, op. 2, d. 255, l. 393, d. 264, l.76.
10. GARF., f. 29, op. 1, d. 1268, l. 47, d. 1280, l. 261-262, d. 1281, l. 193, d. 1317, l. 23; GAZK., f. 1p., d. 1106, l. 135, 168, op. 2, d. 264, l.76.
11. ГАРФ., ф. 29, оп. 1, д. 1280, л. 105-115 д.13 17, л. 14, д. 1355, л.325, д. 1371, л. 31-34, д 1386, л. 116-117, д.1416, л. 5,29, оп. 9, д. 106, л 525; ГАЗК., ф. 1п., оп. 1, д. 1106, л. 134 об., л. 138 л. 150, 162, 211, д. 212, л. 35, оп. 2, д. 255, л. 393
12. ГАРФ., ф. 29, оп. 1, д. 1371, л. 31-34, д 1416, л. 4.
11. GARF., f. 29, op. 1, d. 1280, l. 105-115, d.13 17, l. 14, d. 1355, 1.325, d. 1371, l. 31-34, d. 1386, 1. 116-117, d.1416, 1. 5,29, op. 9, d. 106, 1. 525; GAZK., f. 1p., op. 1, d. 1106, 1. 134 ob., 1. 138, 1. 150, 162, 211, d. 212, 1. 35, op. 2, d. 255, 1. 393.
12. GARF., f. 29, op. 1, d. 1371, 1. 31-34, d. 1416, 1. 4.
Коротко об авторе
Briefly about the author
Мошкина З.В., д-р истор. наук, доцент, Забай- Z. Moshkina, doctor of historical sciences, associate кальский государственный университет, г. Чита, professor, Transbaikal State University, Chita, Russia Россия
Тел.: 8-924-382-47-43
Научные интересы: отечественная история
Scientific interests: nationa! history